Спала я беспокойно. Утром побродила по дому, хотя и ненамеренно. Просто заблудилась по дороге на кухню. Зато теперь я знала, что дворец разделен на два огромных крыла, между которыми — просторный холл. Все официальные приемы проводились в южном крыле, где были расположены парадная зала, огромная столовая, кабинеты, тронный зал, а также королевские покои.
Северное крыло казалось менее официальным. Здесь находились моя комната, гостевые спальни, гостиная, кухня и комната отдыха. Я бродила по северному крылу, осматривая все подряд. Гостевых спален можно было насчитать не меньше, чем номеров в «Холидей Инн»[12], причем все куда роскошнее. В конце концов я набрела на мастерскую Элоры, но ее там не обнаружила, что и к лучшему.
Ровно напротив мастерской меня заинтересовала очередная дверь, но, когда я попыталась открыть ее, она оказалась запертой. Я удивилась, поскольку до этого момента не встретила в доме ни одного замка. Да еще в северном крыле. Если уж требовалось что-то скрывать, то логичнее было бы делать это в южном.
Признаться, закрытые двери никогда не были для меня препятствием. Я не раз проникала в учительские, дабы свистнуть компрометирующие меня бумажки и предотвратить очередное исключение. Правда, меня все равно исключали.
Я вытащила из волос шпильку и оглянулась. Вокруг ни души, как и вчера. Я решительно вставила шпильку в замок, несколько аккуратных движений — и ручка повернулась. Я толкнула дверь. Та медленно открылась, и я осторожно заглянула в комнату. Вдруг это королевская уборная или что-нибудь в этом роде. Никто не закричал, и я скользнула внутрь, притворив за собой дверь. В комнате царил кромешный мрак, чем она отличалась от прочих помещений в доме. Пошарив по стене, я отыскала выключатель. Вспыхнул свет. Это было что-то вроде огромной кладовой. Окон нет, стены в темно-коричневых тонах. Под потолком голая лампочка. И никакой мебели. Ни намека на роскошь, присущую дворцу. Вот только повсюду картины. Нет, они не висели на стенах, как положено, а лежали стопками или стояли, прислоненные одна к другой, по всем углам. Сначала я подумала, что это портреты, которым не хватило места в зале королей. Но среди картин не было ни одного официального портрета.
Я развернула лицом к себе ближайшее полотно. Младенец, лежащий на голубом одеяльце. На следующей картине Элора в роскошном белом платье, молодая и еще более прекрасная. Но лицо такое печальное. Я перевела взгляд на младенца. Те же крупные мазки… Я развернула к себе еще одну картину. Написана в той же манере. Так все это написал один художник! Элора… Я вспомнила холст, который видела вчера на подрамнике. Осколки, черный дым… Так это ее работы? Работы, спрятанные под замок? Странно…
Я принялась перебирать полотна, и внезапно у меня перехватило дыхание. Дрожащими руками я извлекла картину из стопки. Да, это я… Такая, как сейчас. В чудесном длинном платье белого цвета… Сбоку на платье что-то красное. Кровь. Белая ткань пропиталась кровью. Волосы растрепаны. Но что это за место? И почему… Я перевернула картину. Так, я лежу на животе… Это балкон? Похоже. Вокруг блестят какие-то осколки. Рука моя указывает куда-то в темноту, в бездну. А лицо… Оно искажено ужасом.
Я похолодела. Что это за девушка? Это не я. Ведь я здесь провела один-единственный день. Элора не смогла бы написать такую картину за вчерашний вечер. Да и краска абсолютно сухая, и на раме пыль… Так кто это?
— Следовало догадаться, что ты непременно сунешь нос куда не положено, — раздался голос Финна у меня за спиной.
Я испуганно оглянулась, картина со стуком упала на пол.
— Я… я заблудилась.
— В запертой комнате? — вздернул он бровь.
— Ну, просто… — Я решительно нагнулась и подняла картину: — Что это?
— Судя по всему, картина. И если тебе непонятен намек в виде запертой двери, то объясняю: это тебя не касается.
— Но это же я!
— Возможно.
— Это был не вопрос. Это я! Что я здесь делаю?
Финн вздохнул:
— Понятия не имею. Рисовал-то не я.
— Элора, да?
Финн не ответил. Видимо, молчание — знак согласия.
— Но почему она это написала? И откуда она меня знает? Мы до вчерашнего дня с ней даже не встречались.
— Она тебя родила. Так что вы встречались, — сухо ответил Финн.
— Да, но она видела меня только младенцем. Почему она вообще написала все эти картины? И почему спрятала?
— Лучше спроси себя: почему эта комната заперта? Может, потому, что Элора не хочет, чтобы кто-то увидел эти картины?
— Ладно, — кивнула я, — пусть так. Но это я. И я имею право знать, почему я на этой картине.
— Не имеешь. Ты не имеешь права знать чужие мысли лишь потому, что они касаются тебя. Как и я не имею права знать твои мысли, даже если эти мысли обо мне.
— С чего ты взял, что я о тебе думаю? — огрызнулась я, отчаянно пытаясь не краснеть. — Зубы мне не заговаривай. Я жду ответа.
— Хорошо. Только давай уйдем, пока Элора тебя здесь не застукала.
Как только я вышла, Финн притворил дверь и запер ее на замок.
— Ну так что? — не отставала я, выжидающе на него глядя.
Он проверил, надежно ли заперта дверь, и обернулся ко мне:
— А то, что это личная комната Элоры. Больше сюда не входи. Не трогай ее личные вещи.
— Д-да… хорошо. — Я сконфуженно уставилась в пол. — Но что в них такого секретного? Зачем Элора их рисует, если потом все равно прячет?
— Но ведь тебя ее картина напугала, правда? — заметил Финн.
— Да, но только потому, что…
— Вот именно поэтому.
Он повернулся и направился по коридору, я последовала за ним. Не оборачиваясь, Финн продолжал:
— Она вынуждена писать эти картины.
— Как это? Не может устоять перед вдохновением? — Я нахмурилась. Что-то тут не сходилось. — Элора не похожа на человека, не способного сдержать свою творческую натуру.
Финн громко вздохнул, явно утомленный моей настырностью.
— Не похожа. У нее дар предвидения.
— Предвидения? Значит, она видит будущее? — Нет, не видит. Она его рисует.
— Как это? — Я так и вросла в пол.
Он сделал еще несколько шагов и лишь потом остановился и обернулся.
— Ты хочешь сказать, на тех картинах изображено будущее?
— На момент их создания — да, — кивнул Финн. — Там есть и старые картины, которые уже сбылись.
— Ага. Получается, тот портрет — это я в будущем! Но что это значит? Что я делаю на этой картине?
— Не знаю, — пожал он плечами. — И Элора не знает.
— Как это — не знает? Это же она нарисовала!
— Да. И она знает лишь то, что она это нарисовала, — терпеливо объяснил Финн. — Она не видит будущее. Она берет кисть и… просто рисует. Насколько я понимаю, все происходит именно так. Будущее водит ее рукой.
— А почему я на картине в таком ужасе?
— Не знаю. Именно поэтому комната заперта.
— Почему «поэтому»?
— Увидев картину, изображающую будущее, все хотят выяснить подробности того, что произойдет. Но у Элоры нет ответов. Некоторые и вовсе требуют, чтобы она нарисовала определенный момент в будущем. Но она не может. Она не управляет своими видениями.
— И какой тогда в этом даре смысл? — скептически спросила я.
— Элора считает видения наказанием.
— За что?
— Все в той или иной мере заслуживают наказания, — туманно ответил он.
— Выходит… она не знает, что за ужас со мной случится и как его предотвратить? Здорово, — пробурчала я. — Уж лучше тогда совсем ничего не знать.
— Вот именно.
— А я тоже так смогу? Рисовать будущее?
— Возможно. А возможно, и нет.
В другое время пристальный взгляд его темных глаз наверняка вывел бы меня из равновесия, но я и без того была взволнована сверх меры картиной кошмара, который меня ждет.
— И ты даже не догадываешься, какие у меня будут способности?
— Нет. На этот вопрос ответит только время. Но благодаря твоей наследственности они наверняка будут очень сильные.
— И когда я их почувствую?
— Нужно время. А сначала надо пройти обучение. Можешь не сомневаться, в будущем тебя ждет много интересного.
— Например?
— Например, все.
Он внезапно улыбнулся:
— Идем. Хочу тебе кое-что показать.