Под ударом

Глава 10 Теория заговора…

Хан… в смысле, князь Казанский повернулся к дочери, пытаясь изобразить на лице суровость, но получалось не очень. Всё равно он сейчас напоминал кота, объевшегося сметаной:

— И как твоё слово, доченька?

Светлана потупилась:

— Папа… я… ну… ДА! Ты не сердишься?…

— Светик! Мы же это обсуждали, — в голосе князя прорезались нотки нежности. — Я рад за тебя.

Сказав это он повернулся к крёстному:

— Даже если бы я не сказал, что соглашусь с любым решением дочери, кто бы стал возражать такому предложению? Даже если бы Григорий Михайлович не был цесаревичем. Сейчас же скажу только одно: это честь для меня, честь для семьи, честь для княжества!

— Ваши слова, князь, это мёд для отцовского сердца. Вы позволите объявить о помолвке в конце антракта?

— Если Гриша успеет достать положенный подарок…

На это государь искренне рассмеялся:

— Вы не поверите, князь! Этот оболтус уже два года носил кольцо с собой каждый день и всё никак не мог решиться!

— Я же говорю, это не медведя руками душить, тут смелость нужна! — вредным голоском влезла Даша.

На это князь Казанский заливисто расхохотался, а отсмеявшись изобразил вычурный поклон в сторону Даши и заявил:

— Вы даже не представляете, баронесса, насколько вы правы! Это я по себе знаю! Так что не надо судить цесаревича слишком строго!

Сказав это он обратился уже к императору:

— Ваше величество! Позвольте откланяться, мне необходимо сделать кое-какие распоряжения.

— Конечно, князь, но перед первым звонком жду вас тут.

На том хан Казанский слинял, крёстный собрался и нас с Дашей выставить погулять, но я напросился на поговорить:

— Крёстный, есть проблема.

Государь посмотрел на меня прищурившись, спросил, намекая на форму обращения:

— Именно в таком ключе?

— Именно, — твёрдо ответил я.

— Значит надо, — кивнул он.

Тут Её Величество и тётя Лиз подхватили Дашеньку под руки и повели выгуливать. Гриша со своей-уже-невестой тоже слинял, пошли плодить светские слухи и домыслы. Когда двери за всеми закрылись, крёстный повернулся ко мне и произнёс, весьма озабоченным голосом:

— Говори!

И я, очень сбивчиво, рассказал о моей реакции на современные музыку, пение и танцы. Он слушал очень и очень внимательно, не перебивая, давал мне возможность самому сформулировать то, что я должен сказать. Наконец, когда я закончил, выдал своё заключение:

— Да, твоя повышенная реакция на суггестию — это серьёзная проблема.

— Зачем это вообще делают⁈ — не удержался я.

— Добавление элементов суггестии позволяет острее чувствовать эмоции от произведения. Это как… как, например, приправы в еде, — ответил крёстный.

— Типа усилителя вкуса? — уточнил я.

— Точно! А у тебя, получается, на этот усилитель вкуса, как аллергия.

— Скорее, излишне сильная реакция, — уточнил я.

— В любом случае, это проблема и с ней надо работать. А то ведь может получиться, что твои мысли вдруг окажутся совсем и не твоими.

И вот как к этому относиться? Не скажи крёстный последней фразы — я бы подумал, что он оставляет себе этот канал для манипуляций. А то, что он меня предупредил… Да, в общем, ничего не значит. И всё же мне хотелось ему верить и я решил, что в отсутствие доказательств обратного приму это за некоторую искренность. Насколько вообще можно ожидать искренности от монарха и мага такого масштаба. Крёстный же поспешил меня успокоить:

— В этой ситуации есть и очень хорошее: твоя реакция на суггестию говорит о твоих способностях к эмпатии. Причём, судя по всему, способности у тебя очень хорошие. Вторая хорошая новость — проблемы не у тебя одного и как с ними бороться уже давно известно и отработано. Кстати, должен сказать, что ты и сам сейчас неплохо справляешься.

Мы ещё пообсуждали какое-то время медитативные психотехники, крёстный дал несколько дельных советов, как без серьёзных психических травм пережить этот спектакль, но тут и антракт подошёл к концу и в ложу стали собираться люди.

Первыми подошли Гриша со своей невестой, жутко смущённые, но счастливые, потом тётя Софи с тётей Лиз приконвоировали как всегда недовольную Дашу и последними практически вбежали великий князь Казанский с супругой. Князь Казанский хоть и косил под хана, но был убеждённый однолюб и ни второй жены, ни наложниц, официальных или нет, не имел, что в нынешнем обществе для человека его положения было на грани эпатажа. Сильвестр Сулейманыч тут же извинился за нерасторопность, но крёстный только отмахнулся: мол, понимаю сколько дел свалилось на голову с этой помолкой. Сколько-то ещё трепались, но как только прозвенел второй звонок все выступили в ложу. Первым шёл государь, по правую руку от него князь Казанский с супругою, по левую — Гриша со Светой. Свет в зале опять приглушили и на нас снова направили софиты. Государь поднял руку и зал притих.

— Дорогие мои подданные! Рад сообщить вам о свершившейся сегодня помолвке сына моего Григория и дочери великого князя Казанского Светланы!

Овация! А я вдруг подумал, что мне тоже надо готовиться к чему-то такому же. Я теперь, вот ведь повезло, член императорской семьи, со всеми вытекающими. Как приятными, так и не очень. А крёстный, дождавшись пока овация стихнет, завершил:

— О времени бракосочетания будет сообщено позднее.

И снова овация!

Но вот, софит, который нас слепил, угас, овации стихли, свет в зале угас и снова заиграла музыка. Крёстный глазами указал мне кресло рядом с собой и я пересел, по другую сторону от меня разместилась тётя Лиз. А я опять погрузился в медитацию, дабы хоть как-то контролировать своё состояние.

Да, конечно, и музыка и танец и их сочетание были удивительно красивы (несмотря на то, что в моё время их не то, что приличными назвать, не всякий стриптиз-бар у себя такое показать решился бы), и я даже смог где-то воспринимать эту красоту через медитативные щиты, но когда музыка стихла и занавес закрылся, я вздохнул с облегчением.

— Ну и что теперь с ним не так? — вредным голосом проворчала Даша.

— Да нет, всё в порядке, — спокойно откликнулся крёстный. — Только вдруг выяснилось, что Серж у нас — довольно сильный эмпат, со всеми вытекающими для эмпатов проблемами.

— Хорошо ты дал мне несколько уроков медитации, — сказал я не подумав, но Его Величество не стал меня одёргивать, наоборот, согласился:

— Да, надо признать, вовремя получилось. Так что, Гриша, поздравляю, твой косяк получился очень кстати.

Света переводила взгляд с меня на крёстного, не скрывая своей заинтересованности. Похоже сейчас, стоя одной ногой на пороге царской семьи, она решила дать некоторую волю любопытству:

— Извините, Ваше Величество… — и принялась рассыпаться в извинениях, которые с лёгкой насмешкой прервала Её Величество:

— Да ладно уж, спрашивай!

— Ходят слухи, что… э… Серж не тот человек, за кого себя выдаёт…

— Серёга не тот человек, за которого мы его выдаём, — криво усмехнулся крёстный, — но это, Светлана, государственная тайна.

Он помолчал немного и уточнил:

— Нет, то, что я инициировал его в магии и пожаловал княжеством — всё так и есть, но вот всё, что было до того — тайна высшей категории.

И только слегка расширившиеся глаза невесты цесаревича выдали, насколько она удивлена. А дядя Захар проворчал из своего тёмного угла:

— А я же говорил, что эта легенда и дня не проживёт.

Непривычная к таким делам Светлана вздрогнула, а тётя Лиз поинтересовалась:

— А что говорят?

— Да не смущай ты девочку, — всё также ворчливо ответил дядя Захар. — Хочешь я тебе большой том этих сплетен принесу, на почитать на ночь? Три ночи спать не будешь, гарантирую. Но вот кое что сделать сейчас мы сможем! Светлана, можете нам немного помочь?

— Дяденька, вот не мучил бы ты девушку, так сходу! — встрял крёстный, но дядя Захар только покачал головой:

— Нет, Миша, не получится. Света вернётся домой после театра и подружки бросятся рвать её на части. Самое время сделать правильный вброс. Да и немного времени я займу, — закончил он, возвращаясь к своему обычному деловому настроению.

— Ну если дядя Захар говорит так, то его надо слушаться! — полу в шутку, полу в серьёз заявил крёстный и выпроводил нас с Дашей из ложи. Следом и сам отправился фланировать по фойе в сопровождении обеих дам.

Даша тут же потащила меня к компании молодой московской знати, где мы предались ничего не значащему светскому общению, в ходе которого местная молодёжь пыталась ненавязчиво вытащить из меня полезную информацию, а я старательно прикидывался веником и деревенщиной. И все получали от этого искреннее удовольствие: дети, в своих детских и пока невинных играх, к которым подключился и я, учились сложной науке высокосветских интриг. На удивление, в этой компашке меня приняли легко и на равных, видимо сказались рекомендации княжича Одинцова, для которого, после нашей встречи на стрельбище, я стал в некотором роде авторитетом, а он верховодил компашкой подмосковных княжичей из наших ближайших соседей. Он же и раскусил мою политику, что стало ясно когда мы стали расходиться по местам в преддверии третьего акта. Когда стайка молодёжи более-менее рассосалась и мы отошли в сторону, он дружески хлопнул меня по плечу и шепнул:

— А ты молоток! Так ловко ветошью прикинулся, не подкопаешься.

— Да ладно, — отмахнулся я, — небось завтра будут анекдоты рассказывать, как меня развели.

— Зуб даю, никто ничего не понял! — припечатал он и слинял в свою ложу.

Даша на это поморщилась: она училась в интернате среди слишком московской знати, довольно замкнутая тусовка кичащихся своим статусом мажоров, в то время как знать метечковая — удельные, а порой и великие князья, а уж баронство и подавно, вынужденно общались с работным людом и манер в общении придерживались более простых.

А после спектакля мы разделились: нас с Дашей, под конвоем Гриши отправили обратно на остров, бо обязательной учёбы никто не отменял, а тётю Лиз совместными усилиями Государя Императора и Государыни Императрицы уболтали заночевать во дворце.

— Ну и как тебе первый выход в свет? — спросил Гриша, когда мы сели в свой лимузин.

Ответила за меня Даша:

— Даже удивительно, ни нигде ни разу по крупному не облажался.

— Дашенька! — с укоризной произнёс Гриша. — Где ты такого нахваталась?

— С вами и не такого нахватаешься, — буркнула Даша. Цесаревич на это слегка поперхнулся.

На следующее утро меня ждал сюрприз: в почту упало приглашение на ужин к Тимирязевым. Подумав немного, я решил согласиться, но только добавил, что буду с Дашей, о чём и сообщил собравшейся за завтраком компании.

— Ты вообще! Да ты!… Да тебя вообще надо в клетке держать! На цепи и в наморднике! — возмутилась Даша.

Гриша был более конструктивен:

— Покажи-ка мне это письмо…

Я и показал, но не переслал его, как все ожидали, а открыл в своём интерфейсе в визуальном режиме и Гриша читал его через моё плечо…

— А чего так? — снова возмутилась Даша, заглядывая мне через другое плечо.

— Письмо с уведомлением об открытии. Я, извини, не знаю нынешних протоколов и не уверен, что там нет уведомления о пересылке.

— Пф-ф-ф-ф-ф! Ну ты маньяк! — выдохнула Даша, а Гриша хохотнул:

— То-то дядя Захар нашёл в тебе родственную душу.

— Постоянная бдительность! — гордо заявил я в ответ, и вернул разговор в конструктивное русло: — А по существу?

— Да наглость конченная! — возмутилась Даша. — Знают, что мамы дома нет, вот и рассчитывают, что ты начнёшь косячить. А ты и накосячил! Вот давай, езжай туда один и сам не вляпайся. Только ты вляпаешься!

— Почему это один? — удивился я. — С тобой.

— Между прочим, если ты не заметил, хотя с тебя будет, приглашают тебя одного.

— А я ответил, что я еду с тобой.

Гриша на это оживился:

— Нука-нука! Покажи, что ты им написал!

Я вывел свой ответ. Даша снова возмутилась:

— Не! Ну ты… эта… Это вообще за гранью!

— А это не за гранью? — уточнил я на висящее рядом приглашение. — Все знают, что я пригласил тебя на Бал Равноденствия. Это, между прочим, не просто так, ещё и определённые обязательства. Все знают, что я живу тут, что твоя мама мой опекун и регент княжества. Это, кстати тоже заявка на то, что у меня есть по отношению к тебе обязательства. И вот так приглашать, даже не намекнув про тебя.

— Между прочим, да, — согласился Гриша, а Даша зыркунла на меня молча, но в её взгляде проскочило что-то типа уважения, а то и благодарности. И всё же нашла, что возразить:

— Но всё равно, так не делается!

— А я, между прочим, мужичина неотёсанный, — спокойно возразил я, — только за неделю до нового года попал в высший свет. Мне можно иногда, как слон в посудной лавке.

— Ну это только поначалу, — поморщилась Даша, — а потом…

— А потом все привыкнут, — перебил я её.

Оба уставились на меня, как коза на афишу, а через секунду Гриша расхохотался и по братски хлопнул меня по плечу. А Даша пожала плечами и покрутила пальцем у виска. Правда уже через секунду задала вполне осмысленный вопрос, тот, с которого, по идее, следовало начать:

— Только зачем им всё это? Это же откровенное хамство!

Я пожал плечами:

— Ну например: Я, как ни крути, особа приближённая к императору, при этом лох. Если бы я пришёл туда один, это уже оскорбление в адрес Даши и тёти Лиз, как минимум. Конечно, потом извинюсь, меня даже простят, потому что лох, но осадочек останется и где-то это всплывёт. Из-за этого мне потребуется поддержка, а определённые связи с Тимирязевыми уже будут, можно будет на меня оказывать влияние.

— Да, но как тогда… — принялся рассуждать Гриша и уже через четверть часа мы составили схему возможного разветвлённого заговора, рассчитанного вперёд на сотни лет и пару поколений. Осталось только выяснить конкретный состав и роли заговорщиков, но это должно было проясниться вечером, по составу гостей на ужине.

— Не, ну вы точно… — выдала заключение Даша и снова покрутила у виска пальцем.

Мы, было, принялись её убеждать, что всё так и иначе быть не может, но тут с нами связался Аристарх Евграфьевич и в своей обычной язвительной манере поинтересовался: мы сегодня учиться вообще собираемся или как? Тут вариантов не было, тем более что стоило дополнительно подготовиться к сегодняшнему вечеру, а лучшего помощника в этом, чем наш учитель танцев было не сыскать.

Ознакомившись с ситуацией наш учитель танцев впал в ужас по поводу всеобщей деградации этикета, потом впал в панику: как же мне выходить из того, что я наворотил своим ответом. Но когда я высказал ему свои соображения про мужланское прошлое и слона в посудной лавке, он, неожиданно, просветлел ликом, похвалил меня за сообразительность, но при этом заявил, что над таким имиджем надо работать, работать и работать. И мы работали, до самого обеда.

А к обеду домой вернулась счастливая и во всём довольная жизнью тётя Лиз. Мы встретили её в гараже и тут же вывалили на неё тремя пересекающимися мутными потоками всю историю с приглашением меня на ужин и нашу хорошо проработанную теорию заговора по этому поводу. И, заодно соображения по противодействию этому заговору.

— Ну надо же! — всплеснула она руками, выслушав все наши конспирологические построения. — Всего-то на пол дня оставила без присмотра, а они уже в такую ересь впали, дядя Захар обзавидуется! Вы хоть Аристарха не стали этой чушью грузить?

— Ну, Аристарх Евграфьевич сказал, что такое вполне возможно, — заявил я.

— Всегда знала, что паранойя заразна, но никогда не думала, что настолько, — констатировала тётя Лиз.

— Ну а ты как думаешь, что там на самом деле? — с изрядной долей обиды спросил Гриша.