Поцелуй вампира

Глава 1

Шотландия, весна 1478 г.

…Солнце сядет через пару часов, подумал Дженкин, присаживаясь на край узкого стреловидного оконца, расположенного в глубокой каменной нише. Когда солнце находилось в этой точке неба, он мог безо всякой опаски смотреть на сады внизу. Он поморщился, подумав о том, как его задразнят, если кто-нибудь узнает о его любви к цветам. МакНахтон — и любитель цветов? Дженкин так и видел, как его родственники катаются по полу, обессилев от хохота.

Довольно трогательно, задумчиво сказал он себе, делая глубокий вдох и наслаждаясь ароматом примул, колокольчиков и мускусных роз. Сад пышно цвел в лучах солнца. Он жил в тенях. Возможно, в нем говорила скорее зависть, чем восхищение. Какая-то его часть жаждала случая повернуться лицом к солнечным лучам и насладиться ощущением их тепла на своей коже. Это удовольствие стало бы последним, если бы хватило на него безумия, но бывали моменты, когда искушение становилось почти невыносимым.

В дверь тихонько постучали, женщина позвала его по имени, но он не обратил на нее внимания. Это вдвойне удивило бы и позабавило его родственников. Впервые прибыв к королевскому двору, он откровенно потворствовал своей похоти с женщинами, собравшимися там, но эта игра его больше не интересовала. Равно как и они сами. Дженкину надоело быть темным, загадочным любовником, которым женщины могли похваляться перед своими друзьями. В их невоздержанности крылась опасность, ведь разговоры будили не только любопытство, но и ревность. К тому же, он просто устал от мимолетных, пустых страстей, устал спать с женщинами, которые вовсе не хотели узнать его лучше, а если бы захотели — с воплями устремились бы из его объятий.

Пора было уезжать, но он не мог заставить себя вернуться к утешительным тенистым глубинам Кембрана. Он всё ещё не нашел подходящей супруги для своего сына Дэвида и, к тому же, не закончил свою работу. Рождённый Посторонней, Дэвид мог вести почти обычную нормальную жизнь, и Дженкин намеревался обеспечить ее, насколько мог. Кроме того, появились верные признаки того, что именно здесь ему предстоит выяснить, почему он, — возникло такое подозрение, — не был чистокровным МакНахтоном, как всегда полагал.

— Ты уверен, что она сюда придет?

Дженкин бросил раздраженный взгляд на человека, прервавшего спокойный ход его мыслей. Он узнал в молодом, изящно одетом мужчине сэра Лаклейна Армстронга. Обеднев, тот владел теперь лишь жалким, ничтожным земельным наделом. Его спутником был Томас Олифант, младший сын лэрда, у которого было много сыновей и мало денег. Всем было известно, что мужчина из этой семьи не составит женщине хорошей партии. Дженкин напрягся: что-то в этих людях заставляло думать, будто они на охоте, и хотелось бы знать, какая девушка была ее целью.

— Придет, Том, придет, — ответил Лаклейн. — Я просил Элеонор передать ей, что розы цветут. Девочка любит цветы.

— Ну да, любит, но кто поручится, что она придет именно сегодня? Отчего бы ей не прийти завтра?

— Нет, она скоро будет здесь. Еще до заката. Элеонор сказала ей, будто Старина Роб, мастер предсказывать погоду, поговаривал, что приближается страшная буря, которая точно поломает все цветы. Девочке не захочется рисковать, они в самой поре. Вдруг не увидит.

— Это ты умно.

Они замолчали, и Дженкин удивился, с чего бы Элеонор помогать этим дуракам. Так как эти двое мужчин лишь в малой степени могли послужить удовлетворению её похоти, ему пришло на ум, что Элеонор не нравилась девушка, которую она послала в эту ловушку. Тому могло быть много причин, но, зная Элеонор — а он, увы, знал — Дженкин заподозрил, что намеченная жертва молода и красива. Элеонор не нравилось, когда какая-нибудь другая женщина в ущерб ей притягивала к себе мужское внимание. Девушка, должно быть, приехала недавно, в последние две недели, когда Дженкин отрешился от придворных интриг — и политических, и сексуальных. И дражайшая Элеонор была одной из причин его добровольной самоизоляции.

— Вон у той рябины хорошо бы ее подождать, — сказал Лаклейн, уже шагая туда.

— У меня вопрос по поводу плана, — спросил Томас, догоняя друга. — Кто из нас ее возьмет?

— Мы оба ее возьмем, но женится на ней тот, кому достанется первая кровь.

— И оставит друга с пустым кошельком, клочком земли, а то и вовсе без него, и нуждой в жене с хорошим приданым.

— Нет-нет! У девочки есть чем поделиться, чтобы потом было проще добыть богатую невесту. Идёт?

— Уговорил.

Сволочи, подумал Дженкин. Слухи о том, что за красивой одеждой и сладкими физиономиями этой парочки скрывалась бессердечная жестокость, оказались истинной правдой. Дженкин смотрел на солнце и понимал, что не сможет выступить в роли храброго спасителя. Самое большее, что он мог сделать — это подать голос, дать мерзавцам понять, что их вероломство не осталось незамеченным. Но в этом было мало проку: находясь в саду, они не видели бы в нём для себя ни малейшей опасности, не в силах представить, чтобы человек мог спрыгнуть с такой высоты и остался в живых.

Через некоторое время оба мужчины насторожились и отошли глубже в тень дерева. Дженкин понял, что жертва вошла в сад, и стал ждать вместе с ними. Когда женщина подошла достаточно близко, чтобы он смог ее разглядеть, Дженкин чуть не упал со своей верхотуры. Он с легкостью узнал эту чувственную манеру двигаться и стройный силуэт молодой женщины. Её длинные, густые волосы золотисто-медового цвета колыхались на каждом шагу, добавляя ей очарования. Они не виделись около трех лет, но он вспомнил ее в ту же секунду. Мужчины, затаившиеся у рябины, собирались напасть на свояченицу его лэрда. Потрясенный, он упустил шанс предупредить ее и тихо ругнулся.

Первым импульсом было взреветь от ярости и броситься на них, но он усмирил свой гнев. Эфрика не отличалась ни глупостью, ни беспомощностью. Кроме того, нельзя было забывать о солнце. Стиснув кулаки, он выжидал.

— Вот так встреча, моя госпожа, — сказал Лаклейн, преграждая ей путь. Томас плавно обошёл ее и встал позади.

— Возможно, я ошибаюсь, но мне не кажется, что вы пришли сюда любоваться цветами, — промолвила Эфрика.

Дженкин заметил, как ее стройное гибкое тело едва различимо сместилось: девушка приготовилась к нападению.

— Уж лучше мы выразим тебе свое восхищение.

— В другой раз, если не возражаете.

От страха у Эфрики в жилах застыла кровь, но она заставила себя не думать об этом. Страх затмевает разум, а это как раз то, что сейчас ей крайне понадобится. Она собиралась выскользнуть из этой ловушки, но так, чтобы не вызвать лишних вопросов. Девушка чуяла их похоть. В душе поднимались ужас и отвращение. Нетрудно было догадаться, чего они хотели: насилие, затем брак по принуждению. Этот ход она должна была предвидеть, помня ярость, с которой они встречали её непреклонный, хотя и вежливый, отказ отвечать на их внимание.

Эфрика двинулась к выходу из сада, но Лаклейн схватил ее за руку.

— Отпусти, — прошипела она и увидела любопытство в глазах мужчин. — Сейчас же.

— Какая страсть, — растягивая слова, произнес Лаклейн. — Ты всегда такая горячая?

— А ты всегда тащишь с собой еще одного дурака, чтобы справиться с девушкой намного слабее себя?

Оскорбление было неудачной затеей, поняла Эфрика, видя, как краснеет от гнева его лицо.

Едва познакомившись с ними, она почувствовала, что за пышными придворными одеяниями кроются бессердечные твари. Ей было приятно сознавать, что её оценка оказалась верна, но лучше бы насладиться этим скромным удовольствием в безопасности стен своих комнат или растворившись в гуще толпы.

Чтобы защитить себя должным образом, ей пришлось бы сбросить ту маску, которую она носила при дворе. Образ благородной и вежливой леди, которую она играла перед другими, пользы ей не принесет. К несчастью, покажи она свой истинный нрав слишком открыто, это могло привлечь излишнее внимание, в котором таились свои опасности.

— На ухаживание ты отвечаешь холодным презрением, — сказал Томас. — Неразумно так издеваться над гордостью мужчины.

— Сомневаюсь, что ваши намерения можно назвать ухаживанием, — резко ответила Эфрика, слегка развернувшись в слабой надежде, что сможет избежать захвата. — Самое время остановиться и подумать о последствиях.

— Последствием будет то, что ты выйдешь замуж за одного из нас. Других быть не может.

— Не может? А как насчет гнева моих родственников?

Лаклейн фыркнул с явным презрением.

— Калланы? Жалкий клан, который прячется в своих угодьях, копя деньжата? Что ж, пришло время поделиться с теми, кто знает, что с ними делать.

Эфрика поспешно заглушила низкий, свирепый рык, готовый вырваться из горла в ответ на оскорбление ее клана.

— Тратить на бесполезные наряды и драгоценности для неверных жен и проституток? Да я лучше выброшу деньги в море.

— Ты здесь уже дней десять как муженька себе присматриваешь. Вот мы и решили, что самое время обзавестись им.

— Вы что — подбросили монетку, чтобы решить, кто из вас будет муженьком, да?

— Нет, милашка, мы хотим подбросить тебя, а награда достанется тому, кто первый в тебя войдет, — Лаклейн холодно улыбнулся, пытаясь притянуть ее к себе. — Да-да, моя радость, ты достанешься тому, кто пустит тебе кровь.

— О, вот как? — Эфрика согнула пальцы.

— И надеюсь, им буду я.

Дженкин содрогнулся, когда она полоснула ногтями по лицу Лаклейна: он помнил, как остры могут быть длинные изящные ногти женщины из клана Каллан. Лаклейну ещё повезло, что глаза остались целы. Дженкин даже заподозрил, что Эфрика смягчила свой удар и лишь слегка оцарапала кожу Лаклейна, потому что крови было немного, да и сами порезы на щеках не выглядели глубокими. Дженкин почувствовал, как застарелый голод шевельнулся в нем при запахе свежей теплой крови, смешавшимся с легким благоуханием цветов, но он приказал себе забыть об этом, сосредоточившись на разворачивающейся внизу схватке.

Какой-то его части по-прежнему хотелось взреветь и немедленно остановить насилие, которое чинили над Эфрикой, но он продолжал сдерживаться. Будет лучше, если она справится с ними на свой лад. Эфрика была ловкой, сильной и хитрой. Возможно, этого хватит, чтобы вырваться из ловушки. Меньше всего ей нужно было привлекать к себе чрезмерное внимание, и у неё хватало ума, чтобы понимать это. Освободись она сейчас, никто о случившемся не узнает. Неудавшиеся насильники болтать не будут, это уж точно. А если вмешается он, без разницы как, бесчинство получит огласку. Не исключено даже, что парни попробуют использовать его нечаянное свидетельство, чтобы принудить Эфрику к свадьбе, которой она явно не желала.

Двигаясь с чувственным проворством, впечатлившим Дженкина, Эфрика сумела уклониться от захвата обоих мужчин. Но вскоре стало ясно, что это ее не спасет. Для мужчин, погрязших в лени и потакавших себе во всевозможных пороках, Лаклейн и Томас действовали на удивление быстро и умело. В душе Дженкина шевельнулось тревожное чувство, что эта жестокая игра велась ими не впервой.

Раздумывая о том, как положить этому конец и не раскрыть при этом своих секретов и тайны Эфрики, Дженкин заметил, что удача покинула девушку. Гнев всё сильнее нарастал в нём — и когда они гнались за ней, и когда пресекали ее попытки бежать, и когда дотрагивались до нее. С женщиной так обращаться нельзя. Тот факт, что Эфрика была связана с его кланом через брак своей сестры, усугублял ситуацию, делая её не только преступлением, но и личным оскорблением. Дженкин не был уверен в причинах, но то, что это была именно Эфрика, заставляло его свирепеть ещё больше.

И тут они швырнули ее на землю. Томас придавил к земле её руки, присев возле головы. Лаклейн же быстро навалился на нее, удерживая своим телом и не давая даже двинуться.

Дженкин позабыл обо всех тайнах, которые нужно было хранить; не думал он и о том, что Эфрика может почувствовать себя униженной, если ее увидят в столь оскорбительном положении. Даже солнце вылетело у него из головы. Утробное рычание вырвалось из его глотки, когда он прыгнул вниз.

Эфрика прошипела проклятие, когда Лаклейн увернулся от ее пинков и прижал ее к земле. От страха она почувствовала горечь во рту, но извивалась, продолжая бороться. Хотя поведение мужчин беспокоило ее с самого начала, она никак не могла подумать, что они способны на такую жестокость. Может, это и было грубой попыткой заставить ее выйти замуж за одного из них, но она была абсолютно уверена в том, что они оба собирались ее изнасиловать. Возникла мысль, что они уже договорились, как делить ее приданое сразу после того, как священник отдаст ее в жены тому или другому.

— Так, радость моя, похоже, приз выиграю я, — сказал Лаклейн, задирая ее юбки.

— Только попробуй — и всё что ты выиграешь — глубокую могилу, — огрызнулась она. — За это ты умрешь!

— Да, девочка, умрут. Оба.

Злоумышленники едва успели в изумлении насторожиться при звуке этого сильного глубокого голоса, как Эфрика вдруг оказалась свободной. Она подняла голову и увидела, как Лаклейна, а затем и Томаса швырнуло через весь сад и они врезались в землю прямо под деревом. Ещё мгновение — и она узнала человека, который шагал к оглушённым, тихо стонавшим негодяям. Дженкин МакНахтон был здесь: и не во сне, а наяву, и он буквально пламенел от ярости. Вспомнив, что такое состояние способно сотворить с МакНахтоном, Эфрика вскочила на ноги и бросилась к нему, когда тот схватил обоих мужчин за отвороты их камзолов и поднял вверх.

— Нет, — сказала она, проскользнув у него под локтём и кладя руку ему на грудь. — Только не убивай их.

Дженкин посмотрел на нее сверху вниз, и ее сердце екнуло. Утончённые черты его лица исказились, придавая ему вселяющий ужас свирепый вид. Его золотые глаза стали глазами хищника. Он держал неудавшихся насильников в нескольких дюймах над землёй так, будто те вообще ничего не весили. Затем постепенно его ярость начала ослабевать, лицо немного разгладилось, рычание, которое искривило его чувственный рот, стихло.

— Лучше оставь их где-нибудь на видном месте. И, где у них хватит соображения, чтобы открыть глаза.

— Это запросто.

Эфрика вздрогнула, увидев, как он столкнул их лбами и бросил обратно на землю. Взглянув на своих обидчиков, она поняла, что, судя по всему, они ещё не скоро будут в состоянии что-либо видеть. Она повернулась к Дженкину, чтобы спросить, откуда он взялся, когда тот зашатался.

— Что такое? — требовательно спросила девушка, обхватывая рукой его за талию, чтобы помочь ему удержаться на ногах.

— Солнце еще не село, — слабым голосом ответил он.

Эфрике хватило мгновения, чтобы понять значение этих слов. Она пробормотала проклятие и повела его к замку. Оказавшись внутри его прочных стен, Дженкин немного оправился и смог внятно ответить на ее просьбу и объяснить, где находятся его покои. Но, когда они добрались до них, девушка уже почти полностью держала на себе его вес. Упав без сил на кровать, Дженкин шепотом попросил вина. Наполняя кружку, Эфрика по запаху напитка смогла понять, почему он попросил именно этот напиток. И это очень чётко напомнило ей то, кем, по сути, являлись МакНахтоны.

Опустошив вторую кружку, Дженкин уснул. Эфрика стояла у кровати и внимательно разглядывала его. Цвет его кожи немного улучшился, и, спящий, он снова стал тем притягательным загадочным мужчиной, которого она помнила все эти три года. Она вздохнула и тряхнула головой. Этот мужчина, молниеносно появившийся, чтобы спасти ее, разбросавший ее насильников, словно котят, готовый убить этих двух человек, оказался бессилен перед слабыми лучами заходящего солнца.

— Мой герой, — прошептала она и отправилась на поиски стула, чтобы присмотреть за Дженкином, пока он не придет в себя.