— До чего же упертые, сукины дети! Их мочат тысячами, а они лезут с одними мечами! Мозги повернутые!
Фок за свою протяженную жизнь видел немало боев, но в такой чудовищной бойне еще не бывал никогда. Не доводилось как-то истреблять противника совершенно безнаказанно, так что не схватка была, и даже не избиение врага, а именно бойня, кровавая и беспощадная, где нет на сердце жалости, а пощады не дают и не просят…
Японские войска на Ялу попали в кошмарное положение — сразу три армии после высадки в тылу десанта и взятия дивизиями 4-го Сибирского армейского корпуса Пхеньяна оказались в полном окружении. Снабжение войск путем морских перевозок оказалось невозможным после сражения у Шандуня, где была потеряна половина броненосного флота и погибли два его командующих. Так что эвакуация оказалась невозможной, и всем трем армиям грозила неизбежная гибель.
Главнокомандующий маршал Ойяма, этот хитрый старик, моментально сообразил, какие кошмарные последствия будут для японской императорской армии в самое ближайшее время. Дело в том, что 1-я Маньчжурская армия генерала от инфантерии Линевича обошла правофланговые дивизии 3-й армии Ноги, отбросил в сторону отчаянно сопротивлявшихся самураев и двинулся победным маршем на юг. «Папаша» сразу бросил в прорыв кавалерию и массу казаков, не теряя времени даром. Эта новоявленная 1-я Конная армия под командованием инспектора всей русской конницы, великого князя Николая Николаевича Младшего, стала быстро продвигаться к Пхеньяну, наступая с запредельной, удвоенной скоростью для любой пехоты, с ее обычными маршами по 20–30 верст в день. Так что подошли к «северной столице» Корею намного раньше, чем японцы, когда там вовсю хозяйничали сибирские стрелки генерала Зарубаева, подсчитывающие огромные трофеи, ведь в их руки попали огромные склады.
Отступление японцев прошло бы в порядке, будь дело летом. Но ударили свирепые даже для северной Кореи морозы — лед на реках встал крепкий, ведь температура порой опускалась ниже двадцати градусов по Цельсию. Отступающие колонны растянулись на двести километров — когда прикрывающие отход арьергарды были еще на позициях у реки Ялу, авангарды уже подходили к Пхеньяну, устилая обочины сотнями замерзших трупов. Плохо одетые солдаты гибли массово — длительный марш, мороз и плохое питание просто надорвали силы и без того низкорослых японцев, и так особой крепостью здоровья не отличавшихся.
Однако под стенами Пхеньяна «Ледяной поход» закончился — чуточку потеплело, и японцы воспрянули духом. Осталось только взять штурмом город, и, овладев своими собственными складами, остановить отступление. А там придя в себя, дать русским, которые начали преследование сразу двумя армиями, генеральное сражение.
Вот только не тут-то было — сибирские бородатые мужики отличались упрямством, и сбить их с позиций оказалось чрезвычайно трудным занятием. В ходе двухдневных боев японцы растратили большую часть боеприпасов, и, осознав бесперспективность атак, решили обходить город. Это решение, принятое Ойямой, оказалось правильным. Тем более, когда арьергарды не смогли удержать позиции от преследующих огромных масс русской пехоты, и были попросту раздавлены.
Приданных Конной армии егерей и спешенных казаков удалось отбросить, прорваться на юг, но марш оказался более горестным, хотя заметно потеплело. Все дело в том, что впереди японской армии двигалась на Сеул огромная масса русской конницы, давая японским авангардам арьергардные бои. Такого в русской военной истории еще не случалось, а после высадки главных сил Квантунской армии Фока в Чемульпо, и взятие ими Сеула, битва за Корею стала напоминать слоеный пирог.
На юге 4-я армия Нодзу начала наступление на Сеул от Пусана, желая не столько освободить от русских столицу Кореи, сколько обеспечить беспрепятственный отход мимо нее главных сил маршала Ойямы. Фок всячески мешал этому, его 3-й Сибирский корпус с Конной армией остановил продвижение японцев, пока 1-й Сибирский корпус генерала от инфантерии Штакельберга вместе с морской пехотой оборонял Сеул от накативших японских войск. Вот только сейчас это были совсем не те самураи, что месяцем раньше, боевой дух угас, и силы закончились, словно у игрушки, у которой сломалась пружина.
Ведь стоило миновать Пхеньян, как страшный для японцев «ледяной поход» превратился в кошмарный «голодный марш». Корейцы массово восстали, весь народ откликнулся на призыв короля Коджона истреблять оккупантов и их наймитов-предателей. Жители покидали селения, уходили в горы, пряча продовольствие и фураж. Сбиваясь в отряды и шайки, нападали на обессиленных японских солдат, зверски их убивая. Японцы отвечали жесточайшими репрессиями, не жалея стариков и детей — спираль взаимной ненависти закрутилась еще туже.
А русские армии накатывались с севера страшным валом, все сметающим на своем пути — три десятка дивизий, хорошо вооруженных, получающих припасы морским путем, а их раненные и больные отправлялись пароходами в Дальний, а не умирали на обочинах.
У Пхеньяна оказалась в окружении и полностью погибла 3-я армия Ноги — генерал, не желая попасть в плен и покрыть свое имя позором, вместе с офицерами своего штаба совершил ритуальное самоубийство. Но отчаянным сопротивлением Ноги дал время 1-й армии Куроки начать обход Сеула, а 2-я армия попыталась взять столицу Корее штурмом. Вот только без поддержки артиллерии — пушки были давно брошены еле бредущими солдатами, почти без патронов, с подведенным брюхом и одними дедовскими мечами, затея оказалась безнадежной. Шрапнель и пулеметный огонь начисто покосили массы японцев, как «литовка» одним взмахом кладет зеленую сочную траву. Сейчас тысячи тел валялись перед укрепленными позициями.
Еще ужасней оказалась попытка пробиться к Чемульпо — броненосцы вице-адмирала Матусевича встретили японские колонны еще на подходе чудовищными взрывами 12-ти дюймовых снарядов. Так что когда погибли самые отчаянные самураи, призывавшие драться до конца, нестойкие духом воины начали сдаваться русским в плен, видя в граненых штыках спасение от лютой ярости корейцев…
— Новые трехдюймовые пушки можно называть «косой смерти», барон. Теперь любая атака на подготовленную оборону не сулит ничего хорошего, кроме кровавой бойни!
Фок повернулся к Штакельбергу, который с нордическим спокойствием взирал на ужасающую картину недавнего боя. Тела убитых японцев лежали грудами — как шли колонной, так и полегли в строю, не успев разбежаться в стороны. Или сил уже просто не осталось у совершенно заморенных долгими переходами солдат.
— Да, этот так, ваше величество, полностью согласен. Если массировать артиллерию, и иметь с избытком шрапнели и гранат, а также побольше пулеметов, то полку пехоты можно отразить атаку целого корпуса без серьезных потерь. Вы правы — война стала иной!
Абсолютно флегматично отозвался Георгий Карлович, давно обращавшийся к Фоку по обретенному титулу. Александр Викторович поначалу думал, что здесь прячется утонченная издевка, но все оказалось гораздо серьезнее. Это был своего рода протест против «засилья» великих князей на командных постах в русской армии. А тут свой «брат, генерал, в монархи уже выбился, и стал по статусу как бы повыше Романовых. Вот и демонстрировали по каждому случаю свое настоящее отношение, причем совершенно по воинскому уставу.
Да, сам Фок генерал на русской службе, но раз монархом его признал собственный император, то по титулу обращение в русской армии общепринято. Графу всегда скажут не «господин полковник», а «ваше сиятельство», а наместника назовут не «его высокопревосходительство», а «его императорское высочество».
— Там погиб командующий 2-й японской армией генерал Оку — попал под шрапнель, когда вел солдат в атаку. Здесь полегла почти вся его армия, ваше величество, лишь немногие прорвались следом за гвардией из окружения. Говорят, и сам маршал Ойяма уцелел, старика унесли на руках, чтобы он продолжил вести войну…
— Вот это вряд ли, барон — двух армий из трех нет, прорвалось на юг на соединение с Нодзу тысяч сорок пять, не больше — остальные погибли, тысяч двадцать сдалось в плен. Вот и все — война фактически японцами проиграна, но нам настоятельно нужно дать еще один урок, чтобы самураи склонились к быстрому заключению мира…
— Тогда следует наступать на Пусан, и бить их в преследовании!
— Вот вы и начнете, барон, а казаки вам в помощь. Помните завет Суворова — недорубленный лес вырастает!