— Я тебя обожаю, мой повелитель!
На какую-то секунду супруга прижалась к нему локтем и шепнула на ухо — глаза китаянки блестели. Последние три недели, после того как врачи установили беременность, поведение Елены Борисовны начало изменяться, причем настолько радикально, что Фок даже стал за нее бояться. И ее саму тоже, если ответить искренне, положа руку на сердце.
Нет, как любящая жена она была выше всяких похвал, с такой сумасшедшей заботой, любовью и опекой Александр Викторович еще в жизни не сталкивался, ни в той, ни в этой. Верность запредельная, супруга словно чувствовала его каждую свободную минуту и тут же была рядом с немым вопросом в глазах — «могу я чем-нибудь помочь?!»
Елена Борисовна стала идеальной женой, о которой можно было мечтать всю жизнь, если бы не одно «но» — непонятно откуда-то взявшаяся у нее жестокость, порой запредельная и непонятная. Молодая женщина превратилась в правительницу прямо на его глазах, причем процесс этот был постепенный, шажок за шажком, просто сейчас, готовясь к материнству, это стало намного заметнее в молодой женщине.
Особенно в Мукденском дворце, где она оказалась полной властительницей, как и в самом огромном по местным меркам городе — русские власти «зоны отчуждения» открыто не вмешивались в маньчжурские дела, всячески помогая по приказу наместника.
Е Лен — а так ее именовали на местный лад, имея фактический «карт бланш» от Цыси, вместе с именным указом, стала самыми драконовскими мерами наводить порядок, причем крови совершенно не боялась, что откровенно пугало Фока. В трех крупных городах — Мукдене, Ляояне и Инкоу — были выжжены каленым железом, причем отнюдь не фигурально, все курильни опиума, с которыми императорская власть фактически не боролась, ибо проиграв «опиумные войны» Англии, китайские власти были вынуждены смириться с этим злом.
Но в Маньчжурии началась самая яростная борьба с опиумом, не на жизнь, а на смерть, как только его двум его «Чжанам» — генералам Сюну и Цзолину, удалось набрать и подготовить надежные войска — первому маньчжурские батальоны, второму полицию и стражников. И. главное, страшных «джи-даев», носящих черную униформу. Вот это название Фок дал им лично, вспомнив однажды просмотренный фильм — и оно к его искреннему удивлению, быстро прижилось. Аналог жандармерии стал наводить беспредельный ужас на проворовавшихся цинских чиновников и слившихся с ними в коррупционной связке местный криминалитет.
Кто успел сбежать за «Стену», бросив все имущество, тому изрядно подфартило — оставшимся крупно не повезло — каждый день на площадях городов таких после следствия и суда насмерть забивали палками, а все их «неправедно нажитое» достояние подлежало конфискации в пользу казны. Пойманных на месте преступления воров и грабителей никогда не судили, тут же исполняли предписанную по закону казнь.
Фок прекрасно понимал, что без твердой и решительной власти установить порядок никогда и никому из правителей не удалось за всю историю, а потому смирился с запредельной на его взгляд жестокостью. В то же время отмечал, что под «раздачу» попадали исключительно китайцы и связанные плотно с ними маньчжуры, не признавшие с самого начала «северных Цин» в лице его супруги, ненавистной христианки, его самого и «отступника» князя Чуна. Вот такая оппозиция искоренялась особенно безжалостно — и «липовых дел» можно было им не «шить» — собранные с населения всевозможными поборами налоги на три четверти исчезали в их бездонных карманах. А оставшаяся четверть доходов непонятно куда тратилась, серебро буквально «растворялось». Казнокрадство просто фантастическое, о таком олигархические власти в 21-м веке могли только мечтать.
И никаких наказаний прежде не было, но зато сейчас все пошло согласно поговорке про кота и Масленицу!
Но у любой палки два конца — опиум давал британцам колоссальные доходы. Так что следовало ожидать двух вещей — вначале англичане попробуют договориться «по-хорошему», а когда это не выйдет, то прибегнут к «плохому» варианту, попросту убьют, так как переворот со сменой режима организовать им не получится…
— Ты сама обворожительна, — Фок на секунду сжал ее тонкие пальцы, она тут же ответила пожатием, продолжая на него восторженно смотреть влюбленными глазами.
Александр Викторович был в парадном мундире, с широкой алой лентой через левое плечо. Наместник вручил ему присланные из Петербурга крест и звезду ордена Святого Александра Невского с мечами, а супруге знак 2-й степени, или малый кавалерственный крест ордена Святой Екатерины — небольшой медальон, усыпанный маленькими бриллиантами, приколотый к платью на розовом банте смотрелся на китаянке великолепно.
— Великий князь сказал, что скоро я сменю этот орден на другой, тот крепится к ленте, как у тебя, — Елена произнесла слова тихо, но для Фока они прозвучали набатным колоколом. Обещание 1-й степени говорило о многом — этот знак вручался только правящим особам, или принцессам, принадлежавшим к династиям, сидящим на престолах.
Значит, император склонен признать их как «северных Цин», следует дождаться только решения Цыси — в Пекине все к этому и шло. Старуха пока играла относительно честно, и сама активно «зачищала» будущих деятелей революции, которые стали непонятно от чего умирать. Да и свою Бэйянскую армию готовила именно к «внутренней войне», начав свозить арсеналы на север, и не жалея денег на монархистов. А вот юг, где появится в будущем гоминьдан, финансировался по остаточному принципу, причем, в первую очередь «подкармливали» те провинции, где идеи Сунь Ятсена будут восприняты в «штыки». А вот самых главных революционеров Цыси не трогала по непонятной причине, даже оберегала, что было странно.
Фок осмотрел зал — праздник продолжался. В глазах разноцветие орденских лент — все генералы надели парадные мундиры, оголенные плечи немногих дам блестели от драгоценностей. А бал вообще открыли первой парой великий князь Владимир Александрович с Еленой, а он шел второй парой с Михен — великой княгиней Марией Павловной, дочерью великого герцога Мекленбург-Шверинского. Статная и величественная, супруга наместника сразу предложила держаться «по-простому» — он ее называл по-домашнему, она его «Фокой», по давно забытым юнкерским временам — ведь пронюхала где-то. Да и с Еленой повела себя крайне странно, чрезвычайно дружелюбно — вроде как старшая по возрасту сестра, хотя в матери годилась. А вот их детей в зале не было — старший великий князь Кирилл, выживший при подрыве «Петропавловска», лечился в Европе, младший Андрей обучался в военно-юридической академии, а средний Борис, самый непутевый из трех, вел себя последнее время очень тихо, безропотно выполняя все его приказы как адъютант. Даже пальцы «не гнул» — вроде как образцовый офицер. А вот единственная дочь великокняжеской четы Елена была замужем за греческим принцем и в России уже не появлялась два года.
Зато имелись два других великих князя, представлявших основные ветки Дома Романовых. Передавший командование 3-й Маньчжурской армией барону Каульбарсу, великий князь Николай Николаевич стал инспектором кавалерии, и в будущем наступлении должен был возглавить ударный кулак, прообраз своеобразной конной армии — два десятка кавалерийских и казачьих полков, плюс с дюжину стрелковых и пластунских батальонов.
Великий князь Сергей Михайлович, еще молодой человек с генерал-майорским чином, предназначался на место отца, престарелого генерала-фельдцейхмейстера — рвался командовать всей русской артиллерией. Но вроде неглупый — моментально оценил все преимущества стрельбы с закрытых огневых позиций и необходимость надежной связи. И сейчас прилагал к исправлению недостатков титанические силы — назвать лодырем или трусом его было нельзя, но вот ставить на руководства Главного Артиллерийского Управления не следовало. На такие посты людей нужно ставить по профессиональному статусу, а не по породе — чай не призовые бульдожки…
Фок тяжело вздохнул — красочное зрелище, что и говорить — первый европейский бал в императорском дворце «восточной столице» Поднебесной. Вроде как новые времена наступают, той самой «Желтороссии», которая так и не состоялась в реальной истории. Да и не могла появиться — тут одних маньчжуров больше, чем русских, расселенном на огромном пространстве — от уральских гор до вулканов Камчатки.
— Мой милый, с тобой о чем-то хочет Михен побеседовать, — жена довольно сносно говорила на русском языке, и уже немного понимала немецкую речь, на ней он сам с ней часто общался.
— Про самые важные дела, малыш, говорят именно на балах. Ведь не будет знатная женщина ломиться к тебе в кабинет, или мужчина в ее будуар. А так, если что, можно закончить разговор шуткой. Фок посмотрел искоса на Марию Павловну, отчетливо понимая, что отшутиться с этой дамой не удастся, речь будет с намеками, но с такими, от которых трудно отказаться, когда они идут вместе с политическими альянсами…