Плющ

Она снова взглянула на часы.

- Слушайте меня, мальчики, и не задавайте вопросов. Могущество Карлоса досталось ему от матери, которая явно не была идиоткой... за исключением слепой любви к сыну, которая, в конце концов, ее и погубила. С 1977 года, когда это произошло, наше сообщество - шабаш, если хотите, хотя мы никогда себя так не называли - находилось во власти Карлоса Детвейлера. Есть рассказ человека по имени Джером Биксби под названием «Это хорошая жизнь»¹⁷⁴. Прочитайте его. Сюжет этой истории полностью соответствует и нашей ситуацией. Карлос убил свою мать - почти наверняка случайно, но он ее убил, это точно. Он убил Дона, моего мужа, и это уже не было случайностью. То же самое случилось и с Хербом Хагстромом. Херб предположительно был лучшим другом Карлоса, но он где-то перешел ему дорогу и тут же попал в автомобильную аварию. Херб был обезглавлен.

Роджер поморщился. Я чувствовал, что с моим лицом то же самое.

- Остальные остались живы, преклонив колени перед Карлосом... вместе ходили на его, так называемые священные сеансы, хотя они становились все более и более опасными... и мы выжили. Но выживание - это не то же самое, что жизнь, мальчики. Ничего даже близко подобного.

- Этот старикан, похоже, не выжил, - сказал Роджер.

- Норвилл, - согласилась она. - Последняя жертва Карлоса. Звучит как что-то из книг, которые вы публикуете, не так ли? У него на живую из груди было вырвано сердце, и знаете почему? Знаете, в чем был его самый большой грех перед Карлосом? Однажды вечером Норв выпил немного вина - это было в начале года - и трижды обыграл Карлоса в Сумасшедшие Восьмерки¹⁷⁵. А Карлос очень любит побеждать в этой игре. И он... обиделся.

- Мистер Кин действительно мертв, - пробормотал я. Я имею в виду, я знал, что он был мертв, думаю, я знал это с того момента, как он опустил газету и посмотрел на нас своими ужасными пыльными глазами, но рациональность очень тяжело умирает. По крайней мере, днем. Теперь, проведя пять часов перед этим Оливетти, я обнаруживаю, что мне совсем не трудно в это поверить. Когда солнце снова взойдет, все может измениться, но сейчас мне нетрудно в это поверить.

- Он нежить, - поправила она. - Или зомби. То, что удерживает его хотя бы частично живым, - это моя психическая энергия. Когда я уйду, он умрет окончательно. Не то чтобы он знал или переживал за это, благослови его Бог.

- А растения в оранжерее? - Спросил Роджер. - Что будет с ними?

- «Род-Айленд Электрик» в конечном итоге отключит электричество за неплатежи. Когда погаснет свет, погаснет и тепло. Все там умрет, и скатертью дорога. В любом случае, я устала продавать волшебные грибы кучке байкеров и стареющих хиппи. К черту их и розовых лошадок, на которых они ездят.

Снаружи донесся долгий гудок клаксона. Тина Барфилд тут же встала, быстро затушив остатки сигареты в баночной крышке.

- Я ухожу! - сказала она. - Нас ждут широкие просторы. Зовите меня Бакару Банзай¹⁷⁶.

- Вам рано уходить! - Сказал Роджер. - У нас еще масса вопросов…

- Да-да-правда-правда, - сказала она. - Если в лесу падает дерево, и нет никого вокруг, чтобы это услышать, производит ли оно какой-либо шум? Если Бог создал мир, то кто создал Бога? Неужели Джон Кеннеди действительно трахнул Мэрилин Монро? Помоги мне с чемоданами, и, может быть, ты получишь еще несколько ответов.

Я взял один, а Роджер - два. Тина Барфилд открыла дверь и стремительно вошла в главный офис. Норвил Кин, нежить-флорист Сентрал-Фолс, снова опустил газету и смотрел прямо перед собой. Нет, его грудь не вздымалась. Нисколько. Глядя на него, я почувствовал боль в каком-то глубоком месте, которое никогда не было ранено до сегодняшнего дня, по крайней мере, насколько я помню.

- Норв, - сказала она и, когда он не посмотрел на нее, произнесла что-то короткое и отрывистое. Ухлахг! вот как это прозвучало. Чем бы это ни было, это сработало. Он огляделся по сторонам. - Расстегни рубашку, Норв.

- Нет, - смущенно ответил Роджер. - Не надо, нам это не нужно…

- Думаю, что нужно, - возразила она. - Вернетесь домой на поезде, ваш привычный образ мышления снова возобладает, и вы начнете сомневаться во всем, что я вам только что сказала. А вот это... …это вас отрезвит. Потом еще резче: Ухлахг!

Мистер Кин медленно, но уверенно расстегнул рубашку. Он распахнул ее, обнажив серую, бездыханную грудь. По её центру тянулась ужасающая бескровная рана, похожая на длинный вертикальный рот. В нем виднелась серая костлявая полоса его грудины.

Роджер отвернулся, и поднес руку ко рту. Из-за него донесся сухой кашляющий звук. Что касается меня, то я просто смотрел. И поверил всему.

- Застегнись, - сказала Тина Барфилд, и Норвил Кин начал повиноваться, его длинные пальцы двигались так же медленно, как и раньше. Женщина повернулась к Роджеру и сказала с легким оттенком злого юмора в ее любопытстве:

- Теперь-то ты точно потеряешь сознание, не так ли?

Очень медленно Роджер выпрямился. Он оторвал руку ото рта. Лицо его было бледным, но спокойным. Губы не дрожали. В тот момент я им гордился. Видите ли, я был ошеломлен произошедшим; Роджер - нет, и он все же ухитрился удержать внутри себя кофе и рогалик.

- Нет, - ответил он, - но спасибо за заботу. - Он помолчал, потом добавил: - Сука.

- Эта сука пытается быть твоей крестной феей, - сказала она. - Ты можешь их нести, приятель?

Роджер поднял оба чемодана и пошатнулся. Я взял один из них, и он одарил меня благодарной, болезненной улыбкой. Мы последовали за ней на крыльцо. Воздух был влажным и холодным - не более сорока пяти градусов¹⁷⁷ - но я никогда не пробовал более сладкого воздуха. Я глубоко вдыхал его, ощущая обычные запахи промышленных загрязнений. После оранжереи, эта едкая смесь углеводородов пахла просто чудесно. У тротуара стояло, работая на холостом ходу, такси, транспортной компании «Ред Топ».

- И еще кое-что, - сказала Барфилд. Она говорила так же отрывисто и резко, как руководитель высокого ранга, - возможно, сам Шервин Редбоун, - подводящий итоги производственного совещания. Произнеся это, она спустилась по покрытым солью ступенькам, и направилась к потрескавшейся бетонной дорожке. - Во-первых, когда вы услышите, что Карлос мертв, продолжайте вести себя так, как будто он жив... потому что какое-то время так и будет. Как тульпа.

- Которая заразила Ричарда Никсона, - сказал я.

- Точно, точно - она остановилась на самой последней ступеньке крыльца, примыкающего к тротуару, и очень пристально на меня посмотрела. - Откуда ты об этом знаешь? - И прежде чем я успел ответить, она ответила сама. - Карлос, конечно же. Когда Норв еще был жив, он часто говорил ему: «Карлос, ты себя погубишь, если продолжишь заигрывать со смертью». Что было чертовски близко к тому, что он делал.

- Как бы там ни было, Карлос не задержится здесь надолго. Два месяца, максимум три. Потому что он глупый. Его мозгами можно управлять даже с другой стороны.

И снова я услышал в её голосе заглавные буквы. Она вступила на тротуар. Таксист вышел из машины и открыл багажник. Мы положили чемоданы в багажник рядом с несколькими упакованными в коробки видеомагнитофонами, которые выглядели, на мой неопытный взгляд, так, как будто их могли украсть.

- Залезай в машину, большой мальчик, - приказала Тина таксисту. - Я скоро к тебе присоединюсь.

- Время - деньги, леди.

- Нет, - сказала она, - время - это просто время. Можешь уже включить счетчик, если от этого тебе станет лучше.

Таксист удалился на водительское сиденье «Ред Топа». Тина снова повернулась к нам - аккуратная миниатюрная женщина, миниатюрная, но широкая в бедрах и плечах, одетая в свой лучший дорожный костюм и элегантный замшевый берет.

- Обращайся с ним так, будто он еще жив, - сказала она. - Что касается растения, то оно скоро начнет свою работу…

- Уже начало, - сказал я, потому что теперь многое понял. Я даже не видел его, но многое понял. Херб улавливает его запах и придумывает «Дьявольского Генерала». Сандра принюхивается и придумывает книгу скабрезных шуток.

Барфилд подняла тщательно выщипанную бровь.

- Перефразирую одного известного певца: «Сынок, ты еще ничего не видел.»¹⁷⁸ - Ему нужна кровь, чтобы по-настоящему развернуться, но ты не волнуйся. Кровь, которую он получит, - это кровь зла или кровь безумия. В отличие от наших поганых судов, силы тьмы не делают между этими понятиями различий. А невинная кровь, до которой у него есть возможность дотянуться, может исходить только от вас, мальчики. Так не дайте ему ни капли.

- За кого вы нас принимаете? - Спросил Роджер.

Она бросила на него циничный взгляд, но ничего не ответила... на этот вопрос, по крайней мере. Вместо этого она снова повернулась ко мне.

- Плющ будет расти, как невменяемый. И он будет разрастаться повсюду, но никто его не увидит, кроме тех, кто уже находится в зоне его влияния. Для любого другого он будет выглядеть как невинный маленький плющ в горшке, чахлый и не очень здоровый. Вы должны держать людей от него подальше. Если у вас есть приемная, натрите чесноком дверь между ней и редакцией. Это должно остановить распространение этой чертовой штуки. Не позволяйте людям заходить в ваши офисы дальше, чем приемная. Кроме тех, кто вам по-настоящему не нравятся, тех приглашайте войти и угощайте пивом.

- Невидимое растение, - сказал Роджер. Казалось, он пробует это на вкус.

- Невидимое растение-медиум, - сказал я, думая о генерале Хекслере.

- Правы, по обоим пунктам, - сказала она. - А теперь, мальчики, я собираюсь положить яйцо в ботинок и хорошенько взбить его. Хорошего дня, хорошей жизни и… ...ой, чуть не забыла. - Она снова повернулась ко мне. - Уиджа сказала: Хватит терять время. То, что ты ищешь, находится в фиолетовой коробке на нижней полке. Ближе к углу. Понял? Усек?

Она подошла к задней двери такси и открыла ее прежде, чем кто-либо из нас успел сказать что-нибудь еще. Не знаю, как Роджер, но мне казалось, что у меня осталось еще, по меньшей мере, тысяча вопросов. Я просто не знал, какой задать.

Она обернулась в последний раз.

- Слушайте, мальчики. Не играйтесь с этой штукой. Когда у вас будет достаточно денег, убейте её. И будьте осторожны. Плющ может читать мысли. Когда вы придете за ним, он узнает.

- Как, во имя всего святого, мы поймем, что у нас достаточно денег? - Выпалил я. - Это не совсем то, что люди могут понять самостоятельно.

- Хороший вопрос, - сказала она. - Я уважаю тебя за то, что ты об этом спрашиваешь. И знаете что? Возможно, у меня действительно есть для вас ответ. Уиджа сказала: Слушайте Риддли. Риддли с двойным Д. Возможно, орфография и ошибочна, но доска редко…

- Это не ошибка - сказал я, - он просто...

- Риддли - наш уборщик, миссис Барфилд, - закончил Роджер.

- Я же говорила тебе, что ненавижу это политкорректное дерьмо, - сказала она ему. - Ты что, не слышал? - А потом она села в такси. Она высунула голову в окошко и сказала: - мне все равно, кто он - уборщик или Честер-растлитель¹⁷⁹. Когда он скажет вам, что пришла пора завязывать, вы, ребята, делаете себе большое одолжение и завязываете. Ее голова втянулась внутрь. Через мгновение она исчезла из нашей жизни. По крайней мере, я думаю, что исчезла.

Я собираюсь сходить в туалет, выпить еще одну рюмку спиртного, а затем попытаюсь поставить жирную точку в этом повествовании. И если повезет, сегодня ночью я смогу немного поспать.

23:45.

Ладно, это были две рюмки, можете подать на меня в суд. А теперь пришло время для финишного спурта.

Мы с Роджером почти не говорили о том, что произошло на обратном пути. Не знаю, покажется ли это странным кому-то, читающему эти страницы (теперь, когда Рут ушла из моей жизни, я не могу себе представить, кто бы это мог быть), но мне это показалось вполне комфортным, самой нормальной из всех реакций. Я никогда не бывал под пулями, но я думаю, что люди, которые побывали в ужасном сражении и вышли из него невредимыми, вероятно, ведут себя так же, как мы с Роджером, когда возвращались в город на «Столичном». Мы, в основном, говорили о вещах, которые не касались нас лично. Роджер рассказал что-то о психопате, который подстрелил Рональда Рейгана, а я упомянул, что читал новый роман Питера Бенчли¹⁸⁰ и он мне не очень понравился. Мы немного поговорили о погоде. Но в основном мы молчали. Мы не сравнивали наши записи, не пытались разобрать по полочкам или рационализировать наш визит в цветочный дом. По правде говоря, за время нашей двухчасовой поездки на поезде мы упомянули о нашем безумном приключении в Сентрал-Фолс только один раз. Роджер вернулся из вагона-ресторана с бутербродами и «Кока-Колой». Он передал мне мою долю, и я его поблагодарил. Я предложил заплатить за себя. Роджер рассмеялся и сказал, что наши сегодняшние расходы пойдут по статье - «Посещение потенциального автора», так он намеревался представить это в отчете. А потом добавил небрежным, типа между-делом голосом:

- Этот старик действительно был мертв, не так ли?

- Нет, - ответил я. - Он был нежитью.

- Зомби.

- Да.

- Как в «Любви Макумба»¹⁸¹.

- Я не знаю, о чем ты.

- Кинофильм, - сказал он. - Если бы «Зенит Хаус» перенесся в пятидесятые, мы просто были бы обязаны его новелизировать.

И это все.

Мы взяли такси от Пенсильванского вокзала до Парк Авеню Саут, 409. Роджер, снова заплатил, взял квитанцию и аккуратно положил ее в бумажник. Поверьте, я был впечатлен.

Таксист высадил нас на противоположной стороне улицы, прямо перед «Смайлером». Там появилась новая попрошайка - пожилая дама с растрепанными седыми волосами, рядом с которой стояли два обычных пластиковых пакета, наполненные невероятными вещами. Перед ней находились чашка для мелочи, а в руках она держала гитару, которая выглядела лет на тысячу. На шее у нее висела табличка: пОЗВОЛЬ ИисусУ ПОСЕЛИТЬСЯ в твоем сердце. Я содрогнулся при виде этого. Помню, я подумал: «Надеюсь, один паршивый зомби не сделал меня суеверным», а затем отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Роджер зашел в бакалею, и я не хотел, чтобы бездомная леди подумала, что я над ней смеюсь. Это может сделать ожидание Роджера невыносимым. Бездомные никогда не прочь набить тебе морду. На самом деле, я думаю, им это даже нравится.

- Эй, ты, - сказала она скрипучим, почти мужским голосом. - Дай мне-бак-и-я-сыграю-твою-песню.

- Вот что я тебе скажу, - сказал я. - Я дам тебе два, если ты отстанешь.

- Черт-надо-подумать - сказала она, и как раз в тот момент, когда из магазина выходил Роджер, я сунул два своих трудовых доллара в жестяную кружку Сумасшедшей Леди. В одной руке Роджер держал коричневый пакет, а в другой - банку с аспирином. Подойдя к углу, он открыл банку и вытряхнул несколько таблеток. Он бросил их в рот и принялся жевать. При мысли об этом вкусе у меня заболели глаза.

- Тебе не следует давать им денег, - сказал он, пока мы ждали зеленый сигнал светофора. - Это их поощряет.

- Тебе тоже не стоит жевать аспирин, но ты это делаешь, - сказал я. Я был не в настроении выслушивать нотации.

- Это верно, - сказал он и протянул мне банку, когда мы перешли на нашу сторону улицы. - Хочешь попробовать?

Самое странное, что я это сделал. Я взял пару и бросил их в рот, в равной мере ненавидя и наслаждаясь горьким вкусом растворяющихся таблеток. Позади нас раздался нестройный перезвон гитарных струн, за которым последовал высокий и, по-видимому, женский голос, вопящий: «Только позволь мне идти рядом с тобой».¹⁸²

- Быстро внутрь, - сказал Роджер, придерживая для меня дверь в вестибюль. - Пока у меня из ушей кровь не пошла.

- «Столичный» выехал из Сентрал-Фолс с опозданием и с опозданием прибыл на Пенсильванский вокзал - так всегда с «Амтраком», - и вестибюль нашего здания был почти пуст. Когда я взглянул на часы в лифте, то увидел, что они показывают без четверти шесть.

- Билл, Сандра и Херб, - сказал я. - Что ты собираешься им рассказать?

Роджер посмотрел на меня, как на сумасшедшего.

- Все, - ответил он. - Это единственное, что я могу сделать. Растение в каморке Риддли это тебе не Сладкий Уильям¹⁸³. Оно напомнило мне - вкупе со всем остальным, - что завтра мы должны пригласить слесаря, чтобы он сменил дверной замок. Хочешь узнать мой кошмар? Риддли возвращается из милой сердцу Алабамы, такой, ничего не подозревающий, заходит сюда воскресным днем…

- Зачем ему это делать? - Спросил я.

- Понятия не имею, - раздраженно ответил Роджер. - Это же кошмар, я разве не сказал? А кошмары редко имеют смысл. Это часть того, что и делает их кошмарами. Может быть, он хочет проверить, что мусорные корзины не переполнились, пока его не было, или что-то в этом роде. Как бы там ни было, он идет в свою каморку и, пока нащупывает выключатель, что-то скользит по его шее.

Мне не нужно было спрашивать его, что именно. Все, что мне нужно было сделать, это вспомнить корень, покрытый комьями земли, вьющийся вокруг ботинка Тины Барфилд.

Двери лифта открылись на пятом этаже, и мы прошли по коридору мимо «Барко НОВЕЛ-Тиз» и «Крэндалл энд Овитц» (парочка пожилых, но все еще с каннибальской хваткой, юристов, специализирующихся на судебных спорах и обязательствах) и моего фаворита: туристического агентства «Покажи мне мир». В самом дальнем конце, охраняемые парочкой благословенно пластиковых папоротников, находились наши двойные двери с надписью «Зенит Хаус, компания Апекс», выведенной на них золотыми буквами, при этом золото было таким же фальшивым, как и папоротники.

Роджер достал ключи и открыл дверь. Сразу за дверью располагался кабинет секретарши со столом, серым ковром, который, по крайней мере, пытался не выглядеть индустриальным, и стенами с рекламными проспектами, которые Сандра позаимствовала у Риты Дерст из «ПОКАЖИ МНЕ МИР». Другие издательства, без сомнения, украшают приемные обложками своих книг, раздутых до размеров плакатов, но офис, украшенный увеличенными до размеров плаката обложками «Мачо Мэн: Ханойский огненный шторм», «Изнасилования под светом Луны» и «Крыс из Ада», вероятно, не поднял бы ничьего настроения.

- Завтра день Ла Шонды, - напомнил я Роджеру. Ла Шонда МакХью приходит три раза в неделю: в понедельник, среду и пятницу. Она редко выходит за пределы своего рабочего стола (где в основном красит ногти, звонит друзьям и расчесывает волосы афрорасческой), и когда Тина Барфилд сказала о «круге избранных», я не думаю, что она имела в виду нашу секретаршу, работающую на полставки.

- Я знаю, - сказал Роджер. - К счастью, дамская комната дальше по коридору, за «НОВЕЛ-ТИЗ», и это единственное место, куда она ходит.

- Но что может пойти не так...

- ...обязательно пойдет не так, - закончил он. - Да, да. Я знаю. - Он глубоко вздохнул.

- Так ты покажешь мне наш новый талисман?

- Наверное, так будет лучше, не так ли?

Он повел меня по коридору мимо своего кабинета и кабинетов других редакторов. Мы свернули налево за угол, где было еще две двери с фонтаном между ними. На одной из этих дверей висела табличка «УБОРЩИК», на другой — «ХРАНИЛИЩЕ ПОЧТОВОЙ КОРРЕСПОНДЕНЦИИ». Роджер снова перебрал ключи и вставил нужный в замок каморки Риддли.

- Я запер ее сегодня утром перед отъездом, - объяснил он.

- Учитывая обстоятельства, это была очень хорошая мысль, - сказал я.

- Я так и думал, - согласился он. Я краем глаза заметил, с каким любопытством он смотрел на меня, когда открывал дверь. Потом я не почувствовал ничего, кроме запаха. Какой же божественный запах.

Моя бабушка обычно брала меня с собой в магазин, когда делала покупки - это было в Грин-Бэй, - и больше всего мне нравилось нажимать кнопку, которая приводила в действие кофемолку в третьем ряду. То, что я чувствовал сейчас, было чудесным ароматом свежего «Файф-о-Клок темной обжарки»¹⁸⁴.

Я почти увидел пачку с красной этикеткой, и у меня в голове пронеслось воспоминание, настолько ясное, что было почти реальностью, о маленьком мальчике, который сует нос в пакет с кофе, делая последний глубокий вдох, прежде чем его закрыть.

- О, как же классно пахнет, - сказал я тихим голосом, который был близок к слезам. Моя бабушка умерла почти двадцать лет назад, но в этот момент она как будто ожила.

- На что похож запах? - Спросил Роджер. В его голосе слышалась алчность. - Как по мне, - так пахнет клубничный торт, только что из духовки. Все еще достаточно горячий, чтобы растопить взбитые сливки.

- Нет, это кофе, - сказал я, входя. - Свежемолотый кофе. - Я практически видел кофемашину с хромированным желобом и тремя настройками: Тонкой, Сверхтонкой и Грубой.

Потом я увидел то, что было внутри, и больше ничего не смог сказать.

Как и оранжерея в Сентрал-Фолс, каморка превратилась в джунгли. Но в то время как в джунглях Тины Барфилд было много разных растений, здесь был только плющ, плющ и еще раз плющ. Он рос повсюду, обвиваясь вокруг ручек метлы Риддли и приспособления для мойки окон, взбираясь по полкам, взбегая по стенам к потолку, где он пророс вдоль плиток жесткими зигзагообразными нитями, с которых свисали блестящие зеленые листья, некоторые еще только начали раскрываться. Половое ведро Риддли превратилось в большой стальной цветочный горшок, из которого буяли пышные заросли плюща, - сплетение из усиков, листьев и...

- Что это за цветы? - Спросил я. - Эти голубые цветы? Никогда раньше не видел ничего подобного, особенно на плюще.

- Ты никогда не видел ничего подобного, и точка, - сказал он.

Я должен был признать, что не видел. На одной из полок, прямо под несколькими жестянками с половым воском, которые были почти погребены под лавиной зеленых листьев, стоял крошечный красный глиняный горшочек. Это было то, во что изначально было посажено это растение. Я был в этом уверен. К нему была прикреплена крошечная пластиковая бирка. Я наклонился ближе и прочитал то, что там было написано, через удобную щель в листьях:

Привет!

Меня зовут Зенит

Я - подарок Джону от Роберты

- Вот же чертов Риддли, - сказал я. - И, кстати, неужели мы должны поверить, что кто-то, войдя сюда, не увидит ничего, кроме скромного чахнущего плюща? И ничего больше... - Я махнул рукой.

- Я не могу точно ответить на этот вопрос, но леди сказала именно это, не так ли? И леди также сказала, что любой, кто войдет сюда, может больше не выйти.

Я увидел, что один усик уже вырос за дверь.

- Тебе лучше использовать чеснок, - выдохнул я. - И быстро.

Роджер открыл сумку, которую принес из «Смайлера». Я не очень-то удивился, увидев, что она была полна чесночных головок.

- Ты лучший, - сказал я. - Должен отдать тебе должное, Роджер - ты лучший.

- Именно поэтому я и босс, - торжественно произнес он. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, потом захохотали. Это был в высшей степени странный момент... но не в самой высшей степени. Я вдруг понял, что у меня есть идея для романа. Это пришло ко мне, как гром с ясного голубого неба. Вот это был в высшей степени странный момент.

Я забираю это гром-с-ясного-неба обратно. Эта мысль пришла мне в голову вместе с запахом кофе «Файф-о-Клок темной обжарки», который я обычно молол для своей бабушки в «Универсальном продуктовом магазине Прайса», еще в Грин-Бей, когда мир еще был молод... или, скорее, когда я был молод. Я, конечно, не собираюсь подводить итог своей грандиозной идее здесь - только не в пять минут первого ночи, - но поверьте мне, когда я говорю, что это хорошая идея, которая делает «Месяц май» тем, чем он был на самом деле: сухой дипломной работой, маскирующейся под роман.

- Срань господня, - выдохнул я.

Роджер посмотрел на меня почти лукаво.

- Возникло пару интересных идей, не так ли?

- Ты же знаешь.

- Да, - сказал он, - знаю. Я знал, что мы должны поехать в Сентрал-Фолс и встретиться с этой Барфилд, еще до того, как ты показал мне это письмо, Джонни. Придя сюда, я ясно это увидел. Прошлой ночью. Ну же, давай выбираться отсюда. Давай... - Его глаза странно сверкнули. Я видел это раньше, но не мог вспомнить, когда и по какому поводу. - Давай дадим ему спокойно расти.

Следующие пятнадцать минут мы потратили на то, чтобы раздавить чесночные головки и натереть ими дверь между приемной и редакцией. И над притолокой, и над косяком. От этого запаха у меня слезились глаза, но, думаю, к завтрашнему дню станет немного лучше. По крайней мере, я на это надеюсь. К тому времени, как мы закончили, это место пахло так, как, наверное, пахло в доме начала века в Маленькой Италии, где женщины готовили соус для спагетти.

- Знаешь, - сказал я, когда мы закончили, - мы совсем спятили, очертив границу именно здесь. Что нам следовало сделать, так это повесить чеснок на дверь коморки Риддли. Пусть бы там оставался.

- Я не думаю, что так будет правильно, - сказал он. - Я думаю, что мы должны выпустить его в редакцию.

- Что бы он за нами следил, - сказал я. Мне следовало бы испугаться - теперь я боюсь, видит Бог, - но тогда я этого не боялся. А в его глазах я опять заметил этот лихорадочный блеск. Моим лучшим другом в пятом классе был парень по имени Рэнди Веттермарк. Однажды, когда мы зашли в кондитерскую после школы, чтобы купить «Пез»¹⁸⁵ или что-то в этом роде, Рэнди своровал комикс про Человека-Паука. Просто сунул его под куртку и вышел. У Роджера было точно такое же выражение лица.

Господи, ну и денек выдался. Какой удивительный день. Мой мозг чувствует то же, что и ваш кишечник, когда вы едите не просто много, а слишком много. Я иду спать. Уповаю на небеса, что засну.

Конец четвертой части (1985)

Плющ

(Стивен Кинг)

Часть пятая

ИЗ ДОНЕСЕНИЙ ХЕКСЛЕРА «СТАЛЬНЫЕ ЯЙЦА»

1 апр. 1981

Время: 0600 часов

Местоположение: П-к Аве Са, НЙС

Успешно проник в город. Цель в поле зрения. Не в этот самый момент, конечно же. Мое текущее местоположение = аллея за магазином «Смайлер», перекресток П-к Аве и 32-й. Рабочее место жиденка практически прямо напротив моего лагеря. Замаскировался под «Сумасшедшую гитаристку Герти» и это отлично сработало. Огнестрельного оружия нет, но есть хороший нож в пластиковом пакете. №1 - быть «бомжом» настоящее дерьмо. №2 - пособники Антихриста, работающие в Доме Сатаны - Зените, появились вчера в 1730. Один (подпольная кличка: Роджер Доджер) заходил в магазин. По запаху, купил чеснок. Наверное, предполагает, что чеснок улучшит его потенцию, ха!! Другой (подпольная кличка: ДЖОН Креститель) ждал снаружи. Ко мне спиной. Мог бы убить его без проблем. Одно молниеносное движение. Яремная и сонная артерии. Старый добрый навык десантника. Этот старый пес помнит все свои фокусы. Конечно же, не стал. Надо дождаться жиденка. Если другие не будут мне мешать, пусть живут. Если они этого не сделают, то наверняка погибнут. Пленных не беру. Креститель дал мне два доллара. Скряга! Лучший план, как мне кажется, дождаться выходных (то есть 4-5 апр.), а затем проникнуть в здание. Залечь на дно до утра понедельника (то есть 6 апр.). Конечно, Ж. может появятся раньше всех, но обычно трусы путешествуют стаями. В конце концов, Ж., твое горло станет моим, ха! «Пляжи песчаные, берега скалистые, перережу глотку я тебе, жиденок, очень быстро.» - Сны о Карлосе (подпольная кличка: ЛАТИНОС) никуда не делись. Мне кажется, он где-то рядом. Пока срисовать не получается. Должно быть, очень хитрый. Гитара и парик = хороший реквизит. День генерала вместо Дня шакала, ха!! Гитаре нужны новые струны. Играть не разучился, да и петь «как птичка на дереве». Достал свечи. Получилось сбросить груз. Теперь могу думать более ясно, несмотря на убивающие мозг волны.

Теперь буду играть в ожидалки.

Не в первый раз.

Конец связи.

Газета «Нью-Йорк Таймс» от 1 Апреля 1981г.

Страница В-1, Общенациональное Сообщение

При крушении пассажирского самолета в Р.А. погибло 7 человек

Джеймс Уитни

Специально для «Таймс»

Сентрал-Фолс, Род-Айленд: вчера во второй половине дня, вскоре после взлета с аэродрома «Баркер-Филд», расположенного в этом небольшом городке Род-Айленда, разбился пассажирский самолет «Сессна-404 Титан», принадлежащий компании «Оушен Стейт Эйрвейс». В результате крушения погибли оба пилота и все пятеро пассажиров. С 1977 года авиакомпания «Оушен Стейт Эйрвейс» выполняет чартерные рейсы в Нью-Йоркскую «Ла-Гуардию». Самолет «ОСЭ», рейс 14, находился в воздухе менее двух минут, после чего упал на пустырь всего в четверти мили от места взлета. Свидетели говорят, что самолет, как раз перед тем, как упасть, прошел прямо над складским помещением, едва не задев крышу.

- Что бы там ни случилось, оно должно было произойти в один момент, - сказал Майрон Хоу, подстригавший сорняки между двумя взлетно-посадочными полосами «Баркер-Филд», когда произошла авария. - Он поднялся в воздух, а потом попытался вернуться. Я услышал, как заглох один двигатель, потом другой. Я видел, что оба пропеллера не вращаются. Он чудом разминулся со складом, видимо попытался зайти на посадочную полосу, но не долетел, и врезался в землю.

Предварительные отчеты указывают на отсутствие проблем при обслуживании «С-404», который оснащен двумя 375-сильными турбонаддувными поршневыми двигателями. Со слов президента «Оушен Стейт Эйрвейс» Джорджа Фергюсона: «Эта марка имеет отличные показатели безопасности в целом, к тому же самолет, который потерпел крушение, имел менее 9000 часов налета». Представители Совета по гражданской авиации (CГA) и Федерального авиационного управления (ФAA) начали совместное расследование катастрофы.

В катастрофе, первой за четыре года существования «Оушен Стейт Эйрвейс», погибли пилот Джон Честертон и второй пилот Эйвери Голдстейн, оба из Потакета. Роберт Вайнер, Тина Барфилд и Даллас Майр были опознаны как трое из пяти пассажиров упавшего самолета. Личности двух других, которые предположительно были мужем и женой, скрыты до уведомления ближайших родственников.

«Оушен Стейт Эйрвейс» чаще всего пользуются пассажиры, совершающие транзитные рейсы с дальнейшей пересадкой в самолеты более крупных авиакомпаний, вылетающие из аэропорта «Ла-Гуардиа». По словам мистера Фергюсона, «ОСЭ» приостановила полеты, по меньшей мере, до конца недели, а возможно, и дольше. «Я просто шокирован, - сказал он. - Я много раз летал на этом лайнере и готов поклясться, что в небе нет более безопасного самолета, большего или меньшего. Я в понедельник прилетел на нем из Бостона, и тогда все было в порядке. Я понятия не имею, что могло заставить оба двигателя одновременно выйти из строя. Один, еще возможно, но чтобы оба?»

Из дневника Джона Кентона

1 апреля 1981 года

Есть старое китайское проклятие, которое гласит: «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен». Я думаю, что это особенно касается людей, которые ведут дневники (и если они последуют указаниям Роджера, число этих людей вскоре увеличится на три: Билл Гелб, Сандра Джексон и Херб «Дайте мне мир и позвольте мне им управлять» Портер). Я прошлой ночью сидел здесь, в своем маленьком домашнем офисе, который на самом деле является всего лишь небольшим кухонным уголком, к которому я приделал полку и яркий светильник, стуча по клавишам моей пишущей машинки, почти пять часов. Сегодня вечером это не продлится так долго; кроме всего прочего, мне нужно прочесть рукопись. И я её обязательно прочту, как мне кажется. Дюжина или около того страниц, которые я прочитал по дороге домой, убедили меня, что это именно то, что я искал все это время, даже не зная об этом.

Но, по крайней мере, один из моих недавних знакомых не сможет её прочесть. Даже если это так же здорово, как «Большие надежды»¹⁸⁶. (Не то чтобы так оно и будет; мне приходится постоянно напоминать себе, что я работаю в «Зенит Хаус», а не в «Рэндом Хаус»¹⁸⁷.) Бедная женщина. Я не знаю, говорила ли она правду о том, что хотела сделать нам добро, но даже если она лгала, никто не должен умирать вот так, падая с неба и превращаясь в лепешку в горящей стальной трубе.

Сегодня я пришел на работу еще раньше, чем вчера. Чтобы проверить почту. «Уиджа сказала: Хватит терять время, - говорила она мне. - То, что ты ищешь, находится в фиолетовой коробке на нижней полке. Ближе к углу». Я хотел проверить этот угол еще до того, как поставлю кофе. И еще раз взглянуть на Зенит, плющ обыкновенный, пока нахожусь рядом.

Сначала мне показалось, что на этот раз я обошел Роджера, потому что его пишущая машинка не стучала. Но свет горел, и когда я заглянул в открытую дверь его кабинета, он сидел за своим столом и смотрел на улицу.

- Доброе утро, босс, - сказал я. Я думал, что он будет не готов меня увидеть, и дернется от неожиданности, но он просто сидел в полуобморочном состоянии, бледный и взъерошенный, как будто всю ночь проворочался с боку на бок.

- Я же просил тебя не поощрять ее, - сказал он, не отворачиваясь от окна.

Я подошел и выглянул наружу. Старая леди с гитарой, всклокоченными седыми волосами и табличкой, взывающей к тому, чтобы позволить Иисусу поселиться в твоем сердце, снова находилась перед «Смайлером». Но, по крайней мере, я не слышал, чтобы она пела. Это было бы уже слишком.

- Похоже, у тебя была тяжелая ночь, - сказал я.

- Тяжелое утро. Ты видел «Таймс»?

Собственно говоря, я уже ознакомился с содержанием титульной страницы. Там был обычный отчет о состоянии Рейгана, обычная чепуха о беспорядках на Ближнем Востоке, обычная история о коррупции в правительстве и обычный призыв поддержать фонд «Свежий воздух»¹⁸⁸, прямо в самом низу. Ничего такого, что могло бы вызвать у меня явную озабоченность. Тем не менее, я почувствовал легкое шевеление волос на затылке.

«Таймс» лежала, сложенная пополам, в корзине для входящих и исходящих писем Роджера. Я взял её.

- Первая страница раздела «Б», - сказал он, все еще глядя в окно. Вероятно, бездомная... или ты называешь самок этого вида «леди бомж»?

Я дошел до Общенационального Сообщения и увидел фотографию самолета - во всяком случае, того, что от него осталось, - на заросшем сорняками поле, заваленного обломками от двигателей. На заднем плане, за забором из плетеной сетки, стояла группа людей и таращилась на останки. Я просмотрел заголовок и сразу все понял.

- Барфилд? - Спросил я.

- Барфилд, - согласился он.

- Господи!

- Господь тут ни при чем.

Я просмотрел статью, на самом деле не читая ее, просто ища ее имя. А вот и оно: Тина Барфилд из Сентрал-Фолс, источник старинной пословицы: «Если вы слишком долго играете в пятнашки вокруг циркулярной пилы, рано или поздно кто-то да поранится». Или сгорит заживо в «Сессне-Титане», могла бы добавить она.

- Она сказала, что обезопасит себя от Карлоса, если сделает по-настоящему доброе дело, - сказал Роджер. - Это может навести кое-кого на мысль, что она поступила с нами как раз наоборот.

- А я ей верю, - сказал я. Думаю, я говорил правду, но так или иначе, я не хотел, чтобы Роджер решил выкорчевать плющ, растущий в шкафу Риддли, из-за того, что случилось с Тиной Барфилд. Как бы я ни был потрясен, мне этого не хотелось. Затем я увидел - или, может быть, это была просто интуиция - что разум Роджера работает не в том направлении, и немного расслабился.

- Вообще-то, я тоже, - сказал он. - Она, по крайней мере, пыталась сделать доброе дело.

- Может быть, она просто не сделала его достаточно быстро, - сказал я.

Он кивнул.

- Может быть, так оно и было. Я прочитал рассказ, который она советовала, тот, что написал Джеромом Биксби.

- «Это хорошая жизнь».

- Да. К тому времени, как я прочел две страницы, я узнал его как основу знаменитого эпизода «Сумеречной зоны» с Билли Муми¹⁸⁹ в главной роли. Ты знаешь, что там, черт возьми, случилось с Билли Муми?

Мне было абсолютно наплевать на то, что случилось с Билли Муми, но я подумал, что озвучивать это - плохая идея.

- Это история о маленьком мальчике, который на самом деле такой себе супер-пупер экстрасенс. Он разрушает весь мир, по-видимому, за исключением своего маленького круга друзей и родственников. Эти люди, которых он держит в заложниках, тоже погибают, если осмеливаются хоть в чем-то ему перечить.

Я вспомнил этот эпизод. Маленький ребенок не вырвал чье-то сердце и не стал причиной крушения самолета, но он превратил одного персонажа - своего старшего брата или, возможно, соседа - в чертика из табакерки. И когда чертик ему надоел, он просто выкинул его в кукурузное поле.

- Исходя из этого, ты можешь себе представить, каково было жить с Карлосом? - Спросил меня Роджер.

- Что мы будем делать, Роджер?

Он отвернулся от окна и посмотрел мне прямо в глаза.

Он тоже был напуган, но настроен решительно. Я уважал его за это. И себя я тоже уважаю.

Я думаю, есть за что.

- Мы должны превратить «Зенит Хаус» в прибыльное предприятие, если сможем, - сказал он, - и тогда мы зальем девять галлонов черных чернил в глаза Харлоу Эндерса. Я не знаю, действительно ли это растение - современная версия «Джека и бобового стебля»¹⁹⁰ или нет, но если это так, мы должны забраться на него и взять золотую арфу, золотого гуся и все золотые дублоны, которые только сможем унести. Согласен?

Я протянул ему руку.

- Согласен, босс.

Он ее пожал. У меня в жизни было не так уж много хороших событий, по крайней мере, до девяти утра сегодняшнего дня, и это явно было одним из них.

- Мы также должны быть осторожными, - сказал он. - Согласен?

- Согласен. - Лишь сегодня вечером, дорогой дневник, до меня дошло, что если из слова Согласен убрать букву «А», то получится Жадность¹⁹¹. Я бы сказал вам неправду, если бы сказал, что меня это не волнует.

Мы еще немного поговорили. Я хотел пойти в каморку и проверить как там Зенит; Роджер предложил подождать Билла, Херба и Сандру, а потом сделать это вместе.

Как раз в этот момент в кабинет вошла Ла Шонда, жалуясь, что в приемной странно пахнет. Роджер посочувствовал, предположил, что на ковре могла возникнуть плесень, и разрешил мелкую денежную трату на банку «Глейда», которую можно было купить в магазине «Смайлер» через дорогу. Он также предложил ей оставить редакторов в покое на ближайшие пару месяцев: «Они все будут усердно работать, - сказал он, - пытаясь оправдать ожидания материнской компании». Он не сказал «нереалистичные ожидания», но некоторые люди могут передать очень многое с помощью определенного тона голоса, и Роджер - один из них.

- Моя политика - не заходить дальше этого места, мистер Уэйд, - сказала она, стоя в дверях кабинета Роджера и говоря с большим достоинством. - Вы нормальный... и вы тоже, мистер Кентон... большую часть времени...

Я поблагодарил ее. Я обнаружил, что после того, как ваша девушка бросает вас ради какого-то льстеца с Западного побережья, который, вероятно, знает Тай чи¹⁹² и разбирается во всякой блявотине как тонкий эс-тет, даже неуклюжие комплименты звучат довольно приятно.

- ...но эти трое немного странноваты.

С этим, Ла Шонда и удалилась. Я думаю, ей нужно было сделать несколько звонков, некоторые из них, возможно, даже имели отношение к издательскому бизнесу. Роджер удивленно посмотрел на меня и еще больше взъерошил свои растрепанные волосы.

- Она не поняла, что это за запах, - сказал он.

- Не думаю, что Ла Шонда проводит много времени на кухне.

- Когда ты смотришь на мир как Ла Шонда, я сомневаюсь, что в этом есть нужда, - сказал Роджер. - Чесноком для неё пахнет только тогда, когда официант приносит креветки по-средиземноморски.

- А пока, - сказал я, - есть «Глейд». Да и запах чеснока скоро станет незаметным. Если, только ты не сыщик или не сверхъестественное комнатное растение.

Мгновение мы смотрели друг на друга, потом расхохотались. Может быть, только потому, что Тина Барфилд умерла, а мы остались живы. Не очень правильно, я знаю, но с этого момента день стал светлее; по крайней мере, мне так кажется.

Роджер оставил короткие записки на столах Херба, Сандры и Билла. К половине десятого мы все собрались в кабинете Роджера, который одновременно служил и нашим редакционным конференц-залом. Роджер начал с того, что, по его мнению, поспособствовало творческому вдохновению Херба и Сандры, и без лишних предисловий рассказал им историю нашей поездки в Род-Айленд. Я помогал, как мог. Мы оба пытались выразить, каким странным был наш визит в оранжерею, каким потусторонним, и я думаю, что все трое поняли большую часть произошедшего. Однако когда дело дошло до Норвилла Кина, я не думаю, что мы с Роджером действительно смогли их в чем-то убедить.

Билл и Херб сидели бок о бок на полу, как они часто делали во время наших редакционных конференций, и пили кофе, и я видел, как они обменялись взглядами, в которых решающую роль играют поднимающиеся к небу глаза. Я подумал было о том, чтобы попытаться настоять на сказанном, но не стал. Попытаюсь выдать великую мудрость в духе Норвилла Кина: «Вы вряд ли сможете поверить в зомби, если вы не видели зомби».

Роджер, закончив рассказ, протянул Биллу раздел «Б» «Нью-Йорк Таймс». Мы ждали, пока все прочтут.

- О, бедная женщина, - сказала Сандра. Она притащила свой офисный стул и сидела в нем, чопорно поджав колени. Никаких сидений на полу для маленькой девочки мистера и миссис Джексон. - Я никогда не летаю без крайней на то необходимости. Это гораздо опаснее, чем они говорят.

- Чушь собачья, - сказал Билл. - Я хочу сказать, что уважаю тебя, Роджер, но это действительно чушь собачья. Ты был под давлением - ты тоже, Джон, особенно с тех пор, как получил от ворот поворот от своей девушки - и вы, ребята, просто... Я не знаю... дали волю своему воображению.

Роджер кивнул, как будто ничего другого и не ожидал. Затем он повернулся к Хербу.

- А ты как думаешь? - спросил он его.

Херб встал и подтянул брючный ремень в своей обычной манере.

- Я думаю, нам надо пойти взглянуть на знаменитый плющ.

- Я тоже, - сказала Сандра.

- Вы ведь, ребята, на самом деле не верите в это, не так ли? - спросил Билл Гелб. В его голосе звучали одновременно удивление и тревога. - Я имею в виду, давайте пока не будем набирать 1-800-массовая истерия, ладно?

- Я ни в чем не уверена и ни во что не верю, - сказала Сандра. - Как-то так. Все, что я знаю наверняка, это то, что мне в голову пришла идея о книге шуток после того, как я там побывала. После того, как я почувствовала запах сдобного печенья. И вообще, почему в каморке уборщика пахнет так же, как в кухне моей бабушки?

- Может быть, по той же причине, почему в приемной пахнет чесноком, - предположил Билл. - Потому что эти ребята просто нас разыгрывают.

Я открыл было рот, чтобы сказать, что Сандра почувствовала запах печенья, а Херб запах тостов с джемом в каморке Риддли за день до того, как мы с Роджером съездили в Сентрал-Фолс, но прежде чем я успел это сделать, Билл спросил:

- Ты видела, что там повсюду растет плющ?

- Нет, но я не включала свет, - сказала она. - Я просто заглянула туда, а потом... Я не знаю... Я немного испугалась. Типа мне стало жутко или что-то в этом роде.

- Это было жутко, невзирая на запах бабушкиного печенья, или из-за него? - Спросил Билл. Как какой-то прокурор из телешоу, вбивающий гвозди в гроб незадачливого адвоката.

Сандра вызывающе посмотрела на него и ничего не ответила. Херб попытался взять ее за руку, но она одернулась.

Я тоже поднялся.

- Хватит болтать. Зачем описывать гостя, когда вы можете его увидеть?

Билл посмотрел на меня так, словно я умалишенный.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Я думаю, что Джон в своей неподражаемой манере пытается выразить идею, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, - сказал Роджер. - Пойдем, посмотрим. И могу я предложить вам всем держать свои руки подальше от растения? Я не думаю, что оно может укусить - во всяком случае, не нас, - но я думаю, что нам следует быть осторожными.

Мне это показалось чертовски хорошим советом. Когда Роджер повел наш маленький отряд по коридору мимо наших кабинетов, я поймал себя на том, что вспоминаю последние слова кролика-генерала, произнесенные им в «Обитателях холмов» Ричарда Адамса¹⁹³:

- Возвращайтесь, идиоты! Возвращайтесь! Собаки не опасны!

Когда мы добрались до того места, где коридор делает поворот налево, Билл произнес:

- Эй, подождите одну чертову минуту. - Его голос звучал весьма подозрительно. Словно он был, чем-то напуган.

- В чем дело, Уильям? - Спросил Херб с невинным видом. - Пахнет чем-то приятным?

- Попкорном, - сказал он. Его руки были сжаты в кулаки.

- Хороший запах, правда? - Мягко спросил Роджер.

Билл вздохнул. Его руки разжались... и вдруг его глаза наполнились слезами.

- Пахнет, как в «Нордике», - сказал он. - Кинотеатре «Нордика» во Фрипорте, штат Мэн. Именно туда мы частенько захаживали, когда я был ребенком и рос в Гейтс-Фолс. Он открывался только по выходным, и там всегда проводили сдвоенные сеансы. На потолке висели огромные деревянные вентиляторы, которые вращались во время представления... фьють, фьють, фьють... и там всегда продавали попкорн. Свежий попкорн с настоящим маслом в простом коричневом пакете. Для меня это всегда был запах воспоминаний. Я просто... или это шутка? Потому что если это так, скажите мне прямо сейчас.

- Это не шутка, - сказал я. - Я чувствую запах кофе. Марки «Файф-о-Клок», и сейчас, сильнее, чем когда-либо. Сандра, ты чувствуешь запах печенья?

Она посмотрела на меня мечтательным взглядом, и тут я понял, почему Херб от нее без ума (Да, мы все это знаем; я думаю, даже Риддли и Ла Шонда это знают; единственная, кто не знает этого, - сама Сандра). Потому что она была красивой.

- Нет, - сказала она, - я чувствую запах «Шалимара»¹⁹⁴. Это были мои первые духи. Тетя Коретта подарила мне их на двенадцатилетие. Потом она посмотрела на Билла и тепло улыбнулась. - Именно так пахнут мои воспоминания. Духи «Шалимар».

- Херб? - Спросил я.

На мгновение мне показалось, что он не ответит. Его, кажется, задело то, как Сандра взглянула на Билла. Но потом он, должно быть, решил, что это не более чем простой мимолетный взгляд.

- Сегодня это не тост с джемом, - сказал он. - Сегодня это запах новой машины. Для меня это лучший запах на земле. С той поры, когда мне исполнилось семнадцать, и я не мог себе её позволить.

- Ты до сих пор не можешь себе её позволить, - сказала Сандра.

Херб вздохнул и пожал плечами.

- Да, но... свежий воск... новая кожа...

Я повернулся к Роджеру.

- А как насчет... - тут я замолчал. Билл был всего лишь на грани, но Роджер Уэйд откровенно плакал. Слезы текли по его лицу двумя беззвучными потоками.

- Сад моей матери, времен моего детства, - сказал он хриплым, сдавленным голосом. - Как я любил этот запах! И как я ее любил.

Сандра взяла его за плечи и легонько приобняла. Роджер вытер глаза рукавом и попытался улыбнуться. Вышло очень неплохо для того, кто только что вспомнил свою любимую покойную мать.

Теперь первым шел Билл. Я ему это позволил. Мы последовали за ним за угол, к двери с табличкой уборщик, той, что слева от фонтанчика. Он распахнул ее, начал было говорить что-то умное - это вполне могло быть «Выходи, выходи, где бы ты ни был» - но осекся. Его руки непроизвольно поднялись в защитном жесте, затем опустились.

- Святой Иисус, приди-ка-утром, - прошептал он, и мы все сгрудились вокруг него.

Вчера я писал в дневнике, что каморка Риддли превратилась в джунгли, но вчера я по-настоящему не понимал, что такое джунгли. Я знаю, что это звучит немного странно после моей поездки в оранжерею Тины Барфилд в Сентрал-Фолс, но это правда. Риддли больше не будет играть в кости с Биллом Гелбом, это я вам точно говорю. Теперь комната превратилась в плотную массу блестящих зеленых листьев и спутанных лоз, поднимающихся от пола до потолка. В ней все еще можно было увидеть несколько проблесков металла и дерева - ведро для швабры, ручка от метлы, - но это и все. Полки были погребены под зеленой массой. Люминесцентные лампы над головой были едва видны. Запахи, которые исходили от плюща, хотя и были хорошими, но слишком уж давили.

А потом раздался шум. Мы все его услышали. Что-то вроде шепота, приветственного выдоха.

Лавина из листьев и лоз упала к нашим ногам и растянулась по полу. Несколько усиков зазмеились по линолеуму. Скорость, с которой это произошло, была пугающей. Если бы ты моргнул, то пропустил, как сказал бы мой отец. Сандра закричала, и когда Херб приобнял ее за плечи, она, казалось, ничуть не возражала.

Билл шагнул вперед и отвел ногу назад, очевидно намереваясь пнуть извивающиеся лозы плюща обратно в каморку уборщика. Или попытаться. Роджер схватил его за плечо.

- Не делай этого! Оставь все как есть! Он не собирается причинять нам боль! Разве ты этого не чувствуешь? Разве ты не понимаешь это по запаху?

Билл остановился, я думаю, что он все понял. Мы зачаровано смотрели, как несколько усиков плюща взбираются по стене коридора. Некоторые из них начали исследовать серые стальные стенки питьевого фонтанчика, и когда я покидал офис этим вечером, фонтанчик был практически похоронен. Похоже, что те из нас, кто любил время от времени попить водички, теперь будут покупать «Эвиан» в «Смайлере».

Сандра присела на корточки и протянула руку, как протягивают руку незнакомой собаке, чтобы та ее обнюхала. Мне не нравилось видеть ее в таком положении, особенно когда она была так близко к зеленой лавине, которую мы выпустили из каморки уборщика. В его тени, так сказать. Я протянул руку, чтобы оттянуть ее назад, но Роджер меня остановил. На его лице играла странная улыбка.

- Позволь ей, - сказал он.

Лоза, толстая, как ветка, отделилась от плотного зеленого комка, только что выпавшего из дверного проема. Она, извиваясь, потянулась к Сандре, казалось, что лоза принюхивается. Затем она скользнула вокруг ее запястья, и Сандра ахнула. Херб шагнул вперед, но Роджер дернул его назад.

- Оставь ее в покое! Все в порядке! - сказал он.

- Клянешься?

Роджер так плотно сжал губы, что их почти не было видно.

- Нет, - тихо ответил он. - Но я так думаю.

- Все в порядке, - мечтательно произнесла Сандра. Она смотрела, как усик нежно скользил по ее обнаженной руке спиралью зеленого и коричневого цвета, словно лаская ее обнаженную кожу. Он был похож на какую-то экзотическую змею. - Говорит, что ОН - друг.

- Так и первые колонисты говорили индейцам, - мрачно сказал Билл.

- Он говорит, что любит меня, - сказала она почти восторженно.

Мы смотрели, как кончик шевелящегося усика скользнул под короткий рукав ее блузки. Маленький зеленый листок возле кончика проник следующим, немного приподняв ткань. Это было все равно, что наблюдать за работой какого-то новомодного индийского факира, заклинателя растений вместо заклинателя змей.

- ОН говорит, что любит нас всех. И ОН говорит...

Еще один усик свободно обвился вокруг ее колена, а затем мягко скользнул вниз по икре.

- ОН говорит, что не хватает еще одного, - сказал Херб. Я оглянулся и увидел, что туфли Херба исчезли. Он стоял по щиколотку в плюще.

Мы с Роджером подошли к дверному проему и оставались там, пока листья не коснулись наших пальто. Я подумал, как легко будет этой твари схватить нас за галстуки. Пара длинных жестких рывков и престо - пара редакторов, задушенных собственными галстуками. Затем несколько витков плюща обвились вокруг моих запястий свободными браслетами, и все эти параноидальные, пугающие мысли исчезли.

Теперь, сидя за письменным столом в своей квартире и стуча по клавишам старой пишущей машинки (пышущей, как печка, извините за сравнение), я не могу точно вспомнить, что было дальше... за исключением того, что он был теплым и успокаивающим и более чем приятным. Это было чудесно, как теплая ванна, когда болит спина, или кусочки льда, когда горло горит и рот пересох.

Что увидел бы посторонний, я не знаю. Вероятно, не так уж много, если Тина Барфилд сказала правду, когда говорила, что никто, кроме нас, этого не увидит; скорее всего, пятерых слегка неряшливых редакторов, четверо из которых были молоды ( Херб, которому уже за пятьдесят, выглядел бы молодо за столом для совещаний более респектабельного издательства, где возраст большинства редакторов, кажется, колеблется между шестидесятью пятью и «покойник»), стоящих у двери каморки уборщика.

Мы видели его. Растение. Зенит, плющ обыкновенный. Теперь он, то слегка сжимая, то расслабляя кольца, проникал прямо через нас, ощупывая коридор своими усиками и взбираясь по стенам своими лозами, такой же нетерпеливый и резвый, как жеребенок, выпущенный из конюшни теплым майским утром. Он захватил обе руки Сандры, мои запястья, ноги Билла и Херба. Роджер отрастил на шее зеленое ожерелье, и, казалось, совсем об этом не беспокоился.

Мы видели все это и испытали на себе. Физический факт происходящего и успокаивающее душевное тепло. Он, казалось, испытывал нас на прочность, при этом объединяя и превращая в маленький, но совершенный ментальный хор. И да, я говорю именно то, что, думаю: пока мы стояли там, в тисках этих тонких, но крепких усиков, между нами существовала телепатическая связь. Мы заглядывали в сердца и умы друг друга. Не знаю, почему меня это так удивляет после всего того, что произошло, - например, вчера я видел мертвеца, читающего газету, - но так и было.

Зенит спрашивал о Риддли. Казалось, у него был особый интерес к человеку, который его принял, дал ему место для роста и достаточно воды, чтобы начать новую жизнь. Мы заверили его (его?) в нашем общем хоре голосом, что с Риддли все в порядке, Риддли уехал, но скоро вернется. Плющ выглядел удовлетворенным. Усики, удерживающие наши руки и ноги (не говоря уже о шее Роджера), ослабили хватку. Некоторые упали на пол, другие просто отпрянули назад.

- Пошли, - тихо сказал Роджер. - Пошли отсюда.

Но какое-то время мы просто стояли и удивлено смотрели на него. Я вспомнил, как Тина Барфилд велела нам дать растению душ из ДДТ, когда мы с ним закончим, когда мы получим от него то, что нам нужно, и на мгновение я даже обрадовался, что она мертва. «Бессердечная сука заслуживает смерти», подумал я. Говорить об убийстве чего-то столь могущественного и в то же время столь очевидно ручного и дружелюбного... если отбросить корыстные мотивы, это было просто отвратительно.

- Хорошо, - наконец сказала Сандра. — Двигаем отсюда, ребята.

- Я в это не верю, - сказал Билл. - Я вижу это, но не верю.

Но мы знали, что он верил. Мы видели это и чувствовали в его сознании.

- А как насчет двери? - Спросил Херб. - Пусть будет открытой или закрыть?

- Не смей ее закрывать, - возмутилась Сандра. - Если ты это сделаешь, то отрежешь несколько маленьких лоз.

Херб отступил от двери и посмотрел на Билла.

- Ты удостоверился, Фома неверующий?

- Ты же знаешь, что да, - ответил Билл. - Только не надо тыкать меня носом, ладно?

- Никто никуда тебя тыкать не будет, - резко сказал Роджер. - У нас есть дела поважнее. А теперь пошли.

Он повел нас обратно в редакцию, на ходу поправляя галстук и засовывая его за пояс. Я остановился только один раз, в центре коридора, и оглянулся. Я был уверен, что плющ исчезнет, что все это было какой-то дурацкой пятимерной галлюцинацией, но он все еще был там, зеленый поток листьев и коричневатый клубок гибких лоз, многие из которых теперь ползли вверх по стене.

- Поразительно, - выдохнул Херб рядом со мной.

- Да, - сказал я.

- И все то, что случилось в Род-Айленде? Все это... правда?

- Все это правда, - согласился я.

- Пошли, - позвал Роджер. - Нам нужно о многом поговорить.

Я начал было идти, но тут Херб схватил меня за руку.

- Я уже почти сожалею, что старина «Стальные Яйца» мертв, - сказал он. - Ты можешь себе представить, как нечто подобное могло бы взорвать его мозг?

Я ничего на это не ответил, но думаю, разнесло бы напрочь, как и большая часть того, что было написано в письме Тины Барфилд.

Мы вернулись в кабинет Роджера, Роджер сел за свой стол, я - в кресло рядом с ним, Сандра села в свое кресло, Билл и Херб снова расположились на ковре, вытянув ноги и прислонившись спинами к стене.

- Есть вопросы? - Спросил Роджер, и мы все покачали головами. Кто-то, читающий этот дневник - иными словами, кто-то, не вовлеченный в эти события, - несомненно, сочтет это невероятным: как, во имя всего святого, не возникло никаких вопросов? Как мы смогли избежать того, чтобы провести остаток утра, в рассуждениях о невидимых мирах? А скорее всего, занять этими разговорами весь рабочий день?

Ответ прост: это был результат слияния наших разумов. Мы пришли к такому уровню взаимопонимания, на которое не многие были способны. И еще один немаловажный факт: у нас был бизнес, который мы могли спасти - наши продуктовые талоны, - если сумеем быстро спуститься с небес на землю. Спускаться с небес на землю, как мне кажется, стало легче с тех пор, как меня бросила Рут, - возможно, дальше уйдет и многословие. Во всяком случае, я на это надеюсь. Я расскажу вам кое-что о легендарных талонах на питание, раз уж я об этом заговорил. Вы начинаете беспокоиться, когда перед вами замаячит перспектива их потери, но вы не станете предпринимать никаких отчаянных попыток, пока вас не поставят прямо перед фактом их потери, и не поймете, что их еще можно спасти. Если, конечно, будете двигаться очень быстро и не споткнетесь. Фатализм - вот настоящий двигатель прогресса. Раньше я этого не знал, но теперь знаю точно.

И еще одна вещь, связанная с «без вопросов». Люди могут привыкнуть к чему угодно - к квадриплегии¹⁹⁵, потере волос, раку, даже к тому, что ваша любимая единственная дочь только что присоединилась к кришнаитам и в настоящее время пребывает вместе с ними в «Стэплтон Интернэшнл»¹⁹⁶, разодетая в красивую оранжевую пижаму. Мы ко всему привыкаем. Невидимый, вызывающий телепатию плющ - это еще одна вещь, к которой нужно привыкнуть. О последствиях, возможно, мы побеспокоимся позже. А сейчас у нас есть парочка книг, над которыми нужно поработать: «Самые больные шутки в мире» и «Дьявольский Генерал».

Единственный из нас, у кого были проблемы с программой на ближайшее будущее, - это Херб Портер, и его рассеянность не имела ничего общего с Зенитом, плющом обыкновенным. По крайней мере, не напрямую. Он продолжал бросать укоризненные, недоуменные взгляды на Сандру, и благодаря слиянию разумов я знал почему. Билл и Роджер тоже знали. Похоже, что в последние полгода или около того мистер Риддли Уокер из «Жопы Мира», штат Алабама, в «Зенит Хаус» не только полы воском натирал.

- Херб? - Спросил Роджер. - Ты с нами или против нас?

Херб резко дернулся, как человек, который только что пробудился ото сна.

- А? Да! Ну, конечно же!

- Я так не думаю. Но я хочу, чтобы ты был с нами. Добротный барк «Зенит» дал чертовски неприятную течь, если ты еще не заметил. Если мы хотим, чтобы он не утонул, нам нужны все руки у насосов. И ни одного хрена в такелаже. Ты меня понимаешь?

- Я все понял, - угрюмо сказал Херб.

Сандра тем временем бросила на него взгляд, в котором не было ничего, кроме недоумения. Я думаю, она знает то, что знает Херб (и что знаем все мы). Она просто не может понять, почему Херба это так волнует. Мужчины не понимают женщин, я знаю, что это правда... но женщины еще больше не понимают мужчин. А если бы понимали, то вряд ли захотели бы иметь с нами что-то общее.

- Хорошо, - сказал Роджер, - может быть, ты расскажешь нам, как продвигаются дела с книгой о генерале Хекслере?

К радости и изумлению Роджера, для публикации биографии «Стальных Яиц» было сделано очень много, причем за очень короткое время. Пока мы с Роджером были в Сентрал-Фолс, Херб Портер время даром не терял. Он не только нанял Оливию Баркер в качестве литературного раба для «Дьявольского Генерала», но и получил от нее торжественное обещание доставить в редакцию первый черновик из шестидесяти тысяч слов всего за три недели.

Сказать, что я был удивлен этими быстрыми движениями, было бы слишком мягко. По моему предыдущему опыту, Херб Портер двигается быстро только тогда, когда Риддли идет по коридору и кричит: «У Дей пончики на кухни, ани прост прикрасны! У Дей пончики на кухни, ани прост прикрасны!»

- Три недели, приятель, ну, не знаю, - с сомнением ответил Билл. - Не слишком верится, ведь у Оливии есть одна маленькая проблема. - Он изобразил, что проглотил горсть таблеток.

- В том то и прелесть, - сказал Херб. - Мадемуазель Баркер чиста, по крайней мере, в настоящее время. Она ходит на эти собрания и все такое. Ты же знаешь, она была самым быстрым литературным рабом, когда не употребляла.

- Когда была чистой, то да, - сказал я. - По крайней мере, так было раньше.

- Как ты думаешь, она сможет оставаться чистой еще три недели?

- Она останется чистой, - мрачно сказал Херб. - Следующие три недели я буду лично контролировать Оливию Баркер. Я буду звонить ей по три раза в день. И если услышу хотя бы одно невнятное «С», я тут же отправлюсь к ней с желудочным зондом. И клизмой.

- Избавь нас от подробностей, - сказала Сандра, поморщившись.

Херб не обратил на нее внимания.

- Но это еще не все. Подождите.

Он выскочил из комнаты, пересек коридор, направился к знаменитому шкафу в его кабинете (на стене висела фотография генерала Энтони Хекслера размером с плакат, в которую Херб бросал дротики, когда ему становилось скучно), и вернулся оттуда с пачкой бумаги. Он выглядел нехарактерно застенчивым, когда вручал их Роджеру.

Вместо того чтобы взглянуть на рукопись - потому что, конечно же, это была она, - Роджер посмотрел на Херба, подняв брови.

На мгновение мне показалось, что у Херба аллергическая реакция, возможно, из-за некоторой чувствительности кожи к листьям плюща. Потом я понял, что он просто покраснел. Я видел это, но эта ситуация все еще кажется мне чуждой, как вид Клинта Иствуда, рыдающего на коленях у своей мамочки.

- Это моя часть «Дьявольского Генерала» - отчет о деле с книгой «Двадцать цветов-телепатов в саду», - сказал Херб. - Вообще-то, я думаю, что это уже готово к публикации. Только около тридцати процентов из написанного здесь - правда - я никогда не дрался со «Стальными Яйцами» и уж тем более никогда не ставил его на колени, когда он появился здесь, размахивая ножом, но...

Это верно, - подумал я, - ведь Хекслер, насколько нам известно, вообще здесь не появлялся.

- ...но чтиво весьма занятное. Я... На меня нашло вдохновение. Херб на мгновение опустил голову, словно мысль о вдохновении показалась ему чем-то постыдным. Затем он снова поднял голову и вызывающе оглядел нас. - Кроме того, этот чертов псих мертв, и я не жду никаких неприятностей от его сестры, особенно если мы пригласим её сюда, попросим помочь с книгой, и подсунем ей пару сотен... ну, назовем это творческой помощью.

Роджер просматривал страницы, которые вручил ему Херб, почти не обращая внимания на этот словесный понос.

- Херб, - сказал он. - Боже милостивый, здесь же тридцать восемь страниц. Это почти десять тысяч слов. Когда ты это написал?

- Вчера вечером, - сказал он, снова глядя в пол. Его щеки горели ярче, чем когда-либо. - Я же сказал, что на меня нашло вдохновение.

Сандра и Билл выглядели впечатленными, но не настолько, как я. Насколько мне известно, только Томас Вулф¹⁹⁷ писал по десять тысяч слов в день. Конечно же, это затмило все мои жалкие постукивания по этому «Оливетти». И когда Роджер снова пролистал страницы, я увидел меньше дюжины зачеркиваний и взаимосвязей. Боже, на него, должно быть, действительно нашло вдохновение.

- Это потрясающе, Херб, - сказал Роджер, и в его голосе не было сомнений в искренности. - Если все будет в порядке - основываясь на твоих записках и резюме, у меня есть все основания полагать, что так оно и будет, - то это будет сердцем книги. - Херб снова покраснел, на этот раз, как мне кажется, от удовольствия.

Сандра смотрела на его рукопись.

- Херб, ты думаешь, что пишешь так быстро потому... ты не думаешь, что это как-то связано... ну ты понимаешь...

- Конечно, - сказал Билл. - Должна быть связь. Как думаешь, Херб?

Я видел, что Херб борется, желая приписать себе десять тысяч слов, которые должны были составить драматическое сердце «Дьявольского Генерала», а затем (клянусь, это правда) я почувствовал, что его мысли обратились к растению, к его впечатляющему богатству, когда Билл Гелб рывком открыл дверь, и оно выползло из каморки.

- Конечно же, это все плющ, - сказал он. - Я имею в виду, что должна быть какая-то связь. Я еще никогда в жизни не писал ничего настолько хорошего.

И я могу догадаться, кто был героем этой пьесы, но я предпочел держать рот на замке. По крайней мере, по этому поводу. С другой стороны, я счел благоразумным открыть новую тему.

- В письме Тины Барфилд ко мне, - сказал я, - она писала, что когда мы прочтем о смерти Карлоса, мы не должны этому верить.

Еще она писала: Как и генерала. И я добавил:

- Как и генерала.

- Это полная и абсолютная чушь, - сказал Херб, но в его голосе звучало беспокойство, и большая часть румянца исчезла с его щек. - Парень залез в чертову газовую печь и устроил себе викинговские похороны. Полицейские нашли его золотые зубы, на каждом из которых был выгравирован номер 7 - 7-я армия. И если этого недостаточно, они также нашли зажигалку, которую ему подарил Дуглас МакАртур. Он никогда бы с ней не расстался. Никогда.

- Да, может быть, он и мертв, - сказал Билл. - По словам Роджера и Джона, этот парень Кин тоже был мертв, но он был достаточно жив, чтобы читать объявления о продаже подержанных автомобилей в газете.

- Но мистеру Кину вырвали сердце, - сказал Херб. Он говорил почти небрежно, как будто вырвать сердце было примерно то же самое, что оторвать заусениц об защелку багажника своей машины. - От Стальных Яиц не осталось ничего, кроме пепла, зубов и нескольких костей.

- Но ведь есть еще и тульпы, - напомнил ему Роджер. Все мы сидели вокруг и обсуждали все это с абсолютным спокойствием, как будто это был сюжет новейшей книги Энтони ЛаСкорбии.

- А что такое тульпа? - Спросил Билл.

- Не знаю, - ответил Роджер, - но завтра обязательно узнаю.

- А как ты это сделаешь?

- От тебя. Потому что ты отправишься исследовать этот предмет в Нью-Йоркскую публичную библиотеку, прежде чем уйдешь домой сегодня вечером.

Билл застонал.

- Роджер, это несправедливо! Если и есть какая-то военизированная тульпа, то это тульпа Херба.

- Тем не менее, это исследование будет твоим детищем, - сказал Роджер и сурово посмотрел на Билла. - У Сандры есть книжка с шутками, а у Херба - книжка с психом. Ты тоже должен где-то почерпнуть вдохновение. А пока этого не произошло, я надеюсь, что ты детально вникнешь в чудесный мир тульпы.

- А как же он? - Угрюмо спросил Билл. Тот, на кого он смотрел, был ваш покорный слуга.

- У Джона тоже есть проект, - сказал ему Роджер. - Не так ли, Джон?

- Именно так, - ответил я, снова напоминая себе, что не стоит возвращаться домой, не занырнув обратно в пыльную атмосферу комнаты, где хранится почтовая корреспонденция хотя бы еще раз. По словам Тины, то, что я искал, было в фиолетовой коробке, на нижней полке, ближе к углу.

Нет, если верить Тине, то не по её словам.

По словам Уиджи.

- Пора за работу, - сказал Роджер, - но я хочу высказать три замечания, прежде чем отпущу вас. Во-первых: Вы должны держаться подальше от каморки уборщика, как бы вас к ней ни тянуло. Если желание станет слишком сильным, сделайте то, что делают алкаши: позвоните кому-нибудь, у кого может быть такая же проблема, и говорите об этом, пока желание не пройдет. Понятно?

Он обвел нас взглядом: Сандру, которая сидела чопорная и аккуратная, как первокурсница на первом приеме в женском обществе, Херба и Билла, бок о бок мостившихся на полу, Мистера Толстого и Мистера Худого. Голубоглазый взгляд Роджера коснулся меня последним. Никто из нас не произнес ни слова вслух, но Роджер все равно нас услышал. Именно так сейчас все и происходит в «Зенит Хаус». Это удивительно, и большинство людей, без сомнения, сочли бы это абсолютно невероятным, но так оно и было. К лучшему или к худшему. И поскольку он услышал именно то, что хотел, Роджер кивнул и откинулся на спинку стула, немного расслабившись.

- Второе: Возможно, вам захочется рассказать кому-нибудь за пределами этого офиса о том, что здесь произошло... то, что происходит. Я призываю вас от всего сердца не делать этого.

Ему не нужно было об этом беспокоиться. Мы этого не сделаем, никто из нас. Это обычная человеческая натура - желать доверить кому-нибудь великую и удивительную тайну, в которую ты был посвящен, но только не в этот раз. Мне не нужна была телепатия, чтобы это понять; я видел это в их глазах. И я вспомнил кое-что довольно неприятное из своего детства. Был один парень, который жил через улицу от меня, далеко не самый лучший в мире парень - Томми Фланнаган. Он был тощ, как жердь. У него была сестра, возможно, на год или два младше, которая весила намного больше его. И иногда он гонялся за ней до тех пор, пока она не начинала плакать, крича: «Жадина-говядина-соленый-огурец-по-полу-валяется-никто-его-не ест!» Не знаю, была ли бедняжка Дженни Фланнаган жадиной или нет, но я знаю, что мы именно так и выглядели в тот момент, все пятеро: кучка жадных редакторов, сидящих в кабинете Роджера Уэйда.

Эта картина преследует меня, потому что я уверен, что она была и на моем лице. Растение чувствует себя хорошо. От него исходят приятные запахи. Его прикосновение не скользкое, не отталкивающее, оно похоже на ласку. Живительную ласку. Сидя сейчас здесь, с опущенными глазами после очередного долгого дня (а мне еще нужно почитать, если я когда-нибудь смогу закончить эту запись), я жалею, что не могу почувствовать это снова. Я знаю, что это оживит меня, взбодрит и оживит. И все же, некоторые наркотики также заставляют вас чувствовать себя хорошо, не так ли? Даже когда они убивают вас, они заставляют чувствовать себя хорошо. Может быть, это чепуха, пуританский пережиток, как расовая память, а может быть, и нет. Я просто не знаю. И на данный момент, я думаю, это не имеет значения. Еще...

Жадина-говядина-соленый-огурец-по-полу-валяется-никто-его-не ест!

В кабинете на мгновение воцарилась тишина, а потом Сандра сказала:

- Никто не собирается ничего никому говорить, Роджер.

Билл:

- Речь идет не только о спасении наших рабочих мест на этом паршивом целлюлозном комбинате.

Херб:

- Мы хотим вставить этому уроду Эндерсу так же сильно, как и ты, Роджер. Уж поверь.

- Ладно, - сказал Роджер. - Согласен. И это подводит меня к последнему замечанию. Джон ведет дневник.

Я чуть не выпрыгнул из кресла, и начал было спрашивать, откуда он это знает - я ему об этом не говорил, - но потом понял, что это не к месту. Благодаря Зениту, растущему там, в обители Риддли Уокера, мы теперь много знаем друг о друге. Вероятно, даже больше, чем нам нужно.

- Это хорошая идея, - продолжил Роджер. - Я предлагаю всем вам начать вести дневники.

- Если мы действительно собираемся запустить в производство кучу новых книг, я не думаю, что у меня будет время даже чтобы вымыть голову, - проворчала Сандра. Как будто ей поручили редактировать только что обнаруженную рукопись Джеймса Джойса¹⁹⁸ вместо «Самых больных шуток в мире».

- Тем не менее, я настоятельно рекомендую вам выкроить для этого время, - сказал Роджер. — Рукописные дневники, возможно, и не будут иметь никакой ценности, если все пойдет так, как мы надеемся, но они могут оказаться бесценными, если этого не произойдет... ведь, скажем так, у нас нет четкого представления о том, с какими силами мы здесь играем.

- Тот, кто хватает тигра за хвост, не должен его отпускать, - сказал Билл.

Он заговорил каким-то зловещим бормотанием.

- Чепуха, - сказала Сандра. - Это всего лишь растение. Никаких проблем. Я чувствую это всеми фибрами души.

- Многие думали, что Адольф Гитлер - это простой маргинал, - сказал я, чем заслужил резкий взгляд сеньориты.

- Я все время возвращаюсь к тому, что сказала Барфилд о том, что растению нужна кровь, чтобы по-настоящему развернуться, - сказал Роджер. - Кровь зла или кровь безумия. Мне это не понятно, и уж тем более, мне это не нравится. Мысль о том, что мы выращиваем вампирскую виноградную лозу в каморке уборщика...

- И уже не только в каморке уборщика, - добавил я, заработав новые неприязненные взгляды Сандры и Херба, а также озадаченный и несколько встревоженный взгляд Билла.

- Я бы предпочел, чтобы он вообще не пробовал кровь, вот и все, - сказал Роджер. - Дела идут достаточно хорошо, чтобы удовлетворить наши текущие цели. - Он прочистил горло. - Я думаю, что мы тут играем со взрывчаткой, ребята, и в таком деле, как это, учет может пригодиться. Записки и записи в дневник - это все, о чем я прошу.

- Если их когда-нибудь прочтут в суде, - дневники и записки, посвященные этому делу, - они, скорее всего, приведет нас в «Дубовую Бухту», - сказал Херб. - Это та самая дурка, откуда сбежал старый добрый генерал «Стальные Яйца», на случай, если кто-нибудь из вас забыл.

- Лучше «Дубовая Бухта», чем Аттика, - сказал я.

- Это утешает, Джон, - сказала Сандра. - Это очень утешительно.

- Не волнуйся, милая, - сказал Билл, протягивая руку и похлопывая ее по щиколотке. - Я думаю, они направляют дам в Оссининг.¹⁹⁹

- Да, - ответила она. - Где я смогу открыть для себя радости сапфической²⁰⁰ любви с трехсотфунтовой байкерской цыпочкой.

- Прекратите, вы все, - нетерпеливо сказал Роджер. - Это простая предосторожность, вот и все. В этом пока нет ничего плохого. И не будет, если мы будем осторожны.

Только тогда я понял, как отчаянно Роджер хочет вытащить «Зенит Хаус», теперь, когда у него появился шанс. Как сильно он хочет спасти свою репутацию, когда есть реальный шанс ее спасти. Я снова вспомнил, как кролик-генерал кричал: «Возвращайтесь, идиоты! Возвращайтесь! Собаки не опасны!»

Я думаю, что в ближайшие дни и недели Роджер Уэйд будет пристально за нами наблюдать. И остальные тоже. И я, конечно, куда же мне деться.

Может быть, я - больше всех.

- Я думаю, что уже готов к небольшому отпуску в «Дубовой Бухте», - Сказал Билл. - У меня такое чувство, будто я читаю ваши мысли, а это, должно быть, безумие.

Никто ничего не сказал. Да и это было не нужно.

Дорогой дневник, мы уже это проходили.

Остаток дня я провел, восстанавливая в большей или меньшей мере обычный порядок вещей. Я убрал длинную, скучную сцену званого обеда из последнего опуса Оливии о пустельге и, помятуя о покойной Великой Тине Барфилд, оставил грубую сексуальную сцену, которая была действительно грубой (в какой-то момент тупой предмет вставляется в маловероятное место с маловероятными, экстатическими результатами). Я разыскал консультанта по кулинарии в Нью-Йоркской публичной библиотеке, и она согласилась за четыреста долларов (которые мы с трудом могли себе позволить) просмотреть рецепты в «Джанет Фристоун-Лав», нашей новой кулинарной книге, и попытаться убедить меня, что там нет ничего ядовитого. Кулинарные книги всегда приносят доход, даже плохие, но мало кто за пределами этого сумасшедшего бизнеса понимает, что они также могут быть опасны: несколько странных ингредиентов, и люди могут умереть. Смешно, но такое случается. Я сходил на ланч с Джинки Карстерс, которая могла бы новелизировать этот лесбо-вампирский кусок дерьма, с которым у нас возникли проблемы (бургеры в «Бургер Хэйвен», в настоящее время довольно претенциозное заведение), и выпил после работы с Родни Славински, который пишет вестерны о Хладнокровном Дентоне под именем Барта И. Стрейча. Хладнокровного не приняли в США, но по какой-то причине он нашел свою аудиторию на рынках Франции, Германии и Японии. Мы были рады им в этом помочь. Эх, жадина-говядина, соленый огурец.

Перед встречей с Родни, - веселым ковбоем-геем, пардон за мой французский - я зашел в комнату, где хранится почтовая корреспонденция. Чтобы туда добраться, мне пришлось перешагнуть через скрученную, переплетенную циновку из стеблей и лоз плюща. Это можно было сделать, фактически не наступая на них, за что я был благодарен. Последнее, что мне было нужно в три часа дня, - это болезненный крик экстрасенсорного плюща, страдающего от тяжелой поступи моих ног.

Сейчас Зенит, кажется, разрастался вверх по стене по обе стороны от каморки уборщика, образуя сложное сплетение из зеленого и коричневого цветов, через который просматривались геометрические узоры обоев приятного кремового цвета. На этот раз я не слышал его вздоха, но могу поклясться, что слышал его дыхание, теплое, глубокое и успокаивающее, как раз на пределе слышимости. И снова запахло, но на этот раз не кофе, а жимолостью. У меня остались приятные детские воспоминания и об этом запахе; жимолость окружала библиотеку, где я провел много счастливых часов в отроческие времена. И когда я проходил мимо, один усик плюща протянулся и коснулась моей щеки. Это было не просто прикосновение. Это была ласка. Есть одна по-настоящему великая вещь, которую я обнаружил в ведении дневника: я могу быть здесь честным, как нигде больше, в данном случае достаточно честным, чтобы сказать, что это прикосновение заставило меня вспомнить о Рут, которая раньше именно так ко мне и прикасалась.

Я стоял совершенно спокойно, в то время как этот тонкий стебелек скользнул к моему виску, провел по моей брови, а затем отстранился. Когда это произошло, у меня в голове промелькнула очень ясная мысль, и я уверен, что пришла она от Зенита, а не из глубин моего подсознания:

Найди фиолетовую коробку.

Обнаружить её посчастливилось, именно там, где Барфилд - или ее спиритическая доска Уиджа - мне и рассказывала: в дальнем углу на нижней полке, за парой огромных почтовых ящиков, с уже расслоившимися стенками. Это была та самая коробка, в которой продается печатная бумага среднего качества. Отправитель - некто Джеймс Солтуорти из Квинса - просто заклеил её скотчем и налепил почтовую марку поверх фирменного знака и логотипа «Регланд бонд». Его почтовый адрес находился в левом верхнем углу, на другой наклейке. Я думаю, это просто удивительно, что на почте приняли такую посылку и смогли доставить ее сюда, но они это сделали, и теперь все это мое.

Сидя на полу в почтовой комнате, вдыхая запах пыли и жимолости, я разорвал скотч и поднял крышку коробки. Внутри находилось, насколько я могу судить, около четырехсот страницы рукописи, венчавшейся титульным листом, на котором было написано:

ПОСЛЕДНИЙ ВЫЖИВШИЙ

Джеймс Солтуорти

И, в дальнем углу:

Продажа прав только по Северной Америке

Литературный Агент: Сам себе агент

Приблизительно 195 000 Слов

Там также было письмо, адресованное: редактору - или тому, кто отправляет эти вещи туда, откуда они пришли. Как и в случае с письмом Тины Барфилд, я его прикладываю. Я не собираюсь критиковать или анализировать его здесь, нет никаких причин это делать. Писатели, которые пытались опубликовать свои книги в течение длительного периода времени - пять лет, иногда десять лет, а однажды, по моему опыту, целых пятнадцать лет, которые имеют на своем счету не менее десяти неопубликованных романов, три из которых очень длинные, - разделяют подобный тон, который я бы описал как тонкий саможалостливый цинизм, натянутый на колодец растущего отчаяния и, во многих случаях, истерии. В моем воображении, которое, вероятно, слишком живо, эти люди всегда кажутся шахтерами, которые каким-то образом пережили ужасный обвал, людьми, запертыми в ловушке в полной темноте и кричащими: «Есть ли там кто-нибудь? Пожалуйста, ответьте? Кто-нибудь меня слышит?»

Когда я складывал письмо обратно в конверт, то подумал, что если когда-нибудь и было имя, которое звучало так, как будто оно должно принадлежать писателю, так это Джеймс Солтуорти. Моей следующей мыслью было: накрыть крышкой коробку с рукописью и оставить все, что было под титульным листом, хорошее там оно или плохое, до той поры, пока я не вернусь домой. Но в большинстве из нас есть что-то от Пандоры, и я не смог удержаться, чтобы не заглянуть под титульный лист. И прежде чем до меня это дошло, я уже успел прочитать первые восемь или девять страниц. Рукопись читалась так легко, так естественно. Она не могла быть так хороша, как кажется, я это точно знаю, иначе её бы здесь не было. И все же какая-то темная часть меня нашептывала, что это может быть и не так. Солтуорти был одновременно и писателем и литературным агентом, а писатели, которые этим занимаются, подобны адвокатам, защищающим самими себя: у них в клиентах дураки.

Страницы, которые я прочел, были настолько хороши, что я просто сгорал от любопытства и желания прочитать остальное по дороге из офиса домой; мои мысли постоянно возвращались к Трейси Нордстрому, очаровательному психу, который, по-видимому, был главным героем Солтуорти. В моей голове шла война: по одну сторону битвы была армия Надежды, по другую - армия Цинизма. Этот конфликт, я чувствую, разрешится в течение двух часов между сейчас и полуночью, когда я действительно буду вынужден лечь спать. Но прежде чем я поменяю стул на кухне рядом с пишущей машинкой на кресло в гостиной моей квартиры для чтения рукописи, я должен еще кое-что добавить.

Когда я встал с фиолетовой коробкой Солтуорти под мышкой, то заметил, что Зенит, плющ обыкновенный пробил стену между каморкой уборщика и комнатой, где хранится почтовая корреспонденция, по меньшей мере, в трех десятках мест. На этой стене располагались десять стальных полок, простые серые утилитарные вещи, которые теперь были совершенно пусты - в моем пост-рутском рабочем энтузиазме я полностью их очистил, не найдя ни одной вещи, даже отдаленно стоящей публикации. В большинстве случаев там была даже не просто некомпетентность - скучное повествование и скучная проза - а откровенная безграмотность. Не одна, а сразу несколько рукописей, заполнявших эти серые полки, были нацарапаны карандашом.

Но все это в сторону. Я просто хочу сказать, что я мог видеть эту стену, потому что стопки и нагромождения коробок, пакетов и почтовых ящиков исчезли. Кремовый гипсокартон теперь был пронизан галактикой зеленых звезд. Во многих случаях кончики лоз плюща только начали проникать сквозь гипсокартон, но в некоторых случаях длинные и хрупкие змеи уже проскользнули внутрь. Они разрастались вдоль пустых стальных полок, пересекались, переплетались, то поднимаясь, то опускаясь. Другими словами, исследовали новые территории. Большинство листьев были плотно свернуты, как спящие младенцы, но некоторые уже начали раскрываться. У меня возникло сильное подозрение, что через неделю-другую, самое большее через месяц, комната, где хранится почтовая корреспонденция будет так же заполнена Зенитом, как сейчас каморка Риддли.

Что приводит к забавному, но вполне обоснованному вопросу: куда мы посадим Риддли, когда он вернется? И что именно он будет делать?

Достаточно. Пора ознакомиться с содержимым коробки Джеймса Солтуорти.

2 апреля 1981 года

Боже мой. О, боже мой! Я чувствую себя как человек, который окунул свою леску в маленький деревенский ручеек и ухитрился подцепить Моби Дика²⁰¹. Я даже набрал первые пять цифр номера Роджера Уэйда, прежде чем сообразил, что уже два часа гребаного утра. Придется подождать, но я не знаю, как мне это удастся. Я чувствую, что вот-вот взорвусь. Имена и названия книг продолжают танцевать в моей голове. «Нагие и мертвые» Нормана Мейлера. «Округ Рэйнтри» Росс Локридж. «Пейтон-Плейс» Грейс Металиус. «Крестный отец» Марио Пьюзо. «Экзорцист» Уильяма Питера Блэтти. «Челюсти» Питера Бенчли. Разные книги, разные писатели, некоторые очень хорошие, некоторые просто компетентные, но все они создали своего рода энергетик, - истории, которые миллионы людей просто обязаны были прочитать. «Последний выживший» Солтуорти очень точно вписывается в эту группу. В этом нет никаких сомнений, черт побери. Я не думаю, что обнаружил шедевр, но я точно знаю, что нашел очередную большую вещь.

Если мы позволим этому ускользнуть из наших рук, я застрелюсь.

Нет.

Я войду в каморку Риддли и попрошу Зенит, чтобы он задушил меня.

Боже мой, какая невероятная книга. Какая невероятная история.

19 февраля 1981 года

Редакционному персоналу и / или отделу обработки почты,

Издательство «Зенит Хаус»

Парк Авеню Саут, дом 490

Город Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, 10017

РЕДАКТОРУ - ИЛИ ТОМУ, КТО ОТПРАВЛЯЕТ ЭТИ ВЕЩИ ТУДА, ОТКУДА ОНИ ПРИШЛИ.

Меня зовут Джеймс Солтуорти, и прилагаемая коробка содержит рукопись, написанную лично мной. «Последний выживший» - роман, действие которого происходит через пять лет после того, как я его написал в 1977 году, и теперь, клянусь Богом, это будущее почти наступило! Похоже на неприличную шутку. Этот роман, который был изучен со всех сторон, как моей женой, так и моим начальником (я преподаю английский язык в 5-м классе школы Пресвятой Богородицы в Квинсе), был в общей сложности у двадцати трех издателей. Наверное, мне не следовало бы говорить вам об этом, но поскольку «Зенит Хаус» - последнее пристанище этой рукописи в том, что было долгой и чрезвычайно скучной поездкой в никуда, я решил «немного выпустить пар», как мы обычно говорили в сексуальных шестидесятых, времени, когда каждый из нас думал, что вынашивает, по меньшей мере, один великий роман.

Я предполагаю, что в нескольких издательствах, где побывал «Последний выживший», он был чем-то вроде нежеланного зятя, от которого вы стремитесь избавиться как можно скорее, хотя иногда его действительно читали (точнее сказать - частично читали). Из «Даблдей» пришел ответ: «Мы ищем более оптимистичную фантастику». Привет! Из «Липпинкотта»: «Написано неплохо, но персонажи неприятные, а сюжет откровенно невероятный». Мазл тов!²⁰² Из «Патнэма» пришло это старое доброе: «Мы больше не рассматриваем неагентированный материал». Ура! Агенты, шмагенты. Мой первый умирал у меня на глазах - ему был восемьдесят один год, и он впал в маразм. Второй был мошенником. Третий сказал, что ему нравится мой роман, а потом предложил мне прикупить что-нибудь из «Амвея»²⁰³.

Я прилагаю 5.00 долларов почтового сбора за возврат посылки. Если вы воспользуетесь ими, чтобы вернуть мне мой роман после того, как закончите его не читать, просто прекрасно. Если вы захотите купить на них пару банок пива, все, что я могу на это сказать: Привет! Мазл тов! Ура! Тем временем я вижу, что Розмари Роджерс, Джон Саул и Джон Джейкс по-прежнему хорошо продаются, поэтому я думаю, что американская литература хорошо себя чувствует и смело продвигается вперед к 21 веку. Кому нужен Солтуорти?

Интересно, платят ли деньги за написание учебных пособий? Конечно же, нет. Ведь нет ничего особенного в обучении пятиклассников, некоторые из которых носят выкидные ножи и продают за углами наркотики. Полагаю, в «Даблдей» этому не поверят, не так ли?

Со всей любезностью,

Джим Солтуорти

Абердин-Роуд, 73

Куинс, штат Нью-Йорк, 11432

2 апреля 1981 года

автоответчик в кабинете Роджера Уэйда,

3:42 утра: Здравствуйте, вы позвонили Роджеру Уэйду «Зенит Хаус». Я не могу сейчас ответить на ваш звонок. Если речь идет о счетах или бухгалтерском учете, вам нужно перезвонить Эндрю Лангу в «Апекс Корпорэйшн оф Америка». Номер 212-555-9191. Спросите издательский отдел. Если вы хотите оставить сообщение лично для меня, дождитесь сигнала. Спасибо.

Роджер, это Джон, твой приятель по сафари в Сентрал-Фолс. Я звоню тебе около четырех утра, 2 апреля. Меня сегодня не будет в редакции. Я только что закончил самую невероятную гребаную книгу в своей жизни. Святой Боже, Босс, я чувствую себя так, словно кто-то посадил мой мозг на чертовы реактивные салазки. Нам нужно быть очень аккуратными с этим - книга должна быть опубликована в твердом переплете, со всеми прибамбасами и наворотами, но, как ты знаешь, «Апекс» с твердым переплетом не работает. Как и большинство компаний, которые попадают в книжный бизнес, они в этом не секут. Но нам же и лучше. Мы то сечем что к чему. Кого ты знаешь в лучших издательствах книг в твердом переплете? Лучше спросить: кому ты доверяешь?

Если мы потеряем права на эту книгу в процессе получения Солтуорти прав на издание в твердом переплете, я себя убью. Я…

3:45 утра: Здравствуйте, вы позвонили Роджеру Уэйду «Зенит Хаус». Я не могу сейчас ответить на ваш звонок. Если речь идет о счетах или бухгалтерском учете, вам нужно перезвонить Эндрю Лангу в «Апекс Корпорэйшн оф Америка». Номер 212-555-9191. Спросите издательский отдел. Если вы хотите оставить сообщение лично для меня, дождитесь сигнала. Спасибо.

Я Джон-балаболка, даже с этим чертовом автоответчиком, не так ли, Роджер? Я даже не помню, о чем говорил раньше. У меня просто кружится голова. Я иду спать. Я не знаю, получится ли заснуть или нет. Если нет, то, может быть, все-таки приду на работу. Наверное, в моей гребаной пижаме! [Смеюсь] Если засну, то в пятницу, первым же делом, засяду за отчет по рукописи, хорошо? Пожалуйста, не дай нам все испортить, Роджер. Пожалуйста. Ладно, я иду спать.

3:48 утра: Здравствуйте, вы позвонили Роджеру Уэйду «Зенит Хаус». Я не могу сейчас ответить на ваш звонок. Если речь идет о счетах или бухгалтерском учете, вам нужно перезвонить Эндрю Лангу в «Апекс Корпорэйшн оф Америка». Номер 212-555-9191. Спросите издательский отдел. Если вы хотите оставить сообщение лично для меня, дождитесь сигнала. Спасибо.

Господи, Роджер. Ничего не предпринимай, пока не прочтешь это дерьмо. Просто подожди.

3:50 утра: Здравствуйте, вы позвонили Роджеру Уэйду «Зенит Хаус». Я не могу сейчас ответить на ваш звонок. Если речь идет о счетах или бухгалтерском учете, вам нужно перезвонить Эндрю Лангу в «Апекс Корпорэйшн оф Америка». Номер 212-555-9191. Спросите издательский отдел. Если вы хотите оставить сообщение лично для меня, дождитесь сигнала. Спасибо.

Если кто-нибудь попытается что-нибудь сделать с этим растением, то он умрет. Ты это понимаешь? Он нахрен... сдохнет.

Отчет о рукописи

Издательство «Зенит Хаус»

Редактор: Джон Кентон

Дата: 3 апреля 1981 года

Название рукописи: «Последний выживший»

Имя автора: Джеймс Солтуорти

Фантастика /Научно-популярная литература: Ф

Илюстарции: Н

Агент: нет

Предлагаемые права: Автор предлагает только по Северной Америке, но как мне кажется, он не понимает, о чем речь.

Временные рамки: действие романа происходит в 1982 году, но первоначально он был написан в 1977 году. Чтобы придерживаться намерений автора, даты в романе должны быть изменены, на 1986, 1987 или, по крайней мере, плюс пять лет от предполагаемой даты публикации.

Основной посыл уникален и увлекателен. Сеть, теряющая рейтинги (авт. называет ее ОВК, Объединенная Вещательная Корпорация, но чувствуется, что подспудно речь идет о Си-Би-Эс), придумывает уникальную идею игрового шоу. Двадцать шесть человек помещают на необитаемый остров, где они должны выжить в течение шести месяцев. Среди участников конкурса - три подготовленных оператора. На самом деле у каждого участника есть своя «работа» на острове, и операторам приходится обучать некоторых участников умению пользоваться оборудованием. Другие участники - «фермеры», «рыбаки», «охотники» и так далее. Главная идея состоит в том, что в конце каждой из двадцати шести недель участники должны голосовать за изгнание одного из людей с острова. Первый изгнанник получает один доллар. Второй получает десять. Третий получает сотню. Четвертый получает пятьсот. А последний выживший получает целый миллион. Я знаю, что звучит неубедительно, но Солтуорти на самом деле заставляет нас поверить, что такая программа может выйти в эфир, если сеть окажется на грани краха (и будет достаточно безвкусной, но на сетевом телевидении это никогда не было проблемой).

То, что делает историю блестящей, - это определение характеров от Солтуорти. Телезрители видят конкурсантов под очень простыми углами - Добрая Молодая Мать, Веселый Спортсмен, Суровый Старик, Жесткая, Религиозная Вдова. Однако в глубине души, они чрезвычайно сложны. И один из них, симпатичный Молодой Водитель Грузовика по имени Трейси Нордстром, на самом деле опасный психопат, который пойдет на все, чтобы выиграть миллион долларов. В одной, читаемой на одном дыхании, сцене в начале книги он вызывает пищевое отравление у Сурового Старика, заменяя безвредные грибы, собранными одним из фермеров, милым бывшим хиппи, галлюциногенными. И тот, убитый горем из-за его предполагаемой ошибки, кончает жизнь самоубийством (которое сеть скрывает, поскольку последний выживший стал монстром). По иронии судьбы, Нордстром - самый обожаемый участник, как другими участниками, так и огромной телевизионной аудиторией. (Солтуорти фактически заставляет читателя поверить, что такое шоу может стать национальной навязчивой идеей.)

Только один человек, Салли Стамос (Добрая Молодая Мать), подозревает, каким злом на самом деле является Трейси Нордстром. В конце концов, Нордстром понимает, что она его раскусила, и пытается заставить ее замолчать. Сможет ли Салли убедить остальных в том, что происходит? Вернется ли она когда-нибудь к своим детям?

Солтуорти строит саспенс, как старый профи, и я просто не мог оторваться от книги... или достаточно быстро переворачивать страницы. Роман завершается огромной бурей, которая завершает то, что до тех пор было просто циничной телевизионной иллюзией: конкурсанты отрезаны от всего, настоящие потерпевшие кораблекрушение вместо притворных. То, что мы здесь имеем, - это гибрид высокой концепции между «И никого не стало»²⁰⁴ и «Повелителя мух»²⁰⁵. Я не хочу помещать заключение в это резюме; его нужно читать и смаковать лично в собственной яркой прозе автора. Позволь мне только сказать, что это настолько шокирует, что все редакторы, которые читали эту книгу до меня, отбрасывали ее, как горячую картофелину. Но это работает, и я думаю, что американские читатели, которые смогли принять сверхъестественные ужасы «Ребенка Розмари» и преступные ужасы «Крестного отца», примут его, порекомендует его своим друзьям и будут говорить о нем в течение многих лет.

Рекомендация редактора: Мы должны это опубликовать. Это лучший и самый коммерческий неопубликованный роман, который я когда-либо с удовольствием читал. Если когда-либо и была книга, которая могла бы возвысить издателя, то это та самая.

Джон Кентон

ИЗ СВЯЩЕННОЙ КНИГИ КАРЛОСА

СВЯЩЕННЫЙ МЕСЯЦ АПРЫ (Запись #77)

Время почти пришло. Звезды и планеты сошлись, хвала Деметре. Это хорошо, потому что у меня мало времени. От предательницы суки Барфилд избавился, заклинание сработало, и самолет разбился. Никаких проблем, хвала Аббале, но, в конечном итоге, она все равно меня обманула. Вороватая сука украла мой талисман (на самом деле это был Совиный Клюв). Я искал везде, но Клюв исчез. Держу пари, он был у нее в кармане, когда самолет разбился. Сгорел! Ни осталось ничего, кроме пепла!! Если Защита исчезла, мое Время истекло. Ничего, я все равно устал быть Карлосом. Время переходить на следующий этап, но сначала избавлюсь от Иуды Кентона. Я покажу тебе, что на самом деле означает отказ, Иуда! Пусть растение позаботится об остальных, когда прольется Невинная Кровь.

Я обошел весь район, где работает Кентон. Все офисные здания, кроме небольшого магазинчика через дорогу. Перед ним стоит сумасшедшая старушка-бродяга. Женщина с Гитарой. Играет почти так же плохо, как Иуда Кентон редактирует книги. Ха! Думал использовать ее, как невинную кровь, но она безумна, так что вряд ли сработает. «Незачем работать с деревом, если дерево не сработает», - говорил мне Мистер Кин. По-своему мудрый человек.

На улице, похоже есть еще несколько «завсегдатаев». Один парень продавал часы и т.д. за откидным столиком. Никаких проблем, но в выходные будет лучше всего. Я найду способ проникнуть внутрь, скорее всего, последую за кем-то, кто «пашет сверхурочно». Я проберусь наверх, в их офис, и просто «затаюсь», как они говорят, до утра понедельника. Планирую лично перерезать горло Иуде Кентону Священным жертвенным ножом. Вырежу ему сердце, если получится. Когда его кровь потечет по моим рукам, я смогу умереть счастливым, хвала Аббале, хвала Деметре. Только не будет никакой смерти! Всего лишь переход на следующий уровень существования.

ПРИДИ, ВЕЛИКАЯ ДЕМЕТРА!

ПРИДИ, ЗЕЛЕНЬ!

СВЯЩЕННЫЙ МЕСЯЦ АПРЫ (Запись #78)

Нужно кое-чего остерегаться. Я все еще вижу сны о «генерале». Кто такой «генерал». Почему он думает о свечках? Почему он думает о Джусе²⁰⁶? Какой еще Джус?

Возможно, священный напиток вроде вытяжки из крыжовника или молочка мускатного ореха. Я не знаю. Чувствую опасность. Тем временем я нашел дешевый отель примерно в 3 кварталах от З.Х. Не могу больше болтаться без дела. 1. Могу привлечь ненужное внимание. 2. Не могу больше слышать играющую на гитаре старушку-бродягу. Кто-то должен разбить ей гитару об голову. Парни, она играет как Дерьмо. Может быть, это переодетый Джон Кентон! Хaaaaa-хаааа-хаааа.

Выходные уже близко. Испытания огнем и трубами почти закончились. Кентон, ты заплатишь за то, что отверг мою книгу, а потом натравил на меня полицию, ты, говнюк.

Кто такой «генерал». Кто бы это мог быть.

Не бери в голову. Выходные уже близко.

ПРИДИ, ЗЕЛЕНЬ!

Из дневника Сандры Джексон

3 апреля 1981 года

Я не вела дневник с тех пор, как была одиннадцатилетней девочкой со следами комариных укусов вместо грудей и личной жизнью, которая состояла из стенаний по Полу Ньюману²⁰⁷ и Роберту Редфорду²⁰⁸ с моими подругами Элейн и Филлис, но вот этот день настал. Я не буду писать о плюще, так как уверена, что Джон и Роджер достаточно подробно это осветят (прочитав несколько записок Джона, возможно, слишком подробно). Многое из того, что я должна осветить, по крайней мере, в этой записи, имеет личный характер, не говоря уже о сексуальном подтексте. Видите ли, я уже не та маленькая девочка! Я долго и напряженно думала, стоит ли мне это записывать, и, наконец, решила: «А почему бы и нет!» Скорее всего, эти записи не увидит никто, кроме меня, а если и увидит, то, что с того? Должна ли я стыдиться своей сексуальности в общем или своего влечения к убийственно красивому Риддли Уокеру в частности? Я так не думаю. Я современная женщина, услышь мой рев, и не вижу причин стыдиться: а. моего интеллекта б. моих редакторских амбиций (которые простираются намного дальше, чем дыра, известная как «Зенит Хаус», поверьте мне) или в. моей сексуальности. Видите ли, я не стыжусь своей сексуальности (что означало бы не говорить о ней и уж тем более не позволять время от времени давать ей выход). Я высказала это Хербу Портеру, когда он попытался вчера меня обвинить. Одна только мысль об этом сводит меня с ума (и смех раздирает, признаюсь с облегчением). Как будто он имел право меня хоть в чем-то обвинять. Я Тарзан, ты Джейн, вот пояс верности.

Херб вошел в мой кабинет около четверти одиннадцатого, даже не поздоровавшись, прикрыл дверь и просто стоял, сердито глядя на меня.

- Заходи, Херб, - сказала я, - и закрой дверь, чтобы мы могли поговорить наедине.

Даже намека на улыбку не было. Он просто стоял и хмурился. Как ему казалось, я должна была испугаться. Конечно, Херб Портер достаточно огромен, чтобы наводить ужас; должно быть, он ростом шесть футов один дюйм и весит двести пятьдесят фунтов²⁰⁹, и, учитывая цвет кожи его лица (вчера утром он был красным, как борт пожарной машины, и я нисколько не преувеличиваю), я переживаю за его кровяное давление и сердце. Он частенько мелет языком, но я была рядом, когда от генерала Хекслера начали приходить письма с угрозами, и эти письма заставили Херба поволноваться. Также он выглядел и в среду, когда Джон предположил, что, судя по всему, генерал Хекслер все еще жив.

- Ты трахалась с Риддли, - сказал Херб. Это, вероятно, должно было прозвучать как громогласное обвинение басом ветхозаветного пророка, но прозвучало скорее как невыразительный фальцет. Он все еще стоял в дверях, его руки то расходились то сходились. В своем зеленом выходном костюме и с красным лицом он выглядел как реклама Рождества в аду. - Ты трахалась с этим чертовым уборщиком!

На прошлой неделе это могло бы сбить меня с толку, но с прошлой недели здесь все изменилось. Думаю, к новому порядку придется привыкнуть. Я говорю о телепатии, мой дорогой дневник. Конечно же. ЭС²¹⁰. И, безусловно. ЧТЕНИИ МЫСЛЕЙ. В этом нет никаких сомнений. Другими словами, я знала, что было на уме у Херба с того момента, как он переступил порог моего кабинета, и это практически избавило меня от состояния шока.

- Почему бы тебе не сказать остальное? - Спросила я.

- Я понятия не имею, о чем ты говоришь. - Ответил Херб Портер, вложив в эту фразу весь свой фирменный гнев.

- А я думаю, имеешь, - сказала я. - То, что я трахаюсь с уборщиком, беспокоит тебя гораздо меньше, чем то, что я трахаюсь с черным уборщиком. Прекрасно трахающимся черным уборщиком.

Я поняла это с первого раза. Мы просто зашлись в экстазе. Хотелось бы сказать, что мне стыдно признаться, как мне это понравилось, но это не так.

- Дело в том, Герберт, - продолжила я, - что у него член, как у жеребца. Такой инструмент не является достоянием только черных людей, - это все расистские штучки-дрючки, - но немногие люди, белые или черные, знают, как использовать то, что Бог и генетика им дали. Риддли знает. И, поверь мне, он провел немало скучных дней в этой дыре.

- Ты просто не можешь... Ты не должна... Он не... - он брызгал слюной на все стороны. Но, благодаря вышеупомянутому новому порядку, в старом добром «Зенит Хаус» больше не было многоточий и недосказанности. Хорошо это или плохо, но каждая мысль была закончена. То, что я не могу слышать ушами, я могу слышать умом.

Ты не можешь... ДЕЛАТЬ ЭТО!

Ты не должна... ЕМУ ЭТО ПОЗВОЛЯТЬ!

Он не... НАШЕГО УРОВНЯ ЧЕЛОВЕК!

Как будто Херб Портер, хвастун-республиканец, был человеком моего уровня. (В некоторых важных отношениях, конечно же, был: а. он тоже редактор б. он любит книги в. он тоже часть странного опыта Жизни с Плющем.)

- Херб, - сказала я.

- А что если ты подхватишь какую-нибудь болезнь? - возмутился Херб. - А что, если он... рассказывает о тебе своим друзьям, когда они сидят на ступеньках и пьют свои коктейли?

- Херб, - сказала я.

- А что, если он станет употреблять наркотики? Заимеет друзей - преступников? Что если...

И было нечто сладкое за этим многоточием, что-то, что заставило мое сердце немного растаять. Для хвастуна-республиканца, да еще и расиста Херб Портер был действительно неплохим парнем.

Что, если... ОН БУДЕТ ГРУБ С ТОБОЙ?

Так заканчивалось последнее предложение, после которого Херб просто стоял, опустив плечи, и смотрел на меня.

- Иди сюда, - сказала я и похлопала по стулу за своим столом. В моей голове крутились около миллиарда мерзких шуток о мертвых младенцах, нимфоманках и глупых европейцах («Польская государственная служба информирует: Десять часов! Вы хоть представляете, сколько это времени?»), но в тот момент я чувствовала близость к Хербу. Я знаю, как странно это прозвучало бы для Джона, который, вероятно, думает, что Херб Портер из другого мира (Планета Рейган), но Херб таким не был.

Знаете, что я на самом деле думаю? Я думаю, что телепатия все меняет.

Просто все.

- Послушай меня, - сказала я. - Во-первых, скорее Риддли подхватит что-нибудь от меня, чем я от него. По-моему, он самый здоровый человек в этой конторе. Безусловно, он в хорошей форме. Во-вторых, он больше похож на нас, чем ты думаешь. Он работает над книгой. Я знаю, потому что однажды видела одну из его записных книжек. Она лежала у него на столе, и я в нее заглянула.

- Это невозможно! — Огрызнулся Херб. - Идея о том, что уборщик пишет книгу... особенно уборщик в этом ЗАВЕДЕНИИ...!

- В-третьих, я очень сомневаюсь, что он сидит на ступеньках и пьет коктейли со своими друзьями. У Риддли есть чудесная маленькая квартирка в Доббс-Ферри, я имела честь быть там однажды, и я не думаю, что они вообще сидят на ступеньках и пьют спиртное в этом районе.

- Я полагаю, что квартира Риддли в Доббс-Ферри - удобный вымысел, - сказал Херб своим самым напыщенным «О-боже-мой-кажется-у-меня-в жопе-палка-торчит» голосом - Если он и отвез тебя туда, то я чертовски сомневаюсь, что это был его дом. Что же касается предполагаемой книги, то как бы начался роман Риддли Уокера? - Гей, опа-па, я сейчас бро расскжу вам тему?

Крайне неприятные слова, но желания ужалить в них практически не было. Благодаря Зениту, чья умиротворяющая атмосфера теперь полностью заполняет наши офисы, я знала, что то, что Херб на самом деле чувствовал в тот момент, было ошеломляющим удивлением... и некоторой неполноценностью. Я думаю, что на уровне подсознания он уже давно понял, что в Риддли есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд. У меня также есть основания полагать, что Херб и неполноценность шли вместе, как лошадь и экипаж, как говорится в песне. По крайней мере, до вчерашнего дня. Вот к этому я и подхожу.

- И последнее, что я хочу сказать, - произнесла я (как можно мягче). - Если Риддли будет со мной груб, мне придется с этим смириться. Я смогу. Я уже неоднократно это делала. Я не ребенок, Херб. Я взрослая женщина. - Я также знаю, что ты приходил сюда, когда я была в другом месте, и обнюхивал сиденье моего стула. Я думаю, что это должно прекратиться, не так ли?

Вся краска сошла с его лица, и на мгновение мне показалось, что он сейчас грохнется в обморок. У меня есть предположение, что телепатия, возможно, его спасла. Точно так же, как я знала, в чем он пришел обвинить меня, он знал - хотя всего лишь за несколько секунд до сказанного - что я в курсе его маленького хобби. Поэтому то, что я сказала, не пришло к нему как гром с ясного голубого неба.

Он снова начал пыжится, немного краски вернулось к его лицу... а потом он просто поник. Мне стало его жалко. Когда такие парни, как Херб Портер, сникают, это не очень приятное зрелище. Вспомните о медузах, выброшенных на берег.

- Извини, - сказал он и развернулся, чтобы уйти. - Больше не буду. Я уже давно подозреваю, что у меня есть... некоторые проблемы. Полагаю, мне пора обратиться за профессиональной помощью. Я буду держаться от тебя подальше, насколько это возможно, и буду благодарен, если ты оставишь это между нами.

- Херб, - сказала я.

Одной рукой он держался за дверную ручку. Он не уходил, но и не оборачивался. Я чувствовала одновременно надежду и страх. Один Бог знает, что чувствовал при этом он.

- Херб, - повторила я еще раз.

Ничего. Бедный Херб просто стоял, втянув голову по самые плечи, и я знала, что он изо всех сил пытается не заплакать. Люди, которые зарабатывают на жизнь редактированием чужих и написанием своих произведений имеют множество недостатков, но иммунитет к стыду не входит в их число.

- Обернись, - сказала я.

Херб постоял еще мгновение, собираясь с мыслями для предстоящего разговора, а потом сделал, как я просила. Его лицо не покраснело и не побледнело, - на нем появилось три пятна, яркие, как румяна, по одному на каждой щеке и еще одно, пересекающее лоб толстой красной линией.

- У нас тут много работы, - сказала я, - и если все просто останется как есть, делу это не поможет. - Я говорила самым спокойным, самым разумным голосом, но я бы солгала, если бы не призналась, что почувствовала приятные искры возбуждения в низу моего живота. Я хорошо представляю себе, что думает обо мне Риддли, и хотя он не во всем прав, но и не совсем не прав; признаю, - у меня довольно низменные вкусы. Ну и что с того? Некоторые едят требуху на завтрак. И все, что я могу сделать, это придерживаться фактов. Один из них заключается в следующем: что-то в Сандре Джорджетт Джексон возбудило Херба настолько, что он вдохновился на ряд тайных экспедиций по нюханью сидения моего стула. И это меня заводит. До вчерашнего дня я никогда не думала о себе как о Юле Варнер²¹¹, но...

- О чем это ты говоришь? - хрипло спросил Херб, но красные пятна расползались, смывая его бледность. Он прекрасно понимал, о чем я говорю. С таким же успехом мы могли бы носить на шее таблички с надписью: ОСТОРОЖНО! ТЕЛЕПАТИЯ!

- Я думаю, нам нужно выйти за рамки, - сказала я. - вот о чем я говорю. Если это поможет делу, я готова.

- Это вроде как поднять еще одного на борт, да? - сказал он. Он пытался говорить саркастично и с презрением, но меня не проведешь. И он это знал.

Все это было, в каком-то странном смысле, просто восхитительно.

- Называй, как хочешь, - сказала я, - но если ты читаешь мои мысли так же ясно, как я читаю твои, ты знаешь, что это не все. Мне... скажем так, интересно. Чувствую себя готовой к приключениям.

Все еще пытаясь выразить свое презрение, Херб произнес:

- У тебя есть конкретные предложения? Например, поиграть в дальнобоя и хичхайкера, как с Риддли. Или как ты хочешь трахнуть крикливого коллегу Херба Портера?

- Херб, - сказала я, - ты хочешь простоять здесь весь остаток дня, тренируя свое красноречие, или будешь что-то делать?

- Так уж получилось, у меня есть проблема, - сказал Херб. Он покусывал свою нижнюю губу, и я увидела, что он просто заходится потом. Я была заинтригована. Это слишком ужасно, как вы думаете? - Эта проблема затрагивает мужчин всех возрастов и всех слоев общества. Она…

- У тебя он больше, чем хлебница, Херб? - спросила я своим самым застенчивым тоном.

- Шути, сколько вздумается, - угрюмо сказал Херб. - Женщины могут себе это позволить, потому что они просто лежат и принимают его. Хемингуэй насчет этого был прав.

- Да, когда дело доходит до импотенции, многие литературоведы, кажется, готовы верить, что даже Папа Римский пишет книги, - сказала я теперь своим самым противным тоном. Херб, однако, не обратил на это внимания. Я не думаю, что он когда-либо в своей жизни с кем-нибудь говорил о своей импотенции (настоящие мужчины этого не делают), и вот он здесь, как говорится, в трусах и шляпе.

- Эта небольшая проблема, которая многим женщинам кажется забавной, чуть не разрушила мою жизнь, - сказал Херб. - И разрушила мой брак.

Я подумала: «А я и не знала, что ты был женат», - и его мысль тут же вернулась, на мгновение заполнив мою голову: «Это было задолго до того, как я оказался в этой дыре».

Мы смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами.

- Вау, - сказал он.

- Да, - сказала я. - Продолжай, Херб. Я не могу говорить за всех женщин, но эта никогда в жизни не смеялась над импотенцией.

Херб продолжил, немного успокоившись:

- Лиза ушла от меня, когда мне было двадцать четыре, потому что я не мог удовлетворить ее как женщину. Я никогда не испытывал к ней ненависти за это; она старалась изо всех сил в течение двух лет. Это было нелегко. С тех пор, я думаю, у меня получилось это... ну, ты понимаешь... может быть, три раза.

Я подумала о сказанном, и у меня просто дух захватило. Херб утверждает, что ему сорок три, но благодаря нашей экстрасенсорике, вызванной плющом, я знаю, что ему сорок восемь. Жена бросила его в поисках более зеленых пастбищ (и более жестких пенисов) полжизни назад. Если с тех пор он имел успешные сексуальные отношения только три раза, это означает, что он занимался сексом один раз за полный период обращения Нептуна вокруг Солнца. Божечки ж боже мой.

- Для этого есть веская медицинская причина, - сказал он с большим достоинством и серьезностью. - С десяти до пятнадцати лет - в годы моего сексуального становления - я подрабатывал разносчиком газет, и…

- Работа разносчиком газет, сделала тебя импотентом? - Спросила я.

- Не могла бы ты минутку помолчать?

Я изобразила, как застегиваю молнию на губах, и откинулась на спинку кресла. Я люблю хорошие истории, как и все люди; в «Зенит Хаус» же я с ними сталкивалась не так уж часто.

- У меня был трехскоростной велосипед «Роли»²¹², - сказал Херб. - Сначала с ним все было в порядке, а потом однажды, когда я припарковал его во дворе за школой, какой-то придурок подошел к нему и скрутил сиденье. - Херб сделал драматическую паузу. - Этот засранец разрушил мою жизнь.

Чисто твое мнение, подумала я.

- Хотя, - продолжал Херб, - мой скряга-отец тоже должен взять на себя часть вины.