Плоды релиза Победы 1948

Глава 8 — Цифровые и политические грани сталинского СССР ver.2.0 Часть I

(..из неизданных мемуаров Рожкова Н.Е., хранящихся в его семейном архиве..)

К середине 1948 года в отделах нашего НИИВТ эксплуатировалось свыше 20 М-4 и мы, совместно с КБ МЗЭТ (где было примерно такое же число машин) разработавшие этот вычислитель и комплекс ПО для него, были в том момент самыми массовыми его эксплуатантами в мире.

Почти-что то самое звёздновойновое — «Дроиды, делающие дроидов» :-)

На самом деле именно то, что ранее все первые опытные экземпляры шли к нам, и внесло основной вклад в относительно быструю окончательную доводку софта для М-4.

Сам же наш НИИВТ, как я осознал именно тогда, несмотря на реальное нахождение на самом переднем крае информационных технологий мира «альтернативного 1948 года», всё больше напоминает мне своим образом советский НИИ из моего прошлого. По крайней мере, именно таким я и видел его к 2018-у через призму нескольких прочитанных в сети статей, описывавших закулисье и внутреннюю кухню подобных советских научных учреждений.

С одной стороны, подобное — забавно. С другой, в подобных статьях упоминались и многие проблемы советской науки. В которой, сочетались весьма любопытная, «свободолюбивая» и местами даже расхолаживающая атмосфера «закрытых мирков», оторванных от жизни страны, странные порядки и обязательная идеологическая составляющая, неизбежная в таком коллективистском государстве, как СССР. Тем более сейчас, в его «сталинском варианте», пусть в котором верхушка партии и получила знание об «ином ходе истории»..

После возвращения из США в 1948-м первое, что поразило меня в НИИВТ — это «повторение движухи» советских НИИ на примере юзания институтским народом возможностей «печатника»-принтера.

Как это было?

Как только у нас в НИИВТ появились первые экземпляры АЦПУ-128, которое разрабатывал выделившийся в отдельное структурное подразделение из КБ МЗЭТ (отдел был переведён в Казань, где позже и начали выпускать печатники), сей кондовый и весьма надёжный аппарат активно начал использоваться сотрудниками нашего НИИВТ. А я оценил его нужность и незаменимость для этих времён, когда пока ещё нельзя скинуть любой файл любого типа и размера парой-другой касаний сенсорного экрана смартфона или кликов и движений мыши на компе.

Но за время нашей с Марго и Мариной поездкой за океан, в НИИВТ в каждом отделе появился как минимум один АЦПУ-128 и институтский народ, пользуясь невиданной не только в Союзе, но и в мире возможностью, устроил себе «персональную типографию».

Признаюсь, ранее, несмотря на проведённые к тому времени 8 лет в сталинском СССР, я только в 1948(!), глядя на многих давно знакомых мне людей — образованных, талантливых, не просто работающих на самой передовой в мире ВТ, но и лично создающими для неё ПО, осознал постоянство некоторых обстоятельств, которые полагал «находящимися на пути к решению».

В «самой читающей стране мира», несмотря на все массовые тиражи (как сомнительной ценности партийной литературы, так и достойных книг художественного, культурного и технического содержания), несмотря на сеть из множества библиотек, не издавалось в достаточном числе и разнообразии того, что называлось «массовой литературой» — детективов, приключений, мелодрамы и прочее.

А то, что из востребованного всё таки издавалось, улетало на мах и становилось дефицитом.

Отдельные, прямо таки потрясные для данного времени вещи, как та же «Лунная радуга» (Толстой-edition), новые вещи выжившего тут Беляева, который выдал пару пользующихся популярностью у советской публики новых романов (прочесть которые я в тот момент ещё только собирался), не меняли общей картины.

На тот момент «послаблений» с разрешённой тематикой в книгоиздании ещё не случилось — тот вал, как я предполагаю, близкий к тому, который (по рассказам моего отца) начался на излёте СССР в «ином прошлом», тут произошёл «под контролем партии» с начала 50-х, когда и реализовалось то самое «разрешить всё, кроме явной антисоветчины и обложить это щадящими налогами».

В общем, в стенах одного отдельного НИИВТ, в котором некий :-) попаданец, имевший на компе из 2018-го определённый набор фантастическо-фэнтезийных текстов, вернувшись из США, обнаружил, что усилиями Ш-Б и Ляпунова, решивших, по доброте душевной, выдать «своим да нашим» безобидные в идеологическом плане книжки с моего компа.

Проверив их на несуразности и «артефакты из будущего»(дат издания и прочего) и «тупо отщёлкав на обычный фотик» основной контент этих хитов масс-культа будущих времён, они выдали его паре своих сотрудников, которые, ради «почитать сногсшибательных вещичек» также тупо (ведь не лень было!) набрали с фотоснимков все тексты уже в виде текстовых файлов на магнитной ленте.

Замечу, что запрятано сиё действо было в «плане тестирования новой версии» текстового редактора и «улучшения процедур работы с НМЛ в новой версии ПЗУ»..

Но распространившиеся по НИИВТ распечатанные на АЦПУ-128 тексты вскоре заставили схватиться за голову первый отдел и гасить ситуацию пришлось уже лично мне, твёрдо стоявшему на позиции «ничего не случилось».

После чего началось фактически узаконенное использование АЦПУ для распечатки множества не имевших отношения к работе текстов, набираемых и хранимых фанатами на стандартных и дешёвых магнитных лентах.

Именно на них происходил обмен как ПО, так и вышеупомянутыми непрофильными вещами между эксплуатирующей М-4 публикой по Союзу..

Кстати, к слову говоря, замечу, что в рамках новых НИР и ОКР по оптическому распознаванию символов (уже не как я, в 1940-м, а на «местной технической базе») чрезмерно оптимистично предполагалось «выродить» совместными усилиями с промышленностью к концу пятилетки комплекс OCR.

Разумеется, к 1953-у, ни ПЗС-матрицы, ни софта распознавания (уже на М-5 и М-6) не появилось. :-/

Первый цифровой снимок был сделан только в 1957-м, 4 года спустя после появления реального местного микропроцессорного аналога Z-80, на котором в 1955 мы НИИВТ и МЗЭТ и выдали наконец желаемый гибрид спекки/MSX «этого мира».

Но это — две отдельных и большие истории, вторую из которых я ещё только планирую набирать позже, сидя ныне за поддерживающим совместимость с «8-битным процем» 32-разрядным «аналогом 486-го» (аналогом не по архитектуре, а по возможностям!).

..Просто сравниваю его с тем «компом из кладовки» Acer’ом с 486SX-33, на котором я семилетний осенью 2003-го учился ставить MS-DOS и Windows-95.

Хочется отметить один небольшой и даже не прогрессорский в прямом смысле значения этого слова, а скорее, очередной стандартизационно-гостовский момент:

В своё время, наслышавшись от меня выражения «лист формата A4», данный вопрос был провентилирован «теми, кому положено».

Короче, работы немца Вальтера Порстманна по стандартизации форматов печатной бумаги реализовались на практике не только в Германии в 20-х, но и в СССР. Как я предполагаю — «раньше, чем в ином ходе истории».

В общем, была признана «расово верной» :-) логика:

Формат A0 — это лист площадью 1 метр квадратный с соотношением сторон стороны как 1 к корню квадратному из 2. Формат А1 получается как складывание листа A0 пополам, A2 из A1 аналогично и т.д.

A4 был уже 1/16 по площади от A0.

По итогу — стандарты формата бумаги, разработанные немцем в 20-х оказались реально удобными при фотокопировании, масштабировании и более практичными при книгоиздании и полиграфии.

А знание о том, что A4 — стандартный офисный лист в ином ходе истории сподвигло (хоть и не так быстро, как можно было подумать) к тому, что в 1947-м сии соотношения форматов бумаги вылились в новый ГОСТ! По которому и стала работать полиграфия СССР.

АЦПУ-128 начали производить на одном из заводов Казанского «кластера». Предприятие (КЗЭТ — Казанский завод электровычислительной техники) за прошедшие с 1948-го 14 лет превратилось из единственного в крупнейший производитель печатников/принтеров в мире, хотя КЗЭТ занимается не только их производством.

Создание ротационного АЦПУ-128, которое едва-едва начали разрабатывать в декабре 1943-го в КБ МЗЭТ, вскоре, решением наркомата, вместе с несколькими основными разработчиками было переведено в Казань. Причины этого решения — организационные — разделение направлений множества НИР и ОКР по разным КБ и НИИ.

Сам же КЗЭТ, приказ о создании которого был подписан Маленковым в 1943-м, возводился на окраине Казани, на месте перенесённой городской свалки и ближайших совхозных полей.

Страна, не понёсшая ужасающих потерь ВОВ ver.1.0, имеющая хинты из иного будущего, не втянутая в холодное противостояние с не появившимся здесь НАТО, смогла позволить себе усиленно вкладываться в будущие производственные и научно-конструкторские флагманы «цифрового мира».

Начав с десятка человек (директора, инженера, главного бухгалтера, переведённых инженерных специалистов с КБ МЗЭТ), к моменту первого произведённого в 1947-м (для работы с опытными образцами М-4) АЦПУ-128 КЗЭТ насчитывал свыше тысячи работающих на нём.

Сейчас КЗЭТ (как МЗЭТ и иные фабрики и заводы ИТ-кластеров СССР), это настоящий производственный монстр, на котором производят востребованную в СССР и за его пределами продукцию свыше десятка тысяч человек.

Та легенда, которую выдумали в 8-м отделе «попаданцу на дорожку», сваливавшему прочь из славных рядов ГУГБ, с каждым годом обрастала всё новыми слоями реальной работы в науке и нитями связей с людьми в СССР и за его пределами, скрывавшими моё «мутное прошлое».

Уже к 1948-у я на постоянной, периодической или одноразовой основе успел пообщаться с людьми, которых было очень много (по сравнению с теми единицами которые знали «обжигающую правду» :-) про перенос во времени) и которые не имели никакого иного восприятия товарища/господина Рожкова, кроме как «идеолога идеи дискретных электровычислителей» и «основоположника программирования».

И руководящая и вполне себе собственная, программистская сверхпрактическая работа в НИИВТ постоянно приоткрывала мне новые грани того общества, которое строилось в СССР и о котором, в 21 веке, я знал лишь общие слова — совсем скупые даже по сравнению с вышеупомянутой информацией из «статей про советские НИИ».

Направляемый длинной рукой известно откуда, и влившись в среду грандов советской науки, за несколько первых послевоенных лет, вкурил некоторые вещи, совсем не очевидные для меня в 2018-м.

Брук, Лебедев, Иоффе и даже приезжавший несколько раз к нам в НИИВТ по вопросам внедрения вычислителей и создания специализированного ПО для «его» Института физических проблем, парящий в недоступных лично мне научных высотах Капица в приватных беседах кое-что разъяснили:

Советская наука к моменту моего попадания в 1940-й уже конкретно так «варилась в собственном котле», хотя кое-какие контакты с заграницей были!

«Братских стран социализма» после «новой» ВОВ также пока(?) не появилось по известной причине — уже вполне оформившегося (хотя и никак не озвученного на официальном уровне) явного отказа комми-верхушки СССР (новый расчёт возможностей, сил и целей?) от настойчивого «мирового продвижения социализма». А контакты со «старым миром науки за рубежом» только-только оживали вновь. И наш НИИВТ был тут, среди прочих в числе первых, занимавшихся вполне себе «прикладным вещами».

Чему, как это ни странно способствовала фамилия Рокфеллера, странно оказавшейся знакомой как мэтрам советской науки, так и партийной верхушке СССР.

Но стоит сделать небольшое отступление, которое является результатом некоторых моих размышлений на основе собственных наблюдений «тут», вовлечения в сам процесс и известных кусочков пост-знания:

Основанный в 1913-м, фактически частный Рокфеллеровский фонд (Rockefeller Foundation, он же RF), был крайне удачно вписан основателем династии миллиардеров, дедом моего глубокоуважаемого и достопочтимого, хехе, давнего знакомого — Нельсона Олдрича Рокфеллера, в законодательную и политическую структуру власти США. Ставший к концу жизни первым долларовым миллиардером, прижимистый скряга, отмазывающий благотворительностью перед общественным мнением во весь свой баптистко-протестанский филантропизм грехи «первого миллиона», умудрился сделать так, чтобы устав фонда утверждался — из лучших и бескорыстных помыслов, конечно же! :-) аж Конгрессом США.

.. и, заодно получал законодательное оформление, санкцию законной власти и её же прикрытие для всех дел его.

И наследников :-)

«Щупальца» фонда вскоре после его основания потянулись и за пределы США, а также и.. — самое главное! — к фундаментальной науке.

Которая ранее особо то и не относилась к объектам благотворительности.

Сему фактору хорошо так поспособствовала первая мировая, с появившимися и задействованными в её ходе тысячами танков, эскадрами дредноутов, аэропланами и боевой химией, порождёнными достижениями прогресса и «яйцеголовых» щёлкнули таки тумблерами в мозгах подобных деду Нельсона Олдрича хозяев жизни..

Да и то, что юридически этот и другие подобные фонды относились к некоммерческой деятельности, позволяло получать через них множество налоговых льгот и.. управлять многими своими активами через них!

Фонд Рокфеллера (лишь один из основанных им, как и другими состоятельными чуваками — фонды Карнеги, Рассела Сейджа и прочие) стал «филантропствовать» в отношении научных исследований.. причём не только в тех науках, которые давали «силовой эффект» политике и бизнесу США, но и совсем мирных и «оторванных от земных забот», наподобие астрономии.

В отличие от многих стран, Рокфеллеровский фонд, не имел БОЛЬШИХ отношений с революционной Советской Россией (позже — СССР). Но.. всё таки они были и власти СССР смотрели на них сквозь пальцы.

Многие советские физики уже в 20-х получали стипендии от этого фонда Рокфеллеров, позволявшие им (помимо среди прочего) путешествовать в Европу и США, жить там во время научных исследований, приобретать материалы, литературу и т.п.

Иоффе как-то лично перечислил мне три с лишним десятка фамилий, две трети из которых были граждане Союза, а треть — из эмигрантских кругов. Физики, химики, биологи (в том числе представители с/х наук), астрономы. Всем им Рокфеллеровский фонд спонсировал международные поездки, оплачивал лекции и т.п.

Иоффе, хотя и был лично заинтересованным лицом (он являлся, фактически куратором от советской стороны контактов с Рокфеллер-фондом), подчёркивал, что никакого «зловредного влияния заокеанских толстосумов» не усматривалось не только получившими поддержку, но и советским государством.

Во-первых, потому, что советские учёные составляли лишь малую часть тех, на поддержку которых первый миллиардер тратил деньги (счёт в мировом масштабе, по сведениям Иоффе, шёл более чем на полтысячи лиц).

Во-вторых потому, что представители Рокфеллер-фонда тщательно подчёркивали при получении разрешений от национальных властей на такое сотрудничество, что они настаивают на продолжении работы получивших стипендии в родных учёным странах.

Абрам Фёдорович акцентировал, что именно стипендии рокфеллеровского фонда способствовали проникновению в научную среду физиков СССР идей квантовой механики, благодаря участившимся контактам наших с Нильсом Бором.

К концу 20-х, Иоффе работал с фондом Рокфеллера уже напрямую, а не как ранее, через своего давнего знакомого (ещё со времён до первой мировой) Пауля Эренфеста..

Да, та самая «мягкая сила»!

После нескольких таких разговоров с ним, Капицей, да и другими людьми из «20+» (наподобие Фока, также получавшего ранее стипендии Рокфеллер-фонда), в моей голове всплыл рассказ отца об соросовских стипендиях и грантах для обычных кандидатов наук и докторов заштатных провинциальных вузов РФ в 90-е от того самого автора учебника информатики.

Разумеется, в свете «большой сделки» ИВС и ФДР, и роли Н.О.Р. — как наследника того самого первого миллиардера в новом уровне контактов СССР и США и разделении «тайны иного хода истории», контакты ширились после ВОВ ver.2.0

До сего, 1962-го года я по прежнему не знаю, как именно смотрели из Кремля и Лубянки на подобное расширение научных и даже неформальных контактов, но, без сомнения, всё подобное происходило к 1948-у и продолжается по сию пору с их какого-то глобального решения и в рамках затеянной «большой сделки».

Может, и не по «разделу миру», но по крайней мере с целями уменьшения рисков каких-то потенциальных глобальных конфликтов.

Вообще, в свете многих событий, случившихся после моей первой встречи с ФДР, произошедшей после каких-то тектонических сдвигов в логике, выстраивавшейся в голове ИВС, я вижу, что обе стороны.. в какой-то мере.. рассматривали лично меня, мою семью, мою деятельность в области ИТ, образ моей жены в массовой культуре как некие лайт-«троянские» мероприятия двух сторон, направленные на взаимное (хотя, видимо и несогласованное между собой) формирование благоприятного внутреннего мнения о себе в стане страны-конкурента.

СССР и США, за прошедшие 20 лет, фактически перестали быть военными союзниками, но плоды того союза против Гитлера до сих пор берегут мир от большого противостояния, а народы двух стран имеют на порядок больший (я уверен в этом!) объём контактов наших обществ, не позволяющий разворачивать оголтелую пропаганду, направленную друг против друга.

Здесь не появилось ни НАТО, ни ОВД. А сменившие Сталина и Рузвельта по прежнему держат в голове «ход истории иного будущего».

И общение научных сообществ наших стран, единый мировой рынок ИТ и случившийся год назад «запуск» всемирной паутины, способствуют лучшему миру.

1961-й и 1962-й здесь запомнят все не как годы «полёта Гагарина» (случившегося ранее, по согласованию с США, в один день 1956-го с их полётом Гриссома) и Карибского кризиса (ничего подобного «здесь» нет и близко), а как год начала серийного выпуска (некоего аналога «486-го», да..) процессора «под» полноценную многозадачную ОС с графическим интерфейсом и «год старта местного интернета»..

«История про Прибалтику» и моё отчётливо высказываемое ЛИЧНОЕ несогласие на уровне давнишней официальной бумаги Маленкову (в которой я безуспешно возражал против развития ИТ в Советской Прибалтике), как и позднее, уже пост-фактумное «бурчание в кругу своих», имела крайне неожиданное продолжение, в результате которого я осознал, что мой взгляд на проблему «предательства СССР в известных мне 80-х со стороны прибалтов» был несколько односторонним.

А причины этого я узнал в самом начале октября 1948-го, когда, приехав из Молотова посреди недели в Москву на пару дней на совещание по рабочим вопросам в наркомат к Маленкову, после оного был придержан в его кабинете им:

— Сейчас тебя, Никита Егорович, отвезут в цэ-ка.. — тут «наш» нарком пояснил — ..новый товарищ в Политбюро введён в курс «особой папки», он сейчас в Москве, и, узнав от меня, что ты приезжаешь по делам, захотел лично с тобой познакомиться.. поговорить. Думаю, ему есть что спросить тебя про наши балтийские республики.. может, чего ещё вспомнишь.. хотя бы на уровне личном, раз у тебя.. «там» родственников много жило.

Этот человек был не первым, сменявшим выбывшего навсегда члена ПБ, который знал «главную тайну СССР и США». Тащ Вознесенский (уже ранее входивший в «20+») попал в ПБ после смерти от ХО фашиков другого, знавшего тайну — Калинина.

И вот теперь, в самом начале сентября 1948-го, не стало Жданова. И на его место в Политбюро Пленумом ЦК ВКП(б) «методом опроса» был введён первый секретарь Коммунистической партии (большевиков) Латвийской ССР.

Ян Эдуардович Калнберзинь (Калнберзиньш)..

И этот латыш, не знаю в результате каких возможных внутренних цэ-ковских интриг и борьбы, или по желанию (про «вопреки» я закономерно сомневаюсь) ИВС оказался на самой вершине настоящей власти СССР.

«Любопытный поворот» — сделал тогда я вывод. И, оказался прав.