Плечом к плечу

Глава первая Ангер Блайт, неподалёку от Кинта Северного

Можете обойти все таверны Эммера, и ни в одной не увидите за стойкой молодого парня. А если увидите — поговорите с ним. И тогда, наверняка, вам доведётся услышать грустную историю о недавно почившем отце, деде, дядюшке или ином родственнике, ранее владевшем этим заведением. Ибо только этим можно объяснить появление за стойкой юного наследника.

Чтобы управлять таверной, нужен опыт. Тот самый, что приходит с годами, с тысячами лиц, промелькнувшими перед глазами… Опыт, позволяющий в доли мгновения оценить гостя и решить — то ли содрать с него двойную цену, то ли налить за счёт заведения, то ли дать незаметный сигнал вышибале, чтобы спровадил посетителя от греха подальше. К одному послать молоденькую служанку, другого не повредит и самому обслужить, а третьему в самый раз будет, чтобы миску ему принесла дородная повариха.

И поговорить — оно тоже важно. Кабатчики часто становятся поверенными разных тайн. И мелких — кто что купил, да за сколько продал. И важных, за одно упоминание которых можно лишиться и доходного места, и головы. Только настоящий, многое повидавший хозяин о важном с кем попало говорить не станет. О погоде там, о видах на урожай да о качестве пива — это сколько угодно. И о том, что молодежь нынче не та пошла, что в наши-то годы и уважения к старшим больше было, и гонор при себе держали — об этом посудачить сам Эмиал велел… или Эмнаур, буде дело в Гуранской империи происходит. А вот что полезное сообщить — не каждому, далеко не каждому.

Тарций был именно из таких, опытных. В былые времена доводилось и послужить одному из богатых купцов, и, позже, помахать мечом просто на службе самому себе. Не вполне законно, разумеется, но, как известно, законным путем хорошие деньги добыть сложно. Поймай его тогда кинтарийские стражники — не миновать петли, а повезло, удалось и шею в целости сохранить, и с изрядным наваром остаться. Кто спорит, в один момент удача вроде как отвернулась от Тарция, троих его подельников покрошили в капусту, да и сам он уже прощался с жизнью — ан нет, то лишь шутка богов была. В яму, где держали Тарция, спустился человек, поговорил с разбойником. Хорошо поговорил, по душам. Работу предложил, неплохую, если разобраться, непыльную. Уши открытыми держать, глаза… Тарций дурнем себя не считал, понял, что не только серебро ценность имеет, что и кем-то сказанные слова можно в звонкие монетки перевести, если с пониманием отнестись.

С того дня прошли годы — длинная их череда мало чем запомнилась Тарцию. Дела его шли в гору, удалось прикупить домик у дороги, открыть таверну. Уже на чёрный день изрядно серебришка накоплено, и не только серебра — полновесных золотых имперских гуров припрятано немало. И известность — тоже деньги, хоть и не звенит. Давно уж ползли по дорогам Кинтары слухи, что нигде, мол, не готовят такое пиво, как в таверне старого Тарция. Добрая слава — она дорогого стоит. Время от времени приходили посланники от того давнего знакомого, выспрашивали кое о чём — Тарций исправно передавал посетителям листки бумаги (вечерами, пыхтя от усердия, старательно записывал всё важное, что за день успевал услышать). Гости платили неплохо.

Однажды явился и сам давний знакомец — имя-то его Тарций к тому времени уже знал, как знал и то, что судьба от знакомца отвернулась. Ходили слухи, что если шепнуть в нужные уши слова о том, где обитает этот мужчина — можно огрести немалую мзду. Только Тарций не забывал о том, что человек этот не только от петли его спас — а сделал из разбойника уважаемого человека. Грех это — злом за добро заплатить. Предашь сегодня — завтра предадут тебя. Сами боги отвернутся.

Тем более, что особых услуг знакомец не требовал — лишь держать для него небольшую комнатку на втором этаже изрядно разросшейся таверны. Ну и новости кое-какие передавать. Если подумать — невелик труд… к тому же гость по-прежнему не был жаден на серебро — так почему и не помочь. И совесть чиста, и в кошеле тяжесть приятная прибавляется.

Сегодня день у Тарция не задался. Посетителей было мало, да и те, что были — так, шваль. Спрашивали самого дешёвого пива, из еды чего попроще — дохода с этого немного, возни больше, но в таверне привечали всех гостей, даже тех, у кого в кармане давно не ночевали самые мелкие медяшки. Не велик расход — сунуть голодному кружку простокваши да ломоть хлеба, не обеднеет Тарций. Зато, глядишь, помянут его добрым словом в беседе с тем же Эмиалом… или с Эмнауром. Умный человек не станет ссориться ни с одним из богов.

Хлопнула дверь, впуская в помещение клуб пыли. Уже второй день за стенами таверны гуляли ветра, заставляя редких путников искать убежища. С одной стороны, непогода гнала людей в таверну — где и поесть, и выпить, и отдохнуть можно. С другой же — только большая нужда заставит человека в такое время в путь отправиться. Если бы таверна стояла в том же Кинте Северном, доходов было бы больше, но города Тарций не любил. Здесь, у караванного тракта, куда спокойнее.

Вошедший осмотрелся, затем уверенно направился к стойке, за которой скучал Тарций. Гость особого доверия не вызывал — морда изрядного прохиндея и душегуба, одежда, хоть и недешёвая, явно с чужого плеча, бандитского вида тесак на боку… имей стражники право вешать за одну только внешность — болтаться этому мужику в петле, как пить дать.

— Ты ли будешь Терций? — хрипло поинтересовался гость, плюхаясь на скамью.

В иных тавернах только и было, что столы да лавки возле них, а здесь, по совету того давнего знакомца, особую скамью Тарций сделал — прямо рядом со своей стойкой. Для тех, кому не посидеть с чувством, с толком требуется, а так, влить в себя кружку-другую пива и пойти восвояси. Удобно, что ни говори… добрый совет оказался. Захотел гость пива — ходить никуда не надо, тут же нальет хозяин. Опять-таки, сам хозяин нальёт, сам деньги примет, да тут же бросит их в особую незаметную дырочку в деревянной столешнице (и это знакомец присоветовал, хитёр, шельма) — покатятся по жёлобу монетки, исчезнут глубоко в подполе. Случится тут какой лихой человек, вытащит нож, потребует от Тарция выручку — а где она, выручка-то? Вот, смотри, пара серебряшей да горсть меди… прости, лихой человек, не наторговал ещё.

— Я Тарций буду, с позволения доброго господина, — кабатчик изобразил самую любезную из улыбок, одновременно невидимой гостю рукой спихивая в желоб увесистый серебряный инталийский полулуч, полученный всего с полчаса назад. Где-то в подполе неслышно звякнуло… целее будет денежка, если что случится.

— Тарций, Терций — без разницы, — буркнул гость, пристально разглядывая кабатчика, словно сравнивал его внешность с давно услышанным и полузабытым описанием. — Ты тут хозяин?

— Истинно так, господин. Чего изволите? Есть хорошее пиво, ветчина, сыр. А то и куренка зажарить прикажу. Есть рыба…

— Говорят, — висельник оскалился, обнажив неожиданно крепкие белые зубы, — в доме Тарция лучшее пиво в Кинтаре, да только верить ли в это?

Кабатчик чуть заметно вздрогнул — слова, сказанные гостем, относились к тем, что надлежало внимательно слушать. И ответ держать следовало по-особому.

— Зря люди болтать не станут, — промычал он, как подобало. — Да только за лучшее пиво и медью платить не пристало.

— Серебром заплачу, если пиво достойным окажется, — оскалился гость.

Тарций неторопливо (не к лицу хозяину поспешность перед таким вот оборванцем проявлять, не приведите боги, кто-нибудь внимание обратит) наполнил кружку из особого, для дорогих гостей, кувшина. Снова сказал правильные слова:

— Пейте, господин. Скажете, что соврали о моем пиве, так и вовсе платы не возьму.

Посетитель неспешно высосал пиво, смахнул пену с жидких усов.

— Верные слухи о твоей таверне, Тарций, ходят, ох и верные. Держи монету, не жаль за такое пиво.

На столешницу упала половинка гуранской молнии, хитро разрубленная — неровно, словно не с одного удара. Повертев обрубок меж пальцами, Тарций ухмыльнулся.

— Тут не только на пиво, тут и на ночлег хватит. Добрый господин желает комнату?

— Желаю, — кивнул гость.

— Эй, Пармеш! — из неприметного уголка на зов хозяина вылез здоровенный детинушка в кожаной безрукавке и с тяжёлым ножом на поясе. — Проводи господина в третью комнату.

Вышибала кивнул и сделал приглашающий жест. Гость встал, отвесил хозяину короткий, как равному, поклон, и проследовал за слугой по скрипучей лестнице на второй этаж.

Комнатка, куда привёл посетителя Пармеш, оказалась крохотной — зато с большим окном, затянутым мутным стеклом. Стекло в последние годы в Кинтаре сильно подешевело, так что и в небогатых домах хозяева уже могли позволить себе заплатить за одно-два окна. Обычно — те, что на улицу выходили. А на остальные — по старинке, или слюдяные пластины в свинцовой раме, или просто бычий пузырь, едва пропускающий свет. Обстановка роскошью не отличалась — лавка у стены с толстым, соломой набитым, тюфяком, стол да пара грубовато сколоченных табуреток. Но, с другой стороны, много ли надо человеку, чтобы переночевать в пути? Крыша над головой, солома под боком — оно и хватит. А для купцов, благородных господ или других богатых путников имелись у Тарция комнаты получше.

По хорошему, уставший с дороги путник должен был бы завалиться на лавку, да и захрапеть… ну или спуститься в зал, заказать еды и пива, как следует восполняя силы. Но гость повел себя иначе — бросил на сундук в углу увесистый дорожный мешок, сам опустился на табурет и принялся ждать.

Ожидание продлилось недолго — за толстой дверью послышались шаги, и в комнату вошел, чуть пригнувшись и опираясь на клюку, высокий тучный человек. Жидкие пряди неухоженных седых волос, изрезанное морщинами и усыпанное бородавками лицо, левый глаз затянут бельмом — что и говорить, безжалостно время к старикам. Несколько мгновений он рассматривал гостя, затем усмехнулся.

— Рад видеть тебя, Дамир.

Черты бородавчатого лица поплыли, и вскоре в дверях стоял уже не обрюзгший уродливый старик, а вполне моложавый мужчина лет сорока, с легкой сединой в чёрных волосах, с жёстким и немного хищным лицом. По щеке змеился едва заметный шрам. Преобразилась и одежда — вместо потёртого шерстяного кафтана теперь на черноволосом был изящный наряд из чёрной кожи, клюка сменилась длинным мечом, чёрный же плащ застегнут на плече необычной, скорее женской, медной фибулой.

— Ваше сиятельство! — тут же вскочил с табурета названный Дамиром человек.

Он попытался склониться в глубоком поклоне, но черноволосый небрежно махнул рукой и сел к столу. Тут же в дверь просочился давешний здоровяк Пармеш, бухнул на стол глиняный кувшин с пивом, рядом поставил блюдо с нарезанным окороком и ломтями остро пахнущего сыра. Выскочил за дверь, через мгновение появился снова, с ещё одним блюдом, наполненным маленькими пирогами, и с двумя кружками.

— Дверь закрой, — коротко бросил черноволосый.

Дамир задвинул массивный бронзовый засов и, повинуясь жесту хозяина, занял место за столом напротив.

— Голоден?

— Есть немного. Дорога была длинной, Ваше сиятельство…

— Оставь это, Дамир. Сам знаешь, всё это осталось в прошлом. Нет уже ни сиятельства, ни Консула.

— Для меня вы всегда были и останетесь Консулом, господин Блайт!

— Ты и в прежние времена ни в грош не ставил Тайную Стражу, так что не смеши меня.

— А я служу не Тайной Страже, а лично вам, — хмыкнул Дамир.

Он подхватил с блюда пирожок, бросил сверху толстый ломоть ветчины, с жадностью откусил и принялся жевать, покрякивая от удовольствия. Прикончив штук шесть пирожков, обильно заливая их пивом, Дамир икнул и отодвинулся от стола.

— Наелся?

— Как же… со вчерашнего дня крошки во рту не было. Это так… для разогреву. Вот поговорим, посплю малость, а там уж устрою себе настоящий пир.

— Намекаешь, что тебе будет на что пировать?

— Это уж как ваша щедрость себя покажет, — хмыкнул Дамир. — Свою работу я сделал.

Он распустил завязки мешка и извлек оттуда завернутый в холстину предмет.

Блайт принял сверток, развернул ткань и несколько мгновений разглядывал деревянную коробку, украшенную тонкой резьбой. Поднял крышку — в коробке лежала толстая книга в кожаном переплёте.

— Это он, господин?

Ангер Блайт пожал плечами.

— Когда Гайтар зарезал старого Вимса, командовавшего «Акулой», он приказал снять с убитого кожу и сделать из неё переплет для бортового журнала. Название корабля было вытатуировано у Вимса на брюхе… здесь, на обложке, написано «Акула», и это явно татуированная человеческая кожа. Только вот Вимс сдох больше трёхсот лет назад, а журнал выглядит почти новым.

— Клянусь, Консул! Не знаю, впрямь ли это журнал Гайтара, но это опредёленно та самая коробка, которую мы искали. Её украл у рисовальщика старпом с «Косатки», его звали… э-э…

— Это важно?

— Пожалуй, нет. Старпом, по слухам, продал журнал наверняка небезызвестному вам барону Шедалю.

Блайт усмехнулся. Ещё бы…

История барона Шедаля была вполне достойна того, чтобы какой-нибудь писака создал по ней роман, заставляющий томных благородных дам рыдать в переизбытке чувств. Молодой рыцарь, задира и повеса, имел неосторожность влюбиться в девушку «из народа». Нельзя сказать, чтобы в Империи подобные браки категорически не одобрялись (среди селянок и горожанок иногда встречались потрясающие драгоценные камни, нуждающиеся лишь в тщательной огранке), хотя Император довольно косо смотрел на мезальянсы, разбавляющие благородную кровь. Происходи Раут Шедаль из другого рода — всё, пожалуй, тихо-мирно сладилось бы. Изрядный взнос золотом в Имперскую казну в обмен на какой-нибудь завалящий титул «без угодий и без права наследования» позволили бы соблюсти приличия… В конце концов, подобные титулы, ничего, кроме герба, владельцу не приносящие, Император мог раздавать списками, что иногда и делал — либо для пополнения казны, либо для награждения подданных, не вполне заслуживающих ленных владений или денег.

Увы, в случае с Шедалем коса нашла на камень. Юный баронет (отец влюбленного вполне здравствовал и держал семью в железном кулаке) столкнулся с категорическим неприятием подобного брака со стороны строгого родителя. При этом Шедаль-старший проявил известную предусмотрительность — прежде, чем высказать отпрыску отцовскую волю, заручился личной поддержкой Императора. Блайт не знал, что связывало небогатого барона с Его Величеством, но что-то, видимо, было — достаточно весомое, чтобы в лицо молодому Рауту была брошена бумага с личной печатью Унгарта Седьмого, коей баронету категорически воспрещалось даже заикаться о столь «позорящем род» браке.

Имей Раут достаточно сыновней почтительности, он бы скрипнул зубами и порвал с возлюбленной, отсыпав ей пару горстей монет, дабы смягчить боль расставания. И это было бы правильным решением, правильным со всех точек зрения. К несчастью для рода Шедалей, юноша воспринял и отцовский, и императорский запреты как личное оскорбление. Приказал седлать коней, выгреб из полупустой родовой казны всё, до чего смог дотянуться, и вместе со своей возлюбленной Кэрри ударился в бега.

Примерно тогда Блайт и узнал об истории этой несчастной любви — Тайная Стража получила приказ найти и примерно наказать ослушника. Отношения между баронетом и его отцом были сугубо семейным делом, но тут оказалась затронута честь Его Величества, чей приказ был нагло проигнорирован. Подобного Унгарт не собирался спускать никому.

Двое магов Тайной Стражи, в сопровождении пятерки воинов, настигли беглецов уже в Блуте, где те собирались взойти на корабль, отплывающий, по бумагам, в Кинт Северный, а на самом деле — к островам Южного Креста. Прямо на пристани баронету объяснили, что его место — в казематах мрачного серого здания… или же в не менее вредных для здоровья подземельях императорского дворца. К его возлюбленной (к этому моменту — уже леди Шедаль) претензий не было — ей лишь предстояло лишение титула, расторжение брака… вернее, в обратной последовательности, ну и возвращение в отчий дом. К этому, безусловно, добавлялась небольшая порка — простолюдинке, каковой Кэрри была и каковой ей следовало быть и впредь, следовало больше внимания уделять исполнению воли Императора.

Как оказалось, барон Шедаль не в полной мере проинформировал Консула Блайта, только что назначенного на этот видный пост, о некоторых способностях беспутного сынка. Сынок, как выяснилось, владел магией — и владел неплохо, о чём недвусмысленно свидетельствовали два трупа боевых магов Тайной Стражи, три трупа сопровождающих их воинов и двое калек, которым надлежало передать барону, сопляку-Консулу, Императору и, вообще, всем заинтересованным лицам, что Раут Шедаль покидает пределы Империи и намерен раздавить всякого, кто попытается ему в этом помешать. При этом отцу надлежало дополнительно передать, что на красивый жест с отречением от семьи и титула тот может не рассчитывать.

Стоит ли говорить, что Император был взбешен? Его Величество не намеревался развязывать полномасштабную войну с пиратскими островами из-за этого молодого ублюдка, но титула беглеца лишил, а эмиссары Тайной Стражи получили приказ — найти и наказать. Без помпы и шумихи, вполне достаточно яда в кружку с пивом или кинжала в спину в темном переулке.

Это дело стало одним из досадных провалов тогда ещё юного Блайта. Он попросту не успел. Прибыв на Южный Крест, мятежный баронет купил какую-то лоханку, гордо именовавшуюся бригом, завербовал три десятка головорезов из числа отребья, вечно ошивающегося в тавернах пиратских гаваней, после чего отбыл в неизвестном направлении. Больше ни Раута Шедаля, ни его прекрасной супруги никто не видел.

— Это верные сведения?

— Более чем, господин. Удалось отыскать расписку в получении денег.

— Но Шедаль исчез.

— Верно, однако журнал в своё первое и, как вы знаете, последнее плавание, он не взял. За три дня до отплытия упомянутый мною старпом снова выкрал журнал, на этот раз у баронета. Похоже, тот изрядно торопился — объявил розыск вора и награду за его голову (вы ведь знаете, Ваша Светлость, у пиратов свои законы, и воровство на Островах карается строго), но результатов дожидаться не стал, отбыл в назначенное им же время.

Дамир перевел дух и присосался к кружке с пивом. Блайт не торопил собеседника, раздумывая над услышанным. С того времени прошло более полутора десятков лет, срок вполне достаточный, чтобы относиться к полученному щелчку по носу без прежнего пыла. В какие-то моменты он немного сочувствовал баронету — ради любви тот оставил более или менее обеспеченное будущее, отчий дом, навлек на себя немилость Императора — поступок, достойный рыцаря, хотя и не слишком умный. Жаль, что не удалось встретиться с Раутом… и с его возлюбленной, по слухам, потрясающе красивой женщиной. Что до исчезновения баронета — море полно опасностей, а похищенных отцовских сбережений наверняка хватило лишь на заурядное корыто, щелястое и потрёпанное временем и волнами.

Наконец, Дамир оторвался от кружки, довольно рыгнул и продолжил:

— В течение следующих восьми лет о журнале ничего слышно не было. Я так думаю, старпома поймали и прирезали — но тот, кто это сделал, так и не сумел получить награду, поскольку Шедаль где-то сгинул. Обнаружился он… ну, я про журнал, как раз незадолго до отбытия экспедиции Текарда. Некий Васка Бриз, один из пиратских капитанов, недавно потерявший корабль в стычке с орденцами, пытался продать журнал капитану Текарду — но они не сошлись в цене. Вернее, Текард не поверил, что журнал настоящий, и приказал Васку повесить. Тот не дурак был, сбежал до того, как к нему пришли гуранцы. Как вы знаете, времени гоняться за всяким отребьем у Текарда не было. Где-то спустя полгода Васка проиграл журнал в кости некоему ублюдку по прозвищу «Морской Ястреб», одному из людей адмирала Родана…

Блайт поморщился. Этот Родан, непонятно откуда появившийся на островах за год до начала войны и, всего лишь несколько месяцев спустя уже командовавший эскадрой из полутора десятков кораблей, был настоящей занозой в заднице для Тайной Стражи. Пират, имеющий достаточно сил, чтобы чихать на имперские попытки контролировать вольницу Южного Креста, вызывал раздражение. Уже одно то, что Родан присвоил себе звание адмирала, требовало поймать и примерно наказать наглеца. К несчастью (вернее, к счастью для Родана) поначалу Гуран был занят подготовкой к столкновению с Инталией, затем — расхлебыванием последствий войны. Время пиратского адмирала не пришло. Пока.

— Этот Морской Ястреб, — продолжал пират, — по дури ввязался в войну со светоносцами…Никто толком не знает, кто и когда свернул Ястребу шею, но это сделали. Вместе с уцелевшими вернулось на Южный Крест и кое-что из его имущества, в том числе эта коробка. Кстати, из тех, кто повелся на деньги Империи и влез в эту вашу войну, уцелела едва четверть. Посланцы Его Величества на островах сейчас не в чести.

— Думаешь, меня это заботит? — пожал плечами бывший Консул.

— Это меня заботит… — хмыкнул Дамир. — Я ведь тоже, в какой-то степени…

— Я не служу Империи, — резко прервал его Блайт.

— Вы командовали Тайной Стражей, господин, — слегка перебравший пива пират был готов спорить и с хозяином. — Думаете, это кто-то забыл? Скольких из нас ваши люди повесили сушиться на солнышке? Да ладно, я-то понимаю, дело прошлое. У каждого своя работа. Вы не думайте чего, я вам служить рад, вы, господин Блайт, человек чести. Не то, что некоторые. Ну так, дальше вот что было… Коробку с журналом хранил у себя Фуллер, один из офицеров Ястреба. Хитрован… драться-то он мастак, но ввязывается в схватку только если трое против одного, не меньше. Поэтому и шкуру в том походе сберег и, к тому же, кое-чего из добра вывез. Да только, как напьется, язык за зубами держать не умеет. Выболтал всё про журнал, а я и услышал.

— И как ты его заполучил?

Дамир вздохнул и признался, словно в совершенном грехе.

— Честно. Купил. Фуллера на Кресте не любят, найти хорошее место на корабле ему не так уж просто. Помощником или офицером не берут, а простым матросом или там десятником — и годы уж не те, и привык он командовать. Сидит уже три года не берегу. Жить на островах недёшево, так что серебро ему сильно требовалось. Вот и начал Фуллер потихоньку продавать своё добро. Прижимистый он, сами понимаете, за горсть меди сторговаться не удалось.

— Хорошо, — кивнул Блайт. — Ты проделал отменную работу. Теперь назови цену.

— Э-э… — Дамир закатил глаза и принялся шевелить губами, словно что-то подсчитывая. — Ну, если ваше сиятельство соблаговолит дать мне сорок гуров, то…

Ангер лишь усмехнулся. За сорок тяжёлых имперских золотых монет можно было купить, как минимум, три таких таверны. Тот факт, что пират совершенно не осознает истинной стоимости журнала «Акулы», роли не играет. Каждая вещь имеет лишь ту цену, о которой договорятся продавец и покупатель. Быть может, бывший владелец коробки и просил за редкий товар баснословные деньги — но ведь Дамир попросту не располагал такими средствами. Сколько он мог заплатить за журнал на самом деле? Десяток молний? Два?

— Мы сделаем так, — улыбка исчезла с лица бывшего Консула. Он неторопливо снял с пояса кошель и бросил его на стол. — Здесь серебро и золото. На десять гуров. Подумай хорошенько и скажи, сколько я должен добавить.

Пират остановившимся взглядом смотрел на тяжёлый кожаный мешочек, понимая, что вырвавшие слова не вернуть назад. Сглупил. Одно дело — служить мятежному Консулу и получать за это неплохие деньги, и совсем другое — попытаться выудить золото обманом. Блайту достаточно шевельнуть пальцами, и слугам Тарция останется только закопать где-нибудь на заднем дворе обугленный труп. Насчёт своей полезности Дамир не обольщался, таких, как он, у Блайта не один десяток наберётся, людей Консул подбирать умел. Не Дамир, так кто-нибудь другой будет доставлять вести с Южного Креста. И если положить руку на сердце — вконец обнищавший Фуллер ведь отдал коробку за жалких восемнадцать молний. Да и кому нужны эти записи… Дамир и сам журнал прочитал, и знающим людям показывал. Ничего полезного не было в журнале. Все знали, что «Акула» совершила немало удачных рейдов и при жизни Вимса, и позже, уже под командованием Гайтара, а затем и корабль, и весь его экипаж пропали без следа. Вернее, вот один след как раз и имелся — бортовой журнал, много лет назад найденный сумасшедшим татуировщиком где-то в Пустоши. Старпом с «Косатки» и спёр-то его лишь потому, что надеялся вычитать, где Гайтар упрятал своё золото. Ан нет, ничего такого в журнале не содержалось. Потому и расставались с ним владельцы задёшево и без особых сожалений. И Фуллер бы отдал за полцены, да видать, почувствовал, шельма, интерес у покупателя.

— Знаете, ваше сиятельство, — Дамир ещё раз мрачно посмотрел на мешочек и вздохнул, — если уж говорят, что боги видят всякий грех… За книгу я отдал восемнадцать молний. Правда, перед этим поил Фуллера три вечера кряду. Так что…

— Приятно, что ты можешь быть честен, Дамир, — Блайт пальцем толкнул кошелек к пирату. — Забирай. И возвращайся на острова. Прямо сейчас, надеюсь, ты не свалишься с ног от усталости? Поесть и выспаться сможешь в Кинте, пара дней у тебя есть, а затем — на корабль. Постарайся попасть под команду Родана.

— Этот хитрец не приближает к себе кого попало, — ухмыльнулся Дамир. — А вы знаете, ваше сиятельство, что никто не может похвастать, что видел Родана в лицо? Адмирал имеет привычку носить чёрную полумаску и не снимает её даже когда баб тискает.

— Наслышан. Многие подонки любят создавать вокруг себя ореол тайны. В общем, попытайся. О Родане надо знать всё и ещё чуть-чуть. И береги себя. Возможно, в ближайшее время ситуация на Южном Кресте изменится, и мне нужны будут надёжные люди.

Дверь за Дамиром давно уже закрылось, принесенная слугой жареная курица покрылась пленкой застывшего жирка, выдохлось в кувшине знаменитое на всю Кинтару пиво. Блайт сидел за столом, покачиваясь на скрипучем табурете, и медленно листал страницы древнего журнала. Узор на крышке коробки — вот в чем соль. Снова на его пути попалась давно забытая магия Формы, именно это сплетение тонких линий сохранило книгу от безжалостного времени. Интересно, кому принадлежала та башня, в которой безумный рисовальщик нашел своё сокровище? Не о книге речь, она не принесла новому хозяину доходов.

Два года распутывал Ангер клубок фактов, слухов, обрывочных воспоминаний множества людей. Почти два десятка человек в Кинтаре, в Гуране и на архипелаге Южного Креста по крохам собирали информацию для бывшего Консула. Два десятка… в иные времена на Тайную Стражу в одном только Кинте Северном работало до двух сотен человек — собственно, они и теперь поставляли информацию нынешнему Консулу. Забавно, что его бывший помощник Дварл, столь ретиво начавший деятельность на посту главы Тайной Стражи — в смысле, принявшийся активно ловить по всей стране и за её пределами своего предшественника и бывшего командира — на счастливо обретенном местечке долго не задержался. Его Величество очень быстро убедился, что Консул Дварл — не тот человек, который нужен правителю на столь высоком посту. Неплохо, когда во главе организации, способной померяться силами и с армией, стоит послушный человек. Хуже — если он, этот человек, более чем посредственный руководитель. На одном послушании далеко не уедешь.

Тем более, что после окончания войны Гуран оказался в сложном положении. Вроде бы победа была близка — и, совершенно неожиданно, всё кончилось ничем. Нет контрибуции, нет аннексии хоть бы крошечного участка территории. Только огромные потери — да плюс ещё дурная слава. Слухи о некоторых методах ведения войны распространились по континенту и, хотя сторонники Императора активно обвиняли во всех мыслимых грехах именно Ангера Блайта, немало находилось и таких, кто при подобных разговорах лишь прятал в усы усмешку. Мол, врите — да не завирайтесь. Знаем, чья рука видна в отравлениях, запретной магии…

Юрай Борох прекрасно понимал, что если народу не бросить кость — желательно, с изрядным куском кровавого мяса — то может случиться что угодно. К примеру, бунт. «Ультиматум Зорана» сейчас известен каждому уличному мальчишке — старый Комтур позаботился о том, чтобы донести свои слова до самых дальних уголков Эммера. Говорят, Миротворцу обещают прижизненную канонизацию — уже с полгода чуть не в каждом храме звучат слова, обращенные не только к кому-то из богов, но и к живому и здравствующему лидеру Круга рыцарей Индара. Но у каждой монетки найдётся и обратная сторона — если нельзя резать соседей, то кто ж запретит пусть кровь своим же согражданам? Раньше особо рьяных сдерживал тот очевидный факт, что любой значительный бунт в первую очередь привлечет внимание той же Инталии. Светоносцы, что бы там они ни говорили насчёт принципов и идеалов Света, не упустят возможности побольнее пнуть сильного соседа. Как с радостью воспользовались бы подобным шансом и имперские генералы.

А теперь соседей бояться нечего. Ульфандер Зоран ясно дал понять — его закаленные в боях стальные клинья станут гарантом мира, но вмешиваться во внутренние дела государств индарские латники не станут. Поскольку индарцам глубоко наплевать на то, что сервам в Гуране нечего есть, что армия потрёпана, солдаты лишились уже почти верной добычи, рыцари считают, что их чести нанесен немалый урон. Бывало, Императоров поднимали на мечи и при меньшей напряженности в стране.

Блайт понятия не имел, кто предложил Его Величеству выход. Судя по почерку — Верховный Жрец. Если людскую злобу нельзя погасить — её надо направить в нужное русло, и тогда волны гнева, размазав тщательно избранных жертв по камням, бессильно опадут пеной, так и не добравшись до власть предержащих. Оставалось найти тех, кто «виноват» в происшедшем — ну тут уж выбор был более чем достаточен, мало ли врагов у Бороха. Вероятно, бывшего помощника Дварла угораздило чем-то прогневить Юрая.

Около сотни казней — с подробным перечислением прегрешений. Около сотни — не такая уж большая цена за погашенный мятеж. В основном на плаху шли люди довольно высокопоставленные, сановники, дворяне… среди приговоренных оказались двое не последних из Братьев, Безликий в золоченой маске с гематитом, Консул Тайной Стражи. Правда, Блайт мог голову дать на отсечение, что каждая из жертв была подобрана с особым тщанием, а уж гематитовую маску несчастному и вовсе надели накануне казни. Зато народ увидел именно то, что ему намеревался показать Юрай Борох — «справедливость». Его Величество Унгарт Седьмой безжалостен к врагам государства, как бы высоко они ни стояли. Слава Императору!

А те, кто прятали в подполе мечи и подумывали о том, что Император уже порядком засиделся на своём троне, тоже поняли сказанное специально для них. Мол, только дайте повод — и не просите потом о помиловании.

Гуран успокоился. Место в резиденции Тайной Стражи занял новый человек — в меру ретивый, в меру осторожный. Всё вернулось на круги своя. И даже охота на Ангера Блайта, не прекратившись (преступления перед Короной, действительные или мнимые, срока давности не имели), стала куда менее напряженной. Бывшему Консулу удалось восстановить старые связи, найти людей, преданных не столько организации, сколько лично ему. И нацелить их на новую задачу.

Два года скрупулезного разбирательства, огромное количество истраченного серебра. Не стоило отказывать Блайту в предусмотрительности, Тайная Стража на то и Тайная, чтобы иметь не афишируемые фонды, заначки «на чёрный день», тайники с оружием, надёжные убежища. Перещеголять в этом отношении Братство было сложно, но и сам Блайт, и его предшественники, создавая раскинутую по всему миру сеть, не упускали возможности поучиться у «заклятых друзей», которые, волей Императора, в любой миг могли стать врагами.

Теперь кое-что из припрятанного на чёрный день было пущено в ход. И два года напряженной работы позволили отыскать чудом уцелевший журнал.

— Эй, Пармеш!

Вышибала вырос на пороге, словно сидел под дверью и ждал зова.

— Скажи хозяину, мне нужна бумага, листов десять, перо и чернила, несколько свечей…

Слуга удалился. Блайт усмехнулся, вновь проводя пальцами по сплетениям узора, способного остановить течение безжалостного времени. Быть может, по воле кого-то из богов этот фолиант, защищённый древним заклинанием, сохранился именно для того, чтобы сейчас, спустя три сотни лет после бесславной гибели капитана Гайтара, строки, написанные его рукой, сыграли свою роль.

Правда, Блайт ещё не вполне представлял себе, какой эта роль будет.

Первое упоминание о капитане Гайтаре, достойное пристального внимания, Блайт встретил давно, на заре деятельности в качестве Консула Тайной Стражи. Считается — ошибочно — что деятельность главы самой неоднозначной из организаций Эммера наполнена приключениями, тайнами, плетением зловещих планов, охотой на преступников, общением с Императором и его приближенными. Это мнение о своей работе Блайт слышал не раз, и вызывало оно у него лишь презрительную усмешку. Люди, искренне верящие в подобную чушь, попросту не имеют ни малейшего понятия, о чём говорят.

Работа руководителя такого ранга — это бумаги, бумаги и ещё много раз бумаги. Рядовой маг или воин из тех, кто обеспечивал карающую функцию Тайной Стражи, вполне может похвастаться насыщенной опасностями жизнью. Но лишь до тех пор, пока не перейдет из положения «действовать» в положение «командовать». Потому что командовать, не имея достаточной информации — однозначно провалить дело. И, напротив, грамотно спланированная, учитывающая сотни мелких, незначительных на первый взгляд нюансов, операция может быть осуществлена изящно и непринужденно. Настолько изящно, что любой олух, после пятой кружки пива, икая и пуская слюни от возбуждения, с апломбом заявит, что и сам бы сделал не хуже. Мол, делов-то…

Ну а тому, кто стоит на вершине планирования операций, кто определяет не только тактику, но и стратегию, работать над деталями приходится куда больше. Что-то можно перепоручить верным людям, но видит общую картину и принимает решения он один… выслушать подчиненных — дело правильное, нужное, но каждое мнение есть лишь кусочек сложной мозаики, и командир должен подобрать для этого кусочка единственно верное место.

Поэтому большую часть времени Консула занимали документы. И свежие, поступившие несколькими минутами, часами или днями ранее, и старые, истрепанные — но, иногда, гораздо более значимые.

К примеру — финансовые ведомости. Так уж повелось, что Тайная Стража, с готовностью оплачивающая услуги сотен и тысяч агентов, разбросанных по всем городам и селам Эммера, выкладывала деньги лишь за конкретную информацию, либо подпитывала нужного человека небольшими регулярными поступлениями. Учёт движения золота и серебра был поставлен, пожалуй, лучше, чем у самого Императора. И уж точно лучше, чем, скажем, у инталийских Святителей, которые, проповедуя аскезу и смирение, часто тратили огромные суммы просто под настроение, без цели, без эффекта, без смысла.

Если бы поверенные Императора пожелали изучить записи Тайной Стражи (как правило, в период правления каждого из Императоров Гурана такая мысль рано или поздно возникала), они бы обнаружили в них полнейший порядок. Ну, скажем, в тех записях, которые подчиненные Консула представили бы для проверки. Но Блайт, как и его предшественники, предпочитал кое-что перепроверить сам.

Тогда-то его внимание и привлекла стопка старых документов.

Как уже говорилось, Тайная Стража не имела привычки платить деньги за несделанную работу. Но выцветшие листы пергамента, лежащие на столе перед Блайтом, говорили, что так было не всегда. По меньшей мере, десяток раз золото выдавалось в обмен на обещания — если судить по датам, аккуратно нанесенным на счета, первый раз это произошло почти пять веков назад, последний — при жизни Консула Хоэра, которого Блайт сменил на этом высоком и хлопотном посту.

На одном из листов, трёхвековой давности, и мелькнуло знакомое имя.

Вообще говоря, рассказ о некоем капитане Гайтаре, захватившем власть на пиратской шхуне и приказавшем ободрать кожу со своего незадачливого предшественника, дабы обтянуть ею судовой журнал, давно стал легендой. Наряду со многими другими то ли реальными, то ли выдуманными историями, эта передавалась из уст в уста, окрашиваясь всё новыми и новыми подробностями, часто уж вовсе далёкими от реальности. Что поделать — у каждого народа есть свои предания, а пираты Южного Креста, как ни крути, уже давно с полным на то основанием считались отдельным… ну, если и не государством, то чем-то вроде того. Не имея единого правительства, не слишком думая о сплоченности и о законах, пираты умудрялись успешно балансировать между свободой и петлей, ни разу не разозлив Святителя или Императора настолько, чтобы те всерьез вознамерились положить конец существованию морских разбойников. Кто-то приходил на острова зрелым мужем и погибал в первой-второй схватке, кто-то проживал долгую жизнь и завершал её дома, в постели. Но и те, и другие не прочь были, за кружкой крепкого дешёвого пива, послушать истории о приключениях и битвах.

В общем, Гайтар был личностью реально существовавшей, хотя его деяния, как это часто бывает, имели мало общего с теми «подвигами», которые ему приписывали.

И вот, оказывается, тот самый капитан Гайтар получил от Тайной Стражи очень существенную сумму золотом и серебром, а также обещание ещё более солидной выплаты в будущем. И за что? Всего лишь за намерение направить свой корабль на юг и привезти сведения о том, что же такого опасного водится в южных водах.

Что характерно, за обещанной наградой Гайтар не явился — следовательно, его плавание закончилось неудачей.

Сам факт получения пиратом денег из казны Тайной Стражи особого удивления у Блайта не вызвал. Не менее половины капитанов Южного Креста время от времени выполняли для Империи разные щекотливые поручения. Да и Инталия, столь громогласно заявляющая о чести, не гнушалась иметь дела с прожжёнными грабителями и убийцами, если этого требовали политические, экономические или иные интересы. Только прямолинейные, как их же мечи, индарцы не желали иметь с обитателями пиратского архипелага ничего общего, старательно уничтожая каждый корсарский корабль, попадающийся на их пути. Происходило это (к счастью для пиратов) редко — стальные клинья Индара предпочитали иметь под ногами надёжную землю.

В общем, деньги из имперской казны пиратам время от времени перепадали. Но — лишь после того, как дело, на которое подряжали того или иного капитана, оказывалось успешно исполненным. И не ранее.

Чем же так заинтересовал Гайтар тогдашнего Консула? К сожалению, в документе, привлекшем внимание Блайта, об этом не содержалось ни слова. Только лишь констатация факта — поход на юг. Пришлось потратить несколько недель на поиски дополнительных свидетельств, но удача сопутствовала Блайту, и кое-что интересное в архивах Тайной Стражи откопать всё-таки удалось.

Итак, пираты, все вместе и каждый в отдельности, южных вод боялись панически. Причём страх этот, на первый взгляд, не имел под собой никаких оснований. Ну, допустим, ходили легенды о чудовищах, способных в один присест перекусить пополам тяжёлую галеру, о водоворотах, засасывающих в себя суда, об ураганах, ломающих надёжные мачты как тонкие веточки. Ну или, скажем, байка об уцелевшем на юге обломке материка, где обитают могучие маги, сжигающие непрошенных гостей дотла — ведь глупость, но верят. Только вопрос о том, кто это видел, неизменно наталкивался на полное отсутствие достоверных свидетельств. Корабли не возвращаются? А как назывался не вернувшийся корабль, кто им командовал, когда это было? Пожатие плечами — «да вот, говорят…».

Так или иначе, но найти среди обитателей архипелага желающих исследовать южный океан было делом практически невозможным. А Гайтар сам предложил свои услуги, пообещав доставить подробный отчёт о плавании. Понимая, что этот отчёт — если капитану удастся вернуться — будет представлять немалый интерес не только для вечного соперника, Инталии, но и для других государств Эммера, а также для тех, кто не прочь прибрать к рукам ценные сведения просто «на всякий случай, авось пригодится», Гайтару, в виде исключения, доверили секрет тайнописи. Ну, может, и невелик секрет, среди, скажем, купцов немало таких, кто, составляя послания, прибегает к более или менее хитрому шифру. Важно другое — если Гайтар безошибочно исполнил инструкции, вряд ли кто-то сумеет понять истинный смысл сделанных им, с виду невинных, записей.

Гайтар не вернулся.

И лишь спустя много лет до Блайта дошли слухи о том, что где-то на Южном Кресте якобы замечен старый судовой журнал, переплетённый в человеческую кожу. Он и сам не понимал, почему начал охоту за записями давно исчезнувшего пирата. В том, что южные моря опасны, сомнений не было — великолепно снаряженная эскадра капитана Текарда не вернулась, следовательно, по меньшей мере часть слухов об угрозе на юге имеет под собой некоторые основания.

И, возможно, кое-какие сведения «из первых рук» содержались в бортовом журнале «Акулы».

Оказавшись не у дел, Блайт вспомнил о старом пергаменте и решил, что информация лишней не будет. И верные ему люди начали поиски… лишь спустя два года увенчавшиеся успехом.

Ангер перевернул последний лист бортового журнала. Да, неудивительно, что никто из временных владельцев раритета не обнаружил в нем ничего ценного. Пространные записи о погоде, состоянии груза, цинге, вечно пьяном первом помощнике… создавалось впечатление, что капитан «Акулы» отчаянно скучал и, не зная чем себя занять, неровным почерком вносил в толстый том происходящее вокруг него, не делая различий между важными или пустяковыми событиями. Иногда проставлялись отметки о выбранном курсе, иногда набрасывались фрагменты карты. Подумать, так прежний владелец корабля вел записи куда прилежнее.

Только вот околесица насчёт какого-то Тэша, упавшего с мачты и сломавшего лодыжку, о подмокшей муке во втором трюме, о произошедшей между боцманом и одним из матросов поножовщине, о здоровенной чайке, нагадившей на голову юнге — всё это призвано было замаскировать драгоценные крупицы настоящего отчёта, спрятанного за вязью слов.

Вздохнув, Блайт зажег ещё одну свечу, придвинул к себе лист серой бумаги и принялся медленно рисовать на нем буквы — одну за другой, поминутно сверяясь с текстом журнала. Работа не на час и не на день…