Планеты Магды

«… хотел построить себе избу на отшибе и пошел прямо в лес, куда глаза глядят. Дороги здесь никакой, но вскоре вышел к речке и стал подниматься вверх по течению.

Уже вечерело, и страх закрадывался ко мне в сердце. Вдруг вижу, лес расступился, а там – поляна, и на ней - мельница. В мельнице - небольшое окошко, и в нем свет горит.

Решил заглянуть, кто это живет в такой глухомани, да еще и в мельнице, о которой никто из деревенских ничего не знает. А страх уже сжал сердце, ведь дороги к мельнице не ведут. Подкрался я к окну, а там человек перед ящиком железным стоит и что-то в нем рассматривает.

Тут солнце совсем село, и в комнатке стало темно. Только вижу, яркий луч сверкнул за окном. Вскоре дверь со странным звуком открылась, и вышел кто-то.

Человеком назвать его не могу. Может, водяной или леший, потому что лицо его все ровным черным волосом заросло. Подошел леший к мельничному вороту, открыл шлюз, и вода начала крутить колесо. И заскрипели все механизмы. А леший стал принюхиваться и осматриваться по сторонам. Я же ни жив, ни мертв лежал плашмя под окном.

За домом земля задрожала, и угол мельницы осветился зеленым светом, как если бы за домом разожгли большой ведьмагский костер.

Не помню, верно, со страху я нож из сапога вытащил, а леший уже ко мне идет.

За мельницей что-то засвистело, и я совсем разум потерял. Думал, на шабаш ведьм попал. Тут филин ночной над головой чудища пронесся, и он резко обернулся.

Не выдержало мое сердце таких страхов, и кинулся я к нему с ножом. Боялся, что сердца у него нет, потому и вонзил клинок прямо в горло. Леший рухнул. Вижу, что-то темное потекло между черных пальцев. Заорал я со страху и в лес побежал, но не гнался никто за мною.

А когда добежал до пригорка, то остановился, как громом пораженный. Пригорок весь, как живой, трясся, и верхняя его ровная часть слегка отделилась от земли-матушки. А под ним разливалось небольшое зеленое свечение, как на старых болотах.

Решил я тут же мельницу остановить, потому что, думалось мне, была она причиной всех этих странностей. Стал перекрывать впускной ворот, а он ни в какую. Бился над ним целый час и победил. Встала тут же мельница, и пригорок опустился. Свет погас, и все вокруг успокоилось…..».

«…. Случайно запустил мельницу в обратную сторону, и из пола выскочил дьявольский ящик. Разглядывая его, получил себе рану, мощный свет проник в глаз мой. А после этого все двери закрылись, но мне не доставило труда растворить их настежь».

«Что-то колдовское произошло со мной после облучения тем бесовским лучом. Обычная моя человеческая жизнь никак заканчиваться не хочет…».

« …. Деревеньки здесь небольшие, и народ дружный. Друг друга держатся и гордость свою имеют. Живет среди них одна девица по имени Ольга. Хороша так, что спасу нет. При одном ее виде у меня язык западает, и слова молвить не могу.

Муж её - самый сильный мужик на все окрестные деревни, в кулачных боях равного ему нет. Да и по хозяйству сравниться с ним вряд ли кто сможет. Дивчина это на меня совсем не смотрит, а я о ней день и ночь помышляю. Не думал, что такое возможно. Тоска за этот год сгрызла совсем. А на остальных девок даже смотреть не могу. Говорил мне когда-то батька, что такое бывает. Уходить надо отсюда, пока свою и чужую жизнь не загубил».

«Помню, не совладал я раз с собою после облучения и выскочил наружу. Как мчался через лес, запамятовал. На поляне бабы сено убирали. Увидев меня, испугались, но одна из них по имени Степанида меня признала.

Бабы запричитали, стали жалеть, потому что живу в лесу один. Но что-то заставляло меня разглядывать только Степаниду.

Вдруг охватила меня страсть животная, и стал я в лес удаляться, чтобы вреда бабам не причинить. Степанида же следом пошла.

Бабы ей кричат: «Ты куда? Опомнись!».

Так со мною до лесу и дошла. Держал я себя, как мог, и к мельнице уходил, но она бежала рядом и в глаза мне заглядывала. Потом за руку взяла. Животной страсти предавались мы с ней, пока утро не забрезжило…»

«…..После того, как пустишь мельницу вспять и поймаешь луч, нельзя запускать колесо в обычном направлении, иначе земля начинает греметь, свет зеленый возникает, и посвистывания дьявольские нарастают.

Луч этот дает силы несметной, а дневной свет через окошко придает долголетия, потому как я ещё помолодел. Но у луча вечернего есть наказание за частое пользование его силой: начинают расти волосы, как у лешего. Но, если долго не пользоваться, они исчезают, возвращая тебе облик человеческий.

Степанида надоела мне до чертиков. Превратилась в бешеную кошку. Еле изгнал ее, напугав, что жизни лишу, если появится еще хоть раз.

А Ольги я добьюсь любым путем! Нечего сомневаться, жизнь ведь мне для того и дана, чтобы получать свое. Видимо, так богу угодно, что убил я беса и дом его нашел, силы страшные приобретя….».

«…..Не получилось Ольгу удержать, хоть и сделал я с нею все, что захотел. Ушла через два дня ночью, сорвалась как суматошная. Даже вещи свои оставила. Как справилась она с наваждением, не знаю, но победила даже силу луча бесовского, невзирая на то, что каждый вечер я в чертов глаз смотрел. Знаю, что жизнь ей искалечил, но поделать ничего с собою не мог. А вчера ее муж прискакал. Бросился ко мне, думая, что силой обладает, но жаль мне его стало. Итак я ему судьбу изломал. Не стал его жизни лишать…..».

«….есть у меня две дочки. Я точно знаю об том: мне голос крови говорит, что Степанида и Ольга понесли от меня. Страсть как хочется их увидеть, но страх одолевает, что буду с позором изгнан женщинами.

Вчера ночью кто-то приезжал ко мне на лошадях и, пока я спал, сняли бесовское стекло. Видимо, прознали о силе его страшной. Ну, пусть тешатся….»

«… Вот она плата за нечеловеческую жизнь! Не стало стекла, и силы мои иссякли. Когда в зеркало гляжусь, не могу признать себя, так состарился за эти два года. Запускал с горя мельницу. Была у меня последняя попытка, ведь не использовал я накопившийся в ящике луч до конца после воровства стекла.

Опять уже в последний раз все загремело, загрохотало, пригорок приподнялся, свет возник, но не вызвал уже страха.

Тогда забрался я на пригорок дьявольский и почувствовал, как он дрожит подо мной, словно живой.

Кричал я на него, бил ногами, но не сделал он мне ничего страшного. Тогда полез я в тайный лаз и сорвался в воду. Не утонул, а лишь сапоги замочил. Вода в колодце на железном блюдце течет из трубы в трубу для отвода глаз. Стал шарить руками в воде и люк нашел, в котором кольцо, но поднять его не решился…

Отправил я открытки детям своим, сделанные с помощью бесовского наследия. Знаю, что вреда они принести не могут. Чувствую, что смерть уже приходила за мною, и я к ней готов».

«Встретился с Ольгой в Железнице, просил у нее прощения, но она не подняла головы, сказав, что бог простит. Сегодня ночью узрел на пригорке у мельницы такого же лешего, что и в первый раз. Увидев меня, он спрятался за дерево, но поздно.

Ночью я выглянул в окошко и оторопел! Несколько леших ходили вокруг мельницы и все обнюхивали. Но дверь закрыта на железный засов такой огромный, что даже в минуты бешеной силы я не мог с ним совладать.

Лешие дергались в дверь, стучались, заглядывали в окно, но ничего не увидели. Я сидел, притаившись, в коридоре с ножом. Всю ночь они запускали мельницу, но ничего не получилось. А утром чертово отродье исчезло. Их двое. Мужчина и женщина. Господи, спаси меня и прости за грехи мои…».

«… бесы приходили ко мне вчера. Ты не подумай: я не болен. Они полностью черны лицом, покрытым собачьей шерстью.

Степанида, не посещай меня вечером. И, если весточки от меня через неделю не получишь, отправляй мужиков на мельницу! А мужик твой Иван, может быть, сгинул не случайно. И виной тому могли быть твои вечерние ко мне хождения.

А что если он удосужился проследить за тобой, да попал в лапы к бесам? Вот только почему они тебя не тронули?»

« …. Пишу тебе Фома Кузьмич, потому что слушать ты меня не хочешь! Так, может быть, прочтешь. Видела я тех, кого ты называешь бесами. И сколько ты мне не доказывай, что это нечисть, я говорю тебе, что ты болен!

Дожился в одиночестве, как пень замшелый. Меня от себя гнал, а теперь, глядя на честных людей, тебе бесы мерещатся.

Я шла за ними до самого нашего села. Да, оделись они странно: плащи у них с капюшонами, но ведь и дождь был в этот день. Не потому ли они так закупорились? А самое главное, проследила я за одним из них.

И кто ты думаешь, это был? Это же наш священник отец Иоанн! Ты же дочку должен был его знать! Глашка - девка видная, на выданье уже третий год, чернявая такая. Помнишь, как-то под рождество спрашивал о ней? Она тогда в красном тулупчике кружилась возле кузницы с деревенскими мальчишками.

А если бы я не видела сама лица священника, то поверила бы тебе, ненормальному! Нашел, кого в бесы записывать! А муж мой никуда не пропал. Запил он в Железнице у деверя своего. Теперь с месяц не появится, так что можешь и сам ко мне прийти ……»

«… говорю тебе, что среди вас лешие живут и имеют облик человеческий, а принимаете вы их за соседей своих. Теперь точно знаю, что один из двоих - священник. Жаль, что остальных ты не выследила! Интересно другое! Почему я вижу истинное их лицо, а ты не видишь? Что помогло мне распознать демонов? Может быть, то, что я каким-то образом со стеклом бесовским дело имел? Ведь никто из деревни в них нелюдей не видит!

А встретиться с ними у вас в Железнице я не решусь, так что не жди меня. Глашку я знаю хорошо! В минуты темные для меня встречал ее, но не помню уже лица. И они (эти твари) теперь знают, что я могу видеть их истинный облик, так что в покое они меня не оставят. И ты ко мне Степанида больше не приходи....»

«…. А батюшка-то наш Иоанн не так уж свят, как прикидывается. Живет бобылем, дочку растит. Мы до сих пор так считали, ведь прежней жизни его никто в деревне не знает.

Приехал он года три назад. С тех пор дочка так замуж и не выйдет, хотя женихов у нее хоть отбавляй. Приезжали даже из города свататься!

Помнишь, родня Веселовых в город перебралась, так вот сын их навещал намедни родных и Глашку в церкви встретил. Так за нею и увязался. А парень видный, знатный - из наших девок-то любая за него пошла бы. Глафира, однако, и ему отказала.

Так он после рассказывал свояку, что той же ночью пошел к ней под окошко, чтобы переговорить о женитьбе. В общем, парень сказал, что подглядел, как священник ложился в одну кровать с Глашкой. Мы вначале не поверили сплетне, а потом начали к ним приглядываться.

Ведь, ей богу же, отец Иоанн следит за Глашкой ревностно, как за молодой женой. Но не может же быть, чтобы такая красавица двадцати-то лет не нашла себе мужа из молодых!

А с другой стороны, отец Иоанн - мужчина видный, высокий, лицом пригожий, и плечи у него, как у кузнеца. Хотя на вид ему лет сорок. До этой сплетни я к нему как к мужчине вообще не приглядывалась. А теперь понимаю, что если с него снять рясу, то далеко не каждый из наших мужиков может с ним равняться.

Почему в нашей деревне решили, что Глашка его дочь, не знаю! Он сам об этом никому не говорил! Да и Глашка ни с кем не разговаривает, будто опасается проговориться.

Беседовала я с бабой Полей, родней моего мужа, так вот она сказала, что последнее время святой отец почему-то службы не служит, сидит дома взаперти».

«….Глашка ушла к Фоме на мельницу! Старый кобель, разбил очередную судьбину. Помнишь, как мучилась моя соседка Ольга, побывав у него всего два дня. Так вот, Глашка уже неделю живет у Фомы и, похоже, возвращаться не собирается.

Отец Иоанн посерел весь и ходит по деревне как в воду опущенный. Думаю, все-таки Глашка женой ему была. Видела вчера её у бабы Поли. Она молоко у старой выменивала и хлеб. Хороша все-таки, гадюка, красива - спасу нет! Волосы черные, волнистые; кожа белая, без изъяну. А глазищи свои на меня вылупила, ну, хоть картинки с нее пиши. Девке, видно, рожать пора! Соки тела ее со всех сторон так и распирают.

Наверное, не мог ей отец Иоанн дитя подарить. Мне так думается. И еще думаю, что мельник тоже за все свои прегрешения когда-нибудь рассчитается. Живет как нехристь последний! Дана нечистому власть над девками молодыми, вот он над ними и потешается….»

«…. Глафире можно только посочувствовать. Умер мельник, и осталась она одна. Правда, мужики поговаривают, убили нехристя за все его прегрешения!

Баба Поля сказывала, что как-то вечером видела Глашку под окошком избы святого отца. Она просилась, чтобы пустили, но Иоанн прогнал ее со двора.

Вот и переехала она к вам в деревню, и живет там одна в избе покойника, бывшего кузнеца вашего. Наследников-то у него все равно нет. Уж не знаю, покупала она избу или нет. Надо же как ей повезло! Изба-то крепкая, справная, двести лет простоит, ведь кузнец рубил её для себя из дуба. Измучился весь. Ни один мужик в Железнице на такое не решился.

А ты приглядись к Глашке повнимательней, напиши мне, что за девка….»

Письма закончились. Осталась лишь испещренная корявым малопонятным почерком бумажка с многообещающей надписью «Земное бессмертие. Посланник без ИМЕНИ».