Планета Скарсида

Глава 4

Сказание Васятки Грамотного о создании мира

Песнь первая

Звёзды небесные, взгляните своими дивными очами на Скарсиду, что нынче сотворена возле вашего брата могучей мыслью Первокота Максюты Начинателя. Жил во те времена Максюта Бесподобный на одной из планет, что вращались среди пустоты бесконечной возле маленькой жёлтой звезды по имени Котя. Диким Максютка Великий был в те времена и ходил на охоту со своими собратьями из вольного племени диких охотников.

Часто Максюта Мечтатель сидел во те дни на огромных камнях, что оставались на землях котячьих от схода ледниковых массивов, что некогда материки накрывали толстою плотною шубой — было то в пору, что назывался Ледниковый Период.

Вот и нынче сидел Максюта Прекрасноголосый на любимом своём валуне и размяукивал новую песню, сам себе играя на арфе, сделанной из бивней дикой свиньи, называемой Хряком. Так он разучивал новую песню, что придумал для свадьбы вождя иноплеменного Мотьки и юной принцессы, которой был братом единоутробным.

Да, молод был очень Максюта и оттого не имел он в племени своём такого почёта, какой бы имел, когда бы был мощным бойцом и силу свою непреклонно доказывал сильною трёпкою братьев меньших своих от утра и до ночи. Вот она, гнусность судьбы, что лишила его в одночасье папы родимого, что на охоте погиб, добывая для племени мясо, и оставил своих подопечных на милость соседних племён! Вот и сидел наш Максюта Сиротка с арфою, глядя на скорые речки потоки, и сочинял для короля из соседней деревни заздравную песню — таковую планиду прочила ему в будущее злодейка-судьба!

Песнь вторая

— Ой, не могу больше! — молвил Максюта Печальнокручинный, в тринадцатый раз разрывая когтями нежные струны хряковой арфы, что изготовлены были из жил достославного хряка, коего папа его ещё кушал намедни.

— Брошу я арфу в воды реки быстротекущея и уйду восвояси, глядя глазами своими бесстрастно в дали небесныя! Птички мне будут чирикать трели свои утешающие, рыбы мне будут петь песни безмолвные, но не вернусь я к порогу дома родного, что ныне стал пристанищем скорби жестокия!

С словом таким встал Максюта Отчаянный с камня холодного и воззрел глазами своими зоркими в даль бесконечную и просторы безбрежныя. Шибко обида его во грудях разрасталася, тяжкой слезою в очах наливалася.

Смотрит Максюта Племенноотверженный зраком своим сквозь слезу сокрушённую: словно бы звёздочка малая падает в воды реки быстротекучия. Мысль поначалу пришла в ум Максюте Догадливому: что-де то метеорит звёздноблуждающий рухнул на землю котовскую, и, коли так, скорой волною пойдёт на деревню поток многопламенный! Надо сказать, что хуже огня ничего те коты не боялися, ибо была их земля вольнолюбивая многими вулканическими кратерами усеяна.

Думал он, что встретит уж смерть неминуемую, и встал отважно с лирою струннообвисшею навстречу пламени скоропалительному, чтоб встретить погибель свою неизбежную с тем, чтобы не быть, как положено, старыми кошками оплаканным и погребённым с великими почестями, к праотцам славныя приложившися.

Думал он, бухнет в землю многострадальныя великим бухом космическим — вдарит так, что дым пойдёт с пеплом и серою, да кратер образуется две версты в диаметре, да водою наполнится отравленной. Однако, смотрит что-то: не горит ничего и не взрывается — тихо-мирно всё в природе и спокойненько.

— Ой, да что ж такое деется?! — расстроился Максюта Сильногневанный. — Уж даже метеорита поганенького мне нынче не обрыбилось! Думал я, пойдёт взрывной волной на соплеменников бесстыжия, что папину вождёву кровь отринули и сдали скоро так нахальному сопернику всю деревенскую общину вместе с папиными кошками!

Так говоря, он быстренько помчался в злосчастную сторонушку, куда упала та звезда небесная. Вот прибегает Максюта Любознательный и видит диво дивное.

Песнь третья

Шагает по земле, котами облюбованной, некий господин росту великанского, масти чёрной без пятнышка, бесхвостый и задними лапами ходящий.

«Никак пришелец!» — догадался Максюта Сильнодогадливый. Хотел он гостя шугануть, как следует, да только подумал: а мне-то надо ли? Он нынче племени не вождь, папе не наследник, неправдам не судья, беде не поперечник.

— Привет, пришелец. — промяукал он. — Ты с миром, али с чем ещё?

— Я с миром. — отвечал пришелец. — И нынче пришёл позвать тебя со мною путешествовать меж звёзд.

— На кой мне звёзды. — с плачем отвечал Максюта Разобиженный. — Меня из племени попёрли: говорят, что больно маленький. А я вождём хотел быть грознобезжалостным и наводить на всех соперников страху немеряного.

— Ой, есть у нас такое средство! — заговорил сладкоречиво пришелец без хвоста и задними лапами ходящий. — Поехали со мной, Максюта Воинственный, и я исполню все твои желания. Будешь ты, Максюта Обделённый, владеть не одной деревней, а сколько напридумаешь. И по твоим заслугам тебе, Максюта Шибкоправедный, воздастся мерой полною.

Так и покинул Максюта Молодой родную планету и улетел с пришельцем повидать иных миров. И то сказать, что не было ни до него, ни после котов столь щедро одарённых от пришельцев.

Песнь четвёртая

Вот прилетают Максюта Путешественник с пришельцем чёрной масти на одну прекрасную планету и являются в жилище заколдованное. Были там другие чёрные бесхвостые, и многие с гостями разнопланетными. Чего уж повидал Максюта Рискованный, того не пересказать устам сказителей. Да только видел он такие цивилизации, что слов не хватит, чтобы о том поведати. И вот пришелец спрашивает у своего гостя восхищённого:

— А что хотел бы ты, Максюта Мечтательный, поиметь от меня в качестве подарочка?

Промолвил тут Максюта Искренний, как на духу изложил, как исповедался:

— А то хочу я, хозяин-батюшка, чтобы был я на земле своим один правитель лишь, и чтобы всё в земле моей молоком и мёдом источалось бы, да чтобы мясо на земле моей само родилось да в лапы угождало. И чтобы было во всём изобилие великое — во всём привольность и во всём приятство.

— Какой ты, Максюта, однако, праведник! — удивился пришелец черномастный. — А не скучно тебе будет, полосатый мой, в таком раю без крови обретатися?

— Вот это я как раз и мыслю, хозяин-батюшка. И вот что я придумал: оно само ведь как-нибудь получится. Чего войны желать — она сама придёт.

— Ох, мудрый ты, Максюта! Пошли за то со мной, посмотрим, как у тебя получится твоя задумка.

Песнь пятая

Отпил Максюта Мудрый волшебной воды и очутился точно в таком месте, как хотел. И был послан с ним на ту прекрасную планету посланник от звёздных путешественников — белый кот по имени Цицерон. Надо сказать, прониклись они друг ко другу дружбой и целый день ходили вместе, осматривая сей кошачий заповедник и давая названия всему, что находили.

И оказалось всё истинно так, как хотел Максюта Прозорливый — планетка в самом деле оказалась раем обетованным. И молока там было в изобилии, и мёда — всё росло прямо на деревьях. И мясо там само собой родилось в яйцах, и сливки с мёдом, и зайцы хлебные и много прочего чего другого. И ходили Максюта Креативный со своим другом Цицероном и беседовали в рощах тех райских.

— А что, Максюта, не назвать ли нам как молочное дерево, дающее такое чудное молоко?

— А вот и назовём его мумуровой.

И росли в том саду райском дерева особенные, и назвал их Цицерон пурпурной алахохой, и объедали с них листья белые ленивцы. И что особенно приятно, была на той планете вечная ночь, ибо был Максюта Счастливый котом, а коты обожают ночь.

И придумывал Цицерон Остроумный всякие иные вещи и сообщал о том Максюте Мудрому и повелевал тот быть так, и становилось. И ходил он и смотрел и видел, что то хорошо.

Песнь шестая

И вот, когда Максюта Миротворец однажды отдыхал со своим верным другом Цицероном среди кустов люлярвы и подманивал листьями гукки рыбу, спросил его беломастый Спутник:

— А что, Максюта, не поселить ли тебе в сем саду кого ещё?

— Кого ж ещё? — спросил Максюта Благосклонный.

— А сотвори себе по образу своему и подобию своему разномастых котов и кошек, владей ими и приказывай им, и учи их всяческой премудрости. И будут восхвалять тебя и почитать тебя, как создателя Скарсиды.

И подумалось Максюте Одинокому, что хорошо бы сотворить себе кошку, а прочих пока сотворять не надо. И захотел он кошку, и появилась кошка, и звали её Барбариска.

— У меня есть кошка. Пусть и у тебя будет кошка. — сказал Цицерону Максюта Щедрый.

— А мне не надо кошки. — ответил приятным голосом Цицерон. — Я обожаю мудрость и стремлюсь к вечному. Мне и так хорошо.

Тогда пожелал Максюта Благонравный себе вторую кошку. И стали они плодиться и размножаться, и не было другой такой планеты, где было бы всё так чудно и справедливо устроено. И пошёл от них народ и стал плодиться и размножаться и населять места пустынные. И были все они нравом кротки, и лицами приятны. И видел Максюта, что это хорошо.

И ходил среди народа Цицерон и придумывал откуда что берётся. Придумал он, откуда берутся на земле Скарсиды мясные и сливочные яйца, и появились тогда звери, что их сносили, ибо птицы не нравились Максюте своими громкими голосами и манерою летать. И опять же было всё это хорошо.

Песнь седьмая

И вот раздался голос с неба, говорящий:

— Всё ли ты получил, Максюта, что хотел?

— Всё, Господи. — ответил Максюта.

— А не желаешь ли, Максюта, ты покинуть свою дивную планету.

— Никак нет, Господи. — отвечал Максюта Кроткий. — Ни в коем разе не хочу, мне нравится здесь.

— А нет ли у тебя каких иных желаний? — спросил голос.

— Позволь, с кем-нибудь посоветоваться, батюшка. — разумно отвечал Максюта Осторожный.

И пошёл он к кошке Барбариске и спросил её:

— Не хочешь ли ещё чего, душенька моя?

— Нет, котик мой. — скромно отвечала она. — Всё у меня есть.

И пошёл он к другой своей кошке и спросил её:

— А ты чего ещё желаешь, дорогая?

— Ничего мне более не надо, повелитель, ибо всё я имею.

И обошёл Максюта Повелитель весь свой народ и каждого спрашивал:

— Всего ли вам в жизни довольно, дети мои?

И все отвечали:

— Всего довольно, батюшка.

И подошёл он к Цицерону и спросил:

— Всего ли тебе довольно, друг мой?

И отвечал Цицерон:

— Мне скучно.

— Отчего же тебе скучно, Цицерон?

— Уж больно всё хорошо. Нет здорового духа борьбы. Слишком уж идеально общество.

— Что же делать? — мучительно спросил Максюта, страдая при мысли, что не всё так хорошо в его королевстве.

— Нужен умеренный конфликт. — сказал Цицерон.

— А как он выглядит? Ты мне объясни — я пожелаю.

— Мне очень жаль, мой друг. — ответил Цицерон, — но ты и конфликт — вещи несовместимые. Ты просто ангел кошачий, и других, подобных тебе, нет. Мы придумали настолько идеальный мир, что просто некуда деваться. Я так не могу. Я отправляюсь во внешний мир — искать конфликта.

— Дружочек мой! — со слезами сказал ему Максюта Бесконфликтный. — Когда найдёшь эту штуку, обещай мне, что пришлёшь маленько.

— Я обещаю. — пообещал Цицерон. — Маленько пришлю. Но больше не проси — штука уж больно непростая, и достать сложно.

— Придёшь ли ты к нам когда-нибудь? — спросил Максюта Друголюбивый.

— Да, когда-нибудь приду. Надо будет посмотреть, как вы тут развиваете конфликт.

И с этими словами он встал на задние лапы и начал возноситься, осветившись светом.

С тех пор прошло много лет, и все ждали, когда к ним прибудет Цицерон и принесёт конфликт. Максюта Блаженный прожил долгую жизнь и почил спокойно, так и не дождавшись обещанного. Много раз рассказывал он своим потомкам эту историю, пока не пожелал изобрести письменность и не повелел записать сказание слово в слово, как рассказывал.

— Вот так оно всё было. — закончили историю коты. Они прекрасно исполняли эту историю в лицах, дружно и слаженно играя мизансцены — видно, что занимались этим не впервой.

— А откуда же взялась Псякерня? — недоумённо спросил Заннат. — Неужели её тоже придумал Максюта?

— А, это! — отмахнулись коты. — Просто два наших солнца сблизились, и планеты стали ходить по восьмеричным орбитам. Раз в пять лет Скарсида и Псякерня встречаются в точке фокуса. Вот тогда и наступает война. То мы их бьём, то они нас бьют. Нынче как раз такой високосный год. Скоро рассвет, и мы двинемся в поход. Присядем на дорожку.

Вся большая компания присела на траву и засмотрелась на играющую зарю.

С востока вовсю гуляли по небу широкие лучи, создавая призрачное освещение, которое уже слегка рассеивало ночную тьму Скарсиды. Теперь в прозрачном воздухе далеко виднелись поля и рощи, река и отдельные деревья. Возвышались холмы-города с их высокими домами.

— А что потом было, когда Максюта Креативный почил? — спросил Моррис.

— Ну, — закатил глаза к небу толстый Ватрушка. — Он разделил свою страну на восемь административных областей, и в каждой назначил воеводу. Право воеводы передаётся по наследству.

— Мы свято храним его заветы, ибо он наш великий предок. — заметил Пират.

— А конфликт получили? — спросила Инга.

— Нет, не получили. — ответил Кунжут. — Скажи нам, Цицерон, почему ты не прислал нам конфликта?

— Какого же вам ещё конфликта надо? — спёртым голосом ответил осёл. — У вас и так всё есть.

— Где же он?! — вскричали коты, вскакивая с места.

Осёл обалдело смотрел на них, не зная, что сказать.

— Ребята, он исполнил своё слово. — проговорил Моррис. — Ваша война — это и есть конфликт.

Коты некоторое время таращили глаза, а потом разразились воплями восторга:

— Ура!! Нас не обманули!! Спасибо, Цицерон!!

— Чего ж ты врал? — спросил у осла Заннат. — Скарсиду придумал ты.

— Цицерон, я не могу поверить, ты устроил этим ребятам войну?! — возмущалась Инга. — Ну ты и лицемер!

— Скажи, как именно Скарсида из сна превратилась в настоящую планету? — допрашивал его Моррис. — Это мы овеществили этот сон?

— Нет. — отвечал осёл. — Она была овеществлена до вас. Тот додон, что пригласил Максюту к источнику волшебных снов, счёл наше творение оригинальным и воплотил его. Вот почему я покинул планету. Не мог же оставаться с ними навсегда — ведь в идеальном мире так неинтересно!

— Теперь этот мир не идеален. — сухо ответил Ньоро.

— Конечно! — с жаром заговорил осёл. — Теперь у них есть идея! Но весь конфликт ограничивается непродолжительным временем — он происходит раз в пять лет и только в точке нестабильности.

— А это кто придумал? — поинтересовался Моррис.

— Вот уж точно не я. — обиженно ответил Цицерон.

Люди переглянулись: не очень-то они были склонны верить Цицерону.

— Скажи-ка, милый. — сладким голосом спросил товарища Заннат. — ты ведь надеялся, что история твоего участия потонет во тьме веков, и тебя тут в этом виде никто не узнает?

— Вот именно. — поникнув головой, признался осёл. — Слишком много благодарности тоже плохо.

— Да, осёл-искуситель, это ты ведь запустил грех в этот дивный мир. — с ехидством заметил Моррис.

— Нет! Я просто сделал тут жизнь интересной!

Эти четверо катили на мотоциклах в сторону кунжутова города, а коты остались перед выступлением в поход распевать ритуальные боевые песни. Когда гости отчалили от форума, то из круга уже доносились пронзительные вопли, а стражи делали ставки на победителя.

Равнина слабо освещалась длинными пологими лучами — это восходил и никак не мог взойти Джарвус-2. Два мотоцикла пересекали открытое пространство, похожее на сказочные эльфийские луга, с мелкими рощицами, неглубокими овражками, отдельными борами из высоких деревьев, похожих на строевые сосны. Запахи были чудесны.

— Что это там мелькнуло? — спросила Инга, указывая рукой в сторону.

— Где? — не увидел ничего Моррис.

— Что-то вроде огонька. — сказала девушка.

Моррис немного сбросил скорость и тоже попытался что-нибудь разглядеть в ночной тьме. Но в том месте, куда указывала Инга, как раз лежали длинные тени из-за высокого перелеска.

— Я ничего не вижу. — сказал Моррис и прибавил скорости, чтобы догнать Занната.

Он вкатил на маленькую горку и огляделся. По правую руку вдали виднелось что-то не совсем понятное, какие-то смазанные пятна, очертания которых выглядели подозрительно правильными. И тут меж них действительно мелькнул огонёк. Слабая зелёная искорка зажглась, немного поколебалась, мигнула и снова ровно засияла.

Моррис остановил машину и оглянулся на Ингу.

— Просто кто-нибудь идёт с фонариком. — в сомнении сказал он.

— Кто, например? Котам фонарики не нужны, чтобы гулять по ночам.

— Интересно. — проронил Габриэл, всё более чувствуя себя заинтересованным. — Посмотреть бы, что там, да Заннат уже укатил со своим Цицероном.

— Подожди-ка. — ответила девушка, доставая из сумки электрический фонарик и, высоко подняв его над головой, принялась мигать светом. Спустя некоторое время они поняли, что сигнал был обнаружен и правильно понят.

— Что такое? — спросил Заннат, вкатывая обратно на горочку.

Некоторое время все четверо вглядывались в мигающий светлячок, потом решили всё же выяснить, что же там такое. Они медленно покатили, пересекая часто встречающиеся на пути заросли гукки.

По мере приближения, становилось ясно, что они обнаружили на этой и без того удивительной планете нечто занятное.

— Ну, Цицерон, скажи нам — что это такое? — спросил Моррис.

— Понятия не имею. — признался осёл, во все глаза разглядывая высоченные, каменные с виду стелы, поставленные стоймя — они образовывали как бы полукруг, с выпуклой стороны которого и подъехали мотоциклисты.

Огромные монолиты, высотой не менее шести метров и шириной около двух, местами обколотые и неровные, а местами имеющие следы тщательной обработки, располагались на равном расстоянии друг от друга — проходы составляли около трёх метров. Если бы на вершинах этих плит лежали плоские поперечины, то всё сооружение напоминало бы Стоунхендж. Это же соображение пришло в голову и Заннату.

— Какие-то мегалитические постройки… — зачарованно проговорил он.

— Цицерон, что это? — спросила Инга. — Ты должен знать, ведь Скарсида создавалась при тебе.

— Я не знаю. — ответил осёл, разглядывая огромные камни. — Может, это появилось уже после меня?

Все четверо сошли с мотоциклов и подошли поближе, чтобы потрогать камни.

— Надо же, точно похоже на Стоунхендж. — удивился Моррис, пройдя меж двух монолитов и обнаруживая, что таинственные камни поставлены ровным кругом — в дальние плиты слабо светили длинные лучи Джарвуса-2.

— Может, это старинный форум? — предположил Заннат, входя в круг. — Нечто вроде развалин Колизея.

— А может, обсерватория? — высказал свою версию Габриэл.

— Мне кажется, это культовое сооружение. — не согласилась Инга. — Вон и алтарь виднеется в центре.

Да, действительно, посреди круга имелось нечто вроде куба, чуть заметного в тени стелл.

Никто не успел ничего сказать по этому поводу, как возле каменного алтаря зашевелилось что-то тёмное и неясное, а затем мелькнул зелёный огонёк — это явно была гроздь светового винограда, каким тут освещали места важных сборищ.

Сильный фонарь Инги моментально вспыхнул, выхватывая из темноты нечто, заползшее на каменный куб.

— Нет, нет, не надо! — завопил голос, и в круге света обнаружилась сгорбленная фигура явно кошачьего происхождения. Старый котяра с гроздью светового винограда в лапе щурился на свет, отбиваясь лапой от неведомого врага. Инга не опустила свой фонарь, и кот отвернулся от четверых пришельцев, выставив к свету худой зад с висящим верёвкой хвостом.

— Ну я же просил: не надо! — плачущим голосом воззвал он, обращаясь к пришельцам из-под лапы. — Ну глаза же болят!

— Ты кто такой?! — грозно потребовал ответа Цицерон.

— Да архивариус я! Живу я тут, свитки мудрости оберегаю!

Это была явная удача — старый кот-инвалид по имени Культяпкин, давно уже не принимающий участия в межпланетных битвах, засел тут, в древнем хранилище свитков. Добровольный отшельник, любитель полистать пожелтевшие манускрипты и порыться в книжной трухе, он вёл летопись Скарсиды, начатую не им. Он собирал песни и сказания, загадки и поговорки.

Жил Культяпкин в обширном помещении под каменным кубом, куда вела хорошо замаскированная дверь — там было хранилище свитков. К сожалению, войти в это убежище гости не могли — слишком маленькая дверь. Если бы старик не занялся подготовкой к долгой ночи, его бы вообще вряд ли заметили. Возле куба лежала на боку маленькая одноколёсная тележка с мясными и сливочными яйцами — при слабом свете винограда интеллигентный кошак закатывал в подвал свою добычу. Он готовился к утренним событиям, а потом ожидал долгого дня в лучах Джарвуса-2.

— Я продолжаю труды своих предшественников. — слегка покашливая от свежего ветерка, сообщил Культяпкин. — От начала межпланетного конфликта ведётся учёт побед и поражений. Я покажу вам карты и статистические таблицы.

Он был так рад, так счастлив, что нашёлся кто-то, кому его труды небезразличны, пусть даже это пришельцы. Он сбегал в своё убежище и притащил охапку пожелтевших свитков. Их разложили на верхней плоскости куба, и старенький архивариус раскатывал перед изумлёнными гостями похожие на папирус бумаги.

— Скажите, пожалуйста, господин архивариус, — с трогательной вежливостью обратился к старику Моррис. — сколько времени продолжается обычно вооружённая стычка? Ведь, насколько нам известно, это возможно только в тот небольшой период, пока планеты сближаются к фокусу и затем покидают его.

— Да-да, конечно, Моррис. — поспешил ответить Культяпкин, отыскивая среди кучи свитков нужный. — Сейчас я всё вам объясню.

Он вытащил большой чертёж и разложил его на вершине куба при свете электрического фонаря. На носу архивариуса были надеты старые очёчки с круглыми чёрными стёклышками — они нужны были ему во время долгого дня Скарсиды.

— Мне ничего не видно! — запротестовал осёл, который всё это время безуспешно подпрыгивал возле куба, пытаясь заглянуть в бумаги.

— Тебе-то зачем, Цицерон? — спросила Инга. — Ты всё это должен знать.

— Кто?.. — спросил старенький Культяпкин, заглядывая с края куба вниз — на осла.

— Это Цицерон. — представил своего Спутника Заннат.

— Ци… Цицерон?.. — слабым голосом проговорил архивариус и вдруг повалился на чертежи.

— Что с ним? — спросил снизу осёл.

— Ты убил его. — сурово отвечал ему Заннат.

— Умоляю, валерьянки. — вдруг открыл глаза Культяпкин. — Там, возле дверцы, справа пузырёчек с валерьянкой.

Моррис пошарил и нашёл не только пузырёчек, но и стаканчик. Старичок тяпнул рюмочку и ожил.

— Простите, мне показалось в какой-то миг, что это тот самый Цицерон. — извинился он перед гостями.

— Он самый. — усмехнулся Моррис.

— Вы шутите! — не поверил Культяпкин. Он вытянул тощую шею над краем куба и воззрился на осла.

— Да, это я. — признался тот. — Я был котом, когда мы с Максютой творили Скарсиду. И вот я снова тут.

— Тогда настал великий исторический момент. — торжественно произнёс архивариус, оторопело глядя поверх очков на молчаливые и неподвижные звёзды. — Пророчество сбывается. Это будет грандиозное сражение. Мне валерьяночки, пожалуйста.

Моррис слегка покашлял, напоминая о своём вопросе.

— Да-да, я помню. — пришёл в себя Культяпкин.

— Я ничего не вижу!! — завопил осёл.

Пришлось пригнать мотоцикл, чтобы Цицерон мог взобраться на него.

Культяпкин раскатил перед гостями чертёж, на котором были изображены два солнца — с волнистыми протуберанцами-волосами и улыбчивыми кошачьими лицами. Вокруг двух солнц по восьмёрочной орбите двигались две планеты — одна с кошачьей головой, другая с собачьей. Стрелки указывали направление движения — планеты шли навстречу друг дружке. Они обходили разные солнца и были разными в размерах — Псякерня была явно меньше Скарсиды. Она могла бы сойти за оторвавшийся спутник планеты, но сама манера выполнения рисунка не позволяла думать, что детали его соответствуют реальности — скорее всего это мог быть художественный приём, чтобы показать превосходство квази-котов над собакоидами. Тему дополняли весьма выразительные картинки по углам — картины творения мира, где был изображён сам Максюта Мудрый со своим спутником Цицероном — маленьким гладким котиком с тёмной спинкой.

— А что это за круг такой вокруг точки фокуса? — заинтересовался Моррис, который в отличие от Занната в воспоминания не впадал и не отвлекался на всякие там завитушки.

— А это и есть то, о чём вы спрашивали. — ответил Культяпкин. — При своём сближении, которое происходит раз в пять лет, планеты прихватывают друг дружку тяготением и начинают кружить вокруг фокуса. Этого времени хватает для военных действий. Сделав пять витков вокруг этой точки, они расходятся. Скарсида отправляется в путешествие вокруг Джарвуса-2, и на ней наступает долгий день. А Псякерня уходит по орбите вокруг Джарвуса-1.

— Но это же невозможно! — изумился Моррис. — Это противоречит физике! По всем законам планеты не должны кружить вокруг фокуса да ещё точное число витков!

— Почему же невозможно, когда так оно и происходит? — возразил архивариус. — Так оно и бывает все те годы, что длится война. Иначе просто времени не хватило бы на перелёт туда и обратно и на военные действия. Прошлый раз с Псякерни к нам прилетали, теперь же мы отправимся в полёт. О, нынче ожидается большая драка! По древнему пророчеству возвращение Цицерона сулит поистине грандиозную войну и полную победу наших. Я буду последним архивариусом, который закончит статистические таблицы и подведёт итог.

Люди были в сомнении, они смотрели на рисунок и не находили, что сказать старичку, который явно был горд своей неприметной, но великой миссией.

Между тем кот-архивариус собирал свои бумаги, складывал чертежи, сворачивал свитки — всё это он засунул в футляр, который достал, сбегав в свой подземный бункер. Засунул в пенальчик стёртые карандаши, линейку, ластик и точилку. Застегнул крышечку и повесил пенальчик на свою худую шею. Наконец, Культяпкин перекинул лямку длинной торбы через плечо, поправил очёчки и, сидя на заду, приставил переднюю лапу с оставшимися двумя пальцами к высокому лбу.

— Я готов. — просто сказал он.