20

Мама и папа наотрез отказались это обсуждать. Сейчас, мол, слишком поздно, не до разговоров. Я умолял их все объяснить. А они сказали, что это, мол, подождет до завтра. И отослали меня наверх, в мою комнату.

На следующее утро я второпях спустился к завтраку, надеясь, что родители объяснят мне насчет садовых гномов. Однако папа вместо этого прочел мне получасовую нотацию. Он был сильно не в духе. Едва позволял мне словечко вставить.

— Джей, ты же обещал, — говорил он. — Ты прекрасно знаешь, что никто не гуляет по ночам. И тем не менее, тебе зачем-то взбрело в голову…

— Мне нужно было выйти, — перебил я. — Я…

— Ты не должен был нарушать правила, Джей. В том числе и правило не выходить из дома ночью. Но ты решил им пренебречь.

Я повесил голову.

— Да, тут ты прав, — пробормотал я. — Но у меня была уважительная причина. Мистер Макклэтчи…

Папа нахмурился:

— Джей, мы просили тебя не воевать с соседями. Ты обещал, что прекратишь подшучивать над людьми.

— Но он пнул Мистера Финеаса.

— Меня не волнует, что сделал мистер Макклэтчи, — отрезал папа. — Речь о тебе. Так ты будешь подчиняться правилам и прекратишь создавать проблемы? — Он приблизил свое лицо к моему.

Деваться было некуда.

— Да, — сказал я. — Да. Обещаю, папа. Отныне я буду паинькой.

И я не лукавил. Не скрещивал пальцы, ничего такого.

Я решил, что мне будет гораздо легче, если я стану хорошим. И уж всяко легче, чем постоянно не вылезать из неприятностей.

Папа забрал свою чашку кофе в другую комнату. Послышался кашель. Обернувшись, я увидел в дверях кухни Эллиота, паренька, что показывал мне трясину.

— Здоро̀во, — сказал я. Мне стало неловко. Интересно, много он услыхал? Вдруг он слышал, как папа меня отчитывает?

— Как дела? — спросил Эллиот. — За велик влетело?

Я покачал головой:

— Не. За другое.

Может, хоть Эллиот объяснит мне, что за чертовщина с этими оживающими садовыми гномами…

— Пошли ко мне, — сказал я и повел его наверх.

— Хороший дом, — проговорил он своим хрипловатым голосом.

— Ничего так, — согласился я.

Мы вошли в мою комнату. Стол был завален химическими реактивами и всяческим оборудованием. Эллиот посмотрел на него, после чего присел на краешек моей кровати.

Он пригладил свои темные волосы, огляделся. В помещении он казался крупнее, массивнее, чем на улице. Слишком крупным для моей кровати. Не толстый, а именно здоровый.

Я вытащил свой высокий лабораторный стул и уселся напротив Эллиота.

— Вчера ночью со мной произошла странная вещь, — начал я. — Может, хоть ты мне сумеешь помочь.

Он покосился на меня:

— Помочь тебе?

— Я ходил к дому Макклэтчи, — я показал на окно, — и эти садовые гномы…

Его глаза расширились.

— Ты выходил ночью? Правда?

— Ну… да, — признался я. — И эти садовые гномы… они оказались живыми. Они схватили меня и…

Он вдруг отвел взгляд. На щеках его проступили пятна румянца. Густо покраснев, он пробормотал что-то, но я не расслышал.

— В чем дело? — спросил я. — Ты знаешь, что садовые гномы оживают? Скажи мне. Ты должен мне сказать!

Он пожал своими широченными плечами.

— Ты и так знаешь, — пробормотал он. А сам все глазел в окно.

— Нет, правда, — сказал я. — Не знаю. Скажи мне. Как вышло, что гномы оживают? Они же всего лишь куски раскрашенного гипса, верно?

Эллиот вздохнул.

— Брось, Джей. Ты же знаешь ответ. Чего ты добиваешься?

— Не знаю я ответа, — возразил я. — И хочу, чтобы ты мне сказал. Они схватили меня, Эллиот. Это было чертовски страшно. Они взяли фломастер и поставили мне на лоб букву «Н».

— О Боже, — пробормотал Эллиот.

— Они все повторяли это слово. Неисправность. Неисправность. Ты знаешь, что это означает?

Он наконец перевел взгляд на меня.

— Нет, — сказал он. — Нет. Что это означает?

— Я тебя спрашиваю! — закричал я. — Почему ты мне не поможешь? Слушай: Мистер Финеас сорвался с поводка и устроил аварию, и водитель машины повторял то же самое слово. Неисправность. Неисправность. Что это значит? Почему он так делал?

— Без понятия, — сказал Эллиот.

Он вскочил и подошел к столу. Окинув его взглядом, он взял одну из пробирок.

— Наукой увлекаешься?

Было ясно, что помощи от него не дождешься. Я подошел к нему.

— Я люблю экспериментировать с реактивами, — сказал я. — Смешиваю разные составы, смотрю, как они реагируют… Иногда даже придумываю всякие штуки. Ну, знаешь, изобретения.

Он осторожно поставил пробирку:

— Изобретения?

Я кивнул:

— Давай покажу.

Я вытащил одну штуковину собственного изготовления и вручил ему.

Он покатал ее в ладони.

— Свечка, что ли?

— С виду как свечка, — сказал я и забрал ее назад. — Но я называю ее световой палочкой. Видишь ли, чтобы она зажглась, спичек не надо. Я обработал ее реактивами. Нужно только подуть на кончик, чтобы ее зажечь, а потом еще раз, чтобы погасить.

Я поднял палочку, набрал в грудь побольше воздуха и дунул. И поскорее отвел глаза. Я-то знаю, как она ярко вспыхивает.

Послышалось громкое «БЗ-З-З-З-З-З-З!», а потом — «БАЦ!» Яркое желтое пламя вспыхнуло на конце палочки, окружив нас ослепительным светом.

Глаза Эллиота вылезли из орбит. Он дико закричал и со стоном рухнул, как подкошенный. Его голова стукнулась об пол. Он закрыл глаза и неподвижно распростерся на спине.

Я издал испуганный вздох. Неужели свет оказался для него слишком ярким? Я подул на световую палочку, затушив ее, отвернулся от стола и упал возле Эллиота на колени.

О нет! Что я наделал?!

Загрузка...