Судьба в наследство. 1. Письмо, с которого все началось

Глава 2.

За три месяца до описываемых событий, июнь 505 года от основания Церковного Союза.

Дни первой декады июня в святом городе стояли невероятно жаркие. Даже легкий ветерок не беспокоил тончайшие занавеси распахнутых настежь окон. Кардиналу в его алой шелковой сутане было неимоверно душно. Дабы облегчить страдания, он расстегнул пару пуговиц тугого ворота, освободив дыхание. В такую погоду в свои сорок пять он чувствовал себя столетним старцем. Пот каплями катился по вискам, и черные волнистые, как и у любого жителя Салмины, даже не тронутые сединой волосы, от влаги на висках завились тугими кольцами. Смуглая кожа давно покрылась испариной. Его высокопреосвященству было дурно.

- Сильнее Лоренцо! Сильнее! - рявкнул он недовольно, и стоящий возле его кресла дюжий брат усерднее замахал опахалом, достойным нурбанского шаха.

Прохладный ветерок охладил кожу кардинала, принеся временное облегчение.

- Франсиско, холодного вина! - приказал он, и дверь тотчас же распахнулась, а на пороге появился брат с подносом в руках, на котором стояли чаша с колотым льдом и кувшин мурранского.

Прислужник поставил его перед кардиналом. По небрежному взмаху руки, он положил в серебряный бокал несколько кусков льда, налил из кувшина золотистого, с зеленоватым оттенком вина, и только после того как отпил сам, подал его высокопреосвященству. Тот, взяв со стола скомканный шелковый платок, оттер край и сделал большой глоток, зажмурившись от удовольствия.

На самом деле в обычные дни, как и любой житель Салмины, кардинал Джованне с легкостью перенес бы удушливую жару, но вчерашнее ночное гульбище с обильными возлияниями и дурманящими голову курильнями, делали это невозможным.

Его высокопреосвященство сделал последний глоток и протянул вмиг опустевший бокал прислужнику.

- Еще! И льда, льда побольше!..

Брат Франсиско подобострастно подхватил его и вновь быстро наполнил его. Кардинал уже более спокойно отпил новый глоток.

- Можешь идти, - разрешил он прислужнику. Тот угодливо поклонившись, поспешил удалиться.

В последнее время Джованне не доверял никому, его борьба с Благочестивой обострилась до предела. И ныне он чувствовал себя охотником из старой притчи, который сидел верхом на тигре и держал его за уши. В резиденцию из дальних монастырей были выписаны только его земляки, которые перед подачей любых блюд и пития, пробовали их. Его высокопреосвященство боялся, что Саския найдет способ его отравить, и старался обезопасить себя как мог.

Ах, эти знания! Как они много давали, как много дорог открывали перед ним!.. Но деньги! Их безумно не хватало. И чтобы получить свободу от Святого Престола, от конвента и Папской курии, их требовалось еще больше. Тысяча бесов и все Пекло! То, что он узнал, давало огромные возможности, но так же было опасно - один неверный шаг и он мертв. А Благочестивая знает, что он знает. И он знает, что она знает, о том, что он знает...

Мучительно заныла голова, в висках застучало. Бесовские курильни! Как от них хорошо вечером, и как скверно на утро. Ум мутный, как северные болота... А в голове на ровне с мигренью все стучит: 'Деньги. Деньги. Нужно найти деньги!'.

Последний его подарок Благочестивая швырнула в лицо. Сакорское жемчужное ожерелье перламутровым дождем рассыпалось по полу, не долетая до кардинала. И ее едкое: 'Всевышнему в моем лице не нужны дары моря. Тем более подаренные столь нечестивой рукой!', - до сих пор насмешкой звучало в ушах.

Тогда его высокопреосвященство прошиб холодный пот, и вовсе не оттого, что она отвергла дар. А осознание того, сколько сотен золотых сейчас рассыпались по полу, и он не сможет их собрать! Конечно же, эта благочестивая стерва потом прикажет собрать их и распорядится по своему усмотрению, но подарок от него, как попытка купить ее расположение считаться не будет!

'Деньги. Деньги. Нужно найти деньги!' - стучало в голове, а в душе поднималась волна ненависти к этим 'святошам', к этим лизоблюдам, лжецам и подхалимам! Как же он их ненавидел, как стремился вырваться от них. Из этого удушающего, сжимающего в объятьях, словно гигантская змея города. От их вечного присмотра, наблюдения, лицемерия. Где за постными рожами скрывается все та же вседозволенность и разврат, которые он хотя бы имеет смелость не прятать.

А-а, бесы с ними! Если найти еще немного денег, еще пару подарков и выплат, то потом!.. Потом он, манипулируя своими сведениями, получит все сполна! Приолонь станет его.

Кардинал вновь ухмыльнулся, отпивая немного вина.

От блаженных мечтаний его отвлек стук в дверь. А потом в кабинет заглянул брат Франсиско и с жутким акцентом уроженца северной Салмины доложил:

- Кх фвам ефво приосфвящшенстфво епфискхоп Сифс... Сипсф... Ефво приосфвящшенстфво! - и так, не закончив фразу из-за плохого знания языка, застыл в поклоне.

- Кто там еще? - недовольно пробурчал себе под нос кардинал, и громче добавил: - Пускай!

Едва прислужник убрался от двери, в кабинет зашел священнослужитель в фиолетовой сутане, подпоясанной малиновым поясом, что означало - пришедший состоит в епископальном совете конвента. Выглядел пришедший не очень хорошо - одутловатое лицо было бледным, по рукам и лицу рассыпаны мелкие язвочки, волос редкий, с небольшими плешинами. Даже с виду болезненный, неприятный человек.

Кардинал Джованне, когда увидел, кто появился на пороге, переменился в лице, передергиваясь, словно от омерзения.

- Я же просил вас не приходить ко мне! - недовольно рявкнул он, даже не утруждая себя встать с кресла. - Негоже чтобы вас видели здесь.

Но епископ на эти слова даже бровью не повел. Он давно привык, что многие люди реагируют на него подобным образом и поэтому, дабы не затягивать с обменом 'любезностями' сразу перешел к делу.

- Я пришел к вам с предложением... - он закашлялся, а кардинал поспешно заслонил нос и рот лежащим на столе мятым платком. - Так вот я пришел к вам с предложением, которое думаю, будет для вас полезно.

- Ближе к сути, Сисварий, - поторопил его преосвященство, не убирая платок от лица.

- В последнее время мне все сложнее стало находиться в Святом Городе. Некая дама... Не будем называть имен. Так вот, некая дама, несмотря на мою щедрость, оказывает все большее влияние на своего родственника, дабы удалить меня...

- Так от меня то вы что хотите? - перебил его кардинал. - Сейчас заем я вам отдать не смогу.

- Я и не требую от вас немедленного возврата. Совсем наоборот. Я хотел вам кое-что предложить...

- Что именно и что от меня потребуете взамен? Ну же, не тяните!

- Как скажите, - угодливо согласился Сисварий, суетливо потерев руки. Его преосвященство невольно бросил взгляд на раздутые суставы пальцев епископа и содрогнулся. А тот не видя этого, продолжал. - В скором времени я собираюсь получить наследство, только герцогский титул , что сопутствует ему, мне лично, ни к чему. А вам он, возможно, пригодится. Давайте уговоримся следующим образом - едва я получу деньги, титул не отойдет, как положено к короне, а перейдет к вам. Делайте с ним что хотите. Взамен же я попрошу у вас обеспечить мне некоторую протекцию при Престоле, а так же вы пообещаете сократить вдвое следующую выплату в казну или хотя бы отсрочить платеж на год. (Священнослужители лишены права получать дворянские мирские титулы. При получении дворянского наследства священнослужителем титул отходит короне государства, которому принадлежат земельные владения.)

- А немного ли вы просите? - пренебрежительно изогнул бровь кардинал, хотя в его голове, несмотря на последствия ночного возлияния, замелькали мысли, просчитывая возможные варианты.

Епископ зачастил:

- С вашими возможностями как правой руки Папы, несмотря на некоторую с ним размолвку, это не так уж сложно... В теперешнем моем состоянии нет возможности платить столь значимые суммы, которые жаждет видеть конвент. А вот поддержать вас... - тут он с хитрецой посмотрел на его преосвященство. - Это сложный период для нас обоих. Вы довольно молоды и жаждете воли в поступках, я же... Не знаю сколько мне осталось - может пару лет, а может и десяток. Я хочу закончить остаток своих дней в спокойствие и достатке Святого Города.

- Я не могу вот так сразу определиться, - нерешительно протянул кардинал.

- А вы подумайте, - вкрадчиво посоветовал епископ Сисварий. - Я же не требую от вас немедленного ответа. Неделю, другую время терпит. Подумайте.

***

Мы выехали сразу после заутрени, через четыре дня после моего разговора с Матерью. Настоятельница передала мне запечатанный красным сургучом и лентами пакет, наказав отдать лично в руки настоятелю монастыря Святого Августина. Правда при этом загадочно добавила, что если там окажется епископ Бернар, то будет еще лучше, а паче всего вообще отдать командору ордена главному маршалу его высокопреосвященству Урбану. Только вот я не знаю, зачем маршалу торчать в той глуши под Горличами, а не как обычно в ауберге у Святого Престола. Не спорю, места окрест Горличей красивые, дороги неплохие... Но ведь это совсем на окраине Церковного Союза, да и еще в другом государстве. (Ауберг - главное представительство (замок, крепость) ордена в котором почти всегда находится кардинал или командор (глава ордена). Расположен он (ауберг) в городе Святого Престола (Solus Sanctus Urbs - Единственный Святой Город). Государство, на территории которого находится город Святого Престола - Альтисия. Монастырь Ордена Святого Августина расположен на территории другого государства - Канкул, по соседству с вольным городом - Горличами.)

Сейчас хорошо - Церковь много государств Верой объединила. Пройдешь небольшой пост на границе, тебя запишут в книгу регистрации, если не церковник подорожный налог заплатишь и можешь быть свободен. А раньше, еще лет триста тому назад - ужас что творилось! На границе обдерут, разденут, разуют, если вообще живым доедешь. Нынче же все спокойно - дороги патрулируют постоянные орденские разъезды Бедных Братьев Святого Симеона. Ни банд тебе разбойничьих, ни грабежа, разве что на окраинах Союза бароны да вольные князьки пошумят немного, и тех быстро успокаивают. Церковь многим людям мир и процветание принесла.

А тому, что некоторые злые языки про нас говорят, то верить не след, потому как Церковь - есть Вера, благоденствие и спокойствие на границах. Ну а с говорливыми братья из орденов Слушающих и Ответственных беседуют, потому как люди эти отступники веры. Но это так, лирика. (Орден Слушающих и Орден Ответственных - инквизиторские и дознавательные ордена.)

Если матушка столько наказов перед отъездом дала, то правильно я сестер по-походному облачиться заставила. Не все же нам налегке бегать. И еще интереснее, а почему меня, как обозвала Герта, почетным пакетоносцем назначили? Ведь боевых сестер по мелочам не гоняют. Для этого вестовые сестры имеются.

Вдоль дороги тянулись орденские угодья: ржаные и пшеничные поля, разделенные небольшими рощами, разнотравные луга с пасущимся скотом, небольшие чистенькие деревеньки принадлежащих монастырю крестьян, одинокие подворья свободных землевладельцев.

Владения у нашего ордена не малые: больше десятка комендатерий с полусотней деревень и огромная ремесленная слобода. Хотя если сравнивать с другими орденами Матери-Церкви, то мы будем стоять чуть ли не в конце списка. Самыми значительными по угодьям будут ордена Госпитальеров, за ними маршальские и туркопольерские ордена. Меньше наших - только территории Ордена Святого Георга, но зато там все рубаки отчаянные, все-таки Святой Престол охраняют. Не приведи Господь на них в бою нарваться! Костей не соберешь! (Туркополь (Turcopol) - наемные солдаты из местного населения. Туркопольер (Turcopolier) - командор боевого ордена, командующий туркополями. Эти ордена отвечают за охрану береговых и сухопутных границ, внутритерриториальную охрану.)

Солнце поднимаясь все выше, начинало нешуточно припекать. Я искоса посмотрела на сестер. Юозапа недовольно поджимала губы. Жеребца своего пятками едва под брюхо понукала. Опять обленились, что Юза, что ее конь! А младшенькая молчала, правда побледнела слегка, украдкой пот над губой вытирала и в седле как-то странно покачивалась... Ох, какая же она молоденькая! Ни единого шрамика, не то, что мы - битые волчицы. О! А Герта улыбается. Еще чуть дальше от монастыря отъедем, точно балагурить начнет, над Юозапой подшучивать, да к новенькой потихоньку присматриваться...

- Все! Не могу я больше! - не выдержала Юозапа. - Упарилась! Фиря, ты как хочешь, а я разоблачаюсь!

- Сестричка, милая, ну потерпи а? Ты у меня такая сильная, такая выносливая, - стала я подлизываться.

Если ее не умаслить, Юза мне потом неделю спуску не даст. Характер демонстрировать станет так, что будь здоров, не кашляй!

- Ты же знаешь, что просто так я ничего не прошу. На все есть основания, и поэтому нам лучше быть вонючими, но живыми...

- Не выражайся при мне как закостенелый солдафон! - сразу же рявкнула она.

Юозапа терпеть не может, когда кто-нибудь из нас - а это я и Герта - начинаем говорить чуть менее пристойно, чем полагается.

- Я Юзу поддерживаю, - важно вставила свое слово Гертруда. Ты ж глянь! И эта туда же?! - По-моему ты перегрелась на солнце, сестра, или головой обо что ударилась. На нас же все как на умалишенных смотрели, когда мы в полном доспехе поехали.

Та-ак! Бунт в четверке?! Ох, как же мне их уговорить? Попробую...

- Сестры, мне настоятельница столько указаний напоследок надавала, что в пору в цельнокроеном железе ехать. И будь моя воля, то так бы и сделала.

На мои слова, старшая сестра только скептически сощурилась, а Юозапа вовсе демонстративно фыркнула и отвернулась.

Хотя может сестры и правы - действительно, становилось жарковато, а ведь еще не полдень. Сентябрь выдался чересчур теплым, осень не думала вступать в свои права, листва по-прежнему зеленела на деревьях. К тому же бригантина давила на плечи до невозможности. (Бригантина - доспех из пластин около 30-40 штук, вшитых в карманы матерчатой куртки стык встык, или из мелких пластин, наклёпанных под суконную основу, в которой пластины располагаются с нахлёстом. Вес 10 кг. Бригантина закрывает корпус и достигает до бедра. Одевается сверху на кольчугу. К ней добавляются латные элементы в виде наручей и поножей.)

- Ладно уж, - согласилась я немного подумав. - Бог с вами, снимайте свое железо. Но учтите, только доберемся до границы влияния ордена, одоспешеные поедем. И там, хоть заживо сваритесь - никаких отговорок не приму!

- А сразу нельзя было? - ворчливо сказала Юза, тут же поворачивая коня к обочине. - Вон к той рощице поехали, там и поскидаем все.

- Младшая сестра Агнесс, ты как, живая еще? - Герта не забыла про нашу новенькую.

- Да, старшая сестра Гертруда.

- Оставь полные именования для монастырей, да госпиталей. В бою пока прокричишь все это, десять раз прибить могут. Так что привыкай. В поле меня Гертой зови, Сестру Юозапу - Юзой, а эту сестру - Фирей, ясно?

- Да, стар... Ой, да Герта, - а голосок-то какой тихий, едва слышно лепечет. Малохольная она какая-то... Да ей, похоже, только семнадцать стукнуло, а уже младшая сестра. Что творится! Скоро совсем соплюх в рейды посылать начнут.

- Вот и замечательно, - подвела итог Герта и пришпорила коня, направив его через луг.

Мы подъехали к небольшой роще с густым подлеском, где могли с удобством, не попадаясь никому на глаза, переодеться.

Спешились.

- Ох, Фиря, - прошипела Юозапа, тут же начав расстегивать пряжки у своей бригантины.- Прибить тебя мало за эти издевательства. Заставить париться на солнце в доспехах. На такое даже инквизиторы Слушающих неспособны! - ну все, завела нескончаемую песню: то это плохо, то другое нехорошо. В нашей боевой четверке Юза исполняет роль совести и благочестия, но иногда ее начинает заносить, и тогда она устраивает многочасовые нотации вперемешку со стенаниями об измученной душе или теле.

- Ладно, перестань, - отмахнулась я, чувствуя себя виноватой за излишнюю мнительность. - Не делай из меня садистку.

- Никто садистку из тебя не делает, ты ею являешься.

- Что-о? - отыграться решили?

Ну хорошо, вот я вам устрою!..

- Сейчас как заставлю все обратно на себя вздеть и рядом с лошадьми часа два побегать! В конце концов, кто здесь командир вы или я?

- Юза, родная, - вмешалась в нашу уже нешуточную перепалку Герта. - Ты же оговорилась, называя нашу добрую и любимую сестру таким нехорошим словом? Ну, согласись. - Гертруда приобняла сестру за плечи, и громко зашептала на ухо - А то ведь правда, заставит!

От этих слов сначала в ступор впала - уж от кого, а от Герты я не ожидала, что она купится на эту уловку?! На самом-то деле я ж не зверь какой... У меня уже и брови от изумления чуть не до середины лба доползли, гляжу, а сестра мне подмигивает, косясь на новенькую.

Все ясно... Снова придуриваются! Насидятся с постными рожами в обители, а потом неделю окружающим страдать приходиться от их забав и подначек. Тоже мне, шутницы выискались!

Под такие незатейливые подтрунивания мы быстро посбрасывали свою амуницию. Увязали все по переметным сумкам.

- А ты что стоишь как статуя? Иди сюда, помогу.

Голос Гертруды оторвал меня от шнурования сапога. Я подняла голову. Агнесс с мученическим выражением лица пыталась справиться с ремнем плечевого щитка. Эта копуша толком ничего не сняла, только мелочевку расстегнула.

Да, досталась нам юная неумеха. И где только таких воспитывают?

Герта споро выпотрошила ее из защитных накладок и кольчуги. Броня наздевана на нее не ахти какая, а уже падает. М-да хлипковатая спутница нам досталась! Одоспешь чуть посерьезней, не поднимется.

- Агнесс, как давно ты стала младшей сестрой? - как бы между прочим поинтересовалась я.

Мне, дуре, расспросами раньше заняться следовало, еще в ордене. Глядишь, отвязалась бы от такой обузы.

- Полгода...

Чего она там шепчет?

- Громче! Тебя же совсем не слышно.

- Полгода, старшая сестра.

- Сколько?! У тебя же начальный этап обучения не закончен!

Теперь мы все оторвались от своих дел, и уставились на новенькую.

- Ну, я не знаю... - смутилась Агнесс.

- То есть, как это не знаешь? - у меня аж сумка из рук выпала. - Ты где обучалась? Из какой комендатерии?

- Из дальней...

- Из дальней, девочка, понятие растяжимое! - отрезала я.

Ничего себе! Еще и говорить не хочет, откуда она.

Сестры смотрели на меня в ожидании, они-то прекрасно знали какой должен последовать приказ. Несмотря на то, что взять ее в дорогу был приказ настоятельницы, я не имела права таскать ее за собой, пока у нее положенный срок не вышел.

- Живо собирай свои вещички, и мухой в монастырь! И моли бога, чтобы там не заметили твоего отсутствия!

- Не могу, - Агнесс втянула голову в плечи. - Мне мать настоятельница приказала с вами ехать.

- Возвращайся обратно! - рявкнула я не слушая ее отговорок.

Мало мне забот с письмом, так еще и эти проблемы!

- Не могу, - продолжала упираться та. - Мне сказано с вами ехать, куда бы вы ни направлялись. У меня на то есть приказное письмо от настоятельницы.

- Приказ сюда!

- Лишь в монастыре Святого Августина его велено отдать. Это тоже распоряжение настоятельницы.

Ты смотри, девчонка-то какая упертая! Вот навязали на мою голову такое наказание!

- Тогда живо собирайся!

Да, думаю, что быстро съездить не получится! Сестры Гертруда и Юозапа поглядывали на меня с осуждением, смешанным пополам с неудовольствием.

А я что могу сделать? Не по своей же прихоти я эту доходяжку тащу. Что меня особенно убивает в роли командира среди своих подруг: если решение им нравится - они его с радостью выполняют, если же нет - от разобиженных взглядов неделю отделаться невозможно.

Я отошла к Пятому, поправила подсумки, проверила подпругу, села в седло, только собралась тронуться...

- Ты что творишь, бесстыжая?!

Нет, меня точно с ними сегодня кондрашка хватит! Ну, чего Юза опять разоралась?!

- Как ты посмела волосищи свои напоказ выставить?!

Я оглянулась. Та-ак! Еще не легче! Агнесс взялась сегодня нас добить! Мало того, что она сидела в седле точно в поговорке у кавалеристов: как собака на заборе, так и ехать собралась в поддоспешнике нараспашку, с непокрытой головой. Неудивительно, что Юозапа завопила, как резаная. Без боевого облачения верхом, сестрам полагается путешествовать в рясе, с разрезами по бокам. Под нее одеваются широкие кальцони и высокие сапоги по колено, на голове горжет, а поверх него не очень длинный покров. Эта же ворона, только кольчугу в мешок упихала - и сразу в седло полезла. (Кальцони - разъемные, широкие штаны-чулки.)

- Бегом, переоделась! - рявкнула я на Агнесс, злясь на ее дурость.

И что за недоразумение настоятельница нам в четверку подсунула?!

В итоге мы сидели верхами с кислыми лицами, смотрели за суетными раскопками младшей сестры в своих сумках и тихо переговаривались.

- Герта, скажи. Неужели и я такая беспомощная была, когда меня определили в четверку? - я начинала под присмотром Гертруды.

- Не все так печально, как здесь, но ты полчаса блевала после своего первого трупа и потом еще два дня зеленая ходила, - услужливо напомнила мне та.

- Если после боя ее будет тошнить меньше, я поставлю самую толстую свечу апостолу Фальку.

- Если она вообще кого-нибудь сможет прикончить, - выразила наше общее сомнение Юозапа.

Прошло не менее получаса, прежде чем мы снова смогли тронуться в путь. Гертруда сразу же принялась исправлять огрехи в обучении Агнесс. Она прирожденный наставник, многому научила меня и Юзу.

- Спину держи прямо! Бока коленями сожми!

Такими темпами девочка к вечеру света белого невзвидит, через неделю нас проклянет, а через две - чему-нибудь научится.

До города мы добрались к самому закату, из-за Агнесс приходилось ехать медленно. Под вечер она едва не выпадала из седла. Ворота пока были распахнуты, десяток стражников сидевших возле них, лениво посматривали по сторонам: места спокойные, да и народа желающего попасть в город к ночи становилось маловато. Проводив нас лишенными интереса, пустыми взглядами, поскольку с церковников-то налог содрать нельзя, они продолжили созерцать засыпающие окрестности. А мы, миновав арку ворот, направились к небольшому навесу, притулившемуся неподалеку от них. Поскольку Витрова находилась в ведении нашего ордена, там расположилась пара боевых сестер, в обязанности которых входило фиксировать въезжающих в город церковников и проверять у них проездную бирку - металлическую пластину с названием ордена и именами путешествующих священнослужителей.

- Господь посреди нас, сестры, - поприветствовала я их, предъявляя пластинку.

- Есть и будет, - последовало в ответ. - Госпиталь неподалеку от северных ворот.

- Благодарю.

Я и так знала, где он расположен, но таковы были правила.

Если бы я не показала бирку, нашу четверку должны были задержать до выяснения цели поездки. А посмей мы воспротивиться, из неприметной калиточки появились бы еще шестеро сестер, и две из них - с арбалетами. В Церкви все серьезно, нечего болтаться без дела. Если нужно куда-то съездить, проси у начальства подорожную и отправляйся куда хочешь, вернее куда отпустят. Беглых таким способом разыскать тоже просто: при первом же въезде в город без бирки - поймают.

Проплутав с полчаса по кривым и узким городским улочкам, мы наконец-то добрались до госпиталя. Перед его воротами, обшитыми металлическими листами, во всеоружии стояли два брата Ордена Святого Жофре Благочестивого, поскольку в их подчинении тот госпиталь и находился.

В Единой Церкви лишь два ордена заведуют госпиталями и паломниками: этот и орден Святого Бенедикта Путешествующего. Братья вели себя отлично от городских стражников: были собраны, внимательны, зорко следили за проезжающими.

Я поприветствовала их и один из братьев распахнул створку ворот. Мы спешились, и, ведя коней в поводу, прошли во двор.

Госпиталь оказался небольшим: угрюмый трехэтажный корпус гостиницы, приземистое здание больницы, трапезная и часовня. Все эти строения по периметру были окружены стенами, вдоль которых расположились с десяток торговых лавок, уже закрытых к этому времени.

Не успели мы осмотреться, как к нам сразу подскочили мальчишки, чтобы увести лошадей в конюшню. Я отвязала сумки и взвалила на плечо, сняла скатку с оружием, хлопнула Пятого по крупу, разрешая: 'Иди, можно', а то не доверяет он чужим. Потом оглянулась: все ли на месте? Герта подхватила вещи младшей сестры, та стояла на нетвердых ногах, слегка покачиваясь. Да уж! Сама бы себя до кельи донесла, и хорошо.

Едва вошли в гостиничное здание, как к нам подлетел невысокий, круглый, с большой лысиной монах из братьев-прислуживающих.

- Общую комнату на четверых, - попросила я.

- Как скажете. Вас проводить? А то трапеза скоро.

- Веди, - кивнула я согласно.

Брат подхватил фонарь и заспешил впереди. По узкой лестнице мы поднялись на второй этаж, прошли в глубь коридора. Распахнув одну из дверей, он показал нам узкую келью с единственным окном, вдоль стен которой стояли пять топчанов, а также табурет с большим тазом и кувшином в нем. Положив вещи тут же у порога, мы вышли.

- Больше никого не подселяй, - распорядилась я.

- Как скажете, - брат ловко отцепил от связки, висевшей у пояса, нужный ключ, закрыл дверь и протянул его мне.

- Идемте. Молитва вот-вот начнется, - с этими словами он развернулся и заспешил обратно, подняв повыше фонарь, чтобы не споткнуться в потемках коридора.

Мы торопливо спустились вниз, пересекли двор и вошли в трапезную. Хотя она и была небольшой, однако многие места пустовали. Едва расположились за накрытым столом, как прозвонил колокол. Настоятель госпиталя встал со скамьи, и возблагодарил Господа за хлеб насущный. Мы помолились и приступили к еде.

На столе стояли плошки с пшенной кашей, горкой лежали редис и лук, ржаной хлеб был нарезан крупными ломтями, в кувшинах - вода. Сегодня пятница - постный день.

Еду в госпиталях подавали всегда скромную до безобразия. Конечно, можно было отправиться на постой в трактир или харчевню и поесть нормально, но могу дать руку на отсечение, какой-нибудь доброхот обязательно донесет об этом настоятельнице. Правда это не так страшно... Самое главное, что за ночевку в городе нам пришлось бы платить свои, кровные. А я, между прочим, за прошедший год сильно поиздержалась.

Несмотря на то, что все мы дали обет бедности, выжить в этом мире 'небедным' гораздо проще. Так что в денежных делах каждый из нас крутился, как мог. Я, например, имела небольшой доход от ткацкой мануфактурки, кузни, пары торговых лавок в вольном городе и нескольких вкладов в банках на разные имена. Основную часть денег переводила в капитал, а оставшуюся мелочь пускала на прожитие. Известно, что стяжательство грех, но если мой доход сравнить, например, с епископскими средствами, то я - так, мелкий лавочник супротив негоцианта. Ныне большинство братьев и сестер получали свою маленькую денежку, покровительствуя либо состоя в доле у торговцев или ремесленников. А епископат с бейлифатом смотрели на это сквозь пальцы, зная, что в любой момент могут взять нас за горло, и повода искать не нужно. Впрочем, такие вещи имели и обратную сторону: случится какой бунт и зависимые от священнослужителей люди с большим рвением поддержат Мать-Церковь. Подобное положение устраивало всех: от Папы до последнего золотаря.

На протяжении всей трапезы я чувствовала на себе чей-то взгляд. Пыталась определить, кто бы это мог быть, оглядываясь украдкой, но так и не смогла. За столами сидели около десятка паломников, четверо из братьев-прислуживающих, трое братьев из непонятно какого ордена, несколько путешествующих монахов из духовенства и сопровождающие их беллаторы из ордена Святого Георга. Кто из них - неизвестно. Ели в молчании. Под конец я настолько извелась от сверлящего взгляда, что едва сдерживала желание выскочить отсюда.

Но вот вечеря практически закончилась, и настоятель поднялся со своего места, ознаменовав завершение. Мы тоже встали, и только направились к выходу, чтоб пойти к себе, как Агнесс попыталась что-то спросить.

Герта тут же оборвала ее:

- Рот закрой! - так яростно прошипела она, что Агнесс от неожиданности прикусила язык.

Та-ак! Похоже, и старшей сестре что-то не понравилось во время трапезы!..

Мы в полном молчании поднялись в келью, и только начали распаковывать вещи, как Гертруда обратилась к девочке:

- Еще раз чего-нибудь спросишь при посторонних - месяц заставлю молчать!

Да-а, старшая сестра не на шутку рассвирепела.

Агнесс сникла и нахохлилась, вроде как, собираясь заплакать. Я же, не обращая внимания на ее понурый вид, тихо спросила у Герты:

- Тоже почувствовала?

- Тут бревно только не заметит... - так же тихо ответила та. - Но кто это был, я так и не определила. А ты? - обратилась она к Юзе, которая на своем топчане расстилала постель.

- Да вы обе дурью маетесь! Мерещится вам, что ни попадя.

- Ничего нам не мерещится, - немного возмущенно ответила сестре, отрываясь от разбора сумки. - За нами наблюдали. Значит, я была права, когда заставила всех напялить на себя доспехи.

- Чего права-то?! - возмутилась Юозапа. Бросив расправлять одеяло, она подошла ко мне ко мне. - Теперь и дальше будем таскаться с баулами за спиной, ни к уму, ни к сердцу.

- Вот и хорошо, - из ее фразы я умудрилась сделать немного нелогичный вывод. - Зато эти загадочные соглядатаи не знают, что доспехи у нас есть. Только как бы нам поступить, чтоб они и дальше не знали?

- Да кому мы нужны?! - возмутилась Юза.

- Может сделать вид, что мы ничего не заметили? - предложила Герта, не обращая внимания на недовольную сестру. - Выедем неодоспешеными, а потом за городом переоденемся...

- Я не собираюсь опять туда-сюда с переодеваниями бултыхаться! - не выдержав, взвилась Юозапа. - Надоело! Сначала Фиря чудит, а теперь ты тоже! И вообще...

Мы встали тесным кругом посреди кельи, и продолжили тихо переругиваться, решая как быть дальше.

Старшая сестра поддерживала мою сторону, начиная понимать, что все мои подозрения имеют под собой основу. Юозапа, наоборот, крутила пальцем у виска, утверждая, что у нас крыша поехала. Агнесс сиротливо уселась на дальнем топчане и молча плакала, пытаясь подавить всхлипы.

Все же довели младшую сестру до слез. С одной стороны, жаль ее - девчонка совсем, с другой - быстрее всему научится, легче в пути будет и ей, и нам. Если такая нежная, чего к нам пришла? Отправлялась бы куда-нибудь к элиониткам и тихо себе молилась, не покидая стен монастыря.

- Рясу сверху накинем, покровом прикроем, а как отъедем, снимем, - волевым решением я поставила точку в споре, и дала распоряжение по келье: - А сейчас все спать! Дверь свободным топчаном подпереть, сумки перепаковать, чтоб завтра с утра не мешкая уехать.

Поднялись по темноте, еще до заутрени. По-тихому собрались, и спустились в конюшни, чтобы оседлать лошадей. Агнесс встала с опухшими глазами, видимо всю ночь проплакала. Лучше бы спала, честное слово! Теперь половину дня носом клевать будет. Что-то совсем мы девочку затюкали, даже жалко становится... Хотя будет сожалеть, это для ее же пользы. А то, ну в самом-то деле, какая из нее боевая сестра? Пока - сплошная размазня.

Из госпиталя выехали без проблем: один из братьев, стоявших в ночном карауле, открыл ворота и выпустил нас. Быстро добравшись по пустынным улочкам до выезда из города, мы махнули на прощанье сестрам из караула и покинули Витрову. А потом, направив коней на восток, зарысили по Битюновой дороге.

Солнце медленно выплыло из-за несжатых полей, окрашивая их в золотисто розовый цвет. Тинькали и пересвистывались утренние птахи. Мы проехали городское предместье, его, аккуратные и не очень, пригородные усадьбы, кожевенные и гончарные слободки. Едва лишь из виду скрылись последние строения, мы скинули рясы и бодрой рысью припустили по прямой как палка Битюновой дороге в сторону Каменцов - майората герцогов Рибургов. А после них и до границы с Канкулом будет рукой подать.

Агнесс кулем болталась в седле, но на ее неловкость никто внимания не обращал. Не может - научится, не хочет - заставим научиться. И зачем только нам настоятельница ее навязала? Ведь ясно же, как божий день, что девочка ничего не умеет. Да еще таинственность странную с пакетами и приказными письмами развела. Неужели Агнесс - доверенное лицо матери? А может, кого из епископата? Тогда с ней надо держать ухо востро. Только шпионов и доносчиков мне в четверке не хватало!.. Ладно, поживем - пожуем, и видно будет! Кстати, где-нибудь к обеду надо будет остановиться, дать лошадям отдых, ведь без вьючных едем, а у нас вес довольно-таки приличный. Орденские кони хоть и выносливые, но не настолько.

Ближе к полудню нас стал нагонять орденский разъезд из трех верховых. Вот только чей? Видно, что орденский - амуниция и кони справные, а цветов одежд отсюда не разобрать. Впрочем не все обязаны их в дороге носить.

Боевыми тройками разъезжают многие: Орден Святого Кристобаля Сподвижника - братьев защищающих все земли с севера от набегов Гугритов - варварских племен, многобожников поганых, орден Святого Жофре Благочестивого, Орден Святого Бенедикта Путешествующего, орден Тишайших - нашей разведки на границах Церковного Союза, Орден Святого Варфоломея Карающего в том числе. Кто из них - гадать можно до бесконечности. Я старалась как можно реже оборачиваться назад, чтобы не вызвать подозрения. С другой стороны, не буду же я от каждого куста шарахаться? Может Юозапа права, я сдуру переполошилась, а на самом деле пугаться здесь нечего. Эка невидаль - второй пакет доставить! Да в моей жизни события покруче оборот принимали! Гораздо круче. Если впредь я начну вздрагивать от каждого непонятного мне чиха, то следует бросать служение, отправляться в дальний скит и не казать оттуда носа.

Вот ведь - пропадь! Не могу отделаться от неприятных ощущений. Бывает же так: вроде все хорошо, а у тебя на душе неспокойно, ровно гадость какую-то ждешь, и никуда от этого деться не можешь.

Все, хватит бабские сопли разводить! Будет настоящая опасность - буду дергаться. И нечего над сестрами издеваться, после привала предложу основные тяжести поснимать. Мотыляюсь из стороны в сторону, позорище! Мне аж стыдно стало за свое малодушие.

Разъезд потихоньку догонял нас. Трое братьев: двое впереди в ширину дороги едут, один сзади. Одоспешены как обычно, копья уперты в стремена, из-за спин выглядывают легкие щиты.

Все ближе раздавался лошадиный топот, всадники приближались. Мы с сестрами попарно сместились к краю дороги, пропуская разъезд. Герта впереди с младшей сестрой, я с Юозапой сзади.

Вдруг Юза вскрикнула, покачнулась в седле и приникла к гриве коня. Из ее правого плеча торчал арбалетный болт.

Я обернулась. Два брата опустив копья наперевес и крепко прижав их к боку локтями, что есть мочи, неслись на нас.

- Hostis! Rapide! Porro! (Враг! Быстро! Вперед! (лат.)) - прокричала я.

Гертруда ударила пятками коня, посылая его в галоп, я следом. Несмотря на ранение, Юза держалась рядом.

Мы с предельной скоростью понеслись вперед, в надежде уйти от тяжелых братьев. Нам, женщинам не выстоять в лобовой копейной сшибке. Во время скачки Агнесс тряслась и подпрыгивала в седле. Оставалось лишь молиться - чтобы она не вывалилась под ноги лошадям. Девочка, сильно удивленная нашими маневрами, рискнула оглянуться...

Боже! Как она завизжала! Ее конь шарахнулся в сторону, чудом не скинув наездницу. Скакун Гертруды взвился на дыбы. Наши лошади сбились с галопа, смешались в кучу и ринулись прочь с дороги, чудом не переломав себе ноги. Но это оказалось спасением - резко свернувшие скакуны попросту выдернули нас из-под атаки братьев. Те не успели среагировать и пронеслись мимо. Но увы, отъехали они недалеко, и уже разворачивали коней в нашу сторону.

Мы с Гертой, стараясь не терять ни секунды, с трудом справились с ошалевшими лошадьми, и нещадно раздирая им губы трензельным железом, вылетели обратно на дорогу.

Я вытянула из петли клевец, отцеплять и подхватывать щит времени не было, события развивались слишком быстро. Проскочила мимо нападающего, крепко сжимая оружие. С трудом увернулась от нового удара копьем, которым вблизи шибко не поорудуешь, и наотмашь ударила клевцом ему в спину, глубоко пробив пластины доспеха.

Противник бессильно уткнулся в гриву своего скакуна. Похоже я перебила ему позвоночник. Чтобы освободить застрявшее оружие я дернула его на себя. От сильного рывка тело упало на землю.

Я покрутила головой. Гертруда уже расправлялась со своим противником. Она ловко зацепила крючковатым обухом край его щита, дернула на себя, заставляя открыть лицо, а затем быстро и резко ткнула вперед. Раз, и пика секиры попало противнику в лицо. Есть! И этот не жилец!

Словно напоминание щелкнула тетива арбалета. Я совсем забыла про третьего!!!

Но нет, вот он, все в порядке. В его голове торчал болт, и он зацепившись ногой за стремя и волочился за лошадью.

Оказалось, что о нем позаботилась Юозапа. Пока мы с Гертой схватились с братьями, она, даром что ранена, спешилась и отцепила от седла арбалет, а потом взвела его, ведь левая рука и ноги у нее не отказали. Уж не знаю как она целилась, но брату, которому пришлось остановиться, чтобы выстрелить в Юзу - единственного в четверке арбалетчика, не повезло. Едва он догнал своих, как сестра оказала ему теплый прием в виде железного болта в голову.

- И кому мы теперь вопросы задавать будем?! Одни молчуны остались! - горячка боя еще не схлынула, и я была чересчур резка в своих словах.

- Сейчас тела осмотрим и узнаем - кто такие, - прокричала мне Герта. Она осталась посреди дороги и посматривала по сторонам: не видно ли еще кого. - Отъедем к перелеску и разберемся что к чему.

Я поискала глазами нашу младшую.

- Агнесс, ну где ты там? - позвала я ее, но не услышав ответа направила Пятого к обочине.

С высоты седла увидела, как девочка, лежа в высокой траве, закрыла голову руками, и нервно вздрагивала. Спешившись, я подошла к ней поближе.

Оказывается, дело было куда хуже: Агнесс еще и скулила на одной ноте. Так! Похоже, нужно принимать срочные меры.

- Да заткнись ты! Встать! Живо! Кому сказано! - если девчонку сейчас не встряхнуть, например, наорав на нее, то истерика может продолжиться еще долго. А чем скорей Агнесс придет в себя, тем лучше. Хорошее средство - пара оплеух, но я рисковать не стала, латная перчатка может разворотить лицо. Впрочем, та меня не слышала. Попробую еще раз: - Подъем! Встать! - бесполезно.

Ко мне подошла Юза, баюкая руку, чтобы не бередить рану.

- Истерика, - сухо прокомментировала она состояние девочки, а потом, сделав еще пару шагов приблизилась к ней и несильно поддала ногой в бок.

Агнесс свернулась в комок и запричитала. Да, дело серьезно! Неужели девчонка повредилась умом? Нервно выдохнув я передала поводья Пятого Юозапе. Что ж, видимо придется приводить ее в чувство методом Гертруды.

Покопавшись в седельной сумке, я достала фляжку с крепкой настойкой и, подойдя к Агнесс, с размаха пнула ее в спину, а когда невольно выгнулась, разворачиваясь, я добавила еще пару раз под дых. Серьезно повредить я бы ей не смогла, кольчуга и толстый поддоспешник - неплохая защита от ударов. Потом вздернула на подгибающиеся ноги и сунула фляжку в губы.

- Пей! - Агнесс невольно сделала пару глотков, подавилась, закашлялась, но в ее глазах появилось осмысленное выражение. - Ну, вот и молодец! Умница.

Что-то нам слишком приходится с ней нянчиться. У меня стали закрадываться мысли, что девочка вообще не боевая сестра. Ни одна из сестер ордена при виде мчащегося на нее всадника визжать не станет. У нас этому специально тренируют. Ладно, все раздумья позже...

Когда Агнесс самостоятельно смогла стоять на ногах, я развернулась к сестре.

- Юза, ты как? Серьезно?

- Да нет, всего на пару пальцев зацепило. Прошло как-то вскользь или арбалетик слабый и изношенный, - поморщилась та.

- Сильно кровит?

- Дотерплю.

Тем временем Гертруда поймала бесхозных лошадей, подвела к нам и сунула все еще бледной Агнесс поводья. А потом мы вместе со старшей сестрой подтащили тела нападавших и взвалили поперек седел, зацепив их же собственными поясами за луки. От вида крови и изуродованных лиц Агнесс перегнулась пополам, и ее стошнило. Но рук не разжала и коней не выпустила. Молодец! Уже - что-то!

Отобрав у нее поводья, я отвела нервно вздрагивающих от запаха крови лошадей в сторону, а Гертруда, когда девочка утерлась и кое-как выпрямилась, чуть ли не волоком дотащила беднягу до жеребца и, спросив: 'В седло сядешь? Ну, давай!', - словно пушинку закинула наверх.

Потом мы прицепили коней с убитыми братьями как заводных и направились в сторону деревьев маячивших в стороне.

- Вот что, Есфирь, - обратилась ко мне Герта. - Нам серьезно придется обо всем этом поговорить.

- Еще бы! Ой как серьезно придется. Агнесс, ты меня слышишь?