Судьба в наследство. 1. Письмо, с которого все началось

Глава 11.

Утро выдалось солнечным и ясным, осень вообще в этом году радовала нас необычайно хорошей погодой. Не было пока затяжных дождей и промозглой хмари на весь день, только по ночам подмораживало.

Встали мы, по монастырским меркам поздно - часов в девять. Неспешно позавтракали и отправились втроем на рынок, оставив Агнесс в комнате с вещами. Решили, что вернемся к полудню, соберем свои баулы, и где-нибудь к обеду - пустимся в путь.

На улице, когда мы вышли, наблюдалась какая-то непонятная толчея, все куда-то спешили, суетились. Хотя, Бог их знает, сегодня же - воскресенье, может что намечается, месса какая-нибудь или казнь... И в том и в другом случае народ бурлит одинаково. С трудом проталкиваясь сквозь толпу с парой вьючных меринов в поводу, мы наконец-то добрались до базара. Здесь тоже наблюдался какой-то нездоровый ажиотаж, люди скупали провизию, вино в большущем количестве. Из-за этого цены подскочили на порядок, и нам пришлось изрядно поторговаться, даже больше не поторговаться, а погрозить орденской расправой, чтобы нам продали нужную меру овса и провиант за более или менее нормальные деньги. А к вину мы и вовсе приценяться не стали, его стоимость отчего-то возросла до небес. В итоге, плюнув на все непонятки, что творились на рынке, мы отправились назад в харчевню - собираться в дорогу. На обратном пути нам повстречался какой-то явно свихнувшийся или юродивый, который забрался на моровой столб на одной из улиц и вещал оттуда. Он вопил, что все обрушившееся на них - это есть расплата за грехи жителей города, что люди неусердно молятся и не почитают святых. Полный бред! Корч навряд ли мог претендовать на место Святого города, чтобы удостаиваться воскресной проповеди на людях с базальтовой глыбы, напоминающей о числе умерших в какой-то мохнатый год, это же - явный перебор. Когда мы принялись проталкиваться через толпу, намертво запрудившую улицу, крикун, зашедшийся в проповедническом экстазе, увидел нас и заорал с новой силой:

- Люди внемлите знаку Господа нашего и праведников его! Он явил нам трех непорочных дочерей своих, чтобы они спасли нас и оградили от соблазнов Искусителя! Коснитесь же, о девы, чистотой своей всех неразумных чад!

Что тут началось! Ошалевшие от его речей люди развернулись и уставились на нас, как удавы на кроликов. Мы замерли. Через несколько томительных мгновений и к нам со всех сторон потянулись руки, чтобы прикоснуться. Мамочки! Ни мощь старшей сестры, когда она первая попыталась вырваться, на наши присоединившиеся усилия, нам не помогали. Мы барахтались в напирающей толпе, как мухи в меду, боясь, что вот-вот, и нас попросту сомнут. Но тут свихнувшийся пророк завопил снова:

- Сестры, благословите, отпуская все грехи! - это нас и спасло.

Мы принялись, крутясь вокруг себя, со словами: 'Domine Deus, fac benigne, miserere omnium. Benedictus, in nomine Domine.' - осенять горожан святым знамением. (Господь Бог, сделай милость, помилуй всех. Благословен, во имя Господа.)

Люди попадали на колени и, закатив глаза, принялись читать молитвы, а мы же по-шустрому стали пробираться через коленопреклоненных горожан. Кое-как продравшись через толпу, вышли на соседнюю улицу, а сразу же оттуда - припустили, что есть духу в харчевню.

- Дурной город, - начала возмущаться Юозапа, едва мы свернули в проулок, где было относительно спокойно. - Сумасшедшие люди, спятившие, все - как один! Вот зачем, скажите мне, им понадобилось это представление? Надо ж было - вцепляться в нас, отпущения требовать?! Мы же не священники, чтобы грехи отпускать и благословления раздавать. Мы же прав на это не имеем...

- Имеем права мы или нет - чушь собачья! - рявкнула на нее еще не отошедшая от недавнего сумасшествия Гертруда. - Но только откажись мы на этой улице устраивать, как ты выразилась 'представление', нас бы порвали на крошечные кусочки!

- Все, сестры, все! - прервала я их, заворачивая за очередной угол, на той стороне улицы в ярдах тридцати впереди уже видна была вывеска нашей харчевни. - Надо как можно скорее выбираться из города. Сейчас живо покидаем все шмотки, и по коням.

- Десяток фанатиков на улице это еще не повод чтобы нестись сломя голову, - едко бросила Юза, как бы ни к кому не обращаясь.

- Да что ж это такое! - не сдержалась я. Ну вот, снова поцапались! - Если сказано быстро, значит - быстро!

- Ладно, как скажешь, - неохотно кивнула мне старшая сестра.

Вот тут чаша моего терпения переполнилась, и меня прорвало. В последнее время мы только и делаем, что собачимся. Пора расставить все по своим местам.

- Герта, между прочем, это не просьба, это приказ. И сейчас давайте договоримся, раз и навсегда: если я настаиваю на чем-либо, значит это, нужно мне не просто так, а для дела. Ясно?! И если впредь я говорю, что мы убираемся откуда-нибудь рано поутру, то мы так и делаем, а не препираемся битый час! Это тоже, надеюсь ясно?!

- Тоже мне командирша... - фыркнула Юозапа. Мы добрались до ворот, постучали, и теперь стояли в ожидании, когда же нам откроют.

- Юза, я серьезно! - грозно произнесла я. - Мы не в бирюльки играем! Пусть вы и считаете меня номинальным начальством, но настоятельница спрашивать с меня будет как с настоящего командира боевой четверки. И оправдание, что мы подруги, у нее в кабинете не пройдет!

- Слушаю и повинуюсь, о великая и мудрая...

- Юозапа, перестань! И так - нелегко! - мне впервые за много лет захотелось плакать. Хуже нет, чем ссориться с подругами. - Если хочешь, то, как приедем обратно, я пойду к Серафиме и скажу, чтобы тебя в нашей четверке назначили за старшую, и вот тогда мудохайся с нашими капризами сколько влезет! А сейчас, я очень тебя прошу - не начинай!

Тут открыли ворота, и мы почти что ворвались внутрь. Я, кинув поводья груженого мерина Курту, с глупой улыбкой наблюдающему за нашим пришествием, взлетела на крыльцо и скрылась за дверью. Сестры догонять меня не стали, видимо принявшись обсуждать мою выходку. Что ж понимаю... С одной стороны, так не делается: раз мы подруги - я не должна ставить условия. Но с другой, сил моих больше нет - цапаться по каждому поводу и без. Мы похожи уже не на боевых сестер, а на салминок спорящих по каждой мелочи. Что с нами творится?! Последний год - все злимся, шпилькой друг другу в бок норовим ткнуть... Нет, я права, так дальше продолжаться не может! Или сестры принимают мое главенство, или я снимаю с себя полномочия. И плевать, что Серафима скажет. Ей Богу, плевать! Наигралась я в командиры во - как, по самое - не хочу! Отпрошусь у нее подальше, в самую глухую комендатерию и останусь там старшей сестрой. Уж лучше грядки полоть, да холопов гонять, чем нервы мотать себе и окружающим!

С этими мыслями я белкой взлетела по лестнице, едва не сбив по пути Марту. Та что-то хотела мне сказать, но, увидев мое перекошенное лицо, пискнула и юркнула в одну из дверей. Я просунула голову в приоткрытую дверь в комнату к Агнесс, и рявкнув: 'Складывай сумки! Немедленно уезжаем!' - ворвалась к себе. Вещи были собраны мною еще с вечера, так что упаковывать особо было нечего. Правда в последний момент, перед выходом, я вспомнила что произошло с нами на улице, и решила обрядиться в доспехи. Если опять навалятся всем скопом, проще будет отбиваться.

Когда я пристегивала второй наруч в комнату вошла Гертруда.

- Решила в доспехах ехать? - уточнила она, демонстративно не глядя в мою сторону.

- Да, - ответила я сухо.

- И мне тоже?

- Во всяком случае, я бы рекомендовала тебе натянуть твою чешую . Если толпа снова подпирать будет, легче выбраться. К тому же на облаченных в броню так слепо не полезут. - Ну да, ну да, - покивала она, распутывая тесемки на промасленном мешке. - Юзе - ты скажешь? (Чешуя - доспех из пластин, накладывающихся друг на друга как рыбья чешуя, собранных на матерчатой или кожаной основе. Пластины доспеха крепятся за счёт шнуровки (пришивания) к основе по верхнему краю и заклёпок. Тяжелый, но очень удобный, не сковывающий движений, надежный и прочный доспех для крупных и сильных людей.)

- Да. Она у себя?

- Угу, тоже пошла собираться.

Я, наконец, справилась с непослушными пряжками, прицепила к перевязи ножны с бастардом, поудобней поправила на поясе кинжал, сдвинула с левого бока чуть назад фальшион и потянулась за латными перчатками. Вдела руку в кожаную основу, зацепила ремнями к кисти, затем то же проделала с другой. Закончив одеваться, я еще раз перепроверила, надежно зафиксирован ли клевец в петле, а потом подняла с пола две сумки, вскинула их себе на плечо. Последним я пристроила шлем на сгиб левого локтя, правой рукой подхватила щит, и, подцепив ногой двери, вышла вон.

В коридоре я плечом толкнула дверь сестер и, бросив им: 'Едем одоспешенные' - начала спускаться вниз.

Во дворе нас уже поджидал Курт с оседланными лошадями. Я похлопала Пятого по морде, и скормив ему припасенную корку, принялась навьючивать. На крыльцо вышел хозяин харчевни, как-то хитро на меня посмотрел и спросил:

- Вы точно собгрались сегодня уехать?! Остаться не хотите? Цены для вас я буду дегржать по-божески, один сегребгряник с комнаты.

Я зыкнула на него исподлобья и весьма холодно выдала:

- Если хочешь что-то сказать, говори прямо. Нечего путаные намеки делать. Ну?!

- Нет, нет, совсем ничего, - таинственно ухмыльнулся он, но добавил: - И все же вы имейте в виду, если что, то я возьму по-божески!

Дверь открылась, вышли груженые сестры, обогнули хозяина и направились к своим коням. Все в молчании закрепили сумки, элементы боевого снаряжения на них, последний раз проверили подпруги и вскочили в седла. Конюх распахнул перед нами ворота, и мы, одна за одной, выехали на улицу.

Сутолоки в городе прибавилось, люди спешили куда-то, но вот бегающей ребятни на улице почему-то не было видно. Странно. Я направила Пятого к ближайшему выезду из города, сестры последовали за мной. Народ в молчании расступался в стороны, давая дорогу. Провожали они нас странными взглядами. Смотрели вслед с надеждой что ли, или с завистью? Непонятно... Происходящее в Корче становилось все страннее и страннее. Мы уже держались плотной группой, и с опаской поглядывали по сторонам. Пока добрались до ворот, я успела, Искуситель знает что, передумать. А вот перед ними нам и открылась вся картина: на сторожевых башнях развивались желтые полотнища - знак заразной болезни. Сами ворота изнутри заложили двумя массивными брусьями, а для верности еще и завалили перевернутыми телегами. Выезд из города был закрыт.

Ругнувшись в душе, и заодно вспомнив всех святых, я спешилась и пошла к завалу. Навстречу мне с угрожающим видом двинулась пара стражников из городской гвардии с алебардами наперевес. Они шли неспешно и уверенно, оружие держали твердо; в общем, не мандражировали, по ухваткам сразу видно - матерые ветераны.

- Город закрыт! - прокричал один из них мне с приличного расстояния. - Ближе не подходи, арбалетчики будут стрелять!

Я подняла руки вверх, показывая, что они пустые и прошла еще пару шагов вперед, срывать голос я не собиралась.

- Почему?

- Глухие что ли?! - вновь проорал тот. - Холера! Управляющий городом Брюн приказал закрыть ворота! Карантин!

- Заболевшие есть?

- Хватает!

- Да твою же ж мать! - негромко ругнулась я, и громче продолжила: - Давно закрыли?

- Сегодня часов в десять.

- Етить твою за ногу, перекинув через забор! - уже во весь голос выдала я. - А с чего решили что холера?

- Личный врач сера Персиваля сказал.

- У нас срочное письмо в ауберг к его преосвященству епископу Бернару, пропустите нас.

- Ничем не могу помочь, - прокричал мне служивый. - У меня приказ никого не выпускать! А попытаетесь прорваться силой, вас болтами утыкают так, что за ежей сойдете!

Я оглянулась: ко мне, нахлобучив на голову шлем, направлялась старшая сестра, и ласково покачивала секиру в руках.

- Герта не дури! - рявкнула я на нее. - А ну марш к лошадям! - она неохотно остановилась и нерешительно замерла на месте. - Это приказ, старшая сестра! Жопу в кучу и пошла отсюда! - если она сейчас меня ослушается, ее с легкостью превратят в подушку для иголок.

На двух невысоких башнях засели по пятерке арбалетчиков и если они решат, что сестра надумала пробиваться сквозь охрану, то увидимся мы с ней в следующий раз только в Раю. Но она передумала и неохотно потопала прочь. Слава Богу! Я повернулась к стражникам и продолжила переговоры.

- А карантин когда снимут?

- Как достопочтимый Гулд разрешит, так и откроем!

- А может достопочтимый Гулд ошибается, и это не холера?! Ведь середина осени на дворе!

- Ничем помочь не могу! У меня приказ!

Та-ак, со стражниками не договорится, их дело маленькое, что сказано, то и выполняют. Похоже, придется топать к градоправителю, к этому Брюну, чтоб Искуситель его медленно на огне поджаривал, и уже там вправлять ему мозги. Нет, ну какая холера?! Осень сухая, и по ночам уже морозец основательно прихватывает. А они - холера! Ладно бы еще, дождями местное кладбище размыло или весна, жара неимоверная, тогда б все понятно было. А так! С ума они там все, что ли поспрыгивали?!

Я развернулась и несолоно хлебавши отправилась к сестрам. Взобралась на коня и, дав шпоры в бока, направилась во главе нашей маленькой колонны в центр, к дому баронета.

Горожане все так же жались по сторонам и молча уступали дорогу. Так вот что имел в виду этот хитрый жук, хозяин харчевни, потихоньку намекая на цену?! Ах, он гад брюхоногий, поползень облезлый! Ведь знал паразит, и ни слова не сказал! Ну еще бы, с какой радости ему нам что-то сообщать! Хрена бы мы тогда съехали, и цену за комнаты пришлось бы оставить прежней, а так на новое заселение и новые расценки! Скотина мохнозадая! Нет, ну каков гусь?! И я тоже хороша! Нет, чтобы настоять на своем! Ехали бы сейчас себе и горя не знали. А что теперь?! Что теперь делать, я спрашиваю?! Мы же застряли здесь до морковкиного заговенья!

С мыслями скачущими, словно зяблики - с одного на другое, я доехала до дома градоправителя. Слезла с Пятого и принялась долбить латным кулаком в двери. Выходило звучно. На стук мне открыла служанка с зареванным лицом.

- Баронет дома? - грозно спросила я у нее. В сложившейся ситуации, когда время убегало как песок сквозь пальцы, я готова была голыми руками порвать любого, кто встанет у меня на пути.

- Дома, - сообщила она между всхлипами. - Но он не примет, его сын заболел. Единственная кровиночка... - служанка зарыдала вновь.

- Холера?! - уточнила я, уже заранее подозревая, что она мне выдаст. Та закивала, слезы побежали еще сильнее.

Такой ответ погасил мой пыл. Да, хреново дело складывается! Если бы сынуля баронета был здоров, я бы его еще уломала, а так он упрется рогами, но ворота не откроет, будет следовать правилам до последнего.

Дело в том, что во всех странах Церковного Союза был издан указ: при обнаружении таких болезней как тиф, холера, чума, оспа и другие, та область, где находили заболевших, объявлялась карантинной, и оттуда был запрещен выезд, впрочем, как и въезд в оную. Если это город, то крепостные ворота запирались изнутри, и их не отворяли до тех пор, пока не перестанут появляться новые заболевшие. Если же это была деревня, то ее окружали церковными постами и отлавливали всякого, кто пытался оттуда сбежать. В монастырях такая зараза почти что не появлялась, поскольку чистоту не только духовную, но и телесную мы соблюдали неукоснительно. В основном люди болели в маленьких тесных городах, где на улицу вываливались помои и другие отходы, где ошивалось множество нищих, бродяг и подозрительных субъектов всех мастей. Короче, в таком месте как Корч. Ох, и попали же мы в передрягу!

Делать было нечего, видимо придется возвращаться обратно в харчевню, не в госпиталь же нам переться. Только вот с хозяином оной я поговорю по-свойски, в конце-концов - мы боевые сестры на задании, а не элионитки на прогулке в монастырском саду. Все, хватит - хорош миндальничать!

Я повернула Пятого в нужную сторону, сестры молча последовали со мной. Это хорошо, меня лучше сейчас не трогать. Мы вновь поплутали по уличным лабиринтам, прежде чем добрались харчевни. Я лишь один раз успела садануть кулаком по створке ворот, как их тут же распахнул Курт. Он как всегда радостно заулыбался и замахал рукой, приглашая нас. Едва мы въехали, я спрыгнула с коня, и, бросив поводья конюху, поспешила вовнутрь. Ну, сейчас я буду договариваться! Ох, как я сейчас буду договариваться!

Обычно, меня трудно по-настоящему разозлить, как правило, я покиплю сама в себе, спущу пар, и только. Но вот сейчас, когда я нахожусь в бешенстве, лучше на дороге у меня не вставать, сомну как дестриэ пехоту. Девочки вывели меня из себя, на воротах добавили и обозлили, а у дома градоправителя окончательно довели до белого каления. И если теперь трактирщик не примет мои условия, я его просто-напросто пришибу, и заведение поменяет хозяина.

Стоит только Искусителя помянуть, и он - тут как тут. Когда я влетела через заднюю дверь в зал, трактирщик стоял за стойкой и что-то писал в большой амбарной книге, видимо проверял счета. На шум он оторвался от дел, поднял голову, подслеповато прищурившись. Разглядев, что это я, он приветливо заулыбался.

- А, очень град, что вы грешили остановиться у меня, - прокартавил он, и захлопнул счетную книгу. - Цена, пгредложенная мной утгром, остается в силе.

- В силе?! - яростно прошипела я и, сделав пару широких шагов, обогнула стойку. - В силе говоришь?! Ах ты сучий потрох! Гнида ты недодавленная! - перепуганный потоком слов и резкими размашистыми движениями, хозяин принялся пятиться к дальней стене, откуда торчали вмурованные в нее краники для бочкового пива. Я наступала. - Курвин ты сын! - тот уперся спиной в стену, отступать дальше было некуда. Недолго думая, я схватила его двумя руками за грудки и скрутила ворот коты у горла. - Ты, почему сволочь такая, не предупредил нас, что в городе холера?! Почему я тебя спрашиваю?!

- В-вы б-бы не зап-платили б-больше... - с трудом выдавил он. Из-за того, что я была выше его на полголовы, ему приходилось смотреть на меня снизу вверх. Лицо его потемнело, налилось кровью, по роже обильно потек пот, губы затряслись.

- Не заплатили бы больше?! - взбешенно уточнила я, сильнее прижимая его к стене, все туже затягивая ворот на горле. - Легких денег захотелось?!

Хозяин теперь даже моргнуть не мог от испуга, лишь судорожно хватал губами воздух. Тут в зал ввалились сестры, груженные сумками с нашим барахлом. Увидев такую картину, они оторопело остановились. Юза попыталась что-то сказать, но я рявкнула, не оборачиваясь: 'Молчать! Не видите - торгуемся?!' - и вновь занялась трактирщиком. Для верности процесса, вздернула его тушку вверх, несчастному пришлось приподняться на цыпочки. В запале я даже веса его не чувствовала.

- Халявы захотелось?! Плата тебе будет полсеребряника как прежде, и не грошиком больше! Ну?! - трактирщик захрипел. Я чуть ослабила хватку и позволила встать на всю ступню.

- Я пожа...

- Ты, что?! Пожалуешься?! - я вновь приподняла его, но на сей раз повыше, так что теперь только носы башмаков доставали до пола. - Кому ты пожалуешься?! Только вякни, и я самолично развешаю твои кишки по забору! Пусть на ветерке полощутся.

Я опустила его вниз, для верности стукнула головой о стену, и только лишь после этого чуть отпустила ворот.

- Пожалуйста, - пробормотал он, с трудом переводя дух. - Я согласен, согласен...

- Вот и чудненько! - я полностью отпустила его одежду и даже одернула подол коты. - Комнаты прежние?! - хозяин кивнул, прокашливаясь.

Я развернулась к сестрам, наблюдавшим за устроенным мною представлением.

- Ну что стоим?! Расселяемся, - и, подавая пример, первой подхватила свою сумку и двинулась наверх по винтовой лестнице.

Я ходила по комнате из угла в угол, металась как дикий зверь, запертый в клетке. Гертруда, даже не снимая доспеха, забросила свои пожитки и сразу же ушла к Юзе с Агнесс, оставив меня одну. Нужно было подумать и решить, как выбраться из этой большой кучи дер... большой кучи навоза, в которой мы оказались по самую макушку. На ум ничего не приходило. Нет, приходило же конечно, но те мысли, которые делу ни как не могли помочь. В голове просто не укладывалось, что мы застряли здесь надолго. Все зудело, вертелось, что не может быть эпидемии холеры просто так, с бухты-барахты! Осень, прохладно, по ночам мороз, сухо - дождей нет... Не может быть! Ну, бывает конечно и при таких условиях, но редко! Но не в нашем же случае! Не в нашем!!! Больших эпидемий вообще давно по Союзу не было, лет десять точно. Так, очаги небольшие... Неужели мы оказались в таком очаге?! Не верю! О Господи, за что же ты меня так?! Чем я Тебя прогневила?! Месяц, если заболевших немного... Придется сидеть здесь целый месяц! Что мне делать?! Целый месяц! Мать меня потом на ленточки распустит! Коз пасти отправит, или выгребные ямы чистить! И это будет еще наименьшим из наказаний. Так стоп, подобные мысли к делу не относятся! Думай, девочка, думай! Выход должен быть! Завтра еще раз нужно будет сходить к градоправителю. Довольно странно, что его сын одним из первых подцепил эту заразу. Они ж - богатые, что попало - не едят и не пьют, с кем попало - не знаются. Не может быть, чтобы он заболел холерой. Как-то невероятно. Может лекарь - дурак, полный кретин и маразматик? Шут его знает! Завтра... А сегодня?! Нет сегодня рано! Если предположить, что их драгоценная деточка обкушалось чего-нибудь, и теперь ее полощет с двух сторон, то за сегодня улучшения не будет. А завтра, может, полегчает... Эх, это ведь так все мои догадки и предположения! А если - холера?! Как?! Будем надеяться, что у сынка просто банальный понос. Завтра... День теряем! Мысли в голове разбегаются, словно двухвостки из-под сапога. Ничего путного придумать не могу...

В дверь коротко постучали, и в комнату заглянула Герта.

- Фирь, ты не сильно занята? - осторожно поинтересовалась она.

- Да нет, - выдохнула я. Все едино, не знаю что делать, хоть с сестрами поговорю. - А что?

- Вот, - она аккуратно вошла в комнату, следом за ней с кислым видом появилась Юза. - Поговорить пришли.

- Заходите, - махнула я приглашающе рукой, и устало опустилась на кровать. - Только о чем?

Юозапа прошла и села на вторую койку, старшая сестра осталась стоять, переминаясь с ноги на ногу. Одна повздыхала, другая попыхтела, но, наконец, они начали:

- Мы... Как бы тебе сказать. Мы... В общем, мы хотели бы извиниться, - кое-как выдавила из себя Гертруда. Она возвышалась у дверей такая большая, такая смущенная.

- Да именно, извиниться, - подхватила Юза. - Мы понимаем, что это по нашей вине мы застряли тут на неизвестное время.

- Ну хорошо, хоть понимаете, - голос у меня был какой-то обреченный, впрочем каким же ему быть, при таких-то обстоятельствах. - Еще бы вы придумали что делать...

Сестры молчали, похоже, идей не было. Герта рассматривала носки своих сапог, Юозапа выводила указательным пальцем на покрывале кровати какие-то замысловатые вензеля, и не отрывала от этого занятия взгляда.

- Ладно, - выдохнула я. Похоже, каяться гораздо проще, чем предложить что-нибудь путное. - Но вы хоть впредь признаете за мной право командовать? - дожимать, так дожимать. - Девочки поймите, я не рвусь в начальники, просто кому-то это надо взять на себя. Иначе мы далеко не уедем. И, увы, еще раз повторюсь, спрашивать потом, будут с меня, как с главной.

- Эт - ясен пень, - протянула старшая сестра, не поднимая глаз.

- Так вот, если четко не можем определиться: кто, куда и зачем, снова где-нибудь умудримся застрять. И только ради этого нам нужно единоначалие. В этом-то хоть вы со мной согласны?

- Да, - сухо кивнула Юза, и посмотрела на меня, вид у нее был как у обреченного.

- То есть решающий голос остается за мной, и если я говорю 'Мы едем туда-то', вы слушаетесь?!

- Угу, - подтвердила Герта.

- Слава Богу! - протянула я чуть веселее. - Хоть до чего-то договорились.

- Но если ты не права, мы все равно тебе выскажем, - сразу же добавила Юза.

- Куда же я от вас денусь! - фыркнула я. - Вы мне потом всю плешь проедите, если что не так! Единственное, чтобы ваши высказывания были по делу, а не просто, что это неправильно, или мы, мол, устали... Лениво там...

- Хорошо, - не очень довольным тоном согласилась Гертруда, видно поняла, в чей огород камень. Обычно под предлогом ее усталости, мы пару дней торчали в приличной гостинице, потихоньку объедались, и до сих пор это проходило. В Робату я ей точно долго рассиживаться не дам!

- Да ясно, ясно, - немного раздраженно выдала Юза, ага и ей камешек попал куда надо.

Мы неловко замолчали.

Решив подвести итог нашу разговору, я сказала:

- Короче, я так понимаю, мы разобрались, все друг другу высказали, и теперь можем спокойно решать: как нам быть дальше.

- Может нам не стоит так торопиться? Ведь это события так сложились, - осторожно предположила Юозапа, а после чего заключила: - Посудите сами, мы жертвы обстоятельств.

- Мы будем жертвами гнева настоятельницы, - обреченно пообещала я ей. - Ты представь, что с нами сделает мать, если мы уже должны были, как максимум вчера обратно вернуться?!

- Может, дороги развезло, и мы задержались... - начала искать оправдания Юза.

- Да?! Ты хочешь сказать, что на дорогу сроком в две с половиной - три недели в оба конца, ушло три с половиной месяца?! - я аж задохнулась от возмущения.

- Почему три с половиной? - так, похоже сестры не понимают.

- А когда, по-вашему, мы обратно вернемся? Дай Бог к середине декабря допилим! Сначала до Sanctus Urbs, затем до монастыря сподвижников - Агнесс довезем, потом назад. Сколько получается? А ведь сегодня уже ни много, ни мало пятнадцатое октября! И тут, наверное, на месяц застряли! Так вообще выходит, что не раньше, чем к Новому Году!

- М-да, как-то не задумывались, - растерянно протянула Гертруда и присела на кровать рядом с сестрой.

- Вот вам - и не задумывались! А теперь представьте, что нам устроят, когда мы в середине зимы обратно в орден заявимся?!

- Трындец полный! - озвучила наши мысли Герта.

- То-то и оно, что полный! А вы мне еще говорите, чтобы я не дергалась. Тут в пору как ужаленному бегать! - выплеснула я свои эмоции. Затем выдохнула, попыталась успокоиться, чтобы вернуть разговор в нужное русло. - Так, короче, надо решать - что делать. Идеи есть?

- Может, через стену переберемся? - бросила первую же пришедшую на ум мысль Юза.

- Ага, и как ты себе это представляешь? - воззрилась я на нее. - Мы сами - через стену, а лошадей что, в карманах или за пазухой проносить станем? А может быть Герта, как самая сильная, их через стену побросает?! Или может нам пёхом до Альтисии добираться? Чушь-то - не пори! Дельное предложение надо.

- Надо бы с местными поговорить, - в раздумье старшая сестра принялась теребить прядь волос, выбившуюся из-под кале. - Понять - что и от чего. Много ли заболевших. А то так, ни с того ни с сего... Странно.

- Ты думаешь, что нам горожане точную информацию скажут. Поди, все слухами заросло, и правды никогда не узнаем, - с сомнением произнесла я.

- Да нет, здесь, как и в любой деревне, слухов, конечно, тьма будет, но если расспросить трех-четырех, да потом поделить число больных пополам, то приблизительно получим.

- Ну что, вариант, - согласилась я. Лучше-то все равно нет. - Можно сегодня начать. Что день терять?! Ох, выбираться нам отсюда надо!

- Кто ж спорит, - прошептала Гертруда, и тут же громче добавила. - Доспехи я могу заносить в комнату?

- Заноси, конечно, - оторопело выдавила я.

- Лады, а то кто тебя знает! Когда ты злишься, к тебе подойти страшно.

- Герта, да Бог с тобой, я ж ничего такого не сделаю.

- А по твоему виду не скажешь.

С обеда мы решили начать расспросы населения, а к вечеру собраться и сопоставить услышанное. Я, обученная великосветскому политесу, пошла потолковать в ратушу с местной знатью, Гертруда с мужичьем на базар, Юзе достались завсегдатаи харчевни. Со мной в ратуше никто разговаривать не стал, меня вообще в нее не пустили. Когда я туда подошла, на двери висел амбарный замок, а служащие оказались разогнаны по домам. Попробовала вновь подступиться к дому градоправителя, но куда там! Проще штурмом Святой город взять, чем сквозь кордон его слуг пробиться. Проплутала часа три, и все почти без толку. Только с одной бабкой на улице переговорила, да и то - больше вынуждена была слушать ее причитания, чем толковые сведения. Но все же из ее рассказа я кое-что выудила: похоже, заболевших не так уж и много, а если поделить на два, как советовала Гертруда, а лучше на три, то и вовсе человек десять-пятнадцать, вдобавок, все - то ли дети, то ли подростки.

В итоге, я решила положиться на счастье сестер, может у них будет больше сведений, и отправилась обратно в харчевню, ведь там у нас с вещами сидела Агнесс. Мы ей запретили выходить, еще случится что-нибудь, греха потом не оберешься; племянница настоятельницы, как ни как. Мало того, что мы запретили ей выходить, так еще - есть без нас или пить чего-либо, даже простую воду. Мы ж теперь с ней обречены, как с малым дитем возиться.

Вернулась я обратно, если не считать разговора с бабкой, с пустыми руками. В нашей комнате меня дожидались Юозапа и Агнесс, старшей сестры пока не было. На лице у девочки была написана мировая обида и скорбь, видите ли, ее никуда с собой не берут. Юза же стояла и бездумно смотрела в окно.

- Ну как? - спросила она не оборачиваясь.

- Пусто, - выдала я, и прежде чем сесть на свою кровать, принялась стягивать с себя рясу. Как же меня достали все эти тридцать три одежки! В помещении в поддоспешнике жарко, на улице без него холодно, а надевать его поверх не моги, не полагается. - В ратушу не попала, до баронета этого идиотского не добралась. Лишь с одной бабкой поговорила, но после ее рассказа в голове полная сумятица. А у тебя как?

- Тоже ничего не пойму, - призналась сестра. - Посетителей конечно же нет, растрясти некого. С одной Мартой только и поболтала.

- А хозяин?

- А что хозяин?! Он теперь нас до заикания боится, похоже, рад бы сбегать пожаловаться, и на нас всех собак спустить, только вот некуда. Да и потом нажалуется он, не известно еще, чью сторону примут, мы ж дщери Господни.

- Но хоть что-нибудь ты вызнала? - спросила я, справившись с верхней одеждой. Так, осталось еще кальцони переподвязать к подолу рубахи и все: можно заново напяливать рясу.

- Давай Герту дождемся, чтобы на пять рядов не пересказывать, - предложила мне сестра, отходя от окна, затем не к месту добавила: - Похоже, к вечеру может дождь начаться, - а после вышла.

- Только этого не хватало, - вяло выдохнула я. Нервничать или расстраиваться по данному поводу сил просто не было, все поутру растратила.

Я рухнула на кровать, вытянувшись во весь рост и заложила руки за голову. Что ж, будем вынужденно отдыхать. Агнесс пересела ко мне.

- Есфирь, а Есфирь, - тоненьким и жалобным голоском начала она. - Мне скучно.

- Займись чем-нибудь, - О, Господи! Только молоденьких герцогинь я не развлекала.

- Можно я погуляю? А то я взаперти второй день сижу.

- Вот и сиди.

- Вы меня в Горличах держали, и здесь держите, - продолжила ныть она. - А я так хочу посмотреть обычный город.

- Насмотришься еще, успеешь. У тебя теперь для этого вся жизнь впереди.

- А я хочу сейчас.

- Агнесс ты маленькая что ли?! Хоть немного-то понимать должна, что такое город, и что такое холера в нем.

- Вечно вы так! - она резко встала с кровати.

Я неохотно села.

- Если нечем заняться, надень кольчугу и поприседай, а лучше от пола отожмись. Все полезней будет, чем ныть попусту. Хотя погоди. Юза! Сестра Юозапа! - прокричала я во всю мочь.

Та почти сразу заглянула в комнату и с недовольным видом поинтересовалась:

- Ну что?

- Девочка у нас томится, займи чем-нибудь полезным.

- Чем, например?

- Тренируется пусть, силу нарабатывает. Как стало скучно, пусть отжимается или еще чего. Как говорится - добрый труд всю дурь вон выбивает.

- Где я тебе тут тренировку устрою? Места мало.

- А вы сходите с ней, во дворе помашите, там места хватит. Мельницу ей покажи, и ту, и другую.

- Ага! - Юза покрутила пальцем у виска. - Мельницу ей! Она и так удар простенький через раз отбивает, а ты мельницу. Либо она себе чего-нибудь отшибет, либо я калекой останусь.

- Ну, пойди просто потренируйся, а заодно и вправь ребенку мозги на место. Лучше тебя этого никто не сделает. Все одно Гертруду ждем, так хоть время убьешь.

- Вот спасибо! Наградила, - скривилась сестра, и, посмотрев на Агнесс, выдала: - А ты что стоишь, смотришь?! Марш одеваться!

- Какие же вы злые! - выкрикнула девочка, но вышла. Было слышно, как хлопнула соседняя дверь - послушалась. Впрочем, куда ж она денется: оденется и пойдет.

Я вновь растянулась на кровати и закрыла глаза. Если ничего не могу сделать, то остается просто ждать, а ожидание лучше проводить во сне.

Мы с Юзой и Агнесс сидели внизу и после ужина пили завар, когда возвратилась Гертруда. Было уже довольно поздно, на дворе стемнело, принялся накрапывать противный осенний дождь. Вернулась она уставшая, но с весьма довольным видом. Не переодеваясь, подсела к нам, заговорщицки подмигнула, взяла со стола ломоть ржаного хлеба, бросила на него сочный кусок мяса и впилась в него зубами.

- Ну?! - мы с Юозапой едва не взвыли от нетерпения, с надеждой воззрившись на Герту. Неужели она что-то узнала?

- Угу, - промычала она, делая знак рукой, что сейчас, мол, все скажу.

Она быстро прожевала откушенное, отобрала у меня кружку из рук, сделала большой глоток, утерла губы и только после того сказала:

- Жрать хочу, как собака!

- Что-нибудь узнала? - не выдержала Юза.

- Да узнала, узнала, - отмахнулась она. - Дайте только червяка заморить, и я вам такое расскажу - со скамей попадаете!

- А по ходу рассказа не получится? - мне не терпелось услышать, что же она накопала.

Она замотала головой и выдала с набитым ртом:

- Ум-у, не фавутитца...

Мы терпеливо стали ждать, когда же она доест и примется за рассказ. Наконец старшая сестра дожевала, взяла кувшин с горячим заваром, налила в мою кружку до краев, сделала первый глоток, и только после того начала:

- Пошла я на базар, послушать, что говорит местное население, и в одном месте набрела на интересный разговор. Стояли с пяток крепких серьезных мужиков, видимо не последние люди в этом убогом месте, и обсуждали между собой этот неожиданный карантин. Он им тоже - как кость в горле. Уж не знаю я, кто они там были, местные негоцианты или бандюги большого пошиба, но вот ворота им точно открытые нужны, - сестра сделала большой глоток, и продолжила: - Так вот, стояли они и обсуждали, с какого это перепуга ворота закрыли. И если действительно в городе холера, то заболевших почему-то никто в глаза не видел. Тут я ушки навострила и принялась слушать дальше. А они тем временем продолжили свои рассуждения: с чего слухи-то такие поползли, почему паника в городе началась. И вышло у них, что, опять же - по слухам, болящими оказались только детки здешних богатеев. А отчего - тут уж они сразу смекнули. Вся эта золотая молодежь повадилась в местных лесах охоту устраивать. Но... На кого бы вы думали? - Герта подняла кружку, заостряя наше внимание на этом моменте, и, сделав из нее новый глоток, выдала: - Они здешних бродяг на лошадях загоняют. Развлечение у них, у паскуд, такое! Так вот вчера, по словам одного из мужиков, они забили какого-то очередного приблудного нищего, то ли из Веслы, то ли из Табоха. А что там, что там, по лету холера недолго была. В принципе все городские об этом увлечении знали, да помалкивали от греха подальше, потому как до центральных властей - сто верст и все лесом, а тутошняя - под боком. Но вот незадача, по словам все тех же мужиков, скоро в этот вшивый городишко пообещали направить то ли викария, то ли диакона, для оценки госпитального имущества. Естественно, по приезде этот церковник узнал бы - что здесь творится, полетели бы чьи-то головы. Ан нет! Если в городе холера, то кто ж сюда сунется? Извините, но психов нет. Поэтому какой-то прислужник, видевший, что творили эти говнюки, пошел по приказу языком чесать: холера мол, холера. К тому же личный медик Брюна подтвердил. И понеслось! Мельница слухов заработала на полную мощь. А на самом-то деле, за этим скрывается только страх за собственных деточек, потому как боятся они до дрожи в коленях того, что могут сделать с ними церковники, когда сюда нагрянут. Вот воспитывают уродов, а потом не знают куда бежать! Короче, так как верховодит этой шайкой-лейкой ни кто иной, как беспутный отпрыск дражайшего градоправителя, сера Персиваля, папочка из-за опасения за сыночку ворота-то и закрыл. Вот такие вот пироги с котятами получаются!

Сестра закончила свою речь и надолго приникла к кружке. Мы молчали. Я лично была слегка потрясена услышанным. Вообще-то я не невротичная девица, не в тепличных условиях выращена, и знаю, что иногда господа своих холопов по полям гоняют для развлечения, или нападают на соседские владенья, грабят, жгут, баб портят. Но творят подобные вещи только законченные самодуры, а их по всему Церковному Союзу раз, два - и обчелся. Да и к тому же стоит пострадавшей стороне, то бишь соседу, утратившему свое имущество, будь то корова или пяток порушенных деревень, пожаловаться в местный церковный магистрат , то все. (Магистрат - церковный аппарат управления в городе.) С соседом быстренько разберутся Бедные Братья Святого Симеона, контрибуцию там назначат, или натурой что-либо заберут, в общем, восстановят справедливость. А за лихость еще и накостылять могут, чтобы в памяти закрепил, да на чужие земли больше не совался. Мы ж все-таки в Союзе живем - закон на всех единый. А тут - богатенькие детки ради развлечения забивали людей?! И остаются безнаказанными?! Это уж ни в какие ворота не лезет. Да! Вот к чему приводит отсутствие надлежащего контроля верховной власти. Обнаглели вконец, распоясались, а как жареным потянуло, так принялись вертеться как ужи на сковородке. Решил баронет обезопасить своего наследника таким способом, взяв при этом, целый городок в заложники. Приедут проверяющие, увидят желтые полотнища, и повернут обратно. А может достаточно будет и слов проезжающих через эти места торгашей, чтобы отложился приезд священнослужителя на неопределенный срок, ведь в свежий городок, переживший моровое поветрие, никого и калачом не заманишь. Теперь понятно, откуда у местной болячки уши растут.

Тем временем старшая сестра уплела еще один такой же кусок хлеба с мясом и сказала:

- И решили все эти мужички, пойти завтра с самого утра вправлять мозги здешнему градоправителю, чтобы он по-хорошему ворота открыл. Иначе они бунт в городе устраивать собрались.

- Серьезно тут дела заворачиваются, - выдохнула я. - Только в центре пожара народного мятежа я не оказывалась! - и тут меня осенило: - Так это что получается: завтра мы сможем отсюда уехать?!

- Выходит что так, - согласилась со мной Герта. - Вот только точнее сказать не могу: завтра ли, нет. Бог его знает, сколько они там провозятся! Баронет-то будет упираться до последнего.

- Это понятно, но у нас хоть надежда есть, и то ладно, - обрадовано заявила я.

К нам подошел хозяин и, не поднимая глаз, угодливо поинтересовался, не нужно ли нам чего-нибудь еще. Мы ответили, что нет и он все так же, не глядя на нас, торопливо убрал со стола. Эк я его!

- А вы сами-то чего разузнали? - спросила у нас Гертруда, как только хозяин убрался прочь.

- После твоих известий, наши ничего не стоят, да и вообще глупостью полной являются, - резонно заметила я.

- Ну лады. Давайте определимся, будем ли мы сами в этом участвовать? - осведомилась старшая сестра.

- Ни в коем случае! - замахала руками Юозапа. - С ума сошла?! Где ж это видано, чтобы мы, дочери Господа нашего, против законной власти шли?

- Где ж ты тут закон-то видишь? - вскинула брови Гертруда

- Как это где? - удивилась Юза. - Ведь подозрение на болячку есть? Есть. Доктор подтвердил? Подтвердил.

- Но это ж неправда! - воскликнула старшая сестра.

- А кто докажет что неправда? - продолжала упираться Юозапа.

- Так больных нет! - уже негодовала Герта.

- И что? По бумагам есть. Может, сыночка баронета простой понос прохватил, пережрал он там чего-то, а запишут все как холера. Врач свой, на сто рядов перекупленный. Градоправитель все по правилам сделал. Так что здесь не прикопаешься.

- И что ты нам предлагаешь? Сидеть тут и киснуть?! А вдруг у них ничего не получится?! - не сдавалась Гертруда. - Есфирь, ты что предложишь? Ты ж у нас теперь самая главная. Вот и давай решай! Как скажешь, так мы и поступим!

- Что скажу, что скажу, - я в раздумье почесала кончик носа. - Лезть нам, конечно же, на рожон не надо. Опасно просто. Однажды припомнят такое восстание - мало не покажется. Но и сидеть как квочки на насесте тоже не дело. Для начала мы с Гертой завтра с утра сходим, посмотрим, как у народа дело пойдет. Если не очень, и будет ясно, что даже к вечеру город нам не покинуть, то уже сами полезем брать за грудки пресловутого баронета. Нам лишь бы до него добраться, а уж там я придумаю, чем и как его пугануть, - пообещала я многозначительно.

И на другой день мы тоже поздно проснулись, уже рассвело. Вдумчиво и толково размялись, сменяя друг друга в тренировочном бою одна против двоих. Ох и глаза были у Агнесс, когда она смотрела, как мы гоняем друг дружку по двору, и восхищенные и перепуганные одновременно. По окончании поединков, она восторженно выдала нам: 'Никогда бы не подумала, что так можно! Вы прям как настоящие рубились! Жуть как страшно!' - на что Юза фыркнула, а Гертруда долго смеялась приговаривая: 'Можно подумать, мы - не всамделишные!'. Потом неспешно позавтракали, и как договорились вчера, оставив как всегда Агнесс под присмотром Юозапы в харчевне, мы со старшей сестрой отправились в город разузнать, что к чему. На улицах было неспокойно, похоже, что виденные Гертрудой вечером мужики потихонечку начали раскочегаривать народ. Хоть с дрекольем еще никто не бегал, но напряженная атмосфера уже ощущалась вовсю. Мы неспешно дотопали до главной площади, где стоял дом баронета. Вот тут-то и было основное скопление людей. В основном здесь собралось мужское население, но все же то тут, то там мелькали женские чепцы или платки. Видимо дамочки побойчей тоже решили поучаствовать. Дом градоправителя сегодня походил на крепость, окна первого этажа заколочены изнутри деревянными щитами, второго наглухо притворены ставнями: да, ребята решили держать оборону всерьез. Непосредственно перед закрытыми дверьми стояли четверо осанистых мужчин, крупных таких, и о чем-то разговаривали, изредка размахивая руками в разные стороны.

- Они? - спросила я у Герты, указывая на них взглядом.

- Ага, они самые, - подтвердила она, и спросила: - Присоединяться будем?

- Для начала просто поговорим, - ответила я и направилась в их сторону.

Люди перед нами расступались как по мановению волшебной палочки. Еще бы! Мы ж вместо ряс сюркоты орденские на поддоспешники надели, у Герты вдобавок за поясом матово поблескивала секира, а у меня фальшион. Мы уверенно дошли до мужчин, и я обратилась к одному, прикинув на глаз что именно он за старшего - и поосанестей будет и таперт побогаче.

- День добрый, сестры, - учтиво протянул он. Надо ж, а не ошиблась!

- И вам добрый, - кивнула я вежливо. - Вы собрались тут выяснить, отчего ворота закрыли?

- Так ить... - неуверенно подал голос другой, с окладистой такой бородой с проседью. - А что?

- Да ничего, ничего, - постаралась сказать я как можно мягче. - Ничего особенного, даже можно сказать правильно, что вы тут собрались, - мужчины расслабились. Конечно, мы произвели на них впечатление; во-первых: подошли орденские и к тому же с оружием, а во-вторых: стоим вровень с ними ростом. Тут есть от чего беспокоиться и напрягаться. - Нужно обязательно выяснить: по всем ли правилам был объявлен карантин, все ли условности соблюдены.

От таких слов они, конечно же, приуныли. Ну а что они хотели, чтобы мы с гиканьем сразу же врубились в баронетские двери? Мне в этом городе торчать тоже не то ни к чему хорошему это не приведет. В случае чего, всем достанется: и нам, и горожанам. Были случаи: шел народ против власти. И что в итоге?! Виновников колесовали да жгли на кострах, а оставшихся в живых жителей принуждали вскладчину выплачивать огромные штрафы. Короче, мало никому не казалось. Так вот и здесь - чего на рожон переть? Может без мордобоя сумеем договориться. К тому же, если баронет поймет, что дело совсем труба, он городскую гвардию и стражу со стен отзовет, и на народ спустит. Попрут они против своих, не попрут, дело десятое, но все равно заваруха начнется - будь здоров, не кашляй!

- Вы с градоначальником уже говорили? - спросила я у них.

- Так ить, нет еще, - ответил тот, что с окладистой бородой. - Не выходят, на стук не отзываются.

Ну я бы на месте баронета, тоже из дома пока носа не казала.

- Угу, - кивнула я значительно, и принялась расспрашивать их дальше. - А заболевшие-то в городе вообще есть?

- Нету, - ответил старший. - Поговаривают, что полегли лишь богатые деточки, но, по-моему, и это - вранье.

- Это те, которые на охоту выезжали? - решила уточнить у них Гертруда. От ее голоса мужчины вздрогнули. Поди тут, не вздрогни! Голос у старшей сестры низкий, грудной вдобавок немного надтреснутый.

- Те самые, - опасливо глядя на нее, подтвердил третий, на кузнеца похожий мужик.

- Ясненько, - выдохнула я и почесала кончик носа. Потом подхватила Гертруду под локоть и потянула в сторону. - Пойдем, обговорим.

Мы отошли.

- Ну что решим? - первой спросила она.

- Влезать нам в народный бунт, конечно же, идиотизм, но и дожидаться, когда же все само растрясется, у нас нет времени. Они здесь сегодня могут просто потолкаться, потом взять да и уйти. Настоящее восстание начнется, когда в городе вся провизия к концу подойдет, а до этого пока еще ой как далеко. Надо, как мы и решили, с самим Брюном потолковать.

- А он тебя послушает? - с сомнением в голосе осведомилась у меня Гертруда.

- Надеюсь что да, - ответила я. - Для начала я у него спрошу: отправил ли он гонца, сообщить властям, что в городе холера. Потом еще парочку каверзных вопросиков задам.

- А если не поможет?

- Ну, на крайний случай, я постараюсь сослаться на одну дамочку в Sanctus Urbs, авось подействует.

- Это почему?

- Да ее все в Союзе боятся до заикания. Думается мне, что и баронет не исключение.

- Тогда пойдем, - махнула головой старшая сестра и двинулась в сторону осажденного дома, а я за ней следом.

Мы подошли к дверям, и Гертруда принялась стучаться в дверь рукояткой секиры. Грохот стоял на всю улицу. Народ, толпившийся на площади, принялся с интересом наблюдать за нашими действиями. Однако от простой долбежки не было никакого толку. Тогда я, набрав побольше воздуха в грудь, прокричала:

- Именем Господа Единого и Матери Церкви откройте! - конечно, я не имела права так говорить, не было у меня полномочий, но с другой стороны кто кроме сестер это знает? К тому же подобная формулировка убийственно действует на окружающих. Вон даже толпа стихла и отпрянула подальше от дома.

Нам пришлось колотиться и голосить на всю округу минут десять, прежде чем на втором этаже приоткрылось окно, и из него осторожно высунулся мужичок затрапезного вида: похоже послали, кого не жалко. На лице у него был написан страх смешанный пополам с возмущением: кто посмел пользоваться столь громкими словами. Но, увидев, что стучаться именно те, кому не возбраняется, мужичонка махом скис и нырнул обратно. Мы выжидательно уставились на приоткрытое окно. Минут пять ничего не происходило, но вот из него выглянул седой старик с надменным выражением на породистом лице, важно откашлялся и зычно произнес:

- Сер Персиваль сегодня не принимают! Приходите завтра!

И уже собирался, было, захлопнуть ставни как я на всю площадь выдала:

- Если градоправитель не соизволит принять представителей Церкви немедленно, нам ничего не остается, как применить грубую силу!

Вот тут я не блефовала. Если мы втроем заявимся сюда и начнем рубить его двери, нам никто даже слова против сказать не посмеет. Мы боевые церковники, а значит городская стража нам не указ, духовенство тоже, а представителей другой бейлифатской ветви здесь что-то не наблюдается. Вдобавок, если мы только не будем пытаться прорваться за ворота, стражники против нас даже пальцем не шевельнут, ведь уличенный в нанесении оскорбления словом или действием любому священнослужителю подлежит наказанию в виде отрезания языка - если словом, или повешением - если делом. Нет, естественно нас костерили в лицо, и это сходило с рук; мы ж боевые сестры - не высшие чины церковной иерархии, а вот если бы кому-нибудь треснуло в голову принародно оскорбить Папу, то все - хана, языком не отделаешься. Тут - молись, чтобы смерть была не слишком мучительная. Неосмотрительно было так же ругать кардиналов, командоров, даже епископов весьма нежелательно, могло в ответ прилететь серьезно; но вот вступить в схватку прилюдно даже с рядовыми бойцами, то смертный приговор. Тут Церковь карала строго. А с 'неприлюдно', я думаю, мы сами разберемся.

Не меняя интонации, старик произнес:

- Я так и передам, - и исчез внутри дома.

Мы снова вынуждены были стоять и ждать, когда еще кто-нибудь выглянет к нам.

- Слушай, может, поторопим их, - предложила я старшей сестре.

- Да запросто!

Герта шагнула, встала чуть сбоку от двери, перевернула секиру лезвием вверх, замахнулась и со всей мочи саданула обухом. Железко ушло в дерево пальца на три. Господь-вседержитель! Я думала, она просто постучит. Сестра тем временем чуть качнула застрявший крюк, выдернула и еще раз с размаху долбанула.

- Хорош! - замахала я рукой. - Достаточно.

Мне пришлось сделать вид, что все так и задумывалось. На этот раз Герте потребовалось большее усилие, чтобы извлечь секиру из дверного полотна. Н-да! Дури ж до хрена, вот и пользуемся. Однако ее действия возымели успех, в окошко вновь высунулся старик и немного нервно произнес:

- Сер Персиваль примет вас немедленно! - и весьма поспешно скрылся.

Почти тут же дверь немного приоткрылась, и на улицу выглянул тот самый затрапезный мужичонка, которого первым заставляли выглядывать из окна, бросил боязливый взгляд на повреждения и почтительно поклонился нам.

- Прошу, - все так же оставаясь склоненным, он шире распахнул дверь и, пятясь задом, отступил в сторону. Х-м! Однако?! В такой позе двери мне еще никогда не открывали!

Я сделала важное лицо и первой двинулась вовнутрь, Гертруда топала за мной, дыша в спину.

Нас провели на второй этаж, где в комнате с опущенными шторами, которые видимо должны были скрыть затворенные окна, сидел баронет. Антураж, конечно, они создали соответствующий: полумрак, едва разгоняемый десятком маленьких свечей, темные стены и обивка мебели, вуаль, накинутая на большое напольное зеркало. Интересно, где ж они его в такой глуши откопали и сколько оно стоит? А посреди этого мрачного интерьера, в кресле смахивающим на тронное, облокотившись на стол и рукой прикрывая глаза, сидел лично его милость сэр Персиваль. Весь его вид выражал мировую скорбь и вселенскую трагедию. Ну что ж, мы знавали и лучших комедиантов! Нас на мякине не проведешь! Уж слишком показательно, слишком наигранно вел себя барон. Мне ж видно: под этой нарочитой наигранностью скрывается обычный страх. Не ожидал баронет, совсем не ожидал, что в его городе вместе со всеми окажутся заперты и боевые церковники.

Мы вошли, грохоча сапогами по голому полу (а ковры-то постелить жаба задавила) и остановились посреди комнаты. Стульев или табуретов для нас предусмотрено не было. Ага! Знаем мы и этот приемчик. Окинув помещение взглядом, Гертруда сразу же отошла обратно к двери и со скучающим видом, прислонилась к косяку, а я принялась разгуливать по комнате. Боронет молчал и продолжал сидеть неизменной позе. Подойдя к зеркалу, я сдернула с него тончайшую ткань и кинула на пол. Так вот в чем финт ушами! А зеркало составное, то есть собранное из небольших прямоугольных стеклянных пластин, закрепленных малюсенькими шпеньками в общей раме. Я внимательно принялась его разглядывать, провела пальцами по поверхности. Баронет положения не поменял. Ну что ж пойдем дальше. Подошла к окну, отдернула занавесь - точно закрыты. Короче, я принялась разгуливать по комнате с совершенно невозмутимым видом и рассматривать все, что мне попадалось на глаза: поковыряла узоры пальцем на мебели, простучала стены, вытворяла все, что мне вздумается. Баронет, так и сидевший неподвижно с трагической миной на лице, при всех моих действиях, выглядел по-идиотски.

Тут Гертруда откашлялась, и хрипло спросила:

- Ну? Долго здесь еще драма века разыгрываться будет?

Его милость словно ждал этого момента. Он отнял руку от лица, тяжело и прерывисто вздохнул и поднял глаза на нас.

- У меня сын болен, можно даже сказать умирает, - с трагическим надрывом в голосе выдал он. Н-да, переигрывает.

- Угу, угу, - рассеяно покивала я, старательно пытаясь отковырять кусочек штукатурки от стены. - А зеркальце вон то, - я указала большим пальцем себе за спину. - Где брали?

- Вы что не понимаете?! - вот тут баронета перекосило. Неужели он думал, что его глупый спектакль меня введет в заблуждение? - У меня сын умирает, а вы про какое-то зеркало спрашиваете!

- А что? - я повернулась и пристально посмотрела на Брюна. - По-моему мой вопрос гораздо важнее и интереснее, чем мнимая холера вашего чада.

- Почему мнимая?! - баронет вскочил из кресла. Эк его! Значит точно, болячка не настоящая, иначе он бы так не суетился. Если б его дитё болело на самом деле, он бы злился, а не возмущался, что я де посмела усомниться в его словах. - Вы... Как вы можете так говорить?!

- Сидеть! - рявкнула я, резко поменяв манеру общения.

- Что вы себе позволяете?! - взвизгнул он.

- Сидеть! - я добавила в голос еще больше металла. - Когда твой выродок народ по лесам гонял, он был здоров как лось! А сейчас почему-то решил заболеть?!

Я принялась давить на него. Мне просто необходимо было выбить почву у баронета из-под ног, поскольку по закону он прав: раз есть подозрение на холеру - ворота должны быть на запоре. И точка!

А баронет тем временем с недовольным видом плюхнулся обратно в кресло, отчего оно отчаянно заскрипело. Ничего себе курдюк отъел! И принялся теребить руками подолы жупона, ерзать в кресле, выдавая тем самым, что нервничает.

- Разожрались тут не в меру без пригляда Матери-Церкви, распоясались! Страх потеряли! - я вновь принялась расхаживать по комнате, демонстративно положив руку на висящий у пояса фальшион.

Однако мои незамысловатые нападки на него не подействовали, помнит скотина - кто в доме хозяин. Приняв надменную позу, баронет попытался насколько возможно грозно мне возражать:

- Как вы смеете меня оскорблять?! В городе заразная болезнь, эпидемия холеры, от которой вдобавок пострадал мой родной сын. Я, несмотря на это, неукоснительно выполнил все требования и предписания Церковных властей. А вы?!

Задолбал уже, ей Богу, со своей патетикой! Думает, что если так будет себя вести, то я куплюсь на его побитую молью невинность? А быть может полагает, я не смогу его дожать? Наивный. Засиделся ты в своей глуши, баронет ох засиделся! Забыл: грозный вид и громкие окрики на таких как мы не действуют.

- А как насчет гонца? - продолжила гнуть я свою заранее спланированную линию разговора.

- А что гонец? Причем здесь гонец? - чего он так засуетился? Вопрос-то прост дальше некуда.

- Как причем?! - произнесла с самым грозным видом. - Отсюда должен был поехать гонец. И я вас спрашиваю про гонца, того самого гонца! - ой, как бредово звучит!

Чего ж он так взволновался, казалось бы, из-за простого факта? Отправь послание, что в городе холера, подержи пару недель ворота на запоре и все, больше ничего не нужно. Все равно - глушь...

Однако сер Персиваль спал с лица, и даже щека у него дернулась от нервного тика.

- Ну?

- Ну...А... Он поехал дальше... - промямлил тот.

На мгновение я впала в ступор, не понимая, что же такое выдал мне сейчас баронет. Но разговор все же следовало продолжать, чтобы он не успел перехватить инициативу в свои руки.

- Правда? - с издевкой поинтересовалась я; надо же мне было хоть что-то сказать. Однако меня тут же осенило: и я продолжила разговор уже в прежней манере, то есть холодно и жестко: - А может быть, он никуда и не поехал?

Похоже, градоправитель все же не исполнил всех наложенных на него обязанностей. Уже хоть что-то! Кажется я на правильном пути. Отчего-то у баронета задрожали руки, и чтобы не выдать себя, он вынужден был сцепить их в замок. Странная реакция, по идее он не должен так сильно дергаться. Я бы на его месте тут же сказала, что гонец отправляется сей миг, а не пыталась справиться с дрожащими пальцами.

- Нет, нет, - принялся уверять меня он, причем чересчур уж яро. - Совершенно точно, он поехал дальше!

Так, речь точно идет не о сообщении в магистрат. А о чем? Интересный разговорчик вырисовывается!

Знать бы мне, что имеет в виду баронет, произнося такие странные речи. Но раздумывать некогда, продолжим.

- Ой ли? - я изогнула бровь. Надо его еще чем-нибудь давануть. - А как отнесутся там, - я указала в потолок, - Наверху, когда я сообщу им о гонце? - я принялась тыкаться вслепую, в надежде разобраться в ситуации. - Такое важное сообщение, такой срочный пакет.

Неожиданно баронет рухнул на колени, подполз ко мне и попытался обнять за ноги. Ничего себе номер! Похоже, решил, что мне все известно, вот и кидается об пол. Но ведь из-за простых бедолаг я ему сейчас ничего не сделаю. Зачем этот спектакль? Я отступила назад, чтобы Брюн чего доброго не ухватился за меня, а тот пополз за мной следом и запричитал:

- Пощадите, дитя глупое, неразумное, не соображал что творит! Он вообще не виноват, его заставили!

На меня словно озарение снизошло! О-о-о! Да тут все куда круче, чем кажется! Похоже, деточки завалили в лесу не приблудного нищего, а государственного посыльного. Оттого-то так и тщился уверить меня его милость, что гонец поехал дальше. Вроде как уехал, но на самом деле, теперь нигде и никогда не объявится, потому как зарвавшиеся от безнаказанности малолетние подлецы, наткнулись на него в лесу и решили покуражиться.

В раздумьях я села в баронетское кресло, а тот все так же на коленях двинулся ко мне, сцепил руки просительно и проскулил:

- Не губите, единственный наследник ведь...

Я молчала и думала, как мне быть. С моей последней догадкой все становилось на свои места: если поначалу я недоумевала, почему же баронет так поспешно затворил ворота. Конечно, в случае приезда чиновников Церковного Союза градоправителя за 'невинные' забавы его сыночка по головке не погладят, но и смертельного ничего не случилось бы. Дал бы на лапу и откупился, ведь диаконы и викарии тоже люди. А вот если деточки порезвились с гонцом, везшим какие-то важные бумаги, то гипотетический визит проверяющего, практически превращается в миссию дознавателей. Есть тут от чего занервничать. Холера - это прекрасный повод закрыть ворота, не пустив тех в город, и наилучший способ избежать расспросов. Умно, ничего не скажешь. Так народ пока бы раскочегарился, глядишь или слухи сработали бы, или церковники как приехали, так несолоно хлебавши и уехали бы. Прокол получился лишь в одном - вместе с овцами, в загоне оказались - львы - мы оказались заперты в городе! Теперь же мне надо все провернуть так, чтобы баронет ворота открыл. Так как он считает, что все подробности происшествия мне известны, то мне следует по максимуму этим воспользоваться. Пообещаю-ка я ему закрыть глаза на все это дело, прикинувшись, что не нашего ума это дело, глядишь, выгорит, и он откроет город. Может и сработать, а может быть и нет. Если и сработает, то немалые шансы получить от баронета вдогонку пяток арбалетчиков, которые положат нас на первом же привале, во избежание распространения ненужной информации. Все сложно. Н-да! Ситуация складывается как в притче про тигра, которого держат за уши!.

- Во что, сер Персиваль, - сказала я, поразмыслив минут пять над положением, в котором мы оказались. - Мы очень торопимся в Sanctus Urbs, нас благочестивая Саския ждет, - тут я врала, конечно, Благочестивая знать о нас ничего не знает, и ждать не ждет, но сильнее страшилки, чем ее имя пока не придумано. И упоминание в разговоре о ней, во-первых: подтолкнет баронета к открытию врат, а во-вторых: заставит раз пятнадцать подумать, прежде чем посылать кого-то вслед за нами. - Времени возится с вашим гонцом, попросту нет, да это и не так важно. Мы и так по вашей вине тут на два дня застряли. Так что давайте поступим следующим образом: я забуду про безобразия, творящиеся в вашем городе, а вы доставите бумаги, которые вез посланец, до места. Надеюсь, сохранить их - ума хватило? - Брюн судорожно мотнул головой в знак согласия. - Такое происшествие, как гибель гонца, со временем все равно выплывет, однако вы имеете значительную фору. Как вы будете объяснять, почему послание оказалось в ваших руках, меня не интересует, но о правдоподобности вам нужно озаботиться всерьез. Братья Спрашивающие - очень дотошные люди. - Сэр Персиваль вздрогнул, лоб его покрылся испариной. - Но все известия должны быть на месте - это раз. Ворота города должны быть открыты немедленно - это два. И третье: каким угодно чудом заманивайте сюда госпитальеров, но чтобы через полтора месяца, когда я поеду обратно, в городе был нормальный госпиталь и прочная церковная власть. Ясно?

Конечно, я лгала напропалую; никуда я не поеду через полтора месяца, но творящееся в Корче действительно следовало прекратить. А то прознают бандюги про развлечения местной молодежи, поймут, что даже номинальной власти здесь нет, и получим мы в итоге приличный гнойник на теле Союза. Оно надо? А так, поугрожала только, а жизнь глядишь и наладится. Может мне еще раз доведется через эти места мотаться, так хоть в доспехах спать не придется, ожидая нападения из-под каждого куста. А вот забирать бумаги, которые вез гонец, и соображать что куда, я не собиралась, мне своего письмеца хватало выше крыши.

Баронет согласно кивал, обрадованный моим решением, все норовил поцеловать руки и называл спасительницей. И вот тут до меня окончательно дошло: 'Ой-ей-ей! А гонец-то, похоже, был церковный'. Теперь уж точно понятно, отчего так срочно ворота захлопнули. Ведь за такие дела, могли и всех участвовавших колесовать, а семьи виновников, включая стариков и грудных младенцев сослать куда-нибудь к сподвижникам, фьорды от Гугритов помогать защищать. Ладно, дураки не поняли, умные виду не подали! Глядишь, где-нибудь в Робату или Зморыне, стукну кому надо, пусть проверки и расследования проводят, все-таки здесь нужны умельцы из Ордена Ответственных.

Я поднялась и вслед за Гертой направилась к выходу, уже на пороге, обернувшись, бросила через плечо:

- Мой вам совет, сер Персиваль, вправьте своему ребенку мозги на место, и чем скорее, тем лучше, пока за вас этого не сделал кто-нибудь другой, причем с возможным для парня смертельным исходом.

Ворота по приказу баронета открыли в тот же день, часа через два, после нашей с ним беседы. А мы с Гертрудой, вернувшись в харчевню, рассказали все Юзе, и дружно собрав вещи после обеда покинули Корч от греха подальше. Уж лучше ночевать где-нибудь под кустом, чем еще раз оказаться запертыми в городе. Заложив пару заячьих зигзагов по оврагам и полям, а вдруг градоначальник не внял голосу разума и решил разделаться с опасными свидетелями, этим же вечером мы пересекли границу Канкула и на ночевку расположились уже в Гридвеле, другом государстве Союза.