— Тёма-Тёма! — испугалась Надюха.
— Отойди женщина! Мне надо с ним по мужски поговорить, — я отодвинул кузину и двинулся к двери.
Вот козел! Мало того, что вдохновение мне сбил, а там еще писать и писать, так еще и родственницу мою решил обидеть. Сейчас я ему глаз на одно место натяну.
— Ты не так понял!.. — Надя повисла на моей руке. — Пожалуйста, не надо!
— А как надо, тебя обижать?
Я подошел к двери, не обращая внимание на повисшую на руке кузину. И собрался выходить, когда Надя вдруг выпалила:
Робик мне предложение сделал!
— Тьфу на вас! — рявкнул я в сердцах, а потом удивился. — Ты серьезно?
— Угу… — всхлипнула она.
Я остановился, озадачено почесал макушку, а я ведь и вправду чуть не пошел ему голову откручивать, а тут вон какое дело. Ладно, я высвободил руку и внимательно посмотрел на кузину.
— Что же ты рыдаешь, дуреха?
— Я же от счастья, — всхлипнула она. — Он завтра меня повезет с мамой знакомить… Ты с нами поедешь?..
— Я-то вам зачем? — искренне удивился я.
— Ну ты же мой единственный родственник!
— А, ну если только в этом смысле… — я все же строго посмотрел на свою дальнюю родственницу, взял за плечи. — Ты хорошо хоть подумала? Первый день знакома с этим аболтусом, и то можно считать, что поверхностно. Если сейчас распишешься, то потом ведь жизнь жить.
— Мама Робика в Юрмале живет, — кузина пропустила вопрос мимо ушей, давая понять, что все под контролем.
Ну мне то что, надо девчонке судьбу испытать — значит смотаемся. Что-то подсказывало, что предложение сделано под градусом и не стоит выеденного яйца. На утро о нем все забудут и не будут вспоминать, а если и будут, то как о розыгрыше. Но поскольку, судя по настрою, Надюха все-таки собиралась поехать к маме этого паренька, то надо ее сопроводить. Как никак что-то новенькое. А там, если мы даже никуда не поедем, то хотя бы настроение девчонки портить не буду. Заодно ее скорее выпровожу из номера, пока муза не ушла.
— Хорошо, давай съездим, раз ты уже все решила. Заодно и на взморье побываем.
— Ой, Тёма, ты такой хороший! — кинулась мне на шею кузина.
— У тебя теперь есть другой хороший… — пробурчал я, с трудом освобождаясь от ее объятий.
— Если бы не ты… Если бы ты не привез бы меня сюда…
— Ладно-ладно, — отмахнулся я. — Не мешай мне работать…
— Тогда я побежала… Там Владимир Семенович петь сейчас будет…
И она ускакала. Я выдохнул. Вот так взял кузину в поездочку. Гляди и удастся ее хорошо пристроить в хорошие руки? Было бы славно, но маловероятно. Я вернулся к столу. Воображение мое работало. Руки тянулись к перу, хотя это была всего лишь авторучка. Слова сами просились на бумагу. Я очень хорошо представлял своего героя. В каком-то смысле это был я сам. Только я — выходец из недалекого будущего, а он — из прошлого. Впрочем — тоже не столь уж и далекого. Жаль нету здесь пишущей машинки. Дело бы веселее пошло.
«С давних пор ему был известен только один надежный способ, развеять утреннюю хандру. — строчил я, как заведенный. — Для начала нужно набрать полную грудь праны. Вдох-выдох. Еще вдох. Потом несколько балетных па в стиле незабвенного мастера Чи. Вихрь плавных, и вместе с тем головокружительно быстрых движений, вздымающих пыль в давненько не метеной комнате, срывающих с места случайные бумажки, приводящих в трепет одинокую герань на подоконнике. Мягкие прыжки. Молниеносные удары по несуществующему противнику. Бой с тенью…»
Через некоторое время я услышал бренчанье гитары и хриплый голос, который выводил: «Словно бритва, рассвет полоснул по глазам, отворились курки, как волшебный Сезам…». Похоже, банкет продолжается в номере артиста. Как ни соблазнительна была идея бросить работу и присоединиться к узкому кругу, слушающих барда друзей, я не поддался, а плотнее притворив дверь номера, снова уселся за стол и начал старательно выводить:
«Водные процедуры он проделывал, только позавтракав, а завтрак его был достоин, недорезанного в семнадцатом и в последующие годы, петербуржского аристократа-англомана: овсяная каша, яичница… не с беконом, конечно, а так, с несколькими кусочками любительской колбасы. И кефир, вместо кофе или чая. После оставалось лишь принять контрастный душ и тщательно вычистить зубы, причем, исключительно зубным порошком, бормоча при этом:» Поморином' вашим, из тубы жестяной, только унитазы драить'.
От стола я отошел, только когда глаза стали слипаться. Пришлось встать, сходить в ванную, она же — туалет и после положенных водных процедур завалиться спать. Сквозь сон я еще некоторое время слышал, как играет и поет Владимир Семенович, удивляясь его выносливости. Разбудил меня громкий стук в дверь. Я вскочил, как заполошный, и увидел свет, что сочился сквозь желто-розовую ткань занавесок. Уже утро? Мне казалось, что я только что уснул. Как был в трусах, сполз с постели и пошел открывать. За дверью стоял мэнээс Лиепиньш.
— Доброе утро! — сказал он.
— Привет! — буркнул я. — Что случилось?
— Простите, Артемий Трифонович, — смущенно пробормотал он. — Надежда сказала, что вы согласились поехать с нами к моей матери.
Хм, не передумали значит.
— Ну согласился, — кивнул я. — А чего в такую рань?
— Вам еще номера нужно сдать, — деловито объяснил «импресарио» Высоцкого. — А потом, чем раньше приедем, тем дольше побудете у нас в гостях.
И скорее — пожрем, интерпретировал я его слова на свой лад.
— Ладно, — сказал я. — Буду собираться.
Собирался я недолго. Да и со сдачей номеров проблем не возникло. Видать, аура знакомства со знаменитостью продолжала нас с Надюхой оберегать. С обычными гражданами в советских гостиницах не слишком-то церемонились. Примерно, через полчаса мы уже спустились с чемоданами в вестибюль. Там нас поджидал верный Роберт. Он забрал чемоданы и повел нас к своему авто. Машинка оказалась не слишком престижной — обыкновенный «Запорожец», правда, довольно редкой модели «ЗАЗ-965». В прошлой жизни я такую и не встречал.
Наденька, заметив, что я разглядываю автомобильчик ее жениха, гордо задрала носик, словно — это было ее собственное авто. Жених сложил в багажник, который был под передним капотом, нашу поклажу, отворил дверцу и откинул переднее пассажирское сиденье. Сгорбившись, я залез на заднее сиденье, предоставив невесте ехать рядом с суженым. Счастливый обладатель сего чуда советского автопрома сел за руль и мы помчали. Благо, что и ехать было недалеко. Всего-то два десятка километров. Я не стал расспрашивать молодых как так вышло, что они за один вечер решили связать себя узами брака, потому что по прежнему не особо верил в реальность происходящего. Даже не столько в реальность, сколько в то, что кто-то из этой парочки действительно дойдет до ЗАГС. Потому молчал, а пока мы петляли по рижским улицам, пересекали Даугаву, Лиепиньш рассказывал о своей матери.
Жила она в курортном поселке Дзинтари. Работала на парфюмерной фабрике «Дзинтарс» еще с довоенных времен, когда это была «частная лавочка» господина Бригера. Участвовала в рабочем движении за присоединение Латвии к СССР. Теперь на пенсии. Эти сведения лично мне ни о чем не говорили, а кузину заставили трепетать. Да она и так была вне себя от страха. Наверное, представляла суровую маман, которая говорит по-прибалтийски медленно, но зато каждое ее слово — кремень. Ничего, не робей сестренка, мы еще посмотрим, кто кого!
Асфальтированная дорога тянулась вдоль частных домиков — бывших вилл и нынешних дач. Моря не было видно, но оно и понятно — его заслоняет так называемая авандюна, поросшая соснами. «Запор» притормозил возле одноэтажного домика с открытыми воротами, ведущими во двор. Роберт посигналил, и из дому вышла пожилая женщина. Сделала непонятный знак рукой, то ли отмахивалась, то ли приветствовала. Лиепиньш свернул с дороги и въехал во двор. Выскочил из салона, помог выбраться Наденьке и откинул сиденье, чтобы мог наконец вылезти я. При моих габаритах «Запорожец» проще снять с себя, чем из него выйти.
Кузина стояла обомлевшая, глядя на то, как хозяйка дома спускается с крылечка. Выглядела мамаша мэнээса действительно строгой. Худая, длинная, в темном пальто, наброшенном на плечи. На непокрытой голове накручен «кукиш». Лицо морщинистое, а волосы темные, без единой сединки. Может — крашеные? Мадам Лиепиня, прежде всего, подошла к сыну, приобняла и поцеловала и только потом обратила взор голубых, чуть слезящихся глаз на Наденьку. Роберт несколько суетливо представил нас:
— Мама, познакомьтесь, это Надежда, я вчера вам рассказывал о ней по телефону, а это ее родственник Артемий. Они из столицы.
— Лиепиня, Илзе Робертовна, — церемонно отрекомендовалась старуха. — Прошу в дом.
Она показала рукой на крыльцо. Мы гуськом поднялись на него. Я шел первым. Отворил входную дверь, переступил порог и оказался в просторных сенях. Из них вели две двери. Я потянул за ручку ту, что выглядела солиднее и не прогадал. Она вела в дом. Я посторонился, пропуская кузину, как пускают кошку в новое жилище. Она вошла и замерла у порога, не зная, что делать дальше. К счастью, следом вошла хозяйка. Она сняла калоши, которые были у нее на ногах и тем подала пример. Мы с Надюхой тоже разулись. Я помог ей снять шубейку и снял свое пальто.
— Девушке — тапочки, — пробормотала Илзе Робертовна, и выдала моей родственнице нечто, напоминающее вязанные младенческие пинетки, только размером побольше раз в десять. — А вы, молодой человек, походите в носках. У меня половицы теплые.
Она была права. В доме и впрямь было тепло. Половину прихожей, а также — кухни, занимала большая печь. На полу расстелены вязанные из разноцветных лоскутков коврики и дорожки. Где-то тикают ходики. Еле слышно бормочет радио. Пахнет пирогами. На окнах висят кружевные занавески. И вообще — очень чисто и уютно. И что самое интересное, на первый взгляд, ничего специфически латышского. Такой дом можно встретить и в России и в Белоруссии. Вот, пожалуй, мебель выглядит чересчур европейской. Да отрывной календарь, что висит в простенке между окнами, напечатан на латинице.
Вошел хозяйский сын. Провел нас в гостиную, чтобы не мешали его матери накрывать на стол. В доме оказалось несколько комнат. По крайней мере, из гостиной можно попасть еще, как минимум, в две. Роберт усадил нас на диван, включил телевизор. Когда он нагрелся, на экране появилось черно-белое изображение. Сам аппарат отечественный, рижского радиозавода, а вот показывал он явно что-то заграничное. Две, не слишком одетые девицы, кривлялись на сцене и пели на немецком. Никогда ничего подобного не видавшая Надюха уставилась на них круглыми от изумления глазами.
— Ловит шведское телевидение иногда, — объяснил Лиепиньш, то ли гордясь, то ли оправдываясь. — Переключить?
— Нет, зачем! — буркнул. — Пусть Надин привыкает.
Как и все влюбленные, Роберт шутки не понимал, поэтому ответил максимально серьезно:
— Мы будем жить в Риге, в моей квартире. А сюда — приезжать к маме.
— И купаться — летом, — добавил я.
— Нет! — отмахнулся мэнээс. — Юрмала — это для туристов. Рижане купаются на озере Бабелите или в Луцавсале или в Румбуле.
— К лету разберетесь, — усмехнулся я. — Ты, Робик, главное, со свадьбою не тяни… У нас в семье с этим строго, — я подмигнул кузине, щеки которой пылали от смущения. — Если парень обещал жениться, должен жениться. Иначе — бесчестье девушке.
— У нас тоже строго, — принял мои речи за чистую монету жених. — Мама благословит и можно подавать заявление в ЗАГС.
— А мне завтра — на работу, — чуть не плача, промямлила невеста.
— Можно оформить перевод в наш драмтеатр, — деловито предложил Лиепиньш. — Его директор мой однокашник. Мы хорошие друзья.
Наденька посмотрела на него с обожанием, а я сказал:
— Вот и отлично. Я попрошу, чтобы Марианна Максимовна помогла с переводом. Она же заведующая костюмерным цехом, твоя непосредственная начальница.
— Я буду очень благодарна ей.
А уж как она будет благодарна! Убрать с глаз долой, из сердца вон девицу, которая едва не увела у нее Савелия Викторовича — это ж счастье! Так что Юрьева в лепешку расшибется, но поможет сопернице перевестись в Ригу. А у меня освободится комната. Превращу ее в кабинет. Да и не в этом дело. Чего Надюхе в столице маяться без постоянной прописки? А тут она станет жить припеваючи. Робик для нее все сделает. И уж тем более — прописку. Рассуждения, конечно, в духе утопии, но чего бы не помечтать, настроение все равно хорошее.
Главное, чтобы мадам Лиепиня не заартачилась. Мало ли, вдруг сынуля окажется слишком уж послушным? Легка на помине, Илзе Робертовна что-то крикнула из кухни по-латышски.
— Мама приглашает к столу, — перевел Лиепиньш.
Не знаю, как остальные, а я хотел жрать неимоверно, во многом ради этого сюда и пришел. От вчерашнего угощения от Высоцкого, остались лишь приятные воспоминания. На столе было все скромно, но аппетитно — вареная картошка, соленые огурцы, квашенная капуста, сало и пирог с мясом. Клюквенный морс. Ко всем этому, хозяйка дома присовокупила бутылочку наливки, явно собственного приготовления. Кивнув сыну, чтобы разливал, она принялась накладывать на тарелки. При этом она строго следила за Робиком, чтобы тот налил наливки всем, кроме себя, ибо был за рулем. Сынуля и не спорил.
Мы выпили, закусили. Поговорили. Такое впечатление, что у нас не знакомство невесты с матерью жениха, а просто обыкновенная встреча старых друзей. С каждой минутой настроение моей кузины портилось все сильнее. И я ее понимал. Старуха Лиепиня ни словом не обмолвилась о том, что интересовало Надежду. Конечно, такие вопросы с кондачка не решаются, но будущая свекровь могла бы хоть бы взглянуть в сторону потенциальной невестки! Какое там! Она больше посматривала на меня. Может, ей хотелось понять, что за двоюродный брат у Надюхи. Надо помочь родственнице!
— Ну что, — произнес я, поднимая рюмочку наливки. — Предлагаю тост за здоровье хозяйки дома, матери жениха, уважаемой Илзе Робертовны!
Демарш мой за столом восприняли неоднозначно, хотя все присутствующие, за исключением Лиепиньша, чокнулись и накатили. Кузина расцвела и покраснела одновременно, сделавшись похожей на пунцовую розу. Ее нареченный с испугом посмотрел на мать, а та окатила меня ледяным холодом. Я почувствовал, что помолвка висит на волоске. Эдак, чего доброго, придется везти родственницу обратно. А я уже размечтался о собственном рабочем кабинете. Надо чем-то подкрепить свои слова. Показать будущим родственникам, что я не балабол какой-нибудь, а солидный мужчина. Причем, с — деньгами.
— Роберт, — обратился я к жениху. — Подарок на свадьбу — это само собой. А пока разреши мне поучаствовать, так сказать, в подготовительных мероприятиях. Свадебное платье, банкет в ресторане, автомобильный кортеж, то, сё… Короче…
Я вынул из кармана туго набитый бумажник и демонстративно отслюнил сорок четвертных. Остальные наблюдали за мною, словно я Кио, показывающий свой коронный фокус. Протянул деньги Лиепеньшу. Тот посмотрел на мать. Выдержав приличную паузу. Маман кивнула. Робик сгреб бумажки и засиял, как начищенный самовар. Схватив бутылку с наливкой, он наполнил рюмки. Себе, правда, опять налил морс. Тем не менее, поднявшись со стаканом клюквенного напитка в руке, он смело провозгласил:
— За здоровье моей невесты! Самой красивой девушки на свете!
— Ура! — рявкнул я.
Лиепиня кисло улыбнулась, но не возразила. Она заговорила, когда дошла очередь до пирога и чаю.
— Мне приятно, что у невесты моего сына столь щедрый и заботливый родственник, — сказала Илзе Робертовна. — Однако мы не привыкли к легким деньгам. Отец Роберта, мой покойный муж, был уникальным специалистом, дегустатором ароматов на нашей фабрике. Я всю жизнь там проработала. Вступила в коммунистическую партию еще в тридцать девятом. Роберт учился в институте и подрабатывал. Ни копейки у меня не брал. Если вы, молодой человек, думали, что я продам своего сына, вы ошиблись. Для меня главное — его счастье. Он встретил девушку, которую полюбил, и я рада. Я хочу только, чтобы и девушка его любила.
Ну что ж, предъява серьезная, надо отвечать.
— Я не покупаю вашего сына, Илзе Робертовна, — заговорил я. — Мне тоже хочется, чтобы моя Надюха была счастлива. А так как мы с нею круглые сироты, то кроме нас самих, заботиться о нас некому. Деньги, которые я вручил Роберту, будущему главе семьи, не краденные, а заработанные. Я заключил с издательством договор на книгу и получил аванс. И я не хочу, чтобы Надежда, выходя замуж, не имела за душой ни гроша. Кстати, она тоже девушка работящая — костюмер в крупном столичном театре. Так что, думаю, составит отличную пару вашему сыну.
— Прекрасный ответ! — одобрила старуха.
И обстановка за столом сразу потеплела. Женская часть компании нарушила обет обоюдного молчания и принялась обсуждать что-то понятное только ей. Мы с будущим зятем тоже поговорили. Потом решили погулять по взморью, пока погода позволяет. Ранняя весна на Балтике чревата сюрпризами. Будущая свекровь Наденьки предложила нам надеть резиновые сапоги. У них с невесткой был одинаковый размер, а мне подобрали обувку покойного хозяина дома. Судя по ней, мужчина он был не хилый. В кого только сын уродился? Мы вышли со двора, пересекли шоссе и углубились в лесок, что рос вдоль пляжа. Мне было крайне занимательно наблюдать за всем происходящим. Вариантов то было всего два — либо очень скоро весь этот театр закончится, либо это настоящая любовь с первого взгляд… Вот и посмотрим.