Писатель: Назад в СССР 2

Глава 20

Место, конечно, было укромным лишь относительно, так как народ активно клубился вокруг, и вообще, собравшихся было минимум несколько сотен. И я успел словить несколько неодобрительных взглядов пожилых людей. Видимо, с их стороны такое поведение невесты было попросту немыслимым.

Да чтобы невеста с кем-то из гостей разговаривала, расхаживала под руку⁈ Ну, это все равно, что две Луны взошло на небе, где-то так. Впрочем, в этих взглядах я угадывал не только цивилизационный шок, но и смирение перед неизбежным. Новые времена, новые нравы! Кто мы такие перед мудростью Всевышнего?.. Если Он допускает это, значит, Ему зачем-то так надо.

Невесту вряд ли посещали столь философские мысли. Ее другое волновало.

— … так мечтала с вами поговорить! Давно наслышана о вас.

Когда успела наслушаться?.. — мелькнуло в голове, что, впрочем, неважно.

— Вы ведь работаете с киностудиями, я знаю? Вы там вообще свой человек!

Последняя фраза была сказана совсем не вопросительно, а очень даже утвердительно. Пришлось с этим согласиться:

— Отчасти верно. А у вас есть планы на эти темы?

— Да! — эмансипированная дочь Каракумов вдохновилась.

И тихонько с придыханием поведала о мечте вырваться на московские просторы из «этого кишлака» — так она выразилась о туркменской столице. Проект покорения Москвы был просто обалденным: барышня (звали ее, кстати, Джамиля) была убеждена, что на киностудиях (Мосфильме, либо имени Горького, неважно), ее встретят с распростертыми объятиями. Причина? Свободная экологическая ниша, так сказать. Моя собеседница невесть с чего была свято убеждена в том, что на киностудиях царит острая потребность в лицах ее типажа — женщин с «этнической внешностью», в данном случае характерных «восточных красавиц». Нечто в духе Шахерезады, Лейлы, Зумруд, царевны Будур. Ну и, отсюда вывод: именно она, Джамиля, рождена для того, чтобы воплотиться на экране в данном качестве. Естественно, обрести всесоюзную славу — хотя прямо об этом она все же сказать постеснялась. Но бесспорно, это подразумевалось по умолчанию.

Она увлеченно тараторила обо всем этом, а я, слушал и диву давался, не зная, смеяться мне или плакать. В общем-то даже стало жаль наивную дурочку. Грешным делом, заколыхалась мысль: вот сидела бы как раньше, в гареме под паранджой, рта не смея открыть — и насколько бы проще жилось!.. Мало того, что она совершенно очевидно не имеет ни малейшего понятия об актерском мастерстве, о сценической речи, сценической пластике, так тем более не представляет, насколько жесток этот киношный мир, какие это беспощадные джунгли! Как тяжко пробиваться там, если ты даже как-то проник туда, даже снялся, и даже хорошо снялся, тебя заметили, и даже критики отметили!.. Ничего этого она, разумеется, не представляла, хотя интриганским мотивам оказалась не чужда. Заявила так:

— Я очень рассчитываю на вашу помощь! Конечно, в долгу не останусь. Ну, вы понимаете…

И посмотрела на меня таким длинным, томным, тягучим взором, что никаких сомнений — как она сможет рассчитаться за услугу.

Меня мысленно передернуло. Конечно, я не ханжа, и даже сверх того, и сам тот еще ловелас…

— Прошу прощения, — вежливо произнес я. — А как же… э-э, ваш муж? Он тоже с вами в Москву поедет?

Она состроила обворожительную гримаску и отмахнулась:

— Э, муж! Объелся груш, — и рассмеялась. — Знаете, я буду с вами откровенна… Этот брак нужен нашим родителям. Отцу моему зачем-то. А мне…

И она вновь выразила лицом отношение современной женщины к патриархальным традициям.

Ну и как тут ответить?.. Я задумался. Мне почему-то не хотелось разочаровывать ее. Вроде бы неплохая девка, хоть и без царя в голове…

— Джамиля! — раздался сзади властный голос.

Легок на помине. Папаша. Орденоносец неспешным важным шагом подходил к нам, и я заметил, как мгновенно присмирела раскованная особа.

— Папа, мы тут с нашим гостем из Москвы делимся впечатлениями… — залепетала она.

— Якши, — сказал он. — Поделились, и хватит. У меня теперь к гостю мужской разговор есть, — он скуповато улыбнулся. — Ступай к гостям, к мужу. Заждались, наверное.

Принцессу Будур как самумом сдуло. Видать, одно дело балаболить в светском обществе, совсем другое — в родной семье, где знай свое место, женщина! Ну а папаша как-то особо значительно глянул на меня темными глазами из-под тяжелых набрякших век.

И я подумал: ну, сейчас последует легкий укор. Примерно так: уважаемый гость, наверное, вы не в курсе… но у нас не принято так запросто общаться с невестами на свадьбах. Фактически с женами. Прошу это учесть на будущее.

К такому разговору я был готов. Но речь внезапно пошла совсем о другом.

— Давай еще немножко отойдем, — предложил он. — И мы отошли, хотя и с прежнего места вряд ли кто мог нас услышать.

— Я буду говорить прямо, — заявил он. — Без лишних слов.

— Слушаю, — сказал я нейтрально.

Он оглянулся зачем-то.

— Слушай. Я знаю, зачем ты сюда прибыл. По-настоящему, без этих… — он пошевелил в воздухе короткими толстыми пальцами, — громких слов.

Говорил он спокойно, увесисто. С акцентом, но понятно, а главное, синтаксически правильно.

— Так, — снова нейтрально ответил я. — И зачем же?

Директор совхоза усмехнулся одними глазами, без улыбки:

— Чтобы книгу написать за него. Как будто это его будет книга. У нас тут ничего не скроешь. Понимаешь?

— Так это не запрещается, — хмыкнул я.

Он так же неуловимо пожал плечами.

— А я и не говорю — запрещается, не запрещается. Я о другом говорю.

Здесь он сделал паузу. Я тоже молчал, понимая, что сейчас сдержанность должна быть прежде всего.

— Есть предложение, — произнес он внушительно. — Напиши книгу мне. А? Что хочешь проси, я не обижу. Понимаешь?

Понять-то я понял, но еще больше понял то, что угодил в тот еще переплет. Отказать? Нет, не вариант. Интуиция подсказала мне, что это будет оскорблением, недопустимым для здешнего этикета. Лучше уж тянуть, но не выказать себя чудовищно невежливым по местным меркам. Хотя, конечно, мямлить я не собирался. За это тоже уважать не будут.

— Предложение интересное, — неторопливо промолвил я, — но так с ходу не скажешь. Надо обсудить.

Я старался говорить такими вот рублеными фразами, полагая, что это будет доходчивее. Похоже, что ему это зашло.

— Если ты насчет денег, то не думай. Говорю же, не обижу. Я знаю, сколько он тебе платит. А я вдвое больше заплачу. Понял?

Я кивнул. И спросил:

— А материал?

Вопрос оказался для передовика производства слишком абстрактным. Похоже, под материалом он привык понимать нечто плотно-вещественное, сырье какое-нибудь. Пришлось разъяснить на пальцах.

— А, это, — дошло до него. — Это будет. Завтра передадут все. Где и как, договоримся.

— Надо подумать, — сказал я, видя, что народ начал затягиваться в банкетный зал, да так бодро, точно там пылесос заработал. Мой собеседник тоже это увидел.

— Ладно, пошли, — сказал он. — Еще поговорим.

И заторопился в зал. Наверняка он должен был сделать какие-то распоряжения. Я же спешить не стал. Не люблю толкотни. Пусть все зайдут, а потом уж я.

Но тут вдруг ко мне подскочил Курбан.

— Э, брат, а ты чего тут стоишь? Пошли, давай!

Он был очень озабоченный, и я сообразил, что он сейчас здесь кто-то вроде мажордома, занимается важным делом: рассадкой гостей по местам в строгом соответствии с ранжиром. Кого ближе к центру, кого дальше… Центром П-образного стола, очень длинного, понятно, была поперечина П, там разместились молодые, родители, какие-то старцы в традиционной одежде. При этом отцов было двое, а пожилая, вернее, взрослая женщина одна, как я понял — супруга Бердымухамедова. Его же сват, похоже, был вдовец.

Я оказался поближе к голове стола, чем к хвосту, то есть на приличном месте. Хотя, надо полагать, уже само приглашение сюда есть показатель статусности. Даже те, кто сидят на самых дальних позициях, наверняка зачисляют это себе в актив. А я тем более очутился вон где.

Все это, разумеется, я фиксировал, заносил в «творческую копилку», равно как и начавшиеся пафосные речи ведущих, моложавых мужчины и женщины, очевидно профессиональных драматических актеров местного театра: настолько хорошо они двигались, говорили, красиво могли подать себя. То есть в этом чувствовалась школа. Говорили они и по-русски, и по-туркменски: преимущественно, на родном языке, а по-русски, скорее из вежливости. Европейского типа лица за столом были — немного, но были.

Блюда?.. Я немного напрягался, предполагая, что придется отведать нечто специфичное, вроде конских потрохов и куриных мозгов. Однако все оказалось вполне стандартно-привычное: салаты, иные холодные закуски типа заливного, холодца, мясо-рыбных нарезок. Особенно щедро была представлена осетрина: сказывалась близость Каспийского моря.

Разнообразного спиртного, тоже было море. И банальная водка, и местные вина, сухие и крепленые, и уж, конечно, коньяк. Я старался есть и пить очень умеренно, чем, почему-то заслужил молчаливое одобрение соседей: заметил на себе их благосклонные взгляды.

Свадебное торжество быстро набрало ход. Приподнятые речи ведущих перемежались концертными номерами и выступлениями гостей. Артисты пели, плясали, играли на народных инструментах. Гости говорили в меру риторических способностей: кто с громогласным напором, кто невнятно бубнил, опять же и на русском языке, и не туркменском. Но главное было не в этом. Я легко сообразил, что эти гостевые доклады есть своего рода «ярмарка тщеславия»: выступающие бахвалились подарками для молодоженов, либо преподнося их тут же — например, японские электронные часы; либо громогласно обещая — например, рояль. Это один хорошо одетый упитанный дядька в дорогом импортном костюме жахнул таким козырным тузом.

Вот на фига этим новобрачным рояль?.. Подумав, я решил, что даритель таким образом обозначил свой культурный и материальный уровень. Двух зайцев убил одним выстрелом: и реноме поддержал дорогущим подарком и показал себя знатоком элитарной культуры. Я отметил перебросы взглядов гостей, кивания головами, солидный ропот: жест был оценен высоко. Попал в цвет.

Ну и так далее. Распорядители — несколько человек, включая Курбана — незаметно и умело «дирижировали» процессом, все катилось как по маслу. Правда…

Правда, я заметил, как мой сосед — ну не сосед, а сидевший через одного в сторону понижения ранга — заметно опьянел. Я окинул взглядом окрестности: все были такие чинные-благородные, и только данный персонаж явно «накидался». Собственно, даже и это — Бог бы с ним, но писательская интуиция засигналила мне, что добром дело не кончится. А распорядители, конечно, все в мыле, с ног сбивались, им было не до одного какого-то гостя среднего ранга.

Я начал к нему присматриваться. Это был средних лет мужчина в недорогом, поношенном, но чистеньком, тщательно выглаженном костюме. Такой типичный туркмен-пустынник: худощавый, жилистый, смуглый, сожженный беспощадным среднеазиатским Солнцем. Но это по происхождению. По виду, по манерам, это был очевидно уже городской, цивилизованный человек. Ну и нализался он тоже «по-цивилизованному»: понятно, что «традиционный» туркмен никогда бы себе ничего подобного не позволил.

Так вот, мое писательское чутье маякнуло: быть беде. Скандалу какому-то. Что-то неугомонно-агрессивное почудилось в этом парне, по многим вроде бы неприметным мелочам. Но неприметны они были каждая по отдельности, а в сумме воздавали тревожный фон.

Когда сосед запрокинул очередную рюмку коньяку, не закусив, тамада хорошо поставленным голосом дал слово некоему гостю почти напротив нас. Чуть ближе у центру, что указывало на его приличный статус.

Шут знает, кто этот мужик был. Впрочем, я без труда угадал, что он какой-то байский подхалим. Низенький, толстенький, круглолицый, со сладкой улыбкой. Вскочил он ловко, пружинисто, как мячик. Улыбнулся так, что углы рта отъехали к ушам, а глаза совсем исчезли.

— Дорогие друзья! — провозгласил он по-русски, тут же перешел на туркменский, и даже не зная языка, можно понять, о чем речь. Выступающий запел дифирамбы отцу невесты, директору племсовхоза. По лицам присутствующих, хотя они по местному этикету и старались выглядеть непроницаемыми, я видел, что столь безудержная лесть коробит самых невозмутимых. Черт его знает, может в этой Песне директор выглядел батыром, который не то, что коня, а табун на скаку остановит, а войти сможет в горящую лаву вулкана…

И вот здесь у сухопарого гостя сорвало задвижку. Он в сердцах шваркнул вилку на скатерть и резко крикнул:

— Эй! Болтун! Пустомеля!

Крикнул он это по-русски и практически без акцента. И дальше его прорвало:

— Ты подкулачник!..

Я слегка обалдел. Откуда он выкопал это словечко⁈ Не знаю. Но, должно быть, тогда оно было еще в ходу. А сердитый оратор понес такую обличительную речь, что я своим ушам не поверил. Он проорал, что выступающий «на коленях ползает» перед преступником, взяточником и расхитителем и ткнул пальцем в объект ругани, то есть в отца невесты.

Невольно глянув туда, я поразился тому, что обвиняемый и бровью не повел. Невозмутимо наливал себе вина в фужер, не глядя на крикуна, вообще ведя себя так, как будто ничего не происходит. Примерно так же вел себя и Бердымухамедов — похоже, они считали себя слишком крупными фигурами, чтобы как-то реагировать. Есть помощники, они все и уладят.

Действительно, помощники, в том числе Курбан, устремились к месту скандала, но нарушитель порядка успел усилить накал обвинений:

— А ты забыл, что ты делал с теми, кто тебя критиковать осмелился⁈ Так я напомню! Несчастный случай! И все! И дело закрыто!.. — теперь он кричал это прямо директору совхоза.

При этих словах лица окружающих стали нехорошо меняться. Распорядители были уже рядом, но разгоряченный спиртным крикун вдруг схватил столовый нож…

Кто знает, зачем он это сделал. Думаю, просто не соображал ничего. Таким ножом серьезного вреда не принесешь, а вот уголовную статью сразу же поднять на ровном месте можно. Но и мне думать-рассуждать об этом было некогда, я бросился влево и заломил ему правую руку с ножом ему за спину.

— Не дури парень, — дыхнул я ему в ухо, удерживая в захвате. — Сядешь за хулиганку, как минимум. Иди проспись.

Тут, конечно, поднялся крик-шум-звон, раздался женский взвизг. Подлетели Курбан и еще двое, схватили буяна.

— Спасибо! — сияя золотом зубов, воскликнул Курбан. — Как ты его!..

— Да обыкновенно, — пожал я плечами.

Скрученного в три погибели скандалиста стремительно поволокли на выход. Он, конечно, брыкался, голосил нечто, но это были уже последние аккорды. Зычный голос ведущего разлетелся по залу:

— Товарищи, просьба не волноваться! Маленькое недоразумение, один из гостей немного перебрал, потерял контроль над собой… Ничего страшного. Предлагаем сделать перерыв, немного потанцевать…

Он еще мел что-то, а я видел, как обвиненный во всех грехах отец невесты спешит на выход вслед за обвинителем, рядом с ним два типа устрашающего вида, а взволнованная, перепуганная невеста поспевает следом… и я решил, что сейчас самый лучший момент переговорить с Бердымухамедовым.

В один миг я подскочил к нему:

— Поговорить бы надо с глазу на глаз! Чтобы никто не слышал.

Он спокойно кивнул, как будто этого и ждал.

— Сейчас, дорогой. Тут отдельный кабинет есть… — Он повернулся и бросил что-то по-туркменски одному из своей свиты.

Через пару минут мы были в кабинете. Кратко и четко, в нескольких словах я рассказал о предательском предложении его свата. Я не привык плести за спиной интриги, и поэтому был честен. Опять же, туркменский босс совершенно не изменился в лице, а я, наверное, да, потому что он снисходительно, хотя и вежливо заметил:

— Это ничего, дорогой. У нас это нормально. Я этого и ждал… — тут он слегка развел руками, — хотя надеялся, что обойдется. Не обошлось. Но ничего. Разберемся.

— И что дальше будет? — спросил я.

— Посмотрим, — деловито произнес он. — Но… но пока лучше бы тебе уехать. Тут может быть жарко.

— А как же книга?

— А что книга? Нормально книга. Все что надо, я тебе дам. Как это называется, материал?

— Да.

— Курбан завтра передаст. А вечером улетай.

— А сейчас?

Он засмеялся:

— А сейчас, дорогой, свадьба! Как ни в чем ни бывало! Не думай ни о чем, ешь, пей, веселись!..

От автора:

Друзья! Вышел 13-й том КУРСАНТА! Приключения попаданца матерого опера из нашего времени в Союзе образца восьмидесятых продолжаются. Он использует знания из нашего времени и быстро продвигается по карьерной лестнице.

Кто еще не читал, вот ссылка на первый том: https://author.today/work/203823