Глава 11

— Какой план? — живо переспросила Настя.

Я слегка задумался. Честно сказать, план был смутный, его надо было обдумать, осмыслить. Тем не менее, база в голове уже сложилась. Правда, я не хотел сейчас раскрывать Насте даже предварительные наброски.

— Слушай, — сказал я. — Поверь мне на слово, я все сделаю по уму. Оставь это дело мне… Не волнуйся.

— Хорошо, — кивнула девушка. — Как же мне с тобой повезло…

Весь наш диалог велся на кровати, где мы в обнимку постепенно набирались сил после сексуальной разрядки. И начинали ощущать голод.

— Слушай, — сдержанно сказал я. — Я уже не прочь перекусить…

— Я тоже! — обрадовалась она. — Правда придется соображать на скорую руку.

— А что у нас на скорую руку?

— Ну, например, омлет. Ветчина где-то вроде бы должна быть…

— Отлично! Пища богов! Конечно, давай скорее сделаем!

— Уже бегу.

…Через полчаса мы с аппетитом поедали горячий омлет с ветчиной, нашлась и початая бутылка «Киндзмараули» — настоящего, с терпким ароматом, с душистым послевкусием. Анастасия развеселилась, и я поздравил себя с психологической победой. Конечно, я понимал, что это лишь первый шаг, а до истинной победы еще далеко… но я ощущал странную уверенность в себе. А впрочем, ничего странного. В этом мире я как стрела, летящая в цель.

Разумеется, пока мы светски трепались под «Киндзмараули», я мысленно прокручивал планы действий, что-то браковал, что-то утверждал. И к концу ужина сложил мозаику.

— Хорошо, — заключил я, осушив последний бокал — и имея в виду как видимую картину, так и пока неведомую никому, кроме меня, программу нейтрализации преступной группировки.

Плотно заправившись, мы с Настей улеглись на тахте, смотрели телевизор, хотя, по правде говоря, неважно было, что он показывал, что бормотал — так здорово, уютно было лежать рядом, ощущая тепло друг друга, постепенно погружаясь в сон…

Так мы и уснули. Я пробудился среди ночи, Настя крепко спала, телевизор исходил «белым шумом» и шипел. Я встал, выключил его. После вина немного донимала жажда, и голова была хоть и не тяжеловатой, но чуть мутноватой. Впрочем — подумал я, ощупью пробираясь на кухню — завтра рано вставать не надо, отосплюсь, буду в полной норме…

То есть, сегодня — мелькнула заключительная мысль перед тем, как вернувшись и повалившись на тахту, я вновь провалился в сон…

Рассвет для нас ознаменовался вновь «делом молодым» с долгим «послесловием», так что уже окончательно рассвело, когда, наконец, я решил переходить к реализации своего вчерашнего плана.

— Ну, Анастасия, — бодро заявил я, — пора браться за дело. Перво-наперво скажи-ка мне, где здесь у вас ближайший хозяйственный магазин… Хотя, по правде говоря, первым делом — покажи, какие инструменты у вас дома есть. Такие, слесарно-плотницкого типа.

— Господи! Да какие инструменты? Он гвоздя не мог забить. Но что-то было, конечно…

В кладовке кое-что все же нашлось, вполне пригодное для мелких операций.

— А что ты хочешь? — с любопытством спросила Настя, заглядывая мне через плечо в кладовку, где я гремел рабочим барахлом.

— Замок поменять, — кратко ответил я.

— А-а, — хозяйке понравилось. — Так ты хочешь в хозяйственном замок купить?

Я лишь кивнул.

Какие-никакие отвертки, стамеска, долото в резерве все же имелись. Ладно. Затем я осмотрел дверь. Два замка. Один внизу, врезной, намертво вросший в полотно двери. Конечно, я, урожденный пролетарий, и его бы смог заменить, но не с таким набором инструментов. Да и долго это. А я, как несложно понять, спешил. Зато другой, верхний, стандартный накладной, его заменить раз плюнуть, самая расхожая конструкция, наверняка такой имеется в магазине.

Замерив и записав размеры замка, прикинув размер шурупов, я помчался по указанному адресу.

По субботнему времени в магазине было многолюдно, и почти исключительно посетители были мужчины. Я быстро нашел секцию металлоизделий, обнаружил и стандартный замок, приобрел его, купил и несколько шурупов под плоскую отвертку, понесся обратно — и к радости хозяйки и собственному моральному удовлетворению поставил новый замок.

— Вот так, — констатировал я. — Пусть теперь твой пришелец хоть сто ключей сделает!

— Не мой, — сердито и раздельно сказала Настя.

— Тоже верно, — я улыбнулся, хотел сказать что-нибудь еще, но тут вдруг зазвонил телефон.

Она устремилась к аппарату, взяла трубку… и лицо ее приобрело удивленное выражение.

— Это тебя, — сказала она, зажав ладонью микрофон. — Говорит, сосед твой по квартире.

— А! — вмиг вспомнил я, ощутив укор совести. — Давай трубку.

Это на самом деле оказался Савелий Викторович, о котором под натиском событий я, честно говоря, подзабыл.

— Здравствуйте, Артем, — начал он каким-то если не виноватым, то простительным голосом. — Я по поводу вашей рукописи…

— Да-да, конечно, Савелий Викторович! — ответил я. — Я как раз собирался вам позвонить!..

Иногда не грех и соврать ради благой цели.

— Да-да, — неосознанно повторил он вслед за мной. — Вы сегодня будете дома?..

— Так я для того и звонить собрался, — засмеялся я, — чтобы договориться о встрече.

Прямо на расстоянии я ощутил, как Савелий обрадовался.

— Отлично, Артем⁈ Так я вас жду!

— Сейчас приеду. Мне что-то взять по дороге?

— Нет-нет, совсем не нужно! У меня все есть.

— Хорошо, выезжаю!

От Трегубовой скрывать мне было нечего, я так и разъяснил: дал ему рукопись, она его взволновала до глубины души, жаждет поделиться впечатлениями. Что-то его там крепко зацепило. Надо потолковать.

Настя, натура богемная и творческая, вполне поняла ситуацию. Она как-то мечтательно улыбнулась, взгляд взлетел ввысь:

— Ты знаешь, я всегда завидовала писателям, сценаристам. Вот так читаешь хороший текст, пусть хотя бы сценарий, и думаешь: вот надо же! Человек из ничего творит целый мир! С людьми, событиями, страстями… Ведь это же магия, волшебство! Разве нет?

— А я разве сказал — нет? Согласен. Обыкновенное чудо.

— О! — восторженно воскликнула она. — Ты читал пьесу? А фильм видел?

Я-то, честно говоря, брякнул просто так, совершенно, не сообразив, что «Обыкновенное чудо» — пьеса Евгения Шварца, несколько раз поставленная в разных театрах и дважды экранизированная, причем в сознании массового советского зрителя телефильм Марка Захарова напрочь затмил более ранний черно-белый фильм, снятый знаменитым комиком Эрастом Гариным. Я вмиг сообразил, что Анастасия имеет в виду именно этот фильм, поскольку другого еще нет.

— Читал, конечно, — честно сказал я, ибо так и было. — А фильм — нет, не видел.

— Да, — задумчиво сказала Настя. — Лет десять тому назад сняли на студии Горького. Я совсем еще девчонкой была… Сейчас, конечно, по-другому бы смотрела. И если бы сыграть довелось, кое-что совсем иначе бы сделала. Но в целом хорошо. И в самом деле, ведь работа писателя — обыкновенное чудо. А лучше сказать, незаметное. Вот так живет человек, творит чудеса, и никто об этом не знает…

— Ну вот ты же знаешь, — отшутился я, сгреб девушку в охапку, расцеловал и перешел на деловито-наставительный тон:

— Теперь давай о прозе жизни. Придет твой… извини, не твой! Придет гражданин Трегубов — не открывай. Тебе с ним говорить не о чем. Говорить с ним буду я.

— А если те… придут?

Я поразмыслил.

— Маловероятно. Очень. Смысла нет им сюда ходить. Дом у вас непростой, престижный, в нем нарываться на неприятности — себе дороже. У них есть безотказный Трегубов на крючке, вот его и будут посылать. Они, поверь мне, публика очень неглупая. К сожалению.

— Да уж знаю, — поморщилась Настя.

— Да. И никуда не выходи, ради Бога! Потерпи.

— Я и не хочу, — отмахнулась она. — Честно говоря, устала, как собака. Сейчас хочу завалиться и поспать. Кто будет звонить, стучать, просто не открою, и все.

— Смотри. Если припрется все-таки — надо ему дать понять, что ты дома. Но это ты и так поймешь, когда он ключом начнет ковыряться в замке.

— Ладно, — она улыбнулась. — Встану, пошлю его подальше, за мной это не задержится.

— Тогда я побежал!..

Чмокнув ее на прощание в щечку, я побежал в прямом смысле: дел мне предстояло много. Москву взял в плен антициклон: ясное синее небо, роскошный иней на ветвях деревьев, мороз под двадцать градусов. Я сперва подумал было взять такси… но потом решил, что в метро будет теплее. А там как-нибудь добегу.

Так оно примерно и вышло. Перед тем как выбраться из техногенного тепла метрополитена вновь на мороз, я пошарил по карманам, нашел двухкопеечную монету…

А вскоре был уже у двери родной коммуналки. Отпер ее, и Савелий Викторович прямо-таки вышел мне навстречу, ясно было, что он ждал меня с нетерпением.

— Артем!.. — просиял он. — Проходите! Я на кухне расположился, жду вас.

Когда я, после всех необходимых процедур вроде мытья рук и тому подобного, прошел на кухню, то аж присвистнул от приятного удивления: так симпатично, щеголевато, со вкусом был сервирован стол. Водка в графинчике, а не в бутылке; хрустальные рюмки; соления в фарфоровой посуде. Нарезка сыра, буженины, копченой колбасы. Умопомрачительный пряный аромат.

— Савелий Викторович, — пошутил я, — а вы не пробовали переквалифицироваться в кулинары?..

— Хм! — усмехнулся он. — Я вообще мастер на все руки. Даже странно. Мне вот, например, шить нравится. Особо этим не занимался, но уверен: если этим заняться, выйдет из меня неплохой портной. А может, хороший. А может, и отличный! Вот странно, честное слово.

— Почему же странно?

Он усмехнулся еще саркастичнее.

— Вот что: давайте выпьем.

— С удовольствием. Но немного. Прошу извинить, у меня сегодня еще дела есть.

— Понимаю. Сам не много собираюсь. Утро все-таки. Но чуть-чуть… Для аппетиту, так сказать.

Я кивнул. Чуть-чуть я бы и вправду принял с удовольствием. И мы приняли по первой, закусили огурчиками-помидорчиками. Сосед вернулся к прерванной теме:

— Почему странно, говорите вы? А вот почему. Я ведь в самом деле давно заметил: за что я не возьмусь, у меня все получается. Как будто все само собой клеится. И по слесарной части, и по столярной, и автомобиль отремонтировать… И вот знаете, дорогой мой писатель, вот это все обернулось отсутствием чего-то главного. Понимаете? У человека ведь должен быть один какой-то главный талант, стержень в жизни. Вот как у вас. Вы писатель! Нашли себя. Да и у других многих так. Кто музыкантом станет, кто доктором наук, кто мастером спорта… Ну, понимаете, что я хочу сказать. А у меня? Черт его знает. Вот так, знаете, вроде все могу по мелочи, а толку-то нет. То есть чего-то такого, что я бы мог делать лучше всех, что стало бы делом всей жизни!..

Тут Савелий как-то оборвался, потупясь, упорно глядя в стол. Я понял, что он не решается сказать то, что сказать хочет.

— Давайте еще по одной, — стремительно проговорил он, схватил графин за длинное горлышко, и мы, чокнувшись рюмками, выпили по второй. После этого он вновь уткнулся взглядом в стол. Я никак не торопил, ничего не подсказывал ему, понимая, что сосед должен созреть для главного разговора.

И он созрел.

— Знаете… — промолвил он, не глядя на меня, — у меня давно есть какое-то предчувствие…

— Какое? — невольно вырвалось у меня.

Он пожал плечами.

— Трудно это объяснить. Знаете… как будто вдруг на тебя найдет какая-то тень-не тень, темное облако, что ли. Весь свет не мил, глаза бы не глядели на него. Как будто ничего хорошего от жизни мне не ждать. Понимаете?

Еще бы мне не понимать! Мне, знавшему печальный финал судьбы Савелия Викторовича в прежней ветви времени. Неприятный холодок прокатился по спине сверху вниз.

А он внезапно распрямился, улыбнулся, глаза блеснули:

— А теперь это ушло! Знаете, ушло, и нет его! Я чувствую. Вот там, в глубине себя. Как будто та темная сила исчезла.

— Так это потому, что вы переменили судьбу, — уверенно сказал я. — Женились на Марианне!

— Еще не женился, но в целом верно, — признал он. — Но это не главное. А вернее, это часть главного.

И сосед немедля развил мысль. Все это, включая перемену судьбы, это все случилось потому, что он нашел стержень жизни. Он понял, для чего рожден на свет!

— … это, не удивляйтесь — это ваш роман! Понимаете? Вы решили сделать вашего героя романа с меня… ну, то есть я прототип вашего героя, так ведь?

— Так.

— Вот. И он, ваш герой, теперь растет, развивается, как… ну, не знаю, как дерево на почве. А его почва — я. Я пришел в мир, чтобы писатель Артемий Краснов смог написать главную книгу своей жизни… Наверное, это смешно звучит, я нелепо выражаюсь?

— Нет-нет, что вы! Я вас отлично понимаю. Мне кажется, я даже понимаю то, что вы так и не решаетесь, сказать, — я улыбнулся.

Савелий Викторович снова потупился.

— Может быть, — не глядя на меня, пробормотал он. — Тогда скажите…

— Вы хотите, чтобы с моим героем не случилось плохого. Потому что вы с ним связаны незримой нитью. Так? Если я сделаю плохо ему, то будет плохо вам. Так?

Он взялся за графин.

— По последней, — предупредил я. — У меня дела, мне больше нельзя.

— Мне тоже, — сказал он. — Не знаю. Лучше промолчу. Есть вещи… вернее, слова, которые нельзя произносить. Они как пули, могут ненароком и убить. Знаете, я совсем недавно стал это понимать. Вот как стал читать вашу книгу.

— Табу, — вырвалось у меня, я запоздало прикусил язык, но сосед понял и не удивился.

— Можно и так, — он чуть хмельно кивнул. — И у каждого оно, конечно, свое. И, конечно, я не имею права указывать автору, как и что ему писать.

Не дожидаясь меня, он запрокинул рюмку. Я глянул на часы… и решил свою не пить.

— Савелий Викторович! — решительно произнес я. — Я вас понял, скажем так. Принял к сведению. Извините, мне надо идти, срочные дела. А этот разговор мы, конечно, не закончили.

Он с закрытыми глазами высасывал мякоть из соленого помидора.

— Я знал, что вы меня поймете, — по завершении данной процедуры сказал он.

Я встал:

— Будьте здоровы! И будьте уверены, что в ближайшее время мы вернемся к данной теме.

Я пожал руку соседу и вышел из-за стола. А про себя подумал, что возможно, Савелий Викторович просто почувствовал, что я изменил его судьбу, но, естественно, не смог этого объяснить самому себе… Теперь он не сгинет в будущем, не попрется невесть куда, ведь я его свел с Марианной Максимовной. Жизнь его встала на новые рельсы. Он почувствовал, что все будет хорошо, но ощущение это, наверное, связала с моим романом.

…В дверь Настиной квартиры я позвонил условным звонком, она тут же открыла.

— Как дела? — с ходу спросил я, еще не раздевшись.

— Отлично! — шутливо отрапортовала она. — За время вашего отсутствия происшествий не было!

И не успела она так сказать, как затрезвонил телефон.

Настя поспешила к нему, сняла трубку:

— Слушаю! — и по мгновенно изменившемуся в неприятную сторону лицу я понял, что звонит Трегубов.

Загрузка...