Петр Романов. Клирик

Глава 6

Утро было ещё настолько раннее, что я решил не будить Петьку, а пока сделать ставшую уже привычной тренировку. В облегченном её варианте, естественно. Потому что создавать субпространства я как не умел, так и не умею. Тем более, с индивидуальными наборами заданий. Да, и где я здесь наставника возьму, который будет следить, чтобы Романов случайно не преставился, теперь уже по-настоящему.

Несмотря на лето, в воздухе уже чувствовалось приближение осени. По крайней мере, утром. Было прохладно, а вокруг щиколоток клубился туман, создавая ощущение, что я бегу вовсе не по земле.

Бегать пришлось по мокрой от выпавшей на траву росе. А одет я был только в тренировочные штаны и тяжелые ботинки. Тренировочные разминки привык уже проводить с голым торсом. И сегодня утренняя прохлада чувствовалась как-то особенно сильно. То ли оттого это происходило, что я не в стенах монастыря её проводил, то ли ещё почему, но согрелся я далеко не сразу. И даже в момент бега моё тело покрывалось мурашками, как только легкий, но холодный ветерок касался обнажённой кожи.

Ноги привычно наматывали круги по дорожке, а мысли текли плавно и размеренно. Думал я о предстоящем походе к артефакту. Даже не представляю, что меня там может ждать. Мысли Петюни всегда стопорились, когда я пытался извлечь из них подробности его вояжа в пещеры. Мне так и осталось непонятно, зачем он туда пошёл, что хотел получить или сделать, и что в итоге увидел. Всё было, как в тумане. В общем, от Петюни Романова толку в этой реальности было мало. Почти как от меня в моей родной. На этой мысли я горько усмехнулся. Может быть, ни мне там, ни ему здесь просто не дали ни малейшего шанса хотя бы попытаться исправиться?

Хотя, что исправлять-то мне было? Вырваться бы от пристального внимания членов Верховного Тайного Совета. Мне там попросту не дали ничего делать самостоятельно. Вот, Ванька Долгорукий даже подпись мою подделывать научился. Ну, а что государя от охоты отвлекать какими-то там делами государственными. Так, может быть, и Петюне просто не дали себя проявить? Не знаю, и знать не хочу. Только вот мысли иной раз возвращаются к этой теме.

— Петя, а почему ты бегаешь в ботинках? — я резко развернулся, услышав знакомый голос.

Наташа стояла неподалёку и наблюдала, как я тренируюсь. И надо же было мне так задуматься, что я даже и не заметил её присутствия. Так, возьми себя в руки Пётр. Сейчас нигде нельзя чувствовать себя в полной безопасности, даже в родном поместье.

Я сменил направление и подбежал к сестре.

— А что мне, босиком тренироваться? Так не лето на дворе, — усмехнулся, останавливаясь перед ней.

Дыхание было ровным, сердцебиение если и ускорилось, то ненамного. Что-то рано я себя жалеть стал, в следующий раз нужно придумать что-то более серьезное. Или же немного ускориться. А то, что это за тренировка, если я не то что не вспотел, а даже не согрелся как следует?

— Почему босиком? — она даже немного удивилась, и отвечала, не прекращая меня разглядывать, как музейный экспонат. — В специальной спортивной обуви, а то так и ноги переломать можно. — Ты в курсе, что человечество давным-давно изобрело кроссовки?

— Ноги я точно не переломаю. А вот в кроссовках хоть и удобней, права ты, вот только в монастыре нам их не выдавали. — Я позволил себе усмехнуться. — А ты почему не спишь? — спросил я Наташу. — Вчера поздно вечером гуляла, сегодня с утра пораньше на улицу вышла. Что тебя тревожит? Может влюбилась в кого? И ждешь возлюбленного, или хотя бы весточку от него?

— Да, скажешь тоже, влюбилась, — Наташа махнула рукой. — В кого тут влюбиться можно? В Митьку Карамзина ещё скажи. Они от нас ближайшие соседи. Меня же как заперли в поместье, так и не выпускали никуда. Пока ты свой дух и своё тело истязал, — она ещё раз бегло оглядела меня с ног до головы, после чего отвела взгляд. — Прикрылся бы хоть. Замёрзнешь.

— Не замёрзну. — Я сделал несколько интенсивных движений руками. — А ты, погляжу, снова в язвочку превращаешься. Что тебя тревожит, Наташенька? Ты же знаешь, что мне можешь в многих заветных вещах признаться.

— Уже ничего, — она вздохнула и улыбнулась. — Боялась я, Петя, до противной дрожи боялась переходить на обучение в столичную Академию. Там ведь, если и дворянские дети учатся, то из мелкопоместных, а то и безземельных. А в большей степени — дети обеспеченных родителей, у которых дворянского достоинства в жизни не было. И, говорят, что там таких как мы не слишком любят. Много что там могло со мной случиться, особенно, если бы я туда одна пошла, без тебя.

— С чего ты взяла, что тебя кто-то без меня туда отправил бы? — я удивлённо посмотрел на сестру.

— Как только новости пришли, что ты в монастырь отправился, мы стали думать, что ты там останешься. Не вернешься к началу учебы. — Призналась Наташа. — Все предпосылки для этого были. Потому и обрадовалась я так, когда тебя у ворот увидела.

— Ты что-то путаешь, Наташа, — я скупо улыбнулся. — Парней в монастырь часто отправляют научиться за себя постоять.

— Да, и дед сам хотел тебя туда ненадолго пристроить. Вот только в этом случае, в монастыре даже жить необязательно. Можно каждый день на машине с водителем приезжать. А вечером домой отправляться. — Наташа замолчала, а потом быстро заговорила. — Петя, к тебе даже деда не пустили, когда он приехал тебя навестить. Сам отец-настоятель сказал, что ворота монастыря откроются перед тобой только в назначенный час. А такие меры только к послушникам применяют. Даже клирики могут ходить куда угодно и жить вне монастырских стен. Просто многие предпочитают не заморачиваться с поиском жилья поближе к обители. Вот мы и решили, что ты не просто в обучение туда подался, а что готовишься полноценно клириком стать.

— Мне этого не предлагали. Во мне бурлит слишком много страстей, — покачал головой. Я не знал, что дед приезжал. Отец-настоятель мне этого не говорил. — Наставники в голос заявляли, что я не смогу стать истинным клириком. Что не смогу отринуть всё мирское и посвятить себя только борьбе с тварями. Точнее, не смогу постоянно держать эмоции на поводке. Что они однажды могут вырваться, и тогда я подвергну опасности не только себя, но и всю звезду.

Я не стал ей говорить, что клирикам, в общем-то вовсе не запрещено проявлять эмоции. Что они сами выбрали такую манеру поведения, чтобы особо горячие головы остывали при виде их морд ледяных. Особенно, это женщин касалось. Клирики-то не монахи, обет безбрачия не дают. А с женщинами никогда просто не бывает.

— Петя, я всё равно так рада, что ты будешь со мной, — Наташа порывисто меня обняла. — Хоть ты и практически прямо сказал, что, если бы тебе предложили остаться, то почти сто процентов остался бы в монастыре, я всё равно рада.

Вообще-то, я такого не говорил. Немного отстранившись, посмотрел на сестру. Я понимаю ее опасения, но мне казалось, что она много, о чем не договаривает. Когда тебя твое неопределенное будущее беспокоит, то ты не встаешь еще до рассвета, чтобы прогуляться, как бы тебя взаперти не держали. Может, я себя конечно накручиваю без причины. Но, поживем-увидим, как говорится. Если уж о сестрице своей всякие дурные мысли думать, то так вообще свихнуться можно. Как жить, если никому веры не будет.

— Ого, какой ты твёрдый. — Наконец, отлипла она от меня, не удержавшись, проведя рукой по груди и обнаженным плечам.

— Да, уж, — я внезапно засмущался. Всё-таки сестра она моя. Да и после Лизки я не могу с полной уверенностью говорить, что грешные мысли мою бедовую голову не посещают. Замуж пора Натаху выдавать. Или хотя бы невестой чьей-нибудь делать…

Так, опять мои мысли стараются увести меня на накатанную колею. Я не император больше. И надеюсь, что не стану им никогда. К тому же, Пётр Алексеевич жив пока, вот пусть у него голова насчёт внуков и болит.

Мне бы с безумным двойником разобраться, да жить потом полноценной беззаботной жизнью. Какой тот же Карамзин жил. Учиться, с девчонками встречаться. Среди некромантов очень хорошенькие учатся. А что, будем свидания устраивать на кладбище. Романтика, чёрт подери.

— Ладно, Наташа, тренироваться мне надо, а то и правда замёрзну, — я улыбнулся и собирался уже снова побежать по дорожке, но она меня остановила.

— И всё-таки, почему ты в ботиках? В них же неудобно бегать, они тяжелые, жуть просто, — сестра указала на мои ноги.

— Так ведь во время прорыва нет времени искать удобную обувь. Та что первая под руку попадается, ту и надеваешь. А первой обычно та попадается, которую каждый день носишь. Вот в ней и нужно тренироваться. А то, какой из тебя боец, ежели ты в ботинках этих ничего сделать по уму не сможешь, потому что к тяжести их не привык? — ответил я, прищурившись, глядя, как в нашу сторону направляется взлохмаченный Волков.

— Вы чего так рано вскочили? — хмуро спросил он, пытаясь рукой пригладить встопорщенные волосы, но только ещё больше их взлохмачивая.

— Я-то всегда так рано встаю, и то, можно сказать, что залежался сегодня. Так подушке мягкой обрадовался, что время сну потерял. А вот ты никогда не утруждал себя проблемой встать пораньше, — я потер плечи. — Так, я с вами мёрзнуть уже начал.

И побежал по дорожке, постепенно наращивая скорость. После сделал упражнения на растяжку, разогрел мышцы, да связки размял и вернулся к тому месту, где оставил оборотня. Солнце уже взошло, и опасность замёрзнуть миновала. Так что я не спешил домой, а сел на лавку рядом с Петькой. Наташа ушла в дом. Она Волкова недолюбливала, и, надо сказать, он отвечал ей взаимностью.

— Что вас мир не берёт? — спросил я у Петьки, который жмурился, подставляя солнцу загорелое лицо. Надо же, вроде рыжий, а загар ровно ложится, и не обгорает же.

— Да, я свою Натаху не переваривал. Дрянь заносчивая она, потому что. — Пояснил Петька. — И дружков всегда себе под стать выбирала. Все как один — козлы надменные. И всем нужно было Петеньку чему-то поучить. Твари, ненавижу.

— Не все двойники в иных мирах одинаковые, — покачал я головой, обдумывая его слова.

— Я прекрасно это вижу на своем собственном примере, можешь мне поверить, — поморщился он, после чего задумчиво на меня посмотрел. — Эта-то вроде бы и ничего плохого мне не делала, а осадочек всё равно остался.

— Я вот что спросить хотел, ты обучаться будешь в Академии? Или всё по вдовушкам больше промышлять? — закинув руки за голову я потянулся, разгоняя начавшую застаиваться кровь.

— А ты знаешь, пожалуй, буду. — Петька зевнул. — Это должно быть забавно. Да и цыпочек хорошеньких в этой ремесленной Академии должно быть в избытке. Есть, где развернуться.

— Ты смотри, как бы тебе за цыпочек бока не намяли, — предупредил я этого соблазнителя доморощенного. — Меня может рядом не оказаться в самый тот момент, когда твой хвост облезлый нужно будет вытаскивать из передряги.

— Да уж сам, поди, справлюсь, — небрежно предположил Волков. — В крайнем случае убегу, — махнул он рукой.

— Ты, убежишь? Мне жаль тебя огорчать, но, Петька, признайся уже сам себе, что ты себя переоцениваешь, — я расхохотался.

Смеялся я долго, искренне наслаждаясь этим смехом. Правы были наставники, не стать мне истинным клириком. Как же мне этого, оказывается, не хватало. И хоть клирики не такие отмороженные, как о них думали многие, но большинство чувств они привыкли держать на привязи, не демонстрируя окружающим, какие на самом деле страсти кипят у них в душе.

— Интересно, что такого смешного я сейчас сказал? — насупился оборотень. — Ты мне, Романов, поведай, не стесняйся. Я, может быть, тоже посмеяться хочу.

— Петя, ты и бегать — два взаимоисключающих понятия. — Я поднял палец вверх. — Если ты действительно хочешь отбиться от обиженных в лучших чувствах ухажеров, чьих девушек ты уже планируешь уводить и соблазнять, необязательно в такой последовательности, то тебе лучше начинать заниматься со мной. Хотя бы бегать начни. А то с таким пузом ты далеко не убежишь.

— Да какое у меня пузо? — возмущенно заорал оборотень. Вскочив с лавки, он провел рукой по плоскому животу. Вот правда, столько жрать, как он, и не толстеть — это уметь надо. Скорее всего, метаболизм оборотня особый, не иначе. — Где ты у меня пузо увидел?

— Ты пока до сюда дошёл, восемь раз чуть не помер. А сколько раз мы останавливались, чтобы ты дух перевёл? Ты же как одышливый старикашка, через каждые сто метров останавливался и стенать начинал, — напомнил я ему.

— Ты не понимаешь, это другое, — он гордо вскинул голову. — Я спринтер. И долгие дистанции предпочитаю проезжать с комфортом и не на своих двоих. Так что стартануть и в окно — это самое моё!

— У меня тогда сразу вопрос образовался, — я задумчиво смотрел на него. — А в постели ты тоже так говоришь, что ты спринтер и вообще, чем короче дистанция, тем лучше? Ну, тогда я за тебя спокоен. Девушки, они же сплетничать любят, особенно на подобные темы. Так что тебе достаточно будет одну, самую непривередливую в уголок укромный затащить, чтобы остальных отвадить. — Я усмехнулся, глядя на его грозно нахмуренные брови. — Ты подумай об этом, Петя. Стоит ли позориться? Кстати, ты выспался?

— Представь себе, да, выспался, — оборотень продолжал сверлить меня сердитым взглядом. — А что, ты не оставил свою затею тащиться к мега опасному объекту, чтобы… что? Что, Петруха, ты там хочешь увидеть?

— Не знаю, — я задумчиво посмотрел в ту сторону, где, предположительно располагалась пещера с артефактом. — Просто я почему-то уверен, что это важно. Именно там всё началось и там всё в итоге закончится. Надо же знать хотя бы место, чтобы не блуждать, когда придёт время. Да на сам артефакт не мешает взглянуть.

— Ну, пойдём, взглянем. Признаться, ты меня своей паранойей здорово заводишь, особенно по утрам. — Петька потянулся.

— Тогда в душ, завтракать и собираться. Нужно ещё с командиром отряда, который дед мне выделил познакомиться. А потом в путь. Чем быстрее здесь закончим, тем быстрее на море попадем.

Оборотня долго уговаривать не пришлось. Видимо, сама мысль о море дала ему сил, и он взял довольно резвый старт, направляясь к дому, насвистывая что-то бодрое себе под нос. Интересно, что их всех все-таки вынесло в такую рань из дома.

Я еще немного постоял, глядя на рассвет. Как бы не звучала со стороны моя речь, но я не хочу на море. Я его боюсь. Всегда боялся. Может быть, потому дедово детище — флот Российский почти угробил. Но, с другой стороны, теперь точно знаю, что любой страх нужно уметь в себе побороть. Так что начнём, пожалуй, как раз с моря.

Покачав головой, я уже собирался двинуться с места, как меня отвлек едва ощутимый толчок под ногами. Он был настолько незначимый, что я уже начал думать о том, не померещилось ли мне это. Но едва заметная рябь, прошедшая по земле, повторилась, а птицы, сидевшие на верхушке ухоженных деревьев, с испуганным щебетом взлетели вверх и полетели подальше от опасности. Напрягшись, я чисто рефлекторно потянул руку за кинжалом, который постоянно висел в ножнах, но рука схватила лишь пустоту. Выйдя на пробежку, я не удосужился взять с собой оружие. Только вышел за стены монастыря, так тут же начал все навыки терять. Стыдно должно быть тебе, Петр, ох как стыдно.

Я несколько раз крутанулся вокруг свой оси, внимательно осматривая окрестности. После встревоженного птичьего щебета на приусадебную территорию словно навалилась подозрительная абсолютная тишина. Набежавшие тучи, закрыли еще только начавшее вставать солнце, от чего стало зябко и довольно неуютно.

Присев на корточки, я прикоснулся рукой к влажной траве, стараясь понять откуда идет эта дрожь, потому что ничего странного и подозрительного я так и не увидел, собственно, как и не услышал. Эта вибрация, которую можно было почувствовать только если акцентировать внимание, словно удалялась, а толчки, которые ее вызывали шли прямо от того места, куда я пристально смотрел.

Впереди находилась какая-та небольшая парковая зона, судя по живому забору из невысоких кустарников, которые загораживали обзор. Никакой тропы не было, поэтому я, тихо ступая и стараясь идти совершенно бесшумно, направился к этой еще зеленой изгороди. Внезапно появившиеся звуки набатом ударили по ушам. Еще буквально несколько секунд стояла звенящая тишина, как сейчас все вокруг начало окружать меня обычными звуками, которые обычно по утрам доносятся снаружи от поместья: голоса слуг, девичий смех, шаги и беготня.

Практически не таясь, я раздвинул ветви кустов, шагнув через них, оказываясь перед летней беседкой, которая несмотря на осеннюю холодную погоду содержалась в ухоженном виде, как и уютный сад с прудом, находившемся поблизости. Сделав еще несколько шагов, я снова почувствовал довольно ощутимый толчок, понимая, что нахожусь в самом эпицентре или довольно близко от него. После прокатившейся вибрации, от которой свело зубы и заложило уши по глазам ударил яркий золотистый свет, который ослепил меня. Проморгавшись, я увидел перед собой ту же самую беседку, которая находилась здесь мгновение назад, но озаряющее ее со всех сторон мерцание стало довольно неприятным сюрпризом.

Подойдя к ней ближе, но все еще держась на безопасном расстоянии, я осмотрел ее, не найдя ничего, что могло отличаться от той картины, которую я видел только что.

— Господин, вы сегодня рано, — раздавшийся голос заставил меня резко обернуться. Я не слышал приближающихся шагов или каких-либо иных звуков, поэтому появившийся буквально из ниоткуда мужчина застал меня врасплох.

— Я решил прогуляться, — выдавил из себя первое, что пришло на ум, удивленно разглядывая садовника, который держал в руках метлу и грабли и с удивлением меня рассматривал. Яркое мерцание, точно такое же, как шло от беседки окружало его с головы до ног, словно искажая в пространстве.

— Похвальное решение, но одевайтесь всё-таки по погоде. Не хватало вам еще заболеть и преставиться, как вашему батюшке, царствие ему небесное, — перекрестился он, после чего поклонившись мне, развернулся и направился в сторону небольшой клубы, земля которой была усыпана пожелтевшей листвой.

Только в моей реальности никакой клумбы на том месте не было. Там стоял пруд, которого не было и в помине. Что тут происходит? Я сделал шаг назад, как оглушительный звук, подобный удару колокола своей волной сбил меня с ног и отнес к тем же самым кустам, за которыми располагалось основное здание поместья.

— Ты что, еще не оделся? Вечно тебя ждать приходится. Иди собирайся, море само ко мне не приедет, — раздался буквально над ухом голос Петьки. Я даже не понял, как закрыл глаза, поэтому разлепив сомкнутые веки, смотрел на Волкова, который обеспокоенно заглядывал мне в лицо. — Ты чего тут валяешься?

Я резко вскочил на ноги, начиная озираться. Находился я ровно на том самом месте, где оставил меня оборотень, прежде, чем побежал в сторону дома. Только вот деревьев прямо передо мной никаких не было, ровно, как и беседки. На этом месте находилась черная выжженная земля.

— Потом, Петька, сначала нужно срочно сообщение отправить в монастырь. — И я помчался в дом, чтобы связаться с отцом-настоятелем. Или с кем-то из командиров, если вдруг отец-настоятель чем-то занят.