Песни умирающей земли

Элизабет Мун СЛУЧАЙ В УСКВОСКЕ^{11} (перевод Ю. Никифоровой)

Когда-то на берегу глубокого залива океана Вздохов возвышался могущественный город. Его корабли бороздили водную гладь, перевозя бесчисленные товары, а великолепие его зданий демонстрировало неслыханное богатство… Теперь от него остался лишь пыльный городишко с обшарпанными постройками, залатанными обломками прошлого величия. Нынче это был небольшой порт, уже не играющий важной роли, — просто остановка на пути сухопутных караванов. Усквоск съежился и померк в холодную эпоху солнечного заката, но его жители с удивительной цепкостью продолжали держаться за множество причудливых верований.

Полдень в сухой сезон, когда раздувшееся солнце угрюмо висит над городом, а большинству жителей не остается ничего другого, кроме как захлопнуть ставни и смотреть на проезжающих мимо путников, был не лучшим временем для встречи. Однако только в это время Петри, известный всем мальчик на побегушках из «Днища-и-брюха» — так местные коротко называли заведение под вывеской «Первоклассная выпивка Геримара, обеды и прекрасные комнаты с видом на море», — мог быть уверен, что выбранная им постройка пуста.

В сезон караванов конюшня всегда оказывалась забитой и шумной, но с сезона минула уже четверть года. Нынче стойла, предназначенные для раздельного размещения животных, служили приватными уголками и, на взгляд Петри, вполне подходили для общения с одной дамочкой для удовольствий, понравившейся ему больше прочих. Он скопил достаточно, чтобы заплатить ей, — насобирал потертых медяков под кроватями пьяных купцов, пока выносил их вонючие ночные горшки. Девушка должна была освободиться к этому часу. Уж точно она предпочтет лечь с ним, приятным и невинным парнем, нежели с теми мужланами, что приходили в «Днище-и-брюхо», прежде чем направиться в «Дом услад» тетушки Меридель — обнесенное высокой стеной здание, в котором коротали вечера прекраснейшие из городских жриц любви.

И вот Эмеральдина уже показалась в дверях — пухлые губки, зрелое тело, золотые завитки на округлых плечах — и нахмурилась, вместо того чтобы улыбнуться. Ее глаза сузились до щелочек. Надув губки, красавица сжала кулачки.

— Что это? Конюшня? И где мой сюрприз?

— Здесь, — сказал Петри, сняв шляпу и взмахнув ею, словно рассказчик историй. — Плата в десять медяков, честное слово.

Он раскрыл ладонь, чтобы она могла увидеть деньги.

Девушка чуть расслабилась, но не приблизилась к Петри, несмотря на его поклон и еще один взмах шляпой.

— Петри, ты хороший парень, но, боюсь, ты неправильно меня понял. Я проститутка и останусь таковой до смерти. Но я не сплю с детьми. Ты еще не вырос, парень. Подойди ко мне через год или два, когда подрастешь, и мы оба сможем получить от этого удовольствие.

— Но… я вполне взрослый. — Петри старался изо всех сил, чтобы его голос звучал достаточно низко для мальчишки.

Глаза Эмеральдины сузились вновь.

— Если это так, Петри, значит ты — гном. Если с детьми я не сплю, заботясь о них самих, то с гномами не ложусь из соображений гордости. Как ты наверняка знаешь, это наши обычные требования. Ну что, ты вправду гном, притворяющийся мальчишкой? Уверена, что мастер Геримар, давший тебе работу из жалости, как сироте, с интересом узнает…

Петри почувствовал раздражение. Такая новость стала бы катастрофой. Кроме того, он был не гномом, а всего лишь очень невысоким мужчиной.

— Нет! Я не гном! Я просто… Один парень в доках сказал, что спал с женщиной, а он всего на полгода старше меня! — Тот был старше лишь внешне, поскольку на самом деле в прошлый сезон засухи Петри исполнилось тридцать.

Девушка фыркнула.

— Если ты имеешь в виду Кательберта, то ему пятнадцать, просто он очень молодо выглядит. И все время врет по поводу своего возраста. Но ты, юный Петри, — она подошла ближе, поднесла руку к его лицу и провела пальцами по щеке, остававшейся мальчишески гладкой благодаря удалению волос, — ты, парень, еще слишком юн. Я понимаю твое любопытство и ценю стремление заплатить мне. Вот что я скажу тебе: ты можешь посмотреть на все, что хочешь, на все, что ждет тебя, когда ты подрастешь, чтобы впоследствии первый взгляд на женское тело не отпугнул тебя.

Девушка вплыла в конюшню; Петри ввалился следом, не смея даже прикоснуться к ее бедру и к ложу, которое он приготовил из краденой соломы и позаимствованных простыней. Чуть меньшее, чем стойло для бегового таракана, оно могло стать уютным гнездышком для любовников.

— Садись здесь, — велела она, указав на дальний угол постели. — И будь хорошим мальчиком, даже не думай распускать руки. Это образование, а не развлечение.

Петри сел там, где она велела, проклиная суеверие, заставлявшее его притворяться мальчишкой. Не медля более, девица подняла полосатые юбки, обнажив сначала колени в ямочках, затем пышные белые бедра, затем — он вздохнул, когда она отвела юбки одной рукой и нащупала в корсаже ключ, открывавший доступ к заветным секретам.

— ПЕТРИ! Ленивое грязное отродье! Горшки все еще немытые!

При реве Геримара Эмеральдина поморщилась, дернула плечами и уронила юбки, а Петри вскочил на ноги.

— Лучше иди, мальчик, или потеряешь свою…

— Проклятье, ПЕТРИ! Если я найду тебя бездельничающим в теньке, то так наподдам твою тощую задницу, что будешь лететь до самых доков…

Петри в порыве вожделения бросился вперед, но Эмеральдина схватила его за руку, с силой разжала ладонь и вынула медяки, словно семечки из дыни.

— Ты ведь не собирался лишить меня заработка, — приторно молвила она, опуская монеты в карман в просторном рукаве.

Петри вырвался; ее смешок преследовал его в жарком воздухе, когда Геримар, огромный и пурпурный от ярости, схватил его за ухо, отлупил по спине поленом и швырнул в руки повара. Тот настучал Петри ложкой по голове и вскоре уже наблюдал, как парень отчищает самые грязные котелки, да так, что кожа слезает с пальцев. Петри отнюдь не обрадовался, услышав, что Эмеральдина и Геримар разговаривают. Скажет ли она хозяину про солому и простыни? Если да, то он точно покойник.

Солнце село, мягко источая насыщенный алый свет, но Петри работал до самой глубокой ночи, когда он, к удовлетворению повара, дочистил последний обеденный котелок. Геримар поймал его у двери.

— Ты бездельничал все утро. За это не будешь спать. Сиди до рассвета здесь или где-нибудь еще.

Петри нашел удобное место под кучей мусора через две улицы, но неудачи преследовали его и там: посреди ночи по улице пробежал карманник, за которым гнался один из городских ночных стражников, тяжелым топотом будя горожан. Петри проснулся, когда вор наступил на него и, споткнувшись, упал. Парень громко вскрикнул; карманник с проклятьями вскочил и бросился бежать. Петри с трудом поднялся, слыша более тяжелые шаги, и одной рукой нащупал что-то мягкое и комковатое. Полусонный, он не сообразил быстро отшвырнуть эту вещь в сторону, а схватил как раз в тот момент, когда из-за угла выбежал стражник.

Очень скоро он стоял перед сержантом стражи со связанными руками, а свидетельство грабежа лежало на столе. Богатый мешочек из бархата — женская сумочка, щедро украшенная вышитыми цветами и благоухающая духами, теперь была пуста: когда сержант ее открыл, на стол с мелодичным, но грозным звоном посыпались золотые терции и серебряные монеты местной чеканки.

— Ну что, парень, — начал сержант. Он был высок, грузен и явно с трудом застегивал пуговицы своей ярко-желтой формы. У стены позади него стояли двое мужчин, один сжимал рукоять плети. — Ты ведь маленький воришка, не так ли? Я видел тебя в «Днище-и-брюхе», шарившим в поисках медяков, — и это твоя работа, не сомневаюсь.

— Я не… это не…

— Ты хочешь, чтобы я поверил, что кто-то просто прошел мимо и уронил красивую женскую сумочку с золотыми и серебряными монетами тебе на голову, пока ты невинно… Что ты делал в том переулке, кстати?

— Спал, — ответил Петри.

— Спал! — повторил сержант таким тоном, что сразу стало ясно, как мало он верит в сказанное. — На куче мусора! Ну конечно! Когда все знают, что ты должен спать в конюшне «Днища-и-брюха». Если только Геримар не застукал тебя за воровством и не выгнал…

— Нет! — Петри попытался было придумать объяснение, которое спасло бы его от неприятностей, но затем сдержался, предположив, что стражники могли уже поговорить с его хозяином. — Он не выгонял меня. Просто сказал, что я не буду спать у него и должен вернуться только утром…

— Почему ты не можешь спать на работе? У него забиты все места?

— Я не знаю, — ответил Петри. — То есть я не знаю, все ли у него занято. Он просто сказал…

— И вот ты здесь с кошельком, полным золота и серебра. Если бы у тебя не было постоянного места работы у Геримара, парень, расплата оказалась бы мгновенной. Например… публичная порка и день в колодках.

Петри пытался выглядеть юным и жалким. Публичная порка обнажила бы правду — что он вовсе не юный мальчик, а очень маленький мужчина; некоторые назвали бы его гномом, уродом и закидали бы камнями. Всего ночь и день без средства для удаления волос, которое он с таким трудом и смекалкой раздобыл у ведьм с пустошей, — и появится щетина. А затем полетят камни… и он умрет, мучительно и верно. Так что выглядеть жалким и виноватым ему было совсем нетрудно. Правда, это не сработало — на лицах громил вокруг него симпатии не появилось.

Затем сержант поморщился и вздохнул.

— С другой стороны…

— С другой стороны? — пискнул Петри.

— Видишь ли, это все бега.

Петри ничего не видел, но был готов услышать что угодно, что вытащило бы его из этой передряги.

— Тараканьи бега, парень. Всего через несколько дней, на ежегодной встрече южного побережья. Мы думали, что у нас есть шанс в этом году. Старый Магготори, бывший стражник — наш человек, — принялся выращивать тараканов для бегов, когда вышел на пенсию. Сейчас у него есть отличный экземпляр, уже выигравший несколько бегов за городом, здоровый, хорошо натренированный. Он точно возьмет Кубок в нынешнем году… То есть мы так думали, когда поставили на это весь пенсионный фонд против тех тупых торгашей, которые полагают, что раз их лодчонки быстро плавают по морю, то сами они могут разбираться в скорости тараканов.

Петри уже понял, к чему все шло.

— Но?..

— Но теперь стало известно, что герцог Малакендра, никогда не удосуживавшийся послать сюда какую-нибудь из своих лучших тварей, соблазнился размером выигрыша и отправляет чемпиона, непобедимого лидера сотни забегов. И это именно тот таракан, которого купцы видели в другом месте и на которого ставят теперь.

— Почему вы говорите это мне?

— Потому что, как ты наверняка знаешь, у каждого таракана есть чистильщики — ты как раз работаешь на конюшне. Наверняка видел их, скребущихся в щелях, собирающихся стаями. И ты, может, заметил, что, если кто-то за обедом насыплет крошек, они придут, поедят, но все равно вернутся к одной и той же твари, так?

— Ну… да, так и есть.

— Мы посоветовались с магом Керсандаром, и он тайными средствами — запросив сумму, которую я тебе называть не стану, — выяснил и сообщил нам, что таракан герцога обязан своим проворством особой разновидности чистильщиков, неизвестной в этой местности. Герцог заполучил их яйца и поместил в свои конюшни, чистильщики теперь селятся на каждом из его собственных тараканов… и вот он послал чемпиона, чтобы уничтожить нас.

Петри посмотрел на руку, словно загипнотизированный полоской под ногтями.

— Умоляю, объясните…

— Не понимаешь? Беговой таракан использует чистильщиков, чтобы содержать шкуру в чистоте и убирать патоку, которую он производит по своей природе. Она накапливается и вызывает раздражение, из-за чего тараканы двигаются медленно. Но если мы возьмем у чемпиона герцога Малакендры его чистильщиков и отдадим их Магготори, то герцогский таракан уже не побежит — наш станет быстрее. И наш фонд будет спасен. Если нет — мы потеряем все. Никто из нас не способен найти повод, чтобы приблизиться к таракану герцога, нет ни малейшей возможности попасть в конюшни незамеченными. Но ты, мой мальчик, именно тот, кто нас спасет.

— Как?

— Известно, что таракан герцога с завтрашнего или с послезавтрашнего дня будет жить у Геримара. Ты точно получишь к нему доступ — у Геримара больше некому чистить конюшни. Если справишься с задачей, мы забудем о твоем воровстве, ведь ты так юн и можешь перевоспитаться…

Петри подумал, что точно умрет в случае неудачи, и потому быстро согласился сделать все, что в его силах. Сержант подержал его в здании стражи до тех пор, пока не пришло время возвращаться к Геримару.

— Ты свободен, — сказал сержант. — Ступай домой. Уверен, что ты не сказал нам всей правды, но это не имеет значения, если ты справишься со своей задачей.

Перед рассветом Петри скорчился у главной двери «Днища-и-брюха» — с вымытым лицом, причесанными волосами и шапкой, щегольски сдвинутой набекрень. Когда Геримар распахнул дверь, Петри вскочил и поклонился — раз, другой, третий, то и дело роняя шапку в пыль.

— А, это ты, шельмец! — прогудел хозяин. — Значит, хочешь работать?

— Всем сердцем, — ответил Петри.

— Мне нужны твои руки. На работе. Можешь начать с чистки конюшен — к нам едет ценное животное.

Он провел Петри через главную залу на первом этаже гостиницы, и тот не смог улучить ни секунды, чтобы стащить хоть крошку из бара.

Продолжая говорить, хозяин шел к конюшне:

— Знаменитый беговой таракан герцога Малакендры здесь — и высокая плата за исключительное пользование всей конюшней. Каждое стойло следует вычистить, подмести и выскоблить. Не должно остаться ни навоза, ни паутины, никакой грязи. Вот сюда накидай соломы. Чуть позже я проверю твою работу. Разумеется, эта тварь выиграет. Так что, по обычаю, мне придется поставить все свое имущество, включая гостиницу. Ты можешь заработать себе на хлеб с сыром, если справишься.

Когда Геримар удалился, Петри прокрался в конец ряда, откопал маленький горшочек со средством для удаления волос и нанес его на лицо и тело. Колючие волоски, уже выросшие на коже, тотчас отпали. Затем он приступил к работе, хотя живот прилипал к спине от голода. Но выбора не оставалось. Он мысленно произнес множество проклятий в адрес Геримара. Впрочем, если бы тот заболел или умер до прибытия герцогского таракана, полицейские расправились бы с Петри.

Когда Геримар вернулся, слуга очистил все конюшни и на высоту локтя заполнил соломой стойло, на которое указал хозяин. Петри поклонился, сняв шляпу и махнув ею.

— Видите, добрый хозяин, я сделал все, что вы сказали, до последней мелочи. Прошу, господин, можно мне хоть что-нибудь съесть?

Геримар сунул руку в солому.

— Глубже, — сказал он, — в два раза. Я имел в виду по локоть не мальчишки, а мужчины. Ты так же туп, как и ленив? Сделай это и ступай себе на кухню. По крайней мере, можно будет считать, что ты поработал.

Бормоча что-то себе под нос, но не громче, чем урчало у него в животе, Петри добавил соломы, пока не зарылся в нее по плечо, а потом пошел к кухне, где повар, не глядя, вручил ему половину ломтя хлеба и кусок твердого сыра с каемкой плесени.

Слуга уже съел изрядную часть своего ланча, когда прибыл таракан герцога, окруженный облаченными в ливреи погонщиками. Каждый держал по веревке из паутины песчаного паука, которые опутывали тварь. Их черно-белые ливреи и красные гольфы оттеняли блестящие алые надкрылья таракана, покрытые серебряным орнаментом. Личный главный хранитель тараканов герцога двигался впереди, на нем была широкая шляпа с черными и белыми перьями, белый плащ с черной окантовкой и белым мехом песчаного паука, алая рубашка с длинными рукавами и мешковатые черные штаны, заправленные в алые ботинки. Он вел вьючное животное, нагруженное кулями с тараканьей приманкой, которая заставляла тварь идти следом.

Геримар, кланяясь и расшаркиваясь изо всех сил, провел их в конюшни; хранитель велел помощникам следовать за ним, и большой таракан протиснулся через двери в приготовленное для него стойло.

— Нам нужен сборщик экскрементов, — сказал хранитель тоном, предполагавшим, что Геримар должен представить целую толпу таковых на выбор.

Хозяин схватил Петри за плечо и вытолкнул вперед.

— Вот, добрый господин. Его зовут Петри. Умный парень, сделает все в точности, как вы скажете.

Хранитель уставился на Петри так, словно тот был грязью на башмаках.

— Ну… если это лучшее, что у тебя есть… Ты, парень, станешь делать в точности то, что тебе скажут, и ничего больше, понял? И чтоб никаких сплетен о Великолепном в городе!

— Никаких, господин, — ответил Петри.

— И никаких подслушиваний!

Петри попытался изобразить ужас, который вроде бы удовлетворил хранителя. Тот повернулся к Геримару.

— Мне нужна лучшая комната. Мои погонщики останутся с чемпионом и будут спать в конюшне. Кормить их нужно тут же.

— Конечно, — откликнулся Геримар. — Сюда, добрый господин.

Остаток дня погонщики помыкали Петри, словно персональным слугой. Ему пришлось заполнить стойло напротив таракана соломой, постелить простыни, принести ведра с водой; они велели достать блюда, которых не было в меню, и пожаловались на качество посуды. Все это время у Петри не возникало особой необходимости подслушивать, потому что погонщики болтали так, словно у слуги вовсе не было ушей. Он узнал массу сплетен о дворе герцога: с какими девушками кто переспал, кому кто симпатизировал, когда герцогиня должна была родить следующего ребенка и какие слуги обманывали дворецкого. Единственное, что показалось интересным Петри, так это история о недавней болезни и смерти придворного шута-карлика.

— Такая простая жизнь, — сказал один. — Кормиться со стола самого герцога, пить эля столько, сколько влезет, — и все за разыгрывание из себя дурака и за позволение людям смеяться над собой.

— Мне бы такое не понравилось, — ответил другой.

— За еду каждый день и эль? Да они могли бы хохотать над чем угодно, и я посмеялся бы вместе с ними.

Петри был полностью согласен с последней репликой, но не видел для себя возможности попасть на службу к герцогу. Его знали как безбородого юнца без особых талантов, способного лишь убирать солому, навоз и горшки. Как он мог проявить себя, не рискуя при этом оказаться убитым?

Следующим утром, когда погонщики вывели таракана из города на тренировку и Петри понадеялся немного поспать, один из стражников вошел в гостиницу и потребовал отослать эля в здание стражи. Геримар подозвал слугу.

— Возьми тачку и постарайся не повредить ни ее, ни бочонок, не то дорого поплатишься.

В сопровождении стражника Петри дотолкал тачку до стражницкой.

— Расскажи мне все, — велел сержант, когда бочонок был поставлен на стол и откупорен. Командир принялся тянуть эль через усы. Никто не предложил Петри ни глотка.

Парень рассказал то немногое, что знал: продемонстрировал размеры существа, назвал его кличку и описал, как за ним ухаживали.

— Что ж, ладно. Сначала нам потребуется катышек его фекалий. Затем мы дадим тебе приманку для чистильщиков и кувшин, куда их можно будет спрятать. Положи приманку на горлышко, и они сбегутся на запах.

— Да погонщики не дадут мне и прикоснуться к твари… как я должен достать ее чистильщиков?

— Ну, ты же собираешь ее дерьмо… И для этого наверняка приближаешься.

— Нет. Сперва они выводят ее на тренировку — и только затем мне разрешают заходить в стойло. И погонщики спят в конюшне вместе с тварью, она все время под охраной.

Сержант обменялся взглядом со своими людьми.

— Все равно может сработать. Мы возьмем фекалии, сделаем наживку — и тогда… Ты приносишь им еду, так ведь?

Петри кивнул.

— Тогда тебе придется опоить их. — Сержант вытащил из-под стола ящичек, порылся в нем и достал плоскую бутылку с притертой пробкой. Этикетки на ней не было. — Смотри, этим вечером нальешь по глотку в еду или питье каждому погонщику. Даггарт заберет образец фекалий на утреннем обходе. Когда закончишь свою работу и гостиница закроется, один из нас будет стоять у конюшни на страже с банкой приманки.

— А что если погонщики заподозрят неладное?

— Не заподозрят. Волшебник Керсандар состряпал нам это мощное снотворное, его не сможет обнаружить никто, кроме другого мага. Очень полезно для случаев, когда… — Сержант резко замолчал, вспыхнув. — Не важно. Воспользуйся им сегодня; бега назначены на послезавтра, времени хватает, чтобы избавить таракана от его чистильщиков, но недостаточно, чтобы герцог что-нибудь пронюхал из своей твердыни.

Петри положил бутыль в карман куртки, побежал обратно в гостиницу и вернул тачку ворчащему Геримару.

— Тащи сюда свою задницу. Иди проверь, чистое ли стойло, — велел хозяин. — Они скоро вернутся с пробежки.

Петри нашел всего два катышка фекалий и вынес их аккурат в тот момент, когда погонщики ввели таракана в ворота.

— Как раз вовремя, добрые господа, — сказал Петри, кланяясь. — Я принесу вам ваш ужин.

— Плохая мысль, — сказал один из погонщиков. — Слишком уж ты грязный. И повару скажи, чтобы не трогал наши подносы, понял?

Главный хранитель к тому времени уже вошел внутрь; погонщики ввели Великолепного в стойло. Петри, пока нес катышки через двор к навозной куче, мысленно пожелал, чтобы у них на ногах, руках и яйцах вскочили волдыри. Затем он побежал на кухню. Даггарт вошел в гостиницу, подтягивая пояс и вертя палкой так же, как делали все стражники каждый день. Петри не обратил на него внимания. Повар ставил на подносы миски с нарезанным мясом в подливке, чашки с прожаренными насекомыми, вареные овощи и куски горячего хлеба.

— А вот и ты наконец, — сказал он.

— Господин повар, погонщики хотят, чтобы их обслуживала девушка, а не я.

— Неудивительно. Мальчишки всегда грязные, — отозвался тот. — Твой вид и запах у любого отобьет аппетит.

Петри тяжело вздохнул.

— Мне нужно найти одну из девчонок… — Повар отвернулся, ругаясь.

Петри вытащил бутылку, влил по два глотка жидкости в каждую из порций мяса и овощей, а затем с большой осторожностью плюнул туда же и размешал все грязным пальцем. Если их затошнит… никто его не заподозрит. Оставшееся зелье парень вылил в кувшин с элем.

Петри шел по двору со связкой колючего хвороста для кухонной печи, когда наконец появилась одна из девушек, жалуясь, что не может тащить за раз столько подносов. Повар стал кричать, служанка заорала в ответ, в результате появилась еще одна девица. Вдвоем они отнесли еду в конюшню.

Дело уже близилось к вечеру, когда Петри почистил последний из горшков, достал скудный ужин, в котором не было ни мяса, ни подливки, и услышал, как звякнула за спиной щеколда на кухонной двери. Он отправился через двор к прачечной, откусывая от ломтя черствого хлеба и добавляя проклятий к уже накопившейся груде, которую он хотел бы обрушить на голову повара, разжившись достаточной суммой, чтобы заплатить волшебнику. Со стороны конюшни Петри услышал дружное сопение: по крайней мере, двое погонщиков спали, а остальные, возможно, просто не храпели.

В прачечной слуга ослабил рейки и открыл окошко, якобы защищенное от воров, после чего бесшумно двинулся вдоль стены к дальней части конюшни, где и обнаружил сержанта и нескольких стражников с глиняным горшком. Чистильщики должны были клюнуть на наживку, так что сосуд сверху закрывала ткань, а на ручке для удобства висела веревка. Петри обвязал ее вокруг пояса.

Двое мужчин подняли его, чтобы он смог достать руками до края крыши. Петри подтянулся и залез на скат, покрытый обшарпанными досками, черепицей, кровельной дранкой, ветками и колючим хворостом. Геримар, не желавший тратить ни медяка без крайней необходимости, настоял, чтобы крыша его конюшни таким образом вентилировалась, делая здоровее ночевавших внутри существ. Петри отвязал от пояса веревку и, обернув петлю вокруг доски, заранее отодранной от крыши, вернул ту на место, чтобы никто ничего не заметил.

Медленно и осторожно он двинулся вперед, проверяя каждый участок пути, казавшийся ненадежным, избегая малейшего шума, который могли бы услышать погонщики внизу — на случай, если кто-то из них не напился снотворного. К счастью, фосфоресцирующие сферы, используемые против воров, давали достаточно света, чтобы сделать видимой крышу, так что Петри не провалился.

Что-то прошуршало внизу. Петри посмотрел через одну из многочисленных щелей на огромного таракана, неустанно двигавшегося в своей клети. Серебряные письмена виднелись на изящных надкрыльях там, где должен был сидеть наездник. Таракан поднял их, высвободив прозрачные нижние крылья, взмахнул ими — и странный, жутковатый запах, тяжелый и одновременно соблазнительный, добрался до ноздрей Петри. И тут в первый раз парень увидел блеск чего-то, двигающегося по телу большой твари. Вероятно, это и были чистильщики. Он подобрался как можно ближе к таракану. Длинные чувствительные антенны шевельнулись, одна почти достала до крыши.

Петри передвинул кусок дранки рядом с собой — теперь он мог видеть погонщиков в ливреях, спящих в стойлах напротив большого таракана. Зелье сработало, или, по крайней мере, было похоже на то. Петри неуклюже заскользил по склону крыши, отвязав веревку, на которой висел кувшин с приманкой. После опасного спуска он взял кувшин, вытащил пропитанную приманкой тряпку, уже завязанную жгутом, и понюхал ее, но ничего не ощутил, кроме слабого тараканьего запаха, хотя сержант клялся, что средство привлечет чистильщиков лучше, чем сама тварь.

Он стал опускать приманку через проделанную между двумя досками дыру, пока та не коснулась тела Великолепного прямо там, где на скачках располагался наездник. Переднеспинка — вот как это называлось, по словам сержанта. Нервы там были перерезаны, чтобы таракан рефлекторно не раскрывал крылья при ощущении веса наездника.

Антенны существа шевелились, но больше оно никак не реагировало. Петри стало интересно, мог ли таракан почуять наживку так же, как чистильщики. Он начал считать, как ему и велели. Сперва ничего не происходило, затем по всему телу таракана прошла легкая рябь. Вероятно, это были чистильщики. Шнур начал дергаться в руке, пока существа заползали на ткань. Нижний конец оказался весь покрыт ими, пытавшимися залезть наверх и добраться до приманки. Когда Петри наловил достаточно, он потянул шнур вверх, ровно и не слишком быстро.

Самой трудной задачей было протащить тряпку с добычей через дыру в крыше так, чтобы чистильщики не свалились вниз. Как только все получилось, он палкой затолкал жгут в кувшин, закрыл его тканью, привязал кувшин к поясу и пополз обратно по крыше к задней стене конюшни, где и спустил добычу сержанту. Когда он приземлился в переулке, сержант и его люди уже были далеко; слуга безо всяких проблем вернулся в прачечную и, прежде чем растянуться на полу, поставил на место рейки на окне.

На следующее утро Петри проснулся от криков, полных беспокойства и гнева. Кто-то пинком распахнул дверь прачечной.

— Нет, он здесь! — Это оказался один из погонщиков. — Тоже дрыхнет. Вставай, тараканье дерьмо! Выходи. Мы ищем свидетельства.

— Свидетельства?

Что-то зачесалось у Петри в волосах, и он мгновенно уверился, что это чистильщик, который докажет его виновность. Он постарался не чесаться.

— Это ты отравил еду, которой нас вчера кормили? — спросил погонщик, встряхнув его за плечо. — Ничего нельзя было заметить в той отвратительной жидкости, которую тут называют элем…

— Постойте-ка, — вмешался Геримар. Петри заметил, что хозяин опять стал пунцовым. — Господин, это оскорбление. С моим элем все в порядке. Мы сами варим его, он отличного качества…

— Варите из грязных носков и ночных горшков, судя по вкусу, — отозвался погонщик, все еще держа Петри. — Если в нем было не снотворное, значит яд. Никто из нас не уснул бы на страже без…

Погонщик встретился глазами с герцогским главным хранителем, который, в соответствии со своим положением, спал в лучшей комнате гостиницы.

— Давайте рассмотрим все возможности, — сказал главный хранитель. — Наш хозяин не имел счастья сравнить свой эль с тем, что варят при дворе герцога, но, хоть он и хуже герцогского, я нашел, что его вполне можно пить, — в нем есть действительно интересная нотка ягод делукина и легкий привкус униолы.

На лице Геримара сменилось несколько выражений, и наконец оно скривилось в нервной ухмылке, которая, как посчитал Петри, имела отношение к отряду главного хранителя, его оружию… и толстому кошельку на поясе.

— Теперь по поводу мальчишки, — произнес хранитель. — Мальчик, ты приносил прошлой ночью еду, как всегда?

— Н-нет, — ответил Петри. — Они — погонщики — попросили, чтобы их обслуживала девушка…

— Ах, они попросили! — Главный хранитель одарил своих людей взглядом, полным презрения. — Они не уточняли, что девушка должна быть симпатичной?

— Нет, нет, — встрял один из погонщиков. — От мальчишки несет дерьмом, и мы просто не хотели, чтобы его грязные пальцы касались нашей еды. Девушки, что работают внутри, они чистые. А мы были голодны и не хотели ждать.

— Вы хоть мылись перед едой?

— Да, хранитель…

— Конечно, хранитель…

— И где был мальчишка, когда служанка принесла вам ужин?

Погонщики этого не знали, но, когда опросили всех слуг, свидетельство повара оказалось решающим: Петри пришел сказать ему, что мужчины пожелали тем вечером заменить его служанкой, повар согласился, что парень воняет тараканьим дерьмом, и отправил его собирать дрова для утренней готовки. Затем он поймал Пекантию, та заявила, что работа слишком тяжела для нее, и потому ей стала помогать Скиллинта. Обе девчонки вернулись чуть позже, красные и хихикающие… Да, он видел, как Петри складывал хворост у печи.

— Они… — Хранитель вновь воззрился на своих людей, и те нервно заерзали. — Так, отпусти мальчика, Джост. Предположим, кто-то действительно подсыпал снадобье в вашу еду — если, конечно, вы не свалились от слишком большой дозы уникального эля мастера Геримара и не веселились с девушками, — но это явно не мальчишка.

Погонщик отпустил плечо Петри и оттолкнул того в сторону. Геримар указал на парня:

— Отправляйся подметать. Если, конечно, добрые господа не хотят, чтобы стойло таракана было вычищено немедленно…

— Нет! — одновременно выпалили все погонщики.

Главный хранитель тут же продолжил:

— Чемпион не в себе этим утром — возможно, немного раздражен, и лучше некоторое время не пускать к нему незнакомцев.

— Он заболел? — спросил Геримар. — А как же бега?..

Его лицо заметно побледнело. Петри знал, что хозяин думал о сделанной им ставке.

— К забегу он будет в порядке, — уверил Хранитель. — Спортивные тараканы всегда доставляют некоторые проблемы. Единственное, чего мы боимся, — это саботажа. Я подозреваю, что мои погонщики просто напились прошлой ночью и алкогольные пары воздействовали на дыхательные отверстия таракана. Сегодня, — он взглянул на своих людей, — не подавайте им ничего, кроме простой воды и хлеба. Это прочистит им головы.

Остаток утра Петри подметал и убирался, выносил ночные горшки, чистил их — и все это время слушал. Две девушки разрыдались, когда их обвинили, и принялись отрицать даже очевидное: на обеих были следы вчерашнего свидания — всё выдававшие маленькие синяки и ожидаемые покраснения, а также обнаружившееся в нарукавных карманах серебро, которого Геримар им, разумеется, не платил.

Хозяин был в ярости. Как подозревал Петри, не потому, что девушки решили подработать в стенах его гостиницы, а потому что они не поделились с ним. Он забрал у обеих деньги, чтобы проучить их. Служанки сверлили взглядами спину толстяка и о чем-то шептались. Геримар велел принести бочонок эля, из которого наливали погонщикам, но Петри его уже как следует ополоснул.

— Повар сказал помыть всю посуду, — заявил он.

Геримар свирепо воззрился на него.

— Не строй из себя святую невинность, парень. Ты кое в чем виноват, не думай, что я этого не знаю! Крадя сахар из кухни или лапая за моей спиной девчонку… следи за собой.

Петри решил, что будет лучше ретироваться, и домыл все комнаты наверху, не присвоив ни одного медяка тамошних постояльцев.

До конца дня он наблюдал, как погонщики входят в конюшни и выходят наружу. По их зову он приближался к дверям, принося воду или унося мокрые полотенца, чтобы высушить их на солнце.

— У чемпиона лихорадка? — спросил Геримар у одного из мужчин, когда сам в очередной раз появился у конюшни. — Не будет ли ему лучше на открытом воздухе двора?

— Нет, — ответил хранитель. — Ему просто немного неудобно, и мы разминаем ему спину… в том месте, где надевается седло.

Петри слышал, как изнутри доносилось шуршание, словно таракан скребся в соломе, а не стоял, как обычно.

Место, куда надевается седло? То самое, которого так долго касался жгут с приманкой? Было ли дело в приманке или в том, что Петри собрал слишком много чистильщиков?

Позднее в тот же день Петри вышел еще раз с большим кувшином эля для отряда стражников — те снова обратились в «Днище-и-брюхо», заказав доставку, — и рассказал сержанту обо всем, что видел и слышал.

— Хороший доклад, парень, — похвалил сержант. — Ты не думал стать стражником, когда вырастешь?

— Э… нет, господин…

— Это хорошо, поскольку ты пока слишком юн и к тому же подворовываешь. Но для тебя может теперь найтись работа, раз ты продемонстрировал свои таланты. Если таракан герцога проиграет и Геримар обанкротится, тебе придется искать себе другое занятие, а я не хочу, чтобы парень с такими способностями стал чистить карманы.

Другими словами, понял Петри, даже после всего сделанного ему не удастся избавиться от внимания сержанта.

Наконец наступил долгожданный день забега, и население города столпилось вдоль древней дороги, когда-то построенной для соревнований колесниц, но теперь приспособленной для бегов гигантских тараканов. Геримар ушел рано, чтобы занять места в ложе купцов. Петри попытался вновь улизнуть через окно прачечной с парой деревянных жетонов в кармане, которые стащил и надеялся выменять по дороге на выпивку. Но снаружи оказался ухмылявшийся стражник, который крепко взял Петри за воротник и всю дорогу вел его.

Тараканы, в отличие от других животных, на которых тысячелетиями ездили люди, никогда не испытывали желания ни бегать, ни преследовать добычу. Напротив, они бежали, только если преследовали их. На небольших скачках в качестве таких погонщиков использовали менее дорогих существ, так что самые медленные беговые тараканы доходили до финиша. Но на более важных мероприятиях — вроде нынешнего — владельцам приходилось нанимать гигантскую землеройку и обеспечивать нужное количество тараканов для ее пропитания. Это была вынужденная мера, поскольку землеройки могли напасть и на людей. Только наевшись тараканов, они становились спокойнее и позволяли надеть на себя намордник.

Тараканы бежали по заданному маршруту потому, что им подрезали крылья и они не могли летать, а еще потому, что вогнутые заборы давали их жокеям преимущество, если твари пытались забраться наверх. Несколько лебедок, закрепленных на седле, позволяли наездникам контролировать передние лапы тараканов.

На параде перед бегами команды погонщиков проводили тараканов мимо клетки на колесах, в которой сидела землеройка, чтобы те почувствовали ее запах и поняли опасность. Зверь Магготори, по кличке Арест, сверкавший, как золотая монета, прошествовал мимо бесновавшейся землеройки, высоко поднимая лапы и дергая антеннами. На ставках его оценивали как второго. Петри никогда его раньше не видел. Таракан был длиннее и тоньше, чем Великолепный, но двигался плавно, несмотря на волнение. Дальше вышел темно-коричневый скакун управляющего гаванью — надкрылья этого таракана были бирюзового цвета.

— Никакой угрозы, — сказал сержант. — Существовала бы некоторая опасность, будь это бег на короткую дистанцию. Но на длинной ему не выдержать. Хотя на него тоже ставят деньги.

Следующим шел тусклый рыжевато-коричневый таракан. Его жокей нервно смотрел на землеройку.

— Этому придется бежать очень быстро, когда тварь поймают, — ухмыльнулся сержант. — Он знает, что едет на самом медленном таракане из всех. Спорю, он пытался разорвать контракт.

Главный хранитель герцога появился, ведя Великолепного, чьи угольно-черные надкрылья сияли на солнце серебряными завитками. Следом шли погонщики в официальных ливреях. Таракан, которого приходилось толкать, остановился, поднял одну лапу и согнул ее. Надкрылья поднялись, насколько возможно, и выпустили прозрачные крылья; голова качнулась из стороны в сторону. Жокей, тоже одетый в ливрею герцога, перебирал веревки.

— Они заставляют его это сделать, чтобы он побольше испугался и побежал быстрей, — сказал кто-то за спиной Петри.

— Ну не знаю… — прозвучал ответ. — По мне, так выглядит жалко.

Рука сержанта еще крепче сжалась на воротнике Петри; он ничего не сказал.

Пятый таракан, светло-коричневый с зелеными полосками, просто нарисованными, а не вырезанными, проковылял мимо клетки с землеройкой — его тащили погонщики.

Теперь, стоя на исходных позициях, тараканы яростно шевелили антеннами и пытались рвануть с места, но мешали путы на лапах. Когда взмахнул флаг, погонщики отпустили веревки, а в двух сотнях шагов от них открылась клетка с землеройкой.

Толпа взревела. Таракан управляющего гаванью рванул вперед и возглавил гонку. Арест шел прямо за ним. Великолепный, сначала бежавший на одном уровне с Арестом, несмотря на бешеные усилия погонщика, быстро начал сдавать вбок и тереться об ограждение, словно собака, пытающаяся унять зуд. Он бежал быстро, но по более длинной дистанции, чем остальные. К тому времени, когда жокей сумел вернуть таракана на середину тропы, было поздно — землеройка оказалась уже совсем близко. Испуганный, он все равно несся вперед, ему даже удалось обогнать самого последнего таракана, тускло-коричневого, а затем перед очередным поворотом — еще одного. Далеко впереди таракан управляющего гаванью уступил лидерство Аресту. Великолепный продолжал его настигать, он обошел таракана управляющего гаванью, но даже со своего места Петри видел, что Арест идет спокойнее, не тратя сил на взмахи надкрыльями. Более быстрый Арест приник к земле, двигаясь рядом с Великолепным, и вновь вырвался вперед. Герцогский таракан еще раз попробовал его обогнать, когда твари приблизились к следующему повороту.

Голова к голове неслись они, перебирая лапами так быстро, что их почти невозможно было разглядеть. То красный, то золотой вырывался вперед. Далеко позади оставшиеся три таракана явно сошли с дистанции, и землеройка отхватила лапу одному, прежде чем настичь другого. Жокей спрыгнул и изо всех сил понесся за защитную ограду — успел, к разочарованию зрителей.

Петри смотрел на все это с интересом, а сержант ни на секунду не ослаблял хватку. Парень прекрасно знал, какая судьба ждала его в случае проигрыша Ареста. Он сделал все, о чем его просили, но этого оказалось недостаточно для спасения. А в ложе купцов сидел его наниматель — он разгневается, если проиграет Великолепный. Не важно, что Геримар понятия не имел об истинной вине Петри; в любом случае он будет достаточно зол, чтобы превратить жизнь парня в ад.

— Убери его, — пробормотал сержант над головой Петри. — Убери его от этой твари…

— Господин, от землеройки? — спросил Петри. — Они довольно далеко…

— Нет, дурак, от Великолепного! Плохо, что они так близко…

А на трассе тем временем два таракана неслись во весь опор, и Арест медленно вырывался вперед… на ладонь… на локоть…

Жокей Великолепного нагнулся вперед, подхлестывая таракана… и вдруг блестящее облако поднялось с Ареста и осело на его противнике. Наездник замахал руками, словно человек, отмахивающийся от роя пчел, и чуть не свалился на землю.

— Пусть его заберут все демоны в аду! — сказал сержант. — Мы его предупреждали!

— Кого предупреждали? — спросил Петри. — Что случилось?

Но прежде чем сержант успел объяснить, он и сам все понял. Чистильщики, перенесенные на Ареста, почувствовали рядом запах своего хозяина — из-за бега выделение секрета усилилось — и попрыгали обратно. В следующее мгновение они как будто исчезли, зарывшись в щели в панцире Великолепного, чтобы почистить его. Таракан замедлился, а затем и вовсе остановился, в то время как Арест продолжил гонку и вскоре пересек финишную черту. Несмотря на все старания жокея, герцогский таракан замер на трассе, вытянув антенны. Петри представил, какое облегчение испытывала тварь… все эти чистильщики делали свою работу, и чувство блаженства пересилило страх.

Таракан управляющего гаванью, едва-едва опережавший землеройку, но уже изрядно удалившийся от тех тварей, которых сожрала преследовательница, пронесся мимо Великолепного. Слишком поздно чемпион почувствовал опасность; слишком поздно он собрал свои длинные лапы и попытался бежать… слишком поздно и слишком медленно.

Радостные крики толпы в честь победителя смолкли, пока люди созерцали немыслимое… Лапа за лапой лучший герцогский таракан исчезал в пасти землеройки; жокей храбро попытался отбить его, но разъярившаяся землеройка оторвала ему ногу. Дюжина мужчин с оружием бросились спасать жокея, но тот умер прежде, чем успели найти целителя. А здоровенный таракан был сожран целиком. Герцогский главный хранитель швырнул на землю украшенную перьями шляпу и принялся топтать ее с яростными криками; погонщики сгрудились в кучу, горестно завывая.

— Ну что, — сказал сержант, наконец ослабляя хватку, — как я и сказал, парень, пришло время уладить дела с Геримаром и обдумать свои возможности. Если придешь к нам, работа будет не тяжелее, а у тебя появятся шансы стать стражником, когда подрастешь.

А когда он не подрастет, они начнут интересоваться почему; а выяснив…

Петри нацепил на лицо улыбку.

— Правда? Но мне нужно забрать свои вещи у мастера Геримара, прежде чем…

— Прежде чем он придет в себя и достанется всем, — отозвался сержант. — Хорошо. Иди. Я побуду здесь — на случай, если хранитель решит подать официальный протест, это на него похоже. Впрочем, он не сможет ничего доказать. Приходи к зданию стражи после заката… Вот тебе несколько монет в доказательство честности моего предложения. Больше не кради кошельки… — И он отсчитал пять медных кругляшков.

— Нет, мой господин! Я и не думал о таком! — Петри взял деньги, повернулся и локтями стал проталкиваться через толпу. Этого было недостаточно для ночлега или хорошего ужина, но больше, чем у него появлялось с тех пор, как Эмеральдина забрала все сбережения. И… ни Геримар, ни сержант не были сейчас на своих местах.

Вот и представился случай надуть их обоих. Пришло время покинуть город: один год без внешних изменений еще возможен для мальчишки, а вот два — уже многовато. К тому же он хотел бы найти место, где не зависел бы от магического зелья.

Наверняка вся стража сейчас вышла на улицы, оставив свое помещение запертым, но без охраны. Запертым — но уязвимым перед мужчиной ростом с мальчишку, обладающим определенными навыками. В столе сержанта в ящике лежал бархатный кошелек и его драгоценное содержимое. Петри спрятал его в карман куртки, нацарапал инициалы Геримара на одном из деревянных жетонов и уронил его на пол, слегка подтолкнув под стол рядом с бронированным ящиком. Он оставил царапины вокруг замка, словно безуспешно пытаясь открыть его. Затем он вновь запер здание стражи и отправился к «Днищу-и-брюху».

Главную залу заполнил народ, вернувшийся с бегов, — люди прихлебывали эль и обсуждали увиденное и услышанное. Служанки носились туда-сюда, тут же была половина дамочек из «Дома услад» тетушки Меридель, включая Эмеральдину — источник всех сегодняшних проблем Петри.

Геримар, однако, отсутствовал. Наверняка спорил с букмекерами по поводу своих потерь и всего того, что ему некогда принадлежало. Он также мог поругаться с главным хранителем и отсутствовать еще не один час.

Петри скользнул в личные комнаты хозяина и оставил кошелек под матрасом, забрав из него лишь две золотые монеты. Затем наверху, в комнате хранителя, он обнаружил — как и ожидал, — что мужчина спрятал запас монет в своем ночном горшке и пометил их обычным дилетантским способом, нацарапав инициалы между головой принца и девизом. Их было достаточно просто стереть, но у Петри имелась идея получше. Он забрал все монеты, кроме одной, завернул половину из них в тряпку, чтобы не звенели, и убрал под рубашку, на спину, закрепив веревкой. Одну монету, серебряную, Петри зажал в руке. Другую половину парень присоединил к остальным деньгам, спрятав в куртке.

Спустившись вниз с горшками в руках, словно он, как прежде, работал, Петри посмотрел, не вернулся ли Геримар. Еще нет… и это было очень хорошо. Тряпка с монетами хранителя отправилась под подушку хозяина; Петри вышел из комнаты Геримара с тремя ночными горшками на случай, если кто-нибудь заметил его там, и покинул здание через заднюю дверь, чтобы вылить нечистоты в яму. Затем он соскреб инициалы хранителя с монет и запачкал их, чтобы те не слишком блестели.

Главный хранитель тоже еще не вернулся. Петри представил, как он и его погонщики спорят с сержантом, и улыбнулся. Не пришел еще и Геримар. Улыбка Петри стала шире. Ему нужно было совсем немного времени… Зайдя обратно в гостиницу, он опустил серебряную монетку с инициалами хранителя в нарукавный карман Эмеральдины, пока та вовсю целовалась с каким-то купцом, а потом направился в конюшню и достал горшочек с зельем.

Теперь пора было двигать к герцогу — попытаться получить работу шута. Петри пробрался через переполненную городскую площадь, остановившись лишь для того, чтобы купить себе фруктов в дорогу, продать горшок с зельем под видом средства для роста волос и наполнить пустую бутылку из горшка красильщика, а затем вышел через неохраняемые западные ворота. Когда воры будут обнаружены, его не окажется поблизости. Кто-нибудь сможет что-то заподозрить и обвинить его — но жетоны обнаружат у Геримара, и все свидетельства вины укажут на него же. Жадность и алчность трактирщика давно стали притчей во языцех. Впрочем, даже если все пойдет не так, мальчишку Петри никто больше не увидит.

К тому времени, как главный хранитель и его погонщики осмелятся вернуться ко двору герцога — лишь для того, чтобы тут же получить расчет, — один очень волосатый гном, известный благородным лордам как Отокар Петроски, будет уже вовсю шутить в зале герцога, каждую ночь выступая в шутовском костюме и колпаке с колокольчиками. С выкрашенными в голубой цвет волосами, подвязанными лентами и заплетенными в косы, с рыжей бородой, в которой звенит колокольчик, когда за нее дергает герцог, Петри ничем не будет напоминать того безбородого тощего мальчишку из «Днища-и-брюха». А его маленький рост никоим образом не помешает удовлетворению известных желаний… ведь отнюдь не все в Петри — маленькое.

Я открыла для себя Джека Вэнса в старших классах, в те годы, когда запоем читала любую фантастику, какую только могла отыскать. В сравнении с прочими книгами произведения Вэнса, как и Старджона, показались мне экзотичными: его выдуманные миры настолько отличались от маленького городка на юге Техаса, насколько вообще можно вообразить. Позднее другие авторы отвлекли мое внимание от Вэнса, но именно его творчество стало красной нитью в гобелене прочитанной мной литературы. Мне кажется, именно из-за него однажды я потратила целое лето в попытках писать красными чернилами очень скверные истории.