Песни служителей Адхартаха. Призыв

Рыцарь

Пронизывающий ветер Нормандии, играясь, высоко подбрасывал белый плащ с красным крестом за спиной одинокого рыцаря на утёсе.

Хозяин плаща задумчиво следил за линией горизонта, вовсе не обращая внимания ни на почерневшее небо, ни на грохочущие волны, что яростно накатывали на прибрежные скалы.

Воин был молод, но тонкие шрамы на обрамлённом русыми волосами волевом лице служили весомым доказательством того, что он уже успел побывать в бою.

Под плащом скрывалась простая кольчужная рубаха. Щит с красным крестом и дорожная сумка с припасами лежали рядом.

Единственным исключением из обычного вооружения брата-тамплиера был полуторный меч в искусных ножнах. Его красивое навершие с двумя всадниками на одном коне окружала витиеватая надпись девиза ордена: "Non nobis, Domine, non nobis, sed nomini tuo da gloriam!” (Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу!) – работа мастера сразу притягивала взгляд.

Молодой граф Амори де ла Рош привёз этот меч из Акры полгода назад, когда вступал в должность командора тамплиеров во Франции. Он не смог с ним расстаться, хотя по строгому уставу все братья должны были довольствоваться общим оружием из арсенала.

Сверкнула яркая молния и спугнула с берега последних чаек.

Рыцарь торопливо накинул капюшон, но укрытия от дождя не искал.

Амори сложил руки на груди, и буря в его душе вторила непогоде снаружи. Мысли вернулись ко вчерашнему дню – к мигу, когда рухнул его мир. Всё началось, когда с разницей в полчаса к нему примчались два гонца.

Первый привёз в цитадель послание от его бывшего наставника – аббата Фризо. Второй – конюх из родового замка – ворвался во двор цитадели на загнанном коне и пронзительно крикнул:

– Беда, господин! Ваш отец скончался! Отравлен!

Он соскочил на землю и протянул кусок пергамента от сестры Амори.

Горькая весть пронзила тамплиера с такой силой, что он едва не упал.

"Больше не будет ни его сурового взгляда, ни постоянного укора. Он не любил меня, я знаю. Но отчего же так больно?” – злясь на себя и на свои чувства, подумал он.

Он схватился за горло, не зная, как продохнуть тягучий комок скорби. Вдруг чьи-то громкие всхлипы вернули его в действительность. Он принялся озираться, как слепец, стараясь понять, кто это.

Схватил слугу за грудки и дёрнул его с колен:

– Что ты несёшь?! – сорвался на крик Амори. – Кто посмел отравить… графа?

– Господин, это госпожа Агнес сказала… откуда мне знать… Да вы не узнаёте меня? Я – Рене. Когда-то учил вас ездить верхом.

С минуту командор прожигал гонца взглядом, затем выдохнул:

– Поешь и отдохни. Завтра на рассвете найду тебя и передам ответ сестре.

К тому времени братья ордена уже расходились из храма после вечерни, и Амори направился через величественный зал к небольшой двери уединённой молельни.

В тесной комнате хранились частицы мощей святых Бернарда и Бенедикта; в это время суток сюда никто не заглядывал.

Он перекрестился перед распятием, подвинул ближе пару свечей и сел на скамью у стены. Прислушался.

Эхо шагов братьев-рыцарей угасло.

Только раскидистые ветви старого дуба, раскачиваясь на ветру, скрежетали и шелестели листвой за витражными окнами, нарушая тишину.

Амори повертел в руках оба послания, колеблясь, с какого начать.

Решив, что долг превыше семьи, он оторвал сургучную печать с оттиском девиза ордена бенедиктинцев "Ora et labora”, нетерпеливо сдёрнул тонкую верёвку и начал читать:

"PAX.

Мир тебе, благородный Командор Братьев во Христе, рыцарей Ордена Храма.

Помилосердствуй, прими в дар бочонок весеннего мёда и полпуда восковых свечей. Неустанно молимся о твоём здоровье, граф, и о процветании вашего ордена…”

Коротко помедлив, Амори пропустил приветствие. Упоминание нового титула болезненно напомнило о смерти отца.

Тамплиер подвинул свечу и сосредоточенно принялся читать дальше вслух.

Слова "убитый мальчик”, "ведьмин обряд”, "сестра в опасности” вспыхивали в сознании, как вспышки молнии.

В одном месте Амори осёкся и удивленно перевёл взгляд на статую святого Бернарда. Отмахнулся, словно от набежавшего наваждения, и дочитал концовку письма.

"Кроме мальчика, пропал его учитель из монастыря.

Теперь страх, подобно огню в сухую погоду, разносится среди людей. По вашим землям рыщут вооружённые миряне и рыцари, ищут беглого монаха и ведьму.

Прошу тебя, приезжай при первой же оказии.

Magister tuus et amicus bonus (наставник твой и друг),

Аббат Фризо”.

Тамплиер устало потер переносицу.

"Вряд ли обычная гибель мальчишки настолько взволновала бы аббата. Дети гибнут постоянно: от голода, от болезней – да мало ли опасностей поджидают юнцов за порогом. В наше время легче умереть, чем выжить. Обстоятельства смерти – вот что напугало настоятеля. Но с его складом ума он не стал бы искать объяснения в нечистой силе… неужели это правда?”

Рыцарь задумчиво взял в руки второй запечатанный пергамент и долго рассматривал его, словно в оцепенении.

Все тяжёлые воспоминания детства, спрятанные в глубине души, запульсировали и вырвались наружу. Отец. Сестра. Замок.

– Не могу решиться его открыть, – пробормотал Амори.

Ветер за окном усилился и еще настойчивее застучал ветвями дуба, требуя от тамплиера большей решительности.

Амори собрал всю свою волю в кулак, глубоко вдохнул и развернул пергамент.

Лицо его немедленно посерело. Он непроизвольно вцепился свободной рукой в край скамьи так, что пальцы побелели.

Когда мука его кончилась, он закрыл глаза и повторил вслух последнюю мольбу сестры: “Вспомни! Ты обещал прийти на помощь, когда бы я ни попросила! Ты мне нужен, исполни обещанное. Твоя Агнесса.”

Амори встал и нервно зашагал по молельне.

Десять лет. Десять долгих лет с тех пор, как он видел отца в последний раз: тот стоял на стене и даже не кивнул сыну на прощание. Амори уехал в Святую землю, вступил в Орден Храма, дав обет служить славе Господней, оставив семью и земные наслаждения ради братства.

Смерть любимой жены во время родов сильно подкосила отца, и часть горькой обиды он перенёс на сына, очень похожего на мать, считая именно его виновным в утрате.

Годами Амори старался завоевать любовь отца. С утра до вечера он усердно занимался стрельбой из лука и фехтованием – всё было тщетно. Всю свою любовь вдовец дарил Агнес, сестре-близнецу несчастного Амори.

Так продолжалось, пока детям не исполнилось двенадцать.

Однажды в полуденный зной конюх разыскал Амори в небольшой лощине у широкого ручья и передал, что отец срочно требует его к себе.

Вскоре запыхавшийся мальчик вбежал в главный зал и глубоко поклонился отцу, который едва кивнул в ответ.

– В замок пришёл священник Фризо. Не могу сказать, что я рад его появлению, но много лет назад в Лангедоке он оказал мне услугу, в память о которой я обязан дать ему приют. Однажды он был замешан в тулузском мятеже. Его жизни, да и нашей, угрожает опасность, если о нём прознают посторонние. Держи язык за зубами!

Граф надменно посмотрел на сына, но Амори не отвёл глаз.

– Но долг чести выше страха смерти, – смутившись, продолжил граф. – Старик станет отрабатывать свой хлеб, обучая тебя всем этим премудростям.

Граф поморщился, словно его заставили перемешать рукой навоз:

– Грамматике, философии. В общем, ему отведено место в комнате рядом с часовней. Иди туда, он предупреждён.

И взмахом руки отпустил сына – к будущему наставнику, человеку, что впоследствии заменил Амори отца.