Песни служителей Адхартаха. Призыв

Пришла беда – отворяй ворота

В полдень следующего дня, когда Мелани с Симоном ушли на новые поиски, в замок прискакали два всадника от аббата Фризо – настоятеля монастыря Мон-Сен-Мишель – и попросили о немедленной встрече с графом де ла Рош.

Дочь объяснила, что отец серьезно болен, поэтому она готова выслушать их вместо него.

“Наши земли полюбили горькие вести”, – разглядывая посланников, Агнесса грызла ногти от дурного предчувствия.

Они переглянулись. Старший монах вытер потный лоб запыленным рукавом и с поклоном поведал ей жуткую историю.

В монастырской школе неделю назад пропал мальчик. Монахи вместе с жителями из близлежащих селений обыскали все вокруг, но ученика нигде не было. И вот, когда люди вовсе отчаялись – свершилось чудо.

Посланники прошептали, что уже через несколько дней в лесу де ла Рош было найдено его тело, зверски изуродованное для сатанинского ритуала. Поговаривали, что сам святой Бенедикт привел приора монастыря с людьми к месту убийства.

Оба монаха, перекрестившись, огляделись, нет ли поблизости посторонних.

– Госпожа де ла Рош! Позвольте спросить, не случалось ли чего странного в округе за последние дни? Не замечали ли местные жители каких-либо проявлений зла или чужаков?

Агнесса смутилась, но быстро рассудила, что Мелани не имела отношения к убийству и лучше умолчать о ее появлении.

Получив отрицательный ответ, оба кивнули, словно именно этого и ждали.

– Аббат велел предупредить вас, чтобы вы были осторожны. У него тоже было видение, и это только начало страшных бед. Не дай бог, прознает инквизиция… – монахи низко поклонились.

После их отъезда у Агнессы не выходили из головы их зловещие слова:

“Пугающие события, словно ядовитые пауки, лезут из всех щелей, опутывая плотной черной сетью нашу с отцом безмятежную жизнь. Он – единственный человек, который всегда был надежной скалой и защищал нас от любых невзгод, теперь нуждается в моей помощи. Что делать, ведь мне так нужен был его совет.”

Она прижалась лбом к прохладной колонне, словно хотела охладить бурю в душе.

“Просто посижу рядом, не буду его беспокоить”, – убедила Агнесса себя и, смахнув набежавшую от обиды на судьбу слезу, бросилась к отцу.

Однако капеллан нервно попросил ее не тревожить графа, который забылся редким сном. Девушка вспыхнула и пошла прочь от покоев отца.

Вдруг кто-то дернул ее за рукав. Она обернулась и увидела мать Симона, прячущуюся за колонной.

Эльза засмущалась и так быстро что-то принялась лепетать, что хозяйке никак не удавалось ее понять.

Наконец терпение госпожи иссякло. Она прикрикнула и велела ей замолчать. Кухарка так и замерла с открытым ртом.

– Что случилось? Говори медленнее, а то я не могу разобрать в твоей трескотне ни слова.

– Вашмилость, простите мою грубость: два дня уж как хочу вам рассказать да все смелости не могу набраться, – кухарка совершенно смутилась.

– Ну что рассказать? Не томи уже! – поторопила ее Агнесса.

– Что хотите делайте со мной, только вот как я сейчас услыхала от мажордома, что мальчонку тово ведьма в нашем лесу сгубила, сразу обмерла от догадки. Стою и думаю, ну как же так, о чем я раньше дура думала.

Агнесса не перебивала, боясь нарушить ход ее мыслей.

Постепенно кухарка расхрабрилась и бойко принялась перечислять, загибая пальцы.

– Молоко не успевают от коровы с пару принесть, а оно такое кислое, что уже и на блины не годится. Это раз. Яичницу пожарить невозможно: то тухлое яйцо, то и вовсе с двумя желтками. Это два. Тесто киснет, но не поднимается, отродясь такого не было. Это три. Да и не только у меня все не клеится. Вон и он тоже жалуется, – она обернулась, выискивая кого-то. – Рене, где ты, остолоп? Ходь сюды.

Из темноты коридора, чрезмерно кланяясь, выскочил конюх.

– Ну, – Эльза требовательно дернула его за руку, – говори!

Тот освободил свою руку и пробормотал.

– А чего говорить-то? Давеча у сивой жеребенок о двух головах родился, мы сожгли его от греха подальше. Мерин батюшки вашего ослеп на левый глаз. Скотницы жалуются, что петухи кукарекают без отдыха – беду кличут.

– Во-во, вашмилость, – отпихнула его Эльза, – а как молва разнеслась седня, тут мне и ясно стало. В замке ведьма завелась.

– Ведьма? – эхом повторила Агнесса. – И кто же?

– Ну, сами подумайте, кто недавно у нас появился?

И тут ее озарило.

– Вы что, подозреваете Мелани д’Эвилль, виконтессу д’Авен в том, что у вас молоко скисает, и петухи глотку рвут? – шумно выдохнула она и сжала кулаки.

– Да, может, она и не намеренно это делает, просто коли проклята, так и тянется за ней все худое. Хотя вот на убийцу не похожа она, грустная какая-то. Но все же надо испытать.

– Испытать?

– Да, есть верное средство. Люди испокон веков говорили, что ежели убить змею, отрубить ей голову, а в пасть ей положить зубок чеснока и в землю закопать, а как тот прорастет, взять его побеги, добавить в варево и подать в…

– То как раз наступит уже осень, когда чеснок твой прорастет, – невольно улыбнулась хозяйка.

Кухарка не растерялась и предложила еще одну мысль.

Агнесса поразмыслила мгновение.

– Ладно, попробуем. Иначе вы не успокоитесь, – вздохнула она, уступая.

В главном зале она встретила сияющую Мелани. Та помахала пучком сорванных трав, звонко закричала так, что голуби с шумом вспорхнули с крыши:

– Нашли, Агнесса, ты понимаешь? Все необходимое собрали. Теперь все будет хорошо!

Она схватила подругу за руки и закружила по залу.

Агнессе стало неловко за ее недоверие к благородной даме, которая, не щадя себя, облазила всю округу ради спасения ее отца. Она старалась убедить себя, что предстоящее испытание – просто безобидная шалость, и они вместе с Мелани посмеются над суевериями глупышки Эльзы.

Вечером она зашла за Мелани и попросила ее прогуляться по замку, чтобы развеяться немного от печальных дум. Агнесса раз за разом бросала на гостью взгляды искоса, пытаясь заметить скрытый знак зла. Но молодая женщина была обворожительна, добра и мила, лишь изредка позволяла себе легкие колкости при шутливом описании придворных французского двора.

Медленно продвигаясь по замку, они как бы случайно оказались рядом с кухней, откуда через распахнутую дверь повеяло приятными ароматами.

– Я немного проголодалась. Давай зайдем, а? – Агнесса увлекла свою спутницу через распахнутую дверь на кухню. – Раздобудем немного сыра и свежеиспеченного хлеба.

Непринужденно щебеча о любимых блюдах, Агнесса подвела ее к большому столу на кухне. Пока она отвлекала свою гостью детскими воспоминаниями, кухарка тихонечко прошмыгнула за их спинами к стоявшей в углу среди кухонной утвари метле. Женщина перевернула ее вверх тормашками, поставила обратно, захлопнула дверь и отошла, как ни в чем не бывало.

Затем Эльза подала гостьям яблоки, орехи, немного сыра, но без хлеба. Сама же взяла крынку скисшего молока, перелила в котелок над огнем и, медленно помешивая его, уставилась на них.

По мере того как молоко начало нагреваться и закипать, Мелани заерзала на стуле, сперва понемногу, словно не могла удобно расположиться, но вскоре движения ее стали более лихорадочными: она то хваталась за голову, то растирала себе виски и глаза, то прижимала руки к груди, то вставала и снова приседала. На лбу ее проступили капельки пота, а глаза заметно раскраснелись. Наконец не в силах больше выдерживать какие-то внутренние муки, она вскочила:

– Что-то голова от гари разболелась, пойду прилягу.

Мелани быстро подскочила к двери и распахнула ее порывистым движением, но внезапно отпрянула всем телом назад, как если бы кто-то невидимый схватил ее за плечи сзади и не дал сделать шаг, притянув к себе.

Растерянность явно читалась на ее лице. Она быстро собралась и притворилась, будто ей на ум пришла неожиданная мысль, которая заставила ее задержаться. Вслед за этой игрой она оглядела кухню очень внимательно и медленным шагом вернулась обратно на свое место со словами.

– А знаете, я же забыла похвалить твоего сынишку, Эльза! Без него я точно не справилась бы, – Мелани хитро улыбнулась поклонившейся кухарке, и, прищурившись, кидала подозрительные взгляды по сторонам. – Какая мать, такой и сын. Оба толковые. Хорошо у тебя на кухне, везде чисто. Порядок. Все с умом расставлено.

Вдруг она легко вспорхнула со стула и подскочила к метле. Осторожно, словно боясь пораниться, она взяла ее и перевернула в нормальное положение.

– Ой, вот только метелка у тебя на дыбах стояла, могла упасть шумно – всех бы распугала! Ладно, все же пойду я. Если уж решила – надо уходить, – с облегчением рассмеялась молодая женщина, помахала остальным рукой на прощание и вышла вон.

Агнесса с кухаркой молча уставились ей вслед. Злополучная метла, которая, по уверениям кухарки, “ни за что не выпустит ведьму из комнаты”, упала на ближайший кувшин с громким звоном, заставив их вздрогнуть.

Издалека донесся издевательский смех.

Они переглянулись с Эльзой. А вот им было не до веселья. Горькая правда наполнила их души страхом.

– Говорила я вам, госпожа, а я еще сынишку с ней отпускала, – сухо пробормотала кухарка и в сердцах выплеснула кислое молоко на огонь.

“Что делать теперь?” – промучилась Агнесса всю ночь из-за сомнений, – “Ведь я не в силах из-за нелепых подозрений в ведьмовстве отказать женщине в приюте. Она всеми силами старается помочь нам”.

Мелани несколько раз пыталась заговорить или пошутить со ней утром, но заметив некую отчужденность и холодность, в конце концов оставила хозяйку замка в покое. Она брала лошадь и уезжала из замка поутру, чтобы собрать свежие травы.

Зная, что Мелани продолжает каждый вечер приносить лечебный отвар отцу, Агнесса подгадывала свои визиты так, чтобы избежать с ней встречи.

Отец находился в том же плачевном состоянии, но дух его окреп, и надежда затеплилась в его глазах. Не раз порывалась дочь открыть графу свои подозрения, но всякий раз, видя, как полагается он на спасение при ее помощи, умолкала.

В полдень четвертого дня после случая на кухне ее разыскал капеллан. Он был похож на нахохленную старушку: весь сморщенный, всклокоченный, недовольно шныряющий взглядом. После слов приветствия и благословения он сделался грустен:

– Могу ли я, госпожа, говорить откровенно о предмете, коий нам следовало сохранить в тайне?

Агнесса внутренне подобралась и жестом попросила его продолжать.

– Дочь моя во Христе! В последние дни до меня стали доходить слухи, что гостья замка водится с врагом рода человеческого. Первое время я пытался увещевать и успокаивать слабых разумом, разносящих эти сплетни. Но с тех пор все больше происшествий подтверждают возможную правоту молвы.

Она хотела остановить его, но капеллан заговорил быстрее.

– А не отравляет ли она нашего господина?

Агнесса вздрогнула, но капеллан не обратил на это внимания.

– Откуда она столь много знает о ядах и их врачевании? Да и знает ли? После ее отвара граф рвет желчью с кровью и теряет свои силы вместо сохранения баланса гуморов внутри. Именно с ее появлением в замке стали происходить колдовские напасти, а в округе все более отчетливо раздаются голоса о присутствии ведьмы. Я боюсь, что…

Душераздирающий крик прервал священника.

Возникла какая-то суета, шум, топот ног. Несколько человек вбежали в каминный зал.

Лесничий нес на руках мальчика, а безутешно рыдающая Эльза, шла рядом и бережно держала ножку ребенка.

Агнесса задрожала, уже зная, что это будет Симон. Вернее, то, что от него осталось. Половина его лица была не тронута, казалось, что он просто притворяется спящим. Но вот другая сторона!

Ее словно не было: срезана кожа и аккуратно снята плоть, остался только зияющий внутренними частями желтый череп.

Лоскуты сохранившейся одежды на мальчике были все в засохшей крови. Тело, исколотое бесчисленными ударами ножа или меча, представляло собой сплошную рану, на котором нельзя было найти нетронутого места. Убийца без конца наносил удар за ударом, пока тело не превратилось в сплошное месиво.

Кровь ударила в нос смесью гнили и ржавчины, и Агнесса едва сдержала приступ рвоты. Почти не дыша и с трудом скрывая страх, госпожа осторожно отодвинула рукава рубахи и тут же отпрянула. Все руки мальчика были исписаны жуткими знаками, которые не оставляли никакого сомнения в их дьявольской природе.

Мать забилась в объятиях соседок. Те, кто были поближе и увидели кровавые письмена, – заохали, застонали от ужаса. Побледневший капеллан неистово перекрестился и принялся громко выкрикивать молитву.

– Это уже вторая смерть! Вторая смерть! – вторили друг другу люди. – Проклятая ведьма среди нас! Она убивает наших детей. Она не остановится.

Вдруг толпа осеклась на полуслове. Задние ряды расступились, открывая путь светлой фигуре, шествующей в наступившей тишине.

Случаются такие мгновения, когда красота, воля и достоинство одного человека останавливают, пусть и на короткое время, безумство толпы. Спокойная, как скала среди накатывающих на нее волн звериной ненависти и страха, Мелани д’Эвилль, виконтесса д’Авен, плыла словно королева, помазанная на престол царства природы.

Венок из васильков, маргариток и ромашек венчал ее локоны, освещенные потоком яркого солнечного света. В руках она несла букет из причудливо переплетенных веточек, листьев и цветов, источавших дурманящий сладкий аромат поздней весны. Белая льняная накидка завершала картину неземной чистоты Мелани.

Она остановилась около мужчины, державшего истерзанное тело, и посмотрела ему в глаза.

Тот, растерявшись, протянул к ней тело Симона.

Мелани грустно провела рукой по слипшимся волосам мальчика, вдохнула аромат своего букета и бережно положила его на грудь убитого. После чего, она повернулась к матери и сочувственно кивнула ей.

Кухарка, застывшая у ног сына и распухшая от слез, как гигантская лягушка, смутилась и кивнула в ответ. И потом она снова разрыдалась – злая на себя, на Бога, на Мелани и даже на своего единственного, мертвого теперь, сына, который оставил ее одну доживать свой век в вечной тоске по нему.

Мелани молча повернулась и проследовала мимо Агнессы, даже не взглянув, словно не узнала, и направилась к себе, прерывая эхо рыданий матери звуком своих неторопливых шагов.

Когда женщина скрылась, с толпы спало наваждение. Капеллан засеменил к Эльзе, осторожно отнял ее руки от стоп погибшего и, утешая, мягко, но настойчиво вывел из зала.

Госпожа выискала глазами стражников и негромко велела отнести мальчика в прохладный подвал до дальнейших распоряжений. Понимая, что нужно как-то успокоить оставшихся, она громко обратилась к ним:

– Прежде чем вершить суд, я должна выяснить все обстоятельства. Я переговорю с теми, кто нашел мальчика, а потом приму решение, как действовать дальше. А пока расходитесь.

Толпа недовольно загудела. Агнесса, не обращая на оставшихся людей внимания, громко приказала лесничему следовать за ней и удалилась в соседнюю комнату, где непослушными пальцами едва смогла запереть засов двери.

Лесничий прокашлялся и вкратце рассказал ей, что произошло.

Агнесса нахмурилась, услышав, что тело мальчика обнаружили в лесу, недалеко от места, где она встретила Мелани.

– Мы его даже не заметили. Слышим, какой-то странный стук в зарослях. Решили, что кто-то рубит деревья без разрешения. Но нет, это ветер раскачивал привязанный к омеле воловий череп. Его рога ударялись о ствол, издавая звук, похожий на стук топора. Я велел помощнику срезать череп, а сам собрался уходить. Вдруг слышу, что он громко чертыхается и зовет на помощь.

– Что вы увидели? Говори в подробностях, – нетерпеливо наклонилась вперед его госпожа.

Лесничий пожал плечами и тихо сказал, избегая ее глаз.

– На покрывале из сорванных полевых цветов под кроной дерева, широко раскинув руки и ноги, лежал мальчонка. У изголовья его валялся черный петух с оторванной головой, вместо нее из шеи торчали обрубленные когтистые лапки птицы. У ног лежала кошка без лапок. В каждую руку была вложена иссиня-черная ворона.

Агнесса прикрыла рот рукой от ужаса.

– И что вы?

– Да, испугались мы маленько, госпожа, нечистой силы, – он перекрестился. – Палками раскидали трупы животных по кустам, положили мальчика в попону и привезли в замок.

– А вы не нашли срезанные остатки плоти – кожу с лица или вырванный глаз?

Лесничий лишь развел руками.

– Нет. Только вот обрывок ткани… да еще вот это, – он достал из-за пазухи скомканную шерстяную тряпицу. – Валялись неподалеку от Симона.

– Кусок накидки от непогоды, такие носят повсюду, – догадалась молодая госпожа.

Лесничий согласно кивнул.

– И монахи, и знатные дамы, и купцы, – продолжила Агнесса, медленно разворачивая сверток, и внезапно обмерла.

Серебряный браслет, парный кольцу Мелани с переплетенными змеей и розой, переливался ярким зеленым светом.

Агнесса зашаталась и едва успела ухватиться за гобелен, чтобы не упасть.

– Может, подбросили? – не веря себе, спросила она.

Лесничий замотал головой.

– Да, кому оно надо? Жили до ведьмы спокойно, только она появилась. Одна беда за другой.

Подтверждение вины показалось столь явным, что ее вера в добрые помыслы Мелани разлетелась на осколки.

“Никакого оправдания этому исчадию ада – женщине, обманувшей меня, губящей моего отца и убивающей детей на нашей земле! Зачем я только спасла ее. – Она сбилась с дыхания от следующей мысли: – А что если д’Аркур потому и охотился на нее, чтобы покарать ведьму…”

В продолжение страданий Агнессы громкий стук потряс дверь, и раздался голос, который показался ей смутно знакомым.

– Именем святого престола приказываю немедленно открыть.

Стуки продолжились. Она сняла засов и отворила дверь настежь.

На пороге стоял тот самый загадочный монах из леса. Только в этот раз он был в чистых бело-черных одеждах и окружен дюжиной облаченных в доспехи воинов.

– Кто вы? И по какому праву вы вломились в мой дом? – истерично закричала она, обращаясь к предводителю.

– Я – Бернард де Ко, провинциал ордена проповедников во Франции, инквизитор Апостольского суда. Я нахожусь здесь по делам святой католической церкви и воле папы Александра IV, который “mandavit inquisitionem fieri contra haereticos suspectatos de haeretica pravitate”, то есть, поручил провести расследование против подозреваемых еретиков за распространение ереси в этих землях.

“Каким образом он смог так быстро все разузнать?” – подумала она, внутренне похолодев: о жестокости этого человека и его беспощадной нетерпимости к малейшим проявлениям ереси ходили страшные истории.

– И вот, представьте мою тревогу, – при этих словах провинциал хищно усмехнулся, и его худое лицо натянулось, отчего стало напоминать орла, – когда мне сообщают в Руане, что прислужники дьявола сотворили свой ритуал и убили ребенка у стен святого монастыря. А по приезде я обнаруживаю еще одну смерть. Получается, что некогда славный дом защитников католической веры де ла Рош укрывает у себя женщину, повинную в смертях обоих мальчиков.

Инквизитор сделал паузу, чтобы в полной мере насладиться ее растерянностью.

Он притворно вздохнул, прожигая хозяйку своими хищными черными глазками.

– Один достойный рыцарь поведал мне, как со своими воинами пытался помешать еретичке, скрывающейся под личиной благородной дамы, совершить сатанинский обряд в лесу. Однако другая дама, по всем признакам Агнесса де ла Рош, выкрала плененную ведьму и спрятала у себя в замке.

“Все-таки это правда, – ее язык прилип к небу от горького осознания. – Я вмешалась в праведный суд!? Ой, ведьма же еще говорила о какой-то смерти в трактире.”

Монах по-своему истолковал бурю эмоций на ее лице.

– Нет, нет, не беспокойтесь! – он успокаивающе поднял руку. – Я чувствую, что налицо роковая случайность. Признайтесь, ведь вы просто попали под дьявольские чары?

Не дождавшись ответа, он елейным голоском закончил свою мысль.

– Ну, а как же иначе? Ведь в ином случае, вы были бы отлучены от церкви, а имущество перешло бы короне.

Он участливо покачал головой и мягко сказал:

– А сейчас отправьте слугу за вашей гостьей.

Громкий голос Мелани разнесся по залу.

– Не стоит никого отправлять и вынуждать мою хозяйку превращаться в предателя из-за страха перед инквизицией. Вот я перед вами.

Монах радостно всплеснул руками.

– На ловца и зверь бежит, госпожа д’Эвилль. Как же я рад, что вы по доброй воле спустились к нам. Это будет обязательно учтено при рассмотрении вашего дела.

– Пойдемте, – не обращая внимания на слова инквизитора, спокойно сказала Мелани. – Не будем злоупотреблять гостеприимством этого несчастного дома.

Монах с шутовским поклоном сделал жест рукой, приглашая Мелани к выходу.

Женщина обернулась к хозяйке замка:

– Прощайте, Агнесса, желаю вам стойкости духа. Беда до сих пор только краем коснулась вас, чувствую, самая тьма еще впереди.

Она пожала плечами и загадочно произнесла:

– Жаль, что я не смогла спасти воробышка.

Будущая узница гордо прошла мимо инквизитора, и его воины взяли ее в кольцо. Осмелевшая толпа жителей замка громко судачила о происшествии.

Обескураженная произошедшим, Агнесса бросилась к отцу.

Он молча выслушал об убийстве мальчика, сцене в каминном зале и приходе инквизитора. Преодолевая боль, он приподнялся на подушках и не отрывая своих глаз от дочери, начал свой рассказ.

– Когда мне исполнилось девять лет, мой дед отправил меня пажом в дом Пьера де Куртинэ. Господь благословил этого внука короля Людовика Толстого множеством детей, но одна из его дочерей выделялась ослепительной красотой среди всех. Все пажи и оруженосцы при дворе были без памяти влюблены в нее. Когда мне исполнилось пятнадцать лет, а госпоже наших сердец – около восемнадцати, я решился на безумную выходку. Бесстрашная юность! Я взобрался ночью по стене до ее окна и подтянулся, чтобы влезть внутрь – передо мной предстало лицо какой-то старухи, выглядывающей из комнаты. От неожиданности руки мои расцепились и, перебирая ими в воздухе в отчаянной попытке ухватиться, я с криком упал на землю. Острая боль пронзила мою спину. Вызванный лекарь, едва взглянув на меня, заявил, что следует готовиться к последнему причастию. Ночью к острой боли в спине прибавились жар и лихорадка.

Отец мягко улыбнулся своим воспоминаниям.

– Всю остальную жизнь я не понимал, привиделось ли мне тогда или все было наяву… В полночь открылась дверь, и в комнату вошла девушка, окруженная тусклым, подобно туману, сиянием. Сибилла тихо произнесла: “Я спасу тебя, маленький Муано, но никому не рассказывай о нашем маленьком секрете”.

Отец тяжело вздохнул.

– Не знаю, почему она назвала меня “муано” – воробьем. Возможно, из-за моего неудачного полета.

Агнесса невольно вскрикнула, вспомнив слова Мелани о воробушке. Отец погладил ее по руке и смущенно улыбнулся.

– Она закрыла мне глаза, и я заснул. Утром я встал совершенно здоровым. Чтобы избежать пересуд, меня отправили оруженосцем в свиту сына короля Франции Филиппа-Августа, где я потерял след прекрасной Сибиллы. Одни сплетничали, что она ушла в какой-то монастырь; другие— вышла замуж и покинула родные земли. Вскоре я и сам женился на твоей матери, и воспоминания о той любви окончательно выветрились из моей головы.

Отец грустно улыбнулся.

– Представь мои чувства, когда волей судеб дама из прошлого оказалась в нашем замке и выглядела всего на десяток лет старше, чем я запомнил ее пятьдесят лет назад. Ты помнишь нашу встречу?

Агнесса кивнула.

– Но ты не знаешь того, что, когда вы с Мелани навестили меня после отравления, она наклонилась и прошептала: ”Я снова попытаюсь спасти тебя, Муано”. Каждый день она приходила ко мне с лечебным отваром, и всякий раз останавливала меня жестом, запрещая заговаривать с ней. Мне становилось несколько лучше: напиток унимал судороги, и дышать становилось легче.

Следующая его фраза слегка озадачила Агнессу:

– Я рад отдать за нее жизнь. Ты даже не представляешь, от чего она спасла меня.

Он замялся, будто сказал что-то лишнее и уже другим голосом сказал:

– Я чувствую, что теперь скоро покину тебя! Нет, не спорь! Даже в самые тяжкие мгновения не забывай, что твой род – де ла Рош, а мы крепки, как скалы Нормандии.

Отец ласково похлопал ее ладонью по руке.

– Для меня она – не ведьма, а загадочная фея или королева волшебной страны. Рок проклятия лежит на ней, оттого она невольно окружена мелкими пакостями, как, например, скисшее молоко. Как у каждого человека есть тень от света, так у нее тень от колдовства.

– Ты думаешь, я поступила дурно?

– Это был не твой, а ее выбор. Она в очередной раз защитила нашу семью.

Со скрипом приоткрылась створка ставен на окне, впустив внутрь багряные лучи заходящего солнца. Комната преобразилась: засияли доспехи в углу, собаки, угрюмо лежавшие на полу, подскочили и радостно завертели хвостами, а незаметная доселе пыль обрела волшебные очертания и закружилась в потоке света.

Сквозь Агнессу прошла волна легкости, и впервые за долгое время она улыбнулась от всей души. Отец посмотрел на нее и тоже улыбнулся.

Однако створка громко хлопнула, и наваждение испарилось в вернувшемся полумраке.

Тоска тяжелым грузом навалилась на обоих снова.

– Отправь-ка вестового к аббату Фризо. Опиши, что здесь происходит, и что нам нужна его защита в делах с инквизиторами… – задыхаясь, попросил отец. – И напиши своему брату. Надеюсь, тебе Амори не откажет в помощи.

Отец отвернулся, чтобы Агнесса не увидела, как задрожали его губы при упоминании сына.

Той ночью Агнесса долго не могла уснуть. Какая-то мысль назойливо крутилась в ее голове, но не могла достаточно оформиться. Когда она уже почти сдалась, холодный, липкий пот прошиб ее.

“Что если, – ужаснулась она, – это ужасное убийство мальчика… это надругательство над телом… было единственным способом для Мелани спасти жизнь моего отца? Чем не сделка с дьяволом: молодая жизнь в обмен на выздоровление старика? Ведь тот факт, что она заботлива и добра к нам, не означает, что она будет такой же к другим. Как часто бывает в жизни, что глава семейства, души не чающий в своих отпрысках и считающий их избранными среди остальных, оказывается злобным и нетерпимым к чужим детям. Он бесконечно закрывает глаза на серьезные проступки своих мил чад и даже усматривает в них нечто положительное. Но не дай бог чужим детям попасться ему на глаза – за любые их действия их запишут в нечестивый легион без малейшего шанса на прощение. Человек по природе своей двуличен: он легко находит оправдание себе и обвинение другим. Не может ли статься, что ради спасения отца ведьма губит других и пребывает в искреннем убеждении, что поступает верно? Ведь принимать такую помощь – грех!”

Только под самое утро Агнесса забылась сном.

Следующим днем вернулся посланный к аббату гонец и привез на словах одну лишь фразу: “Денно и нощно молюсь о вас”.

А затем скончался граф Гумберт де ла Рош.

После обеда его состояние резко ухудшилось: у него начались мучительные судороги, все тело скручивалось и сжималось, а минуты затишья сменялись криками от боли в животе.

Капеллан вместе с пришлым монахом-францисканцем отправились исповедовать и причастить умирающего.

Когда Агнессу позвали, священники уже вышли от отца и молча проводили ее сочувственными взглядами.

Ей сделалось дурно от увиденной картины. Отец бился в агонии, его лицо приняло нечеловеческий синюшный оттенок, уши почернели. Среди его стонов она различила повторяющееся имя давно умершей жены – он звал ее на помощь.

Вдруг он захрипел, приподнялся на кровати и испустил дух, завалившись на бок. Несколько мгновений его ноги еще подергивались, но затем все было кончено.

Не в силах оставаться с ним, Агнесса с рыданиями выбежала из комнаты, ухватившись руками за выступ окна, медленно сползла на каменный пол.

Кто-то подходил к ней и что-то говорил, но напрасно: она не понимала ничего из-за душивших ее слез.