День седьмой
— Ну-у-у-у, мамочка-а-а, я не хочу эту манную кашу! Я же не лоша-а-адка, — капризно протянула травница, безрезультатно пытаясь избавиться от мерзкого травяного привкуса во рту, упрямо ассоциирующегося с ненавистной манной кашей.
Попытки кормления маленькой Алеандр сим мерзопакостным продуктом всегда разворачивались у Эльфиры Валент в настоящее представление в двух актах, суфлёром в котором часто выступал супруг. Эл даже серьёзно подозревала, что из‑за нелюбви к этому продукту им с братом и наняли нянюшку. С возрастом любовь к манке так и не проклюнулась, зато обострилась неприязнь почти взаимная на фоне постоянных насмешек Стасия. Даже теперь она отчётливо чувствовала гадкую субстанцию у себя во рту, будто братец снова подкрался к ней спящей и наложил за щёки осклизлые остатки непринятого ужина. Не просыпаясь, девушка в очередной раз попыталась возмутиться, но в место этого рот снова забило кашей, при том жёсткой и волокнистой. От одной мысли о волокнистой манной каше, самовольно залезающей в род ничего не подозревающим травникам, девушку едва не вырвало.
Проснувшись от спазма в желудке, Валент резко села, едва не опрокинувшись на спину на своей пружинящий подложке, и попыталась сплюнуть набившееся в рот сено. Ощущения были преотвратнейшими и только ухудшились, когда она заметила возле углубления от своей головы целую дорожку подозрительной зеленоватой кашицы из тщательно пережёванной травы. Содрогнувшись от непонятно как подобравшегося омерзения, Алеандр поспешила прикрыть последствия своих бурных ночных похождений ближайшим пучком сена. Отчего‑то именно за пожёванную собственность несчастного владельца хутора становилось особенно стыдно. Девушка рассеянно проморгалась, окончательно просыпаясь и заставляя себя расширить горизонты восприятия больше чем на локоть.
Что сказать, погодка была вполне себе очаровательная. Жара под игривым порывистым ветром спала, лишившись своей тяжёлой предгрозовой влажности, словно весь запас ценной влаги пролился где‑то на болотах, и облакам не оставалось выбора, как только затягивать в себя удушливость последних дней. Небо выглядело пронзительно ярким, словно после неплохого дождя, заклятия погоды или пол — литра брусничной настойки, смешанной с глазными каплями. Травница даже на миг усомнилась в себе и вчерашнем ужине, хоть тот и состоял из небольшого куска прожаренного мяса и притащенных Арном с соседнего хутора мочёных яблок, прошлогодних и потому особенно ядрёных. Впрочем, деревья далёкой лесопосадки синевой не отличались, соседний стог и стоящие поодаль кособокие хозяйственные постройки не дёргались и на сочном летнем лугу маленькие феи не отплясывали джагу, что немного успокаивало.
По положению солнца легко определялось время, если бы Эл умела это делать, но навскидку решила, что сейчас не слишком позднее утро. До Смиргорода должно быть не так далеко. Даже пешком при хорошем темпе они к вечеру уже были бы на околице, а оттуда на любой общественной ступе можно было без труда добраться до Сосновского, или просто переночевать у Танки. При мысли о тёплой большой, наполненной розовой пеной и смягчающей щёлочью ванне у Валент случился приступ острой часотки. Грязными показались даже гланды и внутреннее ухо, чего прежде с ней не случалось.
Почёсывая исколотые о жёсткие травинки конечности, травница подползла к мирно сопящей компаньонке. Яританна выглядела до омерзительного аккуратной. Только успевший снова обгореть на солнце нос красовался лоскутами слезшей шкурки, что как‑то добавляло образу натуральности. Под ними, однако, оказалась вполне себе здоровая, живенькая, чуть покрасневшая от ожёга кожа. Коварный и гениальный в своём великолепии план тутже начал оформляться в хорошенькой головке начинающего эскулапа, заставляя серые глаза восторженно блестеть. Её всегда завораживало сочетание простоты и изящества в решении сложных проблем. Единственной сложностью оставалось уговорить её излишне щепетильную, а в иных вопросах и вовсе надменно — ханжескую подругу полежать голышом под солцем часиков шесть, пока не слезет остальная кожа.
— Н-дя, бесполезно, — печально констатировала девушка, вглядываясь в безмятежные черты лица, едва прикрытые уголком свёрнутой простыни.
Танка сейчас здорово смахивала на отъевшегося шелкопряда. Даже застрявшие в складках ткани пучки сена очень походили на шёлковые нити. У Эл так и чесались лапки размотать её на верёвки. Не из вредности или кроважадности, а исключительно человеческого глубокого чувства заподла, заставляющего ранних пташек злосно будить более счастливых товарищей.
Девушка осторожно отогнула краюшек простыни, закывавший ухо и глаз духовника, мило улыбнулась, вздохнула и во всё горло рявкнула:
— ПОДЪЁМ!!!!
Чаронит машинально села, распахнув трансформировавшиеся глаза, и мир осветился от целого снопа искр, высеченных двумя крепкими лбами подмастерьев второй ступени. Вскрикнув от боли, Эл схватилась обеими руками за гудящий лоб и отшатнулась, с ужасом ощущая, как начинает заваливаться в пустоту. С визгами, матом и непристойным в своей бессмысленности молочением конечностями по воздуху и попадающимся предметам травница стремительно слетела со стога. От пронзительного звука и подозрительного звона в голове Яританна моментально проснулась и едва не ослепла от слишком яркого для ночного зрения освещения.
— Какого демона, — застонала она, ощущая подкрадывающуюся ко лбу шишку и неловко выпутываясь из своего кокона. — Что за правительственный произвол в отдельно взятой комунне? Эл!
Распластанная на земле травница попыталась прикинуться мёртвой, но слегка замешкалась, думая, стоитли вываливать язык, как у висельника, и потому была застуканна сверху с весьма компрометирующим выражением лица. Духовник в ответ скорчила не менее злостную рожу и бесстрашно ринулась следом. Выглядела девушка действительно впечатляюще, с мертвячьей окраской, облесшим носом, вздыбленными волосами и отвязавшимся рукавом платья. И спрыгивала она из позиции стоя, как заправский боевой чародей или обыкновенная нечесть, и рычала подозрительно натурально. Травница даже по первичному малодушию едва не откусила кончик так и не втянутого языка, но быстро подобралась, резво подхватилась и с мерзим подхихикиванием бросилась прочь, несвязно выкрикивая что‑то про голодных духовников и загубленную юность. В догонку ей полетело скомканная в шар простыня, благо камней в ней не было и швыряла Танка вызывающе косо.
— Ой, не могу! Спасите! Убиваюць, гразныя някраманты! — громко запищала Валент, намеренно коверкая голос и слова, и попыталась снова вскорабкаться на стог.
С низким утробным рыком духовник рванула её обратно за ногу, в сердцах (намёки на некромантию её всегда ужасно оскорбляли) едва не впившись зубами в удачно подвернувшуюся лодыжку. Лодыжка успела не менее удачно вывернуться и приложить её пяткой в ухо. Живучая и до омерзительного проворная травница снова вскочила на ноги, показала сопернице язык и бросилась в противоположную сторону, поскольку от бега по кругу перед глазами уже начало слегка расплываться. Успев пробежать всего полтора оборота, девушка нелепо всхлипнула и, зацепившись ногой за узел из злосчастной простыни, ровнёхонько пропахала и без того синеватым подбородком одно из безкрайних полей их небольшой родины. Бежавшая следом Танка подобной ловкостью и грацией полётов не отличалась, потому, попытавшись затормозить, чтобы не затоптать распластавшуюся компаньонку, неуклюже перепрыгнула худенькое тело и, оскользнувшись благодаря совершенно непреспособленным к таким пируэтам сандалиям хрузно пнюхнулась сверху, вызывая из бренного тела сдавленный стон.
Пыхтя и потирая здорово отшибленный подбородок, Алеандр с трудом выкоробкалась из‑под слегка пришибленной подруги. Танка держалась рукой за сердце и тяжело дышала, словно её дважды прогнали в карибри.
— Эл, — немного осуждающе, немного апалично повернула голову к травнице блондинка, — что это было?
— Я… я — кх упала с сеновала, — едва выдавила из себя Алеандр и зашлась громким, заливистым хохотом.
— А-а-а, — глубокомысленно протянула духовник, пытаясь подняться, — ну это, конечно всё объясняет.
Больше об утреннем инциденте не заговаривали, прекрасно понимая, что обе вели себя, как дошколята, которые тайком от учителя пробрались в кладовку с игрушками. И если Алеандр за такое ребячество было немного стыдно, ведь их всё‑таки могли видеть хозяева хутора, то Яританне скорее было обидно, поскольку со стога падала Эл, а копчик болел у неё. К владельцу двух стогов и ряда кособоких непрезентабельных построек духовник относилась более, чем равнодушно, считая, что проявляющий такую небрежность и бесхозяйственность мужчина не достоин уважения, а перед женщиной показаться с задранным подолом не так уж и зазорно. Предусмотрительная Вестлана Чаронит, смирившись с тем, что слуги её дочери не светят, со всем возможным педантизмом проводила для неё курс молодой домохозяйки. Поэтому отсутствие элементарных представлений о домоводстве ещё вчера сильно возмущало Яританну, с неприязнью рассматривающую неровно выкошенную траву, прокисшее снизу сено, разбитый хлипенький плетень и каких‑то рахитично — облезлых кур, которых они даже воровать на ужин побрезговали. Сама девушка большой любви к ведению домашнего хозяйства тоже не питала, но природная бережливость позволяла по крайней мере поддерживать в хорошем состоянии уже имеющееся.
Возможно, именно благодаря это черте характера Танки они себе могли позволить такую роскошь, как завтрак. Вчерашняя грифонятина, приобрёдшая странный синеватый оттенок, без гарнира, хлеба и воды больше напоминала древесную кору с привкусом костра, по которой когда‑то поелозили отбивной. Из припасов Алеандр в своей безразмерной сумке смогла обнаружить только несколько хлебных крошек, почти микроскопичкский узелок жареных арбузных семечек и щепоть соли, которая впрочем вполне могла оказаться ядовитой. Вместо этого нашлись четыре пуговицы, очень красивая заколка для волос с отломаным лепестном, тот самый лепесток, замотанный в зелёные шерстяные нитки, два чистых блокнота, одна мелко исписанная записная книжка, маленькое зеркальце, нитка бус, оловянное колечко и чудесная пряжка от ботинок. Огорчённая собственной пародоксальной хозяйственностью, Валент с остервенением вгрызалась в мясо, вымещая досаду на своих же челюстях, которые уже начинали неметь от усилий.
— Этого, — Яританна лениво кивнула на соседний стог, осторожно отрывая себе очередную полоску мяса и царственно отправляя тонкий кусочек в рот, — звать будем. Или перебъётся, уповая на свой необъятный резерв и высшие энергетические токи Вселенной.
Алеандр слегка побледнела и от неожиданности выронила, так и не растерзанный кусок:
— Ох, Триликий! Я же о нём забыла…. Я забыла о нём! А-а-а-арн!
От пронзительного вопля духовник невольно поморщилась и проверила, не заложило ли уши окончательно. Травница тем временем уже успела подхватиться и с маниакальным упорством пыталась взять штурмом соседний стог, красочно представляя умирающего от страшных ран и безразличия лекарей чародея. Пародоксально, но при всех талантах превосходной добытчицы ингредиентов, залазить на любой стог привышающий высотой метр становилось для Валент настоящей каторгой, хоть со стороны и прилично смахивало на клоунаду.
— А-арн! Араооон!! Вставаай! — пыталась пробудить их потрёпанного принца из Золотого поселения Эл исключительно за счёт голосовых усилий, поскольку уже выбилась из сил в попытках влезть к пациенту самолично. — Нет времени отлёживаться!!! Утро — о-о!! Встава — а-ай!! Арн, я к кому тут надрываюсь!?!
В конце девушка не вынесла и даже гневно притопнула ногой, не произведя, впрочем должного устрашающего эффекта. От криков горло уже начало прилично саднить, а молодой человек так и не изволил явить обществу свою лохматую щетинистую рожу. Алеандр, настолько накрутила сама себе нервы, что сейчас готова была сорваться в примитивнейшую истерику, представляя холодный попраный вороньём труп. Яританна была на порядок спокойнее и, аккуратно собрав их общие пожитки, встала рядом с истерекующей, меланхолично вложив ей в ладошку многострадальный ботинок. Эл, но долго думая, запустила им в верхушку стога:
— Вставай, мать твою!!!
— А то хуже будет! — крикнула вдогонку Танка.
Травница смерила подругу тяжёлым взглядом, полным такого немого укора, что духовнику даже стало немного неловко. Возможно под порывами совистливости она бы даже вызвалась будить младшего Мастера, лично раздавая пинки или примочки по ситуации, но откуда‑то изнутри большой шаткой конструкции послышалось подозрительное шебуршание, а сверху свалилась целая охабка примятого сена.
— Нет, ну он издевается!?! — обречённо и одновременно зло прошептала травница, большие серые глаза из‑под напорошенного сена смотрели с возмущением и жаждой мести. — Отойди.
Инстинкт самосохранения заставил Чаронит отшатнуться от такого резкого тона, а после и вовсе благоразумно укрыться в небольшой водоптводной канавке, принебрегая всеми правилами гигиены и приличия. Последнее, что она успела увидеть: Эл, становящаяся, в свою коронную позу для выброса. Дальше было сено…
Даже не так, а СЕНО!
В воздух с каким‑то непотребным рёвом взмыло целое облако скошенной травы и смертоносной, сминающей всё на своём пути лавиной обрушилось на землю, сея пыль, туруху и мелких вездесущих грызунов и насекомых в уже качественно оглушённом состоянии, к привеликой радости птиц. Зеленовато — серая волна на миг заслонина собой пронзительную лазурь небес и тут же схлынула, обдавая поле горячим от трения поднятых травинок ветром. В совершенно неестественной тишине моментально затихшей природы размерянно и почти монотонно раздавались звуки хлухих ударов.
Только когда резонанс заклятья пошёл на убыль, Яританна рискнула высунуть голову из своего убежища. Два высоких строга ровными полукрухжиями устилали поле, будучи любовно рассыпанными на просушку, наверное, впервые с момента своего создания. В воздухе ещё клубились мелкие частицы трухи и пыли, создавя миленькое подобие буроватого тумана с густым, пряным душком заброшенного чердака. То тут, то там вполне живописненько распалагались стога поменьше, скажем так, естественного происхождения, означая фигуры ни в чём не повинных свидетелей травницкого буйства. Разворошив ближайший стожок, духовник извлекла слегка пришибленную отдачей компаньонку и заботливо отрякнула с её лохматой головы сено:
— Ну, как? Полегчало?
Участливый тон и профессиональные интонации завзятого душекопателя и психопотрошителя, вывели Валент из лёгкого ступора. Девушка была настолько поражена собственной реакцией и неожиданной импульсивностью, что даже не решилась покраснеть, лишь кротко улыбнулась и кивнула в ответ:
— Полегчало. Словно камень с души свалился, так меня эта ситуация с комуфляжниками напрягла. Я читала, что женская способность к прорицанию значительно возрастает с ростом фактора заботы. Так вот, если моё подсознание принято Арна за э-э-э… объёкт заботы, то я сейчас должна была бы классно предсказывать!
— А я уже могу, — холодным и каким‑то загробно — убийственным голосом отозвалась Танка, моментально сбивая с увлечённой очередной теорией травницы весь благородный эксперриментаторский пыл.
Другие стожки уже начали шевелиться, недобро так, подозрительно. Из ближайшего раздался низкий мужской стон, сдобренный качественным матом. Словно настояший упырь из свеженькой могилы, вверх взметнулась широкая мужская кисть, за ней медленно, словно преодолевая чародейское сопротивление или боль (второе было вероятнее, поскольку расшвыряло стога знатно) показалось массивное плечо. Эта картинка настолько напоминала поднятие нежити, что Яританна почти окаменела от ужаса. Эл действие напомнило скорее раскрытие какой‑то инопланетной личинки, но всё равно было противно.
— Ой! — травница испуганно пискнула, инстинктивно отступая за плечо подруге.
Из второго стога резко появилась голова со знаменательной, в некотором роде, светлой макушкой. Голова, словно кукольная, провернулась вокруг невидимой шеи и вперила в двух замерших испуганными кроликами девиц полный ненависти пронзительный взгляд. Холодный, пронизывающий и какой‑то сумасшедший. Первым порывом Яританны, почему‑то было схватить любой попавшийся камень и швырнуть в неприятную голову, как в деревянного болванчика на весенних ярмарках. Но по мере взаимного узнавания волосы у неё начали подниматься дыбом, а глаза недобитого наливаться кровью.
— Тикаем? — первой подала разумную идею травница.
Мутные душевнобольные глаза с меланхоличной обречённостью смотрели на него из кустов, не хлопая тяжёлыми, отёкшими веками. Под этим взглядом становилось как‑то совестно за весь род человеческий, столь бесцеремонно поправший разумные и вечные устои матушки — природы. Казалось, он проникает в саму душу, выворачивая до неровных стежков и брезгливо инспектируя заляпанное дно. Араон Важич невольно передёрнул плечами и отвернулся. Недоеденный кусок мяса встал поперёк горла. Куда‑то моментально испарилось всё желание отдыхать, затаившись на дне мутным сероватым осадком.
А отдохнуть было необходимо. Бешеная ночная скачка, дополненная странными люминесцентным явлениями, вымотала окончательно разбитое тело. Часть законного резерва, что должна была поддерживать регенерацию и притуплять боль, уходила на совершенно нелепое сокрытие неожиданно расцветившегося нутра. В первый момент Арн настолько удивился ярко вспыхнувшему свету, что сбился с контроля лошади и едва не вылетел из седла, чтобы пониматься с обочиной. Потом, не заметив импульса чьего‑либо заклятья, немного успокоился, серьёзно подозревая, что среди боевых чародеев прецедентов поедания нечисти не было аккурат из‑за таких вот побочных эффектов. При особом желании можно было даже отследить, как медленно передвигаются в животе перевариваемые частицы редкой и наверняка специально обученной боевой единицы. Не удержавшись, молодой человек хмыкнул, представив, как всю ночь огнями Святого Элля маячили на вершине стога две сладко спящие девчонки. При воспоминании о них снова стало как‑то неловко, но чародей самоотверженно подавил совершенно неуместную вспышку сентиментальности, впиваясь зубами в очередной заблаговременно прихваченный из вещей Чаронит кусок вчерашней трапезы.
Мясо больше подозрительно не светилось, смирив усердие под лучами солнца, но и вкуснее не стало. От него вообще складывалось впечатление, что половина полученной от питания энергии идёт исключительно на его пережёвывание. Так же вкус основательно портила жилетка Глеба, в которую пришлось это мясо завернуть и после которой оно приобрело незабываемый привкус соли и мужских духов. Из‑за лишних, пусть и безмозглых свидетелей аппетит не шёл совсем, хоть регенерация и требовала большого количества пищи, желательно животного происхождения. Как он и предполагал, верховая езда быстро свела на нет все достижения последних дней, и вот уже яркие алые розы (увы, последней на перевязку пошла рубашка с рифлёным цветочным рисунком) расцветали у него на животе, отмечая радостное открытие уже почти затянувшихся ран. Рука, как ни странно, несмотря на все многочисленные манипуляции, осталась целой, благодаря намертво сцепившим кожу завиткам. Арн серьёзно подозревал, что даже избавляться от швов придётся вместе с половиной шкуры. Парадоксально, но этот факт его очень радовал, суля Мастеру — Лекарю множество незабываемых минут любимой работы.
Араон тяжело вздохнул: «соплей» оставалось совсем ничего, но кое‑как с проблемами они справлялись. В сон морило неимоверно, до боли в раскалывающейся голове и монотонного гудения не раз ломаных костей. Хотелось свернуться калачиком под ближайшим кустом и вырубить воспалённое сознание, пока все эти интриги и козни окончательно не сломали его мировоззрение. Хотелось плюнуть на всё, выйти один на один, как принято у боевиков, или лучше отрядом, чтобы всё было чётко и понятно, чтобы знать, где цель и против кого действовать. Хотелось не знать всего этого…. Хотелось, но возможности не было. Был лишь долг, гражданский, профессиональный и сыновий. Было лишь нелепое ощущение дешёвого фарса, граничащего с безумием, мешающее до конца анализировать ситуацию. Казалось, что всё вокруг происходит не с ним, разыгрывается какой‑то новомодный спектакль, где полоумные актёры в приступах мечутся по сцене, а он как несчастный ремонтник стоит и держит, шатающуюся декорацию. Становилось тошно от собственного бессилия, непонимания и непонятно откуда накатившей апатии, которая наверняка свойственна шахматным фигуркам, тягаемым взад — вперёд по клетчатой доске.
«Ну, что ты пялишься!?!» — мысленно простонал чародей, не решаясь лишними звуками разрушить всю тщательно наведённую маскировку.
Лошадь не ответила, что не удивительно. Она и в лучшем состоянии, не смогла бы этого сделать. Находясь же под мощным заклятьем, животина больше напоминала аниматического зомби с одним лишь плюсом — отсутствием характерного душка. Находящиеся под подобным подчинением животные вообще не издавали никаких запахов и звуков, что с одной стороны неплохо отражалось на маскировке, с другой никак не перекрывало его собственного запаха. Арн только надеялся, что до поисковых собак тёткины подельники не додумаются. Если ночью можно было скакать во всю силу, то сейчас лучше укрыться на какой‑нибудь мелкой просеке, чтобы лишний раз не светиться. Всё же его образ был слишком колоритным, да и зачарованная дряхлая кобыла, несущая как матёрый трёхлетка не могла не привлекать внимания. Неплохо было бы отослать клячу домой, только терять драгоценное время, когда за тобой возможна погоня — совсем ни к чему. Ехать на подчинённом животном было удобно, хоть и весьма утомительно из‑за необходимости постоянно корректировать курс и движение. Если в полёте на метле или ступе половину трудов на себя брала автоматика заклятья, то сейчас приходилось одновременно думать обо всём. Это привело молодого человека к печальному осознанию, что талантом к созданию артефактов он напрочь обделён.
Поправив съехавшую набок цепь, что, благодаря простенькому амулетику, неплохо блокировала любые посланные в спину чары, Араон Важич, неслышно, но очень колоритно ругаясь, заставил своё тело вернуться в седло. Бок снова прострелила боль, но чародей стойко её проигнорировал. Следовало передать отцу всю информацию, желательно лично. И как можно скорее.
Истерика началась вполне себе безобидной фразой: «Да как он мог, скотина неблагодарная!» Зато как замечательно и красочно развивалась! Сколько было спецэффектов и звуковых вариаций! Одно только выдирание волос чего стоило!
Конечно, травница выдирала волосы не из головы коварного обманщика или менее эмоциональной подруги, да и делала это не от великой скорби сокрушающего предательства. Выдирала она волосы на ходу, пытаясь разобрать скатавшийся в кривоватую башню колтун, щедро усеянный сеном и редкими полевыми цветочками, при этом остатки гребня так натужно трещали, будто молили оставить их умирать не поле брани или подарить удар милосердия. В приступе нетерпения или совершенно профессионального невроза девушка яростно обдирала излишне сбившиеся комки и нещадно расшвыривала несостоявшийся гербарий, представляя на их месте Араона Важича во всей красе.
«Словно территорию метит», — отстранённо подумала Чаронит, глядя на клочок рыжеватых волос, застрявший в кусте дикого шиповника. Но Алеандр не метила территорию и даже не банально срывала злость, она благородно негодовала, не имея возможности привести в согласие свои высокие представления о правильном и безукоризненном с суровыми реалиями. От таких вопиющих нестыковок всё её трепетное и глубоко ранимое существо содрогалось в негодовании и обиде на мироустройство в лице одного конкретного продукта эволюции.
— Вот, эдакий подлец! — фыркнула травница, заплетая расчёсанные волосы в аккуратную тугую косу и досадуя, что так попортила вспыльчивостью своё достояние. — Мы его вытащили из лап рассерженных монстров…
— …которые почти не проявляли агрессии… — вторым голосом, едва сдерживая ехидство, поддакивала бредущая рядом Чаронит.
— …всю ночь лечили его, можно сказать из подмирного пекла выволокли, хоть он и прилично упирался, мешая нашей благородной работе…
— …провели операцию на обездвиженном, пока он был в сознании…
— …ценою неимоверных, — Валент патетично вздёрнула вверх расцарапанный пальчик, — усилий доставили в уютный комфортабельный дом близкой приветливо расположенной родственницы, которая ни много ни мало, является ещё и Мастером — Травником…
— …который потом подняли на воздух…
— …вырвали из лап, да, да не побоюсь этого слова, самых настоящих бандитов. Ведь это благодаря нам они сбились со следа и попали в старый карьер, наполненный гадами и стражниками! — отчего‑то в устах молодой травницы два этих понятия показались тождественными. — Мы даже обеспечивали его едой! Не подумай, что я мелочная, но всё‑таки прокормить такого взрослого мужика не самая простая задача!
— … с которой он вполне мог справиться и самостоятельно…
Алеандр резко остановилась и негодующе глянула на подругу:
— Ты, что это его оправдываешь? Мы столько для него сделали, ничего не жалели, во всём помогали, оказывали первую помощь! А он просто так сбежал! Ни ответа, ни привета! Как? Как он мог так поступить со мной!?!
— Да запросто, — пожала плечами духовник, не проникнувшись горящей в серых глазах угрозой. — Как все поступают. У него свои цели, у нас — свои. Пока интересы совпадают, почему бы не эксплуатировать столь удачно подвернувшуюся рабочую силу, когда та едва не вылезает из шкуры в желании помочь сирым и убогим. На дураках нужно ездить — уважаю. Сама бы поступила так же но, увы, хорошее воспитание значительно усложняет жизнь.
— Хорошее воспитание не мешает тебе ругаться матом, таскать чужие вещи, забывать о потребностях других и ублажать собственное эго, — сощурилась травница, глубоко уязвлённая таким хамским безразличием к её праведному негодованию со стороны подруги.
— Оно мешает мне после всего этого уважать себя и считать достойной полноценной личностью, — холоднее на полтона отозвалась Яританна, не стремясь, впрочем, поддержать назревающую ссору.
Травница это заметила и предпочла также сбавить обороты. Густо цветущее славными белоснежными, бледно — лиловыми и даже грязно — розовыми цветами картофельное поле не располагало к ссорам и дракам. Особенно с чародейкой, чьей стихией была земля, а нелюбимым занятием — сбор картошки. Этот коварный корнеплод был поздних сортов и потому ещё продолжал радовать глаз богатым разнообразием соцветий, и высокой тёмно — зелёной ботвой, доходившей до середины бедра. Даже можно было уловить слабый, сладковато — пряный аромат маленьких цветочков, что в сырые дни совершенно терялся за тяжёлым запахом мясистых листьев.
— А ведь Арн тоже ратиш, — всё ещё раздражённо, но уже более задумчиво, заметила Эл, накручивая на пальчик выбившийся из косы локон.
— Нувориш царский, — не сдержав презрения, хмыкнула Танка, знающая, что титул был вручён их роду скорее за выслугу лет, ведь четыре поколения боевых чародеев, рьяно защищающих позиции официальной власти, оставаться простыми смертными не могут уже хотя бы по соображениям престижа державы.
Алеандр благополучно пропустила мимо ушей и это замечание:
— Может, именно в этом всё и дело? Может, его происхождение или дела семьи заставили так поспешно ретироваться?
— Ага, ага, по папиной телекинетической трансляции был испарён и на молекулярном уровне доставлен в столицу.
— Вот именно! Ему срочно нужно было в столицу! Конечно, мы же значительно его обременяли и скорость…
— … у раненого недобитка превышает десять лошадиных сил?
— У него, наверное, очень важное и ответственное дело! Он же куратор! Ему нужно найти парней, разобраться со случившейся аномалией, покарать виновных, в конце концов!
— И рассказать нам об этом чревато падением небес на землю, небольшим потопом и парой тройкой прорывов энергетического поля?
— Наверное, дело не терпело отлагательств и высокие понятия ответственности…
— Позволили ему смотаться с половиной харчей, бросив на произвол судьбы двух беззащитных подмастерьев один на один с непонятными бандитами?
Алеандр резко затормозила. Шедшая после неё, Чаронит от неожиданности налетела на товарку, пребольно стукнувшись носом о рыжеватый затылок. Даже затылок излучал негодование, в этот раз обращённое исключительно на духовника, но тщательно сдерживаемое во избежание кровопролития. Валент чрезвычайно захотелось проредить подруге волосы, но за что конкретно, она ещё не определилась, поэтому предпочла сдержать праведный порыв до появления повода поудачнее. Вот уже полтора часа после коронной фразы духовника: «Сейчас только срежем немножечко», они тащились через общинные поля, ориентируясь по солнцу и наитию. Поэтому повод, по расчётам Эл, должен был в скором времени подвернуться. Девушка уже хотела было упрекнуть подругу в очередных блужданиях, когда неожиданно осознала:
— Танка, с ним что‑то случилось!
— Да что с ним могло случиться? — искренне удивилась духовник, заходя вперёд травницы и вглядываясь в испуганное лицо. — Он не киборг из популярных лубков — не самоуничтожится.
— Его могли похитить! — от волнения девушка даже неловко плюхнулась на землю. — Для какого‑нибудь обряда или ритуала. У него же такой объём резерва, что, выбив энергию, можно будет средний город неделю поддерживать! А если его выкачают, потом сделают зомби и отправят в Замок Мастеров, чтобы он на Совете всех Старших Мастеров расхренячил?
— Стой, стой, стой! Да кто его может украсть?
— Те чернокнижные некроманты — извращенцы!
— Ага, а троих своих в залог оставили, пока нашим попользуются…. Эл, очнись, — духовник настойчиво встряхнула за плечи разволновавшуюся Валент, — Важич — взрослый, почти здоровый мужик с неслабыми рефлексами и офигительным резервом! Он просто никак не похититься при нормальных условиях.
— А, да… точно, — Алеандр рассеянно взъерошила чёлку и, кажется, немного посветлела лицом. — Просто я так волнуюсь. Мне казалось, что мы уже сработались в команду, можно сказать, подружились, а тут…
Яританна присела рядом и сочувственно обняла за плечи начинающего целителя:
— Если тебе от этого будет легче, считай, что его убили, а труп расчленили и спрятали в стогу третьей кучкой.
С минуту травница растерянно хлопала глазами, очень красочно представляя остатки своего нерадивого, но успевшего полюбиться первого (и уже последнего) пациента, под почти искренние утешительные вздохи подруги, потом без прелюдий вцепилась в бледную шейку в желании избавить мир от очередной двуногой змеюки.
С диким хохотом швырянием землёй и попытками закопать оппонента, методично и беспощадно уничтожался грядущий урожай. Подмастерья мутузились, картошка гибла.
— А чего это я? — опомнилась Алеандр, сползая с окончательно попранного и морально разбитого врага, что уже перестал барахтаться и пытаться оказать сопротивление, хоть и не молил о пощаде.
Яританна, возможно, и согласилась бы смирить гордыню, разок другой попросив пощады, но никак не могла этого сделать из‑за крайне неудачной позы, в которой открыть рот можно было только, наевшись рыхлого чернозёма. Если в детстве во всех потасовках она старалась держаться до последнего, чтобы непременно победить, то с возрастом поняла, что её ресурсы к победе годятся лишь на своевременную капитуляцию.
— Ну вот, другое дело, — поднялась она, отряхивая платье и вытирая лицо. — Хоть на себя похожа, щёки горят, глаза блестят, зубы скалятся. Как есть вурдолачина!
— Ну, тебя, Тан, с твоим юмором, — обиделась травница. — Я же серьёзно. Хочешь — верь, хочешь — не верь, но вот нутром чувствую, что не такой он человек, чтобы просто так исчезнуть. Он просто…
— Засранец!
— Что, прости? — реплика Танки, слегка дезориентировала готовую к новым душевным терзаниям девушку.
Обернувшись, она увидела, как Яританна злобно собирает разметавшиеся из сумки вещи. Духовник деловито окинула взглядом стащенные в одну кучу пожитки.
— Серп упёр. Вот козёл! — не то обиделась, не то восхитилась та.
— Да? Я даже не обратила внимания, — Эл подсела поближе и тоже принялась рассматривать вещи. — Точно. Вот и мази тоже нет. Выходит, заранее готовился, подлюка.
— А это что такое? — поспешила перевести тему Чаронит.
— Это? — Алеандр любовно и трепетно размотала старый замусоленный до буроватого цвета носовой платок. — Это перо грифона! Не рулевое, конечно (рулевых у него просто нет), но крыловую птерилию достала! Не представляешь себе, как было сложно. Арн сычом следил, чтобы все ошмётки в яму ушли, но я всё‑таки умудрилась это в штанину запихать, пока он шкуру срезал. Ой, нужно было видеть, какая у меня походочка была. Думаю, если бы он меня за этим засёк, точно бы выдрал. Я так боялась, чтобы оно от жары не развонялось в сумке.
Духовник придирчиво рассмотрела слипшееся буроватое нечто на жёстком очине, пошкрябав ногтём нижний пупок пера:
— И что у него за свойства такие чудодейственные, что ты пошла на такие ухищрения?
— А без понятия! — радостно констатировала Эл. — Но ведь, правда, обалденная штукенция!
С тем, что штукенция обалденная согласились обе, а вот о причинах её несравненной значимости мнение подмастерьев кардинально различалось. Алеандр настаивала на великих, никем до сих пор как следует не оценённых свойствах и потенциальной значимости в травничестве и алхимии. Яританна утверждала, что основная значимость в том, что перо спёрли из‑под носа у куратора, до этого пришибив законного обладателя. Выбравшись с поля и устроившись под ракитовым кустом, очень подходящим для небольшого перерыва на обед, но из‑за отсутствия продовольствия, служащим просто перевалочным пунктом, девушки церемониально положили добычу на пень предположительно берёзового происхождения. Исключительно на глаз перо казалось просто грязным и свалявшимся от засохшей крови, пыли и зёлковой трухи. Никаких особенных свойств не наблюдалось, на что не замедлила указать духовник, расплываясь в торжествующей улыбке.
— Ха — ха, — вызывающе вздёрнула подбородок Эл. — Сейчас я докажу, что все мучения не были напрасными, и тебе будет очень стыдно!
Травница картинно распростёрла длань над чудом уцелевшим трофеем и начала концентрировать энергию на кончиках пальцев, от чего они начали немного искрить. Если для Мастеров — Лекарей любая диагностика занимала не больше сил, чем простая «непромокайка», то прочим смертным, увы, для таких изысков приходилось неплохо перетряхивать собственный резерв. С диагностикой просто больных особых проблем не возникало, чародейские уловки лишь частично заменяли долгую и мучительную катавасию со сдачей анализов. Но милейшим, блещущим задним умом чадам Замка Мастеров такое простое применение заклятья даже не приходило в голову. Ещё совсем юная и крайне увлекающаяся Эл умудрилась уволочь с наставницкого стола забытый кем‑то фолиант по основам целительства и, не долго думая (десять лет всё же не возраст для глубоких размышлений), зазубрила ряд заклятий. Когда по всему общежитию прокатилась волна скандальных и шокирующих разоблачений, начавшихся с аллергии на морковь у завхоза и феерически завершившихся тремя абортами у секретарши заведующего кафедрой Этики, ценный фолиант был изъят, а ученице сделан жестокий выговор за излишнюю любознательность. Тогда‑то Яританна со всем свойственным ей прагматизмом и направила диагностическую энергию будущей травницы в мирно — утилитарное русло быстрых и невероятно качественных работ по минералогии, элементаристике и артефактам. Правду, диагностика веществ и предметов на их алхимические и артефактные свойства сил требовала неимоверных и ресурс выкручивала знатно, от чего маленькая Валент едва не теряла сознание на первых парах. Зато после длительных тренировок позволила покупать булочки в столовой, сделав небольшой бизнес на продаже лабораторных работ старшеклассникам. Теперь Эл это заклятие давалось ценою меньших затрат, хоть девушка и сильно побледнела.
— О, — проговорила она слабым голосом, — это просто удивительно, грандиозно, всеобъемлюще… бесполезная фигня!
Сказать, что травница была расстроена — ничего не сказать. Девушка была подавлена, попрана и неплохо так деморализована, хотя бы от того, как мерзко было таскать эту грязную гадость в узкой штанине. Приэтом её достаточно живая мордашка выражала такое вселенское разочарование, что Яританна не выдержала и, взяв двумя пальчиками ровный длинный очин, жёсткостью не уступающий морёной древесине, отряхнула уродливую штуковину о коленку. Оказавшийся уникально стерильным ингредиент лучше всего годился на ощип, но даже здесь не особенно верилось, что на такой подушке сны будут сладкими. С другой стороны, изящный в своей изворотливой злокозненности ум юного духовника, обычно сдерживаемый в своих порывах здравым смыслом, хорошим воспитанием и природной трусливостью, никогда не искал лёгких путей. Пути, предлагаемые им, обычно выделялись травмопасностью и абсурдностью, зато отличались непредсказуемостью. Вот и сейчас девушка рассматривала резко обесценившийся трофей с лёгким маниакальным любопытством приближающегося бздика. После неудачи с курсами боевых артефактов, неунывающая ещё в то время, Чаронит решила испытать себя в мирном русле, записавшись на курсы по созданию артефактов и оберегов. К несчастью или радости (тут уж зависит, судить со стороны ученицы Замка Мастеров или её наставницы), слухи в Академии распространяются быстро и ясноглазую девочку, полную энтузиазма, выставили за дверь вместе с её светлой головой, недюжинным интеллектом и целой охапкой различных идей и проектов.
— Есть тут у меня одна замечательная идейка, — медленно расплылась в широкой, слегка сумасшедшей улыбке духовник.
Карта была мягкой и слегка шероховатой на ощупь, чем‑то неприятно напоминая недавно содранную человеческую кожу, покрытую причудливым узором диких татуировок. Совершенно не хотелось думать о том, кому эта кожа могла принадлежать и за что убогий мог её лишиться. Под самой поверхностью пробегали едва уловимые энергетические токи, пульсируя и сплетаясь сеткой живых сосудов. Вспыхивали мелкие кристаллики, слегка нагревая поверхность, от чего карта ещё больше смахивала на живое существо. Артемий Изотович Важич осторожно провёл ладонью по трепетной поверхности, едва касаясь кончиками пальцев. Кожу привычно потянуло, покалывая и отталкивая одновременно. Мужчина вымученно улыбнулся. Он не причислял себя к махровым оптимистам, что способны видеть солнышко в луже мочи, но теплота карты неожиданно обрадовала. Постаревшее, немного потрёпанное сердце внезапно заныло в груди, собственным стуком отогревая скопившуюся с понедельника наледь.
— Его здесь нет, — холодом резанул по мозгам скрипучий голос прожжённого курильщика.
В этот момент Глава Замка Мастеров испытал приступ жгучей ненависти к своему кровному другу и заклятому сослуживцу. Руки задрожали от желания вцепиться в тощее горло и медленно сдавливать до звонкого хруста ломающихся позвонков. Вместо хруста чародей услышал лишь сдавленный кашель.
— Я думал, ты уже перестал верить в сказки, — голос Воронцова не выражал особого сарказма, но и участием не лучился.
— А я полагал, что после Дерьмовой Пятницы[16] ты перестал курить в ученическом туалете, — Важич неторопливо обернулся к собеседнику, не отрывая руки от такой дорогой карты. — Как видишь, мы оба можем ошибаться.
Этот примирительный тон никого не обманул. С того приснопамятного утра, когда карта отказалась отражать маленький, но очень яркий светляк его младшего сына, Глава Замка Мастеров пребывал в странном состоянии, варьирующемся от глубокой серовато — бурой меланхолии горестно — сентиментального типа, до конструктивно — решительной ярости всеобщей тотальной зачистки. Все служащие вне зависимости от чинов и заслуг предпочитали не попадаться ему лишний раз под горячую руку и отсиживать опасные периоды в тихих кабинетах и небольших альковах, маскируясь под гардины. При том меланхолическое состояние пугало подчинённых едва ли не больше лютующего, ибо суровый чародей погружался в такие мрачные мысли, что каждый, застигнутый тяжёлым бессмысленным взглядом ощущал себя упырём перед матёрым Мастером — Боя. Хуже, пожалуй, бывали лишь визиты его дражайшей супруги. Альжбетта Важич залетала на работу к своему благоверному в образе разгневанной фурии, снося на своём пути все слабые попытки секретарей и советников по её усмирению. Женщина бурно негодовала, сверяясь с отчётами по поискам своего любимого сыночка, громко и эмоционально ругала нерадивых чародеев, рыдала над несчастной кровиночкой и даже несколько раз едва не подралась с женой министра экономики, назвавшей её истеричной. Будучи чистокровной простолюдинкой прекрасная Альжбетта не утруждала себя сокрытием истинных эмоций, предпочитая страдать чуточку больше необходимого, чем меньше приличного. В эти моменты Артэмий Важич имел моду срочно проводить совещания в тесной компании Старших Мастеров или себя самого. Почётная мученическая роль слушателей стенаний несчастной матери обычно доставалась подчинённым. Артэмий предпочитал увеличивать им премию, чем растягивать свой домашний ад ещё и на рабочие часы.
— Думаешь, он ещё жив? — на этот раз куда серьёзнее и внимательней поинтересовался Воронцов, в чёрных проницательных глазах не было иронии, только странноватый пытливый блеск.
Что‑то в этом блеске не понравилось Артэмию Изотовичу. Ему вообще не нравилось, когда кто‑то из его близких вызывал интерес таких любителей извращённых экспериментов. Исчезновение энергетической метки Арна ещё ничего не доказывало: его сын был не так глуп, чтобы светить своей слишком выделяющейся аурой, когда вокруг подняли головы лисвинские гады. Понять бы ещё, где он и откуда прознал про готовящийся заговор.
Мрачное состояние Артэмия Изотовича многие ошибочно принимали на счёт скандального исчезновения младшего сына на внезапно самоопечатовшемся урочище. Хоть это ещё и не успело стать достоянием общественности, в узких кругах посвящённых слухи ходили самые противоречивые. Поскольку остатки тел нашли всех, даже тех, кого там быть не могло, кроме самого младшего Мастера, ему инкриминировали всё, начиная с инициации того самого побоища, заканчивая саморазрушением в ходе очищения. Только забота Главы о младшем отпрыске проявлялась скорее в приступах ярости, всегда больше выражающем отцовские чувства боевого чародея, завязанные на желании одновременно надрать уши излишне самовольному сыночку и убить всех его обидчиков. Меланхолия на него накатывала с приходом мыслей совершенно другого толка. Особенно, когда на столе появлялись аккуратные скатанные сероватые листочки, что никогда не попадались, да и не должны были попасться на глаза никому, кроме него и людей, их написавших. Листочки эти веяли предательством, переменами и смертью. Холодные и страшные, они медленно вылезали из‑под куска лепнины на потолке и с неприятным хлопком шлёпались на стол. В каждом из них были факты, мелочи и детали, скапливающиеся подобно снежному кому в ужасающее зрелище разложения. Полного разложения всего, что он сызмальства привык считать верным и надёжным, во что привык верить и кому доверять. Великая и нерушимая система сгнила на корню и из монотонной твердыни превратилась в плетень, сквозь который едва просвечивает уродливая медвежья морда.
Наверное, впервые за свои пятьдесят с лишним лет Артэмий Изотович Важич почувствовал ненависть как таковую. Не напускное чувство, взращиваемое ради красного словца или разбавления пресной повседневности, а настоящую, глубокую ненависть, которая поднимается из глубин самого существа, заставляя бурлить кровь и сжиматься кулаки. Настоящая ненависть, гремучей смесью злобы, страха и бессилия клокотала в Главе Замка Мастеров, что при всей своей власти спасти этот гниющий труп державы уже был не в силах. И что он реально мог сделать? Отлавливать по одному? Писать длинные и подробные отчёты князю, что даже не доходят до его стола, аки Калине нет дела до домыслов в сторону собственных выкормышей? Найти и пришибить их Медведя, что всё это затеял? Хорошо бы, да где его найти? Никто из соглядатаев, так и не смог внятно подкопаться к нему. Вроде кто‑то из лисвенского посольства, носит характерный перстень. Здорово разбирается в чародействе, но не отмечен ни в одной из академий; альрийский ратишанский выговор, но нет ни одного почтенного семейства, с ним связанного… Человек ниоткуда. Нет, скорее демон.
— Ты тоже думаешь, что в этом Он замешан, — отстранённо и будто бы безучастно поинтересовался Воронцов, привалившись плечом к стене, и попытался улыбнуться, что, впрочем, у него никогда особенно не выходило.
Артэмий со скрытой неприязнью глянул на худое, нервное лицо. Ни на одном сером листе это имя никогда не фигурировало, от чего сам человек приятнее не становился. В кристальную честность Леля Воронцова верилось с трудом: слишком уж эгоистичный и изворотливый был мерзавец. Важич готов был отдать всё, чтобы в число предателей входил этот, безусловно, умный и опасный противник, а не его малышка Ирми. Вот только и умом Мастера — Накопителя Триликий не обделил; не с руки ему было после иммиграции в новые политические разборки влезать.
Пожав плечами и коротко улыбнувшись в ответ, Глава Замка Мастеров снова обернулся к карте. Возможно, выходка и была детской, но разговаривать с бывшим чернокнижником сейчас совершенно не хотелось. Его просто душила обида, что именно Воронцов оказывается самым верным соратникам в этих попытках прекратить медленное падение в выгребную яму всего княжества.
— Хочешь всё рассказать на Совете? — не то спросил, не то констатировал Лель, тяжело вздохнув.
Глава Замка медленно вспомнил лица всех Старших Мастеров, сравнил со скудными описаниями серых листочков и едва смог подавить приступ ярости: один из этих мразей приложил руку к исчезновению его младшего сына.
— Рано, — процедил сквозь зубы боевой чародей и, развернувшись на пятках, вернулся в свой кабинет.
— Ну? — нетерпеливо притопнула ножкой Алаендр Валент.
— Всё‑таки съедобно, — проанализировав собственное состояние организма, призналась Яританна, хотя предпочла бы соврать.
Не потому, что таинственной находки было мало и пришлось бы делиться, просто самой есть эту гадость совершенно не хотелось. Осклизлая от жира, холодная и почти сизоватая котлета, оказавшаяся на проверку рыбной, вызывала рвотные порывы даже в совершенно пустом желудке. От неё пахло тиной, горелым свиным салом и сладким перцем. Видно, вытащили прямо из тарелки с гарниром. Если бы существовало семейство котлетовых, то конкретно эта особь сдохла бы от старости.
Духовник брезгливо отложила обратно на край платка надкусанную страдалицу, стараясь забыть даже её привкус во рту. Рыбные котлеты, что благодаря усилиям поваров Замка Мастеров каждый четверг неизменно появлялись на столах учеников, быстро и эффективно сделали четверг днём голодовки для одной отдельно взятой ученицы. В принципе, в этом не было ничего удивительного: не многие смогли бы воспылать к ним любовью, обнаружив внутри цельную голову тухлой селёдки. Алеандр такой проблемой не страдала и новость о съедобности их неожиданного скарба восприняла с бурным энтузиазмом, активно запихивая за щеки долгожданный обед. Духовник скромненько обходилась тёмным, немного кислым ржаным хлебом и жёлтым лепестком того самого сладкого перца. Обе считали, что им крупно повезло. Зацепившаяся за сук раскорёженного молнией придорожного дерева, небольшая продовольственная сумка более привередливому человеку показалась бы жалкой. Однако на голодный желудок её скудное содержимое было воспринято, как подарок древних богов. Помимо провианта там оказался почти чистый носовой платок, деревянная ложка два куска кремня и средних размеров фляжка с каким‑то воспламеняющимся пойлом.
— Ух, у нас уже столько алкоголя, что бакалейную лавку можно открывать! — Эл довольно вытерла с губ крошки и заметно приободрилась, отодвинув метания по поводу нерадивого пациента на задний план.
— Я не то чтобы против, но уж очень одинаковые вензеля на фляжках напрягают.
— Думаешь, из одной партии или скорее банды? — травница понятливо сощурилась, склонив на бок голову и лениво пощипывая так и не доеденную Танкой котлету.
— В таком случае, нас не ожидает ничего приятного, — духовник запихала обе фляжки в значительно поскудневший тряпичный узел и мысленно порадовалась, что Арн так своевременно смылся. Что бы вдругорядь не пересекаться с неприятными личностями в чёрных повязках, ей было не так уж и жалко пожертвовать половиной запасов и чужим серпом.
— А ты сильно расстроишься, если я предположу, что они ещё и являлись теми самыми комуфляжниками? Просто сумка так зацепилась, что сразу видно, что на метле летели. Конному её пришлось бы разве что на шею повязывать или раскручивать забавы ради.
Чаронит закусила нижнюю губу и тяжело вздохнула:
— Ну, ты практически ничего нового не сказала. Мы ведь и так предполагали, что здесь возможна связь. Вот и подтвердили свои догадки. Толку‑то нам из этого?
— Что значит, толку‑то? Тан, это же организованная группировка, действующая в особо крупных масштабах! Такое нельзя оставлять без внимания стражи! Да нам по приходу в Смиргород нужно не домой идти, а в заставу бежать, чтоб их быстрее накрыли!
— А ты уверенна, что нас из этой заставы самих выпустят? — безрадостно поинтересовалась духовник весьма подавленная высокими гражданскими порывами компаньонки. — Представь, если здесь действительно теневая братия замешана, то у неё вполне могут быть свои люди среди стражников, и тогда мы сами окажемся не в лучшем положении. Да и продажны там все поголовно, с ними связываться — только проблем себе наживать.
— Хм? Какой там у нас был второй вариант? Государственный заговор? — Эл провокационно улыбнулась. — Мировой катаклизм на фоне приближения кометы, который может предостеречь только наш смелый и самоотверженный Араон Важич?
— Тогда уж давай сразу остановимся на чём‑то среднем, — от нечего делать включилась в игру Танка, — между концом света и борьбой за всеобщую анархию. Кстати, если не ошибаюсь, такой конец света у нас каждые сто лет объявляется, аккурат на юбилей Кровавой жатвы[17], то есть событие это циклическое и, наверняка, носящее символический характер. Если оно является символом, то требует каких‑либо ответных действий. Что оно может отмечать?
— Ну-у, падение Словинца, убийство величайшего некроманта в истории континента, да массовое кровавое побоище, в конце концов!
— Вот-вот. Если падение Словинца, то, следует, где‑то должно развалиться какое‑то государство. Ты государственный переворот последнее время не планируешь?
Травница весело фыркнула в ответ, серьёзно примеряясь к новой сумке и уже перекладывая в неё часть своих скарбов, которые почему‑то практически не уменьшались.
— Кровавое побоище вполне может означать бучу нечисти, на каждую годовщину. Сама, наверное, слышала страшные сказки, что каждый раз в день приближения кометы эти твари буквально из‑под земли лезут, а в тёмных эманациях захлебнуться можно. Но меня больше всего смущает вариант с Кривом. Может, в этот день должен умереть такой же великий чародей, или родиться, или быть зачатым, или…
— Воскреснуть?
— Бинго! — радостно вскрикнула Танка. — Если бы я была злодеем, то этот вариант мне, безусловно, понравился бы больше всего! Ведь заручившись поддержкой такого покровителя, можно без риска для жизни отрубить себе голову. Значит, мы с тобой определились, насчёт последствий катаклизма — будем оживлять Крива. Заодно решим и вопрос государственного переворота. Вряд ли величайший правитель потерпит на своей вотчине царского ставленника. Если бы хронографы не были так уверенны, что все до единого потомки его рода были вырезаны, я бы даже рискнула предположить, что Важич мог оказаться его далёким внучком.
— Ну уж нет! — горячо запротестовала травница. — При таком раскладе он был бы не жертвой заговора, а его инициатором, а это уже отклоняется от фактов. Оживлять Крива должен какой‑нибудь сильный и дюже злобный чародей, может, вообще чернокнижник!
— Ага! Чей один вид должен наводить первобытный ужас на простых смертных, чей взгляд должен проникать в сами подштанники, а горделивая фигура победно возвышаться на фоне кровавого заката. И плащ! Обязательно должен быть чёрный плащ!
Всю радость и оживление с подмастерьев, как рукой сняло. Обе слишком красочно представили безумного чародея, обрётшего неуязвимость и силу сравнимую с древними богами, что, злобно хохоча, стоит посреди погоста в окружении армии марр. И лицо у этого таинственного мерзавца было до отвратительного знакомым, просто отпечатанным в подсознании за долгие годы учёбы в Замке. Почему‑то в роли жестокого чернокнижника не виделся никто, кроме Мастера Воронцова. Это настораживало и пугало. Всё же незнакомый чародей вполне мог иметь ряд своих маленьких слабостей и любить делать поблажки даже врагам, а вот хорошо изученный наставник благодушием никого не радовал.
— Бред, — раздражённо мотнула головой Яританна, словно пытаясь сбросить с себя охватившее обеих уныние. — Ерунда полнейшая!
— Ага, — немного неуверенно, но вполне внятно и твёрдо согласилась перепуганная собственной фантазией травница. — Глупее, только твоё перо.
— Не обижай грифонюшу! — моментально набычилась духовник и, прижав к груди свёрток с самопальным артефактом, отвернулась.
Как и следовало ожидать (пусть сами участницы в этом никогда бы и не сознались), эксперимент пошёл не так. Может, причиной тому были неподходящие условия. Всё же грязный пенёк на краю поля мало походит на чистенькие лаборатории настоящих артефакторов. Может, не слишком удачно был выбран объект. Не было же предварительной подготовки, очищения, наложения специальных полей. А может, и сама идея не была так уж и хороша, только замечательного в своей незаменимости самописца не вышло. Точнее писать‑то перо могло и даже самостоятельно, и подчерк получался не настолько уродливый, хоть половина букв и выходила в зеркальном варианте, только чернила периодически пропадали… при том после написания. Но вот самописца из него не вышло…
— Да это дебильное перо только маты карякать может! — вскрикнула Эл, при этом в её голосе было столько осуждения, что хватило бы наставить на путь истинный небольшой посёлок каторжников.
— А кто первый за него схватился стишки свои дурацкие рисовать? — не отставала от компаньонки Танка, едва не щерясь на девушку. — Я же говорила, что ещё программировать нужно, а ты сразу «Маленький мальчик на речке играл, весело с мостика в воду нырял. Вряд ли вода унесёт его тело, вилы на дне закрепил я умело»!! Да у него же теперь детская литературная травма!
— Ещё скажи комплекс неполноценности, — тихонько проворчала себе под нос Эл, но воевать дальше не стала, признавая, что сразу же написать на межевом камне мерзкий стишок — идея не самая гениальная. — Но какая от него польза?
Духовник на миг замялась, даже забыв, что должна смертельно обижаться, поднялась, забросила на плечи рюкзак, оправила юбку и только потом вспомнила, что должна ответить:
— Хм, не знаю. Можно секретарю на Совет подбросить. Вот знатное стенографирование получится!
— Та-ан, а ты уверенна, что не одна из заговорщиков? — осторожно поинтересовалась Алеандр, не зная смеяться или ужасаться от своеобразного гражданского пофигизма давней подруги.
Погоня приближалась.
Тяжёлые, свинцовые тучи стягивались к горизонту и неслись следом, волоча шлейф вспыхивающего редкими грозовыми разрядами мрака. Смешиваясь с их рваными краями, лёгкая дымка закатного солнца багровела, отравленная, дыханием погони и стекала на землю бурыми разводами сумерек. Сумерки неслись навстречу, алчно спеша на делёжку небосвода, плодя кривые липкие тени. Тени обволакивали дорогу, пряча выбоины и коряги, застилая низины оврагов жадной, невидимой тьмой. Тени подкрадывались к своей жертве упрямо и стремительно. Тени были заодно с погоней. А погоня приближалась.
В густом месиве рыхлой темноты почти неразличимы были их контуры, но чёрные точки прорывали мглу, настойчиво заявляя о своей материальности. Их фон незримым потоком летел впереди, глуша и дезориентируя количеством активированных артефактов. Ещё не было видно их рук, слышно мётел, но трансформировавшийся слух уже вырывал из далёких пластов обрывки зарождающихся заклятий. Им вторил гул в собственной голове от разворачивающихся структур готовых заклинаний, что почти взрывались, вырывая мозги из черепа. Некогда было думать о своих ощущениях, о них позаботится начинающее действовать заклятие каменного тела, отшибающего чувства и укрепляющего организм. Оно уже с лёгким покалыванием переползло с плеч на шею и скользнуло вниз меж лопаток. Цепь на спине накалилась от первого совсем простенького выпада кого‑то из преследователей. Погоня приближалась.
Зачарованная лошадь неслась, почти не касаясь земли копытами, вырывая заклятьем из мягкого совсем обессилившего тела противоестественное, порочное движение. От напряжения с лёгким щелчком лопались жилы и бахромой торчали из надорванной кожи. Из ран на землю рассыпались хлопья прессованной крови, кажущиеся в лучах заката извращёнными искрами шутих. Оголившиеся кости почернели от пыли. Изо рта и ушей валила белая пена. Это уже было не просто подчинение, а чернокнижие, граничащее с некромантией. В закатившихся, покрасневших от лопнувших капилляров глазах был всё тот же немой укор. Тварь действительно издыхала, и даже подчинение больше не могло удерживать мелкую душу в куске мяса. Скоро всё рассыплется, а погоня…
Тонкий, нарастающий свист лишний раз подтвердил, что даже зачарованной лошади бессмысленно тягаться с мётлами. В спину вновь полетело заклятье, но, не успев развернуться в ловчую сеть, просто склеилось на пояснице рыхлой плёнкой. Младший Мастер — Боя автоматически укрепил её, создавая небольшой щит: следующий раз может так и не повезти. Гудение становилось оглушающим. Арн на самом излёте сознания успел отметить, что, если выпутается, больше в жизнь не сядет на любимые гоночные мётлы.
«А, да в пекло всё это!» — не выдержал Важич.
Молодой человек подобрался в седле, досчитал до трёх, пропуская над головой средних размеров боевой светляк, оттолкнулся и прыгнул. Силовым выбросом труп коня откинуло в толпу преследователей, посшибав с мётел, как битки в городках. Араон практически не промахнулся, метла первого преследователя, хоть и врезалась в ступню (от приличной трещины спасла только специализированная обувь), но действительно оказалась под ногами, когда он завершил кувырок в воздухе.
— Какого хрена? — рявкнул кто‑то, придавленный мёртвой тушей, и ярость в голосе не смогла скрыть удивления.
Араон Артэмьевич Важич парил в двух метрах над землёй, спокойно стоя прямо на черенке метлы в высокой боевой стойке. Широкие плечи были расслаблены, руки опущены и лишь снятая маскировка энергетического фона выдавала его готовность к бою. Сталкиваясь, естественный и артефактный фоны выбивали лёгкую искру, от чего казалось, что ореол вокруг самого перспективного боевого чародея современности светится. В густоте предгрозовой тьмы он сиял, не ярко, но так уверенно, словно пульсировал. Растянувшиеся полукругом преследователи на миг замерли, подавленные нежданной мощью своей жертвы. Арн радостно улыбнулся, почувствовав наконец‑то уверенность в себе, пребывая в хорошо изученной, понятной области. Чародей слегка провернул кисти, и из ладони вытянулись тонкие пылающие ленты его коронной огненной плети.
Противники слаженно обнажили оружие.
— Приступим, — кивнул самому себе молодой человек и активировал защитное поле.
— Срежем! Только чуть — чуть! — злобно пыхтела травница, закусывая от усердия ремешок собственной сумки.
От напряжения коленки начинали подрагивать. Поясница затекла, и казалось, что лопатки вот — вот оторвутся от спины вместе с руками.
— Да здесь полчаса ходу! Домой к ужину! — совершенно не заботясь о ровности дыхания, продолжала возмущаться Алеандр, скорее для морального удовлетворения.
Подробная, изобилующая нравоучениями проповедь отзвучала ещё вначале, когда застигнутые приближающейся грозой девушки бросились прочь с открытого поля, где торчали двумя замечательными мишенями для молний. Более тренированная Эл умудрялась на бегу ещё расписывать технику безопасности и распекать подружку за неповоротливость. Не услышав сзади ни одного ответного оскорбления, на которые Танка в угаре не особо скупилась, девушка сразу притормозила, но духовника и след простыл. Признаться, в этот миг травница настолько испугалась остаться одной неизвестно где, что орала на подругу не столько из профилактики, сколько для собственного успокоения. Яританна же на удивление стойко сносила оскорбления и невыносимые ещё с детства нотации, не перебивала, не огрызалась и не пыталась швырять в ответ грязью. Просто сначала она на миг потеряла сознание от удара, а потом ошалело пыталась найти у себя повреждения, да и грязи в давно пересохшем от жары овраге давно не было. Духовник просто не слушала пространных, полных гнева и обиды замечаний компаньонки, пытаясь сообразить, как здесь могла оказаться. Она помнила, что здорово отстала от Эл в забеге, а потом её просто что‑то толкнуло в бок со стороны, где, по её расчётам, должна была находиться дорога.
«Её моё, — отрешённо подумала духовник, потирая назревающую на затылке шишку, — это же чем меня могло так приложить? Притом достаточно узкой полосой, но не целенаправленно. Откат? Ох, хотела бы я иметь такие откаты: в рэкет бы подалась. Но такая сила под боком? Да и заклятие какое‑то странное было, сбитое что ли…. Ой тикать отсюда надо. И без того ненормальных чародеев на эту неделю было больше, чем достаточно!»
— О чём ты только думала, — ворчание слегка успокаивало взволнованную девушку, что хоть и не попала под отдачу, но резко изменившийся фон хорошо улавливала. — Срежем крюк! Вот посмотри по карте! Да дорогу мы в любом случае пересечём! Здесь заблудится разве что слепой! Ну-ну. А ведь мы вполне могли подождать у следующего межевого камня общественную ступу, они здесь уже ходят, да и деньги у нас имеются. Посидели бы с часок — другой на солнышке. Нет! Нашему гению просто так не сидится, у неё трусы из крапивы, вот зад и чешется! Срежем через поля! Да через такие поля можно себе и шею свернуть в потёмках! Глянь на небо, сейчас совсем стемнеет! Где ты предлагаешь ночь проводить, если здесь и ступить опасно!
Танка упрямо молчала. Ей просто не хватало сил на разговоры, приходилось нелепо трепыхаться на импровизированном канате в попытках подтянуть собственное тело к вожделенной поверхности. Увы, талантов к скалолазанию, да и простым физическим нагрузкам за духовником никогда не наблюдалось. Процесс вынужденно затягивался.
— Пора тебе перестать столько жрать! — уже почти беззлобно заметила Эл, подтягивая подругу, хоть руки от напряжения почти не слушались.
Танка, наконец, тяжело перевалилась через край и, судорожно хватая ртом воздух, разжала побелевшие ладошки:
— Эл, эту простынь нужно официально ввести в число малоизученных артефактов широкого применения…
— Этой простынею, — простонала не менее утомлённая травница, буквально падая возле подруги, — нужно было отходить тебя хорошенько по заду, чтобы поумерила самодеятельность, а ещё лучше придушить… в младенчестве.
— Не-а, — гнусаво протянула духовник, — этой чудо — материи от силы года три, а я постарше буду.
Алеандр картинно выгнула бровь, неосознанно подражая манере выражать скепсис незабвенного боевого чародея:
— Да? А по поведению, как‑то не скажешь. Вот ты обещала, что мы прилично срежем, сразу к развилке на Смиргород выйдем. В итоге, куда мы вышли?
В странной, совершенно неестественной темноте, дикой даже для этих, частых на грозы земель поле смотрелось внушительно и весьма устрашающе. Покрытое только начавшим золотиться рапсом, оно так ярко контрастировало с мутными хлябями небес, что, казалось, светилось сказочным золотым озером. По его берегу, где‑то у самого горизонта мрачной громадой высился лес, сливаясь контурами с подозрительной тучей, накрывая своей тенью далёкие посадки кукурузы и льна. Цвета поблекли, а очертания смазались сумеречной ретушью, неприятно напоминая о пятничных блужданиях по болоту. Единственной радостью было отсутствие странных могильных испарений, удачно замещаемых поднявшейся и совершенно обнаглевшей мошкарой. В остальном же впечатление создавалось самое удручающее. Повторять подвиг с экстремальной ночёвкой отчаянно не хотелось. Танка, не переходя на ночное зрение, уныло обвела взглядом открывающийся пейзаж идеального места для какой‑нибудь трагедии меж уездного толка.
— Пацан сказал — пацан вывел! — решительно встряхнула головой Чаронит, признавая, что лучше рискнуть приблизиться к дороге, от которой пришёл откат, чем в такой темноте блуждать по местам, изобилующим оврагами и прочими «радостями» вольных просторов.
Эл в ответ только закатила глаза и послушно поднялась следом, забрасывая «универсальный артефакт» на плечо и мысленно умоляя парадоксальный путеводческий талант Танки заткнуться хоть сейчас.
Темнота сгустилась ещё больше, совершенно лишая ориентиров и разительно сужая обзор. Вот уже края горизонта сошлись сероватой, словно туманной ретушью, ночные тени наползли на землю, даже рельеф незаметно изменился. Всё чаще стали попадаться рытвины и небольшие воронки. Воздух от какого‑то тяжёлого энергетического фона, был горьковатым и склизким. Неуловимо пахло горелым жиром, жжёной травой и аммиаком, напоминая знакомые до боли лаборатории для алхимических опытов. Редкие вспышки далёких молний выхватывали ярким сиянием различные клоки небесной мути, и становилось, словно действительно светлее. В одной из таких вспышек посреди серого марева показался косой г — образный столб.
— Гляди, указатель! — гордясь своими способностями находить кратчайший путь, вскинула подбородок Яританна.
Хоть в атмосфере этой странной грозы явно чародейского происхождения он и смотрелся настолько мрачно, что казался приграничным столбом в межмирье или само подмирное пекло, травница оценила потуги подруги и благожелательно похлопала её по плечу:
— А от него ещё вёрст шесть тянуться до западной окраины Смиргорода, когда твой дом на восточной…
— Ой, да не бухти, — отмахнулась Танка. — Всё лучше, чем совсем без ориентира. И не хмурься, а то будешь, как Арнова тётка морщины со лба сводить. Давай на счёт три?
— Три! — взвизгнула травница и, толкнув подругу локтём, со всех ног припустила к развилке.
Чаронит незамедлительно бросилась следом, сверкая перешедшими в ночное зрение (одного падения в овраг её хватило с лихвой) глазами. Неожиданно духовник вскрикнула, остановилась и стрелой метнулась в придорожные кусты. Пробежав ещё немного по инерции, Алеандр тоже остановилась и запоздало присмотрелась к своей цели.
Указателя как такового там не было. На высоком деревянном колу, оставшемся, возможно, от старого межевого столба вверх животом висел труп, застряв в трёх пядях от острой вершины. Хребет был явно раздроблен при том качественно, от чего тело ниже грудины обмякло и почти стекало по столбу. Вывернутая лицом вниз голова держалась лишь на куске кожи и мышц, сочась вязкой холодной кровью, как свиная туша на скотобойне. Темнота не позволяла опознать убитого, зато не скрывала фосфоресцирующих ожогов на пальцах от взрыва резерва. Руки мужчины, широко раскинутые в стороны, издали действительно походили на исписанные дощечки со стрелками и направлением. Аллегория с межмирьем приобретала новое извращённо — натуралистическое значение.
Алеандр почувствовала, как внутренности стягиваются в тугой узел, завязываясь вокруг копчика, ноги подкашиваются и она медленно оседает на такой же точно колышек, оказавшийся где‑то за спиной. Из глубокого ступора её вывели характерные звуки, сотрясающие кусты. Танку рвало. Почему‑то смотреть на призраков и в более потрёпанном состоянии она могла часами, почти благоговея, а от безобидного трупа прощалась с дневным запасом пищи. Такая привычная реакция боевого товарища помогла травнице быстро восстановить душевное равновесие. Даже при столкновении со столь очевидным актом насилия всегда оставалось что‑то неизменное и умиротворяющее, даже если сейчас это была рвота духовника. Эл нервно передёрнула плечами и зажгла светляк. В его тусклом голубом сиянии ужас развернувшейся панорамы лишь усугубился. В радиусе ста шагов от памятного столба валялись искорёженные, местами разорванные тела мужчин, не поддающиеся опознанию из‑за ожогов и минусового резерва. Из глубоких, словно срезанных воронок торчали оторванные конечности. Вывернутые кишки из распоротых животов двоих смешивались ещё тёплым дрожащим клубком после встречи с дюжиной рассвирепевших котят. Сквозь гарь пробивался первый сладковатый душок раннего гниения. Несколько неповреждённых трупов бледными безжизненными куклами сидели посреди дороги, прислонившись друг к другу спинами и одинаково склонив поседевшие головы. Почему‑то именно они пугали больше всего. Расчленённые тела поддавались экспертизе на причину смерти, эти же очень смущали ограниченную в запасе заклинаний чародейку. Хуже был лишь вид разбитых артефактов, похрустывающих под ногами вместо гравия.
— Ох, мать моя женщина, — словоохотливая обычно травница не мола выдавить из себя больше ни слова, хотя ей очень хотелось, хотелось настолько, что просто клекотало в горле, но слова совершенно не шли.
Да и какие тут могли быть слова. Не заупокойную же над ними читать, размахивая курильней. Тут даже невооружённым глазом было видно, что помогать больше просто некому. Разве, что кому‑то понадобится помощь духовника, чтоб благополучно добраться на тот свет.
Из кустов, шатаясь пьяным метрономом, выбралась сине — зелёная духовник, не особо горящая желанием благословить в последний путь своих новых подопечных.
— Это же…, — девушка вяло подняла взгляд, оценила открывающуюся перспективу и, подавившись фразой, метнулась на противоположную сторону дороги, зажимая рот ладошками.
Звук повторился.
Слегка отошедшая от первого шока травница вытащила из‑под безрукого мертвеца широкую доску в виде стилизованной стрелки. Края её были слегка подгорелыми, а наконечник счёсан, но, в целом, предназначение доски вполне угадывалось.
— Смиргород, пять вёрст, — прищурившись, прочитала она заляпанную кровью шаблонную надпись. — Понять бы только, в какую сторону эти пять вёрст…
Нечеловеческий визг, заставил её выронить табличку. Та с треском шмякнулась на лишённую ботинка ногу, привнося непередаваемые ощущения наливающегося синевой отбитого ногтя. Алеандр вмиг забыла о побоище и трупах, прыгая на одной ноге, любовно зажимая травмированный палец и шипя от боли. Визг заглох, но лишь для того, чтобы повториться уже в другой интонации. Различив в нём больше паники, чем испуга, травница самоотверженно побежала к подруге. Танка вся тряслась и, не прекращая визжать, тыкала пальцем куда‑то в придорожную канаву или, возможно, недавно появившуюся рытвину. Эл жестом попросила её заткнуться, просто поднеся под нос кулак, и решила спуститься вниз.
— Не надо, — неуверенно и слишком слабо пропищала духовник, хватая её за рукав.
Травница храбро проигнорировала её невнятный лепет, ощущая себя на фоне подруги настоящим героем, и без раздумий скользнула внутрь. Тут же босые ноги вляпались во что‑то тёплое и липкое. С большей осторожностью Эл подманила собственный светляк, уже по запаху догадываясь, во что угодила.
— Я же предупреждала, — немного укоризненно заметила Танка, не спеша присоединяться или извиняться.
— И чего визжала? — раздражённо процедила травница, умирая от некстати подкравшейся брезгливости.
Ответ не понадобился. Свечение выхватило из темноты подозрительно знакомые очертания мужской фигуры. Араон Важич ничком лежал в большой покрытой тонкой ледяной коркой бурой луже, немного судорожно вытянувшись во весь рост. Ладони его, так же слегка светились, как и у остальных, но свет был слабее и отливал не синевой, а багрянцем. Сквозь разорванную рубашку виднелась неестественно загорелая, словно смазанная чем‑то, спина и край грязной повязки. Крепкие ноги, частично покрытые рвотными массами, были до колена вбиты в землю, но сломанными не выглядели. Чародея определённо выкачали подчистую. Казалось, его резерв водоворотом стягивал энергию из окружающего пространства, поскольку был пуст до основания, уходя далеко в минус. Травница тоже захотела заорать, но получился почему‑то только полный горечи и отчаянья стон. Сил кричать просто не было, она перестала чувствовать тело, будто начиная остывать и коченеть. Картинка перед глазами поблёкла и стала подозрительно подрагивать.
— А ведь он, кажется живой, — осторожно заметила духовник, не скрывая брезгливости.
Словно в ней включился фонтан, Алеандр подскочила к телу, посылая волну диагностики и жадно ощупывая на какие‑то более заметные травмы. Осторожно спустившаяся следом Танка, морщась и зажимая двумя пальчиками нос, второй рукой принялась откапывать вдавленные в землю конечности. Она серьёзно подозревала, что в пылу целительского энтузиазма, травница могла и позабыть о такой незначительной детали, переворачивая пациента, и сломать ему ноги уже наверняка. Утрамбованная грязь, получившая приличный энергетический удар, слушалась плохо: видимо, какой‑то чародей земли качественно над ней поработал, чтоб зафиксировать Важича на месте. Определённый резон в этом был. Сейчас мужчина даже не реагировал, когда его ощупывали, похлопывали по щекам, проверяли реакцию зрачка, мяли грудную клетку и осторожно осматривали стянутый повязкой живот.
— Он живой, — радостно и немного растерянно констатировала очевидное Алеандр, растирая светящиеся ладони, чтоб восстановить кровообращение. — Но пуст, абсолютно пуст, а для чародеев с большим естественным резервом это очень опасно. Нужно что‑то делать. Может, разделённое дыхание?
Яританна, которая чувствовала опустошённость Мастера куда острее, печально покачала головой:
— У меня идея получше, но будет сложновато и неприятно. Я могу постараться подтянуть обрывки не успевших разложиться заклинаний, но целовать нашего доходягу будешь сама: меня сегодня и так дважды тошнило.
Алеандр сморщилась от такой формулировки, но противиться не стала. Для Танки с её ограниченным резервом подобная щедрость и вовсе была небывалой. Холодные пальцы духовника обхватили запястье, и первый поток грязной, сырой энергии рванулся в девушку. Боль пронзила враз онемевшую руку и, пачкая ауру, попыталась всосаться в резерв. Эл судорожно набрала воздуха и поспешила склониться к пациенту: удерживать и тем более пропускать через себя такую энергию оказалось не столько больно, сколько противно. Дыхания не хватало, тело трясло, желудок угрожающе сжимался. Казалось, ещё чуть — чуть и она перестанет справляться с этим потоком и позорно захлебнётся. К счастью, холодные губы чародея под её ртом дрогнули и растянулись в слабую улыбку.
— Всё! — прохрипела травница, разрывая контакт сразу с обоими, и принялась отплёвываться, содрогаясь от омерзения.
Араон смотрел в небо широко распахнутыми золотистыми глазами, словно всё ещё не верил, что выжил, потом тряхнул головой и дико расхохотался, посрамляя даже знаменитого Тёмного генерала. Танка брезгливо вытерла руки о его рубашку, но молодой человек этого не заметил. Он лишь мельком взглянул на девушек и, со всей силы хлопнув по своему согнутому локтю, показал прорезавшей тучу молнии средний палец.
Смуглый, блестящий от упорно держащегося заклятья, словно покрытый колерованным лаком, палец, с грубо расщеплённым ногтём и редкими красными искорками вдоль неглубоких царапин так и остался в затухающем переговорном шаре более чем красноречивым символом. Белая муть меркнущей связи никак не желала поглощать сей выразительный жест любимого родственничка. Иринма не выдержала и в сердцах потрясла проклятущую каменюку, вырывая дорогой кристалл из изогнутых лап бронзового держателя. Изображение мигнуло, пошло трещинами, но упрямо сохранилось, даже стало чётче, открывая ещё разводы грязи и травяной кашицы.
В самых расстроенных чувствах женщина по — волчьи взрыкнула и запустила шаром в окно, благо кто‑то предусмотрительный, хорошо знакомый с нравом Госпожи Травницы заблаговременно заговорил ткань, и дорогостоящий артефакт без лишних последствии скатился вниз по гардине. Поскольку швыряние любыми подручными предметами было в этом кабинете делом привычным, а застекление окон — удовольствие не из дешёвых, то при полёте в данном направлении на защиту специального маркировочного стекла иногда вставала даже мебель. Иринма капризно отпихнула ногой подкатившийся шар и присосалась к высокому бокалу с игристым вином. Распить его она планировала в честь убийства горячо обожаемого кровнородственного засранца, но, как говорится, не судьба. Пришлось употребить для успокоения нервов совершенно по — мещански.
— Вот же суки, — злобно зашипела женщина, с чмоканьем отрывая ярко накрашенные губы от горлышка дорогой бутылки костяного фарфора. — А строили‑то из себя!!!
Госпожа Травница ужасно не любила ошибаться в людях. Следует отметить, что не любила она ошибаться вообще, считая несовпадение реалий окружающей среды со своими чаяньями предательством со стороны жестокой и бессмысленной судьбы, но люди отчего‑то расстраивали Бесподобную значительнее. Всё‑таки на обаяние и расположение к себе людей сил приходилось затрачивать куда больше. Столько усилий, столько ценных артефактов, новых заклятий и всё насмарку! Племяша своего, чтоб его после смерти в межмирье мотало, она изучила хорошо и не понаслышке знала размер резерва и потенциал к заклятиям. При полной боевой готовности он был даже не крепким орешком, а практически не разгрызаемым булыжником. Вот только Иринма сильно сомневалась, что за последние пару лет, которые не общалась с «кровиночкой», любимчик Артэмия успел нахвататься целительских и иллюзорских заклятий. Так что к моменту встречи с одним из её передовых отрядов яд должен был уже полностью разложить печень, добраться до костного мозга и вызвать, как минимум, гемофилию, лишая этого талантливого недоросля всех его преимуществ. Даже, если он и оказал бы достойное сопротивление, то малейшая царапина — и он истёк бы кровью за пару часов. Толку от всех притирок и заплаток этой рыжей малолетки не было б. Так почему же, установив связь с амулетом своего поверенного, она получила такую нецензурщину в ответ!?!
Бутылка полетела в том же направлении, но из‑за силы замаха не стекла, а отскочила от защиты, разбившись о висящий на противоположной стене портрет хозяйки кабинета. Осколки причудливыми корабликами изогнулись в пенном море недопитого вина.
— Твари, — шипела, гипнотизируя их взглядом, Госпожа Травница. — Вот твари — и-и…
Как? Как можно быть такими лицемерными тварями? Ведь это явно не мелкий со своей прямотой и резкостью, а они, они — сволочи всё придумали! Затаились, спрятались, потом напали со спины. Столько артефактов коту под хвост! Столько трудов! А ведь какими зайками прикидывались! Под дурочек косили, восторженно лепетали, а сами…. Может, и склад взорвался не самопроизвольно…. Точно! Это они, падлы весь аминорий специально извели! Знать, не просто телохранительницы для юного дарования, а какие‑нибудь агенты спец отделения или вообще имперские шпионки. Наверное, «Младицу» литрами хлещут, чтоб под нимфеток косить, а самим под сорок и опыт чародейский с трёх лет копиться. Или вообще, это два мужика под многослойной иллюзией, чтобы с толку сбивать! От этой мысли руководителю и ответственной шее шестого штаба стало немного легче. При всём своём тщательно выстраиваемом пафосе эмансипированной свободной чародейки проигрывать мужчине она считала для себя всё же менее зазорным.
— Да они ваащё…
Дальше мысль почему‑то не пошла, застряв в раскалившемся от ярости мозгу и безвозвратно вытекая куда‑то ядовитыми эманациями. Руки сами собой потянулись к наибольшему осколку, в котором оставалось ещё грамм пятьдесят вина, что не сделали бы погоды, но здорово подняли б самооценку. Неожиданно вспомнилось лицо секретаря с милой плотоядной улыбкой, что, не удосужившись выразить каких‑либо эмоций, вкрадчиво пообещал от лица Главного пустить на центр реабилитации домашних хомячков весь шестой штаб, если проблема не будет устранена. И ведь, что парадоксально, действительно может пустить….
В тот же миг всю упадническо — сентиментальную слезливость, навеянную вином, стекающим с портрета вместе с нарисованным носом, как рукой сняло. Тяжёлой такой рукой со знаменательным перстнем в виде медвежьей головы. Иринма Бесподобная, осой взвилась над тяжёлым кожаным креслом, едва не перевернув свой роскошный антикварный стол, и в чём была ринулась из кабинета. Уже в дверях она поняла, что в пеньюаре, попилетках и замечательных домашних туфлях с помпонами из страусиного пуха спасать ситуацию слегка абсурдно. Поэтому, вопреки собственным правилам, натянула на себя первое попавшееся под руку барахло и, завязав поверх головы какой‑то газовый платок, босиком побежала в хранилище, выбивая пятками искры из паркета. Чтобы на таком уровне маскировать свой резерв, нужно быть не хилыми чародеями, тут парочкой взрывов не отделаешься…
Долгожданная гроза, что так явственно заявляла о себе почерневшим небом и вспышками далёких молний, вопреки законам природы начинаться не спешила. Чёрное небо по — прежнему низко нависало над самыми макушками, норовя прихлопнуть случайных путников, как обнаглевших тараканов. Тяжёлый, влажный воздух здорово усложнял дыхание и вызывал нездоровую испарину даже у деревьев. В их поскрипывании чудились старческие тяжёлые вздохи и тихое, полное боли и печали поскуливание. Порывы ветра заметно усилились, быстро продираясь до костей сквозь весьма потрёпанные одёжи, и, хотя попыток поиграть их телами в шары стихия пока не предпринимала, её лёгкий посвист на открытом пространстве не мог не нервировать.
Поля за дорогой сменились небольшими общинными огородами, что не особенно раскрасило унылый вид (вялая ботва и изъеденные зверьём капустные кочерыжки вообще мало что способны украсить), зато прилично добавило сложностей в передвижении. Бороздки меж рядами словно охотились за ступнями, жестоко выкручивая лодыжки и услужливо подсовывая самые острые камни. Растения цеплялись за одежду и влажно липли к голым участкам, кротовины норовили броситься под ноги, а мерзковатый запах сброшенных по краям подгнивающих сорняков пеленой зависал над полем. Все прелести сельскохозяйственного труда разом незаметно извращались. И с каждым порывом гниловатого ветра ненависть к труду в полях в юных сердцах лишь крепла.
— Я Могу Идти Сам! — в который раз упрямо повторил слегка пошатывающийся мужчина, пытаясь отцепить от бока загребущую ручку травницы.
Утверждение было слегка самонадеянным. Обнулённого резерва едва хватало на поддержание плёнки защиты, а медленно отпускающий комплекс укрепления уже радовал организм многоцветием болевых ощущений и разномастных чародейских отдач. То и дело запоздало настигал уставшее тело разряд или прострел, заставляя мышцы болезненно сокращаться с подозрительным поскрипыванием. Хоть мужчина действительно мог передвигаться самостоятельно, это была скорее заслуга его выдающейся концентрации и умения держать равновесие, чем состояния организма. Обнадёживало лишь то, что ноги постепенно крепли и походка выравнивалась.
Яританну, допустим, как‑то особенно волновал вопрос, в какую сторону они в итоге завалятся таким умилительно шатающимся трио. Несмотря на очевидную эффективность диеты «два подмастерья спешат на помощь», Араон Важич оставался мужчиной весьма внушительным и не вызывал желания подработать добровольным матрасом. Да он даже рядом находиться желания не вызывал, но здесь, духовник вынуждена была согласиться, не обошлось, так сказать, без её технической поддержки. Было неловко, но от запаха это не спасало. Чародей время от времени очень укоризненно косился в её сторону, но Танка стоически игнорировала полный и невысказанных претензий взгляд.
— Я буду считать тебя смертельно больным, пока ты не докажешь мне обратное! — угрожающе пропыхтела травница, притопнув ногой для внушительности.
Араон честно и наивно попытался доказать, но подавился, моментально засунутой в рот связкой травы.
— Жуй, жуй, — приговаривала Алеандр, ласково, но больно похлопывая по спине едва не краснеющего от удушья чародея, — этот сбор значительно улучшает скорость восполнения резерва. Так же нужно что‑нибудь кроветворящего зажевать. Неплохо сделать примочку для дезинфекции и небольшое облучение для снятия последствий разрушения артефактов. Да и прелость от повязок, наверняка, уже пошла. Как придём, сразу обработаю, потом хочу покопаться в последствиями регенерации. Сдаётся, ты там чего‑то не того накрутил. Могу слегка подправить. Эх, если бы тебя сейчас на диагностических пиявках подержать, а лучше тебе было бы сейчас…
— Гр-р-р-р…
Рык получился знатный, раскатистый и очень проникновенный, хоть и звучал слегка булькающе из‑за отбитого нутра. Яркие золотистые глаза с вытянувшимися из‑за трансформации зрачками угрожающе вспыхнули из‑под густых нахмуренных бровей, отчего закопчённое угрюмое лицо с густой щетиной, грозившей в любой момент перейти в бороду, показалось каким‑то загробно — демоническим. Богатое воображение Танки услужливо подрисовало суровому куратору пару витых рогов и дым из ноздрей. Но Алеандр вид беглого пациента не смутил. Девушка смело встала напротив и также воинственно уставилась на него, уперев в бока ободранные кулачки и упрямо поджав губки. Если от чародея веяло обжигающей по — настоящему огненной мощью лесного пожара, то травница чем‑то смахивала на дамбу в проливной дождь, готовую в любой момент прорваться неукротимым бурным потоком. Позабыв обо всём на свете, двумя бойцовскими петухами продукты Замка Мастеров зависли прямо посреди грядки с репой, едва не сталкиваясь лбами. Золотистый взгляд схлестнулся с серым в смертельной схватке двух воль, и становилось понятно, что обоим хватит упрямства простоять так всю ночь, лишь бы выяснить, кто круче.
— Знаете, чего сейчас не хватает? — отстранённо заметила духовник, слегка обиженная полным игнорированием со стороны спутников, половчее перехватывая руку чародея на своём плече. — Дождя. Не грозы там какой‑нибудь с громом и молниями, а именно дождя. Достаточно густого и, желательно, холодного. Чтобы начинал сейчас медленно накрапывать, переходя в крупные, тяжёлые капли. Потом, конечно, возможен и банальный ливень, но сейчас обязательно должно начать накрапывать. Будет очень мелодраматично, вы не находите?
Спорщики синхронно повернули головы и с недоумением воззрились на блондинку. Яританна демонстративно полировала надломанный ноготь о лямку своего рюкзака и делала надменно — дебильное выражение лица, которое всегда ассоциировалось у обывателей с высшей ратишанией.
— Что? — невинно хлопнула глазками Танка. — Разве не замечательно будет, если два великовозрастных идиота, один из которых с дырой в брюхе и резерве, а второй едва достаёт ему до уха, начинали страстно колошматить друг друга под медленным холодным и глубоко брутальным дождём? А потом ещё и грязь расползётся…. Жаль, что здесь только один мужик и тот полудохлый: давно хотела на бои в грязи посмотреть.
На миг от подобной наглости ошалели все, поскольку бои в грязи, вне специализированных клубов для богатого бомонда и откровенного сброда, считались вопиющей пошлостью. Что не удивительно, мало кому из господ Инквизиторов, да и простой полиции нравов понравится идея легализировать игрища, где двое голых мужиков или тёток эффектно мутузят друг друга в маслянистом подкрашенном составе.
— Это всё ты виновата! — вскрикнула, наконец, травница, слегка придя в себя от весьма красочной фантазии на предложенную тему.
— Признаю, — наигранно покаялась девушка. — Нужно было с собой кого‑нибудь из парней на отдых брать, а то, как лохушка с тобой попёрлась.
Травница попыталась, не отпуская руки Важича, стукнуть чем‑нибудь зарвавшегося тенегляда, но смогла дотянуться только ногой для профилактического поджопника, за компанию заехав коленкой в пятую точку и своему пациенту. Чаронит тут же вывернулась в жажде повторить манёвр. Араон заметно напрягся, и не потому, что духовник собиралась достать обидчицу с другой стороны (ладно, не совсем потому), просто ему уже осточертело стоять в репе, как аниматизированному пугалу, пока под его раскинутыми руками с визгом носятся хозяйские детишки. Мужчина ловко, хоть и не так быстро, как в здоровом состоянии, перехватил обеих, лёгким удушающим захватом прижав девичьи шейки к груди.
— Да за каким хреном ты вообще сюда вообще потащилась!?! — угрожающе рыкнул куратор на притихшую то ли от страха, то ли от нехватки воздуха Чаронит.
— Правильнее говорить за чьим, — Танка очень правдоподобно изобразила менторскую интонацию травницы, и Важич не удержался и придушил её чуточку сильнее.
— Ну!?! — злобно и очень воинственно мужчина уставился уже на Алеандр, едва стоящую на носочках, и легонько тряхнул девушку, отчего в воздухе щёлкнули друг о друга босые пятки.
Травница обиженно надулась и без особой асфиксии, вспомнив всю длинную цепочку собственных переживаний и рассуждений по поводу его утреннего исчезновения, и на волне глубокого негодования решила хранить гордое молчание перед коварным предателем. Танка в этом вопросе оказалась демократичней и от всей души впилась в предоставленную конечность своими длинноватыми клыками. Не ожидав от интеллигентной и очень чистоплотной Чаронит такой подлянки, чародей зашипел, отдёргивая руку.
— Да не шли мы за тобой, чудик эгоцентричный! — тут же вывернувшись, зашипела Яританна. — Домой мы шли, в Смиргород. Ну, срезали чуток путь. Так кто же нам запретит? А ты со своей шизофрении, бандитами и разборками можешь прямиком катиться в подмирное пекло, куда я, как тенегляд, тебя с радостью сопровожу, когда очередные наёмники, наконец прихлопнут!
Араон опешил от такой перемены и разжал вторую руку, от чего Алеандр неловко и совершенно неграциозно плюхнулась на пятую точку. Ему очень хотелось бы думать, что это от агрессивного тона Чаронит, но приходилось признавать толику совершенно детской обиды. Ведь ему действительно, и в голову не приходило поинтересоваться, куда, собственно, направлялись девушки и с какой целью. Его словно молнией ударило, когда дошла вся степень вопиющей беспечности в условиях, можно сказать военного времени. Сразу захотелось подойти к ближайшему дереву и с разгону треснуться об него головой, для вбивания маломальских мозгов. В этот судьбоносный момент в голове самого перспективного боевого чародея этого поколения впервые зародилась светлая и действительно ошеломляющая мысль, что он, возможно, просто легковерный кретин.
— Э-э-э, Тан, — потянула в привычной манере Алеандр, осторожненько отодвигаясь от ног вспыльчивого чародея и ощупывая пострадавшую шею, — полагаю, Арн имел в виду, куда мы теперь идём, — а, немного помолчав, добавила: — Для его же блага.
Молодой человек быстро сообразил, что дело пахнет избиением и духовник, не обладающая внушительным резервом, от всей души поучаствует в этом занимательном процессе, отыгрываясь за время совместного обучения.
— Да, — поспешил ретироваться Араон, уже изрядно сожалея о неосмотрительном поведении, не совсем подходящем младшему Мастеру и куратору, — Куда это мы тащимся?
Яританна покаянно закатила глаза, демонстрируя, что его манёвр раскрыт, но стратегически не замечен. Всё же и в измотанном состоянии Важич оставался боевым чародеем и избиванию вряд ли просто так поддастся, а получать по шее исключительно за любовь к справедливости духовник не желала. Тем временем, цепляясь за штаны слегка поостывшего Мастера, поднялась и Алеандр. Девушка небрежно поправила волосы и усмехнулась:
— Действительно, почему мы прыгаем через огороды, как стадо кроликов — альтруистов?
— Предлагаешь морковку стырить? — радостно осклабилась Чаронит, но быстро сбавила обороты, присмотревшись к хмурым и очень серьёзным лицам спутников. — Ну и ладно, здесь всё равно только репа да кормовая свёкла. Что? Ну, разве так не понятно? Арну, сильно вломошили и я не склонна считать, что они индивидуалисты — суицидники и на этом остановятся. Поэтому от дороги нужно держаться подальше, но не теряя её из виду. Что здесь непонятного?
— Всё понятно, — Эл кивнула и, рефлекторно поднырнув пациенту под руку, медленно двинулась вдоль борозды. — Скажи только, почему мы идём именно в эту сторону.
— Смиргород же там, — пожала плечами духовник.
— Кто тебе сказал? — сразу насторожился чародей.
— Так, Эл же указатель нашла… — Танка всерьёз забеспокоилась и даже растерялась. — Он сюда показывал…
— Ой, да мало ли, куда он показывал, — раздражённо отмахнулась Алеандр, пытаясь за легкомысленных поведением скрыть страх оказаться крайней. — Деревяшка вообще под трупом валялась!
Араон судорожно вздохнул и прикрыл глаза свободной рукой. Чародей никак не мог для себя решить: убить на месте двух легкомысленных дурёх, полагающихся на удачу; истерично расхохотаться от вывертов той самой удачи или просто позорно зарыдать над своей нелёгкой судьбой, сводящей его с этим источником неприятностей.
«Уж лучше бы они были тёткиными шпионами, хоть смысл бы какой в действиях был», — с болью подумал чародей.
— То есть, вы не знаете, куда мы тянемся уже в течение часа? — упавшим голосом поинтересовался молодой человек, уже, собственно, ни на что не надеясь.
— Ты не переживай так, — Алеандр ободряюще погладила его по руке и мило улыбнулась. — Недавно нас Танка вообще на какое‑то кладбище монстров затащила. Вот тогда было страшно. А теперь ничего, вокруг не болото, еда прямо под ногами, так что выберемся.
— О, Триликий, спаси и помилуй, — пробормотал себе под нос мужчина, ощущая, как религиозность начинает пробуждаться в его душе под слоями цинизма и здравомыслия.
Яританна Чаронит обращаться к конкурентам за моральной поддержкой была не склонна. Девушка, хмуря красивые бровки, судорожно пыталась вспомнить карту, потому что рассматривать сохранившуюся, не было времени. По её воспоминаниям оказывалось, что дорог было три и сейчас они двигались либо обратно в Гадь, либо в Дзивеняты (что было не так уж и плохо, поскольку из них регулярно ходила общественная ступа), либо, не смотря ни на что, в Смиргород (что было бы совсем замечательно, но в виду их альтернативного везения, увы, нереально). Танка даже всерьёз начала подозревать, что специально для них могла оказаться и четвёртая дорога, например, в Трухлец или стразу Царство.
Алеандр Валент о маршруте не задумывалась вовсе, немного рискованно оставив это приземлённое занятие подруге, её же больше волновало здоровье подопечного. По состоянию повязок, было заметно, что раны давно не смазывали, новые порезы определённо не промывали, а про сохранность внутренних органов даже не задумывались. Странная, но очень занятная в исследовательском ключе плёнка, напоминающая замывшую смолу, видимо, неплохо прикрывала его в бою, но и значительно затрудняла диагностику и определение воспалительных процессов. А что таковые имелись, девушка почти не сомневалась и даже немного жаждала, потому что воспаление дало бы возможность покопаться в удачно подвернувшемся организме. Память её сейчас в большей степени была занята тотальной инспекцией значительно поистратившейся травницкой сумки. Девушка здорово волновалась, но старалась скрыть это, чтоб лишний раз не нервировать строптивый объект своих целительских домогательств.
Но долго молчать у неё сил не было:
— Арн? Араооон? Ты бы умер в той канаве с минусовым резервом?
— Да, — отрывисто кивнул мужчина, тяги к разговорам не наблюдалось, но грёбаная вежливость не позволяла отмалчиваться при таких плаксивых интонациях просительницы.
— Так, получается, мы — твои спасительницы?
— Да-а… — уже настороженнее согласился чародей, ощущая какой‑то подвох.
— И ты, как честный человек, должен ощущать по отношению к нам признательность?
— И? — голос презренно дрогнул: жениться, вводить в высший свет или жертвовать почкой в знак признательности не хотелось.
— Так, может, расскажешь нам, что случилось? — Алеандр добавила в голос кроме слезливой мольбы, чуточку интереса.
Младший Важич облегчённо выдохнул, чувствуя, что ходил по острию ножа со всеми этими требованиями чести и хорошего тона. Будь на месте рыженькой травницы Чаронит, просьба была бы, наверняка, более материальной и энергозатратной, возможно даже идея со свадьбой и продажей внутренних органов не показалась бы ему столь уж плохой. Нежитеведы всегда отличались нехилой эрудицией и извращённой фантазией. Он даже немного расслабился и позволил себе улыбнуться:
— Нет.
— А — а-арн! — теперь напряглась уже травница, ей отчаянно не нравилось, когда трюк с большими добрыми глазами не удавался.
— Эл, отстань от недобитка, — примирительно улыбнулась Танка, шагающая чуть впереди шатающейся парочки. — Нам это не надо.
— Как это не надо!?! — взвилась девушка, пылая праведным негодованием добропорядочного члена общества. — Хочешь и дальше слепо играть в чужие игры!?! Лезть в пасть дракону, даже не подозревая, что задираешь его хвост!?!
Яританна смущённо кашлянула. Арн только хмыкнул и потрепал свою излишне рьяную спасительницу по голове, как малого ребёнка:
— Давай утром, а? Сначала бы поесть, отдохнуть и умыться.
Чаронит в ответ на такое заявление проворчала что‑то неразборчивое, но явно ругательное, стараясь не разжигать скандал снова.
— Ладно, — Эл оценила потуги рачительной подруги к сохранению мира и тоже не стала возмущаться и убирать с макушки тяжёлую широкую длань. — Утром с тебя душу вытрясу. Сейчас только разберёмся, где всё это будем проделывать и на каких условиях.
— Думаю, вон тот дом вполне подходит, — Арн махнул в сторону едва виднеющегося в темноте одинокого здания.
Алеандр пришлось сильно напрячь зрение, чтобы выделить из мрака очертания небольшого сельского домика, одиноко пристроившегося на пригорке. Создавалось нехорошее ощущение позабытого всеми старика, ещё крепкого, но уже лишившегося надежды и воли к жизни. Покатая, словно съехавшая на бок крыша с милой порослью кустиков, казалась наброшенным сверху куском дёрна, из которого нелепо и уродливо торчал закопчённый дымоход. Сбитые на века брёвна стен ещё держались в своей изначальной плоскости, не спеша расползаться под нелёгкой ношей. В окнах, наверное, горел свет, но из‑за копоти этого было не особо заметно, и только бледная золотистая полоска под дверью намекала на наличие жильцов. Травница даже поёжилась от неприятного ощущения какой‑то неуловимой тленности этого места. Чем ближе они подходили к дому, тем больше усугублялось первое впечатление. Дорожка к крыльцу позарастала сорняками, до состояния средненькой такой лесной тропки. От плетня, привычно окружавшего любое сельское жилище, не осталось и кривоватого остова, как после набега целого стада оголодавших лосей. Хозяйственных построек же будто и отродясь здесь не было. Дом так и стоял один ни сарая, ни стойла, ни курятника, только рухнувшая старая дровница с бесформенной грудой тощих полешек. Из‑за угла выглядывал низкий колодец, здорово смахивающий на полусгнивший пенёк столетнего дуба. Можно было даже особенно не принюхиваться, чтобы проникнуться давностью последней прочистки этого некогда весьма добротного сооружения.
Странное подворище впечатление создавало неоднозначное. Если Алеандр, жаждущая тепла отдыха и немедленного обследования новоприобретённого пациента, предпочитала игнорировать запущенность, подогревая в себе радость близкого отдыха, а Важич, кривясь от боли, вообще не предавал значения своему местоположению, то Яританна с каждым шагов всё больше мрачнела, отчаянно замедляясь и почти пробуксовывая под напором спутников.
— Послушайте, — духовник развернулась у самого порога и в отчаянье обхватила себя руками. — Давайте, побыстрее уйдём отсюда. У меня очень — очень нехорошие предчувствия и…
Сзади раздался душераздирающий скрип давно не смазывавшихся петель, и непереносимо яркий после долгого блуждания в темноте свет рванулся наружу, жадно проглатывая три мгновенно сжавшиеся фигуры. Первой реакцией был ступор, потом слаженный визг прорезал странное оцепенение. И, только когда всё стихло, Араон с облегчением отметил, что из‑за ноющих рёбер успел только вздохнуть поглубже. Визжали же исключительно девушки, при том Чаронит визжала из‑за его спины, а Алеандр умудрилась забраться к нему на руки.
В проёме стояла маленькая сморщенная старушка самого боголепного, но оттого и ужасающего вида.
Изнутри всё оказалось не так уж и страшно. Особенно, если лёгкая запущенность, древняя пыль и совершенно новая копоть не слишком пугала. Не струганные лавки, хоть и выглядели вполне добротно, совсем не радовали глаз чистотой, пестря разномастными пятнами, подтёками и расплывшимися рисунками не всегда детского содержания. Некогда наспех белёные стены смотрелись нелепо под слоем чёрной от копоти и сажи паучьей махры и нитей рыхлой, самовоспроизводящейся пыли. Рыжая, никогда не знавшая красок большая печь наполовину скрывалась своим облупленным боком в соседней комнатушке и так отчаянно дымила, словно всерьёз намеревалась выкурить нежеланных визитёров из дому. Из щелей в полу тянуло сыростью с лёгким ароматом плесени. Крепкий будто коренастый столик на шесть персон, занимавший почти всё свободное пространство небольшой кухоньки, больше смахивал на спальное место и казался островком чистоты и спокойствия в окружающей обстановке.
Вторым ярким пятном в царившем запустении была сама хозяйка, впечатляющая своим внешним видом не меньше, чем прибитая к косяку огромных размеров подкова. Чистый хоть и явно видавший виды синий твидовый халат мужского покроя прикрывал пожелтевшие от времени кружева ночной сорочки. Тощие с вздутыми клубками вен ноги в полосатых, почти ажурных из‑за дыр носках так громко шаркали, что оставалось удивляться, почему половицы ещё не натёрты до зеркального блеска. Лицом здорово смахивающая на давно просроченный изюм, она неприятно поражала своей живостью, вёрткостью и совершенно ненормальной хваткой бульдога или прихожанки с пятидесятилетним опытом. Бульдоги были даже приятнее, потому что не имели привычки после лая плевать в спину. Впрочем, от знаменательных носков до яркого тюрбана из тёплых лохматых платков на макушке старушка выглядела опрятно, ухоженно и в какой‑то степени умилительно. Это наводило на мысль, что за дверями в хозяйскую должен открываться чудесный мир чистоты, уюта и бесконечных вязаных покрывал.
По эту же сторону хлипкой дверки хозяйка уют не создавала, видимо, принципиально. Так же принципиально не поддерживались простейшие правила безопасности и здравого смысла. Араон и Алеандр предпочли едкий запах игнорировать из уважения к старости, Танка предпочла проигнорировать старость. Девушке, как более чувствительной и хлипкой, пришлось едва ли не с предсмертными воплями пробиваться к печи, чтобы вынуть задвижку из дымохода и спустить угар. Старушка царственно проводила её взглядом, не удосуживая себя комментариями или благодарностями, проявляя чудеса пофигизма и маразма. Хотя, на взгляд духовника, маразмом попахивало уже то, что их пустили на порог. Она бы двух грязных, лохматых девиц в драной одежде, держащих шатающегося не менее грязного и лохматого мужика самого потрёпанного вида, впустила в дом только под угрозой арбалетного болта в лоб. Практика показывает, что арбалет вообще является наиболее веским аргументом в большинстве случаев.
— Перестань мельтешить! — грозным командирским голосом прикрикнул Араон, не выдержав четвёртого виража вокруг стола.
Яританна застыла на месте, как мышь, застигнутая в кладовке за оприходованием окорока. Девушка закусила нижнюю губу и принялась теребить подол платья, недовольно поглядывая на двери в мир кружев и благопристойных сумасшедших старушенций. Когда от её волнения ткань уже начала трещать, духовник принялась отбивать пальцами на столешнице очередной военный марш.
— Чаронит, — угрожающе заурчал чародей.
Стук прекратился. Девушка рванула к печи помешивать угли и громко брязгать грифононепробиваемой кастрюлей с пятью, свежайшими молодыми репами нового урожая, реквизированными прямо из‑под ног. Есть то, что находилось в хозяйских горшках и отдалённо определялось, как картошка Алеандр настоятельно не советовала под угрозой немедленного промывания желудка.
— Чаронит! — не беспокоясь о комфорте уже точно глуховатой старушки, крикнут Арн, врезав кулаком по столу.
Кастрюля в руках жалобно дзынькнула импровизированной крышкой из хозяйской сковороды, едва не перевернувшись с грязного подпечка. Яританна, посасывая обожжённые пальцы, отошла к двери и в который раз заглянула в беспросветную муть ночи.
— Тан, ну ты, правда, чего? — устало подала голос Валент, заканчивающая обрабатывать отвратительно вывернувшийся из‑за перенапряжения шов младшего Мастера. — Всё же не так страшно? Подумаешь, один упырёк! Вон сколько таких тварей по тому урочищу шаталось, нам же ничего не сделалось. Провоняли, чуток и ничего. Если бабтя круговую оборону две ночи успешно держала, мы что ли не продержимся? У нас вон, Арн. Без резерва, но ходячий! Я знаю, что ты нечисть на дух не переносишь, но ведь, правду, не так всё плохо.
— Не в этом дело, — духовник зябко обхватила себя руками и снова принялась нарезать круги по привычному маршруту. — Тут… тут что‑то неправильно. Не так. У меня нехорошие предчувствия. Будто поблизости какой‑то источник негативных эманаций…
— И я даже этот источник вижу, — скривился Арн. — Чаронит, перестань метаться! Все и так поняли, что ты волнуешься. Если ты определила что‑то конкретное, то так и скажи. Если нет, не запугивай мне Альку, она от этого повязки перетягивает.
Травница от нелюбимого прозвища надулась, но перевязь ослабила и пошла отмывать руки к самолично наполненному рукомойнику. Россыпь полупустых свёртков и склянок так и осталась в хаотичном порядке валяться на столе. Между ними кое‑как установили кастрюлю. Особого энтузиазма сморщенный корнеплод без соли и специй не вызывал, но на голодный желудок был единогласно признан заморским деликатесом, глубину изящного вкуса которого они не могут постичь ввиду своей непросвещённости и гастрономической косности. Духовник так и не смогла стравиться с совершенно не к месту накатывающейся паникой, едва впихнув в себя половину репы, не став даже запивать.
— Чаронит, — Арн, видя нервозное состояние обычно меланхоличной блондинки, утешительно сжал синюшное плечико, — я тоже подозреваю, что одной тварью здесь не обойдётся. Если действительно активизировался погост, то вылезать будут парами, от силы тройками. С тройкой на укреплённой территории я как‑нибудь и без чародейской поддержки управлюсь.
Яританна вывернулась и принялась растирать свеженькие синяки, недоверчиво осматривая помятое, разом как‑то похудевшее и посеревшее лицо чародея. Алеандр подсела рядом, фиксируя нервную подругу во избежание нового забега:
— Кто из нас, в конце концов, нежитевед? Ты же первой должна радоваться, что можешь с ними в реальной обстановке столкнуться, раз на факультете опытная база такая убогая. Да и если прорвутся…
— …мы им старушку скормим, авось отравятся, — кивнула на дверь тенегляд.
— Вот, хоть одна конструктивная идея! — радостно воскликнул Араон, стараясь опередить травницу, чтобы та своим альтруизмом не свела на нет весь эффект. — К тому же, нас пустили в дом, только под залог уничтожения упыря. Хочешь под открытым небом ночевать?
— Да! Открытое небо на головы не падает.
Младший Мастер — Боя не выдержал и повторил свой коронный удар по столу кулаком — крышка — сковорода пропрыгала до края столешницы и с глубоким колокольным звоном низвергалась на пол. Трое дружно проводили взглядом беглянку.
— Вопрос закрыт, — Араон принялся тереть виски, тщетно пытаясь избавиться от надоедливой мигрени. — Разрешаю, для поднятия самооценки и успокоения предпринять дополнительные меры безопасности. Давайте, девочки, арсенал на стол.
Без лишних препирательств оружие было предоставлено на оценку профессионалу. На столешнице оказались реквизированный у раненого серп, крепкая длинная цепь, небольшой травницкий атан (не острее собственной рукояти, зато из дорогого и эффективного сплава), старый, оцарапанный повелительный жезл, заслуживший для Танки один укоризненный золотистый взгляд, моток верёвки, хозяйская кочерга, ржавая метательная звёздочка и столовый серебряный нож. К ним же в компанию затесалась кастрюля с недогрызенной безвкусной репой, мешочки с травами, две фляжки с чем‑то алкогольным и единственный травницкий ботинок. Араон Важич грустно взирал на открывающиеся перспективы и только удивлялся, как их при такой экипировке не убило от собственной безалаберности.
— И это всё? — ни на что особо не рассчитывая, поинтересовался молодой человек.
— Ну-у-у, — травница потеребила постоянно чешущуюся, как она надеялась, из‑за грязи, а не блох голову, — можно ещё пугалок нарыть…
— Точно! — воскликнула Танка, и в её взгляде опасно блеснул огонёк приближающегося бздика. — Как в том закрытом лагере, когда ходили на раскопки по зоологии!
— Только, давай в этот раз без волчьих ям и крапивы! — поспешила перехватить инициативу травница, пока домик не превратился в укреплённый бункер.
— Хорошо, делаем парочку зажигательных коктейлей, для острастки, раз своего зажигателя лишились, неплохо ещё установить растяжки с кольём и пузыри с водой! Воду, так и быть заговорю.
Эл ловко нырнула под стол и появилась уже с другой стороны, принимаясь со свойственной только представителям этой специальности носиться из угла в угол стаскивая на стол всё, что плохо лежит и тут же вместе с Танкой придумывать, где это могло бы лежать ещё хуже. Планы выходили воистину грандиозные по своему размаху и идиотизму.
Профессиональный борец с нечистью держался из последних сил, когда проходило заклинание воды в рукомойнике сразу от всех типов немёртвых, включая призраков, фантомов и полтергейстов. Он скрежетал зубами, когда предлагалось с обратной стороны привесить тёрку для овощей и просто ждать, пока упырь не сотрёт себе когти до локтей. Чародей лишь сжимал кулаки, пока углём, на всякий случай, рисовались охранные знаки Триликого. И даже пытался изображать глубокий сон, пока на полках экстренно искали чеснок. Терпение Важича истекло после обмазывания горклым жиром, найденным в одном из горшков, ступеней небольшого порога и скатов крыши. Младший Мастер — Боя почувствовал, что его великое призвание ещё никогда так не унижали.
— А ещё… — Алеандр, выбегавшая дорисовать к уже имеющимся знакам несколько старообрядческих, влетела в кухню и в сердцах, едва не перевернула уже значительно обедневший стол. — Ещё у меня остался петушинник, несколько граммов взрывной щёлочи добродило и вот… — девушка выдержала драматическую паузу и с помпой брязнула об стол изящным флаконом с белым порошком: — эта хрееень!
Араон рефлекторно отскочил назад, прикрываясь скамейкой:
— Аля!?! Откуда, мать твою, у тебя аминорий!?!
— Э-э-э, а-а-а, — замялась травница, не зная, куда спрятать компромат так, чтобы ещё и стереть память одному нервному чародею, потому как догадалась, что дело явно подсудное.
— Нашли! — не растерялась Танка, с наглейшим выражением лица отбирая у компаньонки опасный флакон и небрежно рассыпая смертельно опасный порошок по нарезанным из старой перевязи тряпкам.
Из них троих только сын Главы Замка Мастеров отчётливо осознавал, с каким веществом столкнулся и что может быть случайному человеку за его хранение и распространение, если этот случайный умудриться выжить вблизи настолько нестабильного алхимического состава. От мысли, что он так беспечно носился по лесу в непосредственной близости от аминория, молодой человек покрылся предательским холодным потом.
— И где же он валялся? — осторожно поинтересовался Арн, беря себя в руки и нехотя опуская лавку.
— Где валялся, там его больше нет, — кротко улыбнулась Алеандр.
— Ничего больше нет, — мрачно кивнула духовник.
Араон Важич, хотевший первое время выступить консультантом и помочь в грамотной организации обороны, опустился обратно на лавку, прикрыл сгибом локтя глаза и благоразумно прикинулся мёртвым. Он не чувствовал себя достаточно здоровым физически и морально, чтобы без членовредительства участвовать в этом фарсе на тему деятельности боевых чародеев. В конце концов, при всей абсурдности последних дней, умереть сейчас от банального взрыва было бы слишком просто.
— Арн. А-а-арн, — раздался над ухом вкрадчивый, но очень проникновенный шёпот и в здоровый бок врезался маленький кулачок.
Чародей тяжело вздохнул и попытался отмахнуться от назойливой мухи, прокрадывающейся в его сознание сквозь лёгкий исцеляющий сон. После такого количества выпитых зелий с его желанием просто поспать могла соперничать только тяга уединиться за домом, но воспоминание о бродящем снаружи упыре, делало первый вариант предпочтительнее.
— Что тебе? — ворчливо отозвался молодой человек, предупреждая новый тычок.
Тело, лишившись регенерации, и без того болело до мерзкой рези в глазах и желания скуля отползти в уголок под лавку, чему крайне способствовало расположение на полу. Не то, чтобы ровная твёрдая поверхность была принципиальной для его восстановления, напротив, кровать бы не помешала. Только лежанка печи была слишком маленькой для него, чем беззастенчиво воспользовалась духовник, а свалиться с не менее жёсткого стола вряд ли было бы полезно для здоровья.
— Там кто‑то шуршит, — испуганно, но вполне внятно зашептала Алеандр, до пояса свесившись своего ложа — постамента.
— Пусть шуршит, — проворчал чародей, пытаясь перевернуться на другой бок: в его планы усекновение нежити, как таковое, не входило. Держала же как‑то раньше бабка оборону и ещё недельку продержится, а там, глядишь, мимо будет проходить другой боевик с резервом и отменным здоровьем. Сам‑то упырь особой проблемы не представлял, вот только под этим понятием может оказаться что угодно от небольшой энергетической пивки[18], до полноценного лича.
Девушка обиженно засопела, но стоически заползла обратно, накрываясь собственным ардаком. Вновь воцарилась глубокая, немного настороженная тишина, в которой раздавались лишь всхрапывания непробиваемой старушки да шебаршение тараканьих лапок на полках. Кто‑то снаружи тоже замер как‑то очень подозрительно, почти пристыженно притих, ещё больше нервируя впечатлительную травницу. С крыши мягко шлёпнулась, привязанная на всякий случай старая печная заслонка с выцарапанной гексограммой. Что‑то дрыгнулось за окном и затихло.
— На погосте становится ти-и-ише, — послышался из тёмного запечного закутка низкий, слегка инфернальный голос Яританны, полный трагизма и истинного певческого надрыва, — не слыхать даже во-о-оя волков, то бредёт меж могил дядя Ми-и-ииша, некрофи-и-ил и ценитель гробо-о-ов…
— Заткнись!!!! — в один голос рявкнули не оценившие её пения слушатели.
Если Алеандр просто никогда не была поклонницей тёмного музицирования отдельных представителей семейства духовников и откровенно побаивалась некоторых его проявлений, то Араона буквально взбесил такой бездарный срыв всей маскировки. Шанс маленький и очень зыбкий, что таинственный преследователь одиноких старушек обойдёт своим вниманием не подающий признаков жизни дом, был жестоко попран отвратительным фальшивым завыванием сумасшедшего чернокнижника над жертвенным алтарём. Боевой чародей даже поморщился от профессиональной неприязни.
Снова всё затихло. Неведомый монстр, опознанный Араоном, как бред сумасшедших, голос решил не подавать и в дом крался без единого звука.
— Ребя-я-ята! — с надрывом зашептала Алеандр.
В ответ ничего, только нарочито громко всхрапнул боевик, откатываясь поближе к печке. После частых диких ночёвок тишина дома угнетала.
— Там ведь кто‑то точно есть, — голос травницы подрагивал, отчего в шёпоте появлялись мерзкое попискивание. — Кто‑то крадётся… внизу…
Словно в издёвку зашебаршило снаружи, весьма смахивая на полдюжины оголодавших зайцев или одного чудаковатого оленя.
— Та-а-ан, ну хоть ты голос подай, — не выдержала травница. — Давай что‑нибудь своё… загробненько — пессимистичненькое…. Вроде, чёрные твари-и-и захватят план-е-е-ету…
Духовник голос не подавала. Ей тоже было отчаянно страшно, вероятно ещё страшнее, чем компаньонке. Из‑за нарастающего безумной паникой дурного предчувствия в голове смешивались сумасшедшим хаосом боевые заклятья, охранные заговоры и строфы всех подряд песен, едва не прорываясь наружу совершенно сумасшедшим хихиканьем. Только выдавать себя хотелось ещё меньше. По её ощущениям сейчас лучше было бы вжаться в самый тёмный угол или вообще раствориться в стенке, а ещё лучше было бы сидеть дома в столовой, и, попивая горячее молоко с мёдом, болтать с матерью на всякие абстрактные темы.
Травница уже подумывала о том, чтобы спуститься к Арну или потеснить подругу, как за окном с чётким щелчком сработала одна из ям, и окрестности огласил пронзительный нечеловеческий вопль.
— Вы слышали? Вы слышали это! Я же говорила! — вскрикнула Алеандр, страх в её голосе смешивался с гордостью за собственную правоту.
Араон Важич уже был на ногах, сжимая в левой руке серп, а в правой кочергу. Хмурясь от непривычного отсутствия силы, чародей подошёл к двери и выглянул наружу. Раздался ещё один вопль, в стену что‑то ударилось и стекло с подозрительным хлюпающим звуком.
— Мать твою! — глухо рыкнул мужчина, резко захлопывая дверь и автоматически блокируя ручку кочергой.
— Так и знала, что не стоит разрыв траву смешивать с гаюшником[19], — раздосадовано прошептала Эл, ещё не до конца осознавшая происходящее и не успевшая качественно удариться в панику.
В печи вспыхнул светляк, неизвестного происхождения, аки был странного буровато — серого цвета, а не голубого, болотного или красного. Также ловко потушить предательский свет, выдающий их с головой, не удалось. Впрочем, таиться смысла уже не было. Если подготовленные духовником ямы с, как оказалось, убойненьким составом и не убедили тварей в наличии живого мясца поблизости, то радостные вопли дурноватой травницы игнорировать не получилось бы и при великом желании.
— Кто там? — немного заторможено, но, не понижая голоса, поинтересовалась Яританна, даже не предпринимая попыток выглянуть из‑за печки.
Важич не ответил, он напряжённо и уже совершенно другими глазами осматривал сгружённый на лавку арсенал, закрепляя на рукоятке серпа один конец заговорённой цепи. Просто заново обмотаться ей смысла уже не было: и девчонкам от этого не легче, и чародеев снаружи нет. Зато были умруны, несколько радшан[20] и, кажется гнист, а ещё и умруны. Много умрунов. Некромантски много умрунов. Этих тварей был до…
— Ого-го! — вскрикнула Эл и от удивления выронила старенький излучатель, неизвестно каким образом попавший в её загребущие ручки. — Их… их… Мамочка… мы же сдохнем…. Мы все здесь сдохнем! Нас заживо сожрут! Выпотрошат и сожрут! Я не хочу так умирать! Я ещё диплом не написала! Я жить хочу!!!
— Цыц! — Араон только глянул на девушку, как та немедленно заткнулась, прикрыв рот кончиком косы, и попятилась к печке.
Мужчина перевёл тяжёлый взгляд на скрытый в тени угол, где жалась Чаронит, будто ненормальное количество тварей образовалось исключительно по её вине и от её постоянных напоминаний. Жаль, но это было не так.
Умирать Важичу тоже отчаянно не хотелось, хоть другого выхода пока и не наблюдалось. Сил не находилось даже на маленький охранный контур, посылать маяки в столицу опасно и, попросту, бесполезно, а про полноценный отпор не стоило и заикаться. Свежесмазанное всякой целительской дрянью тело пока не скрипело в суставах и вполне неплохо передвигалось, но ощущения были сродни барахтанью в углях. Младший Мастер — Боя глубоко вздохнул и постарался отбросить подальше все минорные мысли, переключая себя в режим тупого расходного мяса, что всегда больше приветствовался в Академии для боевиков. Если полноценная личность сейчас бы задумалась: откуда посреди общественных огородов взялось такое количество нежити, как от них отбивалась уже две ночи одинокая странноватая старушка и на кой им сдался старый, непримечательный домишко —, то хорошо выбитый на тренировках солдафон соскрёб остатки резерва на боевую трансформацию, оценил рокировку сил и ловко, хоть и не слишком надёжно, заблокировал окна старыми лавками.
— Что вы успели установить? — казалось, даже его голос изменился: стал звонче и приобрёл неприятные металлические нотки.
— Н-ну… — отчаянно заикаясь, пролепетала травница.
— Не мямлить! — «отец-командир» небольшого отряда сурово прикрикнул на паникующие кадры.
Девушка сразу же как‑то подобралась, вытянулась и едва не козырнула на манер городских стражников. Сейчас перед ней стоял не привычный немного капризный пациент и даже не молодой запущенного вида мужчина, а серьёзный, готовый к бою военный, внушающий у гражданских благоговение и трепет. Один светящийся взгляд звериных глаз чего стоил!
— Первая полоса из небольших искусственных углублений, — строевым голосом отрапортовала Алеандр, не удержавшись и всё‑таки козырнув, — с пробным составом разных трав антимонстрячьего действия самого широкого диапазона. Вторая — заговорные камни[21]! Э-э-э-э, мы не вспомнили, как охранка и растяжки ставятся… Третья укрепление стен с помощью…
— Дальше.
— Ну, ещё порог обмазали.
— Дальше, — чародей терял терпение от невнятного лепета своей явно неподготовленной подопечной, ощущая боевой азарт каждой клеточкой тела.
— И всё, — совсем смутилась девица. — На крайний случай у нас есть пукалки и… вот!
Чародею гордо сунули под нос потрёпанный повелительный жезл, словно он был не среднестатистическим артефактом, а как минимум, мифической чашей желаний или копьём князя Смерти. Важич выхватил артефакт, ловко заправляя его в петлю на штанах. Будучи сложной настраиваемой на конкретный тип нечисти системой, жезл против нежити чудес эффективности продемонстрировать не мог, только базовый набор импульсов и тупое физическое воздействие серебросодержащего металла непосредственно на череп твари. Оставалась маленькая хлипкая надежда на так называемые пукалки, но название внушало скорее опасения.
— Мы сдохнем, — словно прочитав его мысли, обречённо констатировала с печки Танка, на всякий случай, осеняя присутствующих стандартной духовницкой защитой, будто к их ночлегу сквозь сумрак брели не умруны, а духи.
Алеандр схватилась за столовый нож и громко всхлипнула от ужаса и жалости к себе. Духовник не плакала, но и признаков жизни больше не подавала. С хлопком сработала ещё одна яма, судя по характерному звуку, сбив‑таки единственного видневшегося гниста. Плохо. Очень плохо. Гнист волочился за толпой умрунов.
— На позиции, — скомандовал Араон, но, не заметив на лице травницы энтузиазма и понимания, почти сдержанно пояснил: — Отойди подальше и не мелькай. Бросаешь метко? Вот и здорово. Сейчас я быстро открою дверь, а ты швырнёшь. Только бей в центр. Ни визжать, ни паниковать. Ясно?
В ответ девушка лишь послушно кивала механическим болванчиком, запихивая по кармашкам грязных бриджей смертоносные свёртки с аминорием. От этой картины Арн мимолётно поморщился, но чётко закрепил на бедре серп, быстро активировал повелительный жезл, выдернул кочергу и, ловко приседая, снова распахнул дверь.
— Пли! — рявкнул командир, стремительно переключая режимы жезла, и тут же привалился к спиной к захлопнувшейся двери.
К счастью, реакция от страха у травницы оказалась отменной: пока осуществлялся манёвр, в открытый проём полетело сразу два свёртка. Третий, зажатый в маленьком кулачке, был «на взводе» и так дрожал, что Важичу стало не по себе. Спустя секунду раздался звук первого взрыва, сопровождающийся дребезжанием стекла и посуды. Девушка испуганно упала на пол, закрывая голову руками. Свёртки веером рассыпались возле её тела, но второй взрыв прозвучал всё же снаружи при том такой силы, что самого Важича едва не снесло от мощного удара в спину. Что‑то врезалось в дверь с таким ускорением, что сдвинуло командира на две пяди и теперь мешало снова забаррикадироваться. Выглянув наружу, мужчина одним резким движением серпа срезал нити силы вместе с глоткой перелетевшему невидимую линию фронта умруну. Благо, тот всё ещё находился под воздействием повелительного жезла и просто лежал изломанной куклой, вяленько пытаясь протиснуть лапы в образовавшийся проём. Арн ногой отшвырнул бесполезное тело в уже вновь пробуждающуюся тьму.
Расстановка сил кардинально не изменилась, разве что медленно бредущие из‑за заговорных камней твари сбили ровный лучевой строй, такой характерный для призванной нежити, и тянулись разрозненными кучками, огибая своих закаменелых или разорванных аминорием собратьев. В темноте их тела почти незримо покачивались в убийственной размеренности сломленной воли. Будь давление хоть чуточку слабее, твари бы бежали, визжали и царапали землю, пытаясь пробить слабую преграду. В практически полной тишине их движение приобретало какое‑то метафизическое значение, словно разрывало законы природы и уродовало даже принципы нежитеводства. Из полей, теперь уже полностью затянувшихся мраком доносилось лишь шарканье замедленных лап и полные тоскливой жажды вздохи. Радшины, пока не взлетали, припав в радости к более доступным телам и самозабвенно потроша трупы. Дом пока вроде бы не окружали, но только с этой стороны и только пока.
— Один на полдень, второй на три часа, пли! — Важич привычно пригнулся, ощущая жжение в руке с повелительным жезлом, начавшим искрить от такого хамского обращения.
— Куда!?! — с ужасом взвизгнула Эл.
— Вперёд, … и вправо!!! — не удержался от крепкого словца чародей, от избытка эмоций вырвав из резерва небольшой пульсирующий светляк, отлетевший в разбитое окно со шлейфом из искр и дыма.
Малого сгустка энергии хватило, чтобы сдетонировала одна из ям, взорвавшись целой плеядой мелких шипучих огоньков голубого света. Алхимический огонь быстро перекинулся на ближайшего умруна и, алчно облизвая осклизную шкуру, превратил визжащую фигру в весёленькую, прыгающую свечку.
— Ого, какой ты меткий, — не без восхищения заметила Алеандр, наблюдая через дверной проём за дивими плясками в стане врага. — Оно же сейчас ещё и всех своих нафиг по поджигает!!! Круто! Лишь бы на дранку не перекинулось.
— Бросай!!!
Снова раздались взрывы. В этот раз, подпирая плечами дверь, Важич с чистой совестью позволил себе материться. Ударной волной выбило стекло из окон и сбросив гигантскую подкову едва не размозжило чародею ногу, буквально пришпилив оную к полу по обе стороны от щиколотки. Алеандр предусмотрительно молчала, сдерживая порывы совершенно истеричного смеха и не более сдержанные рыдания.
Яританне же было всё равно, безмерно раздражал только лишний шум, усугубляющий бешенную скачку распуганных мыслей в маленькой черепной коробке. В голове духовника, прорываясь сквозь дебри паники, совершенно лишних знаний и неожиданно припоминающихся молитв, пытался происходить мыслительный процесс, доставляя колоссальную боль из‑за наростающего тёмного излучения. Зажав ладошками уши, она беззвучно корчилась на печи, то поджимая под себя синюшные коленки, то прижимаясь к комнатной перегородке в каком‑то неверии, что происходящее вокруг действительно реально. Странное отупление, сковавшее богатый до всяких заклятий ум духовника, распространялось на всё тело. Только энергетический фон, задетый неизвестными эманациями буквально бесновался, перекатываясь по ауре настоящими небольшими цунами, искря в прядях грязных, спутанных волос, почти надрывая кожу. Хотелось вопить, но не от боли, а от всепоглощающего чувства опасности, суть которого никак не удавалось схватить рассеянным мыслям. Память отчаянно сигнализировала о наличии знаний, но докопаться до них сквозь шум не получалось. Девушка только бессильно сжимала кулачки.
Удар повторился, но почему‑то слишком близко и громко. Сверху полетели палки и куски дранки с пылью и сыроватой вонючей трухой. Танка испуганно распахнула глаза и буквально подавилась собственным криком, чувствуя, как от недостатка воздуха лёгкие скукоживаются в груди. Из облака медленно оседающей пыли в её сияющие от случайно включившегося ночного зрения глаза уставилась другая светящаяся пара. Её бледный красноватый свет кровавыми расводами расползался по испещрённой шрамами уродливой человеческой роже с оскаленной бультерьерской пастью. Лысая безухая бошка крепилась с горбатому телу мутировавшей гиены с длинными когтистыми лапами, казалось, совсем без участия шеи. От существа смердело помойкой и розами, а из левой ноздри соплёй свисал откормленный дождевой червь. Почему‑то именно он вывел Яританну из привычного панического ступора, живо вставив мозги на место.
«Оба! Вурдолак!» — с искренним удивлением мысленно отметила Танка. Не нарушая молчания, повисшего между ними, девушка рванула с печи, подныривая под тонкую лапу. Видимо, оглушённый нежданным столкновением головы с печью, вурдолак ещё сам не до конца успел разобраться в ситуации. Однако в локте от вожделенного пола беглянку нагло перехватили за ногу и вздёрнули обратно. Танка, из последних сил хватаясь за всё, что попадалось под руки, попыталась вывернуться, но лишь сильнее разворотила подцепленную когтем ногу, уже вполне себе ароматным куском сыровины приземляясь на лежанку у самых лап, скукожившейся в узком пространстве твари. Нежить довольно повела носом и метнулась к открытому человеческому горлу. Чаронит, с нежитью сталкивавшаяся ранее исключительно в кунсткамерах Замка, рефлекторно вскинула вверх руки и также рефлекторно огрела вурдолака по длинной морде трофейной кастрюлей, чья ручка после неудавшегося бегства оказалась намертво зажата в побелевших пальцах. Вурдалак слегка отшатнулся и снова бросился на обнаглевшую жертву, чтобы получить в морду кухонной утварью уже вполне осознанно. Яританна пыталась заставить себя заорать или хотя бы вскрикнуть, но в её последний щит снова врезалась морда твари, опасно защёлкав крыками по днищу кастрюли.
— Кабздец, — полупридушенно пискнула девушка, когда пасть прорвала гнутый метал и, нанизав стенки на шею, скользнула вперёд, по инерции врезаясь в дымоход.
От ужаса Яританна резко распрямила ноги, отбрасывая огромную тушу охомутованного кастрюлей вурдолака в другой конец комнаты, и соскочив с печи рванулась в комнату бабки.
Первым что‑то неладное почувствовал младший Мастер-Боя. Хоть лёгкая кантузия от слишком близкого взрыва и прилично оглушила чародея, несанкционированный в рамках круговой обороны шум заставил его обернуться и одним стремительным движением отскочить от двери, сбивая с ног замешкавшуюся Валент. Девушка придушенно вскрикнула и испуганно сжалась в комок, увидев пролетевшее из‑за печи неопозноваемое нечто в обрывках савана и полуистлевшей одежды. Араон встряхнул перегревшийся жезл, перекладывая его в правую, левой тем временем медленно распуская цепь с бедра. Её лёгкое позвякивание привело травницу в чувство. Закусив от волнения кончик косы, девушка принялась спиной вперёд отползать к стене, стараясь не делать резких движений. Существо уже начало приходить в себя, неуклюже поворачиваясь, словно путаясь в своих излишне тонких лапах. Чародей, не отрывая взгляда от заскочившей на огонёк твари, стянул из цепи скользящий узел на кисти. Он смотрел на тварь, а Алеандр смотрела на него, только сейчас осознавая всю хрупкость и неустойчивость собственного положения. Полнейшее бессилие перед тварью, чьего названия она даже не знала, заставляло неприятно заныть селезёнку. Руки сами собой нащупали в кармане нож и огрызок рыбной котлеты. Чем, могла помочь против такого бугая котлета, оставалось великой тайной, но ощущение холодного металла успокаивало.
Тем временем нечто гулко взрыкнуло и, сжав горбатое полуголое тело, рвануло на чародея. Легко уходя в сторону, Арн взмахнул левой рукой, выбрасывая вперёд серп и также молниеносно возвращая его обратно. Но лезвие лишь чиркнуло, выбивая искру из ошейника, в то время как сама нежить беспроблемно промчалась стороной.
— … — глухо ругнулся Важич в досаде, что его коронный, отменно срабатывающий с молодыми вурдалаками бросок прошёл даром. — Аля! Стол, живо!
— Ага! — Эл с завидной скоростью метнулась под стол прямо на четвереньках, едва не столкнувшись с самой тварью.
— Дверь! — злобно рявкнул Арн, повторяя трюк уже с меньшим замахом, исключительно для отвлечения вурдалака от обнаглевших «тараканов». — Дверь столом подопри!
Понятливо кивнув, Алеандр придерживая стол за ножки, поползла в сторону двери, как огромная трёхсотлетняя черепаха. Сидя под столом воспринимать пролезшую к ним тварь было не так уж и страшно. Это шествие не только отвлекло и озадачило вурдалака, но шокировало даже матёрого чародея, не привычного к реакциям обывателей. На какой‑то миг выражение их лиц/морд удивительно совпало: кем бы ни был вурдалак до смерти, мозги его очевидно не до конца прогнили.
Араон всё же отошёл первым и, не размениваясь на профессиональные пассы, просто сделал подсечку жезлом поднявшегося на задние лапы монстра. Туша грузно плюхнулась на лопатки, от чего стол, подпрыгнув, перевернулся вместе с травницей. Но добить противника Арн уже не успевал: поджимая когти, провернувшийся на копчике вурдалак с визгом изловчился и попытался вцепиться чародею в ногу. Рефлекторно отскочив от ядовитых клыков, молодой человек безбожно потерял такое чудом вырванное преимущество. Зверь уже поднялся и, коротко воинственно взрыкивая, двинулся на обидчика. Тупая пасть морщилась в оскале, в уголках скопилась буроватая пена. Горбатое тело слегка покачивалось в притворной хлипкости, намечая менее защищённые точки вооружённого человека со слабой, пульсирующей силой.
В свете странного бесхозного светляка их противостояние выглядело настолько впечатляющим, что Эл невольно залюбовалась. Крепкий плечистый темноволосый мужчина стоял в сложной боевой стойке, почти незаметно прикрывая раненый бок и поддерживая плавающее равновесие, позволяющее незаметно раскачивать цепочку с серпом. Порванная, почти пережёванная рубаха местами открывала великолепный вид на грязный, но крепкий и красивый торс. Отросшая борода ничуть не портила лицо, напротив, делало его строже и брутальнее, а в сочетании с яркими дикими глазами и вовсе уподобляла чародея мифическому берсеркеру. Под стать ему был и противник. Странное существо, сочетавшее в себе звериные и человеческие черты, слегка приподнялось, упираясь в пол кончиками когтей своих листообразных лап, и мерно раскачивалось из стороны в сторону подобно готовящейся к атаке гадюке. На его шее виднелся странный металлический ошейник с парным крепежом для цепи и совершенно неуместным красным, слегка подкопчённым маком. Выбивающаяся из‑под него жёсткая щетина иглистой дорожкой тянулась вдоль всего хребта, обличая небольшое искривление. Под плотной местами надорванной шкурой подобно волнам перекатывались клубки тугих мышц. Алчно раздувались широкие сухие ноздри. Холодным золотистым огнём поблёскивал повелительный жезл и на его вершине загорались мелкие искры. Если не знать, что так выглядят израсходованные артефакты, то зрелище было завораживающим.
Никто не спешил нападать, приглядываясь к сопернику и ожидая удобного момента. Ощутив совершенно нелепое, но столь же непреодолимое желание влиться в эту эпическую сцену, Алеандр схватила первый подвернувшийся под руку снаряд и запустила в недруга. Сероватая слегка пованивающая котлета медленно сползла по напряжённому затылку твари, застревая на острых зубчатых краях воротника. Оценивший котлету как личное оскорбление, вурдалак молниеносно развернулся и прыгнул. Чародей рванулся следом, снова выбрасывая вперёд левую руку. Свободный конец цепи захлеснул острые лысые колени твари, резанув сталью по мёртвой плоти. Рывок был настолько сильным, что молодой человек едва удержался на ногах, пролетев по инерции несколько шагов, хоть и отчаянно упирался каблуками. Со щелчком на лапах стянулся захлёстный узел, но сделать откид, позволяющий при боевом плетении цепи перерезать сухожилья и некоторые хрупкие кости, катастрофически не хватало замаха. Рука Арна ещё автоматически дёрнулась, но цепь лишь впилась в ладонь. Оттолкнувшись от подпечка, так как особого пространства для манёвров не наблюдалось, чародей перемахнул через тушу, стараясь закрепить эффект, но то ли вурдалак оказался до омерзительного вёртким, то ли больная рука подвела, только нацеленный на хребет жезл буквально соскользнул по обрывкам саванна, пробивая половицы и намертво вбиваясь в по самую рукоять. Тварь с визгом и радостью приняла в свои когтистые объятья гасящего замах мужчину, хотя тот и успел несколько раз глубоко полоснуть её по брюху серпом. Мгновенно сориентировавшись в обстановке, Арн послушно нырнул в холодный, пахнущий тленом и свежевыдраными потрохами обхват, намеренно уходя из наиболее опасной зоны поражения когтями.
Алеандр, прислонившись спиной к перегородившему дверь столу растерянно всхлипывала, глядя на катающийся по полу ком рванья и тел. Чародей так плотно переплёлся со своим естественным врагом, что невольно казалось, будто один из них уже проглотил другого. Руки просто чесались от желания, как‑то помочь, что‑то сделать, но в голове крутилась лишь гениальная идея оторвать от стены рукомойник и попросту швырнуть в обоих, надеясь, что заговорённая вода лучше разберётся, кто из них нежить.
Араон Важич понял, что проиграл, когда от напряжения и усталости подрагивать стала даже здоровая рука, которой он за крепления ошейника, неожиданно оказавшегося дырявой кастрюлей, оттягивал от своей шеи вурдалачью пасть. Плечо горело огнём от разрывов едва успевших сцепиться мышц. В отбитом нутре снова поселилась боль, или просто обычная стала настолько сильной, что сломила действие обезбаливающего и заклятий. Мужчина стал задыхаться от давления, кровь отчаянно била в виски. Только бы продержаться ещё чуть-чуть, только бы сбросить с себя, а сверху можно будет попробовать высвободить зажатый между ними серп, можно будет попробовать вдохнуть. Резко тяжесть вурдолака настолько усилилась, что затрещали раздавленные кости. В лицо брызнуло буроватой гнойной массой. Короткий вопль. Всё стихло.
— О, ты живой! — из‑за обмякшей и изрядно отяжелевшей туши свесилась лахматая головка травницы с до безумия довольным выражением замызганного лица.
Араон с лёгким запозданием понял, что умер всё‑таки не он. Непонятно от чего разозлившись на сей факт, мужчина грубо согнал сидящую верхом на вурдолаке девушку на пол и с трудом вытянул из‑под него собственное тело, разминая сводимые судорогой мышцы. Алеандр почти профессионально принялась раскручивать цепь на задних лапах окончательно сдохшей твари, при этом на её лице, как приклеенная, держалась глуповатая широкая улыбка. Глянув на эту мордаху, мужчина лишь раздражённо поморщился и отвернулся. Сразу же на глаза попалась морда вурдолака. Из правой глазницы твари торчал почти целиком вогнанный столовый нож.
— А, — радостно взмахнула рукой травница, заметив его взгляд, — я долго думала, куда шибануть его. Вот и решила, что в глаз серебром полюбому болевая точка будет.
— Э… — не нашёл, что противопоставить такой железной логике чародей.
Он такого метода не знал и даже не мог себе представить. Просто мало кому удавалось подобраться к вурдалаку настолько близко, чтобы засовывать ему в глазницы столовые приборы.
— А проворачивать я не собиралась! — поспешила честно признаться девушка. — Просто рука соскользнула. А что это, кстати?
Араон смерил лучащуюся искренним счастьем девушку тяжёлым убийственным взглядом (его‑то после первой нечисти с полчаса мутило), с третьей попытки выдернул из пола злосчастный жезл и хмуро бросил:
— Вурдолак.
Подскочив на месте, девица с бешенным воплем непрекрытого и вполне обоснованного, хоть и порядком запоздалого, ужаса метнулась за печку, попискивая уже оттуда короткими нервными сигналами. Чародей подобрал оружие, повторяя крепление цепи на уже стёртой ладони. И тут дверь снесло…
Когда в ноздри ударил холодный, резковатый запах мертвого дома, Яританна окончательно пришла в себя и радостно поприветствовала вернувшееся здравомыслие. Не слишком обращая внимание на подозрительный шум за стеной, а точнее совершенно его игнорируя, девушка со всем присущим её флегматизмом отвязала правый рукав и, морщась от боли натянула на окровавленную ногу, мечтая о полноценной шине, обезболивающем и двух-трёх целителях сразу.
«А вот это уже интересно, — подумала духовник, осматривая потонувшую во мраке комнатку хозяйки, — а вот это уже многое объясняет».
Комнатка передставляла собой узкий тамбур без окон и намёков на удобства с печным выступом вместо одной из стен. Прямо к нему пугливо жалась погнутая панцырная кровать с продавленным гниловатым матрацем и сбившимся грязным постельным. Из‑за угла печи выглядывал край дешёвого, растрескавшегося сундука, давно позабывшего страшное слово лак. На стенках красовались такие же ажуры паутины и пыли. Пахло плесенью и той самой замечательной, непередаваемой затхлостью старого склепа, что не проветривался, по меньшей мере, четверть века. Духовник даже огляделась в поисках призрака сумасшедшей старушки, потому как ничто живое в таких условиях обретаться не могло. Обнаружился только провал в полу, поскольку за неимением крышки, назвать чёрную дыру посреди комнатушки подвалом язык не воворачивался.
«Прям, чёрный вход в подмирное пекло, — вполне себе искренне удивилась девушка, так как от шока ещё не отошла и боли в ноге почти не ощущала. — То ли у нас с головой не впорядке, то ли старушка была маразматична и исполнительна. Посоветовали ей провалиться под землю, она, когда вспомнила, тогда и провалилась. Как‑то не к месту получилось: даже мне не смешно…. Так, всё! Тан, не паникуем! Держим себя в руках, дышим ровно, не думаем о вурдалаках. Я сказала, не думаем!! А теперь включаем мозги. Что мы имеем? Исчезающую в необитаемой комнате старушенцию умильно — домашнего типа, вполне живую и осознанно материальную. Погреб, обычно не предусмотренный в домах такого типа застройки, странно — подозрительного происхождения и крайне напрягающего предназначения. Опять‑таки тёмные эманации очень густого и направленного состава, характерные для артефакта G класса запрещённых категорий из списка… Ой, упырь мне в дядьки…»
Духовник резко изменилась в лице, став из просто синеватой почти голубой до льдистой прозрачности, и, подхватив подол платья, рванула к проёму, как к входу в буфет после трёх лекций по теории плетения чар, сдавленно повторяя:
— Я дура. Я дура. Я форменная дура…
Казалось, пышущий неприкрытой злобой и эманирующий ощутимыми волнами тьмы проём в полу был с ней полностью согласен. Выглядел он, во всяком случае, укоризненно и пугающе даже для представителя древнейшей ветви чародейства. От одних только периодических вспышек излучения хотелось поседеть и вызвать жреца и инквизитора, а лучше сразу группку боевиков-инквизиторов. Только поблизости была лишь одна подмастерье второй ступени с теоретического отделения, отличающаяся более чем средним резервом.
Вероятно, этот день стоило бы выделить в календаре особой датой, ибо Яританна Чаронит рванула в проём с поразительной для себя самоотверженностью. Натёкшая из ноги кровь успела пропитать рукав и обстоятельно смочить сандалий, капитально намочив битые жизнью ремешки. На скользкой кожаной подошве щиколотка моментально подвернулась, и девушка с совершенно не героическим воплем низверглась внутрь подозрительного подвала, лихо рассекая воздух пятками и игнорируя хлипкие ступеньки деревянной лесенки. На второй или третьей она всё‑таки затормозила, с определённой грацией проломив задом не готовую к таким нагрузкам древесину. Остальные ступени с радостью прошлись по предложенной поверхности, окончательно отбив оную и выбив из светлой головы духовника ненужный флёр героизма. Так что на грязную глинобитку она приземлилась уже более просвещённой и, потирая ушибленную точку соприкосновения с полом, поднималась значительно тише и осмотрительнее.
А осматривать действительно было чего. Невзирая на скромный размер погреба, стены тонули в густом, почти вязком мраке, из которого очень многообещающе проступали очертания коптильных крючьев и проволочных парниковых распорок. Особенно устрашающе они выглядели, выхватываемые из темноты пульсирующим бордовым светом немного корявого, но от того не менее впечатляющего защитного контура из трёх перевёрнутых пентаграмм, стянутых меж собой тонкой цепочной старомагнарских рун. Руны выглядели ржавыми и порядком ветхими, почти рассыпаясь рыжими хлопьями по мигающим линиям. Неровный низкий потолок будто провисал в центре, жадно поглощая их свет и принюхиваясь к головам спустившихся. Под самым прогибом, неслучайно совпадающим с центром круга, как‑то совершенно невзрачно и даже слегка пошловато в своей незатейливости покоился старый, почти древний манок. Увидев его, Яританна хохотнула. Получилось уж очень нервно, поскольку по краю манка шли пять оградительных полос, а венчал артефакт встроенный заряженный кристалл-накопитель.
«Ох, ты ж, ёкарный бабай! — оценила размах развернувшейся катастрофы Чаронит, едва не оседая обратно под лесенку от глубокого шока. — Это на вёрст десять всех умрунов поднимет, если другая нежить такого же фона не заваляется!! То‑то, я смотрю, вурдалак такой вяленький показался. Их же сюда взволочёт, даже если друг друга передавят подчистую…»
Благодатный ступор, столь характерный для юной Чаронит в любой ситуации от разбитой чашки до сдачи экзамена, слетел практически моментально, когда манок тяжело приподнялся и снова выпустил волну тёмной энергии, подчиняющей и притягивающей нежить. Подхватив подол, чтобы, не приведи Триликий, не зацепить линий, девушка лихо и немного легкомысленно, учитывая всё ещё кровившую ногу, перескочила через цепочку рун, вплотную приближаясь к артефакту. Капелька крови шлёпнулась возле самой линии, но лишь зашипела и испарилась мерзким горкловатым дымком. Танка её проигнорировала, вытягивая над манком дрожащие ладошки и никак не решаясь опуститься на колени, чтобы перенастроить артефакт в страхе усугубить и без того патовое положение. В голове выстроились четыре возможные схемы перенесения нитей, но они так и не разобрались между собой в приоритетности, поэтому духовник вновь испуганно замерла.
Видимо, именно крайнее напряжение, связанное для Яританны с любым выбором, было причиной тому, что она успела среагировать. Услышав, а скорее, почувствовав за спиной какое‑то шевеление, Танка поддалась инстинктам и, просто согнув руку, ударила локтем в пустоту для успокоения расшатанных нервов. Внезапно пустота сдавлено охнула и в ответ саданула кулаком по почкам. От неожиданности и боли у девушки подогнулись колени, и она беззвучно рухнула на пол. Её тут же попытались пнуть, но, по счастливой случайности, впотьмах промахнулись и заехали ногой по тяжеленому артефакту. Темноту подвала расцветил забористый хриплый мат, виртуозной формулировки. Ориентируясь на его переливы, Танка, всё ещё не отошедшая до конца, но преисполнившаяся жаждой мщения неизвестному фанату мертвечины, технично ударила кулаком предположительно под коленку. Удар пришёлся чуть ниже, но душевность замаха компенсировала неточность: неизвестный, а судя по визгу, неизвестная снопом рухнул рядом. Закрепляя произведённый эффект, девушка попыталась встать, но её грубо потянули обратно за волосы. В этом тётка явно просчиталась: ни длинны, ни чистоты для полноценного рывка катастрофически не хватало. Зато духовник, живо сгруппировавшись, послушно завалилась на спину, всем своим не таким уж и скромным весом приземляясь на злопыхателя. Руки сами собой в излюбленной женской манере потянулись к волосам. Но здесь и Танку постигла неудача: уцепиться было за что, но это что‑то представляло собой странные сыроватые валики, прикрытые какой‑то тряпкой. Обладательница оных, злобно рыча, сперва попыталась расцарапать сопернице лицо внушительного вида когтями, потом неожиданно вспомнила, что владеет чарами, и создала боевой светляк…
Сначала были искры. Яркие пляшущие перед глазами язычки раскалённого до синевы пламени и лёгкое потрескивание их крутящихся перед глазами хвостов. Боль пришла позже, при этом неприятно пройдясь по многострадальной спине и заду. В качестве разнообразия в этот раз болел ещё и затылок. Пошатываясь и слабовато соображая, как, будучи трупом, может испытывать боль и почему так быстро превратилась в нежить, если для чародеев период первичного окукливания составляет двенадцать часов, Яританна поднялась на ноги и сбила с груди пламя, от сгорающего платья. В конце концов, нежити огонь не полезен во всех отношениях. Зрение начало подводить, не решив до конца, в каком состоянии пребывать, а потому ночная подсветка сработала только на левом глазе и то постоянно мигала. У противоположной стены с всё ещё дымящимися руками стояла совершенно ошарашенная страшненькая женщина в нелепом длинном халате. Очень отдалённо в следах грязи, размытой косметики и свежего ожога (с такого расстояния даже собственные светляки неплохо обжечь могут) просматривались знакомые черты уже не столь бесподобной Иринмы. Судя по сумасшедшему блеску совершенно круглых глаз, та тоже не ожидала столь раннего восстания своей жертвы и совершенно бессмысленно пялилась в тлеющую дыру на груди, через которую видна была вся собранная при жизни коллекция Танкиных сувениров.
«Ну, ни фига себе! Убила, ещё и обобрать хочет!» — отчего‑то очень сильно обиделась духовник и злобно запустила в Арнову тётку выдранным мохнатым свёртком, так и оставшимся в её руке после удара. Разумеется, клок волос, намотанный на бархатную ленту, не пролетел и половины расстояния, зато на девушку нашло запоздалое просветление:
«Постойте‑ка, если бы я умерла, то уже бы возле манка круги нарезала!»
Радостно вскрикнув (всё же повод у неё был) Яританна Чаронит метнулась к лестнице наружу, но не пыталась вскарабкаться, как подумала ринувшаяся было следом чародейка, а банально со всей злости швырнула колченогую калеку в свою несостоявшуюся убийцу. Какой эффект возымела лестница, девушка уже не смотрела. Она подбежала к манку и уверенными движениями принялась распутывать энергетические потоки рун. Чужие чары слушались плохо, выскальзывали и щипали пальцы, а, может, это запоздало сказывался ожог. Зато теперь руки Чаронит не тряслись, а мысли не путались, всё было чётко и ясно.
Первый слой чар был смят и частично впитан в собственный фон, где позволял уровень загрязнения, второй — прилип больше, но и планы на него у девушки были куда коварнее. Смело запустив обе ладошки в поднявшийся круг, Танка радостно расплела сдерживающий узел, как вдруг плечи железными тисками сдавила не по — женски сильная рука, а к горлу прижалось что‑то острое. Духовник испуганно затихла. Казалось, было слышно, как нож вспаривает тонкую кожу.
— Ну и как тебе это, тварь? — хрипло зашептала Госпожа Травница над самым ухом своей обездвиженной жертвы.
От ужаса у девушки начали коченеть руки и подрагивать колени. Как‑то совершенно не вовремя произошло осознание того, что все многочисленные факультативы и дополнительные курсы не возымели над её скромными способностями никакого благостного воздействия, и сама по себе Яританна Чаронит как была, так и осталась слабой беззащитной во всех смыслах начинающей чародейкой среднего пошиба. Иллюзор сейчас попытался бы перехватить контроль над сознанием сумасшедшей, Артефактор бы воздействовал на артефакт, Инквизитор бы хоть на миг заблокировал чужую магию, Оракул же в подобную ситуацию не попал бы по определению. Да, в принципе, представитель любой другой специальности смог бы что‑нибудь предпринять. Ну, разве что травницы не в счёт, хотя именно одна из них сейчас собиралась перерезать её глотку, как свинье на праздник зимнего солнцестояния.
«Теперь уже точно умру…»
Одинокая горькая слеза скользнула вниз по реснице и тут же размазалась некрасивой лужицей. Девушке очень хотелось жить, а ещё больше хотелось, чтобы Иринма сдохла, а её чёрная мерзкая душонка склонная к таким чёрным чарам провалилась прямиком в подмирное пекло! Яританна отчаянно зажмурилась и сделала единственное, на что хватало её скромных способностей и ущербных навыков: запела, царапая горло о приставленное лезвие. Запела поминальный спев последней дороги для чёрных призраков и особо провинившихся духов.
Толстый гниловатый умрун, брызжа слюной и липкой желудочной слизью, радостно вскарабкался на образовавшуюся кучу-малу и принялся с почти детским восторгом прыгать сверху. Прижавшаяся к дымоходу, временно признанному самым безопасным местом, Алеандр в ужасе взирала на всё увеличивающуюся груду тел на полу. Араон совершенно странно бездействовал, точнее ему ещё удалось расшвырять по стенам двух-трёх тварей, протиснувшихся в окно, но основная масса быстро подавили обессилившего чародея в прямом смысле слова. Хотя Эл очень сомневалась, что его не пришибло ещё ударом отлетевшего от дверей стола. Мог же профессиональный боевик в предсмертных конвульсиях отбить несколько слабеньких атак?
А в том, что атаки были слабенькими, не приходилось сомневаться. Сперва, возможно, нежить и испытывала определённые гастрономические претензии к запертым в домике людям. Двое из первой волны до сих пор визгливо рычали и царапали стены, застряв телами в маленьком оконном проёме. Но их последователи наседать стали как‑то вяленько без необходимого плотоядного огонька, с какой‑то тупой безвольной ленцой, словно через силу. И то больше радость вызывало скорее кручение на месте или копошение в куче тел над Важичем. О том, что умруны на нижних ярусах такой своеобразной башни в данный момент самозабвенно пережёвывали ещё тёплого мужчину, Валент старалась не думать. Она вообще пыталась производить как можно меньше лишних движений, словно от этого её могли заметить и так же азартно коллективно потискать с элементами зубоприкладства. Определённая лихость, бурлящая в крови после сражения с вурдалаком, ещё не прошла и девушка время от времени порывалась швырнуть в ближайшего умруна какой‑нибудь утварью или битым кирпичом, но то и дело одёргивала себя, надеясь, на свою не аппетитность.
Неожиданно печка под ней подпрыгнула, словно от взрыва.
— Мать честна! У него же жезл сейчас рванёт! — с криком вылетела из своего укрытия травница, на ходу довольно грубо раздавая пинки апатичным тварям и пытаясь самой закопаться в гору тел для изъятия желательно живого и не сильно пожёванного боевика. Умруны в ответ огрызались и некультурно отпихивались локтями и пятками, щёлкая челюстями в опасной близости, хоть в поедании травницы заинтересованы не были, очевидно, ввиду её полнейшей несъедобности. В своём почти возмущённом рычании они удивительно походили на учеников младших групп у входа в раздевалку после конца занятий. Знакомое раздражение охватило с новой силой (всё‑таки именно ей приходилось ютиться с краю в ожидании оттока основных масс и уныло собирать по полу павшие в неравной схватке вещи), и девушка с боевым кличем степных троллей бросилась к стене и, без особых усилий оторвав хлипенькое крепление, с непередаваемым восторгом осуществила свою давнишнюю задумку: зашвырнула рукомойник в мерзкую груду мяса.
Вероятнее всего, заговорённая вода в купе с тяжёлой ёмкостью и неплохим замахом могла бы существенно сократить чисто натянувшейся со всей околицы нежити. Проблема состояла в том, что в этот же момент твари дружно пронзительно заголосили и прыснули во все стороны, словно блохи с дохлой собаки, так же стремительно, как и пытались пробраться внутрь накануне. Столкнувшись с волной несущейся на неё паникующей и визжащей от страха нежи, Алеандр на миг растерялась и очнулась уже на полу, живая, но изрядно потоптанная и измазанная в земле, слюнях и кирпичной крошке. Тело болело до самой макушки, будто по ней пронеслось стадо упырей. Не удержавшись, девушка хохотнула от удивительной точности собственного сравнения.
— Кому сказать, не поверят! — Эл утёрла рукавом с лица субстанцию, о чьём происхождении предпочитала не задумываться. — Как‑то обсурдненько это я с нечистью сразилась. Даже не могу сказать, кто в итоге победил…. Меня вроде не съели, значит, не они. Так и я же никого…. Хотя, если судить по Арну…
Молодой человек сдавленно кашлял на полу, скрутившись небольшим рваным калачиком, и чуть заметно дрожал от перерасхода энергии. Выглядел он очень настораживающе: живой, бледный, да ещё и с кровяными подтёками по рту и подбородку. Алеандр охватили очень нехорошие предчувствия, не хорошие настолько, что она отыскала глазами бесхозную кочергу и уже начала примеряться, к удобному добиванию заразившегося героя. Герой, меж тем, с трудом прокашлялся и начал подниматься на локтях. Глаза его были вполне себе человеческими, но отчего‑то очень и очень злыми.
— Ого, Арн! — девушка постаралась придать голосу того самого умилительно — детского восторга, потому как злой чародей был не многим лучше заразившегося. — Ничего себе! Какой ты везучий! Да под такой громадой любой бы сдох или задохнулся, а ты ещё ничего так. Морда пошкрябана, но бодрячком. Ты снова применил то заклятье для подводного плаванья, да? Ну, то с удалённым дыханием?
Младший Мастер-Боя даже не нашёлся, что на это ответить. Сказать хотелось много чего и ещё больше сделать, особенности, когда после изменения вектора силы (а прижатый к его источнику, даже с обнулённым резервом чародей смог это отметить) и бегства подчинённых умрунов ему в голову прилетел рукомойник. И, странное дело, специально разработанное заклятие для боевиков в условии неблагоприятной среды, настроенное удерживать любое физическое воздействие и поддерживать оптимальный микроклимат, что создавалось им на уровне безусловных рефлексов, когда число нежити переходило в разряд двузначных, распалось в самый, что ни на есть, изумительный момент близкой встречи с оловянной посудиной. До сих пор перед глазами прыгали редкие искры, и, казалось, слышался гул, отдалённо напоминающий духовницкие песнопения на погосте. Араон зачерпнул в пригоршню заговорённой воды из помявшегося рукомойника и тщательно протёр рассеченную губу:
— Где Чаронит?
— Да за печкой пряталась, — облегчённо, но всё ещё слегка нервозно улыбнулась травница, чувствуя, что последствия гнева чародея на этот раз её минут. — Она же жуть как всяческой нежити боится, вот и окопалась в самом безопасном месте. Главное, как всё тихо, так хвастается, мол, я знаю сорок способов разделки трупоеда, а на деле…
От нервов травницу вновь понесло на мелкий и быстрый трёп. Молодой человек обречённо прикрыл глаза и попытался прервать сплошной поток нервного щебетания:
— А теперь вспомни, откуда к нам прилетел вурдалак?
Алеандр Валент смертельно побледнела и закрыла рот ладошкой, потом резко подскочила на месте и с каким‑то странным иррациональным писком метнулась сначала за печку, потом в комнату хозяйки.
Чародей проводил её рассеянным взглядом. Он не сильно волновался: если Чаронит жива, то переживать бессмысленно, если нежить Чаронит съели или покусали, то, в принципе, тоже. Чудом натянутый из окружающей среды резерв, благополучно вернулся к первоначальному нулевому состоянию, и от слабости Важича начинало знобить, что отнюдь не добавляло приятных ощущений в отбитом нутре. В таком состоянии думать о появлении нежити, источнике эманаций и причине его открытия было для него настоящей пыткой, похлеще повторных объятий с вурдалаком. Тем не менее, чародей нашёл в себе силы подняться на ноги и отправиться на решение первичной задачи, всё же потеря ещё одной подопечной была на данный момент важнее разгадывания козней заговорщиков.
К тому времени, как он, опираясь на кочергу, доковылял до хозяйской комнаты, Алеандр уже успела перевернуть верх дном всю маленькую комнатушку от грязноватого потолка, до матраца на перевёрнутой кровати, разве что стены не простукивала на предмет спонтанной дематериализации участков. Над её головой скакал тот самый предательский светляк, толи выдавая свою создательницу, толи просто прицепившись к первой попавшейся сходной силе. Араон даже склонен был придерживаться второго варианта, зная о постороннем вмешательстве в их ночные игрища.
— Везде посмотрела? — чародей тяжело привалился к косяку.
Девушка горестно покачала головой и указала подрагивающим пальчиком на дыру от старого погреба. Исследовательского вдохновения сия конструкция не внушала. Напротив, ужасно отталкивала и, как теперь обратил внимание младший Мастер, прилично фонила тёмными эманациями подсказывая не самый радужный сценарий развития только что провалившегося нападения. Менее чувствительная к энергетическому фону травница опасалась скорее интуитивно и потому, жалостливо заглядывая в глаза куратору, вцепилась в его руку, как в последнюю надежду. Понятливо улыбнувшись, Араон не преминул воспользоваться предложенной подпоркой и значительно ловчее добрался до дыры в полу.
Внутри царила темнота, и лишь светляк, нырнувший следом за головой своей новой хозяйки, слегка вырвал очертания предметов из тьмы. При том тьмы не столько естественной, сколько сгустившейся из‑за какого‑то сложного многоступенчатого заклятья. Не успел младший Важич, выжимая последние крохи из резерва, проверить состояние более чем подозрительного подвальчика, как Алеандр, бесцеремонно отпихнув молодого человека, уже прыгнула внутрь с криком:
— Танка! Таночка-а-а-а!!!
Яританна Чаронит стояла чуть с краю от центра выжженного круга, едва касаясь горелых, словно залитых дёгтем линий самыми кончиками окровавленных пальцев, подобно избраннице, танцующей на остриях мечей[22]. Взгляд её остекленевший и от того совершенно ужасающий упирался куда‑то над проёмом в потолке. Отражающееся в почерневших до цвета угля глазах сияние светляка казалось отблесками подмирного пекла. Сквозь бледные трупные пятна на коже проступил чёткий рисунок вен, местами практически зачерняя тонкий покров. Изорванный и словно выжженный лиф платья покрывали отвратительные кровавые разводы; из ровного надреза на шее густыми тягучими каплями сочилась постепенно густеющая кровь. Белые волосы духовника неровными прядями разметались по плечам девушки и лицу той, что продолжала вдавливать в хрупкую шею остро заточенный именной атан.
Алеандр пялилась на скульптурную композицию всего мгновенье. За это время в её чудной головке успели родиться и сгинуть самые причудливые и душещипательные образы гибели подруги, её самопожертвования, коварного убийства и даже совместного участия в заговоре. Мысль о том, что Танка ещё жива, далеко не сразу мелькнула на краю сознания. Эл тут же, не задумываясь о возможных заклятьях и ловушках (что и понятно, травницам такого на занятиях и не внушают), подскочила к странно замершим телам, пытаясь избавиться от оружия, даже теперь продолжавшего ранить синеватую кожу. Руки нападавшей оказались холодными как камень и такими же крепкими в своём захвате на плечах жертвы. Травница уже успела представить, как, явно по — хамски упираясь ногами этим двоим в головы и плечи, с воплем пытается отодрать одну от другой под менторское завывание служителя Триликого о недопущении попрания памяти усопших немытыми пятками. Араон прервал намечающееся веселье, решительно оттерев плечом взволнованную девушку. Каменная рука лишь сухо хрустнула в его захвате, разламываясь яичной скорлупой под сильными пальцами и ровной струйкой костно — кровавых осколков высыпаясь под ноги. Чаронит облегчённо вздохнула: болезненное напряжение покинуло её измученное тело, и девушка обессилено упала в невольно распахнувшиеся объятья опасно покачнувшегося Мастера — Боя. В тот же миг статуя её палача рухнула вниз, осыпавшись облачком желтоватой пыли, ещё долго оседающей поверх оставшегося на полу вороха одежды.
— Госпожа Травница!?! — с неподдельным удивлением и недоверием пробормотала Алеандр, поднимая из груды кровяно — костной муки один из бигудей с сохранившимися на нём белёсыми прядями. — Что могло произойти?
— Некромантия, милочка, — тяжело и как‑то обречённо проговорил молодой человек, поудобнее устраивая на здоровом плече безвольное тело. — Некромантия.
— Ты же понимаешь, что тебе придётся многое объяснить, — очень серьёзно взглянула на него Алеандр.
Младший Мастер — Боя коротко кивнул и, хромая, направился к валявшимся под стеной остаткам лестницы.
Внутренний ни с чем несравнимый толчок, похожий одновременно на острый приступ боли, чувство опасности и странный иррациональный экстаз буквально подбросил спящего мужчину над кроватью. Ихвор сдавленно охнул и в который раз пожалел, что позволил после износа блокатора замкнуть на себе отцовскую карту. Превозмогая сонливость и путаясь в тонком летнем одеяле, мужчина встал на четвереньки и спешно пополз к краю кровати. Последние месяцы он начал серьёзно опасаться, просто перешагивать свою спящую жену, что в ожидании их дочери не только изрядно раздалась вширь, но и приобрела странную привычку спать на спине. В великом облегчении, что не разбудил нервную последнее время Дилию. Мастер — Алхимик вылетел из супружеской спальни, спешно одеваясь в первое, что попадалось под руку, и столь же спешно заскочил в пристроенное к дому стойло для ступ. Верный своему размеренному характеру Ихвор предпочитал большие неторопливые семейные ступы с удобными сидениями и простыми кристаллами настройки или обычную бричку с породистыми лошадьми для тихих прогулок, но в этот раз схватил гоночную метлу младшего брата.
Вероятно, если бы от рождения волосы Ихвора Важича не были столь светлого, весьма линялого цвета они здорово осветлились бы к моменту прилёта в Замок, так неуправляема, чувствительна и нервна оказалась проклятая метёлка его сумасшедшего до всякого риска братца — боевика. Дважды проскочив мимо посадочной площадки и едва не сбив стойку для мётел на третьем заходе, он всё‑таки умудрился приземлиться и, едва не теряя по дороге не зашнурованные толком ботинки, забежал в узкий, походивший на древние казематы коридор, ведущий к кабинету отца. Судя по виду собравшихся Старших Мастеров, этой ночью не бодрствовал никто. Радовали глаз домашние тапки, скромно выглядывающие из‑под плащей полы махровых халатов; оттопыривающий карман ночной колпак; женский пояс на шее вместо галстука и обилие не застёгнутых рубашек разной степени пожёванности. На их фоне его одетые наизнанку штаны и лабораторная куртка смотрелись не так уж и абсурдно. Особенно грел душу и радовал глаз папин кушак из недовязанной мамочкой розовой шали, с одной стороны которой торчал короткий боевой клинок с другой — погнутая спица с клубком, и чудная пижама с улыбающимся скелетом, что пряталась под роскошным плащом Воронцова.
Впрочем, всем было не до внешнего вида. Матёрые чародеи — гроза и гордость княжества, местами до неприличия зажравшаяся на доходных постах, сейчас толпились возле карты, гудя, как разворошенный улей. В их оживлении сквозило отчаянье растерянность и беспокойство, лишь едва скрываемые за бравадой и обилием предложений, которых, по большому счёту и не было. Старший Мастер — Оракул, мужчина весьма почтенного возраста, тайком отхлёбывал из мензурки сердечные капли, а его коллега-нежитевод, забывшись, кусал ногти.
— Что там? — взволнованно крикнул молодой чародей, обращаясь к отцу, что мрачно пялился на чёрное, вибрирующее пятно на карте.
— Медведь!!! — злобно рыкнул Глава Замка Мастеров.
В ответ на недоумённый взгляд Ихвора Воронцов панибратски потрепал мужчину по плечу и не без садистского удовольствия пояснил:
— Некромант у нас появился. Н-да-с, некромант.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ