Пешки

День третий

…Вот ОНО!!!! Истинное могущество!!! Бесконечный источник силы и знаний!!! Вот Оно — Аццкое Селье!!! Ещё чуть — чуть всего щепотку перхоти высокогорных баранов и… из глубин оплывшего, покрытого плесенью котелка высовывается голова комендантши общежития, старушки мерзейшей наружности и не менее отвратительной внутренности.

— Куда без профуску! — злобно шипит мерзкая комендантша, трясёт сухоньким скрюченным пальцем, спешно выпивает всё зелье вокруг себя и ныряет прямо в керосинку под котлом.

На попытки вытрясти оттуда не отзывается, ругается нехорошими словами и плюётся серной кислотой. От кислоты на новой блузке отваливается кружево и позорно уползает в угол. Там его поднимает печальный и какой‑то совершенно потерянный Воронцов с печатью вечной скорби на худом суровом лице. За спиной его нетопыриными крыльями развивается чёрный плащ, в глазах горит потустороннее пламя, из ноздрей вырываются клубы зелёного дыма.

— Зелья варимс? — вопит Мастер мерзким голоском не убиваемой комендантши. — Вечную молодость ищемс? Красоту неземнуюс? Не поло-о-ожено!

— Что не положено, то повешено! — высокоинтеллектуально поддакивает ему кружево, кивая головкой — пуговкой.

— Так выпьем же за всех усопших! — взревела не своим голосом подозрительно похожая на декана Федоска, размахивая над головой котелком с искрящимся шампанским.

От его искр загорается скатерть на обеденном столе и очень оперативно подогревает большую кастрюлю с замечательным наваристым борщецом, в котором одиноко плавают три чёрные свечки. За столом немного понуро сидят девять великих Мастеров — Травников и распивают по кругу бутылочку первокласнейшего яда. Даже зависть берёт: этот яд у лекарей три золотых за маленький пузырёк. А Мастера только посмеивались и слаженно пускают слюни на накрахмаленные жабо. Лось с выпученными красными глазами упоённо слизывает со стола пролитое и урчит детскую песенку о танцующей корове. Выходит у увечного крайне похабно.

На соседнем столе под его завывания самозабвенно отплясывает Танка в обнимку с оборотнем, подозрительно смахивающим на волчьего вожака с вспоротым брюхом. Волчара млеет от внимания партнёрши и злобно рычит на попытки вытащить из‑под его лап тарелку с шашлыком. Танец у них получается очень уж задорным, и невольно становится обидно из‑за нехватки партнёра.

— А кито станцует с нашим Мастером — Травником? — пьяновато хихикает сумасшедший лось, копытом поправляя всё время съезжающий с головы ночной колпак.

Мёртвые, начавшие разлагаться волки, радостно скаля развороченные пасти, послушно выстраиваются в ряд перед красной линией и становятся наизготовку, как профессиональные бегуны. Вожак даже специально перевязал вываливающиеся требухи розовым передничком. Танка в коротеньких шортиках дефилирует перед волками, соблазнительно отставляет ножку с оголённой коленной чашечкой и гордо взмахивает полупустым шампуром.

Претенденты на тело рванулись с места с грозным воплем:

— Мя-а-а-а-у-у-у-у…

Алеандр резко вскочила, но тут же была жестоко опрокинута обратно на пол пятёркой разожравшихся донельзя хозяйских кошаков гордой породы: «блоховозка — XXI». Волшебный звук бренчащей посуды привёл хвостатых повелителей отдельно взятого жилища в движение, притом в движение прямиком по блаженно посапывающим квартиранткам. Можно предположить, что таким нехитрым способом трёхкилограммовые тушки потомков пещерных львов мстят наследникам диких обезьян за занятые сени, если бы, в отличие от доблестных избавительниц от злостных призраков, коты в этом семейства не спали в доме.

Потирая ушибленный о доски подбородок, травница немного осоловелым спросонья взглядом проводила неспешно удаляющиеся за дверь мохнатые зады горластых будильников. Народные мстители умудрялись выражать своё пренебрежение к жалким людишкам даже этой частью тела. Как человек, Эл должна была бы обидится подобному хамству, а как заядлая кошатница, — умилиться. Но девушка только широко зевнула и постаралась собрать с пола потоптанную, отмороженную и местами отбитую тушку самое себя и окончательно определиться с местоположением. Ноги собираться упорно отказывались, путаясь то в простеньком покрывальце — половичке, выданном сердобольным дедком после воплей и угроз, то не в опознаваемой тряпке. Наконец подобравшись целиком и приведя гудящую голову в порядок, Алеандр окончательно разлепила глаза.

Представшая картина слегка удручала своей захламлённостью и убогостью, но радовала отсутствием болота и недоеденных черепов в отличие от вчерашних пейзажей. Из щелей в полу тянуло непередаваемым букетом из прокисших помоев, кошачьей мочи и дохлой крысы. Сверху с линялого пыльного ковра времён Империи укоризненно взирал Великий Вождь. Под его суровым и невероятно проницательным (хорошо поработали идеологи в своё время) взглядом съёживалась даже вековая паутина в углах. Паутина, наверное, была ключевым элементом интерьера этих сеней. Эл, во всяком случае, больше ничего выдающегося в сельском натюрель не обнаружила.

Девушка не без суставного скрипа поднялась с пола, стряхнула с ног оковы прошлого, подобрала оковы, оказавшиеся Танкиным выстиранным вчера и почти высохшим платьем, отряхнула, воровато повесила на гвоздик вместе со связкой чеснока и с гордым видом проскользнула в хозяйскую кухню. Если котов крепко натопленное слегка душное помещенье встретило безмолвно и даже благоговейно, то травницу, сколько бы она ни копировала походку хвостатых узурпаторов, ждал только хмурый взгляд хозяйки.

Невысокая смуглая женщина с поразительной фигурой слегка беременной колбы суетилась возле давно нечищеной плиты. На одутловатом невыразительном лице отражалась единственная и, пожалуй, доминирующая по жизни эмоция апатичного недовольства всем в радиусе дня пути. От этого холодного почти нечеловеческого взгляда блёклых серых глаз хотелось втереться в рыжеватую штукатурку, неровно покрывающую стены или затесаться в толпу кошек, которых кислое лицо хозяйки совершенно не волновало. Девушке же подобный уровень активности казался уместным только на том свете. Алеандр инстинктивно поёжилась, припомнив выражение морд виденных недавно умертвий: вчерашний волчара с проломленным черепом смотрел точно также.

«Интересно, кто добежал первым…» — подумала травница, накручивая на пальчик тонкую рыжеватую прядку, поскольку остальные по своему обыкновению после ночи сбились в добротное качественное гнездо, и лишь одна дезертирка вытянулась‑таки на радость хозяйке во всю свою немалую длину. Вытянулась, правда, поперёк лица и совершенно не желала отбрасываться обратно, но подвижки в нелёгком деле тренировки своевольной растительности не могли не радовать. Опять‑таки на её внимание нашлось столько претендентов! Пусть и во сне! Пусть и уродливых! Но зато хоть какие‑то! Вон у Леанны и то постоянный парень тихим сапом завёлся, страшненький, конечно, дохленький с факультета Истории Чародейства, но всё же. И это если учитывать, что у Леи характер не сахар и внешность не конфетка, а уж нравственное состояние периодически вообще из глюкозосодержащего выпадает.

Медленно, но неуклонно ползущее вверх настроение нагло осадила «гостеприимная» хозяйка, брязгнув перед самым носом размечтавшейся девицы щербатую миску холодной каши. Эл скосила глаза на оговорённый в сделке «полноценный завтрак» и невольно сморщилась, и сама, и желудок. Плоховато перебранная перловка была заветренной и слегка прокисшей, сверху лежали три жирные кривоватые шкварки, явно из старых запасов. Аппетит сия композиция совсем не вызывала, зато здорово способствовала лечебному голоданию. Девушка оставила в покое прядь и воззрилась на хозяйку большими, честными и очень голодными глазами:

— Вы что просто не могли нам яду подать в порционных стаканах, если уж всё равно решили разделаться с гостями из столицы?

Апатичное недовольство на лице мерзкой женщины стремительно сменилось недовольством энергичным, даже в глазах промелькнула шаровая молния. Хозяйка раздулась, впервые за всё знакомство решив подать голос и сделать это на особо высоких частотах.

— Зачем же лишать себя завтрака? Яд лучше подавать отдельно в общей соуснице и добавлять по вкусу, — раздался низкий хриплый голос с убийственно холодным звучанием.

Появление в дверях заспанной Танки свело на нет все возможные возражения готовой к скандалу женщины по простой причине резкого квакающего выдыхания воздуха из лёгких. Алеандр и сама бы так крякнула, если бы успела запастись кислородом.

Подруга выглядела неважно даже для духовника. Казавшийся ещё вчера совершенно чудесным порошок прилично разъел благородный тёмно — синий цвет платья до всех переливов зеленовато — серого, на общей расцветке кожи, впрочем, никаким образом не сказавшись. Светлые, местами даже белые волосы без правильной сушки облепили головку девушки неровным коконом, непослушно вздыбив на макушке две прядки — рожки. Скривлённые в странном выражении губы были бледными в сетке тонких трещин. Налитые мешки под глазами, напротив, оказались весьма цветастыми и яркими. Довершал картину совершенно осоловелый мутный взгляд слегка покрасневших глаз. Если бы эта фигура ещё покачалась из стороны в сторону и, выставив вперёд руки, рыкнула, то можно было бы установить прямое родство с мифическими вампирами.

Сейчас же их предположительная правнучка хмуро подтащилась к столу и спихнула ногой со стула рыжую кошку, вытаскивающую из травницкой миски забракованные шкварки. Слетала со стула — даже не вякнула, ни хвостатая, ни её хозяйка. Тенегляд, может, и не самая уважаемая специальность, зато самая внушительная это факт.

— Любезнейшая, эти грибы символизируют собой заявленный ранее яд или Вы предоставили нам с коллегой раздельное питание в соответствии с заслугами? — спокойствие в голосе Яританны было профессиональное — гробовое.

В ответ перед духовником громыхнули второй неаппетитной миской и с видом оскорблённой невинности удалились обратно к плите. Оскорбления, впрочем, остались без внимания почтенной публики. Алеандр хмуро примеривалась, как ловчее скормить кошке ненавистный кусок убиенной давным — давно хрюши. Яританна с удручённым видом рассматривала загубленный маникюр и расцарапанные пальчики. Несколько потемневших от экстремальных блужданий ногтей сломалось, уподобившись звериным когтям, что совершенно не красило и без того не самые притягательные ручки. Травница глядела на подругу со смесью сочувствия и насмешки, потому как её специализация не терпела длинных ногтей как таковых. Поймав взгляд соседки, Танка одёрнула рукава платья и церемониально взялась за ложку. Эл даже поддалась вперёд от нетерпения. Картина того, как капризная и щепетильная в выборе продуктов Танка будет справляться со злобным кулинарным гением деревенской склочницы, обещала быть забавной. Обычно, встретившись за столом с нелюбимой пищей, духовник предпочитала гордо жевать кусок хлеба или голодать. Самой травнице прогорклое плохо прожаренное сало казалось хуже касторки.

Изящно подхватив столовый прибор, выпрямив спину и изобразив лицом нечто среднее между ратишанской холодностью и простонародным пофигизмом, госпожа Чаронит смело зачерпнула кашу с куском ближайшей шкварки и, не принюхиваясь, отправила в рот. Её глаза тут же закрылись, а на лице проступила гримаса крайнего отвращения, сменившаяся явными рвотными порывами, но закалённая ученической столовой девушка стоически проглотила, так ни разу и не проживав. Эл даже мысленно поаплодировала её подвигу. Духовник воровато приоткрыла глаза, глянула на хозяйку и быстро отпила из кувшина воды. Лицо девушки раскраснелось, а в глазах появился нездоровый блеск.

— Что‑то ты мне не нравишься, — задумчиво протянула Алеандр, незаметно спуская под стол уже вторую щкварку.

— Ты мне тоже, — буркнула в ответ Танка, отколупывая второй кусок каши. — Я вообще‑то предпочитаю высоких, темноволосых и мужчин.

Эл в ответ только невнятно хмыкнула. По опыту долгого общения она прекрасно знала, что в болезнях Яританна всегда проходит две стадии в зависимости от температуры. Сначала она раздражённая, хмурая и злая, пытается есть сквозь силу, смотрит на всех волком и порывается к ненаправленной активности. Потом, когда жар усилится, Танка становится весёлой, смешливой и добродушной, любит весь мир, несёт полнейшую чушь, теряет аппетит и моментально засыпает. В такие моменты бывает даже жаль, сбивать жар больной.

Пока же девушка не успела, как следует разболеться и была подобна грозовой туче. Она коротко злобно рыкнула на подползающую к ногам кошку и в один заход запихала в рот оставшиеся шкварки. Травница так поняла, что этот акт самопожертвования был вызван исключительно нежеланием делиться провиантом с хвостатыми. Эл на её месте постаралась бы просто прикопать оставшиеся куски в стоявшем неподалёку горшке с лавровым деревом, как всегда делала с манной кашей по утрам. Опытные уборщицы почти не удивлялись тому, как быстро в столовой гибнут любые вазоны.

— Пойду, что ли откопаю тебе какой‑нибудь порошок от простуды, — проворчала травница, косо посматривая на давящуюся кашей подругу.

— Лучше откопай от изжоги и что‑нибудь желчегонное. Я просто чувствую, как скукоживается несчастная печень, — оставив тщетные попытки избавиться от мерзкого послевкусия, Танка теперь присосалась к воде.

Археологические раскопки в знаменитой пустыне Мёртвых Царей, наверняка, были менее захватывающими и сложными, чем выискивание в травницкой сумке нужного свёрточка или пучка. Обычно у Эл на это уходило не менее получаса, но в чрезвычайной ситуации приходилось действовать оперативно. Валент влетела в кухню с искомым порошком, боясь, что запасы воды уже подошли к концу, но обнаружила лишь пыхтящую от сдерживаемого негодования хозяйку и Танку, ложкой отгоняющую котов от порции боевого товарища. Коварный план по избавлению от неугодного завтрака без закрепления образа привереды был раздавлен в зародыше.

— План на сегодня! — Танка напустила на себя серьёзную мину, от чего у подслушивающей тётки едва не выпала из рук поварёшка. — Нужно дотащиться до Станишек, а оттуда уже подрядиться к кому‑нибудь в Жодишки. И поскольку ни моральное, ни материальное состояние наше не изменилось, проделать всё это следует пешком. Или второй вариант быстро — быстро отращивать актёрский талант и, бултыхаясь в собственных слезах и соплях, упрашивать кого‑то прямо сейчас об аренде телеги.

— А что это идея! — воскликнула травница, которая перестала слушать подругу после опостылевшего слова «пешком».

— Н-да? — теперь черёд удивлённо замолкать пришёл духовнику.

Не обращая внимания на её вытянутую рожицу, Алеандр восторженно начала размазывать кашу по тарелке, столу и частично пальцам, тараторя в излюбленной травницкой манере:

— Конечно! Да как это я сразу до этого не додумалась! Чего себе голову зря морочить и ноги сбивать? Лошадь! Вот что нас спасёт от верного блуждания по полям и лесам! Лошадь — это же универсальное и наиболее доступное транспортное средство для среднестатистического жителя княжества, не отягощённого чародейскими связями!..

— Спасибочки, просветила, — недовольно буркнула духовник.

— Лошадь, — не расслышав комментария подруги, упоённо продолжала вещать кошке Эл, — прекраснейшее и умнейшее животное, прокорм которого в наших широтах крайне прост в связи с его доступностью в летний период! Скорость лошади значительно превышает скорость пешехода, а это значит — прилично сокращает время передвижения. Если не хочется плестись пешком под палящим солнцем, если свежий ветер, скорость и азарт не дают вам покоя, лошадь сможет превратить самое занудное передвижение в увлекательное путешествие! Лошадь — вот универсальное решение нашей проблемы! Всего одна лошадь, а сколько часов сэкономленного пути!

— Ты на рынке случаем не подрабатываешь, — зашипела Танка.

Выбитая замечанием из колеи девушка только моргнула, но тон и азарт базарного зазывалы в голосе слегка притушила:

— Одним словом, лошадь — это то, что нам нужно! Что может быть проще…

Тенегляд в священном ужасе взирала на разбушевавшуюся подругу, изредка обмениваясь ошарашенными взглядами с хозяйкой и тремя котами.

— Э-э-эл? — прохрипела Яританна, пытаясь привлечь к себе внимание хотя бы кошек. — А ничего что я вообще ездить верхом не умею?

Кошки и их хозяйка, сменившая выражение лица на забито — заинтересованное, уставились на бледное нечто, потому как для любого сельского жителя (чего уж там и в столице‑то не отставали) умение ездить на лошади считалось таким же естественным как ходьба или дыхание.

— Да? — на личике травницы промелькнуло удивление и тут же сменилось совершенно непонятным и порядком пугающим ликованием: — Так ведь я прекрасно умею!

«Рада за тебя».

Алеандр Валент стремительно подскочила, стратегически верно свернув локтём почти нетронутую кашу, и, схватив за руку простывшую подругу, ринулась собирать вещи:

— Нефига, Танка! Прорвёмся!

Меланхолично плетущаяся следом за своим лохматым предводителем Яританна отстранённо подумала, что чудотворное в учёбе слово «нефига» скоро станет предвестником катастроф локального масштаба для одной конкретно взятой чародейки.

Воистину загадочным было сие поселение.

Первой и непреодолимой для историков и фольклористов загадкой было само название. Мароськи-ить — Федоску наследовало двойное имя не от помещика — оригинала или пары легендарных основателей и даже не из‑за чародейского пролома, а по вечной, как мир, проблеме дурных писак и читак. Один чародей в спешке на собственной карте намарал название точки выброса силы, другой вытер об неё жирные руки, третий, долго думая, попытался переписать нечитаемые каракули, а четвёртый, печально вздохнув, внёс в реестр оба варианта от греха подальше. Эта история происхождения, правда, не слишком почиталась местными жителями, уязвлёнными в самое сердце, отсутствием аутентичного названия, поэтому побывав в этом загадочном селенье, незадачливый странник сможет услышать более десятка вариантов легенд о деревне от вполне правдоподобных, до совершенно мистических.

Вторым поводом для загадочности обычному среднему селу служила форма застройки. Ровные рядки аккуратных домиков расходились продолговатыми полукружиями вдоль длинного оврага с единственным хлипким мостом, словно враждующие армии у линии фронта, через которую ходить неохота, а поплевать само то. Коньки, рамы и даже цвета крылечек были у разных сторон свои. Единственным местом душевного и телесного единения всего взрослого населения была харчевня старого Брова. Хотя даже там были раздельные дни возлияний и две аккуратные дорожки для различных половинок села. Верхом изыска в исконной борьбе в дни раздельного пьянства было нагадить на дорожку поганых вражин или выцарапать на мосту обидную надпись. Видимо, именно такая активность сельчан стала основной причиной хлипкости связующей конструкции. Но, несмотря на всю взаимную неприязнь, половины села всегда сплочались, идя бить морды жителям соседних сёл.

К слову, молодых подмастерьев будущих выдающихся чародеек и надежду Замка Мастеров в этот день ставила в тупик вовсе не территориально — историческая оригинальность места.

— Э-э-эл? — слегка пошатывающаяся с болезни бледная духовник подёргала девушку за кончик косы, когда из окна очередной избы высунулась тощая старушечья лапка и скрутила выразительный кукиш. — Тебе здесь ничего не кажется странным?

Намётанному глазу духовника странным показалось уже то, что валявшийся во время их ночной работы сельхозинвентарь резко лишился всех металлических частей, не сменив изначального местоположения, словно толпа угробьцев в поисках металлолома прошлась. Если обезлюдевшая в законный выходной день улица ещё худо — бедно объяснялась всеобщей набожностью и забитым по самую крышу местным святилищем, то в саморастущие на заборе крапивные и чесночные плетёнки верилось с трудом. Да и великая любовь к начищенным до зеркального блеска посудинам на дверях и ставнях не одной модой не привечалась. Про периодически появляющиеся из окон кукиши и прочие малоприятные жесты и целые горки маковых зёрен под каждой калиткой уж и говорить было нечего. Также порядком напрягал постоянный звон колокольчиков и вопли заживо общипываемого петуха. Хотя связки крысиных черепов и один вурдалачий хвост приятно порадовали тенеглядскую душу. В целом же, состояние Моросячьей части посёлка могла послужить прекраснейшей иллюстрацией к сборнику «Твари дюже страховидные и пути усекновения», притом ко всем тварям разом, так как честные труженики села, явно не разобрались, кого следует ожидать от ближайших соседей.

Яританна вспомнила самый действенный, по мнению составителей, способ борьбы с нечистью и вздрогнула. Сажание на осиновый кол, обливание смолой с последующим сжиганием получившегося «сахарного петушка» не вдохновляло на просмотр и, тем более, участие.

— Это же надо было придумать: во всём селе нет лошади! — возмущённо взмахнула руками Эл, едва не выронив сумку с травами.

Духовник демонстративно закатила глаза:

— А ты думала, что у крестьян в разгар сенокоса всегда в запасе есть две — три лишние лошади для бедных и убогих?

Валент в ответ лишь хмыкнула, не приняв доводов подруги, пытавшейся ещё на мосту отговорить её от попыток приобретения лошади. Травница считала вполне допустимым взять лошадь под расписку и попросить отца выслать замену из поместья. Духовник, в свою очередь, верила, что хуже лошади может быть только конь, и не особенно препятствовала Эл в её заблуждениях поначалу, первые три заколоченных, слабо ругающихся дома.

— И вообще, мне их староста категорически не понравился! — девушка в сердцах пнула собачью кость, выброшенную из очередного окна. — Это же надо! Только солнце встало, а он уже в харчевне заседает! Заметь, явно с бодуна опохмеляются всей компанией! Учуяла, какая там вонища? Во! Думаю, он прямой претендент в обращение.

— Кстати, да-а-а, — протянула Яританна, — ты не заметила здесь угробьцев? Очень уж это подозрительно, ты не находишь? После санкций во время Царства степень обращения по княжеству значительно возросла. А по небольшим деревням количество этих один к десяти — пятнадцати. А здесь невидно ни одного, словно прячутся…

— Может, здесь служитель толковый при святилище или какая‑нибудь природная аномалия? На ранних стадиях обращения сильный стресс, там испуг, ярость, гнев, способен прервать реакцию, но запущенных даже ампутацией конечностей не пробьёшь, — Алеандр глумливо усмехнулась, вспоминая историю ужасного До-до, призрака терроризировавшего музей изящных искусств, а оказавшегося одноногим угробьцем, прятавшимся в саркофаге. — Эх, узнать бы универсальный способ остановки обращения…

— Озолотились бы… — мечтательно протянула духовник.

— Пойдём уж, золотце, — хохотнула Эл и под руку поволокла размякшую блондинку к колодцу, — хоть чародейской анти-угробьской воды наберём!

«Вода особая, чародейская», как её назвали бы Мастера — Алхимики, обреталась в этом загадочном поселении в обычном каменном колодце с широкими крепкими бортами выше метра и огромным старым журавлём. Отполированное сотней рук дерево призывно поблёскивало в лучах утреннего солнца, а плоские отдельные каменюки под вёдра неровной грудой подпирали его толстую одинокую ногу, будто рассыпавшийся погост. Услужливо вытоптанная проплешина, создавала ощущение защитного контура или последствий древнего чародейства, от которого даже трава и селянские домики жмутся подальше. Какая‑то неповторимая монументальность, древность и основательность рождала мысли о великом княжестве, всесильных чародеях и суровом мире былых войн. Если бы колодец располагался на холме, то вполне мог бы сойти за остов забытой осадной машины. Ни одна из девиц настоящих осадных машин в глаза не видела, а потому и представления их были скорее интуитивными.

— Ого! — почтительно прохрипела духовник, вглядываясь из‑под приложенной ко лбу ладони на разноцветные ленточки, привязанные к носу стилизованного дракона на верхней перекладине. — Этот механизм теперь не часто встречается. Он весьма устаревший, к тому же явно низинный с расчётом на близкое залегание подземных вод. Очень не рационально использовать подобные механизмы вне низ…. Ах да, это ж и есть низина. Кстати! Знаешь, что наши предки для фильтрации воды использовали особые природные артефакты, добываемые при выжигании пущ?

— Гаюны что ли? — неуверенно протянула травница, которая этот раздел в искусстве артефактов запомнила только потому, что ходила с братом жечь хозяйский сад для добычи собственного гаюнчика. «Гаюнчик» добыт был, от отца, притом на весь зад и заживал с неделю.

— Точненько. Уже тогда была отмечена их способность притягивать и очищать воду. Поэтому в засушливых местах, или, наоборот, там, где много грязной воды, в древности устанавливали гаюны. Притом нужен гаюн не из этих мест. Существовал даже обычай ритуального обмена гаюнами между дружественными поселениями. Там сложная система побратимства. Ай, ладно, — Танка раздражённо махнула рукой на собственные мысли, заканчивая стремительно приближающуюся лекцию по артефактам в древних культурах, — доставай воду и пойдём уж из этого сосредоточия радушия.

Чтобы не выдать своего расстройства, травница принялась сосредоточено рассматривать чахлый стебелёк кровавника.

— Ну!?! Кто из нас в поместье рос? Я такую конструкцию живьём впервые вижу.

— Как бы сказа — а-ать, — замялась в конец девушка, привыкшая, что её подруга — отличница умеет всё. — Я э-э-э собственно, тоже. У папы на всех колодцах корба стояла.

— И что это?

— Корба — это, ну-у-у… корба! — Алеандр эмоционально и очень образно изобразила лицом и руками колодезный ворот. — Так её нянька называла!

— Ясно.

Коротко, чётко и серьёзно.

Тёмный генерал откинул за спину тяжёлый чёрный плащ с вышитыми рунами тлена и приступил к претворению в жизнь своего злодейского плана. Яританна — стянула с плеч лямки рюкзака, подкатала рукава и поправила ленточку в волосах. Девушка ловко вскочила на борт колодца, прикинула глубину, подёргала за цепь, простучала дно ведра и столь же стремительно соскочила обратно.

— Механизм стандартный, — фыркнула Танка, отбрасывая с лица назойливую прядь, — только противовес с нашим ростом и физическими данными понадобится повнушительнее. Эл, последишь за тем концом, а я разберусь с ведром.

Травница шутливо прищёлкнула пятками и поудобнее пристроилась на своём боевом посту. Всё так же сосредоточенная Яританна начала перебирать руками цепь, спуская ведро. Раздался гулкий шлепок.

— Ну? — Алеандр вытянула шейку полюбопытствовать, но увидела только недовольный профиль подруги с опасно сведёнными бровками.

Танка несколько раз требовательно подёргала цепь и зашипела: поднявшаяся температура давала о себе знать резко испортившимся настроением. Девушка фыркала, хмурилась, закусывала губу и с таким остервенением дёргала цепь, словно душила любимую тётушку, завещавшую ей три поместья, но уж десять лет как не сподобившуюся представится. Уже вся конструкция ходила ходуном, натужно скрипела и грозила обратить прахом общинный источник воды, как духовник резко выпрямилась вместе с цепью и пустым ведром.

— Нужен груз!

Это прозвучало, как приговор. Валент закатила глаза и поудобнее оседлала перекладину журавля, положив подбородок на скрещённые руки. Тащиться на своих двоих по пыльному тракту ей очень не хотелось, поэтому любое промедление несказанно радовало. А промедление обещало быть долгим. Пребывающая в благородном гневе духовник принялась выискивать в округе подходящие в жертву предметы, мотаясь от горки камней к ближайшему забору и обратно заводной белкой. Травница ревниво поглядывала на собственные сумки, серьёзно опасаясь, что с подруги станется признать именно их наиболее приемлемым балластом.

— О! Нашла! — показался зад Танки над противоположной стенкой колодца.

Медленно и тяжело раскачиваясь из стороны в сторону, пятая точка духовника угрожающе приближалась. Что бы ни волокла девушка, доносящиеся кряхтения выходили уж слишком демонстративными, будто Танка тащила среднего размера шкаф. Увидев же в бледных ручках подруги лишь небольшой полукруглый камень, травница зашлась мерзким хохотом.

— Это какой‑то необработанный металл, — обиженно пыхтела Чаронит, пытаясь приподнять свою ношу достаточно высоко, чтоб поместить в ведро. — Тяжёлый, з — зараза. Обычные камни такими тяжёлыми не бывают.

От усилий личико духовника раскраснелось, а руки подозрительно подрагивали, это наводило на мысль, что блондинка действительно ворочает горы, а не прикидывается, вызывая в окружающих сочувствие. Эл даже едва не сорвалась со своего удобного насеста, чтоб помочь подруге, как позади раздался злобный мужской вопль:

— Чё творите, дуры!?!

От резкого окрика Танка испуганно подпрыгнула, разом опрокидывая себя, гору сумок и ведро. Неожиданно отяжелевшая ёмкость с задорным свистом понеслась в чёрные недра колодца, а вслед за ней ринулся и коварный журавль, правда, аккомпанируя себе уже девичьим визгом. Визг, к слову, был отменным: истеричным, прерывистым, оглушающим, отдалённо напоминающим сигналку в кабинете алхимии. Когда же глаза распростёртой на общем скарбе и порядком ушибившейся копчиком Чаронит встретились с покруглевшими от ужаса глазами Валент, зависшей вниз головой на вывернутой колодезной перекладине, визг раздвоился. И если голос внезапно воспарившей травницы начал сходить на нет, то крик ошарашенного духовника только набирал обороты.

— Эл, маму твою и папу!!! Спускайся немедленно!! — вопила Танка, нелепо прыгая вокруг колодца и отчаянно мешая подняться с земли какому‑то лохматому парню с видом глубокого похмелья на изукрашенном лице и отпечатком подозрительно знакомого ботинка на подбородке. — Кому говорю!?!

Вчерашняя жертва зелёного змия только глухо материлась и постанывала, придерживая оттоптанный в суматохе бок, и безуспешно пыталась пробраться к колодцу, не попав вторично под ноги истерящей девице. От её беспорядочных метаний у несчастного начинала кружиться голова, а визг откровенно дезориентировал и усугублял похмелье. Вываливший из соседнего дома помятый, битый и дюже злой белобрысый мужик с рваной щекой и чудесными парными фонарями лишь добавил шума.

— Какого хрена?! — заорал слегка хрипловатым спросонья голосом трезвеющий товарищ.

— А-а-а-а-а!!!!! Снимите меня кто-нибу-у-у-удь!!!

— Держись!! Только держись!!! Там глубоко, а я тебя не вы-ы-ытяну!!

— Эти дурры гаюн утопили!! — раздражённо зашипел в ответ потоптанный страдалец.

— КАК!?! — хмель из покрасневших глаз выбило мгновенно.

— А-а-а-а-а!!! Я разобьюсь!! Нет, я утону-у-у-у!!!

— У-у-у-у!!! Что же я твоей маме скажу-у-у-у!!!

— ВЕДРОМ!!!

— Я не хочу-у-у умирать!!! Я ещё не все яды использовала-а-а-а!!!

— Да, упыть с твоими ядами!!! Я не хочу писать отчёт одна-а-а!!

— Мать твою… — протянул подоспевший, хватаясь за голову, зло в его голосе соперничало с потрясением.

— Маму не трошь… — насупился второй.

— Здесь кача-а-а-ает!! Меня тошнит, меня тошни-и-ит!!

— Целься в колодец, я только платье отмыла!!!

— Сейчас постараюсь вытащить, пока в землю не ушёл. Не мешайся!!

— Я съезжа-а-а-аю!!! Мамочки, тут скользко-о-о-о!!!

— Да как ты тянешь!?! — едва не протискивался под руку лохматый, откровенно сбивая чары. — Плетенье снизу подавай!! А ещё водный!!!

— Эл, не дрейфь!!! На того лохматого пикируй!! Он плавучей будет, если что!!!

— Да чтоб тебя разорвало, идиот!!! — белобрысый стёр с лица воду пополам с тиной и мхом. — Ещё раз…

— У меня р-ручки трясутся-а-а-а!!!!

— Да у тебя и ножки сейчас в воздухе качаются!! Давай, ползи сюда. Ты ж в детстве так лазать не боялась!!

— А что я? Я огненный!! Моё дело пальцами искры пускать, а не в воде бултыхаться!!

— Я в детстве боялась только баба-а-айку-у-у-у!!!

— У-у-у, ёперный театр!!! НЕ ОТПУСКАЙ РУКИ!!!

— Вот и засунь их себе в задницу, пока я не открутил!!! — взревел водный чародей, снова бросая чары в ускользающий гаюн.

— Не тяни так, ты мне ногу оторвёшь, дурная!!!

— Да я те щас такое оторву…

— Что за балаган? — прогрохотал новый участник представления, густым и очень внушительным басом, заставив чародеев вторично уронить гаюн, а Валент расцепить побелевшие пальцы.

— О, ба-бай‑ка… — севшим голосом прошептала травница, глядя на огромного хмурого мужика с уродливым лицом и совершенно безумными глазами дикого медведя — шатуна.

В образовавшейся тишине её замечание прозвучало на диво громко. Страшный дядька нависал над скульптурной композицией из хаотично разбросанных тел и сумок, подобно духу мщения из инфернальных сфер, вызывая безотчётную панику. Казалось, налитые кровью глаза чаруют, как удав крыс, подавляя зачатки воли и здравомыслия.

Конструктивную идею подала более устойчивая, ввиду профессии, ко всякому психологическому давлению Яританна, коротко рявкнув:

— Тикаем!

Похватав с земли скудные пожитки, девушки со всех ног бросились с места грядущего преступления (а в том, что у «бабайки» намеренья не мирные, нрав не добрый и настроение не радужное сомневаться не приходилось), не особенно переживая о полупустых фляжках и отбитых конечностях. Запал первой паники отпустил их только после пяти минут бега, вместе с воздухом в лёгких и последними остатками сил. Неловко повалившись на обочине двумя запыхавшимися, подыхающими клячами, юные чародейки, пожалуй, впервые осознали, что не более четверти часа назад бессовестно утопили редкий артефакт. Валент, так и не пощупавшая диковинку, печально вздохнула, Чаронит нервно хихикнула. Одним словом, душевное равновесие подмастерьев после бурного утра постепенно восстанавливалось.

— Кажется, мама была права, говоря, что бабайка приходит к девочкам, которые не едят кашу, — заговорчески заметила Алеандр, толкнув подругу локтем.

— Это что. Меня вот в детстве Упырякой пугали, если…

Резкий порыв ветра, заставил обеих пригнуться и спешно отойти к обочине, так и не узнав условий появления коварного монстра, когда над головами пронеслась группа сумасшедших метельщиков. Поднявшаяся пыль, стояла плотной взвесью до самого горизонта, укрывая таинственных лихачей.

— Это же надо, какое интенсивное движение в удалённых районах нашего княжества! — поёжилась Яританна.

— Сейчас только гоночной ступы не хватает…

Сигурд был непривычно печален и немногословен. Говорить, перекрикивая непрекращающийся шум в похмельной голове, было неприятно и малоэффективно. Поэтому юноша скромно стоял в уголке, комкая в руках драную перчатку и печально ворочая опухшую челюсть. Сидеть на милой сердцу трухлявой колоде не получалось по объективной причине, более напоминающей вселенский заговор грубых походных штанов и неизвестно откуда появившейся чесотки. Вчерашнее состояние крайне разрушительно сказалось на памяти: поутру Сигурд так и не смог внятно воспроизвести в воспалённом мозгу, от которой девки могла достаться такая быстродействующая зараза, а без конкретной информации обращаться к сотоварищам было совсем уж неловко, тем более что остальным было явно не до его исповедей и покаяний.

К примеру, Ивджен, сохраняя мрачное спокойствие, едва проступающее на фоне общей помятости синюшной физиономии, проводил расчёты. Толстые пальцы — сардельки ужасно дрожали, и линии на недавно очищенной от дёрна земле выходили корявыми, слова путались, а цифры безбожно скакали, путая и без того сложные формулы. Вместо внятного заклятья из‑под пальцев Мастера — Нежитеведа выходило нечто абстрактное и откровенно пугающее неопытного чародея — недоучку своей масштабностью и бессмысленностью. Впрочем, недавние глухие вопли, вырывающиеся из этой бычьей глотки вперемешку с ругательствами и астматичным сипением, когда вскрылись печальные последствия недавнего провала, заставляли нервничать куда больше. А пока вечно хмурый Мастер находил занятие своему заметно пошатнувшемуся рассудку и пытался подлечить продырявленное эго, не прибегая к членовредительству ближних, всем было заметно спокойнее.

Хотя спокойствие, пожалуй, снизошло исключительно на Сигурда и то во многом благодаря пробелу в образовании, составившему два последних года обучения. Благополучно же закончивший полный курс Адрий не находил себе места в жестоком и не справедливом мире высших чар, и посему беспощадно вытаптывал лесную подстилку, нарезая круги по поляне. Для человека с сотрясением мозга он двигался вполне сносно, можно даже отметить, бодро, почти не заваливаясь и не сбиваясь с темпа. Правду, лицо его по цвету приближалось к талому снегу: этакое белёсое полотно с серо — бурыми вкраплениями кустиков щетины и линялых синяков. Нервно перебирая пальцами рваный ворот рубашки, мужчина судорожно воспроизводил в памяти связки охранных заклятий, оберегов и обетов, попутно неловко молился и каялся в поднакопившихся грехах. Как правило, Адрию было не свойственно впадать в панику и сеять смуту (работа на неправительственные структуры способствует выработке завидного холоднокровия), но после трёх отрикошетивших отражающих заклятий сила духа молодого чародея сошла на нет, сменившись нервозностью и раздражительностью. На данный момент его крайне раздражал воротник и манжеты, из‑под которых медленно ползли к скулам и пальцам жирные чёрные полосы смертоносного заклятья. Умирать в расцвете лет молодому чародею совершенно не хотелось…

На самом деле, мало кто жаждет умереть, вне зависимости от возраста и дарований, даже во имя эфемерных и, несомненно, великих общечеловеческих целей конкретного индивида. Ихвор, к примеру, в свои тридцать с небольшим к подобному повороту событий оказался абсолютно не готов. Он даже пытался противостоять судьбе, цепляясь из последних сил за дёрн (в чём преуспел, расчистив для подсчётов Ивджена значительный участок), но жестокий фатум в лице двоих почти здоровых и непомерно злых чародеев рассудил, что количество рук для оставшихся важнее качества производимых интеллектуальных потуг. Следовало предположить, что лёжа навзничь, связанный сложными чарами по рукам и ногам, с кляпом из обрывка собственного кушака и свеженькой шишкой, Ихвор не слишком радовался, что предложил не заморачиваться расплетением чар, а просто перенаправить заклятье на другого человека. Ещё будучи ребёнком, он страдал от излишней сообразительности, но это не шло ни в какое сравнение с предстоящим закланием. Вид истекающего ненавистью и отчаяньем крепко избитого худого мужчины был жалок и до отвратительного праведен. Только Сигурд не намерен был расточать своё сочувствие на обречённого, поскольку догадывался, что подозрительная жидкость с аммиачным душком оказалась утром в левом сапоге не без его стараний.

— Мать вашу! — в очередной раз рявкнул в пустоту Адрий, невольно нарушая размеренное течение мыслей племянника почившего командира о возможности высшего правосудия путём жертвоприношения.

Сигурд вздрогнул и невольно отскочил от сложенных под ногами мётел, словно те могли броситься на владельцев в попытке опережающего усекновения обречённых.

— Это же его рук дело? — продолжал вопрошать у мироздания чародей. — Это же всё Улыбчивая Тварь постарался?

— Не факт, — хмуро пробурчал в ответ Ивджен, даже не отвлекаясь от последнего расчёта, поскольку предусмотрительный автор умудрился вплести в заклятье несколько блокирующих чар и любой просчёт грозил высококлассным мгновенным разрывом жертв.

Адрий и сам прекрасно понимал, что такие чары мог наложить любой достаточно сильный чародей и, хотя Мастеров такого уровня насчитывалось не так много, выбор их палача был достаточно широк. Просто, представить на месте жестокого изверга небезызвестного Медведя было проще и приятнее, чем очередную талантливую ищейку Совета. Ни разу не видев загадочного секретаря, даже не слышав его голоса, любой в стане мятежников чувствовал мрачное давление этой фигуры. Медведь, Улыбчивая Тварь, Упырь, Выродок (даже Коши) — как только ни называли его в ставках, желая отыграться за страх и постоянное угнетение. Впрочем, лишний раз поминать Медведя как‑то не любили.

— И сколько у нас времени? — Адрий тяжело опустился по другую сторону намеченной жертвы; голос его был переполнен отчаяньем и вековой усталостью.

— С полчаса наберётся, — крякнул Ивджен, словно получал от всей ситуации какое‑то извращённое удовольствие.

Чародеи, отличающиеся менее утончённым чувством прекрасного и более щепетильным отношением к потере жизненно важных органов (а в том, что эта потеря будет постепенной и крайне жестокой, сомневаться не приходилось), погрузились в на редкость мучительное безмолвие. Ощущение стремительно приближающейся кончины подействовало на всех: Ивджен заканчивал начертание чар, Адрий принялся, как молитву, перечитывать все защитные заклятья, Сигурд обречённо стал отсчитывать свои последние тысяча восемьсот мгновений, даже истово трепыхающийся в путах Ихвор притих, лелея слабую надежду прихватить с собой на тот свет ещё троих.

Время шло, молчание затягивалось…

Хруст сухой ветки раздался громом среди ясного неба, заставив всех чародеев невольно вздрогнуть. Громовержец, впрочем, ожиданий приговорённых не оправдал, оказавшись лохматой девицей, кубарем слетевшей с небольшого пригорка и чудом избежавшей столкновения с сосной. Чудо в листьях и иглице пыталось выпутать прилипший к смолистому стволу кончик косы, одной рукой при этом поддерживая упрямо сползающие штаны.

— Ой, как неудобно получилось… — смущённо начала девушка, наконец‑то обратив внимание на её невольных зрителей. По мере узнавания действующих лиц челюсть её медленно опускалась, а глаза приобретали круглую форму и совершенно ошарашенное выражение.

Сигурд, оправившийся от потрясения первым, подмигнул Ихвору и довольно осклабился:

— Живём, дружище…

Чаронит повторяла про себя любимую поговорку соседки по комнате, упрямо пытаясь продраться сквозь кусты. Ташина подобным образом предпочитала выражать готовность к кровопролитным баталиям на учебном поприще. Яританна же, не будучи, в отличие от воинственной приятельницы, подмастерьем — оракулом, употребляла четверостишье исключительно при повышении общей кровожадности. К слову, присутствие сейчас рядом Таши было для духовника крайне желательным. Высокая, худенькая блондинка с честными голубыми глазами невинного младенца и обаятельной улыбкой в пол — лица в свободное от предсказаний время занимала себя тем, что оттачивала умение махать ногами, ломать кости и отбивать внутренности, мотивируя это фразой «оракул‑то всегда знает, что его ожидает». Лучше Таши в этот момент могло быть только общество её жениха, младшего Мастера — Оракула, предпочитающего простому рукопашному бою полноценный курс боевых чар. Вместе неразлучная парочка слегка сумасшедших оракулов являла собой зрелище умилительное, впечатляющее и порядком обескураживающее, особенно когда после предсказания всплеска тёмных чар очертя голову неслась на ближайшее кладбище смотреть упырей.

Увы и ах, но Ратура и Ташины рядом не было, зато были тяжёлые сумки, висящие на спине и груди, предательская слабость во всём организме и частый захламлённый подлесок. Безусловно, оставить поклажу в придорожных кустах было бы разумнее, но что‑то подсказывало Яританне, что брошенные сумки этим летом могут расцениваться, как плохая примета. А потому девушка со всем свойственным ей упорством волокла на себе сразу все пожитки, руководствуясь исключительно наитием и следами Алеандровых ботинок. Выросшая в благоприятной обстановке и не знавшая особых конфликтов с однокашниками, травница редко заморачивалась аккуратностью, безопасностью и скрытностью своих передвижений.

«Нет, ну это просто уму непостижимо! — гневно орала в собственных мыслях Яританна, поскольку сорванный голос и приличное воспитание не позволяли озвучивать все накопившиеся измышления. — Зачем, скажите на милость, продираться через кусты, коряги и завалы, чтобы потом безумным зайцем метаться по открытому участку в поисках подходящих кустов!?! Ай-яй-яй, нашу царственную попу изволят увидеть случайные белки!! Главное, геморрой за полцены она лечит всем желающим, а сама стянуть штаны стыдно-стыдно!!! Не удивлюсь, если она всё ещё где‑то закуток ищет. Партизанка, упырь твою не пырь! Вместо того чтобы по кустам каждый час бегать, лучше бы мочевой тренировала или пила меньше!! Нет, я её убью, я её точно убью! И… и…»

После любимого стишка про маньяка в памяти всплывали только профессиональные ругательства и названия древних метательных топоров северных варваров. Названия были в основном матерные, поскольку и бросались и принимались эти железные образины отнюдь не с воззваниями к одноглазому языческому богу. Но что ещё можно ожидать от варваров, если даже опытные церемониймейстеры при Императорском дворце краснели и заикались, выкрикивая прозвища их князей. Самым невинным было: Удолбок.

Сейчас Яританна как раз и ощущала себя этаким удолбком. Не тем, что когда‑то на протяжении полугода осаждал Видеск, а самым что ни на есть натуральным. Разумеется, живьём она ничего подобного не видела, но в схожести могла поклясться. Набившаяся в сандалии иглица натёрла пальцы, подол нещадно цеплялся за любую ветку, тонкие верёвки нелёгких травницких сумок натирали шею и плечи, со лба пакостно соскользнула капелька пота и повисла на самом кончике носа, мерзко щекоча и раскачиваясь. Чихать сейчас для девушки было равно смертоубийству и моментальному погребению под общей поклажей, но капризный организм под действием простуды совершенно не желал успокаиваться. Танка попыталась утереть нос рукавом, но это не помогло, она набрала в грудь побольше воздуха, задержала дыхание и…

Где‑то совсем рядом чаровали…

Чаровали достаточно тихо, чтобы это показалось подозрительным, и не достаточно цензурно, чтобы это оказалось легальным. Несостоявшийся чих застрял где‑то на полпути, сердце утекло поближе к земле, ладони вспотели, а в коленях поселилась предательская дрожь. Прислушавшись к собственному дару, Чаронит с ужасом определила крутящиеся поблизости тёмные чары, смутно отдающие чернокнижием и некромантией. Это настолько поразило девушку, что она даже не стала с визгом убегать, как планировала ранее. Подобрав подол платья и закусив губу от напряжения, Яританна принялась обходить холм, на который недавно карабкалась.

За кустами обнаружилась милая солнечная поляна, на которой кучкой были сложены четыре гоночные метлы последней модели, лежал связанный мужчина удивительно побитой наружности с полным надеждой взглядом; стояли, делая руками пассы, два знакомых чародея, что пытались спасти утопающий гаюн, и всё такой же хмурый «Бабайка» с садистской улыбкой крепко держал Эл, зажимая ей рот своей лапищей. Эл, побелевшая от ужаса до состояния свежего трупа, не вырывалась и лишь тихо всхлипывала. Больше всего Яританну поразили мётлы: у неё всё ещё не спал жар. Повышенная температура благостно очистила сознание от лишних мыслей и природной осторожности, оставив смутное ощущение неправильности и детской безнаказанности. В противном случае здоровое чувство самосохранения, требовавшее спасать свою пятнистую шкурку, столкнулось бы с ратишанским благородством и наследственной рыцарственностью потомственных чародеев, создав длительную внутреннюю дискуссию минут на тридцать. Теперь же ею двигала исключительно придурь, что значительно ускоряло процесс принятия решений.

Прокравшись к самому краю скульптурной композиции «три злодея на расправе», девушка стащила две верхние мётлы и тем же кружным путём двинулась обратно, совершенно глупо подхихикивая в рукав. Больше, чем делать гадости, духовник любила делать их незаметно. «Бабайка», превосходящий Яританну на добрых полторы головы (травница, же терялась у него где‑то подмышкой), тяжело раскачивался, чем очень смахивал на медведя — шатуна. При ближайшем рассмотрении на его руках шее и лице были заметны странные чёрные рисунки оскаленных собачьих морд и рун возмездия.

— Быстрее!! — проревел «Бабайка», едва не оглушив духовника, при этом в его голосе неожиданно прозвучала паника.

Два пособника, разрисованные в меньшей степени и стремительно осветляющиеся, дрогнули, переглянулись и принялись с удвоенным усердием выплетать чары, посматривая на схему, выдранную на земле. Воздух накалился от лёгкого позвякивания невидимых бубенцов, принятого Танкой за первые проблески качественного бреда. Было что‑то в этом звяканье угрожающе и откровенно потустороннее. Эл невнятно пискнула и попыталась упасть в обморок, но потенциальный убивец грубо встряхнул её за шиворот. Судя по размеру и телосложению «Бабайки», бить такого верзилу по затылку всё равно, что дать пенделя тигру: не эффективно и не безопасно. Танка даже приложила рукоять к месту удара и скептично сморщила носик: ни темечко, ни затылок, ни основание шеи не подходили. Приходилось рисковать собственным укрытием. Девушка перехватила мётлы в обе руки, привстала на цыпочки и осторожно примерилась к ушам. Несчастный пленник, видимо, служивший жертвой до проявления молодой девицы, резко задёргался в своих путах, пытаясь привлечь внимание похитителей.

«Какой самоотверженный мужчина, до последнего пытается помочь!» — мысленно восхитилась духовник неубиваемости синюшного однорукого типа и благодарно улыбнулась собрату по несчастью.

Странный звон нарастал…

Яританна, зажмурившись от собственной смелости, размахнулась и со всей силы ударила «Бабайку» рукоятками по ушам. Одна метла с хрустом переломилась, испустив оранжевое облако, остаточных чар, Другая пропустила заряд, задёргалась и самостоятельно рванула в подлесье, со свистом нарезая круги по поляне. Мужик тяжело покачнулся и солдатиком рухнул наземь, едва не раздавив собой пленницу. Из его уха текла тоненькая струйка крови. Отпрыгнувшая, как кошка, Алеандр спешно завязала штаны и бросилась на шею спасительнице:

— Та-а-анка — а-а — а…

Не успевшая ещё отойти от потрясения (оглушить «Бабайку» она, конечно, хотела, но на такой успех особенно не рассчитывала) Чаронит продолжала стоять истуканом с половиной сломанной метры в руках и пялиться на застывших в ужасе бандитов. Те, не менее удивлённо, смотрели на живого зомби. Немая сцена продлилась не долго.

— Тикаем, — взвизгнула Алеандр и припустила куда‑то влево, не особенно интересуясь направлением.

С запозданием рванувшаяся следом Танка неожиданно упала: недобитый бугай цепко держал её за лодыжку и злобно рычал. Девушка заскулила и попыталась отбиться, прекрасно понимая, что шансов у неё нет.

— Папочка, — пропищала духовник, уже представляя, как встречается на том свете с отцом и получает от него по мозгам за такую глупую и бесславную кончину.

Вой тысяч могильных шакалов сотряс небольшую поляну…

Что‑то рвануло по спине, больно толкнув в лопатку, и дёрнуло по хребту. Не успела Яританна испугаться перелома позвоночника, как её вознесло над бренной землёй и с невероятной силой понесло прямиком на ближайшую сосну. Нечто жёсткое, упирающее в копчик давило на тело с такой мощью, что трещала ткань. Обернуться не давало что‑то жёсткое у затылка. Пожалуй, именно сейчас подмастерье впервые ощутила существование высших сил, потом быстро вспомнила, что к чародеям её специализации они не должны быть особенно лояльны и заголосила во весь объём лёгких первое, пришедшее на ум заклятье. Отброшенный назад ершом, знатно усиленным паникой, мужик взревел от невыносимой боли, окунувшись в клок дрожащего воздуха. Его сообщники рухнули наземь, хватаясь за головы и корчась в судорогах. Зыбкая пелена напоённого легчайшей чародейской пылью эфира кипела и искрилась, заживо переваривая попавшую жертву. В её глубинах вспыхивали клоки тьмы, глазами оголодавших монстров, что приняли и учуяли новых жертв.

Но Яританна Чаронит всего этого уже не видела. Яританна Чаронит с диким непрерывным воплем неслась в неизвестном направлении, подхваченная намертво застрявшей в лямках сумок сбесившейся метлой. Яританна Чаронит изволила пребывать в панике от происходящего.

Выскакивающие на пути стволы деревьев, только невероятным везением в последний момент оказывались в стороне. Низкие ветки били по бокам и лицу, но не замедляли движения. Кровь из разбитого носа размазывалась по лбу и щекам. Редкое зверьё с ужасом разлеталось от одного вопля пассажирки неуправляемой метлы. На почтительном расстоянии за ней тянулся шлейф клубящегося эфира. Его кромка вспучивалась десятками оплывающих пастей горбоносых борзых с оскаленными клыками. Их гибкие ленты — лапы рассекали воздух. Абрисы их мощных тел перекатывались в прозрачном мареве, как могильные черви в залежавшемся трупе. В провалах их глаз сияло чистое рафинированное зло, а на шеях небесными переливами позвякивали бубенцы. Сокрытые невидимой завесой монстры рвались вперёд. И не было в их смертоносной погоне ни голодного бреша, ни нетерпеливого скулежа разгоряченной своры, ни хриплого рвущегося дыханья, ни ударов крепких когтей. Толькой нежный перезвон бубенцов, от которого всё живое замирало в благоговении и ужасе.

Не успевшая далеко отбежать от места своего несостоявшегося усекновения травница, оглянувшись и увидев это, застыла истуканом с выпученными глазами и была сбита с ног несущееся подругой.

— Чё творишь? — взвизгнула, пришедшая в себя от ушиба девушка, цепляясь за плечи Танки.

Духовник, не разжимая пальцев с рубашки Алеандр, лишь изменила тональность визга и задрыгала ногами от переизбытка эмоций.

— Ясно, — кивнула жертва ВТП, и постаралась подтянуться, поскольку бренчать ногами по земле на такой скорости мало приятного, — сейчас что‑нибудь соображу. И — и-и — эх!!

И — эх так просто с первого раза не получилось. Нет, травнице удалось достаточно ловко подтянуться на летящей метле и даже забросить ногу, переводя центр тяжести. Центр сместился вместе с Танкой, всей грудой барахла и самой укротительницей неисправных мётел. Ещё не отзвучало последнее «ех» травницкого крика, а подмастерья уже бешеным веретеном взвились в небо над гречишным полем. С яростным свистом ветер рвал волосы и одежду, от скорости подводило желудок и сбивало дыхание. Чаронит затихла, зажмурилась, вытянувшись в струнку, и принялась считать секунды до того чудного момента, когда их тандем пересечёт звуковой барьер.

Эл задёргалась, гася инерцию и кое‑как выравниваясь на метле, благо летать на них она умела почти профессионально. Давление начало спадать, метла нырнула в другой подлесок, заветная скорость звука так и не была преодолена, Яританна разочарованно фыркнула и открыла глаза.

— Ух, кажися, оторвались! — тяжело выдохнула Валент, нервно оглядываясь через плечо на едва маячившую вдали дымку.

— Ну, — захрипела сорванным голосом продолжающая болтаться под метлой духовник, — благодаря вращению, создался эффект подобный сверлению, когда…

Нарождающаяся лекция о способах подачи заклинаний, заглохла на корню, когда сзади предвестником смерти зазвучали удары бубенцов. Травница вскрикнула и плотнее прижалась к летающему агрегату типа «духовник подвесной».

— Похоже на призрачных гончих, — захрипели снизу с удивительным безучастием, — у чернокнижников.

— И?

— И хана, — охотно подтвердила её опасения Яританна, кривовато улыбаясь.

Ни один рычаг на рукояти не реагировал на щелчки, тряску, удары, мольбы и угрозы. Эл отчаянно молотила по всем рунам, но дрянная деревяшка не желала ускоряться, менять высоту и связываться с ближайшим постом стражи. Позвякивания звучали всё ближе и ближе, множась и озвончаясь до тончайшего перелива. К звону добавилось потрескивание стремительно сохнущей под пологом марева древесины. Травница с ужасающей точностью поняла, что ночной кошмар оказался пророческим. Бешено пульсирующая кровь оглушала и дезориентировала, сорвавшийся пульс отбивал в венах чечётку, страх душил, а паника, поднимающаяся из глубины, лишала последних остатков разума. Словно сквозь туман Алеандр услышала, как снизу могильным плачем доносится каркающее пение духовника. Кажется, она выводила: «Пусть душа твоя возликует…».

Проникнувшись моментом, не настолько уж и нагрешившая для полноценного покаяния Валент решила вступить со второго стиха, подняла голову и подавилась строчкой. Прямо по курсу возвышалась громада тяжёлого бревенчатого здания. Из дверей наперерез им выскочил дородный бородатый дед в серой хламиде с веником.

— Убрись, мужик!! — завопила Эл.

— С дороги!! — рявкнула в унисон Танка.

Раскрасневшийся от гнева дед, что‑то орал про богохульство и высшие силы, размахивал своим грозным оружием наподобие жезла, но живенько откатился в сторону, не переставая сыпать проклятьями.

Удар о камень оказался настолько мощным, что девушек разбросало в стороны, как тряпичных кукол, а рукоять метлы разнесло в мочало, высекая яркие искры. Придя в себя первой, травница спешно высвободила из вещевого плена полуживую подругу. Танка хватала ртом воздух и пыталась что‑то объяснить, но слова упорно не желали складываться во что‑нибудь связное. Отчаявшийся духовник встала на четвереньки и поползла к камню, следом волоча за штанину напарницу.

Под лёгкий звон первые серебристые искорки проникли сквозь выбитые двери в темноту. Струйки трепетного, сияющего луной эфира жадно скользнули внутрь, протягивая выросты собачьих морд к перепуганным девушкам. Густыми клубами текучих тварей заклятье заполонило пространство, растворилось во мраке и нетерпеливо рвануло к жертвам. Вспышка, хлопок и лязг невидимых челюстей, рвущих пространство — и всё. Опешившие от такой бесславной развязки, подмастерья продолжали вжиматься в камень. Глубокая, оглушающая тишина накрыла обеих тяжёлым мрачным покровом, готовым в любой момент породить знакомое до боли позвякивание. Воздух вокруг предательски дрожал, вызывая болезненные образы собачьих морд. Совершенно не верилось, что странный монстр, вызванный чернокнижниками, так просто развеялся.

— Итить, вашу мать… — раздался из‑за дверей уже далеко не такой уверенный голос сварливого старика.

После наглядной демонстрации «призрачных гончих» его проклятья звучали как‑то легковесно и неубедительно, но окончательно вернули девушек к реальности.

— Свезло! Танка, Мы сделали это!! Мы спаслись!!! Есть справедливость!! — радостно закричала Алеандр, подплясывая на месте и кружась вокруг большущей каменюки.

— Воды!! — прохрипела духовник, протягивая к заглянувшему в проём деду покрытые трупными пятнами руки.

Мужик резко побледнел и сам едва не лишился чувств, но всё же неловко взял с небольшого столика в углу литровый кубок и, дрожа всем телом, протянул его несчастной. Смочив пересохшее горло и вдоволь напившись, Танка плюнула на условности и принялась умываться, не поднимаясь с пола. Гордый носитель веника следил за её действиями со смесью ужаса и удивления. Розоватая от засохшей крови вода стекала по рукам в углубления у основания камня и стремительно впитывалась.

Подобрав и разделив между собой поклажу, девушки неловко попрощались со случайным знакомым и отправились по аккуратной усланной песком дорожке в сторону деревни. Травница от всей души поблагодарила перепуганного старика за предоставление помещения и искренне заверила его, что место здесь просто чудодейственное.

В это утро Лексий, священнослужитель Великого и Единого Триликого Отца Всего, подметавший после воскресной службы в храме лишний раз убедился в святости и исключительности своего божественного покровителя, явившись свидетелем чудес Его: развеяния в круге Его псов подмирных; излечения освящённой водой умирающей и напоения кровью алтаря Его спящего. Воистину чудотворен храм этот, а значит и забот требует больших. Лексий радостно потёр руки, предвкушая удвоенные подношения прихожан.

— Нет, — Яританна сурово свела тёмные брови, скептично рассматривая отпечатки грязной пятерни на пороге.

— Что нет? — всплеснула руками травница, настроенная не менее воинственно. — Хочешь в лесу ночевать, зверью на радость да комарам на пропитание? На болоте так понравилось?

— Нет. Но сюда не пойду.

Валент раздражённо засопела, едва сдерживаясь, чтобы не отпинать излишне брезгливую подругу:

— Послушай, Тан, перестань ребячиться! Ты едва на ногах держишься. Тебе нужен компресс, добрая порция отвара и крепкий сон под двойным одеялом, а не скитание по дорогам Отечества. Это не самый дрянной постоялый двор в Словонищах, так что не выкаблучивайся.

— У нас нет денег.

— Подумаешь! Всё равно, до завтра мы подводу не найдём до Жодишек. У меня достаточно трав и опыта, чтобы подзаработать нам на миску супа и угол.

— Ага, а местные травники с распростёртыми объятиями и красочными транспарантами кинуться встречать долгожданного конкурента, — ядовито заметила блондинка, дрожащей рукой отбрасывая с лица непослушную прядь.

— Да ну тебя.

Алеандр раздражённо развернулась на пятках и юркнула в дверь станишковского центра культурного общения и поддержания контактов с соседними поселениями. Судя по гаму и пьяноватыми крикам, доносящимся изнутри, общение проходило активно, задушевно и плодовито. Пьяную публику пока не выносили через окна и двери, но такая транспортировка посетителей оставалась вопросом времени и крепости местного пива. Публика постоялых дворов всегда оставалась приличной весьма условное время и чем ближе вечер, тем меньше оставалось для неё условностей. Поморщившись от открывающихся перспектив, духовник отправилась следом за Валент.

Тяжёлый дух от большого количества потных тел, немытых ног, дешёвой выпивки, луковой закуси, копченых карасей и прочей снеди, странным смогом висел в просторном зале, не разгоняемый даже многочисленными сквозняками. Света боковых окон катастрофически не хватало, чтобы развеять полумрак даже в полдень. С потолка на цепях свисали лампадки с маслом, но до захода солнца ни одна из них не горела. То тут, то там за столами раздавались взрывы смеха, сновали хихикающие молодки в ярких платьях, развлекая заезжую и местную публику своей жизнерадостностью, юностью и непосредственностью. Многие из них оставались девушками весьма приличными, хоть и глупо полагающими найти себе заезжего принца на выданье для беззаботной жизни в чужом богатстве и надуманном почитании. Другие же смотрели на вещи куда трезвее и зарабатывали себе богатство сами, не слишком перебирая ухажёрами и щедро раздавая ласки за звонкую монетку. И если бы ни старания прозорливых мамаш, вытаскивающих за косы наиболее ретивых кровиночек, результат различался бы лишь оплатой. Для благородной дамы без должного сопровождения в лице друзей, родственников или охраны, появляться в таких местах, на взгляд Чаронит, было более чем неблагоразумно.

Алеандр, глухая к подобным аргументам, азартно спорила с долговязым носатым мужичком самого зловредного вида, оказавшимся по совместительству хозяином данного центра сплетен и развлечений. Духовник неловко подёргала подругу за рукав, пытаясь доказать всю прелесть дешёвого ночлега в любых хозяйских сенцах на парочку притираний. Неожиданно за ближайшим столом раздался зычный мат профессиональных чародеев. Яританна оглянулась на охальников, её глаза удивлённо округлились.

— Идём отсюда, — взмолилась девушка, прячась за спину ближайшего здорового мужика и увлекая за собой травницу.

— Да что случилось? — заупрямилась Эл, пытаясь оглядеться по сторонам.

— Чаронит!! Алька!! — заорал на весь зал до зубной боли знакомый голос с недавно приобретённой лёгкой хрипотцой курильщика.

— Паулиг!?! — удивлённо и радостно вскрикнула травница и помахала рукой их бессменному и почти бессмертному одногруппнику в ученические годы.

Осознав всю абсурдность и бесполезность дальнейшего укрывательства, Яританна побрела следом. Нет, она ничего не имела против давнего знакомого, сидевшего за соседней партой и стоически делившего все тяготы и невзгоды сурового лабораторного быта, выпадавшего на долю их четвёрки. Во имя всех совместных опытов, испытаний и соревнований, она могла бы даже извинить его прямую, подчас до оскорбительного, манеру общения и совершенное отсутствие такта, но с недавних пор для сохранения самоуважения предпочитала держаться подальше от подмастерьев их факультета. Самих Мастеров — Боя юная чародейка обожала почти до щенячьего визга и искренне восхищалась любым носителем чародейских клинков. Да и не Паулига была вина в том, что тощего нескладного паренька семнадцати лет заволокли на один из самых престижных факультетов Академии Замка Мастеров. В семействе, где Мастерами — Боя были отец, дядя, брат и даже сестра, у не слишком агрессивного и сильного младшего отпрыска просто не было шансов стать степенным артефактором или беззаботным иллюзором. И всё же Яританне было неловко в этой компании, и не только потому, что девица всю сознательную жизнь мечтала влиться в ряды боевых чародеев…

— Какими судьбами… — улыбнулась Алеандр, немного смутившись под внимательными взглядами четверых незнакомых парней.

— О, Чаронит, а чего тебя так пятнами побило, как чумную? — не особенно понижая достаточно зычного голоса, поинтересовался Паулиг. — В своём склепе что‑нибудь подхватила? Так твои ж покойники вроде не кусаются, или это по другому направлению болячка.

За прошедшие два года шкодливый мальчишка, подкладывающий кнопки наставникам, задирающий девчонок и вечно тягающий за косу Алеандр, прилично подрос, обогнав обеих приятельниц на добрую пядь, и даже слегка раздался в плечах. Оставаясь таким же тощим и угловатым, он как‑то незаметно заматерел и огрубел. Только острые нервные черты лица и подвижная плутовская мимика оставались в этом молодом подмастерье от давнего знакомого. Смущённая такими изменениями, Чаронит даже не стала привычно отвешивать хаму подзатыльника и пинать в коленку, только прохрипела:

— Имидж решила сменить, не всё же быть умницей и красавицей.

Парни разразились громким язвительным гоготом, от которого едва кружки по столу не запрыгали.

— Ага, под мертвяков маскируется, так по урочищу ходить безопаснее, — продолжал ржать крепкий бугай со свёрнутым набок носом и приличной щербиной в зубах. — Авось, нечисть за блаженную примет и лишний раз не сунется.

Танка поджала губы.

— Не — а, она решила постичь суть тёмной жажды изнутри, проникнуться, так сказать, великим духом, — театрально приложив ко лбу ладонь, мечтательно закатил глаза бритый на лысо молодчик с лёгкой прыщавостью на лице.

Алеандр задним числом начала догадываться, что в отношениях её товарки и этой честной компании, что‑то явно не чисто и чем дальше, тем хуже эти нечистоты попахивали. Поскольку в весёлых глазах четвёрки нет — нет, а проскакивали жестокие искорки, грозящие разгореться в качественную травлю. Девушке стало очень неловко, и привычное чувство вины поспешило всплыть на поверхность, временно выводя её из реальности.

— Фи, Самойлов, — передразнивая женскую интонацию, встрял в пантомиму соседа длинный, как палка, смуглый южанин, — мелко мыслишь! Чаронит решила в этот раз разоблачить и окончательно разгромить организацию змеелюбов, предварительно тайно внедрившись в её ряды…

— При этом в качестве основной реинкарнации, — скорчил рожу щербатый весельчак.

Танка стиснула кулаки.

— Думаю, госпожа Яританна так и не оставила своих попыток приблизиться к Мастерам — Боя, — отставил в сторону свою кружку коренастый брюнет с излишними растительностью на лице и проницательностью в холодных серых глазах. — С её данными это наилучший и единственный способ привлечь к себе внимание «прирождённого Мастера — Боя».

Танка мимо воли залилась густой (сиреневатой с новым цветом кожи) краской.

— Ну, если б она в таком виде голая прошлась, — бугай масленым взглядом обшарил ладную фигурку духовника, — я бы внимание обратил и мож…

Договорить он не успел. Танка редко поддавалась на провокации. Танка не любила испытывать стыд и не любила, когда её заставляли вспоминать былые промахи. Танка медленно оскалила клыки. Паулиг привычно сполз под стол. У бугая такая привычка выработаться не успела. Не раздумывая, девушка выбросила вперёд кулак, с зычным хрустом возвращая носу зубоскала природную направленность, а прикусу дополнительное искривление. Подмастерье взвыл и схватился за разбитое лицо. Кровь брызнула на общую тарелку с драниками.

— Совсем охмырела су… — попытался вскочить со своего места прыщавый, но в него уже со щедрой подачи оскорблённой девицы летела ближайшая кружка.

Наученный горьким опытом напарника, парень пригнулся и собрался уж было запустить в мерзавку слабеньким светляком, как уловил кардинальное изменение в экспозиции. Болезненного вида девушка растеряла весь пыл и скромненько сжалась. Её рыжая товарка рассеянно хлопала глазами. Паулиг заполз под стол окончательно, спешно разыскивая запонку. Атон моментально углубился в медитацию с самым независимым и невинным видом добросовестного и ответственного студиоза. В Глебе проснулась нечеловеческая жажда, и он алчно присосался к общему кувшину. Владомир прикрылся рукавом и стал торопливо запихивать в рот измазанные в крови картофельные лепёшки, уничтожая улики. Давился до слёз, пыхтел, капал на столешницу ещё сочащейся юшкой, но глотал. Опешивший от такой картины, Славий едва не выронил из руки заряд и осторожненько оглянулся. Позади него с крайне нехорошим выражением, утирая с лица и груди пивные разводы, стоял во всей красе и величии Араон Важич, сын Главы Замка Мастеров, младший Мастер — Боя и по совместительству молодой чародей с не самой обнадёживающей репутацией.

Сам по себе молодой человек, лишь год носящий звание младшего Мастера — Боя, особых опасений не вызывал. Ростом чуть выше среднего, он обладал той самой незатейливой комплекцией, что кажется грузной и не поворотливой, при этом, не угнетая окружающих своей массивностью или выдающейся мускулатурой. Смуглая кожа даже под слоем крепкого загара не изменяла наследственной сероватости, а россыпь мелких шрамиков почти терялась на ней. Правильные, чуть крупноватые черты лица были скорее мягкими, чем волевыми. Тяжёлый подбородок покрывала щетина. Безбожно отросшая некогда (очень давно) стильная стрижка пребывала в художественном беспорядке, от чего жёсткие тёмные вихры выглядели почти умилительно. Вот только выражение глубоко посаженных глаз из‑под густых бровей совершенно не располагало к нежностям.

— Что за балаган? — голос у Мастера был низким и хрипловатым, хоть и не лишенным определённой мелодичности. — Сомеш, очень плохо, минус бал к отчёту. Я не я, если трижды пересдавать не придёшь. Дожили, наших боевых чародеев девки избить могут! Самойлов, чуть лучше, но реакция х…вая. Если б столкнулся с виверной, уже бы переваривался. Гераним, вылезь из‑под стола! Что за детские выходки? А вы, любезные,…

Чародей, наконец, обратил внимание на новые лица. К этому времени Яританна уже привела нервы в порядок и позволила себе принять независимый вид, постукивая покрасневшими от удара пальчиками по столу. Алеандр же, напротив, разобравшись с приступом самоедства, дошла до точки кипения, требовавшей немедленной и всепоглощающей справедливости.

— О, какие люди! Госпожа Чаронит! — почти вежливо улыбнулся парень. — Гераним, беру свои слова обратно: ты выбрал единственно правильный способ действия в сложившейся ситуации. Экая знатная у тебя боевая раскраска, я бы сказал, очень натуральная. И каким поветрием тебя сюда занесло? Снова будешь парней почём зря тиранить? Или, может, по мне соскучилась?

Парень многозначительно подмигнул и осклабился в язвительной улыбке. Если два года назад душа восторженной и наивной Яританны и испытывала к старшему подмастерью из Золотого поселения, такому отважному, дерзкому и бесстрашному, нежные и трепетные чувства, слегка улетучившиеся по мере общения, то теперь девушку переполняли огорчение и досада на саму себя за проявление дурного вкуса.

— Грешно смеяться над больным человеком! — не выдержала напора собственного возмущения Алеандр.

— На всю голову больным, — буркнул себе под нос Паулиг.

Отработанным движением Танка залепила заслуженную оплеуху опешившему от такой наглости парню и бесцеремонно уселась на ближайший (и собственно единственный) табурет.

— Да чего вы все не неё набросились! — уже зло зашипела травница, уперев в бока маленькие кулачки, словно увеличиваясь в размерах. — Здоровые бугаи, а как шакалы налетели на бедную, больную, беззащитную девушку!

— Беззащитную до не могу, — проворчал Владомир, осторожненько ощупывая передние зубы.

Яританна холодно улыбнулась, резко потянулась, заставив подмастерьев невольно отшатнуться, но не напала, а подтащила поближе к себе блюдо с жареными колбасками. Есть не хотелось, но это было делом принципа.

Проследив глазами передвижение обеда, Важич выразительно поднял бровь и сложил на груди мощные руки:

— То‑то, я смотрю, твоя больная страдалица проявляет чудеса аппетита.

— Да Вы, батенька, я посмотрю, жмот! — Алеандр легко попадалась на провокации и велась на простейшие уловки, вот только реакция у девицы не всегда была предсказуемой. — Или не знаете, что приличных девушек принято угощать, дарить подарки и делать комплименты, или этого на вашем факультете не преподают? Может у неё стресс на фоне длительной чародейской интоксикации.

— Уж не её ли придурочная приятельница — травница, постаралась? — хмыкнул не привыкший сдаваться Мастер, стараясь безболезненно уйти от конфликта.

Эта фраза была его фатальной ошибкой. Валент не любила сориться и, по большому счёту, не умела этого делать, оставаясь по натуре человеком мягким и скромным, но сомнений в своей профпригодности (не от жертв опытов) сносить не могла. В один миг маленькая потрёпанная девушка с листвой в длинных распущенных волосах, превратилась в грозную мегеру.

— Умный нашёлся? — зашипела дикой кошкой Алеандр, готовая повторить подвиг Танки с метанием кружек. — Ты кто? Ты — травник, целитель? Ты — корм для нечисти! Вон и иди с ней сражаться! Храбрый нашёлся, на баб с упрёками нападать. Мазь ему не та, порошок не удался! Я ещё посмотрю, как ты со своими упырями попрыгаешь!

Сказать, что компания была шокирована подобными заявлениями — значит, ничего не сказать. Начавшийся ещё во времена ученичества опыт разборок с нечистью и нежитью, выделявший молодого человека среди себе подобных, давно создал ему заслуженную славу в Замке Мастеров и сделал единственным, кому прочили звание Старшего Мастера — Боя ещё до сорока лет. Однако никогда не интересовавшаяся другими направлениями чародейства, Валент пребывала в благостном незнании о такой значимости стоявшего напротив молодого человека.

— Да я…

— Ну, не я же! Гляньте только, он ещё сомневается, кто из нас будет монстров упокаивать. Может, ещё скажешь, что это мне удвоенная стипендия капает, на особнячок под Новокривьем? Ах, я какая нехорошая, угнетаю несчастного боевого чародея, попираю его своими грязными башмаками в самых возвышенных чувствах…

— Послушай‑ка…

— Нет, это ты послушай! Думаешь, вам всё можно? Раз одним заклятьем можете по стенке размазать, так и короли мира ходите. Тем грублю, на этих чхать, а вон тех персонально унижу. А вот и фигушки! Что бы вы без нас делали? Хочу это я глянуть, как вы сунетесь на кладбище без наших сборов или посидите в болоте, без мази. А хренушки вы там высидите!? Потом соплями изойдётесь и будете ещё больше всех со своими производственными травмами носиться! И сразу вам травники станут хорошими и лекари замечательными.

— Ты…

— А я и не скрываю! Я травница и горжусь этим! Да я в такие места за ингредиентами лажу, что вам и не снилось! Да что там, позавчера даже водяного змея на яд пустили, а вы…

Не дослушав гневную отповедь разошедшейся девицы, самый перспективный молодой чародей на боевом отделении грубо бросил на стол пару монет за обед и, круто развернувшись, вышел на двор попранный, но непобеждённый. Алеандр, окрылённая первой в своей жизни качественной ссорой, собиралась ещё что‑нибудь крикнуть в спину самодовольному нахалу, но духовник ловко ткнула ей в руки поджаристую колбаску:

— Кушай, Эл, — флегматично улыбнулась Танка. — Ругаться на пустой желудок вредно для здоровья.

— Особенно, с нашим куратором летней практики, — медленно проговорил Паулиг, заворожённо вглядываясь в дверной проём.

Последние лучики заходящего солнца земляничной глазурью таяли на раскалённом летнем небе. На истончившейся лазури любопытно проступали первые искры звёзд, их трепетные тельца в сравнении с взошедшим профилем луны смотрелись довольно невзрачно и лишь блёкло намекали на красоты предстоящей ночи. Вечерняя парность никак не хотела смениться грозой и лишь затягивала почти ощутимой взвесью чуткие сумерки. Дышать было тяжело, задорный утренний ветер тихо изошёл сам собой, не оставляя надежд на избавление. Вялые, измотанные духотой люди разбредались по домам, чтобы так же сонно провести остаток дня за неспешной беседой и отойти ко сну с головной болью и надеждой на утреннюю прохладу. Даже постоялый двор и несколько харчевен не особенно шумели, да и кому захочется по такой жаре буянить да балагурить, только потеть зазря да настрой портить. Вот кваску холодного из погребка или пива креплёного пропустить по кружечке другой — это дело! И делалось оно в подозрительной даже для такого поселения, как Станишки, тишине. Было ли тому виной разнесшаяся по округе сплетня про святое явление отцу Лексию, иль духота заставила самых бойких поумерить свой молодецкий задор, да предаться благородным размышлениям под неспешную беседу, только словно вымершее поселение оставалось тихим в этот воскресный вечер. Все с нетерпением и трепетом ожидали завтрашнего утра…

Алеандр Валент, напротив, жаждала наступления ночи. Сидя на подоконнике и лузгая прошлогодние семки, девушка не сводила глаз с ещё подрагивающей полоски заката. Искрящиеся в его зыбком свете каштановые кудри, казались отблеском лесного пожара, стекая дорожками огня на грудь и колени, делая чародейку похожей на беззаботную искрицу. Девушка счастливо улыбалась во весь рот и выстукивала пятками по стене ей одной понятную мелодию. В этот вечер жизнь казалась юной чародейке удивительно счастливой и занимательной, несмотря на жару, летнюю практику и подживающие фиолетово — жёлтые синяки на шее и коленках после утренних приключений.

Возможно, причиной такой несвойственной травнице беззаботности послужили две кружки холодного пива, распитые в копании подмастерьев, разом подобревших после ухода куратора. Слегка захмелевшая Эл быстро избавилась от обычной стеснительности и во всех красках живописала благодарным слушателям свои злоключения последних трёх дней, начиная почему‑то с пролитого борща. Повествование вышло эпичным и изобиловало лирическими отступлениями, но духовник не спешила поправлять или одёргивать компаньонку, поскольку, измученная простудой, блаженно посапывала в сложенные на столе руки между полупустой тарелкой с колбасками и плечом Владомира. Будущие Мастера — Боя с покровительственной снисходительностью выслушали смесь переживаний и страхов симпатичной девицы, не забывая прикладываться к собственным кружкам. К концу великой битвы с ошалевшей метлой они даже прониклись настолько искренней симпатией, что отнесли бессознательную Чаронит в общую комнату отсыпаться.

— Как всё замечательно сложилось! — который раз повторила Валент, обращаясь к комнате и поблёскивая в полумраке слегка хмельными глазами.

Ораторского искусства разошедшейся девице хватило на поиски и беседу с мирно курившим в туалете Важичем. Несчастный, не ожидавший парламентёров в местах уединения и снятия стресса, получил едва ли не мировоззренческую травму от пронимающего шёпота под дверью с уверениями в его доброте, бескорыстии и широте взглядов. К чести младшего Мастера — Боя он быстро взял себя в руки, потушил тлеющий на колене окурок и поспешно согласился на все мольбы, лишь бы доморощенная просительница не опозорила его окончательно. Так Алеандр Валент и Яританна Чаронит стали счастливыми обладательницами просторной комнаты на шесть персон, пока эти шесть персон в рамках практики будут гонять обнаглевшего умруна по местному урочищу.

Счастью девушек не было предела. Не то чтобы комната была особенно просторной (кровати стояли почти впритык, разделяемые лишь шаткими табуретами), и чистотой после трёх дней проживания группы неотягощённых излишним аккуратизмом здоровых парней не блистала. То тут, то там под ноги попадались позабытые огрызки и подгорелые корки, приманивая многолапых жителей своими подгнивающими боками. В хаотичном порядке разметались по кроватям и сумкам мятые листы отчётов и клубки разномастных шпаргалок, прихваченных на всякий случай. На нестроганых досках пола, стульях и даже простынях проступали следы профессиональных ботинок. Поднимающееся же от разбросанных по полу портянок и нательных рубах амбре при первом столкновении вышибало слезу. Даже распахнутое травницей окно не смогло до конца изгнать пряный горьковатый душок, впитавшийся, казалось, уже в стены. Только перспектива бесплатной ночёвки в приемлемых условиях делала эти апартаменты поистине сказочными.

Согласно коварному плану травницы продолжение сказки должно было состояться после захода солнца, когда местные молодки сходились на хуторе знатной свахи и собирались веселиться и ворожить про суженных и всяких мелочах, вроде урожая, здоровья и войны. То, что три подсевшие к ним вполне приличные девицы зазывали на вечёрки в большей степени ладных столичных парней, не слишком смутило Валент, готовую вкусить все радости продлившихся каникул. Объявив, что у чародеев сегодня ночная смена, а значит, разврату не будет, Алеандр радостно предложила устроить генеральную репетицию Средницы со всей положенной атрибутикой. Оторопевшие от такого поворота событий сельские кокетки не стазу, но согласились на ночной девичник в венках и нижних рубахах, в тайне надеясь, что местные молодцы, прислушивающиеся к беседе заезжих чародеев, не упустят шанс подглядеть за полуголыми девками.

— Эл, а может не надо? — жалобно, с нотками безнадёжности в голосе попросила Яританна, подравнивая чьим‑то ритуальным кинжалом подпорченный маникюр.

Известие о грядущей вечерине, торжественно объявленное слегка оклемавшемуся духовнику по пробуждению, бурного восторга у Яританны не вызвало. Девушка, узнав о появившемся ночлеге, уже представляла тёплую ванну за счёт принимающей стороны, второй ужин и долгий сон до завтрака, и совершенно не желала вылезать куда‑то на ночь глядя из безопасного убежища. По сути, она вообще не являлась поклонницей сомнительных авантюр, грозящих ухудшениями условий содержания или компрометирующих её практически безупречную репутацию.

— Это просто неприлично, — тяжело вздохнула девушка, понимая, что увещевать к хорошему вкусу и чувству собственного достоинства не имеет смысла.

— Неприлично было, сдав автоматом нежитеводство, в ночь перед экзаменом шляться по коридорам в простыне и жалобно выть под дверями одногруппников, — поспешила напомнить травница, ссыпая в окно шелуху и остатки подсолнечника. — И ничего, я ведь с тобой пошла! А ты разок со мной на посиделки выбраться не можешь!

— Нам уже не шестнадцать и ходить мы будем не по знакомому корпусу.

— Ты что всё ещё тех маньяков боишься?

Яританна недовольно потупилась и отбросила на кровать ставший без надобности кинжал: признаваться в наличии у себя каких‑либо фобий она страшно не любила, памятуя тяжёлые годы ученичества, когда арахнофобам обязательно повсюду подбрасывали пауков, а страдающих клаустрофобией засовывали в чулан для швабр. Чувствительная и пугливая, Чаронит тогда быстро научилась избегать каких‑либо разговоров по душам, да и сбегать тоже.

— Пойми, Эл, — духовник принялась осторожно распутывать сбившиеся пряди, — тут дело в простом здравом смысле. Давай хотя бы разберём утреннюю ситуацию. Мы нарвались на малую группу психически неуравновешенных личностей, обладающих чародейскими способностями и имеющими доступ к чёрным книгам. Заметь, я даже не утверждаю, что они являлись членами новой секты или последователями идеи возвращения чёрных богов. Таким личностям для персонального или коллективного сумасшествия вполне достаточно самого факта скорого приближения кометы, без всякой идеологической подоплёки. Даже если мне удалось неплохо контузить того медведя, то далеко не факт, что он с друзьями по шизофрении не захочет разобраться с нами лично…

— Ну, это если они работали на результат, как при эксперименте или жертвоприношении, а если на процесс, — не удержалась Эл, обладающая достаточно крепкими нервами, чтобы дистанцироваться от печальных событий.

— А кто поручится, что эти народные умельцы были единственными?! — взволнованно подскочила Яританна. — Ты обратила внимание на уровень заклятья? Да, если бы не везение мы бы уже давно на удобрения пошли!! Это чернокнижие, а не деревенские самородки. Эл, это серьёзно. Их может быть несколько групп, у них могли остаться слепки аур…

Травница фыркнула и силком усадила мечущуюся по комнате подругу на ближайшую постель:

— Так, не дребезжи! Подумай головой, я же случайно на них с того пригорка скатилась, за мной никто изначально не охотился. Ты вообще мимо шла. Кому мы сдались?

— Но… — заёрзала под испытующим взглядом девушка, ощущая, как под пятой точкой‑что — то подозрительно потрескивает.

— Тебе жалко, да? Жалко поддержать меня в исполнении мечты всей жизни?

Валент обладала тем типом наружности, делающим человека в любой ситуации похожим на ранимого, беззащитного подростка. Большие щенячьи глаза из‑под густой чёлки светились надеждой и мольбой. Последней каплей стала подрагивающая нижняя губа.

— У меня очень, очень нехорошие предчувствия, — пробормотала Яританна, смиряясь с неизбежностью вечерних гуляний.

Абсолютно счастливая травница со смехом принялась прыгать по комнате, рассказывая, как здорово будет бродить ночью в одних рубахах по лугу, собирать лунную росу, петь забавные песни, пускать по реке венки, гадать на горячем воске и уплетать сахарную клюкву. Яританна тихо морщилась, понимая, что придётся с полчаса идти по бездорожью в полуголом виде, копаться в грязи, слушать нестройные подвывания безголосых девок, искать по местности хоть какую‑нибудь канаву вместо реки и давиться местными деликатесами неизвестного происхождения. Пока Алеандр маялась вопросом необходимости косы или распущенных волос, а после просто маялась в попытке разбивания колтунов, духовник методично осмотрела на вопрос приличности собственную ночную рубашку и принялась копаться в разбросанных на полу вещах. По её подсчётам праздник фольклорного наследия точно не продлится после полуночи, а значит и экспроприация чужой одежды не обнаружится. Как бы ни брезговала девушка, а светить кружевами перед случайными прохожими не хотелось. Она изначально не особенно разделяла идею сразу идти в ночном белье, но волочь с собой несколько комплектов, а потом ещё и переодеваться совершенно не хотелось.

— Всё! Идём, пока всё не пропустили! — радовалась, как ребёнок Эл, поправляя на плечах безразмерную майку старшего брата. — Где венки?

Как и следовало ожидать, сплетённые деятельной Валент роскошные лохматые венки из трав, цветов и молодых листьев обнаружились не сразу. Танке долго удавалось прикрывать краем покрывала то, что осталось от ювелирной работы травницы после вмешательства высших сил и духовницкого зада. Найденное оказалось в плачевном состоянии: основа погнулась, привядшие цветы расплющились местами до состояния кашицы, несколько клоков травы и вовсе выпали, а листья ощетинились банным веником.

— Что это? — хмуро и как‑то совсем угрожающе уточнила Алеандр, тыкая наиболее раздавленным венком в подругу.

— Венок! Я бы сказала, даже венкозавр!

После небольшой склоки, обошедшейся, что парадоксально, без членовредительства, ломания мебели и использования простейших заклятий, надежда Замка Мастеров в лице двух простоволосых подмастерьев в венках и рубашках неровным строем выдвинулась навстречу опыту общения с фольклорным наследием Станишек. Впрочем, «выдвинулись» — громко сказано: перебегая от тени к тени, замирая от каждого шороха, выбирая босыми ногами наименее подозрительные участки, они, вздрагивая и шипя, добрались до поселковых ворот.

— Слушай Эл, — неуверенно протянула Яританна, разглядывая резьбу на верхней перекладине, кажущуюся в лунном свете особенно подозрительной и неприветливой, — а ты точно уверенна, что знаешь, куда нам идти?

— Конечно, — травница немного задумалась. — Они всё чётко рассказали. Выйдем за ворота, по развилке налево, пройти за холм, а там увидим хуторские постройки.

— Что‑то мне подсказывает, что это не те ворота.

— Ну-у-у, мы же через эти в деревню входили? Их здесь что десятки?

— Не знаю, — Танка закусила нижнюю губу и попыталась вспомнить, что же обозначают неприятные письмена, кроме криворукости писаря.

— Нефига, прорвёмся! — приобняла подругу за плечи оптимистичная Эл. Лучше думай о вечерине!

Если соотнести представления духовника о предстоящем «развлечении», её жажду там оказаться и то, как долго не появлялась на горизонте развилка, то теорема Шерня права: мысли определённо материальны.

К тому времени, как под самым входом в храм на пути показалась небольшая кривоватая дорожка, больше смахивающая на путь пьяного угробьца, успело прилично стемнеть. Дневная жара сменилась долгожданной прохладой, как‑то затихли трескучие насекомые и пугливые лесные птицы. Казавшийся днём таким светлым и приветливым, подлесок погрузился во тьму, утеряв очарование гибких молодых берёз и крупных селекционных ромашек. Не успевшее толком раздаться вширь ночное светило давало достаточно света, рождая на земле кривоватые неловкие тени и пугающие холодные блики. В их свете каждый ствол, куст и травинка словно преображались, напитываясь волшебством ночи, оживали, беззвучно кряхтели и перешёптывались за спинами девушек, замышляя нечто совсем уж недоброе. Яританна поёжилась под этими невидимыми взглядами, плотнее заворачиваясь в чью‑то рубаху. По голым ногам пробежал порыв странного, почти ледяного ветра, скользнул вверх по бедру, зарываясь под одежду и впивая свои когти в грудь.

— Тан, что встала? Пойдём! — приветливо крикнула травница, протягивая подруге перепачканную травой ладошку и помогая взобраться на неожиданно крутой холм.

Уже само его появление было для духовника подозрительным. Не было в нем подкупающей покатости естественных образований, торчащих старых сучьев или вольготных звериных нор. Крутой и длинный, он неприятно напоминал, занесённые дёрном развалины заброшенного дома или заваленную неизвестными вандалами ограду могильника. Возможно, тому виной были профессиональные издержки, только Чаронит затрясло от знакомых ощущений.

— Да — а-а уж, — разочарованно протянула Алеандр, вглядываясь в открывающийся вид и постукивая себя по озябшим плечам.

Глубокая чашеобразная долина, утонувшая в густом, как сметана, черноватом сумраке, больше напоминающем оседающий дым, больших надежд не внушала. Где‑то на её дне едва просматривались нелепые постройки. Кособокие хлипкие зданьица были разбросаны небольшим группками, создавая подобие маленького квартала в кольце неглубокого рва. Лунный свет пятнами вырывал детали крыш и макушки каких‑то деревьев, не предавая пейзажу особого уюта. Других признаков света не было. Кто бы ни жил на этом печальном хуторе, вкусы у него были весьма экзотичными.

Девушки переглянулись, сходясь в своих оценках предстоящего места вечерины.

— Может, ну его? — с надеждой поинтересовалась духовник, без энтузиазма разглядывая покосившийся загон для скота.

Венкозавр в который раз сполз со лба и повис на ухе, перекрывая обзор. Девушка раздражённо попыталась вернуть его на законное место, но коварная корявина скользнула по носу и погребальным венцом улеглась на плечи.

— Мы ж столько сюда шли… — до последнего не хотела соглашаться травница, больше уговаривая себя, поскольку отсутствие на посиделках остального народа её порядком насторожила. — Давай, хотя бы глянем, может, не туда свернули. Пробежимся вниз…

— Сделаем круг и вернёмся спать?

— Тан! — раздражённо пихнула локтем духовника Эл.

— Ладно, — недовольно буркнула Танка, поправила на плечах венок и затянула на поясе рубашку. — Вперёд и с песней?

Мениск снова начал ныть, подёргивая ногу до самого бедра и распространяя неприятное покалывание в напряжённых мышцах. Боль находила волнами, губя на корню любые попытки рассуждать здраво, затмевала даже постоянно присутствующий на втором плане набор базовых заклятий и снова исчезала. Это был определённо дурной знак, не предвещающий ничего хорошего. Прислушаться бы к мениску, вернуться в обжитую комнату или уютно свернуться калачиком под ближайшим кустом и дать долгожданный отдых усталому телу. Знаки на то и существуют, чтобы своевременно отвращать людей от занятий малоприятных и совсем уж неперспективных. Вот только Араон Важич не верил в знаки, не полагался на интуицию и избегал любых проведений. Он полагал себя современным чародеем и не разделял увлечений всяческими реакционными веяньями с чтением тайных знаков и толкованием сновидений. А посему и не связывал периодические боли застарелой травмы с совершенно профессиональным пониманием неизбежного провала.

Ощущение затаившегося в алгоритме просчёта неотступно следовало попятам, вгрызаясь острыми корявыми зубами в мозг. Арн потёр пальцами ноющие виски, пытаясь справиться с приступом зарождающейся мигрени. Что‑то шло не по плану, но мужчина никак не мог понять, что именно. На первый взгляд, задача перед ними стояла предельно простая и не требовала особых дарований от не самой сильной группы подмастерьев. Всего лишь отловить умруна на старом урочище, образовавшемся на месте заброшенной испытательной базы имперских нежитеводов.

Уж каждый год группы Мастеров — Боя и рисковые чародеи — одиночки стригут две — три твари в сезон, а от умрунов всё спасу нет. Будь Совет Мастеров понастойчивее, давно бы следовало стребовать с князя финансы, да закупорить точку выхода тёмных эманаций раз и навсегда. Только кому это нужно? Часами выстаивать в душных коридорах княжеской резиденции; бить поклоны мелким чиновникам; строчить нескончаемые отчёты, заявления и заверения; таскать подачки и презенты радникам, не имеющим и начальных представлений о чарах; искать добровольцев на унизительных условиях и мизерной оплате рисковать своими шеями…. Куда проще платить условленную сумму за челюсть умруна добровольцам и гонять за бесплатно несмышлёных подмастерьев, едва отличающих зомби от упыря.

А умруны? А что умруны — полуразумная нечисть, самозарождающаяся в местах особого скопления тёмных чар или концентрации остаточных заклинаний. Она и питается в большинстве своём этим же излучением, лишь изредка подгрызая того сего прохожего из особо беспечных. Не то чтоб от них уж совсем проблем не было: скот пропадает, угробьцев жрут, людей калечат, чарами тёмными фонят, что любой артефакт зашкаливает. Рядом с ним любой некромант может по городу прогуляться и не будет особо для стражи отсвечивать. Вроде и полезно таких тварей бить, от соблазна всяким диссидентам под прикрытием амулетов чернокнижием баловаться, только что радости в расправе над умруном. Тощий синюшный урод, прилично смахивающий на заморённого лысого человека, покрытого вязкой слизью, может лишь в землю уходить, когтями размахивать, да крокодильими челюстями щёлкать. Убить его дело не сложное, слишком не сложное…

Молодой чародей завистливо вздохнул: самые талантливые практиканты сейчас с наставником Кренцовичем отлавливают в Птиче личинок ктулху. Широкая деятельная натура Арна требовала сложных задач, простора манёвров и безусловной важности заданий, желательно в мировом или, на худой конец, национальном масштабе. От простых задач настрой младшего Важича сходил на нет, а и без того не самый лёгкий характер стремительно портился, грозясь излиться своей врождённой энергичностью на ни в чём не повинное окружение. Зная особенности собственного нрава, Арн не поленился заранее составить план, снабдив его всеми возможными отступлениями и изрядно усложнив любое действие, несколько раз за день гонял зелень, вырабатывая необходимые рефлексы и даже, к вящему ужасу для самого себя и парней, прочёл лекцию о нетрадиционных способах умерщвления умрунов. В угоду тлетворной тяге усложнять себе работу новоиспечённый куратор уж исхитрился самовольно изменить задание, заменив простое убийство отловом и натаскиванием парней, но всё равно не мог избавиться от внутренней неудовлетворённости.

Сомеш громко заворочался в своём укрытии так, что слышно было даже с другого края площадки. Важич едва не заскрипел зубами от досады: он всё предусмотрел, рассчитал ненавистные поля, выбил почти новые связки амулетов, а дурная зелень портит всё на корню. Арн не принадлежал породе терпеливых и чутких руководителей и был готов собственноручно придушить дурных подмастерьев, если по их вине сорвётся затеянная афера с отловом живого умруна. Команда ему досталась по — своему сложная. Тот же Сомеш совершенно не умел пользоваться головой, бросаясь на всё и вся, как бык на красную тряпку, но делал это как‑то без особой храбрости, скорее из жестокости. Гераним, напротив, лез на рожон исключительно из чувства безнаказанности и почти детской лихости, не получив пока ни разу приличной отдачи. Дарисун же в своей осмотрительности и щепетильности почти доходил до трусости и брезгливости, не проявляя особого рвения к практической части предмета. Но тяжелей всего приходилось с Навьевым: парень не признавал над собой никаких авторитетов и в грош не ставил приказы. Арн серьёзно подозревал, что с ним открыто не конфликтуют в основном из‑за дурной репутации и высокой вероятности получить в зубы на откровенное хамство. Верный приятелю Самойлов и в этом не отставал от бунтаря, хотя и не дотягивал до своего кумира, оставаясь злобной, но очень преданной шавкой. Шавок Важич не любил. По сути, младшему Мастеру из его подопечных никто особенно и не нравился.

Обвиняя в дурных ощущениях подчинённых, Арн и сам знал, что горячился. Были в них и положительные черты. Гераним, к примеру, обладал чудной естественной защитой от ядов, выработанной ещё в детстве, когда на спор потреблял любой продукт опытов. А достаточная ловкость и изворотливость, в придачу делали его почти неуязвимым. Сомеш так и вообще владел таким внушительным потенциалом к атакующим заклятьям, что до защиты дело могло не дойти по объективным причинам. Дарисун мог мастерски плести длинные многоуровневые заклятья и обладал неплохими рефлексами. У Самойлова был талант к обучению, любую информацию парень впитывал как губка, хоть и не всегда мог применить на практике. Навьев же со своим незаурядным умом, силой и чутьём вообще обещал стать очень перспективным чародеем.

Только этих добродетелей их куратору было недостаточно. Арн поправил резкость на старых очках ночного зрения и осторожно приподнялся в укрытии. Размещение сил не изменилось. Приманка спокойно стояла на своём месте, распространяя самопальным амулетом эманации раненого ребёнка, и выковыривала носком сапога мелкие камни из разбитой временем брусчатки. В закрытых полукруглых нишах ютились подмастерья, особняком торчала макушка Сомеша в чёрной бандане. Дарисун держал наготове свёрнутую ловчую сеть. Рисунок слегка подрагивал в руках, от чего свечение чар размывалось, и не было возможности лишний раз проверить их качество. Важыч нецензурно помянул про себя умрунов со своими эманациями, глушащими всё и вся. Не считая отбежавшего в кусты Сомеша, всё было нормально. Вот только мениск не принимал разумных доводов и продолжал ныть.

Важич скрипнул зубами и нехотя полез в карман. После сегодняшней отповеди бешеной травницы прибегать к помощи старых — добрых артефактов совершенно не хотелось, словно этим он предавал идеалы всех Мастеров — Боя и попирал саму суть боевого чародейства. После многочисленных падений экран заветной коробочки пересекала здоровая ветвистая трещина, встроенная подсветка срабатывала лишь во время перезарядки, а голосовое оповещение выдавливало из себя только бессвязные хрипы. Тем не менее, чем‑то этот излучатель был молодому человеку дорог. Бережно протерев экран, мужчина взглянул на показатели.

С лёгким запозданием Араон ощутил, как от шока волосы на руках встают дыбом. Если верить цифрам по количеству тёмных чар, то в небольшом вполне себе компактном котловане с хорошими изолированными стенками обреталось, по меньшей мере, три — четыре умруна, в фоне которых можно было бы спрятать с дюжину упырей. И фон продолжал расти, словно твари принялись за оперативное размножение.

— Твою ж… — немного ошарашенно пробормотал молодой чародей.

Будь он один, то без раздумий бросился бы разбираться в ситуации, но пятеро неопытных мальчишек на шее живо охладили весь пыл. Нужно было срочно вытаскивать из этого гиблого места подопечных и опечатывать аномалию любыми способами, пока всю округу не заполонили прожорливые твари. Младший Мастер — Боя осторожно выбрался из укрытия, прикрываясь лёгким заклятьем полога. Он ясно понимал, что в скорости разбухания тёмного излучения скрывается далеко не природная аномалия и уж точно не одно из пророчеств приближающейся кометы. Незаметно ответственность уступила место профессионализму — Арн резко развернулся, снял только мешающие очки и, сформировав в ладонях по заклятью, двинулся к эпицентру разрастающейся скверны. Кончики пальцев пульсировали от напряжения, зрение, обоняние и слух медленно перестраивались в боевой режим, от чего противно ныли виски и сбивалась концентрация. Настораживало отсутствие самих монстров, только тени и силуэты не сформировавшихся тварей. Важич медленно шёл к покосившемуся отстойнику старому, но кем‑то предусмотрительно укреплённому. Тянущиеся изнутри чары стали почти осязаемыми, в них были стихийные примеси и остаток телепортирующего заклинания. Заветное слово «подстава», крутившееся в голове, пока чародей подбирался к месту сосредоточения чар, всё чаще сменялось на пугающее «ловушка».

Мужчина выпростал руку, концентрируя из заготовки заклятье блокировки, как ночь прорезал нечеловеческий вопль «о — о-о — очка — а-а — а».

На краю котлована появились две стройные девичьи фигурки, в лунном свете кажущиеся чародейскими полуночницами и с заливистым визгом и хохотом ринулись вниз.

— чу — удная но — о-о — очка — а-а — а, — прочувственно протянули в два голоса чародейки и привычно расхохотались, вспомнив, как пытали своим фальшивым пением половину кафедры, когда их оставляли на сверхурочные занятия.

Печальные и чувственные русальные песни в их исполнении больше напоминали вопли раненого вурдалака. Притом не из‑за нехватки слуха или умений, а исключительно от переизбытка эмоций и желания перевыть товарку. Случайные и явно обделённые везением слушатели сначала ворчали, потом ругались, затем угрожали, а к третьему куплету умоляли заткнуться. Отсутствие вечно недовольных свидетелей их творчества, значительно приподняло общий настрой.

Девушки взялись за руки и побежали вниз. Выглядевший вполне обычным склон, неожиданно оказался крутым и буквально вылетел из‑под ног, разбивая с лёгким звоном полог вполне себе мирной иллюзии. Внизу оказался почти голый котлован с кучкой полуразрушенных каменных зданий и напоминавшей помост круглой площадью со столбом старого уловителя чар. Вокруг столба кто‑то копошился, слегка светясь в темноте. Алеандр пронзительно запищала, по инерции продолжая перебирать ногами, чтобы не разбиться о спрессованную землю. Яританна неслась ко дну котлована молча, не находя в себе сил и смелости на крики. Включившееся ночное зрение вытащило всё: и старые разметки нежитеводов, и содранные пломбы на оградительных щитах, и фигуру человека, привязанного к уловителю, и трёх тощих тварей с крокодильими мордами. Духовник зажмурилась и попыталась затормозить, шлёпаясь на пятую точку, но набранный разгон не позволил провести манёвр. Эл с писка перешла на ультразвук, сильнее цепляясь за руку подруги, и кубарем полетела прямо в замерших тварей.

Умруны подняли уродливые морды и, завидев летящий с пронзительным визгом ком из человеческих тел, прыснули в разные стороны, как тараканы от тапки. Из‑за стены соседнего дома раздался удивлённо — испуганный мужской вопль и чавкающий звук, напоминающий разрыв брюшины. Это отрезвило травницу: девушка перестала пищать и резко вскинула голову, присматриваясь к тому, что остановило её падение. Сверху на неё с выражением крайнего удивления смотрел Паулиг. Парень попытался что‑то сказать, но от шока смог лишь бессмысленно открыть рот. Затормозившая разодранными коленками Танка, уже вскочила преисполненная боевым задором.

— Я же говорила! — полушёпотом хрипела она, разыскивая на теле Паулига предположительные путы и чары. — Я говорила, что эти сумасшедшие сектанты не остановятся! Задери меня упырь, нужно скорее сматываться отсюда, пока Призрачные Гончие не нагрянули! Мне утренних хватило на десять лет вперёд! Ну чего ты топчешься!?!

Травница поднялась, кряхтя и цепляясь за штанину предполагаемого пленника. От концентрации тёмных чар её слегка вело, но девушка самоотверженно пыталась отодрать от столба упирающегося приятеля.

— Ду — у-уррры!!! — яростно взревел за их спинами Мастер.

Одним махом обеих подмастерьев подхватили и стремительно поволокли с помоста, выдавая заковыристые ругательства на трёх языках. Важич был не просто зол, он буквально исходил бешенством.

— Что происходит? — Танка попыталась оглянуться на замершего Паулига, но, болтаясь подмышкой у чародея, могла лишь дрыгнуть голыми ногами.

— А — а-ам…

Широкая ладонь чародея заткнула травнице рот прежде, чем та определилась кричать ей или возмущаться. Важич в три прыжка преодолел расстояние площадки и стряхнул с себя девушек, как лишний балласт.

— Сидеть! — рявкнул мужчина таким тоном, что даже самый жирный червь врождённого противоречия тот час бы заткнулся и сделал стойку смирно.

Фигура взбешённого чародея уже успела раствориться во тьме, полной подозрительных шумов и теней, когда отошедшие от потрясения девушки неловко переглянулись в своём окопе, плотнее прижимаясь друг к другу. На поверхности стояло совсем уж подозрительное затишье. Травница подавленно теребила прядку волос, пялясь на разложенные на дне приспособления непонятного назначения. Яританна судорожно обнимала коленки, пытаясь сообразить, где же они допустили ошибку, попав вместо шумной вечерины на притихшее урочище.

— Это были не те ворота! — со странной радостью вскрикнула духовник, подняв вверх бледный пальчик.

Эл вопросительно глянула на подругу, та тут же сникла, вспомнив заодно и значение странных символов на злополучной перекладине. Предупреждение о возможной утечке утиль материалов на нежитеводческой базе не слишком воодушевляло.

— И что нам теперь будет? — шёпотом поинтересовалась травница, про себя ругаясь за опрометчивые слова за обедом: на самом деле, ей совсем не хотелось смотреть, как Араон Важич будет упокаивать монстров.

— Писец.

— Полный?

— Очень.

Тишина снаружи была нарушена утробным рёвом, затем небо озарила зелёная вспышка, осыпаясь мелкими искрами. Яританна поёжилась и выше подтянула коленки к подбородку. В её девственно чистой памяти не осталось ни одного боевого заклятья, поэтому загадочный враг практикантов остался неизвестным и, как надеялась девушка, упокоенным. Травница же по запаху гари предположила, что подожгли что‑то земноводное. После первого удара вспышки последовали целой вереницей, высвечивая небо пугающе разнообразной палитрой, заплетаясь огненными плетьми, стекая тонкими нитями на землю. Сквозь грохот и шипение разогретых чар, сталкивающихся и диссонирующих в заряженном воздухе, прорывались вопли боли, рык и визгливое тявканье. То и дело на головы перепуганным девушкам сыпалась земля и мелкое каменное крошево, заставляя несчастных сжиматься ещё больше. Вся романтичность стези Мастера — Боя, воспеваемая на каждом углу, резко отошла на второй план и утратила остатки привлекательность под гнётом тёмных чар, воплей и вони разлагающейся плоти.

Что‑то громыхнуло, будто разом рухнуло несколько домов.

С разбегу в их укрытие прыгнуло нечто большое и чёрное, воняющее гарью и едким травяным настоем. Дружно заверещав, девушки попытались выбраться наружу, пихаясь локтями и коленками, но в слишком узком для троих окопе это оказалось непростым делом. Тварь хрипела и ворочалась, пытаясь отбиться от неожиданной компании. В его рыке слышался какой‑то смысл, что нагоняло ужаса. Перепуганные подмастерья вырывались из последних сил, не щадя чужие артефакты. Только в этом сражении никак не мог определиться сильнейший.

— А! — истерично вскрикнула Эл. — Меня укусили!

Недолго думая, духовник подобрала с земли первую попавшуюся коробку и со всей силы опустила на темечко жадной до девичьего мяса вражины. Каркас старенького ящика под одноразовые светляки оказался крепче черепа неведомой твари. Туша последний раз дёрнулась и подозрительно затихла. Алеандр брезгливо пнула обидчика покусанной лодыжкой и зажгла маленький светлячок, чтоб разобраться с возможным противоядием. Тело вяло перевернулось, явив в дрожащем голубоватом свете перекошеную физиономию совершенно незнакомого мужика в чёрном респираторе. Некогда тёмная бандана сползла за ухо, набрякнув от крови. Начавшая было раскаиваться в убийстве духовник заметила в неестественно вывернутой руке охотничий нож. Осторожно стерев с лезвия подсохшие алые капельки пугающего происхождения, Яританна подняла светящиеся глаза на компаньонку:

— Уходим отсюда и быстро.

Коротко кивнув в ответ, Валент ловко вскарабкалась по спине несостоявшегося убийцы наверх и вытащила менее ловкую духовника.

Поверхность напоминала безумную смесь подмирного пекла с её мрачным предшественником. Гнетущая темнота ночи, обернулась зыбким мглистым туманом, полным неясных теней и лунных бликов. Густой, тяжёлый воздух отчаянно горчил, готовый рассыпаться крупными хлопьями горячего пепла. Бездумно раскачиваясь из стороны в сторону, неприкаянно бродили уродливые твари. В монотонном шатании их тёмных фигур сквозило поразительное почти болезненное безразличие, брошенных под проливным дождём щенков. Их утробные рыки и злобные взвизгивания отдавали какой‑то потерянностью и обречённостью. Даже мелкие междоусобные свары не разбивали общей атмосферы бессмысленной жестокой инсталляции. Яркие, словно брызги свежей крови, искры остаточных чар с лёгким шипением и потрескиванием хаотично метались меж чёрных закопченных стен, сплетались в сумасшедшие рои смертоносной мошкары. Обрывками первородного пламени, впивались они в тела ползущих монстров, разъедая грубую кожу и выпаривая слизь ядовитыми облаками, исторгая полные боли и обиды вопли безмозглых тварей. Движение маленьких пульсирующих сгустков ярости и зла завораживало, вызывая в тенегляде первозданный, отупляющий ужас. Она всем телом до кончиков пальцев ощущала трепет и боль осквернённого пространства. Плетущийся мимо тощий монстр с волокущимися по земле лапами едва не задел оцепеневшую девушку плечом. Обострённое сознание Яританны хотело вопить от абсурдности и искусственности происходящего, разрушить эту хрустальную иллюзию, но впавший в благодатный ступор мозг не желал приходить на помощь.

— Стой! Не туда!! — моментально опомнилась Чаронит, заметив, как травница босиком бросается к перевёрнутому помосту.

— Там человек! — не оборачиваясь, бросила Алеандр, на ходу перепрыгивая подозрительные слегка светящиеся лужицы слизи.

— В яме на нас тоже не упырь напал, — вкрадчиво заметила духовник, благоразумно подбирая на всякий случай ближайший камень.

Травница осталась глуха к её увещеваниям. Полностью поглощённая растаскиванию закопченных досок, она не замечала явных следов умерщвления погребённых, таких как оторванная голень, торчащая из‑за камня.

— Это мой д — долг, — кряхтя от напряжения, Алеандр упёрлась ногами в покосившийся уловитель и толкала плечом особо крупную балку.

— Эл, всем не поможешь…

Как на взгляд духовника, так и несчастного, получившего в довершение прочих ранений ещё и настилом по голове, можно было особенно не рассматривать, о чём красноречиво свидетельствовала лужица крови возле бледной слегка подрагивающей ладони. Уже само подрагивание казалось ей не признаком жизни, а следствием запоздалой агонии.

— Ну, хотя бы одного спасу… — упрямо не сдавалась жертва профессиональных рефлексов.

— Ладно, только если одного, — снисходительным тоном смилостивилась духовник над потугами компаньонки и потянула на себя ближайшую доску.

Не то чтобы в девушке резко проснулось человеколюбие или пробудилась глубоко захороненная совесть, просто из соседнего здания показалась морда упыря в гастрономическом настроении, а вытащить травницу в пылу работы можно было только с подручным материалом. Материал был бит, порван в нескольких местах и заляпан кровью и копотью с головы до ног, но выволакиванию после определённых усилий всё‑таки поддавался. Тяжёлый крупный мужчина в маскировочном костюме не подавал признаков сознания, но был ещё определённо жив. Он неровно хрипел полными крови лёгкими и пытался инстинктивно отбрыкиваться, пока травница наскоро проверяла целость позвоночника. Под недоумённые взгляды блуждающей и почти миролюбивой нечисти, две помятые девицы вскинули на плечи недоубиенного и начали своё торжественное шествие к краю котлована.

Уже после третьего падения Алеандр, волокшая на спине верхнюю часть туловища, позорно усомнилась в высоких идеалах собственного призвания. Центр тяжести постоянно смещался, не давая приноровиться к ходу движения, от чего немалый вес, казалось, готов был в любой момент придавить к земле. От раненого разило гарью, потом и какой‑то уж совсем отвратительной субстанцией, образовавшейся в ходе чародейства. Из разорванной руки медленно текла кровь, заливая спасительнице лицо и грудь. Время от времени мужчина что‑то булькал и производил из себя потоки ненаправленных чар, заставляющих свободные искры вспыхивать настоящими светляками. Практически голые бока котлована постоянно скользили под ногами, словно сопротивляясь побегу своих случайных жертв. Алеандр тянула уже из последних сил, тихо проклиная две кружки пива, заставившие её напроситься на злосчастную вечерину. Яританну такие мирские понятия волновали мало. Во многом, потому что несла она относительно нетяжёлые ноги, прижав их к боку одной рукой и помогая себе второй, в которой была подобранная по дороге палка. Духовника больше интересовала чародейская составляющая ситуации. Девушка то и дело прикрывала свои почерневшие глаза, пытаясь уловить носящиеся поблизости токи. Было в них что‑то кардинально неправильное, чуждое, словно пересаженное из совершенно другого места. Чаронит ощутила щелчок полярностей и резко обернулась, едва не опрокинув всю их маленькую процессию: на месте недавнего погоста слегка посверкивая, образовывался зелёный круг неизвестного заклятья, в котором медленно растворялись расшвырянные обломки.

Яританна Чаронит впервые в своей короткой и вполне спокойной жизни видела самонаводящийся телепорт. В этот момент она отчётливо поняла, что больше видеть подобное точно не желает.

Тяжело водрузив раненого на дальний склон холма, после случившегося показавшийся девушкам оборонительным валом, подмастерья с трудом перевели дух. Если духовник и боялась со стороны Алеандр сумасбродных выходок по поиску других пострадавших, то сама травница скорбно глянув вниз на проделанный путь лишь болезненно поморщилась. Повторять героический подъём с очередным, возможно, более тяжёлым грузом совсем не хотелось.

— Ну, — духовник утёрла со лба капельки холодного пота, — мы свой гражданский долг выполнили в любом случае: либо ты не дашь ему сейчас умереть, либо я не дам потом восстать.

Измотанная травница кривовато улыбнулась в ответ и зажгла маленький нервно пульсирующий светляк, казавшийся на фоне бродячих искр какой‑то подделкой.

— Мать честна! — охнула Алеандр, глядя в лицо предполагаемого вечного должника. — Что же могло случиться!?!

Девушка оперативно принялась стаскивать оставшиеся от маскировочного костюма лохмотья и осматривать многочисленные порезы и вмятины на некогда вполне привлекательном теле младшего Мастера — Боя. Крепкий, перевитый рельефными мышцами торс покрывали начинающие наливаться цветом синяки; выглядевшие почти целыми рёбра сверкали искусно содранной кожей; из бока торчал обломок грязного когтя, а правое плечо оказалось разорванным почти до кости. На побелевшем лице расползалось кровавое пятно, смешиваясь с размазанной грязью. Крайне стеснённая в средствах Валент носилась по округе, неимоверными усилиями выискивая способы реанимации единственного приличного чародея: запихивала через плотно сжатые зубы предварительно разжёванную травку для обезболивания; накладывала жгут из содранной с духовника второй рубашки; промывала искусственно призванной водой особо подозрительные порезы; прощупывала целостность костей, выводила кровь из лёгких и просто мандражировала от одной мысли о гибели первого серьёзного пациента.

Духовник же осталась к травницкой трясучке безучастной, даже не особенно сопротивляясь при изъятии честно стащенной рубашки. Ум Яританны Чаронит был занят вопросами куда более мирскими и насущными.

«Плохо выглядит. Если пробито лёгкое, то даже с водным травником кровью захлебнётся в ближайший час. Если не захлебнётся, то заразится. Если не заразится, то твари из урочища добьют. Я бы добила…. В конце концов, они здесь явно не по собственной воле из телепорта вылезли на слёт любителей человечины. Ладно, можно предположить, что старый артефакт сдетонировал от обилия тёмных чар. Только не могли же эти оболтусы своего куратора просто так бросить, значит, либо им хуже, либо сейчас неприкаянно шатаются в его поисках. В любом случае, если появятся, то не скоро и не радостные, — тенегляд тяжело вздохнула, придерживая ногу Важича, начавшую дёргаться от новой партии травяной кашицы. — А ведь могли так спокойно переночевать на постоялом дворе. Опять‑таки, на халяву. Э-э-э, за постой же Академия расплачивается? А деньги должны быть у куратора группы. А нет куратора, нет халявы…»

— Эл! — взволнованно подскочила Яританна, от чего венкозавр с шеи самостоятельно вернулся на голову.

Травница, прочищающая порез на лбу чародея, недовольно оторвалась от пациента и одарила подругу ледяным взглядом потенциального убийцы.

— Мы должны срочно вернуться!

— Ты совсем уже…

Танка не дослушала гневную отповедь и, схватив девушку за плечи хорошенько встряхнула:

— Там все наши вещи!! На постоялом дворе! Это же была роскошная комната с длительным проживанием. Если Важич не вернётся, хозяин нам просто не вернёт пожитки без полной оплаты! А там все вещи, деньги, травы!! Все твои сборы!! Нам их просто не отдадут обратно!

— Точно антисептик!! — опомнилась Алеандр и расплылась в радостной слегка сумасшедшей улыбке Травителя года. — Нужно, чтоб кто‑нибудь с ним здесь посидел, пока другой за лекарством сбегает.

— Раз, два, три?

Девушки отработанным до автоматизма движением отвели за спину руки и плотоядно переглянулись.

Ночь была тихой и почти умилительно умиротворённой. В замершем тёмном посёлке погасли последние робкие огоньки. Расползлись по домам мирные труженики полей, разволоклись заботливыми супругами степенные отцы семейства, прикорнули под соседскими заборами самые одинокие бобыли. Притихли в сточной канаве любовно обнявшиеся угробьцы, мирно посапывая мясистыми носами в луже. Тихонько шебуршали по хатам да конюшням редкие домовые. Украдкой переругивались у плетня две кикиморы. Почуявшая нечисть домашняя скотина замерла по сараям. Протяжно голосила из‑под крыльца дурковатая собака, прочие её товарки, заслышав крепкий душок плотоядной нечисти, да тёмных чар, сидели тихонько по будкам и носу на улицу не казали, а эта никак не унималась, переходя на надрывный визг.

Алеандр Валент широким, размашистым шагом шла к своей цели.

Бежавшая не жалея пяток травница выбилась из сил аккурат возле злосчастных ворот, и теперь пыталась справиться с некстати появившейся отдышкой. От напряжения кровь больно стучала в висках, раскрашивая ночь новыми красками. Девушка жадно ловила ртом воздух, от чего по округе раздавались подозрительные утробные хрипы. Созданный в спешке светляк почти сразу же лопнул, растёкшись по волосам и спине голубоватыми сияющими каплями. Венок на голове порядком подрастрепался до состояния голого каркаса, но, запутавшись в волосах, держался намертво. Художественно размазанная кровь чародея на побелевшем от напряжения лице смотрелась смертельными ранами. Всё тело её сотрясала крупная дрожь.

Трёхэтажное здание постоялого двора в ночи казалось неприступной твердыней, окружённой плотным частоколом забора и крепостным рвом сточной канавы. Скромненько в стороне ютились донжоны конюшни и сарая, косясь на захватчицу бойницами воздушных окошек. И лишь глубоко в недрах тёмной крепости за тремя засовами, под неусыпным взором дракона — хозяина томились в неволе их несчастные пожитки. Алеандр Валент была настроена взять её штурмом, каких бы жертв оно ни стоило.

Во всяком случае, с момента, когда на вытащенную ей травинку Яританна, наигранно смущаясь, продемонстрировала выдранный с корнем одуванчик и судьба идущего в Станишки была решена, травница впервые задумалась над тем, как, собственно, эти пожитки придётся доставать. С самого начала было ясно, что просто постучаться в двери и жалобно попросить вещи назад не получится.

— Какая же всё‑таки жуткая балясина!! — растерянно почесала затылок Эл, рассматривая глухую бревенчатую стену сруба. — Понимаю, ещё б я была воздушным магом — слевитировала бы как‑нибудь к нам в комнату, но не воспарю же я за просто так!!

Девушка поднапрягла память, но ни одно мало — мальски пригодное для поднятия заклятье всплыть в безумном бульоне академических знаний так и не удосужилось. Вместо этого неожиданно затихла воющая псина.

— Значит так? — воинственно прищурилась Алеандр. — Значит, ты такая дощатая и против меня? Ну, держись! Это ты ещё не знаешь, с кем связалась. Мы и не в такие места залазили, мы и не такие вершины брали!! Подумаешь, стенка нашлась! Стою, мол, ни в жизнь не влезешь. Мы ещё посмотрим, кто — кого, дура деревянная. Да от меня ещё ни одно дерево не уходило!! — приведшая себя в боевой настрой девушка в сердцах погрозила кулаком непреступной твердыне. — Да я сейчас! И пусть альпинисты сдохнут от восторга!

На глаза разбушевавшейся девице попался ни в чём не повинный, но потенциально опасный сарай, где могли храниться лестницы. После трёх истеричных попыток вышибить плечом створки, нервного дёрганья за широкие кованые скобы и пинания с шипением и ругательствами дверь продолжала стоически держать оборону. Поиск щелей и прочих лазеек не принёс ничего, кроме большого хозяйского серпа, воткнутого меж брёвен для сохранности от излишне любопытных глаз и утренней росности. Вооружившись вполне привычным, хотя и тяжеловатым для девушки оружием, Эл сразу же почувствовала себя увереннее, но беготня вокруг постоялого двора с серпом наголо не принесла результатов, как и попытки подпрыгнув зацепиться за подоконник. Травница попыталась было по старой поленнице взобраться на крышу, но едва не оказалась погребённой под сыроватыми, поеденными короедами чурбанами.

— Да что ж это такое! — шёпотом возмутилась Алеандр, обсасывая ободранную в кровь ладошку, время шло, а выход не приближался и тут её взгляд упал на вывалившийся из поленницы топор…

Первой мыслью всё же было, схватить тяжёлую слегка ржавую дурынду и порубать нафиг дверь, после путём прямой угрозы хозяину отобрать свои вещи обратно, но она была отметена здравым смыслом, как недостаточно конструктивная. Травница тяжело вздохнула, забросила на плечо новоприобретённый инвентарь и поплелась к заветному окошку. Идея про порубать нравилась больше, но и просто вбить топор между брёвен и, вскарабкавшись на него, забраться к окну тоже можно.

Адрию что‑то настойчиво мешало спокойно заснуть. Может, тяжёлый спёртый воздух в достаточно маленькой комнате, где их приютил добросердечный собрат — мятежник, что две недели назад в ставке проигрался Сигурду в пух и прах. Может, мерзкий запах двух малознакомых мужиков, что весь день занимались транспортировкой умрунов и гнистов на подходящее урочище, ставили разметку, закрепляли телепорты, а теперь должны были бдительно следить за комнатой младшего Важича, на случай возвращения кого‑либо из выживших. Может, глубокий утробный храп Ихвора, остававшегося благодаря контузии в благостном расположении духа и практически не мстившего за попытку принесения в жертву. Может, пережитое сегодня столкновение с собственной смертью, такое близкое, ощутимое и проникновенное, когда слышишь её дыхание возле самой шеи и лёгкий холодок по позвоночнику. Может, неожиданно проснувшаяся совесть, стальными тисками терзающая едва не отлетевшую душу хуже стаи подмирных псов…. Нет, всё же это был храп. Слишком уж он был громким и нарочитым, что само по себе вызывало неприятные подозрения. Если же брать в расчёт, что пришедший в себя первым Ихвор, развязавшись, даже не попытался поквитаться с обидчиками, а после хранил пугающее молчание, то этот спокойный храп пробирал до костей.

Чародей боялся закрывать глаза. Стоило векам слегка опуститься, как появлялась корёжащаяся фигура Мастера — Нежитеведа и с тихим перезвоном начинала приближаться, чтоб уволочь за собой во тьму собачьей пасти. Неожиданно на фоне ночного неба метнулась сияющая фигура. Адрий протёр глаза, но призрак, махнув рассыпающимся саваном, скрылся. Мужчина сбросил с подушки пятку Сигурда, делившего с ним вольтом свободную кровать. Юноша болезненно застонал и постарался примостить поудобнее изуродованную голову. Зацепившее самым краем своего полога проклятье, оставило на чистом почти детском лице широкие толстые жгуты буроватых рубцов, выжгло бровь и край шевелюры до оголённой плоти. Жизнерадостный и светлый парень теперь вызывал лишь отвращение. Крадучись, Адрий подошёл к приоткрытому окну, но странное видение исчезло. Не скрывая облегчённого вздоха, мужчина сполз на пол и прислонился разгорячённой щекой к шершавой стене: всё обошлось. Рыскающая поблизости жадная и безжалостная справедливость не смогла обнаружить его среди других грешников и, подволакивая перебитые ноги, отправилась за новой жертвой. Облегчение накрыло его сплошной волной: всё обошлось, он в безопасности, он выживет.

От окна повеяло могилой. Тяжёлый, едва уловимый душок сырой земли, затхлости, мёртвой плоти, гари и вязкого страха, просочился в помещение. Так пахло урочище, переполненное тёмными тварями, так пахли свежеподнятые зомби, такой незабываемый аромат носили подмирные твари. Овеянное коконом тёмных чар и ароматом свеженькой нечисти, создание приближалось в тишине сельской ночи. Снаружи доносились звуки мелких шагов и шорох тяжёлого савана. Хриплый, срывающийся на писк голос твари мерзко хихикал и нашёптывал что‑то невразумительное, но пробирающее до костей. Доносился лязг ставень и позвякивание цепей. Адрий заледенел от ужаса: сталкиваясь по долгу службы с различными монстрами, он так и не смог до конца избавиться от предательского страха перед неизвестным. Неожиданный грохот заставил чародея испуганно подпрыгнуть. Адрий распахнул окно и подавился криком ужаса. В бледном свете луны брела хрупкая, почти детская фигурка, пронизанная холодным голубоватым сиянием. Сквозь полупрозрачный саван проступали абрисы худенького изящного девичьего тела. Длинные пряди свалявшихся волос едва заметно светились, раскачиваясь на невидимом ветру. Маленькую головку покрывал сплетённый из могильных корней венец мученицы, а лицо было затянуто кровавыми разводами. Существо слегка пошатывалось и плотоядно улыбалось, небрежно придерживая на плечике огромный ржавый топор и поигрывая серебряным серпом.

Придя в чувство, Адрий обнаружил себя сидящим за койкой Ихвора и нервно покусывающим край медальона. Умирать, едва обретя надежду на спасение, молодому человеку абсолютно не хотелось. Совершенно некстати вспомнились вечно ворчащая на дурное самочувствие матушка, трое безмозглых младших братьев и худенькая девчушка с печальными глазами из Городни. Как‑то до щемящего больно было вспоминать её заплаканное лицо, когда она стояла возле подъезда, бледная, растерянная, беременная. Вот стоит там, ждёт его с распростёртыми объятьями. Глупо, конечно, думать, что она ждёт его все эти четыре года, но так приятно. Ведь он сейчас мог быть степенным отцом бойкого мальчишки или какой‑нибудь девчонки, или вообще близнецов…

Видение себя с двумя орущими отпрысками на плечах мгновенно отрезвило впавшего в меланхолию мужчину. Злясь на самого себя за крамольные мысли, он резко поднялся, вызвав новый приступ головокружения, и храбро направился к окну, уверяя расшалившиеся нервы в излишней мнительности. На улице никаких подмирных тварей с топорами и серпами не обнаружилось, хотя нечистью продолжало нещадно разить, как из норы вурдалака. Тишина по — прежнему казалась слегка удручающей. Сверху с неимоверным скрежетом звякнул шпингалет. Адрий поднял голову, чтобы надёжнее рассмотреть источник своих волнений. Напротив комнаты их нового задания, балансируя на парящем топорище кончиками босых пальцев, слегка искрящийся призрак пытался серпом открыть окно. Картинка была до того нелепая, что чародей тряхнул головой, пытаясь отогнать бредовое виденье. Со свистом у самой шеи пролетел топор, заставив мужчину непроизвольно заорать, в ответ призрак втянулся в окно и начал бешено громыхать мебелью. Чудом избежавший гильотины молодой человек прижался к стене, сумасшедшим взглядом шаря по комнате.

— Этих буди, — раздался спокойный, почти замогильный голос с кровати Ихвора.

— Д — давай т — ты? — с надеждой прошептал Адрий.

В ответ из‑под покрывала высунулся обрубок руки, очевидно пострадавший коллега хотел одним красноречивым жестом выразить своё отношение к ситуации, но забыл, что лишился кисти.

Два оставленных для подстраховки мужика, так же не пожелали пробуждаться с первого раза, но подозрительный шум сверху послужил лучшим доказательством. Тихонько ругаясь и путаясь в ногах, сонные и злые заговорщики нехотя вывалились в коридор проверять таинственного посетителя, пренебрёгшего входными дверями, на которых было установлено оповещающее заклятье. Адрий предусмотрительно затворил за ними дверь и непроизвольно осенил себя защитным знаменем, ощущая, как всё ближе становится перспектива окончательного воцерковления.

Наверху хлопнула дверь, раздался пронзительный женский вопль и звук удара, растянувшийся чередой глухих хлопков и стонов по всей лестнице от второго этажа до обеденного зала. Молодой чародей поплевал через левое плечо и боязливо высунулся в дверной проём. У подножья лестницы причудливо изломанно, постанывая в спасительном забытье, распластались двое заговорщиков, изукрашенные многочисленными ссадинами и кровоподтёками. Яростно выли безумными койотами оповещалки, пробуждая одну за другой все комнаты, вызывая волну недовольных криков.

Трусливо подавали голоса соседские собаки. По улице в направлении проклятых ворот бежал странный лохматый призрак с огромным баулом из хозяйских простыней.

Глубокий золотистый оттенок радужки с лёгкими вкраплениями зелёных прожилок и широким ободком цвета гречишного мёда. Длинные ресницы, вычерчивающие обманчивые тени на экзотичном узоре. Эти глаза были по — своему завораживающе прекрасны: сияющие, опасные, звериные. В них отражалась непередаваемая гамма чувств от тихой, покорной обречённости, до жгучей ненависти. Отчаянье смешивалось с непокорным вызовом, болью и настоящей жаждой. Дикая необузданная жажда жизни и тяжёлый немой укор безжалостной Вселенной растворялись в их слегка светящемся золоте.

Яританна Чаронит двумя пальцами прикрыла веки распластанному мужчине. В глубине его глаз её разгулявшаяся фантазия могла обнаружить даже проблески глубокой и всеобъемлющей любви, но для расшатанных нервов это было как‑то слишком. Перепуганная девушка и без того вздрагивала от каждого шороха, покрываясь холодным потом. Предусмотрительно наложенная кем‑то иллюзия вновь обратила котлован в умиротворённо — унылое заброшенное место, полное тишины и благодатного спокойствия. Тонкие потоки тёмных чар нет — нет, а прорывались сквозь плотный заслон мерзким моровым поветрием. И лишь болезненно обострённое сознание духовника вылавливало в тишине этого проклятого места хриплое дыхание мерзких тварей, упрямо цепляющихся за гладкие стенки котлована. Девушка буквально затылком чувствовала их голодные алчные взгляды, четвертующие слабый женский организм.

Глаза снова открылись, упрямо таращась на чародейку, словно в ней были все причины мирового зла. Яританна нервно передёрнула плечами и прикрыла глаза умирающего ладонью. В том, что задание младшего Важича закончится печально, сомнений у духовника практически не было. Она была пессимистична от природы и поэтому не слишком расстраивалась неудачам. Конечно, перед своим уходом травница дважды заговорила кровь над больным и с боем втёрла ему в дёсны кашицу из какого‑то местного растительного анестетика. Только Чаронит не слишком полагалась на удачу и после ухода наивной компаньонки предусмотрительно наложила обездвиживающее заклятье. При всей своей эрудиции и сообразительности упокаивать подвижного упыря ей совершенно не льстило.

«Так, Тан, не накручиваем себя больше необходимого. Если бы твари хотели уже давно смогли бы выползти и догрызть пока тут под боком такой аппетитный окровавленный человек и практически с обнулённым резервом. Кстати, да… куда же это он так умудрился поизрасходоваться. Не на созыв же монстров. Хотя…»

Яританна убрала руку и, оттянув веко, заглянула в золотистый глаз мужчины.

«Не — е-е. Он забавы ради кувыркаться с тварями не станет, даже если упоить прилично. Опломбировать что ли пытался? Глупо. С таким радиусом и концентрацией наводить резонирующий купол в одиночку всё равно, что топиться в душе. Не стал бы рассудительный, опытный чародей с толикой здорового цинизма на подобное размениваться. Н — да — а, этот, может, и стал бы. Ой, дура — а-ак…»

Глаза буравили её с немым укором, поэтому девушка снова их прикрыла, дабы не расстраивать себя по пустякам.

«Кто‑то же их сюда вытащил. В жизнь не поверю, что такое богатое урочище само собой нечистью заросло, а Совет ни слухом ни духом. Парни? Кишка у них тонка самостоятельно такую цацу, как телепорт смастерить. Поверю ещё, что подури старый артефакт активировали, только откуда в этой глуши могли затеряться артефакты такого уровня. Опять‑таки, если не виноваты, то и по шеям получать не должны. Чего тогда куратора бросать. Не дураки ж они с его папенькой разбираться. Куда же делись остальные охламоны? Один, допустим, отправился на корм умрунам, если судить по остаткам конечностей, но остальные четверо должны спакойненько бегать по округе. А вместо этого всякие психи в респираторах. Кстати, да. Он мог здесь проводить свои эксперименты, когда появились наши и что‑то срезонировало. Это ж какую — такую дрянь нужно было выводить, чтобы ТАК срезонировало…»

На секунду представив изначальное плетение чар, Танка едва не хлопнулась в обморок. По её подсчётам здесь должна была создаваться мини — армия или выращиваться дракон на голом костяке. Девушка невольно затряслась. Скопление острых ощущений за одни сутки для скромного подмастерья давно перевалило за критическую отметку и начинало грозить серьёзными психологическими травмами её нежной натуре. Темнота вновь наполнилась неясными очертаниями и дрожащими фигурами замерших тварей, чьи глаза рассыпались мимолётными бликами в кроне деревьев. Ветер пронизали тяжёлые вздохи и стоны. Полог иллюзии вздрогнул под натиском первой твари…

«Нет! — Яританна резко подскочила на ноги, сбрасывая с плеч подползающую к горлу панику. — Это всё влияние тёмных чар. Дурные эманации рождают дурные мысли. А я в безопасности, со мной ничего не случится, я не спихну этого парня в котлован и не брошусь в храм под ритуальный ручник. Я взрослая полноценная личность, способная контролировать собственные эмоции. Просто замёрзла слегка. Да замёрзла…»

Девушка бросила плотоядный взгляд на своего подопечного, раздумывая, содрать с него выглядевшие тёплыми остатки маскировочного костюма, рискуя в усмерть разругаться с добропорядочной целительницей, или, отринув позывы совести, подкатиться под его ещё не остывший бок. С одной стороны, одежда была весьма грязной и не факт, что не заразной после столкновения с нечистью, с другой, Важич мог в любой момент окоченеть и тогда же будет всё равно насколько он мощный и объёмный. Видимо, было в её взгляде что‑то такое, раз в глазах молодого человека мелькнула паника, а на щеках проступили розоватые пятна.

Погружённая в свои внутренние терзания, Яританна проигнорировала слабые попытки метания молодого человека. Девушка подняла с земли корявую гнилушку и поскребла ногтём слизковатую кору.

«Вообще‑то огонь вполне может привлечь нежелательное внимание вызвавших тварей. Если, конечно, их было больше чем тот несчастный. Наверняка, пока он валялся в окопе без сознания им кто‑нибудь да пообедал. Обидно, наверное. Ещё, не приведи небо, не упокоится. С духами сумасшедших очень уж неприятно дело иметь. Шумливые, бескультурные, невменяемые…»

Забракованная гнилушка описала дугу в воздухе, с подозрительным уханьем сгинув в покрытом иллюзией котловане. Её место занял сук поприличнее. Также безбожно сырой, зато более внушительный.

«С другой стороны, тот же огонь отпугнёт часть ночных тварей. Огонь вообще чрезвычайно эффективен в плане защиты, если наложить поверх защитного контура, да и просто тыкнуть в глаз тоже неплохо…»

Будущий костерок получался кривоватым и весьма хлипким, так как ходить за приличным сухостоем в подлесок не хотелось совершенно. Оставить Важича одного она не боялась, а вот ходить одной в незнакомой местности было более чем неловко.

«Правду, и угробьцы могут притащиться на свет и тепло, а связываться с ними последнее дело. Даже не уверенна, что смогу их так просто вытурить отсюда, не совершив каких‑либо противоправных чар. Да и мерзко это как‑то…»

Бледные, изукрашенные трупными пятнами ручки застыли над самодельным кострищем, прилично смахивающим на игрушечный шалашик.

«А ну быстро! Кончай рассусоливание! Жечь значит жечь! Ты же здесь единственное разумное существо с высоким уровнем интеллекта, гарантирующим в случае опасности спасение на ближайшем дереве!»

Чаронит воинственно свела бровки и сконцентрировала энергию. Мощный воинственный огонь, незаменимый для любых боевых заклятий, сметающий на своём пути любые преграды и готовый быть разрушающей основой, к сожалению, не был её стихией. Вызов искры закончился нагревом кончиков пальцев и тонкими струйками дымка из‑под ногтей. Родная для Яританны стихия земли, воспринимаемая девушкой жестокой насмешкой над уже немногочисленным родом потомственных боевых чародеев, могла быть чрезвычайно полезна в сельском хозяйстве, строительстве и при большой натяжке обороне в бою. Это как‑то не особенно радовало чародейку, когда дело доходило до практики.

Не до конца понимающий смысл происходящего Важич прищурился. Танка, расценив это как издёвку огненного чародея над её потугами, разозлилась, усиливая поток чар, от чего начало противно ныть в запястьях. Из чёрного прогорклого дыма сформировался мотылёк — могильник и, весело трепеща крыльцами, приземлился на колено Мастеру. От обиды духовник едва не расплакалась, остро чувствуя свою беспомощность и бесполезность. Все стихийные заклятья рассчитывались на сугубо профильных чародеев и требовали не столько слов, сколько волевого импульса. Из профессиональных на ум приходило только старое — доброе, запрещённое во всех уставах аутодафе. Нежитеведы, теоретики и практики, изучали его хотя бы для того, чтобы при столкновении с фанатиками перед смертью знать, отчего умираешь. Зная скорости заклятий у настоящих профессионалов, девушка сильно сомневалась, что кто‑нибудь с её факультета при нападении успел бы подумать даже: «О, чернокни…».

Расценив, что в общем тёмном фоне её маленького заклятья никто и не опознает, девушка клыкасто улыбнулась и встала в нужную стойку, чётко направив сомкнутые указательный и средний пальцы на ветки, а остальные, согнув на манер храмового благословения (у чернокнижников был специфический юмор). Яританна открыла внутренний резервы, сплела поток чар, послала импульс и вдруг оглушительно чихнула, шлёпаясь на пятую точку. Чёрный сгусток сорвался с пальцев в ночную мглу и улетел в неизвестном направлении. Перепуганная девушка прижала ко рту ладошку и попыталась спрятаться за не менее испуганным чародеем. В глубине котлована что‑то громыхнуло и непереносимо яркой вспышкой разорвало иллюзорный покрыв.

— Мамочки мои!! — пронзительно вскрикнула девушка и сломя голову ринулась к котловану, с ужасом представляя, как заживо сгорая, корчатся в нечеловеческих муках несчастные, застигнутые на дне её неожиданно сильным заклятьем.

С непривычной для себя ловкостью Яританна сбежала вниз, замерев безвольной куклой перед лицом своего ужасного промаха. Подмирное пекло со времён своего зарождения не знало более правдоподобной пародии. Взвившаяся на несколько метров сплошная стена пламени искрами — кинжалами разрезала ночное небо. Обжигающе холодный ало-чёрный огонь танцевал у самого края, медленно раздвигаясь вширь, влекомый тёмными эманациями. В его глухом рёве читалась ярость великих праведников древности.

— Паули-и-иг!!! — надсаживая горло, жалобно звала из последних сил бредущая у самой кромки пламени Танка; огонь хоть и не обжигал свою создательницу, но и не подпускал к порождениям скверны. — Гле-е-е-еб!!! Славви-и-и-ий!!! Владоми-и-и-ир!!! Ато-о-о-он!! Паули-и-и-иг!!!

За следующим поворотом показалась фигура неизвестного мужчины в чёрном респираторе и бандане, сжимавшего в руках самодельный факел из памятной гнилушки. Сейчас даже самый захудалый фанатик казался спасением для ей совести. Яританна скользящей поступью, чтобы не ранить нежные ступни о каменный мусор, двинулась к нему навстречу, просительно сложив на груди бледные руки.

— Как зовут Вас, почтенный? — вполне вежливо обратилась к нему Танка своим низким, слегка охрипшим голосом.

Чем‑то вид одиноко бредущей сквозь стену огня юной светловолосой девушки с первыми признаками трупного разложения на нежной коже и погребальным венком на хрупких плечиках, что плаксиво выкрикивала в ночь имена погибших чародеев, ужасно не понравился мужчине. Тот заметно побледнел, выронил факел и с сумасшедшим воплем бросился от неё прочь.

Яританна пожала плечами, подобрала с земли не успевшую погаснуть гнилушку и направилась обратно.

Боль сходила волнами, то подступая к едва теплящемуся на грани беспамятства сознанию, то отпуская изорванное тело. Воспалённый мозг сквозь порывы бреда улавливал окружающее действо, но всё больше стремился увязнуть в смешении красок и звуков. Казалось, каждая клеточка тела ощущала, как постепенно отступают связавшие душу холодным коконом тёмные чары. Далёкое пожарище наполняло высосанный вражеским артефактом резерв. Что‑то неведомое, но здорово смахивающее на интуицию, проникновенно нашёптывало о жизни. Перед глазами всплывали ведения недавней битвы: незнакомые артефакты, модифицированные монстры, крики боли и удивления неподготовленных ещё совсем наивных ребят. «Мертвы, все мертвы», — погребальным колоколом гремела болезненная мысль, заставляя душу корчиться от странной боли и жажды мщения.

Араон попытался стиснуть зубы, но что‑то мешало даже этому простому действу, словно дух его уже отделился от тела, но по своей рассеянности забыл отлететь и теперь пребывает в этом мясном гробу, пока тот не изъедят черви. Мужчина поспешил отогнать от себя нелепую догадку. Просто его парализовало, наверное, от травмы или забот двух растрёпанных дурынд, которым несмотря ни на что удалось выжить в этой сумасшедшей бойне, когда пятеро здоровых, крепких…

Как же Важичу хотелось орать. Закричать в голос, чтобы заболело горло, чтобы прояснилось в мозгах и нахлынула спасительная ярость. Но связки не слушались, заставляя постепенно успокоиться и смириться. Протрезвив голову и отметив, что Чаронит ещё не вернулась, он усилием воли подключился к силе пламени и принялся ткать заклятие искажения, чтобы окончательно замести следы и стереть свою ауру с энергетического полотна и стать невидимым для таинственного врага. Так на всякий случай. Ведь кто бы ни желал смерти их маленькому отряду, он будет менее осторожен, веря в свою победу. Да и у отца останется в тылу свой человек, о котором будет неведомо противнику. С такими приятными мыслями Арн открыл глаза.

— Нга-а-а-у-у-у, — проникновенно протянул в самое лицо склонившийся над ним мёртвый полупрозрачный лось с ввалившимися глазницами. — Гкха-а-а…

Такого поворота потрёпанное сознание никак не ожидало и самостоятельно отключилось, швыряя чародея в спасительное забытьё.