Глава 26

Жилет для Шелагина-старшего я успел доделать и передал Шелагину-младшему перед тем, как идти на Изнанку. Рюкзачок для Таисии я тоже закончил, но ей отдам сам, а вот жилет желательно надеть до того, как Шелагины окажутся рядом с «хорошим мальчиком Колей», так как что там в его активе, я не мог даже предположить.

К базе мы поехали немного кружным путем, чтобы по дороге набрать ингредиентов и поискать изнаночный металл. И то и другое было выполнено: ингредиентов я набрал с хорошим запасом и парой грамм нужного металла разжился. Его все равно, даже с учетом трех кинжалов, было ужасающе мало, но набрать требуемое количество больше не казалось невозможным.

Загруженной в первое посещение энергии хватило на то, чтобы полностью очистить базу от мусора, который состоял из рассыпавшихся в труху предметов, сделанных из относительно быстро разлагающихся материалов. Теперь, можно сказать, там наблюдалась стерильная чистота. Я пополнил запас заряженных накопителей, а разряженные, напротив, изъял, чтобы зарядить и их, хотя с этим можно было и не торопиться. Но нужно же мне было чем-то заниматься, пока Олег бегал по базе, ведя запись и с детским восторгом опрашивая Майю.

— Как жалко, что этим ни с кем нельзя поделиться, — после очередного открытия грустно сказал он.

— Почему нельзя? База исследовательская, не военная. Здесь внутри нет ничего стратегически значимого. Уверен, что любые артефакты отсюда уже имеют аналоги среди выкопанных раньше. И сделать акцент на пустых отсеках и кухне. Только звуковую дорожку не забудь убрать, на ней слышно, что ты общаешься с Майей.

— По-хорошему нужно как-то расшифровку языка тоже сделать, — внезапно сказал Олег. — Потому что мне плохо становится, когда я вспоминаю, как модули просверливают, а кристаллы стирают в порошок, возможно невосстановимо теряя при этом информацию.

— Тогда придется объяснять, что из себя представляют модули, иначе те, что с определенным текстом примут за юбилейные монеты.

— Думаешь? — засомневался дядя.

— А ты нет? — усмехнулся я.

— Да, ты прав, — вздохнул он. — С другой стороны, как это объяснить, не раскрывая нашей возможности их считывать? Показать работающий браслет? Да меня из-за него грохнут, когда поймут, что остальные ничего не считывают.

К этому времени была заряжена даже техника на кухне, поэтому Олег заснял еще и создание пищевого концентрата из ничего и даже пожевал его на камеру. Правда, когда камеру выключил, еду сплюнул в ладонь и сказал с отвращением:

— Ну и дерьмо. Как это вообще можно было есть?

— Здесь полный набор необходимых веществ для функционирования организма, — проинформировала Майя. — Все говорили, что невкусно, но если ничего другого не было, приходилось есть это, чтобы поддерживать функционирование организма.

— Разве что если совсем нечего есть… — с сомнением сказал Олег. — Неужели они не могли выйти и кого-нибудь подстрелить? Наверху куча мяса бегает.

— Магом был только один, — напомнил я. — И слабым. Ты бы пошел один на охоту?

— Я что, идиот?

— Вот и он не идиот. А остальные — тоже не бойцы. Ты бы с Лихолетовым пошел на добычу изнаночных тварей?

Олег загрустил. Я глянул на время и спохватился:

— Так, нам пора возвращаться. У меня сегодня еще самолет.

— Эх…

— Закончится всё, можно будет сюда на пару дней отправиться, — предложил я. — Чтобы досконально изучить и решить, что можно безбоязненно упоминать в твоем докладе.

— Разве что…

Выходили мы осторожно. Я первым — и сразу же ввязался в бой со стаей шакалов. Сами по себе они слабенькие, но это — задержка во времени. А самое обидное, что с них ровным счетом ничего не взять, даже мех противный и клочковатый. На всякий случай я уточнил у Песца, но он подтвердил, что не слышал ни про одну методику, способную превратить облезлый мех в пушистый. Не на чем там выращивать шерсть.

До Прокола мы доехали уже без остановок, поскольку я решил тормозить, только если найду поиском металл Изнанки. В запланированное время уложились, чем успокоили Шелагина-младшего, который вместо того, чтобы готовиться к поездке в Дальград, караулил меня на выходе.

— Нужно его в следующий раз с собой взять, — предложил Олег, когда мы уже в обычной машине ехали в Верейск. — Дорогу к базе без нас он не найдет, зато успокоится, когда поймет, что ты занимаешься научной работой, а не охотишься на изнаночных тварей.

— А если он заявит, что это дело княжеской важности и запретит тебе делать доклад?

— С чего бы? База даже не на княжеских землях.

— Но выход к ней от нас или с Дальграда. К нам ближе.

— Обдумать надо, — неохотно сказал Олег. — Стратегической важности база не представляет.

— Серьезно? Рабочая база посреди Изнанки с работающими бытовыми артефактами не представляет стратегической важности? Артефакты, да, не представляют, а вот сама база…

— Ну если только так рассматривать…

Пока возвращались домой, я проверил Метки императора и Живетьевой. Странно, но пока никто из них о потерях не догадывался. И если в Метке Живетьевой иногда проскальзывала злость, то Метка императора светилась полным довольством, чего я у него раньше не наблюдал. Создавалось впечатление, что он ни с кем не ругается и наконец-то получает от жизни удовольствие. Похоже, раньше его нужно было отключить от реликвии, а Шелагину стоит сказать, чтобы убрал со своей все украшения.

В аэропорт мы приехали вовремя, даже раньше Шелагиных, поэтому я мог наблюдать, как они подъехали и выходили из автомобиля вместе с Николаем. Последний был в официальном костюме, и антимагические браслеты закрывались рукавами, но что они там были, я видел по его ауре — такое от владеющего даже основами целительства не скрыть.

Как только он меня заметил, Метка полыхнула ненавистью и, к удивлению, каким-то довольством, сам же Николай приветливо улыбнулся и сказал:

— Илья, мне очень жаль, что в результате недоразумения ты считаешь меня врагом.

— Можешь не стараться, я чувствую, как ты ко мне относишься, — отрезал я.

— А как бы ты относился к человеку, который может забрать принадлежавшее тебе по праву?

— По праву чего?

Я не собирался вступать с ним в полемику, но почему-то не смог удержаться.

— По праву рождения, разумеется, — невозмутимо ответил он. — Если бы ты не появился, княжество перешло бы ко мне.

— Реликвия тебя не признала бы. Ты не Шелагин.

— В отличие от тебя я как раз Шелагин, — не без удовольствия заметил он.

— Реликвии наплевать на фамилию, она реагирует на кровь.

Кажется, он еще хотел что-то добавить, но заткнулся, сообразив, что может случайно выдать планы Живетьевой по перенастройке реликвии, о которых точно знал. И которые пока еще нигде не прозвучали, кроме как в частных разговорах.

— Мне он тоже пытался внушить, что всегда любил меня как родного отца, — проворчал Шелагин-старший. — И я бы ему поверил, если бы не слышал его признание под зельем.

— Ты уверен, что зелье заставило меня транслировать мои мысли, а не чужие? — повернулся к нему Николай. — Под зельем внушить можно много чего. О том, что ты не мой отец, я узнал не так давно, почему я должен тебя ненавидеть?

Он выглядел таким убедительным, что и я бы поверил, не передавай мне Метка его эмоций в точности. Вот и Шелагины засомневались, правда говорить ничего не стали, но по их лицам было заметно, что Николаю удалось поколебать их уверенность. Говорить он больше ничего не стал, отвернулся от нас и тяжело вздохнул.

Так же тихо сидел он и в самолете. Шелагины бросали на него виноватые взгляды: все же семнадцать лет они считали его близким человеком и одно короткое признание под зельем не могло резко оборвать это отношение. Поэтому и разместили его в княжеском салоне, а не вместе с охраной. Прислуги для замка была отправлена обычным рейсом и должна будет ожидать нас уже на месте.

Честно говоря, мне было спокойней от осознания доступности Николая в самолете: было нечто в его метке, вызывающее подозрение, что что-то с полетом пойдет не так. Но вот что именно? Вряд ли он решит угробиться вместе с нами. Если бы Шелагины официально объявили, в чем причина такого отношения к Николаю, всем было бы проще, но они решили держать лицо до последнего, а значит, у него оставалась надежда, что все вернется и он опять будет считаться наследником княжества.

Пока избавление от него представлялось как переход потенциально сильного мага в клан, сопоставимый по силе с Шелагиными: в подчинении Живетьевых было чуть ли не больше родов, чем во всем нашем княжестве. И выглядело все прилично: подвинутый в очереди наследников княжич решил заняться целительством. Можно сказать, всю сознательную жизнь об этом мечтал, а когда появилась возможность — не удержался. Немного попортит картину вывод его из Рода, после чего он наследовать княжество не сможет ни при каких условиях. Но кто будет об этом знать? Император может пойти на поводу у Живетьевой и объявить наследником вышедшего из рода парня. Против его решения князья выступить побоятся, не зная об утрате доступа к реликвии.

В самолете Николай демонстративно уставился в окно, еще более усиливая чувство вины Шелагиных. Правда, ни один, ни второй больше говорить с почти бывшим членом семьи не стали, но чувствовали перед ним неудобство. Мне казалось, что еще немного — и Николай дожал бы их на какие-нибудь преференции.

Но этого в его планах не было. Примерно на середине пути, когда все старательно притворялись спящими, Николай засуетился и отправился в туалет. Не думая о том, как может выглядеть мое поведение со стороны, я скастовал оглушение, как только его метка зажглась радостным предвкушением. После чего точечным заклинанием выбил замок на двери в туалет.

Николай успел открыть Пространственный карман и извлечь оттуда бомбу, аналогичную той, что пошла на взрыв усадьбы Живетьевой. При этом пространственный карман остался открытым и был он совсем не пустым.

«Какой замечательный телепортационный артефакт. А эти артефакты — точно шелагинские, им вернуть надо».

Не беспокоясь о целостности Николая, я поволок его по полу в княжеский салон. Ко мне уже спешили оба Шелагина.

— Что случилось? — спросил старший.

— Николай хотел нас взорвать, — ответил я и показал пронесенную им бомбу. — Достал из пространственного кармана.

— Как-то странно, он мне суицидником не казался…

— Он и не планировал умирать — у него в заначке есть телепортационный артефакт. Точнее, был, потому что я его изымаю в свою пользу, а вот эти изымаю в вашу.

Я принялся опустошать пространственный карман Николая, выкладывая перед Шелагиным артефакты.

— Н-да… — бросил Шелагин-старший. — Ведь я почти засомневался в правильности полного разрыва отношений. А он нас не только обманул, но и ограбил.

— Встает вопрос, откуда у него бомба… — сказал Шелагин-младший.

— От Живетьевой. Нас такой же планировали взорвать. Тогда на моем участке в Дальграде.

— Я к тому, что он вряд ли постоянно носил ее с собой, — пояснил княжич.

— У меня зелья с собой. Можно допросить.

— Действуй, — согласился князь.

Прежде чем приводить допрашиваемого в себя, я включил запись на телефоне (на куртке она велась постоянно, но почему бы не сделать дублирующую?) и влил в Николая зелье.

Бомба и телепортационный артефакт оказались подарком от любящих бабушки и дедушки — тех, кто со стороны отца. Передал посылку один из слуг в княжеском доме. Причем не за деньги, а за идею, так как был уверен, что бедного мальчика несправедливо оговорили и лишили законного места в пользу непонятно откуда вылезшего бастарда старшего княжича. О том, что именно передается Николаю, слуга не знал, но это вряд ли его извиняло.

— Потому что княжество должно быть моим! — вопил Николай, так торопясь выложить всё, как будто ему кто-то угрожал смертью, если задержит хоть на немного ответы на вопросы. — Я законный наследник! Почему я должен уступать свое место какому-то ублюдку? А так все прекрасно получилось бы: авиакатастрофа с единственным выжившим. Уверен, император не стал бы особо углубляться в расследование, спустил бы всё на тормозах. Он уважает Арину Ивановну и не будет против нее действовать. Да он вообще у нее с руки ест, она сама так говорила. Что проведем идиота, он и не заметит, как останется не только без моего княжества, но и без власти в стране.

На мой взгляд, это было прекрасно. Если император после этого вдрызг не разругается с сообщницей, то я уже и не знаю, что делать.

— С реликвией княжеской что собирались делать? Она тебя не приняла бы.

— Арина Ивановна ее перенастроила бы без проблем. Она любую реликвию может перенастроить.

Он говорил все медленнее и медленнее, а на лице проявлялось осознание грядущих проблем. Совсем скоро действие зелья прекратилось, и Николай высокомерно заявил:

— Признание, полученное под зельями, не может использоваться в суде. Более того, вы не имели права меня допрашивать ни под зельями, ни без них по причине моего несовершеннолетия. Это нарушение моих прав.

Я отключил запись и предложил:

— Давайте его ссадим с самолета.

— Это убийство, вы за это ответите. Мои родные этого просто так не оставят.

Николай опять принял высокомерный вид, как будто не он только что признавался в попытке нас убить.

— Интересующимся скажем, что он сам выпал в туалете, когда подготавливал взрыв. — продолжил я. — Что-то пошло не так — и Николай взорвался. Бомбу ему дефектную передали, пусть Живетьевы винят себя.

Конечно, придется пожертвовать полом туалета, но самолет потом я герметизирую и он больше никого не потеряет по дороге. Долетим.

— Интересное предложение, — согласился Шелагин-старший. — И я бы его поддержал, если бы не очень интересные вещи, которые Николай наговорил на камеру. Мы не сможем использовать эту запись, если займемся самосудом.

Скрепя сердце я с ним согласился, напомнив, что если причина изгнания из клана не будет озвучена, то покушения продолжатся, потому что Николай не оставит желания «вернуть свое княжество».

В аэропорту нас встречали родители Эрнеста Арсеньевича, и по их виду никто не сказал бы, что они рассчитывали встретить только внука, да и то не здесь, а там, куда был настроен телепортационный артефакт.

Отрекся от Николая Шелагин-старший еще в самолете. По причине отсутствия биологического родства и многочисленных попыток убить княжеское семейство — так и значилось в графе. Когда мы проходили мимо родителей Эрнеста Арсеньевича, Шелагины даже головы в их сторону не повернули, но Живетьевы их внимание привлекли сами.

— Павел Тимофеевич, куда вы? — засуетилась Живетьева. — Нам нужно осуществить переход мальчика из рода в род.

— От нас он выставлен, — холодно ответил князь. — Я не буду мешать вам принять его к себе.

Николай как раз спускался по трапу, повесив голову и ни на кого не глядя.

— Но позвольте, мы договаривались на другое! — возмутился Живетьев.

— Судя по тому, что ваш внук пытался нас убить переданной вами бомбой, вы с нами ни о чем договариваться не собирались.

— Мы? Что вы такое говорите? — возмутилась Живетьева. — Это оскорбление.

— У нас есть запись признания Николая, так что забирайте его и убирайтесь! — рявкнул князь. — И чтобы я не видел никого из вас!

— Идиот! — повернулся к внуку Живетьев. — Такой простой план — и тот умудрился испортить. Весь в мамашу пошел, она тоже была беспринципная дура.

Что там он говорил дальше, я не слышал, так как мы сели в подъехавшую машину. Одно точно — Живетьевы не бросили внука около самолета, хотя и высказали ему много чего.

— Надо же, — недовольно сказал князь. — Уже репортер «Дальградского Вестника» интересуется, за что так жестоко поступили с Николаем. Нужно будет ему отправить обе записи, с комментариями.

— Тогда не будет эффекта неожиданности у императора, — заметил я.

Последнее было очень важно. Кто знает, как он себя поведет, когда услышит признание Николая и поймет, что реликвия ему больше не подчиняется.

Загрузка...