Эта новость для остальных уже давно была не новостью. Я хотел было приступить к очередной медитации, но Ломоносова в поместье не было уже второй день.
— И где его носит? — спросил я строго Семёна.
— В церкви-с.
Я удивился. Если вспомнить, что его оттуда изгнали, непонятно почему он вдруг решил замаливать грехи.
«Ладно, это пока отложим».
Я вышел на пробежку и разминку. На улице уже гостила первая осень, но было всё так же тепло. Я наматывал круги по яблоневому саду, вдыхая аромат природы. Крепостные уже начали собирать урожай, и то тут, то там можно было увидеть мальчишек и женщин, собирающих яблоки в плетёные корзины. Как только они наполнялись, красавицы несли фруктовый груз на голове, напевая песни.
Насколько я понял, Барятинские относились к своим людям по-божески. Семён буквально молился на моего отца, который ввёл такие порядки и совсем ничего не говорил про давно почившего деда, что указывало в разность подходов в управлении хозяйством.
Я добежал до своей привычной полянки, где продолжил уже магическую тренировку. Заклинания огня срывались с рук в разы быстрее, но меня интересовала тень. Сегодня я носился как угорелый, смещая тело под немыслимыми углами, пока не получилось сделать траекторию полукруга.
В дуэли я использовал только-только изученную технику, при которой смещения можно было делать в форме линии. Теперь же я освоил и двухточечный маршрут, при котором мог маневрировать буквой «Г», но всё упиралось в размер тени. Пока она равнялась полтора моих роста, такие финты не очень-то полезны. Однако понять принцип их действия и ввести в практику стоило того.
Я был упорен в своём желании добиться прогресса, и потому спустя пять часов тень пополнилась ещё одним процентилем. Теперь у меня их было пять. Я тут же протестировал свои возможности и был приятно удивлён. Рост тени увеличился сантиметров на двадцать, и я мог уклоняться ещё дальше. О материализации пока речи не шло, но какой-никакой успех.
Мой желудок давно уже урчал как голодный динозавр, ведь завтрак я пропустил, но с лихвой нагнал на обеде, поглотив такое количество блюд, что заставил сестру и мать таращиться на меня как на внеземное существо.
— Как в тебя столько влезает? — заметила Ольга Дмитриевна, элегантно разрезая ножом курочку и кладя в рот маленькие кусочки.
Я же держал по целой ножке в каждой руке и наслаждался вкусом нежнейшего мяса. Степановна умела готовить так, что сверху оно было с хрустящей корочкой, а внутри таяло во рту. Как кулинарный ценитель в прошлом, я не мог не отметить её виртуозного владения искусством готовки и потому нахваливал стряпню этой женщины при первой же возможности, заставляя богиню кухни смущённо отмахиваться.
— Может, у него паразит завёлся? — размышляла вслух Анна, заставив матушку отложить нож и вилку на тарелку. — Ну, знаешь мам, такой длинный ленточный червь.
Ольга обмакнула губы в салфетку и дала затрещину дочке, а потом обмахнулась рукой, как будто её едва не стошнило.
— Чтоб я больше не слышала подобное за столом!
— Маменька, мне кажется, это Анне надо провериться. Такой ехидной в её возрасте ну никак нельзя быть.
— Давно ходить под себя перестал? — вспылила девушка.
— Пора бы уже тебе повзрослеть, сестричка, а то так распугаешь всех женишков, — я облизнул пальцы и положил кости на тарелку, её тут же унёс Егорка — тот самый мелкий веснушчатый головастик, что запер меня в кладовке, когда я только-только появился в этом мире.
Мальчишка ни секунды не раскаивался в своём поступке, а глаза так и горели дьявольским огоньком, как бы нашкодить ещё больше. Не помогала даже порка. И откуда столько энергии в двенадцатилетнем тельце?
— Моё замужество тебя не касается, — вспылила сестра.
— А я думаю, засиделась ты в девках, Анна, пора бы уже косу заплести… — я едва успел уклониться от летящей рыбьей головы.
Она попала прямо в мальчишку с подносом, и тот выронил тарелки с объедками на пол.
— Анна, что ты творишь? А ты, Артём, зачем допекаешь её? Вы хотите довести меня? — грозно сказала Ольга Дмитриевна.
Вопрос о замужестве уже давно остро стоял в поместье. Младшая Барятинская отвергала всех женихов, даже тех, что могли поправить финансовое положение рода и предоставить ему места силы.
По сути, мы держались сейчас только на родственниках с других семей, любезно предоставлявших свои ресурсы для обучения наших бойцов. Но долго так продолжаться не могло.
Потому Анна так остро и отреагировала на мою реплику. Отец разбаловал её и позволил сам выбирать жениха, тогда как другие родители назначали пару своим детям. Я бы не стал так задевать сестрёнку, но она сама напросилась, пусть последит за своим острым язычком.
В общем, обед мы закончили в тишине, только со двора доносились подвывания служки, которого прилюдно пороли за разбитые тарелки. Этот дьяволёнок скорее играл, чем действительно корчился от боли — я уже не раз видел, как мужики из боевого крыла колотят его тренировочными мечами, а тот хоть бы хны, лыбится как дурной, сколько ни ударь его по голове. Такое чувство, что она у него чугунная.
Я вышел на улицу, приятная тяжесть в животе намекала на послеобеденный отдых, но я хотел потратить это время на другое дело.
— Что Егорка, получил нагоняй? — я присел на лавочку рядом с ним, мальчишка грязными руками теребил пыльную рюшку рубахи.
— Как кобыле сена надавали! — ощерился он не унывая. — Да мне-то что, барин? Лишь бы веселье было, а то без смеха и день не день!
— Погляжу ты у нас весельчак, — заметил я и лениво смотрел, как проезжает мимо телега, груженная яблоками. Амбары Барятинских ломились от урожая — в этом году он был рекордным за последний десять лет. — Семён сказал всё, больше не будешь ты работать на кухне.
Егорка вытер соплю и махнул рукой.
— Не моё это призвание, барин, — важно сказал головастик.
Я чуть не расхохотался.
— А в чём же ты хорош?
— Ну, я выносливый, — гордо выпятил он хилую грудь, — а ещё быстрый.
— Ого, ну с такими навыками не пропадёшь, — поддакнул ему я. — А что же матушка? Поди тяжело ей теперь без помощника будет, ты ведь самый старший из пяти детей?
Парнишка насупился и, опустив голову, сжал кулаки.
— Переживём, я что-нибудь придумаю.
— Батька пьёт?
— Пьёт.
Он не скулил, не просил подачек и здесь повёл себя как маленький мужчина, а не шкодливый засранец. Это мне понравилось. Тем более, спектр моих возможностей расширялся. Нагрузка на Семёна выросла, хоть тот и не жаловался, но камердинеру тяжело было находиться в нескольких местах сразу. Опыт старика мне нужен под рукой, а вот мелкие поручения некому выполнять. Из разряда «принеси-подай». Здесь мне требовался преданный человек, что не побежит с доносом к матушке.
Её мало кто любил, но перечить не смели. Егорка же — отдельный случай. На него давно все плюнули и не пытались перевоспитывать. Такой сможет вытерпеть и побои, и розги, но не проколется.
— Шебутной ты Егорка, а ведь не глупый малый, совсем не глупый, — я зажмурился от лучиков солнца, упавших на глаза. — Нехорошо такому таланту пропадать. Говоришь, придумаешь что-то, а что ты можешь? Пойти воровать?
— Да хоть бы и так.
— И чего ты добьёшься? Расстроишь матушку, оставишь помирать с голоду братьев и сестёр? Они ведь без твоей помощи совсем никак.
Мальчишка до побеления пальцев сжал доску и прикусил губу.
— С таким подходом только острог светит, Егорка, — я сорвал соломинку и смотрел, как ребёнок медленно переваривает сказанное, проходя через все стадии осмысления, эмоции одна за другой проскакивали по его лицу, а тело извивалось под лавкой, не в силах усидеть на одном месте хотя бы полминуты.
— Что же мне делать? — он с надеждой посмотрел на меня, отбросив привычную весёлость.
Я пожал плечами и сплюнул надкушенную сочную соломинку.
— А мне по что знать? Это твои проблемы…
Мальчик раскачивался туда-сюда и, будто что-то решив для себя, соскочил со скамьи, взъерошил бешено сухие волосы и бухнулся в ноги.
— Артём Борисович, возьми меня к себе!
— И зачем оно тебе? — спросил я, не глядя на него. — У меня всё строго, палками не бью, но дураков не держу. Боюсь, не справишься ты, непослушный боле.
— Справлюсь, барин, справлюсь! — с горящими глазами сказал мальчонка. — Семён с Феликсом, как к вам попали, так ходят, задрав нос, все при деньгах, сыты, умыты…
— Они не просто так харчи свои лопают, — я встретился с Егоркой взглядом. — Оба работают без отговорок.
— Я тоже буду работать, Артём Борисович! Возьмите, богом прошу, не пожалеете. Всё буду делать, хушь побить кого, так это мигом.
Я расхохотался над этим микровоином.
— Ну, с этой задачей и без тебя есть кому справляться. Дай-ка подумать, — я нарочно напустил на себя важный вид и тянул время, заставляя парнишку нервно ловить каждое изменение на моëм лице. Для себя я уже давно всё решил, главное было хорошенько помариновать этого хлопца. — С почтой справишься?
— Справлюсь, барин, да ещё как! Мои ноги сами по себе бегают, вы только укажите куда. Всё донесу, всё доставлю, никого не подведу!
— Главное, чтобы и голова на месте оставалась. Ладно, попробуем, чего уж там, но говорю сразу — один промах и пойдёшь ты на все четыре стороны, Егорка.
— Понял, барин.
— Хорошо, что понял, тогда вот тебе первое поручение — беги, найди Ломоносова. Он сейчас в церкви. Передай ему, что Артём Борисович хочет видеть его сегодня вечером по срочному делу.
— … срочному делу, — повторил про себя Егорка и повернулся, чтобы драпануть.
— Стой, на вот матушке передашь, — я кинул ему два рубля, на которые можно было купить хлеба на пару дней, больше давать не стал, чтобы у нового посыльного был стимул доказать свою полезность.
Я договорился с Семёном, чтобы тот уладил вопрос с мальчишкой, а сам пошёл в зачаровальню. Дела у нас пошли споро. За пять ножей мы чистыми обогатились на пять тысяч рублей. Елисею с этой суммы досталось двести девяносто целковых (он получал десять процентов только со своих изделий, что я считал вполне справедливым), а Феликс выручил сотню.
Для Громовца это довольно большие деньги. Тем более для вчерашнего жулика, который в месяц, даст бог, наскребал триста рублей, а тут буквально за три-четыре дня. Это сподвигло его наседать на Елисея ускорить темп производства. Рыжий торгаш, как типичный игрок в лотерею, с замиранием сердца ждал: получится ли очередной артефакт или сегодня пусто.
После пары удачных ножей закономерно последовал откат, но мастер не унывал — он знал эту систему от и до, потому лишь посмеивался над жадным коммерсантом.
— Чего ты ржёшь, плешь старая? Давай работай! Ну же, мне деньги нужны! — ходил из стороны в сторону Феликс.
Елисей протирал набор фокусировочных камней тряпочкой и складывал их в пазы-формочки.
— И на что они тебе так скоро понадобились? — я вошёл в комнату как раз посреди разыгравшейся сцены. — Ты же только недавно получил комиссионные, уже всё потратил?
— Артём, ты тут, здравствуй дорогой. Не хочет работать, — махнул он рукой на Камнезора. — Вот заставляю, кричит — ману истратил, одни убытки от дурака, столько ножей перевёл…
— Так зачем тебе деньги? Опять варить собираешься?
— Я подхожу к делу по-деловому, барин, нельзя останавливаться, когда фортуна лицом повернулась. А хоть бы и на варку? Ты представляешь, какие деньги люди готовы отдать ради новых волос? Их не так просто отрастить…
— Серьёзно?
— Ещё как! Не у всех есть выход на некромантов, да и мало их, Артём Борисович, на всех не напасёшься. Люди страждят… Я же о них пекусь, — его глаза даже заблестели от такой самоотдачи, пытаясь выдать слезинку.
— Так вот, в чём дело, а я думал, ты о своём кармане печёшься, — я с улыбкой переглянулся с Елисеем.
— Ему всё мало, как свинье брюха. Не слушай ты его, барин, — мастер косо посмотрел на торгаша.
— Пушинка к пушинке и выйдет перинка, а ты, старый козёл, не наговаривай на меня. Забыл, кто тебя в люди вытащил? Да если бы не я, ты свою десятину нескоро бы получил. Скажи спасибо. На мне всë держится — на продажах…
— Ага, продавал бы ты воздух, без моих ножей. Ах да, ты же уже им торговал, и как успехи?
— На хлеб с солью хватало…
Их ругань можно было слушать бесконечно, поэтому я просто мысленно махнул рукой и взял фокусировочный камень на тень. Сегодня я хотел попробовать создать что-то новое. От цепкого взгляда Феликса это не ускользнуло, так что вскоре он прекратил препираться с мастером и, облизываясь, как кот на сметану, мягонько подступил сбоку. Даже привстал на цыпочки, чтобы убедиться — это оно.
Елисей тоже расположился рядом и, нахмурившись, скрестил руки на груди — для него новая стихия была за гранью понимания, ведь он смыслил только в стандартных трёх: в воде, огне и ветре. Мастер работал над тем, чтобы вернуть себе былую форму, но никогда не поздно учиться чему-то новому.
Он смотрел, как молодой ученик один за другим разрушает ножи, и сердце старика кровью обливалось — он никак не мог помочь.
«Дурная ты голова, пёс шелудивый, бесполезная колода», — как только ни ругал себя мастер, но жадно ловил конструкт теневого узора, пока не нашёл закономерность на тридцатой болванке.
— Артём, стой, вот тут смотри, как попробуй, — он показал пассаж и, покопавшись в закромах мастерской, вытащил вдруг чёрный плоский кругляш и вставил его в паз фокусировочного камня как насадку, — должно полегче пойти.
Это был гематит, специальный ингредиент для работы с тенями. Он позволил мне сгладить некоторые моменты, где я больше всего проседал. Я даже не знал, как объяснить заключавшуюся проблему. Если при контакте с другими стихиями работа шла с чем-то материальным, то здесь иной расклад. Ведь тень могла быть как объёмной с физическими принципами, так и чем-то иллюзорным, не поддающимся логике. Я не знал, за что ухватиться.
Учебник по зачарованию тени основательно прочтён, но там были только азы. Я уж было решил — не поспешил ли? Теоретической базы не хватало, но упрямство взяло своё. Спустя шесть часов работы в режиме медитации на втором плане бытия я был выжат как лимон и плюхнулся в подставленный Феликсом стул. Всё это время мои спутники были рядом, помогая в мелочах и чуть ли не вырывая у друг друга тряпочку, чтобы вытереть пот с лица барина.
Нож окутался светло-серым слоем, исчез из материального мира и снова вынырнул. О его появлении известил металлический звон о гранитную плиту. Д’Арманьяк едва не схватил его, но Елисей чудом успел оттянуть за шкирку торгаша и первым взял в руки артефакт.
— Так-так, — бурча себе под нос, он исследовал получившийся нож, чуть ли не пробуя его на зуб, — один процентиль… С узором, конечно беда — ещё поработать надо, но для продажи пойдёт.
— Так дрянь или нет? — нетерпеливо спросил Феликс.
— Сам ты дрянь, рыжая харя. Вещь добрая — иди уже, — он бросил нож жулику и тот немедля ринулся прочь в конюшню. По его словам, в соседнем городе как раз был интересующийся тенями дворянин.
Меня эта гонка сильно подкосила. Не думал, что так сложно работать со стихиями при пяти процентилях. Надо бы увеличить сначала их значение — иначе ни на что другое не будет хватать сил. Мана и вовсе вся ушла, так не пойдёт. Я отыскал в библиотеке мастерской две книжицы: «Теневой баланс, методика создания зачарованного оружия» и «Власть силуэтов, история запретной стихии».
Оказывается, раньше эту силу долго сдерживала церковь, потому что с помощью неё можно было преодолевать барьеры. Клирики забили тревогу и сняли анафему, только когда придумали новую технику построения своих защитных заклинаний. До этого любого, кто осмелился освоить тени, казнили без суда и следствия. Вот такой вот прагматичный подход у церкви.
К тому моменту, как я подошёл на ужин, Ломоносов уже был дома. Я отвёл его в сторону.
— Что с тобой такое, Иван? Мы же договаривались на сеанс утром.Что ты делал в церкви?
Мужчина согласно кивал и смотрел в пол, поправляя очки.
— Артём, ты новости читаешь?
— Ты про того некроманта, что ли?
— Про него именно, — нервно вздохнул Ломоносов.
— Ну и что? Неужели ты думал, что Скаржинский спустит покушение на тормозах?
— Да, но я ему помогал, Артём. Ты не понимаешь, я… — он положил мне руку на плечо и второй большим пальцем указывал себе в грудь, — я помог ему выследить этого человека, — по его лицу пробежала мрачная тень. — Мы так не договаривались. Володя сказал, что ему сломают ногу или руку в воспитательных целях, но… — он блеснул стёклами очков, перед тем как посмотреть на меня. — Я убил человека, Артём — это большой грех.