Пепел победы

Глава 37

С лужайки донесся очередной всплеск радостного смеха, и Хонор, обернувшись, увидела, как Рэйчел Мэйхью, подпрыгнув чуть ли не выше собственного росточка, сумела-таки обеими руками крепко ухватить летающую тарелочку. Нимиц с Хиппером вертелись вокруг нее, пританцовывая на самых задних лапах и растопырив руки, но даже отчаянное чириканье не помогло. Рэйчел мотнула головой, показала язык (наверное, Хипперу, подумала Хонор, хотя полной уверенности у нее не было) и с изящным поворотом назад бросила тарелочку Саманте. Подруга Нимица перехватила игрушку в воздухе сразу четырьмя лапами — передними и средними. Приземлившись, она быстро оглянулась. К ней уже устремились Артемида и Фаррагут, по пятам за взрослыми неслись Язон и Ахиллес. Котята радостно верещали — для них эта игра, безусловно, была контактным видом спорта. Саманта увернулась от Артемиды, перепрыгнула через Фаррагута и метнула диск Джанет, сестре Рэйчел, за полсекунды до того, как Язон и Ахиллес устроили маме кучу-малу.

Тарелочка неслась прямо к Джанет. Пальцы девочки уже почти коснулись диска, но тут прямо перед ней взвилось в воздух кремово-серое пятно, и Того, перехвативший тарелочку в самый последний миг, с победным кличем пустился наутек, преследуемый шестью детьми (двумя девочками и четырьмя древесными котятами) и тремя взрослыми котами. Восторженный человеческий визг и веселое кошачье чириканье. Веселый смех, и человеческий и кошачий, звенел над лужайкой. Хонор расслышала за спиной басовитый смешок одного из своих гостей.

Обернувшись, она увидела, что Бенджамин Мэйхью укоризненно качает головой.

— Это все из-за вас, знаете ли, — сказал он, кивком указав на клубок маленьких дьяволят, перекатывающийся по лужайкам Харрингтон-хауса, опустошая цветочные клумбы.

— В чем моя вина? В том, что я привезла котов?

— И в этом тоже. Но хуже всего — эти ваши летающие тарелочки, — прорычал Мэйхью. — Особенно в сочетании с девочками. Они заполонили всю планету. Теперь жизнь доброго грейсонца не будет стоить и цента, если ему вздумается прогуляться по Центральному парку Остин-сити, когда дети не заперты в школе.

— Все претензии к Нимицу. Он просто шалеет от этой игры.

— Ой ли? А кого же это я видел такого шумного, кто учил запускать эту вертушку и Рэйчел, и Джанет, и Терезу, и Хонор? По-моему, это было как раз перед тем, как вы вернулись на Мантикору. Припоминаю, это была какая-то женщина… рослая и с одной рукой. А в этом году она вернулась — ровно под Рождество — и подарила каждой из девочек собственную летающую тарелочку.

— Ума не приложу, кого вы имеете в виду, — с достоинством отозвалась Хонор. — Здесь какая-то ошибка: насколько мне помнится, на Грейсоне вообще нет высоких женщин.

— Никакой ошибки! Одну я знаю точно, и знаю, что она первейшая смутьянка и безобразница, которой не было со дня прибытия. От одного этого зрелища…

Протектор снова махнул в сторону лужайки. Две его старшие дочери с большим трудом загнали Того в угол — и все их старания привели лишь к тому, что под самым их носом Того аккуратно перепасовал тарелочку Фаррагуту.

— … многих наших консерваторов хватил бы апоплексический удар. Почему здесь нет лорда Мюллера! Став свидетелем столь наглого надругательства над святыми устоями, он бы наверняка удалился отсюда ногами вперед. Из гостей да прямиком в свежую могилу.

Гости рассмеялись.

— Бесстыжие вы люди, вам бы только хихикать, — фыркнул Бенджамин. — А вот мне как Протектору и сеньору ленного владения Мюллеров пришлось бы оплакивать его безвременную кончину. И возиться с завещанием. Вот жалость-то.

Последние слова уже мало походили на шутку, и кое-кто из гостей непроизвольно скривился. «В чем-то они правы», — подумала Хонор, посматривая через лужайку. На той стороне, в тени за легким столиком сидели жены Протектора, Элейн и Кэтрин. Старшая жена возилась с первым сыном Бенджамина, Бернардом Раулем, ставшим теперь наследником Меча вместо Майкла, брата Протектора (как говорили, к великому облегчению Майкла). Элейн читала вслух Хонор и Александре Мэйхью. Александра, будучи двадцати одного месяца отроду, спокойно лежала в колыбельке, слушая журчание маминого голоса, а вот семилетняя крестница Хонор Харрингтон явно предпочла бы не выслушивать всякие разности, а носиться по поляне вместе с бандой летающей тарелочки. Увы, излишняя прыть лишила ее этого удовольствия: на сломанную руку был наложен тугой лубок. Достижения медицины и юношеская способность к быстрому заживлению сделали переломы совсем не опасными, однако все консерваторы планеты пришли в ужас, узнав, что младшая дочь Меча сломала руку, пытаясь залезть на самое высокое дерево, какое нашлось в саду Дворца Протектора.

«Вот еще одно происшествие, которое запросто можно приписать моему дурному влиянию», — сухо подумала леди Харрингтон, вспоминая, как Мюллер, ни разу не высказавшись напрямик, исподволь пытался навести общество именно на эту мысль. Слегка нахмурившись, Хонор обернулась к Бенджамину: ее не покидало ощущение, будто с именем Мюллера в сознании Протектора связано нечто куда более мрачное и серьезное, чем обычное упрямство замшелого ретрограда. Но обсуждать эту тему, во всяком случае с ней, Бенджамин не желал. Почему — оставалось лишь гадать.

— Может, мы все тут и бесстыжие язычники, сэр, — сказала контр-адмирал Грейсонского космического флота Харриет Бенсон-Десуи, — но узнали планету достаточно хорошо, чтобы понимать: Мюллер не вправе говорить за весь народ.

Собравшиеся на террасе дружно закивали.

— Ни за весь, ни даже за большинство, — согласился Бенджамин. — Но, судя по результатам опросов, сторонников у него немало.

— Если ваша светлость позволит высказаться «неверному», я не стал бы придавать этим опросам столь уж большое значение, — вступил вице-адмирал Альфредо Ю, бывший хевенит, затем первый флаг-капитан Хонор Харрингтон, а ныне первый заместитель командующего гвардейским флотом Протектора. А фактически командующим, ибо формально эту должность занимала все та же леди Харрингтон, обремененная различными обязанностями сразу в двух мирах. Кроме того, должность эта оказалась важнее, чем предполагалось поначалу, ибо, кроме кораблей Елисейского флота Бенджамин и Уэсли Мэтьюс вознамерились передать Ю еще и эскадру супердредноутов: три уже проходили ходовые испытания, а два вот-вот должны были сойти со стапелей. Кроме того, верфи Звездного Королевства уже заканчивали подготовку на заказ для пополнения гвардии двух носителей ЛАК.

— Не знаю, Альфредо, — вздохнула коммодор Синтия Гонсальвес. — По всему выходит, что оппозиция серьезно настроена увеличить свое представительство в нижней палате. В новостях прошлой недели говорилось о двенадцати местах.

— Теперь толкуют уже о четырнадцати, — поправил капитан Уорнер Кэслет. — Но мне эти данные кажутся преувеличенными. Вся информация идет через недельные опросы Кантора, а его контора, как бы они там ни отбрехивались, куплена Мюллером с потрохами. Даже если они используют достоверные данные, их прогнозы по поводу успеха оппозиции как-то чересчур оптимистичны.

— И совершенно не сходятся с реальными цифрами, — фыркнула Сьюзен Филипс. — По-моему, кто-то хорошо платит за то, чтобы их циферки все время держались на нужном уровне. Но избирателей обрабатывают по полной программе. Не могу только сообразить, чего именно они добиваются: то ли воодушевить своих сторонников, то ли добиться разочарования противников — убедить наших вовсе не ходить на участки, чтобы отнять голоса у правительства.

— Кажется, вы, ребята, — задумчиво заметил Бенджамин, — чересчур пристально интересуетесь здешней внутренней политикой.

— Ваша светлость, — пожал плечами Ю, — многие из нас своими глазами видели, как в наших родных мирах правительства рушились или, наоборот, возносились к вершинам власти лишь потому, что лидеры долистов и Законодатели располагали прекрасно управляемой «избирательной машиной», поставлявшей им «честно отданные» голоса. Наш живой интерес к политическому процессу вполне понятен. Те, кто однажды уже потерял родину, решительно не хотят повторения этого опыта. Ну а уроженцы Народной Республики, испытавшие все прелести диктата власти на своей шкуре, готовы защищать подлинную свободу слова и свободные выборы, как никто другой.

— Мне жаль, что вы до сих пор не получили права голоса, — с искренней улыбкой сказал Бенджамин, — ибо именно на таком мировоззрении и зиждется свобода. А потому я с нетерпением жду того часа, когда все вы, а не только адмирал Ю, сможете участвовать в голосовании.

— Хэй! — напомнила Хонор, — у меня-то право голоса есть!

— Есть-то есть, — вздохнул Мэйхью, — но поскольку решительно всем известно, что «это моя ручная иномирянка» (а более предвзятые граждане утверждают, что это я ваш ручной Протектор), каждый заранее знает, что вы никогда не выступаете против моих реформ. Наши сторонники обычно соглашаются с тем, что вы говорите, но они и так наши сторонники. А приятели Мюллера или просто не станут слушать, или примутся выдергивать из контекста цитаты, которые льют воду на их фанатическую мельницу.

Он говорил легко и непринужденно, но в эмоциях ощущалось горькое послевкусие. Хонор нахмурила брови. Горечь была острой и усугубленной тем, что он не хотел обсуждать с ней ее причину.

— Вы и правда опасаетесь потерять голоса в Нижней палате? — тихо спросила она, и Протектор пожал плечами.

— Цифры не назову, но какие-то потери, несомненно, будут. А может, и посущественней, чем «какие-то» — если нынешние тенденции сохранятся.

— А вот я, сэр, в эти потери не верю, — заявил Ю и улыбнулся в ответ на вопросительный взгляд Протектора. — Публикуемые сейчас результаты опросов, ваша светлость, свидетельствуют не о радикальном сдвиге в общественном мнении, а о проведении оппозицией активной агитационной кампании. Хорошо оплаченной, потому что деньгами они швыряются просто без счета.

Неожиданно Хонор ощутила полыхнувшую от Мэйхью вспышку ярости. Направлена она была вовсе не на адмирала, к тому же Протектор погасил ее почти мгновенно, однако Хонор поняла, что сказанное Ю каким-то образом резонирует с темой, от обсуждения которой Бенджамин уклоняется. И еще: она припомнила очень похожее эхо эмоций своей матери, возникавшее, когда заводили речь о Мюллере.

Почувствовав за спиной присутствие Эндрю Лафолле, Хонор мысленно сделала пометку: если существует причина, по которой и ее мать, и Протектор стараются держать ее в отдалении от одной и той же темы, следует нажать на Эндрю: не может быть, чтоб он был не в курсе. Тем более что в чувствах Протектора угадывался мотив «ради ее же блага», словно он опасался, будто какая-то информация способна ей повредить.

— Надеюсь, вы правы, адмирал, — с невеселым видом ответил Бенджамин на замечание Ю. — Хочется верить, что даже карманы оппозиции не бездонны.

— Думаю, сэр, адмирал скорее всего прав. А уж Хари права несомненно, — подал голос бригадный генерал Анри Бенсон-Десуи, сидевший, как всегда, рядом с женой, обнимая ее за плечи. — Консерватизм обычно присущ людям, которым в случае изменения государственной системы грозят наиболее существенные материальные потери. Поскольку люди, которым есть что терять, наверняка располагают средствами, понятно, что они могут солидно финансировать политическое движение традиционалистов. Но всему есть предел. Я не верю, что Мюллер обладает неисчерпаемыми ресурсами, но даже если так, фальшивые результаты общественных опросов только вводят его сторонников в заблуждение. Чем ближе выборы, тем больше его сторонников неожиданно для себя выяснит, что они совсем не так сильны, как им казалось.

Хонор кивнула, скрывая улыбку: дефект речи, которым Анри и Харриет страдали на Аиде, бесследно исчез, стараниями сначала Фрица Монтойи, а потом Харрингтонской нейрологической клиники. Вернув четкость речи, оба пришли в восторг, но у Анри лечение, видимо, проходило труднее, и он в качестве компенсации сделался редкостным краснобаем. В Аду этот малый больше отмалчивался, а здесь, на Грейсоне, готов был разглагольствовать часами, и Хонор еще не успела привыкнуть к этой перемене.

Что ничуть не умаляло его правоты.

— Полагаю, Бенджамин, — сказала она, — Анри попал в точку. Может быть, сейчас Мюллер и радуется успехам своих агитаторов, но очень скоро начнет сказываться эффект операции «Лютик». Трудно паразитировать на их любимом тезисе, что «нелепо держать наш несравненный флот на поводке у некомпетентных иностранных Адмиралтейств», после того как Восьмой флот разнес Барнетт в пыль.

— Это как сказать, — невесело ухмыльнулся Бенджамин. — Не стыдно же этому человеку постоянно прославлять «наш несравненный флот», начисто игнорируя тот факт, что мы не могли бы создать и поддерживать его в боеспособном состоянии без технического и кадрового содействия Альянса. Или, — он обвел взглядом собравшихся, — кто-то из вас считает, что наш флот — детище одного лишь Грейсона?

Поскольку среди собравшихся на террасе офицеров уроженцами Грейсона были лишь Лафолле и Рас, замечательные солдаты, но не служащие флота, Хонор возражать не стала.

— Но, — заметила контр-адмирал Мерседес Брайэм, — метод игнорирования фактов срабатывает, лишь когда имеешь дело с зашоренными единомышленниками, а не с колеблющимися, которых необходимо убедить в своей правоте.

— Вот именно, — подтвердил Кэслет. — Истинные приверженцы Мюллера никуда не денутся, но ему нужны голоса колеблющихся, а заморочить головы им несравненно труднее.

— Право же, капитан Кэслет! — со смешком воскликнул Бенджамин. — Термин «истинные» мы приберегаем для масадских идиотов. А собственных нетерпимых, упрямых, невосприимчивых, зарывшихся носом в землю, цепляющихся за традиции доктринеров и ретроградов у нас принято именовать «консервативно мыслящими людьми».

— Прошу прощения, ваша светлость. Нам, иностранцам, трудно разобраться в некоторых нюансах чужой культуры.

— Не извиняйтесь, капитан. От помянутых нюансов у нас были бы рады избавиться очень многие, кроме разве что самых консервативных из «консервативно мыслящих людей».

— Если говорить серьезно, сэр, то ситуация создает возможность продвинуться в этом направлении, — заметил Анри. — Операция «Лютик» оказалась поразительно эффективной. Хевы были захвачены врасплох, да и мы сами, признаться, не надеялись на такой результат. Правда, нас тоже заранее не информировали.

— Вам, морпехам, вовсе незачем знать, что такое «Призрачный всадник». Что толку объяснять, все равно не поймете. Ваше дело — мордобой, а для этого ничего сложнее обыкновенной дубины не требуется. А вот нас, флотских офицеров, тщательно проинструктировали по поводу «Призрачного всадника», и мы прекрасно осведомлены о характеристиках новых ЛАКов.

— Ничего сложней дубины, говоришь? — проворчал Генри, задирая голову, чтобы посмотреть в глаза своей высокой жене. — Вот погоди, вернемся домой, и мы с нашей примитивной дубиной объясним, что мы думаем о непочтительном отношении к супругу.

— Вот как? — нежно улыбнулась Харриет. — В таком случае будь умницей, прежде чем мы уйдем, договорись с Протектором насчет приличного местечка, где тебя можно похоронить.

— Оставляя в стороне животрепещущую тему домашнего насилия, хочу заметить, что Анри прав, — вмешался Ю. — Не сочтите меня беззаветным оптимистом, излишняя самоуверенность к добру не ведет, однако новые ЛАКи и ракеты, скорее всего, позволят нам окончательно выиграть эту войну. Пожалуй, даже скорее, чем сейчас кажется. А после того, как это произойдет, Мюллер будет полным идиотом, если не перестанет твердить, будто, вступив в Альянс, Грейсон совершил серьезную ошибку.

— Может быть, — согласился Мэйхью. — Но часть моей работы заключается как раз в том, чтобы анализировать то, что произойдет после предполагаемой победы. Совершенно очевидно, что многие грейсонцы согласились с планами реформ не из любви к реформам как таковым, а признавая необходимость сплотиться против общего врага, которого в одиночку не одолеть. Что-то могло им не нравиться, но людям достало ума не раскачивать лодку во время бури. Вопрос в том, что станет с их поддержкой, когда буря закончится?

— Думаю, — сказала Хонор, — это действительно лишит вас поддержки части ленников. Представляю, как будет страдать канцлер Прествик, столкнувшись с дезертирством некоторых Ключей. Однако в том, что вы лишитесь поддержки большинства населения, я сомневаюсь. Темп реформ может замедлиться, но они зашли достаточно далеко, чтобы удалось повернуть часы вспять или хотя бы замедлить их ход. Кроме того, особые отношения Грейсона и Звездного Королевства общество воспринимает гораздо теплее, нежели воображает Мюллер. Вспомните, как ликовала планета, узнав о предстоящем государственном визите королевы.

— Да, — сказал, просветлев, Мэйхью, — это внушает надежды. Думаю, это была прекрасная идея со стороны Елизаветы. Генри ждет не дождется возможности сесть за стол переговоров с герцогом Кромарти. Мы многого достигли во время визита лорда Александера, три года назад, а от визита самого премьер-министра ждем гораздо большего. Штат Генри уже заранее облизывается.

— Я рада, — сказала Хонор. — Ее величество разделяет ваши ожидания, тем более что время, в свете первых успехов операции «Лютик», выбрано весьма удачно. Думаю…

— А я думаю, что хватит уже прятаться от гостей и говорить о работе, — перебил ее чей-то голос.

Хонор обернулась навстречу Алисон Харрингтон, которая в сопровождении Миранды и Дженифер Лафолле поднялась на террасу.

— Вроде бы предполагалось, что это будет светский прием, — строго сказала мать. — Я, правда, кое в чем засомневалась, когда ты рассказала, что приглашаешь всю эту компанию, — Алисон прищелкнула пальцами, указывая на старших офицеров гвардейского флота, — но я сказала себе, она взрослая ответственная женщина. Она уже должна знать, что нельзя проторчать целый вечер на террасе в тесном кружке, трепясь со старыми приятелями о делах и политике, не обращая внимания на остальных гостей, которые неприкаянными шатаются вокруг.

— Мама, ты не должна называть Протектора моим «приятелем». Представь, что будет, если тебя услышат шпионы оппозиции.

— Ха! Какие шпионы? Как они сюда проползут? Тут целый батальон охраны, не говоря уж об ораве древесных котов. Другое дело, что это вполне в твоем духе: менять тему разговора, пытаясь избегнуть моего праведного гнева.

— Вовсе я ничего не избегаю, — с достоинством возразила Хонор. — Я сочла необходимым затронуть действительно важный вопрос.

— Хорошая версия. Полагаю, ее ты и будешь держаться и на том упрешься! — торжественно сказала мать. Демонстративно сложила руки на груди. — Но имей в виду: Мак просил передать тебе, что мистрис Торн уже готовится разнести дворец, потому что ужин вот-вот остынет. Больше того, если ты все же допустишь, что он действительно остынет, она целую неделю не будет тебе ничего готовить. Даже печенье!

— Боже мой, мама! Почему же ты сразу не сказала?! — закричала Хонор. Она повернулась к гостям и подмигнула: — Подъем, ребята! Нам предъявлен ультиматум, отвергнуть который для меня немыслимо!