Пепел победы

Глава 9

— Дела оборачиваются все хуже и хуже, — со вздохом сказал Роб Пьер, посмотрев составленный Леонардом Бордманом краткий обзор последних передач различных информационных служб, освещавших положение в Народной Республике. — Как мог один человек — всего один, Оскар! — нанести такой ущерб? Это не женщина, а какое-то стихийное бедствие!

— Ты о Харрингтон?

Пьер кивнул, и Сен-Жюст хмыкнул.

— Последние лет десять она все время оказывается в подходящих… точнее, в совершенно не подходящих для нас местах. Таков, во всяком случае, вывод моих аналитиков. Другая, неофициальная, но весьма распространенная точка зрения — эта особа заключила союз с дьяволом.

Пьер издал смешок: горькая шутка могла показаться не лишенной смысла. Особенно в устах столь сухого, скупого на эмоции человека, как Оскар Сен-Жюст. Но потом Председатель сделался серьезным и покачал головой.

— Не будем обманывать сами себя, Оскар, во многом ей удалось добиться того, чего она добилась, благодаря нашей же дурости. О, я ничуть не сомневаюсь, что она действительно такая прыткая и умная, какой ее расписывают мантикорцы, но эффект от ее бегства и близко не сравнился бы с нынешним, когда бы не наша дурацкая фальшивка с повешением. Раньше, хотя она несколько раз наносила поражение нам, в мирах Лиги о ней никто и не слыхивал, а нынче ее имя гремит повсюду, кроме самых неоварварских планет, которые никто пока не удосужился открыть заново. И все знают, как она натянула нам нос.

— Согласен, — со вздохом ответил Сен-Жюст. — И уж если говорить честно, признаю, что напортачили как раз мои люди. Трека уже не накажешь, а вот Торнгрейв уцелел и за свою вину должен ответить.

Пьер кивнул.

Бригадир Госбезопасности Трека сдал Харрингтон Аид, а генерал-майор Госбезопасности Торнгрейв предоставил ей целый конвой, что позволило этой особе разбить оперативную группу Сета Чернока и захватить его транспорты. Благодаря чему, в свою очередь, у нее появилась возможность эвакуировать с планеты всех заключенных, пожелавших к ней присоединиться.

— Конечно, мы можем расстрелять его за допущенный просчет, — сказал Сен-Жюст. — Правда, с политической точки зрения он абсолютно надежен, не зря же мы сделали его командующим сектором. Послужной список у него безупречен… а веревка по нему все-таки плачет. Это может стать уроком для прочих моих головотяпов: пусть знают, что наказания за грубые промахи существуют не только для офицеров регулярного флота.

— Ну, не знаю… — Пьер почесал переносицу. — Согласен, Торнгрейв дал маху, да еще какого, но нельзя не признать, что захвачен врасплох он был не по своей вине: у него просто не было оснований подозревать неладное. Я знаю, что ты не жалуешь МакКвин, но в том, что нельзя казнить людей за неудачи, которых невозможно было избежать, она права. Вот если бы он получил донесение о захвате базы взбунтовавшимися пленными и проигнорировал его, другое дело. Но он делал то единственное, что мог в своем положении, и вздернуть или расстрелять его означает объявить каждому офицеру БГБ, что за неудачу он может ответить жизнью. За неудачу, в которой вовсе не повинен.

— Знаю, — кивнул Сен-Жюст. — В лучшем случае это подвигнет людей к чрезмерной осторожности, а в худшем заставит скрывать ошибки путем умолчания или даже прямой фальсификации отчетов. Что чрезвычайно опасно: мы лишимся информации и будем узнавать о существовании проблем лишь тогда, когда решать их уже слишком поздно.

— Я тоже так думаю, — сказал Пьер, мысленно удивляясь тому, как отчетливо осознавал Оскар негативные последствия проводимого его ведомством террора, хотя те же самые соображения, высказанные МакКвин, считал свидетельством ее стремления создать собственную империю.

— Но наказать его все равно нужно, — сказал Сен-Жюст. — Нельзя, чтобы такой прокол вовсе сошел с рук.

— Согласен, — сказал Пьер. — Слушай, а как тебе такой план. Поскольку притворяться, что противник не знает, где находится Цербер, уже не имеет смысла, а заключенных на планете еще слишком много, чтобы ликвидировать лагеря, почему бы нам не передать планету под охрану флота? Орбитальную систему обороны Харрингтон уничтожила, но центры управления и жизнеобеспечения на Стиксе уцелели. Пусть флотская эскадра под контролем командующего местным сектором БГБ охраняет планету, а Торнгрейв отправится отбывать срок в один из лагерей. Само собой, под вымышленным именем и с фальшивым приговором: офицеров Госбезопасности заключенные не жалуют. Конечно, не исключено, что его все равно узнают и линчуют, но мы останемся в стороне. Зато каждому станет ясно, что власть, с одной стороны, строга и карает провинившихся, а с другой милосердна и не торопится проливать кровь.

— Дьявольская мысль, Пьер, — со злобным смешком оценил Сен-Жюст. — Жестокая, коварная и весьма удачная. Не хочешь ли заняться моей работой?

— Нет уж, спасибо. Во-первых, мне хватает своей, а во-вторых, ума, чтобы понять: с твоей я не справлюсь и наполовину так хорошо, как ты.

— Спасибо… — Сен-Жюст потер подбородок и кивнул. — Да, идея мне нравится. Конечно, никто не сможет помешать мантикорцам забрать с планеты оставшихся: едва ли МакКвин согласится выделить для охраны значительные силы. А если даже и согласится под нашим нажимом, это едва ли целесообразно.

Судя по выражению лица, последнее признание далось Оскару нелегко, и Пьер грустно улыбнулся.

— Так-то оно так, но веских причин для возвращения мантикорцев я не вижу. Ясно ведь, что все, у кого хватило смелости и ума, убрались оттуда вместе с Харрингтон. Конечно, на «освобождении» остальных можно заработать кое-какие пропагандистские очки, но выгода не настолько велика, чтобы организовывать дорогостоящий и рискованный рейд. Не говоря уже о том, что сейчас им лишние очки ни к чему. Они и так набрали их сверх всякой меры!

— Похоже на то, — кисло согласился Сен-Жюст, но потом чуточку повеселел. — Но вообще-то, исходя из проведенного моими людьми анализа внутреннего положения мантикорцев, их правительству может потребоваться каждое пропагандистское очко, какое можно будет получить.

Пьер посмотрел на него с недоверием, и начальник БГБ махнул рукой.

— Знаю, эти данные устарели, к тому же анализ проводился, когда новости с Цербера еще оставались в секрете. Но это поверхностные изменения, а наши исследования носят фундаментальный характер. Всё, что натворила Харрингтон на Цербере, равно как и пропагандистская кампания, развернутая Парнеллом в Лиге, — это лишь стимулирующие уколы, способные несколько приподнять боевой дух врага. Конечно, умело воспользовавшись ситуацией, шайка Кромарти может извлечь из этого определенную выгоду, но в долгосрочном плане действуют глубинные факторы, не подвластные агитационной раскрутке. Уж нам ли с тобой этого не знать? Мы сталкивались с подобными проблемами, даже когда на нас работала Корделия, непревзойденная мастерица по части провозглашения катастроф триумфами, а поражений — победами. Нет, правительству манти в любом случае придется отвечать за потерю кораблей, утрату звездных систем, человеческие жертвы, растущее налоговое бремя и, наконец, переход военной инициативы к противнику. То есть к нам.

Пьер осторожно наклонил голову. Глаза Сен-Жюста блеснули, но он решил, что о МакКвин пока заговаривать не стоит.

— Мои люди уверены, что в перспективе эти факторы непременно скажутся на боевом духе неприятеля.

— А сам-то ты уверен, что они не подсовывают тебе как раз те результаты, которые нам с тобой хотелось бы видеть? — скептически осведомился Пьер.

— Без этого не обходится, — признал Сен-Жюст. — Но многие работают со мной долгие годы и знают, что я предпочитаю слышать правду… и не расстреливаю людей, даже если эта самая правда мне не нравится.

«Да, — подумал Пьер, — это действительно так. Поэтому ты и беспокоишься, что слишком суровая реакция на события в Цербере может заставить твоих проверенных сотрудников сосредоточиться не на сборе информации, а на собственной безопасности. Но даже если ответственные сотрудники искренне стремятся передавать наверх сугубо объективную информацию, из этого еще не следует, что руководство действительно узнает чистую незамутненную правду. Сведения на „входе“ и „выходе“ могут разниться хотя бы потому, что в нижних звеньях аппарата не удержались от искушения „подсластить“ информацию, которая поступает к начальникам среднего звена, возможно, не столь приверженным объективности. Тем не менее…»

— Хорошо, — сказал он вслух. — С тем, что твои старшие аналитики не станут лгать из желания потрафить тебе, я согласен. Но все равно не понимаю, с чего они взяли, будто моральное превосходство на нашей стороне.

— Этого я не говорил, — терпеливо возразил Сен-Жюст. — Они утверждают, что такое превосходство может быть достигнуто в долгосрочной перспективе.

Он дождался кивка, означающего согласие, и продолжил:

— Мои люди берут за точку отсчета тот несчастный день, когда наш наступательный порыв выдохся, манти перехватили инициативу и удерживали ее на протяжении чертовых пяти стандартных лет. Народ при этом был раздражен политикой Госбезопасности, а экономические тяготы войны лишь усугубили положение.

Пьер кивнул. В самом начале войны Законодатели вынуждены были заморозить базовое жизненное пособие пролов. Собственно говоря, и сама война началась из-за того, что правительство Сидни Гарриса, не имея ресурсов для запланированного роста социальных расходов, приняло решение свалить вину за все внутренние невзгоды на внешнего врага. Да и Комитет, придя к власти, улучшить положение не сумел. Возможно, единственной удачей покойной и никем не оплакиваемой Корделии Рэнсом явилось то, что она сумела внушить пролам, будто причиной плачевного состояния казны является не провал экономической политики Комитета, а «неспровоцированная агрессия эксплуататорского режима Мантикоры». Однако если народ и признал, что стал жить хуже не по вине Роба Пьера, тот факт, что он все равно стал жить хуже, более радостным не стал. Экономические реформы, признавал Пьер, на этом этапе лишь усугубили положение. Однако и он, и Сен-Жюст знали, что реформы необходимы и в долгосрочной перспективе непременно принесут плоды. Это, похоже (пусть и неохотно), признавали даже сами пролы.

— Но, — продолжил Сен-Жюст, — падение на самое дно в известном смысле оказалось нам на руку. Когда падать больше некуда, поневоле начинаешь стремиться ввысь. У манти все происходило иначе: они вступили в войну с опаской, но ее триумфальное начало породило в них излишнюю самоуверенность. И то сказать, несколько лет подряд они били нас где хотели и как хотели. Обыватель не мог не решить, будто мы решительно ни на что не способны. Однако, несмотря на все их победы, война все не заканчивалась, и вот к этому мантикорское общество оказалось не готовым. Сам посуди, Роб, столь затяжных войн никто не вел уже два-три столетия. Солли, надо полагать, считают, будто конфликт затянулся по той простой причине, что обе стороны, и мы, и манти, ни на что не годятся, но мы-то с тобой знаем, они ошибаются. Причина в другом: наше несомненное количественное превосходство столкнулось со столь же несомненным технологическим преимуществом противника. Для нас это обернулось плачевно, однако здесь кроется ловушка и для них. Общественность Звездного Королевства прекрасно осведомлена насчет технического превосходства своего флота, который одерживал победу за победой вплоть до операции «Икар»… но войны так и не выиграл. Более того, даже не приблизил ее конец. Как и мы, они строят новые верфи и вводят в строй новые корабли, что требует постоянных бюджетных ассигнований. Растут налоги, а это не может радовать налогоплательщиков. Их экономическая система устойчивее и эффективнее нашей, но объем нашей экономики гораздо больше, а резервы, из которых можно черпать средства, не бесконечны. Мантикорские налогоплательщики не более чем люди, причем люди, привыкшие к комфорту, и затягивание поясов начинает их злить. Да, их уровень жизни намного выше, чем у нас, но он понизился по сравнению с привычной нормой. Да, их людские потери значительно ниже наших в абсолютном выражении, но гораздо выше, если посчитать в процентном отношении.

Он пожал плечами.

— Они хотят, чтобы война закончилась, Роб. Хотят этого, возможно, еще сильнее, чем наши сограждане, поскольку уровень жизни в Республике за последние пару лет стабилизировался — и тут весьма кстати подвернулись «Икар» и все прочее. Потеря инициативы подорвала боевой дух манти, хотя, — он снова пожал плечами, — из этого вовсе не следует, будто они близки к краху. Нет, запас прочности у них еще очень высок, однако прежней единодушной поддержки войны в обществе уже не наблюдается, и правительство Кромарти испытывает куда более сильное давление, нежели у нас принято считать.

Пьер хмыкнул и задумался, вертя в руках старомодную машинку для вскрытия конвертов, принадлежавшую покойному Гаррису. Все услышанное заслуживало несомненного внимания, хотя сейчас ему приходилось думать прежде всего о том, как потушить пожар в собственном доме. И тем не менее…

— Звучит вполне убедительно, — признал он наконец, — однако я не совсем представляю себе, на какой практический результат мы можем рассчитывать в обозримый период времени. Коллапс, как ты сам признал, мантикорцам не грозит, а раз так, то правительство Кромарти останется у власти, и война продолжится. Кроме того, каково бы там ни было моральное состояние манти, самое худшее для нас — это разоблачения Парнелла. Они влияют и на состояние умов у нас, и — главное — на отношения с Лигой.

— Знаю, — сказал Сен-Жюст, прищелкнув пальцами. — Как раз по этой причине я хотел бы усилить давление на них. И еще раз попросить тебя пересмотреть отношение к операции «Хассан».

Пьер, хотя и с огромным трудом, подавил вздох. Не считая отношения к МакКвин, именно по поводу названной операции между ним и Оскаром существовали самые острые разногласия. Председатель признавал, что сам по себе план имеет право на существование, однако шансы на успех оценивал невысоко, а последствия в случае провала считал катастрофическими. Да и успех операции едва ли сулил те результаты, на которые рассчитывали планировщики Сен-Жюста.

— Мне это все по-прежнему не по душе… — Пьер, помолчав, заставил свой голос звучать совершенно спокойно. — Слишком многое может пойти не так. Да даже если все пойдет, как задумано… вспомни, тридцать три года назад министерство безопасности спланировало подобный трюк и провернуло его. И что это нам дало? Подумай о возможных последствиях разоблачения.

— Это не совсем одно и то же, — спокойно возразил Сен-Жюст. — Конечно, основная концепция остается прежней, но обстоятельства изменились. Идет война. Воздействие на манти обещает стать несравненно большим, и даже если вину все-таки удастся свалить на нас, в юридическом смысле к нам нельзя будет предъявить никаких претензий. С точки зрения межзвездного права, мы нанесем удар по военной цели.

Пьер скептически хмыкнул, и Сен-Жюст пожал плечами.

— Ладно, забудь об этом. На вспомни другое: МВБ note 5 удалось провернуть дельце так, что тридцать три года назад никто не смог доказать нашу причастность. То же самое я могу гарантировать и сейчас. Клянусь, Роб, могу! Люди, которых предполагается задействовать в этих акциях, не будут иметь ни малейшего представления о том, с кем в действительности работают, и мои сотрудники предусмотрели возможность обрезать концы на любом уровне. Мантикорские спецслужбы никогда не смогут проследить всю цепочку. Даже если операция не даст ожидаемого эффекта, она все равно принесет нам ощутимую пользу. Признаюсь, я сам не разделяю слишком уж оптимистических надежд иных моих советников, но если нам удастся провернуть «Хассан», мантикорский парламент превратится в площадку для таких собачьих боев, каких Королевство еще не видывало. Политики вроде Нового Киева, Высокого Хребта, Декро и Серого Холма вцепятся друг другу в глотки. Все будут настолько поглощены борьбой за власть, что до мелочей вроде войны ни у кого и руки не дойдут.

Оскар говорил так пылко, с такой убежденностью, что Пьер заколебался.

«Конечно, — напомнил он себе, — Сен-Жюст — мастер по части тайных операций и склонен полагаться на них больше, чем на другие формы борьбы. Несомненно, играет роль и соперничество с МакКвин: осуществив свой замысел, Оскар, возможно, сумеет если не выиграть войну, то хотя бы закончить ее. То есть сделать то. к чему Народный флот пока даже не приблизился».

— Ты и вправду рассчитываешь на успех? — серьезно спросил он.

Сен-Жюст нахмурился, помолчал и лишь потом ответил:

— Да. В зависимости от того, где будет начата операция, шансы на успех варьируют от превосходных до плохих и даже очень плохих, но и при очень плохом развитии событий можно рассчитывать на определенный результат. А в случае провала, как я уже говорил, мы потеряем лишь несколько коготков.

— Ладно, Оскар, — сказал Пьер с тяжелым вздохом. — Готовь операцию, но ни в коем случае не начинай ее без моего особого разрешения.

Сен-Жюст слегка поморщился, и Пьер поднял руку.

— Пойми, я не подозреваю тебя в стремлении начать операцию без детальнейшей ее проработки, — (или — это соображение он оставил при себе — в намерении нарушить конкретные прозвучавшие приказы), — но всегда существует опасность того, что исполнители грязной работы проколются в чем-то важном. Мне нужна уверенность, что этого не случится.

— Такое возможно, — ответил Сен-Жюст после недолгого раздумья. — Честно говоря, наибольший риск сулит «Хассан-два», на звезде Ельцина: задействованный там контингент труднее контролировать. С другой стороны, тамошняя наша агентура чище, чем на Мантикоре. Вообще-то, шансы на успех у «Хассана-один» невелики: у себя дома службы безопасности Мантикоры не дремлют. Я с самого начала возлагал особые надежды именно на «Хассан-два» — и, по-моему, именно там и следует начать организационные мероприятия. Даже если придется сделать это чуточку преждевременно и пойти на определенней риск.

Пьер хмыкнул, закрыл глаза, но потом кивнул.

— Ладно, Оскар. Организуй, готовь все, что нужно, но — предупреждаю серьезно! — без моей санкции не начинать. И проследи за тем, чтобы каждый возможный сбой так и остался единичным сбоем, а не повлек за собой цепь непредсказуемых последствий. Чтобы ни на каком уровне не было никакой самодеятельности!

— Прослежу! — пообещал Сен-Жюст, и Пьер удовлетворенно кивнул. Что-что, а слово Оскар держал всегда. — Но риск все равно останется, он заложен в самой природе операции. Мы можем только запустить ее, но не контролировать на всех стадиях. В отличие от военных действий.

Пьер подавил эмоции, хотя в душе глубоко вздохнул. Какие бы важнейшие проблемы ни обсуждали они с Сен-Жюстом, глава БГБ все равно не мог слезть со своего любимого конька. Наверное, заставить его перестать подкапываться под МакКвин не смогла бы и энергетическая смерть Вселенной.

— Оскар, — проворчал Пьер, — мне прекрасно известно, что ты не жалуешь Эстер, но я надеялся, что это твое недовольство перестанет быть беспредметным. Есть у тебя конкретные вопросы, сообщения или замечания, касающиеся ее ведомства? Да или нет?

Сен-Жюст — что было совершенно на него не похоже — выглядел неуверенно. Впрочем, причиной тому мог стать суровый тон гражданина Председателя. Ответ главы БГБ прозвучал спокойно:

— И да и нет. Вообще-то мне хотелось обсудить последние сообщения из Лиги.

Он указал на голографический дисплей, который Пьер изучал перед его приходом, и Председатель кивнул. Возможно, ему до смерти надоело выслушивать наветы Сен-Жюста на МакКвин, но он был слишком умен для того, чтобы просто игнорировать их. По части распознавания возможной угрозы равных Оскару не было.

— Вообще-то, — продолжил шеф Госбезопасности, — по моему разумению, от Парнелла и его компании вреда будет гораздо больше, чем от Харрингтон. Неприятно признавать это, но мантикорцы поступили весьма умно, отправив его на Беовульф для лечения. А вот Трека, делая записи допросов, поступал крайне глупо.

Пьер кивнул снова, на сей раз чуть ли не с болезненным восхищением. Сен-Жюст говорил о «допросах» с полнейшим спокойствием и равнодушием, как о чем-то вполне естественном, а не о жутких физических и нравственных издевательствах. При этом Председатель отдавал себе отчет в том, что конечная ответственность за злодеяния и Оскара, и всех его приспешников ложится только на него самого. Это он сверг власть Законодателей, он организовал Комитет, и он с самого начала прекрасно знал, чем занимается Госбезопасность. Правда, его это знание тревожило, и порой очень сильно. А вот Сен-Жюст, похоже, спал как младенец.

«Он нужен мне, — уже не в первый раз подумал Роб Пьер. — Я отчаянно в нем нуждаюсь. Более того, как бы ни был ужасен этот человек, он мой друг. И отличается от Корделии хотя бы тем, что в его зверствах нет ничего личного. Это… просто работа. Просто, занимаясь своей работой, Оскар внушает ужас. А мир без него стал бы лучше».

— Вынужден согласиться с тем, что действия Трека… не вызывают одобрения, — сказал он, не позволив и тени своих мыслей отразиться на лице или в голосе. — Но первопричиной всего было наше… да что там — мое решение не расстреливать Парнелла.

— Может быть. Но я поддержал его тогда, да и сейчас считаю, что оно было правильным. Парнелл слишком много знал, причем его знания были связаны не только с флотом, но и с внутренней динамикой клановых связей Законодателей. Чистки тогда только начинались, в командных структурах флота ощущалось скрытое сопротивление, и уничтожить одним выстрелом вместилище столь ценных сведений было бы просто глупо.

— Согласен, тогда эти соображения были вполне разумны. Но прошло немало времени… а он так и не сказал нам ничего ценного, несмотря на все методы убеждения, к которым прибегал бригадир Трека. По здравом размышлении нам следовало давно уже обрубить концы.

— Это забывчивость, Роб, всего лишь непредусмотрительность и забывчивость. Конечно, расстреляй мы его пару лет назад, ничего подобного бы не случилось, но кто, будучи в здравом уме, мог предвидеть массовый побег с Аида? Мы упрятали его в самое надежное место, которым располагали, и имели все основания рассчитывать, что он и сгниет там, не доставив нам никаких хлопот.

— Увы, он их нам доставил, — сухо заметил Пьер.

— Да, с этим не поспоришь.

«Легко сказать, — подумал гражданин Председатель, — на самом деле это не „хлопоты“, а черт знает что такое». Солнечная Лига получила в свое распоряжение показания беглецов с Аида и, хуже того, множество записей, извлеченных Харрингтон из казавшейся абсолютно надежно защищенной базы данных «Харона».

Разоблачение фальшивки с казнью само по себе было серьезным ударом, но не могло сравниться с выдвинутым Амосом Парнеллом, последним начальником штаба флота Законодателей, и другими высокопоставленными заключенными обвинением против Комитета общественного спасения в целом и Пьера с Сен-Жюстом в частности. И обвиняли их в организации убийства Гарриса и захвате власти. Мало того, манти препроводили освобожденных узников прямо на Беовульф, где медики Лиги однозначно подтвердили, что все они подвергались жестоким пыткам. К освидетельствованию добавились сделанные идиотом Трека записи этих пыток и его хвастливые признания, подтверждавшие причастность Пьера и Сен-Жюста к заговору и перевороту.

Все в совокупности сулило катастрофические последствия, поскольку могло повлиять на взаимоотношения с Лигой.

Если для граждан Народной Республики и Звездного Королевства ход войны имел первостепенное значение и новости с фронта воспринимались как важнейшие, то для Лиги это был незначительный конфликт где-то на периферии обитаемого космоса. Лига представляла собой самый могущественный политический блок, когда-либо создававшийся человечеством. Внутри него существовали собственные противоречия и разногласия, а центральное правительство, по понятиям Народной Республики или Звездного Королевства, было очень слабым, однако размеры и мощь этого объединения позволяли ему взирать на остальные миры как на космическое захолустье. Разумеется, отдельные финансовые и промышленные группы, такие как производители и торговцы оружием, могли иметь в Народной Республике свои специфические интересы, но в целом население и власти Лиги практически не интересовались тем, что происходило в этой галактической провинции.

И это положение, признал Пьер, провинцию вполне устраивало.

В состав Лиги входили миры и с аристократической, и с олигархической формой правления, однако идеалом, к которому она стремилась, принято было считать представительную демократию. Справедливости ради следует отметить, что большинство союзных миров в той или иной мере стремилось воплотить этот идеал на практике, а уж внешний фасад, что бы за ним ни скрывалось, выглядел демократическим у всех до единого, что играло на руку Комитету открытой информации, поскольку Мантикора являлась монархией.

Этим недостатком страдала добрая половина миров Альянса: Протекторат Грейсон, халифат Занзибар, княжество Ализон. Пьер знал, что, несмотря на наличие монархических институтов и наследственной аристократии, строй на этих планетах близок к слащавому идеалу солли… но народ Лиги об этом не догадывался. А потому Комитет открытой информации легко распространял идею о том, что Народная Республика есть такое же демократическое государство, как миры Лиги, поскольку она республика. И эта демократическая республика вынуждена вести борьбу с реакционной, деспотической и изначально враждебной народовластию монархией.

Многие миры Лиги в своем развитии прошли монархическую стадию — хотя бы по той причине, что первоначальное освоение новых планет, особенно до изобретения паруса Варшавской, требовало строгой централизации власти. Однако этот факт был давно и прочно предан забвению. Миры, составившие костяк Лиги, были обжиты более двух тысячелетий назад; нынешний свой цивилизованный статус они воспринимали как нечто само собой разумеющееся, а о том, что Звездное Королевство, например, существует всего пять столетий, забывали. Если вообще знали.

Сообщества этого сектора были гораздо моложе большинства дочерних миров Старой Земли, и в некоторых из них, особенно в системах звезды Ельцина и Занзибара, колонистам пришлось вести жесточайшую борьбу за выживание. Элементы демократии реализовывались по мере экономического развития и стабилизации, но на это требовалось время. Разумеется, кое-где, например в Силезской конфедерации, сохранялись деспотические режимы, но как раз такие планеты в Альянс не вступали.

Правда, общественность Лиги на сей счет осведомлена не была, а Комитет открытой информации прилагал все усилия к тому, чтобы этого не произошло. И небезуспешно, с кислой усмешкой подумал Пьер. Ставки на невежество и интеллектуальную леность себя оправдывала.

Однако успехи пропаганды были поставлены под угрозу свидетельствами беглецов вроде Парнелла и показаниями, полученными Харрингтон при проведении военных трибуналов, изобличавших особо гнусные преступления БГБ.

Оценить реальные последствия случившегося пока не удавалось, поскольку обмен сообщениями с Лигой занимал немало времени. Контроль Мантикорского Альянса над Мантикорской и Эревонской туннельными сетями означал, что корабль из столицы Звездного Королевства мог попасть в систему Сигмы Дракона, к Беовульфу, одному из старейших колониальных миров, всего за несколько часов, а за неделю добрался бы и до самой Солнечной системы. А на полет курьера Республики кружным путем ушло бы не менее полугода. Из этого следовало, что единственной своевременной информацией, попадавшей на столы Пьера и Сен-Жюста, являлась та, которую доставляли нейтралы, пользовавшиеся правом прохода через туннели. Все прочие сведения успевали устареть задолго до поступления.

Нейтралы знали по большей части лишь то, что сообщали средства массовой информации Лиги. Мантикорцы не препятствовали продвижению по туннелям курьеров третьих сторон, дипломатов и, конечно же, репортеров, но последние всецело оправдали худшие опасения Пьера. Зная, что власти Республики нуждаются в них, журналисты — от чего в Новом Париже давно успели отвыкнуть — вели себя нагло и агрессивно.

К счастью, имелись и другие источники сведений. Республика имела договоренности с полудюжиной миров Лиги и осуществляла постоянные контакты со своими официальными представителями и с агентурой. Однако по части скорости передачи данных эти каналы никак не могли соперничать с налаженной, отработанной системой, используемой службами новостей. Все было хорошо, пока Комитет открытой информации держал репортеров на коротком поводке, допуская или не допуская к тем или иным фактам, но теперь, когда в свежих новостях отчаянно нуждались власти Республики, все обернулось по-другому.

Вдобавок никто не мог гарантировать, долго ли продержатся прежние договоренности. По некоторым сведениям, уже в двух мирах, ранее считавшихся дружественными, в свете обличений, сделанных Парнеллом и другими изменниками, начали серьезно подумывать о пересмотре отношений с Новым Парижем. Пьер имел все основания полагать, что этот процесс получит свое развитие, особенно если (что казалось весьма вероятным) Парнелла пригласят дать показания перед комитетом Ассамблеи Солнечной Лиги по правам человека. Разумеется, представлялось маловероятным, чтобы столь несклонное к радикальным действиям учреждение, как Ассамблея, объявило Народную Республику вне закона, но неизбежное освещение выступления Парнелла в средствах массовой информации грозило осложнить ситуацию. Ни одно правительство Лиги не могло позволить себе игнорировать общественное мнение.

В плане конкретных последствий Пьера волновало, как повлияют последние события на соглашения Хевена с некоторыми фирмами, торговавшими оружием. С юридической точки зрения, любая компания, поставлявшая оружие или военные технологии как Народной республике, так и Мантикоре, должна была подвергнуться экономическим санкциям за нарушение эмбарго, введенного Ассамблеей с началом войны. На практике центральному правительству Лиги всегда недоставало и полномочий, и политической воли, чтобы превратить декларируемое эмбарго в реально действующее. К тому же во многих мирах полагали, что закон об эмбарго был принят Ассамблеей под неприкрытым экономическим давлением Звездного Королевства, контролировавшего важнейшие транспортные узлы, а это возмущало промышленно-финансовые круги, мечтавшие нажиться на поставках продукции и технологий военного назначения. Разумеется, после официального принятия Ассамблеей эмбарго эти круги не могли открыто требовать от своих правительств разрешения на торговлю. Соответственно закрытие Звездным Королевством своих транспортных узлов для военных грузов не вызвало дипломатических протестов и существенно затруднило предоставление столь нужной Народной Республике помощи… однако не сделало ее невозможной. На установление контактов, налаживание отношений и достижение договоренностей ушло, в силу все той же невозможности использовать туннели, чертовски много времени, но в конце концов люди Сен-Жюста с этой проблемой справились. Технологическое преимущество, обеспечивавшее мантикорцам и военное превосходство, в достаточной мере подстегивало представителей Республики, ну а у тех, кто участвовал в сговоре со стороны Лиги, имелись свои стимулы. Прежде всею алчность, ибо на контрабанде военных технологий можно было сорвать куш даже со столь близкого к банкротству правительства, как Комитет общественного спасения.

И этот стимул был не единственным. Многие транспортные компании Лиги возмущало почти монопольное положение, занимаемое Звездным Королевством на рынке транспортировок между Хевенским и Силезским секторами единственно в силу астрографической случайности: удачному расположению близ туннельного узла. За пределами самой Лиги имелось не так уж много секторов столь же богатых и густонаселенных, как те, доступ к которым контролировала Мантикора. Более того, сеть туннелей, расходившихся от Мантикорского узла, покрывала более половины периферии самой Лиги, а стало быть, и львиная доля прибыли от транзита через эти туннели оседала в Звездном Королевстве. Неудивительно, что лица и компании, связанные с грузовыми и пассажирскими перевозками, были не прочь тем или иным способом ослабить позиции монополиста.

Интересы производителей оружия также имели свою специфику. Лиге в целом была свойственна неколебимая уверенность в собственном техническом превосходстве над провинциальными мирами. Во многих случаях эта уверенность имела под собой вполне реальные основания, но порой дело обстояло не совсем так, как по виделось самоуверенным солли. Например, в области сверхсветовых коммуникаций инженеры Мантикоры явно опережали своих коллег из миров Лиги. Как только Народная Республика получила ощутимые доказательства того, что техническое оснащение противника по ряду параметров превосходит аналогичное, полученное Народным флотом в обход эмбарго, представители хевов немедленно поделились своими тревогами с представителями поставщиков. Те понимали, что техника Лиги проявляет себя гораздо лучше на кораблях Лиги и в руках соответственно подготовленного персонала, чем в составе флота, испытывающего острую нехватку квалифицированных кадров в силу общего упадка системы общего и профессионального образования. Однако некоторыми достижениями ученых Звездного Королевства заинтересовались. И, хотя войну между Хевеном и Мантикорой продолжали рассматривать как ссору между третьеразрядными провинциальными державами, коммерческая выгода, с одной стороны, и возможность доступа к технической информации, включая осмотр подбитых кораблей, с другой побуждали некоторые миры Лиги к более тесному сотрудничеству с хевами. Их правительства просто не могли устоять перед двойным искушением.

Однако теперь, после побега Амоса Парнелла, все эти двусторонние соглашения оказались под угрозой. Ведь если поверят Парнеллу (а Пьер чувствовал, что ему поверят), народы Лиги перестанут видеть в Народной Республике прогрессивный режим, противостоящий клике реакционеров. Представлялось возможным и даже вероятным, что привычное восприятие Звездного Королевства именно в таком качестве не позволит мантикорцам добиться в мирах Лиги широкой общественной поддержки, однако последние события явно настроят широкие круги против Народной Республики. Если Пьеру повезет, Лига займет позицию, которую можно сформулировать так: «Чума на оба ваши дома». Бордман и Комитет открытой информации сделают все, чтобы этому способствовать, поскольку недовольство обеими сторонами конфликта устроит Новый Париж больше, чем одностороннее озлобление против Народной Республики. Но даже эта позиция спровоцирует общественную поддержку эмбарго. Что, в свою очередь, заставит бюрократов Лиги вспомнить о своем юридическом праве на контроль за его осуществлением, и не исключено, что они шлепнут по рукам тех, кто ведет дела с Народной Республикой. А это никак не поможет усилению боеготовности Народного флота.

— Что ж, — сказал наконец Председатель, — на данный момент наши возможности повлиять на ситуацию в Лиге невелики. Нам придется все это перетерпеть. И в одном Бордман прав: в настоящий момент тот факт, что связь с Лигой осуществляется с черепашьей скоростью, нам только на пользу.

— Возможно, — отозвался Сен-Жюст, — но не будем дурить сами себя. Мы можем тянуть с отправкой официальных ответов на запросы Лиги, ссылаясь на то, что туннели для нас закрыты, депеши придется посылать долгим кружным путем, но от репортеров нам отговорками не отделаться. У них таких проблем нет, и все, что мы скажем им, станет известно во внутренних мирах Лиги почти так же быстро, как становится и известным все, что говорят мантикорцы.

— Спасибо, что растолковал, — кисло отозвался Пьер, но в глазах его промелькнула едва заметная искорка.

От Сен-Жюста это не укрылось, и шеф БГБ хмыкнул.

— Не за что. В конце концов, это моя работа — снабжать тебя информацией. В том числе и не радующей. Поэтому я и упомянул МакКвин в связи с Парнеллом.

Он склонил голову набок, глядя на начальника с ожиданием.

— Продолжай, — сказал Пьер, подчиняясь неизбежному.

— Исключить распространение нежелательной версии событий даже внутри Республики мы не можем. Конечно, цензура свое дело делает, и агентства Лиги понимают, что открытое нарушение Актов «О контроле над информацией» или «О подрывной агитации» заставит нас пойти на жесткие меры — но контрабандные записи все равно разойдутся. Черт, нам ведь не удалось даже перекрыть каналы поступления к диссидентам пропагандистских материалов от манти.

— Это мне известно. Конечно, свести ущерб к нулю не удастся, но насчет того, что его можно, по крайней мере, уменьшить, — тут Бордман прав. Всякого рода неофициальная информация циркулировала у нас всегда, но не она формирует умонастроения народа. Да и те люди, которые относятся к продукции Комитета по открытой информации с изрядным скепсисом, не могут оставаться полностью невосприимчивыми к долговременному пропагандистскому фону. Они могут отвергать нашу версию конкретных событий, но общий контекст их мировосприятия все равно формируется нами.

— Не спорю, хотя Бордман слишком уж уверен и своей способности убедительно преподнести в нужном ключе как раз «нашу версию конкретных событий». Но общественное мнение, Роб, меня не волнует, но всяком случае в краткосрочной перспективе. Меня волнует другое: когда обвинения Парнелла все-таки просочатся, как отреагирует на них флот?

Пьер хмыкнул, откинулся в кресле и запустил пятерню в волосы.

— Насчет «хм» — это ты в точку попал, — откликнулся Сен-Жюст. — Сам, небось, знаешь, насколько популярен был Парнелл среди офицерского корпуса старого режима. Мы потратили годы, чтобы создать новое офицерство, но до сих пор каждый старший командир на флоте начинал службу при Парнелле. Они были лейтенантами, может, даже энсинами, а Парнелл уже был начальником штаба флота, а затем главнокомандующим Вооруженными Силами Хевена. В качестве заговорщика, давно расстрелянного за причастность к убийству Гарриса, он не представлял собой никакой угрозы. Более того, клеймо предателя, запятнавшее его, подрывало веру всей верхушке старого режима. Если человек, пользовавшийся таким уважением и доверием, оказался изменником, то не прогнила ли и вся прежняя система?.. Но он воскрес, из чего следует, что по меньшей мере часть распространявшейся нами о нем информации была ложью. Кто солгал раз, солжет и дважды, поэтому его обвинения касательно нашего участия в убийстве Гарриса будут восприняты с доверием. Иначе говоря, как и в случае с Харрингтон, собственное вранье обернется для нас хорошим пинком под зад.

— Ты всерьез полагаешь, что нам следует опасаться спонтанного военного мятежа? — спросил Пьер, и опрос этот позвучал не так недоверчиво, как бы ему хотелось.

— Нет, — ответил Сен-Жюст, — не спонтанного. Как бы то ни было, идет война, Республика борется за свое существование, многие наши системы остаются оккупированными манти. Многие нас не любят — по правде флот никогда не жаловал Комитет, — но это не меняет общей картины. Они профессионалы и понимают, что разрыв командной цепочки и начало усобицы есть лучший подарок врагу. И они уже видели, к чему это приводит, когда наша власть только устанавливалась, а мантикорцы отхватывали порубежные системы одну и другой, ибо общая дезорганизация не позволяла нам усилить оборону. Но что произойдет, когда наша власть лишится в их глазах той легитимности, которую мы с таким трудом обрели? Да, нами было сделано все возможное для смены костяка офицерского корпуса, и те командиры, которым при старом режиме повышение не светило, не станут жалеть о Законодателях — пусть даже Парнелл и восстал из мертвых. Но не все офицеры подпадают под эту категорию, да и подпадающие хорошо знают, что Законодатели по крайней мере не расстреливали командиров за незлонамеренные ошибки. И когда выяснится, что организаторы их расстрелов являются к тому же заговорщиками и узурпаторами, это едва ли будет способствовать лояльности военных по отношению к нам.

Он сделал паузу и, дождавшись кивка Пьера, продолжил.

— Что нам на пользу, так это политическая инерция. Мы правим уже десять стандартных лет, первоначальный хаос удалось преодолеть, Уравнители потерпели крах, и значительная часть общества, в том числе и военные, едва ли одобрит экстремистские попытки смены верховной власти. Поэтому меня волнуют не настроения толпы, а намерения МакКвин, сумевшей снискать широкую поддержку и популярность благодаря серии побед.

— Но ту же проблему мы получим со всяким, кто будет одерживать эти самые победы.

— Согласен. И я отдаю себе отчет в том, что без побед нам вовсе крышка. Для меня, тебя и всего Комитета проигранная война будет равносильна удачному заговору против нас: результат тот же. Но сейчас эти победы одерживает не «всякий», а Эстер МакКвин, с ее энергией, честолюбием и редким умом. Более того, она член правительства и вошла в состав этого самого правительства уже после того, как случилось все, в чем нас обвиняют. Иными словами, ее положение дает ей все преимущества, но не налагает ответственности за былые грехи. Но и это не все: в целом флоте только МакКвин имеет реальную возможность нанести удар в самое сердце Комитета, или, точнее, в его мозг, ибо она находится в столице и имеет доступ ко всем членам высшего руководства, включая меня и тебя. МакКвин уже стоит во главе флота, и если офицерский корпус пойдет за ней, никаких усобиц не будет. Во всяком случае поначалу. И, бьюсь об заклад, ей хватит ума разъяснить это логическое построение всем военным…

— Но никаких свидетельств подобных ее действий у нас нет, — указал Пьер.

— Нет. Поверь мне, появись на эту тему хоть шепоток, ты узнал бы об этом первым. Но ведь и перед мятежом Уравнителей она не выказывала никаких намерений совершить нечто из ряда вон выходящее.

Пьер неохотно кивнул.

Когда Уравнители перекрыли все каналы связи, МакКвин, к счастью для Комитета, выступила против них самостоятельно и тем спасла и режим, и самих Пьера и Сен-Жюста note 6. Это удалось ей лишь потому, что весь экипаж ее флагманского корабля последовал за ней, хотя люди и знали, что несанкционированная инициатива может повлечь за собой суровое наказание. Хуже того, судя по быстроте и слаженности действий, МакКвин осуществляла их в соответствии с тайным планом, разработанным ею и ее штабом на случай возникновения непредвиденных обстоятельств.

И хотя вышло так, что этот план был введен в действие во время мятежа Уравнителей, по изначальному замыслу он наверняка был направлен вовсе не против них.

— Ну и что ты предлагаешь? — спросил Председатель, выдержав паузу. — Думаешь, мы можем от нее избавиться?

— Это невозможно без колоссального риска. Как ты сам говоришь, нам нужно, чтобы кто-то выигрывал сражения. И она тоже прекрасно понимает, что мы нуждаемся в ней только до тех пор, пока нуждаемся в самих этих победах. Вот почему меня беспокоят ее проволочки с началом операции «Сцилла». Она тянет волынку, без конца ссылаясь на будто бы появившееся у мантикорцев новое оружие. А по мне, так просто тянет время, обделывая собственные делишки.

— Боюсь, мне трудно с тобой согласиться, — сказал Пьер. — МакКвин держит нас в курсе подготовки всех операций: мы получаем больше текущей информации, чем имели при Кляйне. Конечно, не исключено, что она делает это, чтобы притупить нашу бдительность и получить возможность добраться до наших глоток, но даже при этом обозначенные ею проблемы масштабны и вполне реальны! Черт возьми, да не ты ли сам указывал на это всего несколько минут назад! Требуется не один месяц, чтобы сосредоточить силы, выработать оперативный план, подготовить технику и личный состав к его выполнению и направить их на противника, находящегося в сотнях световых лет!

— Да знаю я это. Но тем не менее считаю, что ее бесконечные отговорки не оправданы ситуацией.

Пьер раскрыл было рот, но Сен-Жюст поднял руку.

— Нет, Роб, у меня и в мыслях не было заявлять, будто я разбираюсь в военно-космических операциях лучше нее. Я разбираюсь в другом: я знаю, как хороший специалист с помощью знаний и опыта может запутать любой вопрос и преподнести его в нужном свете. Особенно если данному специалисту хорошо известно, что люди, перед которыми она отчитывается, таковыми знаниями и опытом не обладают. А еще я знаю мнение моих аналитиков относительно возможности оснащения мантикорского флота всяческими чудо-новинками, вроде этих ее «суперЛАКов». Будь уверен, я тщательно проанализировал их доводы, проконсультировался с инженерами-разработчиками, и… — тон его слегка изменился, — с четырьмя или пятью представителями солли, находящимися здесь в связи с технологическими трансфертами. Все они — все! — сходятся на том, что термоядерную установку, способную обеспечить энергией импеллерные узлы и гразеры, о которых рассказывает МакКвин, невозможно разместить на такой скорлупке, как ЛАК. А МакКвин — профессиональный офицер, и консультанты у нее, надо полагать, не хуже моих. Вот тебе одна из причин, заставляющих меня подозревать ее в сознательном преувеличении степени предполагаемого риска с целью отсрочить осуществление операции и выгадать время для организации заговора, направленного против нас.

Пьер поджал губы, раскачиваясь вместе с креслом из стороны в сторону и обдумывая доводы Сен-Жюста. Было ясно, что шеф БГБ разрабатывал эту тему не один месяц, но только сегодня позволил себе высказать свои опасения в столь ясной и недвусмысленной форме. И — поймал себя на страшной мысли сам Пьер — ему и самому очень хотелось бы избавиться от таких подозрений.

К сожалению, не получалось. И все же…

— Есть у тебя конкретные доказательства? — спросил Пьер. — Не существования заговора — я уже понял, что тебе ничего нарыть не удалось, — а преувеличения степени риска?

— Неопровержимых — нет, — признал Сен-Жюст. — Сам пойми, при проведении такого рода консультаций мне приходится проявлять осмотрительность. Если она что-то затевает, то расспрашивать ее подчиненных означает обнаружить нашу заинтересованность. Но я поручил своим людям дать заключение на основе самых новейших данных, на которых основывает свои выводы она. И результат оказался прямо противоположным.

— Это не убеждает, — возразил Пьер. — Выводы разных групп аналитиков очень часто расходятся, не говоря уж о том, что некоторые из этих консультантов до смерти нас боятся и знают — или догадываются, — что мы хотим услышать.

— Верно. Поэтому я и сказал, что неопровержимых доказательств у меня нет. Но странная зацикленность МакКвин на «новом оружии», якобы использованном мантикорцами во время операции «Икар», не может меня не беспокоить. Мне известно ее мнение по поводу того, почему они сидят сложа руки, но и в этом отношении приводимые аргументы вызывают сомнения. Со времени «Икара» они не провели ни одной мало-мальски значимой наступательной операции, а все их локальные контратаки и вылазки были проведены без привлечения какого бы то ни было «нового» вооружения. И почему, спрашивается, она не согласилась с тем, что нам следует поднажать и разгромить Мантикору прежде, чем они успеют запустить свои предполагаемые новинки в массовое производство? И потом, почему Восьмой флот, коль скоро он полностью укомплектован, не выступает к Барнетту? Большая часть года у них ушла на сборы, потом корабли перебросили на Василиск во время «Икара», а теперь уже целый год они торчат как на привязи возле звезды Тревора! Весь космос знает, что этот флот создавался как их главная ударная сила, потому и командовать им поручили не кому-нибудь, а Белой Гавани. И какого, спрашивается, черта, он не нападает… если не потому, что боится?

— А ее ты об этом спрашивал?

— Ну, не то чтобы в лоб… Но ты знаешь ее манеру отвечать на мои вопросы. Я не раз предоставлял ей возможность поделиться со мной мнением по поводу того, чего ради Белая Гавань застрял у звезды Тревора. Но стоит заговорить об этом, как она заводит свою старую песню насчет того, как важен для них тамошний терминал. И ведь даже она признает, что терминал прикрыт уже поставленными на боевое дежурство орбитальными фортами, не говоря уж о том, что поблизости пасется еще и Третий флот. Нет, Роб, Белая Гавань не кажет носа из своей конуры по другой причине — и причина, похоже, состоит в том, что манти нас боятся. То есть, если уж говорить напрямик, манти боятся ее.

— Ну, не знаю… — протянул Пьер. — Это одни догадки, Оскар. Разве не так?

Сен-Жюст кивнул, и Пьер потер ухо. Проблема заключалась в том, что строить догадки относительно возможных угроз Комитету определенно входило в обязанности шефа БГБ.

— Даже если ты абсолютно прав, — сказал, поразмыслив, Председатель, — мы не можем взять и вот так с бухты-барахты отстранить ее от должности. Особенно в свете скандала с Парнеллом.

Сен-Жюст кивнул снова, с донельзя кислым видом. Пьер чувствовал, как кривятся его собственные губы. Они с Сен-Жюстом проделали огромную работу по фальсификации досье МакКвин. Было изготовлено огромное количество документов, уличающих ее в заговоре против народа — и как раз вместе с приспешниками расстрелянного изменника Парнелла. Воскрешение последнего пустило все эту работу псу под хвост: чтобы хоть как-то оправдать репрессии против популярнейшего флотоводца, требовались совсем другие улики.

— Не знаю, что бы мы могли предпринять по отношению к ней немедленно, — сказал Сен-Жюст. — В конце концов, со своей работой она справляется хорошо, и лишить себя столь ценного специалиста было бы с нашей стороны недальновидно. Я, правда, предпочел бы этот риск тому, что мои подозрения оправдаются, но такова уж специфика моей работы. Моя обязанность состоит в том, чтобы выискивать внутренние угрозы безопасности государства, и порой я сам сдерживаю себя, чтобы меня не заносило.

— Знаю, — сказал Пьер.

Это действительно было правдой — что, к сожалению, лишь придавало высказанным опасениям больше веса.

— Единственное, что нам остается сегодня, — продолжил Сен-Жюст, — это оставить ее на своем месте, но заставить поторопиться с проектом «Сцилла». Она сама согласилась, что новая операция — логическое следствие всех предыдущих действий, так что отговориться ей будет непросто. Если заартачится, это станет лишним доводом в пользу моих подозрений и даст нам более-менее приемлемый повод отстранить ее от дел. С другой стороны, если операция начнется и мантикорцы, как предполагают мои аналитики, отступят, у нас появятся основания требовать от нее проведения более активной, даже агрессивной политики. Ну а я буду следить за ней в надежде, что, если она действительно замышляет неладное, то допустит оплошность и выдаст себя.

— Ну, а если это случится?

— В таком случае нам придется устранить ее — пусть грязно, но быстро. Вне зависимости от последствий. У нас просто не будет выбора. Мертвая МакКвин, пусть и с ореолом мученицы, будет представлять для нас меньшую угрозу, чем живая, но формирующая собственные расстрельные команды.

— Согласен, — с тяжелым вздохом сказал Пьер, — но если уж нам придется ее устранить, необходимо иметь под рукой подходящую замену. Человека, который мог бы стать ее преемником в борьбе с Мантикорой, но никак не по части плетения заговоров против нас. То есть человека, относительно которого у нас не будет ни малейших сомнений в его полной непричастности к козням, которые строит — или, дай-то Бог, не строит — она.

— Здесь ты, безусловно, прав. Скажу, что на Жискара, Турвиля или любого из их компании я бы не поставил. Они и раньше-то не внушали особого доверия, а успех, достигнутый ими под началом МакКвин, лишь усугубил сомнения. Сейчас они наверняка стали еще более рьяными ее приверженцами, чем до «Икара».

Он потер подбородок.

— Конечно, я мог бы с ходу назвать с десяток адмиралов, не вызывающих ни малейших подозрений, только вот боюсь, что как профессионалам им всем очень далеко и до МакКвин, и до ее ближайших сподвижников. Опять же: если мы знаем кому верны эти люди, то для флота их настроения тоже не тайна. Назначим любого — и в нем в отличие от МакКвин, которую считают своей, будут видеть нашу креатуру. Оно бы и ладно, но мне не хотелось бы, чтобы новому Военному Секретарю пришлось начинать работу с преодоления недоверия подчиненных. Очевидно, — продолжил он с хмурой усмешкой, — что нам нужен выдающийся флотоводец, не входящий в ближний круг МакКвин, лояльный по отношению к нам, но никогда не демонстрировавший эту лояльность так, чтобы его заподозрили в лизоблюдстве. И вдобавок лишенный политических амбиций.

— Помнится, — хмыкнул Пьер, — Диоген днем с огнем безуспешно искал далеко не столь совершенного человека. И где ты намерен откопать сей идеал?

— Не знаю, — ответил Сен-Жюст со смешком, а потом, уже очень серьезно, добавил: — Пока не знаю. Но поиски мною уже начаты, Роб, и когда они завершатся успехом, мнение о незаменимости гражданки МакКвин можно будет пересмотреть.