Без баллонов Жорику шагалось намного легче. Соха смазал ожог на шее какой-то мазькой, залепил пластырем. Скоро «нервяк» спал и все вошло в колею. Ветки скребли по одеждам, шуршали листья, кругом стоял притихший лес.
Позади послышался далекий взрыв. Качака поднял руку, давая знак остановиться. «Коммандос» прислушивался к быстро стихающему звуку.
- Кент за Гнутым пришел, - тихо сказал Соха.
- Не кент, а как-то по-другому Гнутый его назвал, типа братан или кореш, - поправил Пистон.
- По хер, главное, он больше нас беспокоить не будет.
- Может, - вклинился в разговор Жорик, - какой-то другой мутант на запах пришел. Мало ли.
- Лало ли, - передразнил его Соха, - умник здесь нашелся. Ветеран, мля.
- Заткнулись все, - прекратил старпом разговоры, - двигаем дальше.
Привал Качака объявил, когда все устали и начало смеркаться. Со стонами и кряхтением грачи избавлялись от заплечной ноши. Соха стоял, уперев руки в поясницу, выгибался назад и морщился от простреливающей спину боли. Мимо с сигареткой в зубах проходил Качака. Он вовсе не глядел в сторону Сохи и, казалось, был занят своими мыслями. Затем шагнул к любителю лысых женщин и резко, без замаха правым крюком саданул ему в живот. От удара Соха выплюнул сдавленный стон и согнулся пополам. Закашлялся, поджимая руки, повалился на колени. Качака стоял над ним горой. Смотрел с вершины Монблана, говорил со снисходительным презрением, едва разлепляя губы:
- Ты, Соха, вонь подритузная, когда, наконец, поймешь, что если я говорю, то это надо выполнять? - Сигарета, прилипшая к верхней губе, дергалась, словно живая, и хотела вырваться из пасти чудовища.
Соха ворочался у его ног козявкой и никак не мог вдохнуть.
- Гниль ты болотная, - продолжал выговаривать старпом, - ты мог спалить Жорика с Пистоном за раз. Понимаешь, скотина безрогая, что пришлось бы возвращаться с двумя обгорелыми калеками, не выполнив задачу. Тебя, придурка, Пирцент, может, и грохнет, а меня ведь снова отправит в этот гребаный лес. Ты, тварь позорная, меня спроси, хочу ли я из-за тебя, ублюдка, ничтожного ничтожества, снова идти в эту задницу? Меня ты спроси! - Качака повысил голос и зло зыркнул на стоящего на четвереньках Соху. Жорику показалось, что старпом сейчас его пнет своим кувалдоподобным берцем по ребрам, и лететь тогда грачу к своим гнездам.
Соха ничего не отвечал и не пытался подняться, стоял на четвереньках, опустив голову, и слушал. Воспитательная работа закончилась, старпом развернулся и направился куда шел. У ближайшей ели притормозил, расстегнул штаны и справил нужду.
Постепенно отряд зашевелился, с натянутыми лицами разговорились, насущные дела выступили на передний план. На пне устроили стол.
- Че, Жорик, вылупился? - зло прошипел Соха, поймав на себе косой взгляд парня.
- Ниче, - Жорик отвел взгляд, потянулся финкой и куском хлеба к банке с тушенкой. Соха резко наклонился, схватил его за запястья и рывком притянул к себе. Жорик потерял равновесие, споткнулся на корне и едва не упал грудью на стол. Соха держал его и шипел прямо в лицо, обдавая запахом тушеного мяса:
- Думаешь, хмырь болотны, за нашими спинами отсидишься? Думаешь, Кач тебя пригрел, теперь в безопасности? Да? А вот выкуси. Он держит тебя на непроход. Понял, салага, для чего ты нам нужен?
Жорик не отвечал и только таращился на злое лицо напротив.
- Ты, отмычка, не забывай и давай поменьше налегай на хавчик, нам тушняк еще понадобится.
Соха оттолкнул Жорика, быстро скосился на старпома, который устроился поодаль, смотрел в их сторону и жевал.
Жорик отступил от пня, есть перехотелось. Он посмотрел на Пистона, который все время стоял рядом, жевал и не мешал Сохе чинить разборки. И старпом не вступился. На Жорика вдруг обрушилось осознание своего места. «Даже Кач, - думал он с горечью, уверовавший, что старпом взял его под крыло за жертвенные подвиги. - Он ничего не сказал, хотя все видел. Я ведь за него в бэтаре огреб. Я один говорил, чтобы его ждали. А Пистон? Пистон, падла. Я ведь его за руку тянул из дымовухи, кожу себе прожег». Жорик поражался такому вероломному предательству, кипел и не знал, что делать. Он ощущал себя «консервами», брошенными в рюкзак в долгую дорогу, до которых рано или поздно все же дело дойдет.
Он долго не мог уснуть. Мысли неустанно бродили в голове. Они то пугали, то ужасали, то смирялись и снова восставали. Его дежурство с трех до пяти прошло без происшествий, впрочем, как и у остальных. Наутро он встал невыспавшийся и в смятении. Не сомневался, что отмычкой сегодня и навсегда будет он.
Все же судьба продолжала его гладить. За свои прегрешения Соха шел первым с той лишь разницей, что огнемет больше не давил ему на плечи. ЛПО-50 с последним зарядом было решено оставить. Его повесили на сук в расчете забрать на обратном пути. Ценность оружия в зоне знали все, поэтому им не разбрасывались. На ПДА старпом пометил место.