Пантанал и Тектонический Разлом

4. По 115-й

Гражданин Лыткин Семен Евграфович пах изрядно. Он игнорировал понятие душ, а сортир устроил в собственных штанах. Конвой, его доставивший, нюхал воздух через платок. Я торопливо открыл окно, чтобы не дышать чистым озоном.

— Ну что, Семён Евграфович, будем говорить? — начал я допрос.

— Я уже все рассказал, — пожал бомж плечами, породив ненужную циркуляцию из-под мышек, где у него густо рос ценный мех.

Все да не все. Гражданин Лыткин вечером 1 июня зарезамши своего коллегу по несчастью, как указывали оперативники уголовного розыска «из неприязненных отношений». Чистая 115-я «Умышленное убийство», срок заключения до 20 лет. И не угадали ни разу. Это не от того, что я такой офигительный следователь, просто дружить надо с кем надо, Касаткин из УСБ и намекнул, что дело с двойным дном, к тому же имело место злодеяние в Ущелье.

— Слушай, Семен, а как ты вообще в Ущелье выживаешь? Там же собаки! — начал я раскрутку.

— Не собаки, а айуры, начальник! — поправил Лыткин. — Но они зверствуют исключительно по ночам. Днем ни одной в Ущелье не найдете-отсыпаются в норах.

— Нор там до хера! — задумчиво заметил я.

— Исключительно до хера.

У меня имелось совсем немного знакомых, употребляющих слово «исключительно» в разговорной речи.

— Где учился? — поинтересовался я.

— У меня 2 высших!

Переучился, понял я.

— Тебе светит 115-я, но есть возможность соскочить, — предложил я.

— Вчистую? — глаза старика разгорелись.

— Еще чего. Переквалифицируем как убийство по неосторожности, срок малый, колония облегченная, кукурузные хлопья будешь на хате кушать.

— А это не блудняк? — засомневался Лыткин.

— Гадом буду!

— Ладно, банкуйте! Что тебя интересует, начальник?

— За что холодного сделал?

— Испытал «личный неприязнь»!

Я стукнул кулаком в стол.

— Все понял, начальник. Из-за мяса я чепушилу и замочил. Афер он был конченный, — пошел он на попятную.

Далее последовал непереводимый набор диалектов, который я все же рискну перевести.

Когда Волга ушла в Разлом, на ее месте возник второй Клондайк. Ущелье предстало перед первооткрывателями в виде склада богатых утопленников, машин, утерянных в разное время с плав средств ценных вещей. С войны и мирного времени в слоях ила копились немаленькие запасы оружия и боеприпасов. Пышный расцвет криминала был обеспечен.

От Москвы (бывшей) до Астрахани теплоходы, пристани и дебаркадеры превратились в гостиницы, ночлежки и бордели. Авторитеты делили сферы влияния, в разборках принимали живое участие крупнокалиберные пулеметы.

Порядок пытались навести неоднократно. Нескончаемые операции с привлечением войсковых соединений, показательные казни главарей. Результат-полный ноль. Пересеченная местность, зеленка, отсутствие дорог, занятость армейского контингента в Африке-все эти факторы заставили давно махнуть на Ущелье рукой.

Плотины это не касалось. На расстоянии 10–15 километров от стратегического объекта был создан охранный Периметр. Колючая проволока, вышки, блокпосты, датчики и видео фиксация. При необходимости в воздух поднимались вертолеты, выжигающие все к чертовой матери.

Еще до разговора с Лыткиным имелись подозрения, что Периметр дырявый, теперь они подтвердились. Лыткин признался, что особой мафии внутри Периметра нет, но «есть черные копатели», бомжи и проститутки.

Лыткин энд коллеги перебиваются находками цветных металлов, ценных вещей с затонувших «галеонов», просроченных продуктов со свалок у гостиниц-теплоходов. У них даже поселки имеются. Вот тебе и Периметр на замке!

В последнее время айуры-бездомные одичавшие псы стали откуда-то таскать останки древних людей. Они не ели их сразу, а предпочитали закапывать в ил. Бродяги поначалу мало тухлятиной интересовались. Пока не нашелся покупатель.

— Кто такой? — задал я вопрос.

— Объявился в Ущелье некий красавец. Погоняло Цеппелин. Он платил бабки за все, что было связано с древними останками-за бытовые вещи, украшения, оружие. На останках все это сохранилось.

— С чего ты взял, что они древние?

— Потому, как и не люди это были, а первобытные твари. Морды с клювами как у сов перьями покрыты. Ходят легенды, что «люди-совы» жили в недрах Жигулевских гор тысячи лет назад. Раньше их жилье находилось глубоко под водой. Когда Волга ушла, пещеры открылись. Когда айуры начали оттуда «мясо» таскать, стало понятно, что этого добра там навалом. Места там гиблые. Особо жадные туда рванули, но из этого лабиринта еще никто не выбирался живым. Так этот Цеппелин вылавливает в ущелье конченных бухариков и туда силой спускает. Говорят, народу сгубил немеряно.

— Откуда сведения, если он всех, как ты выражаешься, сгубил? — подколол я.

— Некоторые вернулись, — нехотя признал бродяга. — Божатся, что там голоса доносятся из-под земли, гораздо глубже дна Волги. Молят о прощении, только нет им прощения.

— Оставим грешников в покое. Цеппелин из блатных? — спросил я.

Простой вопрос заставил бомжа передернуться.

— Мутный он. Видимых наколок нет, но раздетым его никто не видел. Экипировочка у него вся новая, черные брюки, черная куртка с капюшоном. На рукаве серебряная буква «Р». Высокие шнурованные ботинки всегда сверкают, как только что из магаза. Передвигается по Периметру на какой-то военной машине — на колесах, вся в броне, вместо окон бойницы.

Кожная болезнь у него вроде, кожа гладкая, но неживая на вид. Лысый, бровей нет, никакой растительности нет. Слухи ходят, из бывших вояк, то ли в танке горел, то ли в самолете. Мог и радиацию схватить. «Мясо» покупал и в блокнотике все записывал, откуда оно. Карта у него была со скатерть размером, я подглядел, там в центре Плотина, да с подробностями. А ведь туда ходу нет, закрытая зона, там стреляют без предупреждения и в Разлом холодных скидывают.

Лыткин в своем рассказе словно наткнулся на препятствие и замолк.

— Как вы с ним связывались?

— Он в гостинице «Россия» одно время жил.

Я не сразу понял, что речь идет о теплоходе «Россия», вставшем в Ущелье на вечный прикол.

— Что-нибудь еще о Цеппелине сообщить можешь? Точно не знаешь, что конкретно он ищет?

— Падлой буду, гражданин начальник!

Гражданин Лыткин был осужден по статье 109 УК РФ «Убийство по неосторожности» и получил свой законный трешник.

Когда население окончательно отучили читать, в городе была проведена оптимизация-вместо библиотек открыли рюмочные. В одной из них я ударно надирался водкой. Я сделал открытие, оказывается, закуска совсем не обязательна, сойдет и лимончик в сахарной пудре. Меня трясло от страха.

На грани максимальной дозы начались глюки. Откуда-то возник Касаткин из УСБ и осуждающе произнес:

— Что с тобой, Женя? Сначала ты у меня выторговал дело Маслова, а как дошло до дела, сразу в кусты? Так не получится.

Я с изумлением понял, что слышу подробные сентенции не впервые. В обед меня оторвал от тефтелек звонок Коликовой, которая зачитала тефтелькам приговор и в приказном порядке велела явиться в прокуратуру. Что-то мне говорила, что речь не идет о пригласительном билете на концерт Миши Боярникова.

Алкоголикова говорила много и филигранно. Ее пламенную речь можно было вставить в сериал, развернув на пару серий. Брошка на шее за 30 лимонов раскалилась до бела, если бы там были не настоящие бриллианты, они бы расплавились.

— Иногда мне кажется, что это не у меня критические дни, а у тебя, Вершинин! — воскликнула она в сердцах.

Раз уж мы заговорили о столь интимных вещах, мне захотелось спросить, бреет ли она волосы на гениталиях.

— В ходе оперативно-следственных мероприятий возникла необходимость съездить в командировку на Плотину! — торжественно сообщила она.

— Я не поеду! — отрезал я.

Еще сегодня утром я бы отдал все, чтобы выгрызть эту командировку и на Плотине досконально заняться Масловым. Там его заменили, там основное место действий, там лежбище.

Но с тех пор минуло несколько часов, кое-что изменилось, и теперь я трясусь от ужаса, что меня действительно могут послать на Плотину. Я отлично понимаю, что имею все шансы остаться на объекте навсегда.

— Что тебя удерживает, Вершинин? — Коликова сняла очки, став еще страшнее, как с ней сексом занимаются, подушкой лицо разве что закрывают. — Не можешь оставить пачку пельменей в одиночестве? Водка в морозилке испортится? Ты можешь внятно объяснить, почему не хочешь ехать?

— Объяснить не могу, но ехать отказываюсь!

— Дурдом какой-то! Я точно с тобой до пенсии не доработаю! — Коликова изменила тон и произнесла сестринским тоном. — Ты можешь мне довериться, Женя? Расскажи, какие у тебя проблемы? Чем могу, помогу.

Я едва не клюнул на уловку, но вовремя опомнился, и шею мне она не перерезала.

— Готов взять любого «глухаря», но на Плотину не поеду! — отчеканил я. — Скажу честно. У меня идиосинкразия. И еще этот. Периостит!

Вам когда-нибудь приходилось видеть, как человеческое лицо мгновенно охлаждается до минус 100-а градусов? Лицо Коликовой заледенело, глаза остекленели и пригвоздили меня к креслу. И куда делся доверительный тон? Бабы лучшие притворщицы в мире! Недавно был опрос, и 100 процентов женщин заявили, что размер не имеет значения!

— Сделаем так, Вершинин! — голосом Коликовой можно было распиливать бетон. — Явишься завтра и, если твое решение не изменится, исполнишь рапорт. Мне тут мужики с бабским характером не нужны!

— Что в рапорте написать? — поинтересовался я и получил исчерпывающий ответ.

— Пошел вон!

Из рюмочной я переместился на скамейку, а часть выпитого переместилась в стоящую рядом урну. Сюрприз для бомжа, который по утру сунет туда руку.

Наступила летняя ночь, довольно холодная, но сейчас она меня лишь бодрила. Хотя что может взбодрить старого воробья, потрепанного дикой кошкой?

— Что вас так напугало, Вершинин? — Касаткин возвышался надо мной, подавлял волю. — Знайте в любом случае, мы вас защитим.

Ага, защитят они меня. Осипова уже защитили. Я представил себя в гробу. Зрелище мало эстетическое, и выглядел я там нереспектабельно.

— Кто бы на вас не наехал, не в ваших интересах это скрывать!

Я представил того, кто наехал на несчастного Осипова. Огромный мусоровоз.

— Мы ведь все равно узнаем! — пригрозил Касаткин. — Если вы скрываете важную для следствия информацию, пойдете за сокрытие! Я лично тебя закрою!

Стариков, ни разу не сидевших и загремевших на зону на склоне лет, называют Иван Иваныч, вспомнил я. Мысль была актуальная.

— Я сейчас уйду, и ты останешься со своими проблемами один на один! — пообещал Касаткин. — Тебе угрожали? Ты не боишься ночью оставаться один?

Я не боялся. Теперь я знал, что в городе мне вообще ничего угрожает. В этом я был уверен, мне об этом недвусмысленно сказали. А вот в Ущелье…

— Я найду, кто тебя так сильно напугал, что ты в штаны надудонил! — пообещал Касаткин. — Сделаю это без твоей помощи! Но раз ты мне больше не нужен, то завтра вылетишь из органов к едрене фене! Сделать это проще простого. Когда на тебя могли выйти? Только не днем, днем ты выезжал на убой на Революционной. Там была куча народа, подкатить к тебе не могли. Утром еще все было нормально, значит, после выезда! Там было не слишком много возможностей с кем-то встретиться.

Господи, как он ошибался!

Коликова позвонила с утра, и это было не самое лучшее предложение на то утро.

— Убийство на Революционной. Один холодный, оперативники уже там, судмедэксперт выехал. Будешь от следствия.

— Пусть Мальков едет! У меня дел и так по горло, и свидетели вызваны! — взмолился я, отмазка была придумана заблаговременно.

— Мальков зеленый и вдобавок тупой! Убитый — известная в узких кругах модель. А сама квартира принадлежит Сергею Боярникову.

— Однофамильцу? — с надеждой спросил я.

— Не угадал! Тому самому. Депутату и владельцу газет-пароходов. Погибче там.

— Что он потерял в нашей деревне?

— Как ты пренебрежительно-в дере-евне! — мастерски передразнила Коликова. — У Боярникова много квартир, все задекларированы по закону, в том числе и эта. Так что уж поезжай, почти своим присутствием.

Сырожа мне не нравился, вот батя в «Новых мушкетерах» идеально усами тряс. Среди плебса сынок был известен законом о «вынужденном гомосексуализме». Сам же стал первым его бенефициаром.

Меня вез Толстый Дима.

— К пидару едем? — спросил он, и я понял, что он не гибкий.

У подъезда дежурил «пэпс» с автоматом, он меня знал и пропустил, поздоровавшись. В последнее время мне редко приходится доставать ксиву, издержки ветерана. Скоро крестники начнут выходить, кого я отправил на каторгу в начале карьеры, со сплошными поздравлениями.

Еще один «пэпс» дежурил у нехорошей квартиры. Внутри мелькали Баландин и Вергунов из убойного. Я спросил, где холодный и кто от медиков. Экспертом оказался Голодаев, мощный мужик, типичный скорохват, по нелепости судьбы угодивший в эскулапы.

— Личность убитого установлена по паспорту, найденному в квартире, — доложил Вергунов. — Аполлон Анненский, 27 лет. По нашей базе не проходил. Числился сотрудником модельного агентства «Радуга».

Убитый находился в зале на полу, одетый в изящные панталончики до колен и сюртучок до пупка веселенького фисташкового цвета. Верхняя часть головы отсутствовала.

— Понятно! — проговорил я.

— Выстрелили в лоб. Подробности после вскрытия, — пообещал Голодаев.

— Денег и драгоценностей не взяли, — добавил Баландин.

— Похоже на заказное, — сказал я. — Кто сообщил об убийстве?

— Женщина пришла убираться, а тут…

— Убийство в чистом виде-пришли, убили и ушли. Зачем? Кому пидорок помешал?

— Вынужденно занимающийся! — поправил я. — Не гибкий ты Баландин. Свидетелей опросили? Давайте занимайтесь, чего вас учить!

— Сын мушкетера приехал! — сообщил кто-то.

Я подошел к окну, чтобы увидеть, как внизу паркуется пара длинных черных «Лексуса», имеющих поразительное сходство с катафалками. Сынок с охраной. Я послал вниз Вергунова, умоляя, чтобы он не грубил Сынку и не вздумал грозить ему пистолетом.

— Может еще жопу ему подставить? — возмутился Вергунов.

— Это не обязательно, но будь гибче!

Охрану Сынка в квартиру не пропустили, но самого провели прямиком ко мне.

Сынку недавно исполнилось 39 лет, но выглядел он на 25. Как и на всех официальных фото он был одет в строгий костюм с депутатским флажком и логотипом «Мировой России». Мне так видится, что он и в душ идет в костюме.

Сынок благоухал парфюмом. Особо умиляла прямая челка а-ля «ученик 6-го класса». Боярников обвел присутствующих взглядом, который ему самому казался суровым.

— Что здесь происходит? — спросил он хорошо поставленным «сытым» голосом. — По какому праву вы вломились в мою квартиру? Где ваш начальник?

Кто-то указал на меня. Сынок надменно усмехнулся.

— Какой это начальник? Я требую сюда начальника отдела прокуратуры Коликову!

Я ошибочно решил, что чадо не знает об убийстве, и поспешил сообщить ему об этом.

Лицо Сынка не дрогнуло.

— Я в курсе! — спокойным тоном проговорил он. — Это ничего не меняет! Вы не имели права вторгаться в мою частную собственность!

— В вашей квартире труп лежит без головы! — возмутился Вергунов.

— Ну и что? — сынок красиво приподнял бровь. — Вы что ему голову обратно приставите? Аполика не вернуть, а вы мне эксклюзивный пол затоптали! Вас не учили ботинки снимать? Ах да, с кем я говорю.

Он понимающе усмехнулся. В этот момент все, кто на данный момент имел оружие, испытали острое желание его застрелить.

Но основные события разворачивались не здесь. В глубине квартиры раздался протяжный вздох, потом резкий вскрик, что-то упало, что-то разбилось-и повисла такая тишина, что всем стало ясно, сейчас случится что-то страшное.

— Свидетель! На кухне! — жутким голосом крикнул Вергунов, и все кинулись на шум.

На кухню я заходить не стал — был в шоке.

Изящный хрустальный графин не менее полуметра в высоту, полный воды, неподвижно висел в воздухе, никем не поддерживаемый. Из-за легкого наклона вода взбултыхнулась и в таком положении замерла, полная десятков разнокалиберных пузырьков, тоже неподвижных.

У двери, изогнувшись буквой зю, окаменел молодой незнакомый мне оперативник. Лицо у него было удивленное. Уборщица сидела за столом, рука ее была вытянута в сторону молодого. Она была в платочке, одна седая прядь выбилась из-под платка и торчала вбок точно спица.

Помещение затопил резкий похожий на змеиный запах. Некое существо, язык не поворачивается назвать его человеком, пошевелилось и выглянуло из-за висящего в воздухе кувшина. Это движение окончательно вывело меня из себя, хотя все остальное вообще ни в какие ворота не лезло.

— Цеппелин! — совру, если скажу, что это прозвучало мужественно.

Отшатнувшись назад, глянул назад, чтобы увидеть замерших на бегу оперативников. Выпученные глаза, стволы в руках. У Вергунова поднята нога в неестественном положении, видно зацепился носком за половик. Ясно, что ему ни за что не устоять, когда время двинется вскачь.

Цеппелина описали недостаточно страшно. Неживая кожа обливала голову и лицо без бровей и вообще без единого волоска. Глаза пустые, точно высверленные. Двигаясь, он неестественно наклонял голову и тогда кожа на шее собиралась в гармошку словно гофрированный шланг.

Одето «оно» было, как и говорил Лыткин, в косуху с серебряной «Р» на рукаве. Черные брюки заправлены в башмаки с зеркальным блеском. Такое ощущение, у чудовища не получается выглядеть человеком, но оно не очень и старается.

— Стоять! — ворона прокаркала бы лучше.

Я кинулся к Вергунову выковыривать ствол, тот выскальзывал из рук словно намыленный, одновременно застывшая рука подпружинивала, стоило мне навалиться всем весом. На ней можно было подтягиваться.

Цеппелин выдавился из кухни в коридор, змеиная вонь катилась волной впереди него.

Оставив бесплотные попытки завладеть оружием, я кинулся к входной двери. По пути пришлось миновать второго оперативника, а на входе стоял «пэпс» с автоматом, перегораживая выход своим телом.

Я замедлился, и это едва не стоило мне жизни. Цеппелин разметав оперативником словно куклы, устремился ко мне. Это заставило меня опомниться, я вскочил бойцу на автомат, затем ему на плечо и скакнул в подъезд, меж столпившихся охранников Сынка.

Как я не сломал ногу, одному Великому Луке известно. Но приложился конкретно, и фингал удался. Но все вылетело из головы, стоило мне узреть продолжение кошмара.

Цеппелин с легкостью вытолкнул бойца в подъезд. Я пребывал в легком ауте, отлично понимаю всю безнадежность ситуации, удрать от монструоза на тесной лестнице не представлялось никакой возможности.

Однако случилось чудо, Цеппелин не смог миновать открытые двери! Раз за разом он бросал затянутое в черную кожу тело вперед, и каждый раз невидимое препятствие отбрасывало его назад.

Надо сказать, что с того самого момента, как время остановилось, окружающее пространство окутала мертвая тишина. Я испугался, что застряну навечно в застывшем безмолвном мире, но тут в квартире раздался звон разбившегося кувшина, следом в мир хлынули звуки: звуки остальных падений и ругань оперативников.

Цеппелин предостерегающе выставил указующий перст, болтая им из стороны в сторону:

— На Плотине-твоя смерть! — прокаркало чудовище.

И у меня не было причины ему не верить.

Она познакомилась со мной на улице. Именно так. Ибо самый отъявленный оптимист не согласился бы, что это я проявил инициативу. Она подсела ко мне на скамейку, но за добрых несколько минут до этого я был погребен под ароматом шлейфных духов.

— Я сейчас уйду! — замахал я руками.

— Совсем необязательно! — в ответ приятный женский голос.

Проститутка, понял я и буркнул:

— Денег нет!

— Я могу одолжить!

Со всей определенностью я понял, что происходит непонятная хрень, которая с большой вероятностью присоединиться к череде других, произошедших за день, и все вместе они сольются в одну большую хрень. Хрень с большой буквы.

Что и говорить, девушка была подобрана идеально. Лет 20. Лицо не испорчено силиконом. Вздёрнутый носик. Губки бантиком. Голубые глаза. Блондинка. Под короткой белой юбкой ровные баллоны ног. Наверху откровенный жакет, не скрывающий молодую здоровую кожу в ложбинке между крупными грудями.

— Меня зовут Эва! — сказала она, голос был бархатный, таким колыбельные петь старым мужикам.

Где мой пистолет? Подумал я. Не говорить ей своего имени! Вообще ничего не говорить! Молчать!

— Евгений Палыч! — проблеял я. — Мне надо идти, извините!

Я встал и пошел. Вдвоем. Остановился.

— Я вас провожу, Женя! — она убила меня этим «Женей».

Меня так называли в прошлой жизни, когда был жив Сашка, а не валялся на заплеванном асфальте в Багдаде, когда была семья и смысл жизни. А потом смысл исчез, заменившись на цель.

Я бы прогнал ее, честно. Если бы она вздумала тереться об меня, делать недвусмысленные предложения, но она замерла на идеальной дистанции, источая запах здоровой кожи и свежевымытых волос. Блондинка в короткой белой юбке.

— Зачем, Эва? — опустошенно произнес я. — Я ничем не могу быть полезен. Если вы об этом, я уже отказался. Чего вы еще хотите от меня?

В ответ она взяла меня под руку и повела ко мне домой.

— Если вы насчет секса, то я пить таблетку не буду! — заявил я.

Эва сказала, что я смешной и засмеялась. Смех был из разряда тех, которым крутые самки привлекают самцов. Безо всякого усилия с моей стороны, у меня задребезжали бубенцы. Чувство было давно утраченное и его возвращение довольно приятное. За одно за это можно было сказать спасибо девушке, кем бы она не являлась.

За годы обета безбрачия я совершенно отвык от женского общества и не представлял, о чем можно говорить с красоткой.

— У меня дома совершенно нечего грабить! — сообщил я. — А клофелин я переношу плохо!

Она пообещала разобраться.

— Зачем мы идем ко мне? — предпринял я попытку сопротивления.

Она обещала разобраться и с этим. Когда я хотел пройти мимо своего подъезда, она силой развернула меня туда.

— Может не стоит? — вяло отбрыкивался я.

— Обязательно стоит!

— Я тебе ничего не смогу предложить.

— Это не так.

Дежа вю. Когда-то так я уговаривал молодых зеленых девиц. Во время подъема на лифте я прикидывал, хватит ли у нее сил меня изнасиловать.

— Ключи потерял! — радостно сообщил я.

Она выудила их у меня из кармана.

— У меня замок заедает!

— Не заставляй девушку все делать за тебя, Женя! Имей совесть!

При свете в подъезде она оказалась еще красивей. Я вздохнул и отпер дверь. Была мыслишка шмыгнуть туда первым и захлопнуть дверь у нее перед носом, но красотка решительно прошла вперед, продемонстрировав белую юбку с другого привлекательного ракурса. Она была туго натянута на выпуклой попке точно кожа на барабане.

Я не успел пасть раззявить, как она сказала:

— Ты первый в душ!

Хочет меня чистеньким на тот свет отправить, понял я. Я исполнил ее поручение с радостью, ведь теперь появилась возможность позвонить в полицию. Однако телефона в кармане было. Она все предусмотрела. Я плюнул на приличия и принял душ.

Дуло пистолета смотрело в мозг. Следом в том же направлении должна была отправиться пуля.

— Что ждешь? Нажимай на курок! — проговорил я, уважая себя до небес.

В ответ она передала ствол мне.

— Это тебе, подарок! — объяснила она. -38-й калибр.

Я положил пистолет на стол и спросил:

— Чай будешь?

Она попросила покрепче.

— Убого живешь, Жак! — заметила она.

Она произнесла «Жак» вместо «Женя». Так звали меня «друзья» в Париже, и я смог связать факты воедино и понять, с кем имею дело.

— Как там Деко? — спросил я.

— Нормально. Дочку готовит к операции в Иерусалиме.

— Тамошние евреи ничего не понимают в медицине. Я же ему говорил, везти ее сюда!

— Кто же негра в Россию пустит, Жак? А когда ты догадался, что я оттуда? — наверняка в той стороне, куда она кивнула, находился запад.

— Я офигительно догадливый.

Она вытянула ослепительно сверкнувшие белым ноги.

— Надоело притворяться, — призналась она. — Гора с плеч.

— Туфли сними, у нас принято снимать обувь в доме, — посоветовал я.

— Не знаешь, на какой ерунде засыплешься, — сказала она и с наслаждением сбросила босоножки. — Ноги болят.

— Разреши? — я присел рядом на диване, взял в руки девичью стопу, оказавшуюся неожиданно маленькой.

— Это совсем не обязательно!

— Дай хоть дотронуться до тебя! Ты настоящая? А то я сомневаюсь.

— Надеюсь, чтобы удостовериться в этом, тебе не понадобится секс?

Я внимательно посмотрел на нее.

— Тебе сколько лет?

— 25! Именно столько мне дадут, если ты выдашь меня спецслужбам!

— Сашке было 23.

Она извинилась.

— Ничего. Я уже свыкся с этим жить.

— В Париже ты думал по-другому.

— Это не важно, кто и что думал. У меня ничего не получилось.

— Не получилось там, получится здесь!

Некоторое время я переваривал информацию. Она подтвердила:

— Действующий модуль Пантанала находится здесь, на Плотине!

Откровенно говоря, я подозревал нечто подобное. Французская разведка лишь подтвердила мои догадки.

— Могли бы кого-нибудь постарше прислать! Дело слишком опасное! — проворчал я. — Что надо от меня?

Она протянула руку ладошкой кверху, на ней сверкала черная горошина.

— Закрепишь это на модуле, Жак!

— И что потом? Большой бум! Ле гранд бум!

— Не будет никакого бум! Ни гранд, ни птит! Это всего лишь блок слежения. Мой патрон хочет знать, куда эта птичка полетит.

Я усмехнулся. «Лягушатники» вряд ли отчетливо представляли, что есть модуль, если на полном серьезе хотят знать, КУДА он летает.

— Помнится, в прошлый раз, когда мы нашли такой модуль под Парижем, и тоже решили его изучить, погибла куча народа. Деко убили.

— Как убили? — вскинулась она.

— Это фигурально! — успокоил я.

Фига се, фигурально! Словить пулю от Жуста в упор!

Убили негра. При желании испортить ему вторую жизнь, можно было признаться сейчас в этом милой девушке Эве. Посмеялся бы я над вашей толерантностью, когда моего загорелого кореша пожизненно заточили бы в секретную лабораторию, где били током по яйцам, внимательно наблюдая, расширятся ли при этом его зрачки.

— Пантанал очень древний проект! — продолжал я. — Он давно не актуален, так как был запущен 80 лет назад, чтобы мы победили в войне, но война давно закончена. То, что некоторые модули уцелели, не говорит, что он действующий. Все это укладывается в процент допустимых потерь.

Она молча положила горошину мне в карман. Пальцы у девушки были длинные и красивые. Вив ля Франсе!

— Кто, о чем, а вшивый о бане! — возопил я.

— Же не компрене па! — не поняла она. — Это всего лишь средство слежения, почти такое же как навигатор в машине. За это даже не дают срок. Более того. Мы позаботились о твоей безопасности. Если твоей жизни будет угрожать явная опасность, раздави аппарат, и он пошлет сигнал «мэйдэй» в широком диапазоне. Предупреждаю, ваша полиция будет первой, так что применять в самом крайнем случае. Видишь, мы от тебя ничего не скрываем. Ждем от тебя того же.

— С чего ты взяла, что я отправлюсь на Плотину? В пасть льва? Увольте! Я кстати уже отказался. Завтра с утра начинаю разгадывать кроссворды!

— Даже не сделаешь попытки вернуть сына?

— Оттуда не возвращаются! Могу сделать попытку ускорить нашу встречу и отправиться с этой стороны!

Она внимательно посмотрела на меня красивыми четко очерченными голубыми глазами.

— Ты все врешь, Жак! Ты хочешь спасти сына! Ты хочешь трахнуть меня! Только это скрываешь!

— Ничего я не скрываю! И не говори «трахнуть», лучше звучит «заняться сексом». Это я не к тому, что хочу заняться с тобой сексом, хотя если говорить без обиняков, этого не захочет только полный паралитик. Так что, конечно, я хочу, только это не накладывает никаких обязательств, в первую очередь на меня. Потому что в моем возрасте, это уже не столь легко доступная вещь. И я скажу больше.

— Так ты согласен? — спросила она.

— На секс нет! — гордо заявил я.

— Первый случай в моей практике! — призналась она. — Может, ты гомик?

— Нет, просто кретин!