Падение Калико

Глава 20

Сегодняшний день

— Кали, проснись. Голос Брайани заставляет меня проснуться в кромешной тьме комнаты. Зажимаю уши руками, я отказываюсь открывать глаза, опасаясь, что даже в этой абсолютной темноте я увижу ее лицо, пристально смотрящее на меня.

— Проснись, Кали, — насмехается она.

Хотя на самом деле это не моя сестра. Я знаю это. Дни в изоляции могут творить ужасные вещи с разумом. Я тоже это знаю, потому что не в первый раз меня кладут в Коробку, как она называется. Мое наказание — семь дней, но здесь у меня нет понятия о времени, чтобы отличить минуту от часа, ночь или день.

— Это твоя вина.

Галлюцинации о моей сестре усилились до такой степени, что я начинаю сомневаться в моментах, когда я бодрствую или сплю. Без света или признаков жизни вокруг меня, за исключением шуршания мышей и других мелких тварей, я рада что не могу видеть, трудно различить такие вещи, как время или сознание.

Свернувшись калачиком у стены, я подтягиваюсь плотнее, сжимая обе стороны черепа, чтобы заглушить звук ее голоса.

— Пожалуйста, проснись, — ною я, ни к кому не обращаясь.

Никто меня не слышит, а если бы и слышали никому бы не было дела. Это мое наказание за нападение на Медузу, и если я выживу, я буду одной из немногих, кого утащили и вернули.

— Если бы ты не была такой эгоисткой, я бы не умерла в тот день.

— Пожалуйста, Бри. Пожалуйста, оставь меня в покое. Раскачиваясь взад-вперед, я зажимаю уши, в надежде, что может быть, у меня лопнут барабанные перепонки и я оглохну. Может быть, тогда голоса прекратятся.

— Оставь меня в покое!

— Как будто ты бросила меня одну? Холодно. Одиноко. Гнить в куче пепла и костей? Ее смешок разрывает мне сердце, насколько реально он звучит в этом месте.

— Это рифмуется. Помнишь, мы сочиняли песни в рифму?

Как будто она может читать мои мысли, она начинает напевать первую рифму, которая приходит мне в голову. Мы сочинили ее пару лет назад, до того, как ее украл Легион.

— Малышка Сьюзи схватила экскаватор. Бросилась с уступа. Когда она ударилась о землю и шлепнулась. Она поднялась и съела свою кошку.

Как бы мне этого не хотелось, я не могу удержаться от смеха над словами, которые тогда показались нам такими забавными.

Я шепчу следующему, пока они звенят у меня в голове.

— Мама, мама, пожалуйста, приезжай скорее. Сестра, сестра совсем заболела. Укусила брата, брата за голову. И отец, отец теперь мертв.

— Они все мертвы, кроме тебя, Кали. Все они.

После почти недели рыданий невозможно, чтобы я смогла пролить еще больше слез, но влага, стекающая по моей щеке, является доказательством того, что тело никогда не устает от страданий. Как бы сильно оно ни страдало, всегда есть что-то еще.

— Твоя очередь, Кали. Они идут за тобой.

Прежде чем я успеваю сказать что-нибудь, чтобы она заткнулась, дверь щелкает, и ослепительный свет бьет мне в глаза. Я поднимаю руку, чтобы прикрыть лицо, слишком ошеломленная и дезориентированная, чтобы разглядеть темную фигуру, стоящую в дверном проеме.

— Я думаю, вы достаточно пострадали за свои действия. Я бы хотел попробовать новый подход к Валдису, — говорит доктор Эрикссон.

Я даже не особо задумывалась о Валдисе.

— Вверх, вверх. На ноги. Его чересчур бодрый голос режет, как лезвие, и я прекрасно понимаю, что если я не сделаю так, как он говорит, он снова закроет передо мной эту дверь, не задумываясь.

Ладони на пол, я толкаюсь вперед на слабых руках, которые подгибаются подо мной, ловлю себя, прежде чем мой подбородок коснется пола. Мышцы дрожат, я пытаюсь снова, и мне удается подтянуть колени ровно настолько, чтобы стабилизировать положение. Используя стену для равновесия, я выпрямляю ноги, стукаясь коленями друг о друга, и спотыкаясь, делаю шаг вперед. Выпрямившись, я игнорирую боль глубоко в костях, покалывание в ступнях и лодыжках и ковыляю вперед, отталкиваясь от стены. Мои ноги оказываются передо мной, и я врезаюсь в доктора Эрикссона, который нерешительно поддерживает меня, пока я не встаю на ноги.

В моем горле першит и сухо, губы горят и потрескались, когда я смотрю на него.

— Хочу пить.

— Мы достаточно скоро принесем тебе воды, моя дорогая. Перво-наперво.

Предлагая не более чем свою руку, он выводит меня из коробки и ведет по коридору, пока мы не останавливаемся перед двойными дверями. Он открывает одну из дверей, вводя меня в большую, пустую комнату с блестящими белыми полами, которые отражают куполообразный потолок, состоящий из окон. Поднимая на них взгляд, я поворачиваюсь и вижу купол, занимающий всю длину комнаты, с потолком за стеклом.

— Что это за место?

— В период своего расцвета — задолго до Драги — это была хирургическая смотровая площадка, используемая учеными. Теперь здесь мы наблюдаем за поведением.

Не прошло и минуты, как движение привлекает мое внимание к углу купола, где просачиваются тела, смотрящие на меня через окна.

— Почему они здесь? Спрашиваю я, мой голос все еще хриплый от жажды.

— Чтобы понаблюдать, конечно. Теперь, если вы меня извините, я хотел бы ввести их в курс дела.

Точно так же, как когда мы сидели за столом и смотрели, как Валдис обезглавливает Дина, многие лица я узнаю по своим процедурам. Ученые в лабораторных халатах. Медуза. И когда я поворачиваюсь еще немного, я замечаю Валдиса, как всегда, в окружении солдат Легиона. Хотя он носит шлем, я узнал его по шрамам и тому, что его левое плечо немного ниже правого, как будто его несколько раз ломали.

— Добрый день, мои самые уважаемые коллеги. В интересах экономии времени я опущу предысторию проекта Альфа, поскольку многие из вас хорошо знакомы с программой. За последние несколько недель мы наблюдали довольно хороший прогресс, за вычетом пары неудач, которые мешали нам продвигаться вперед. Смех отражается от стен, когда доктор Эрикссон высмеивает обезглавливание Дина.

— Тем не менее, я рад сообщить, что Субъект Девять-Семь-Девять добился значительного связывающего успеха с двумя из трех наших самых жестоких Альф. Из-за многочисленных отказов от ранее назначенных ему самок мы решили рискнуть и также протестировать Кадмуса. Мы подумали, что он может быть более склонен подыгрывать наблюдающей аудитории.

О Боже. Кадмус. Тот, кто держал меня за шею там, во дворе. Который, вероятно, винит меня в том, что случилось с ним в тот день. Тот, кто чуть не убил женщину, с которой они пытались его связать.

— Прежде чем мы начнем, я спрошу Валдиса. У тебя есть какие-либо возражения против того, чтобы связать твою женщину с Кадмусом?

Я бросаю взгляд на Валдиса и со слезами на глазах едва заметно киваю, молясь, чтобы он заметил.

— Нет. Его слова обрушиваются на меня, как молот, и становится ясно, насколько глубока его ненависть ко мне. То, что он мог наблюдать, как другой Альфа убивает меня, насилует или и то, и другое на глазах у всех этих людей, является свидетельством того, как мало он думает обо мне.

— Ах, Валдис. В голосе доктора Эрикссона слышится напряженное веселье, которое я привыкла называть раздражением.

— Вы загадка. Итак, давайте начнем.

Мое сердце бешено колотится в груди, мое тело в состоянии паралича до такой степени, что я не сразу замечаю, что доктор Эрикссон покинул палату, пока двери не щелкают в унисон. Загорается больше огней, создавая ореол темноты по периметру комнаты, и мне приходится щуриться от яркого света, чтобы разглядеть фигуру, шагающую ко мне. Такой же массивный, как Валдис, если это возможно, но гораздо более покрытый шрамами.

Когда он обращается ко мне, я отступаю, осматривая окрестности в поисках места, где можно спрятаться, места, где можно избежать встречи с ним.

Твердая поверхность ударяет меня по позвоночнику, и я оборачиваюсь, прижимаясь к двери, которая не поддается. Мое сердце колотится о ребра, и когда я поворачиваюсь лицом к Кадмусу, он прижимает обе мои руки к двери, вдавливая в меня вес своего тела. Дрожа рядом с ним, я поворачиваю голову, зажмуривая глаза, чтобы не видеть натиска того, что будет дальше. Как и другие Альфы, он натягивает свой шлем на мою кожу, холодный металл царапает мою плоть.

— Ты пахнешь им, — хрипит он.

— Как дерьмо. От лязга металла мои мышцы напрягаются, и я вздрагиваю, отказываясь открывать глаза. Его горячее дыхание обдувает мою шею, и я знаю, что он снял шлем. Но даже это не побуждает меня открыть глаза.

— Хотя я бы все равно выебал из тебя все дерьмо.

Он отпускает меня, и я задыхаюсь от шока, когда, спотыкаясь, иду вперед.

Стоя посреди комнаты, он смотрит вверх, на смотровую площадку, свет настолько ослепляет, что все, что я могу видеть, это его массивный силуэт.

— Ты хочешь шоу? Его голос срывается, как у льва, отчитывающего свою гордость.

— Пришлите мне кого-нибудь, кто не сидел в одиночке целую неделю. Желательно, чтобы его, блядь, искупали. Нахлобучив шлем, он шагает обратно к двери, через которую вошел, проламываясь сквозь нее, без сомнения, к шеренге ожидающих Легионеров, которые сопроводят его обратно в камеру.

Свет тускнеет, ровно настолько, чтобы я могла видеть, что Валдис не изменил своей прежней позы, и я готова поспорить на свои пайки, что под шлемом у него улыбка.

Часть меня хочет заплакать от того, что здесь чуть не произошло. Другая часть меня слишком рада, что этого не произошло.

— Жаль. Голос Эрикссона эхом разносится по комнате, но нигде его нет. Я поднимаю взгляд на купол, ища его лицо среди тех, кто смотрит на меня сверху вниз, и нахожу его среди толпы.

— Я надеялся, что связывание третьей Альфы окажется достаточно плодотворным, чтобы избежать необходимости тестировать контрольную группу.

Контрольная группа?

— Устраняя человеческий элемент, мы остаемся с очень примитивным, животным разумом. У животных нет таких ограничений, как… требования к купанию.

Группа надо мной снова смеется, переминаясь с ноги на ногу. Все, кроме Валдиса.

— Джентльмены, пожалуйста, воздержитесь от любых резких движений или звуков. Стекло перед вами — довольно надежная преграда, так что нет необходимости беспокоиться.

Беспокоиться? О чем?

Глаза бегают взад-вперед между дверями впереди меня и наблюдающей толпой, я отступаю как можно дальше. Мой пульс колотится так быстро, что кажется, будто я могу потерять сознание в любой момент. Я украдкой бросаю еще один взгляд на Валдиса, который снял шлем, сунув его под мышку, и выражение его лица — первое, что я когда-либо видела подобного рода. Брови нахмурены, губы сжаты в жесткую линию, он выглядит очень обеспокоенным в данный момент. Но это примерно до такой степени.

Двери щелкают, и два офицера Легиона вкатывают огромную клетку в центр комнаты, прежде чем они оба быстро выходят обратно.

Дышу неглубоко, я моргаю от пота, заливающего глаза слезами. Красная лампочка мигает в такт звуковому сигналу. Бип. Бип. Бип. Он замолкает, и красная лампочка гаснет.

Загорается зеленая лампочка.

Женский роботизированный голос эхом разносится по комнате. — Опасность. Пожалуйста, отойдите. Пожалуйста, отойдите.

Раздается сирена, и стальная дверь клетки со щелчком подается вперед, затем отъезжает в сторону.

— Опасность. Пожалуйста, отойдите. Пожалуйста, отойдите.

Я не могу отступить дальше. Разворачиваясь, я толкаю дверь, дергая за ручку безрезультатно. Я соскальзываю к следующей двери. Дергаю за ручку. Панический крик замирает у меня в горле, когда на стене рядом со мной поднимается огромная тень. Тело сковывает ужас, я медленно оборачиваюсь и вижу огромное, чудовищное существо с бледно-белой, почти прозрачной кожей, крошечными черными глазками и ртом, полным острых, как бритва, зубов.

Скользя вдоль двери, я двигаюсь медленно и легко, чтобы не спровоцировать его на погоню. Возможно, когда-то он был человеком, но больше им не является. Моя голова говорит мне кричать, но мои легкие, скованные страхом, не позволяют мне.

Пока существо отслеживает мои движения, опускаясь на все четвереньки, я останавливаюсь.

Он бросается ко мне.

Дыхание со свистом вырывается из меня, когда я поворачиваюсь на каблуках, для скорости отталкиваясь подушечками ступней. Мои ступни вылетают из-под меня, блестящий пол обжигает, когда он проходит под моим телом.

Я пытаюсь вырваться, мои ногти сгибаются, когда я царапаю ими по гладкой поверхности.

Меня снова дергают назад, сильнее, и я переворачиваюсь на спину, уставившись на брюхо зверя.

— Нет! Нет! Пожалуйста!

Вырывается длинный розовый язык, теплый и липкий, когда он скользит по моей щеке. Я осмеливаюсь взглянуть и обнаруживаю то, что, как я предполагаю, является его половым органом, торчащим между ног и пульсирующим от растущей длины.

О Боже. нет. пожалуйста, нет!

Что-то грохочет, привлекая мое внимание ровно настолько, чтобы я смогла выбраться из-под него. Я поднимаю глаза и вижу Валдиса, падающего с потолка, прежде чем он с тяжелым стуком приземляется на пол. Осколки битого стекла разлетаются вокруг него дождем. Он надевает шлем и бросается головой вперед на существо.

В битве шока и трепета я отшатываюсь назад, подальше от драки. Существо издает душераздирающий визг и ударяет меня по ноге, его длинный ноготь раздирает мою плоть.

Я вскрикиваю и прикрываю дрожащей рукой глубокую рану на моей ноге, прежде чем его тело протаскивают через комнату, и оно врезается в стену с противоположной стороны.

Ничуть не испугавшись, он переворачивается на все четвереньки, снова подбегая ко мне, но Валдис встает на его пути, ударяя ладонью по его горлу. Существо царапается и корчится, его острые когти впиваются в его плоть, пока Валдис удерживает его от меня.

Дыхание сотрясает мою грудь.

Я вижу, как мышцы на руках Валдиса вибрируют от напряжения, когда он сражается со зверем. Коготь полосует его по щеке. Другой оставляет глубокую рану на бедре. Тем не менее, он борется, чтобы держать это подальше от меня, его челюсть решительно сжата.

Одним быстрым движением ему удается просунуть пальцы под голову мутанта, и со звуком рвущейся плоти он отрывает ее от тела существа. Он катится, как мяч, по блестящему полу, капая темной, почти черной жидкостью, которая растекается за ним, пока не останавливается у моих ног.

Подтягивая колени к груди, я проглатываю крик, застрявший в горле, глаза прикованы к зубам, которые могли бы легко разорвать мою плоть, как горячие лезвия разрезают инжир. Мое тело сотрясается от ужаса и шока, и только когда крепкие руки Валдиса скользят под моими ногами, поднимая меня с пола, я отвлекаюсь от отрезанной головы. Словно зверь, несущий раненую птицу, он прижимает меня к своей груди и шагает к двери в дальнем конце.

Руки обвиваются вокруг шеи Валдиса, я прячу лицо у него на груди. Рыдание пытается вырваться наружу, но не может. Я измучена. Слаба. За гранью ужаса.

— Джентльмены. Голос доктора Эрикссона прорывается сквозь шум крови, бьющейся в моем черепе.

— Я представляю вам проект Альфа.

Мое тело легко падает на матрас кровати в камере Валдиса. Если бы кто-нибудь из охранников снаружи попытался помешать ему привести меня сюда вместе с ним, я уверена, их постигла бы та же участь, что и теперь уже безголовое существо. Мне неохота отпускать его шею, но я отпускаю, и я сворачиваюсь в клубок, дрожа, когда он укрывает меня одеялом, которое хранит его успокаивающий аромат.

Щелчок двери заставляет вздрогнуть мои мышцы, и мои глаза обшаривают комнату в поисках другого существа, но нежное скольжение ладони Валдиса посылает по мне прилив спокойствия.

— Все в порядке. Ты в безопасности.

Он снимает шлем и сползает по стене рядом с кроватью, откидывая голову назад с гримасой, которая говорит мне, что его раны болят так же сильно, как и у меня на ноге. Вместо того, чтобы заняться своим первым, он отрывает от простыни квадратик ткани и, наклоняясь вперед, прикладывает его к моей ноге и надежно перевязывает рану. Я тянусь, чтобы оторвать кусочек и для него, но он хватает меня за руку, качая головой.

— Я в порядке. Отдохни немного. Они скоро будут здесь с армией.

— Тем не менее, ты ранен.

— Ничего такого, через что бы я не проходил раньше.

— Спасибо тебе… за то, что ты там сделал.

— У меня не было выбора.

— Что ты имеешь в виду?

— Я не мог стоять в стороне и смотреть, как эта штука проделывает с тобой все по-своему. Кадмус тоже, если уж на то пошло.

Его слова — краткое и желанное отвлечение от вида торчащего органа существа и ужаса от того, что оно планировало с ним сделать.

— Но ты … у тебя не было никаких возражений. Когда доктор Эрикссон спросил.

— Я знал, что Кадмус не настолько глуп, чтобы прикасаться к моей женщине, не на моих глазах.

Мой живот не должен трепетать при звуке, когда он называет меня своей. Мне тоже не следовало бы хотеть знать, как ощущаются его руки на моем теле, после того, как я перенесла такую травму, но я хочу. То ли из-за адреналина, то ли из-за слишком многих дней, проведенных в изоляции, я хочу, чтобы его руки были на мне. — Валдис…

Его глаза встречаются с моими, и именно тогда я вспоминаю предупреждение, но это не имеет значения. Я бы приветствовала его вес на себе, даже если это раздавит меня. Однако он не двигается, но выжидающе смотрит на меня мгновение. Когда я ничего не говорю, он поднимается с пола и, прихрамывая, пересекает комнату, хватая кувшин с маленького столика в изножье кровати. Мой рот сжимается при виде того, как он наливает воду в чашку.

Слегка прихрамывая, он возвращается ко мне и, обхватив большой ладонью мой затылок, опрокидывает воду мне в рот. Он стекает из уголка моих губ, когда я проглатываю его обратно.

Когда он опускает чашку, в его бурных серых глазах, кажется, мелькает что-то еще. Своего рода голод, который выходит за рамки еды или воды. Рука, все еще приклеенная к моему затылку, он притягивает мое лицо к своему, и в тот момент, когда его губы наклоняются к моим, бабочки в моем животе взрываются.

Его губы на вкус как специи и металл — восхитительный аромат, который я хочу проглотить.

Поцелуй начинается медленно и лениво, языки исследуют губы, дыхание смешивается, тихие стоны задерживаются за сомкнутыми ртами.

Его хватка на моей шее становится крепче, языки превращаются в зубы, дыхание становится пылким и прерывистым, а его стон превращается в рычание. Сильная буря, которая начинается как легкий дождь и проносится надо мной, принося гром и молнию.

Внезапная потребность, которую я испытываю к нему, вызывает пламя в моей крови. Я обвиваю руками его шею, и он поднимает меня с кровати к себе на колени, где сам садится у стены.

Вцепившись в его скальп, я поглощаю вкус, который заставляет меня жаждать большего. Еще его. Ноги вытянуты на его массивных бедрах, я чувствую, как его эрекция прижимается к моему естеству. Это намного больше, чем выпуклость в брюках Дина.

Я прерываю поцелуй, поворачивая голову в сторону, и хмурюсь при воспоминании.

— Ты в порядке? Звук сильного, но нежного голоса Валдиса прогоняет эти мысли прочь, и мой разум возвращается к тому, что было раньше, когда я смотрела, как он проваливается сквозь потолок, словно Бог, пришедший спасти меня.

Я киваю и прижимаюсь к его выпуклости, наблюдая за тем, как его голова откидывается назад, взгляд тяжелый и голодный. Все так, как описала Роз. Почти приятно видеть, как он так реагирует на прикосновения. Я провожу кончиками пальцев по шраму вдоль его челюсти и губы, а также по тому, что над рабской лентой на горле, разглядывая их неровные, грязные швы. Жизнь наградила его этими шрамами, но по какой-то странной причине мне вдруг захотелось быть тем, кто их залечит. Я хочу проникнуть в его темноту и осветить те части, которые никогда не чувствовали тепла света.

Прижимаясь своими губами к его губам еще раз, я краду его дыхание, вбирая его в свое тело, и когда его большие руки обвиваются вокруг меня, притягивая ближе, я не хочу, чтобы он отпускал меня.

Его руки повсюду — по моей спине, ребрам, бедрам, — как будто выискивают каждый дюйм моей плоти.

Я понимаю, что он — моя безопасность, и его поцелуй — мое спасение в этом месте.

За этими губами скрывается безмолвная история, история страдания и агонии, которую я жажду узнать, в то время как он наслаждается этим моментом между нами, относясь к соединению с таким почтением, что я задаюсь вопросом, целовался ли он когда-нибудь вообще.

Дверь со щелчком открывается, но Валдис не отпускает меня. Он не прерывает поцелуй и не останавливается, чтобы глотнуть воздуха. Как будто он впитывает его как можно больше, прежде чем меня заберут.

Только когда солдаты просовывают руки мне под мышки и стаскивают меня с его колен, он делает вдох, покачиваясь в мою сторону, но его встречает приставленный к горлу острый конец копья.

Челюсти сжаты, он не сопротивляется им, когда они выводят меня из его камеры.

Я не спускаю с него глаз, пока почти не выхожу из комнаты, и бурный серый цвет говорит мне все, что мне нужно знать.

Что, если я скажу слово, он убьет каждого солдата в этой комнате.

Для меня.