Когда начальник ГРУ вошел в кабинет, невысокий седой мужчина, задумчиво смотрел на снегопад за окном, отхлебывая из граненого стакана с посеребрённым подстаканником темно-коричневый чай.
Сопровождающий, зашедший в комнату сразу за Ивашутиным и ставший сзади, деликатно кашлянул, привлекая внимание.
— Григорий Васильевич, Петр Иванович пришел — сообщил он.
Романов обернулся. Холодный взгляд члена Политбюро, «хозяина Ленинграда» и одного из самых влиятельных людей в стране прошелся по невозмутимому лицу Ивашутина.
— Можешь идти, Игорь. Дальше мы сами, — Романов поставил чай на стол. Ободок подстаканника глухо стукнул по массивной столешнице.
— Ухожу, Григорий Васильевич, — мужчина кивнул, быстро развернулся и вышел, не забыв аккуратно прикрыть за собой дверь.
— Ну здравствуй, генерал, — Романов протянул руку, продолжая испытывающее глядеть на начальника ГРУ. Ладони «хозяина Ленинграда» и руководителя ГРУ сцепились в крепком мужском рукопожатии.
Через минуту Романов неожиданно улыбнулся уголками губ.
— Силен ты, Петр Иванович, лапа как клещи. Чуть мне руку не раздавил. Не то, что некоторые. Ладони ватные, потные. Даже пожать руку как следуют, не могут. Кривятся, стонут тихонько. Не мужики, а дерьмо какое-то. Тьфу. Творческая, мать её, интеллигенция.
— Не прибедняйтесь, Григорий Васильевич, — усмехнулся Ивашутин. — У вас тоже еще сил хватает. Даже при рукопожатии чувствуется.
— Это, да, — довольно кивнул Романов. — Есть пока ещё порох в пороховницах. Присаживайся, Петр Иванович. Пальто можешь на вешалку возле входа повесить. Чаю будешь? Я могу распорядиться.
— Спасибо, Григорий Васильевич. Пока не хочу, — вежливо отказался начальник ГРУ. Он повесил пальто на крючок железной вешалки и неторопливо уселся на стул перед «Хозяином Ленинграда».
— Ладно, давай перейдем к делу, — улыбка сошла с лица Романова. Первый Секретарь ленинградского обкома стал серьезным и сосредоточенным. — Петр Иванович сказал, что у вас есть важная информация для меня. По поводу того скандала с царским сервизом на свадьбе дочери.
— Есть, — подтвердил Ивашутин. — Об этом лучше расскажет наш сотрудник. Он, кстати, находится внизу. Но сперва…
Генерал неторопливо расстегнул кожаную папку, достал оттуда лист бумаги и ручку. Романов с интересом наблюдал за действиями гостя. Ивашутин быстро написал несколько строк, положил бумагу на стол и подвинул её к первому секретарю Ленинградского обкома партии.
Романов цапнул ладонью листок, поднес его к лицу и, сосредоточенно пробежался глазами по тексту.
«Григорий Васильевич! Нам надо поговорить в надежном месте без свидетелей. В кабинете вас могут слушать работники девятки. Речь идет о государственном перевороте. И ваша дискредитация — часть плана заговорщиков, проводимого совместно с западными спецслужбами. В число предателей входят люди из высшего руководства КГБ. Нужно пообщаться в таком месте, где прослушка будет невозможна. Это очень важно».
В первое мгновение брови Романова изумленно взлетели вверх. Затем он нахмурился и поднял глаза на Ивашутина. Начальник ГРУ встретил давящий немигающий взгляд Григория Васильевича с невозмутимым лицом. В кабинете повисло тяжелое молчание.
Затем «хозяин Ленинграда» хлопком припечатал листок к столешнице, подвинул его к Ивашутину и поднялся.
— Пойдемте, — сухо бросил он.
Начальник ГРУ быстро сложил листок, сунул его в карман кителя и тоже встал.
Григорий Васильевич энергичным шагом вышел из кабинета. Ивашутин последовал за ним, не забыв прихватить форменное пальто. На первом этаже Романов повернул налево и постучал в дверь комнаты.
— Заходите, — раздался бодрый голос.
«Хозяин Ленинграда» оттолкнул дверь и зашел. Начальник ГРУ двинулся следом, остановившись на пороге.
Маленький кряжистый сорокалетний мужичок в сером мешковатом свитере и черных брюках при виде первого секретаря Ленинградского обкома, положил томик Дюма на журнальный столик и вскочил с кресла.
— Здравствуйте, Григорий Васильевич.
— Привет, Сергеевич, — кивнул Романов. — Дай-ка мне ключи от технических помещений.
— Да зачем они вам, Григорий Васильевич? Если нужно я открою и всё покажу, — заюлил мужичок.
— Сергеевич! — в голосе Романова прибавилось стали. — Ключи, сюда, быстро!
— Как скажете, — вздохнул мужичок и полез в карман штанов. Вытащил большую связку позвякивающих ключей, отсоединил парочку на отдельном кольце и протянул Романову.
— Вот, пожалуйста.
Глава Ленинградской области молча взял ключи у Сергеевича, развернулся и покинул комнату. За ним вышел Ивашутин. Мужичок проводил гостей недоумевающим взглядом, вздохнул и взял книжку со стола.
Романов вышел в прихожую. Раскрыл шкаф, снял с плечиков черное драповое пальто, надел его, скинул домашние тапочки, присел на табуретку, подхватил зимние ботинки, стоящие на полочке для обуви. Петр Иванович тем временем тоже натянул свою обувь, стоящую на коврике, рядом с входной дверью.
Григорий Васильевич жестом указал генералу следовать за собой. Генерал уже в форменной одежде двинулся следом. Романов свернул в узенький коридорчик, рядом с лестницей на второй этаж. Там оказался черный вход. Первый секретарь Ленинградского обкома дважды повернул колесико замка, и дверь, щелкнув замком, послушно открылась.
— Здесь за домом технические помещения, — сообщил Григорий Васильевич, когда Ивашутин вышел вслед за ним на улицу. — Сергеевич — завхоз наш, всякий хлам туда складывает. Летом у нас строители ремонт делали, там обедали. После них остались стол и несколько табуреток. Прослушки там точно нет.
— Это хороший вариант, — кивнул Ивашутин. — Показывайте, куда идти.
Романов указал взглядом на два больших одноэтажных домика, стоящих справа от дачи и пошел к ним.
Через минуту Ивашутин с любопытством оглядывал просторное темное помещение, забитое инструментами, кусками пенопласта, досками, лопатами, обрезками пластмасс, базальтовой ватой и другими строительными материалами и инвентарем.
— Где-то здесь выключатель должен быть, — сообщил Георгий Васильевич, деловито раздвигая развешанные у входа спецовки. — А, вот он.
Щелкнула кнопка. В середине помещения зажглась свисающая с потолка лампа в патроне, заливая помещение тусклым желтым светом.
Романов аккуратно прикрыл дверь, щелкнул замком, закрывая её изнутри, и развернулся к начальнику ГРУ.
— Прослушать нас не могут? Хотя бы с соседнего дома? — для порядка уточнил Ивашутин.
— Никак, — отрицательно качнул головой Романов. — Стены здесь толстые — два кирпича. Сделаны на совесть. Соседнее помещение закрыто, и по самый потолок забито мусором. Ключи от него у меня. И кричать мы с вами не будем. Правильно?
— Так точно, — улыбнулся генерал.
— Давайте присядем, — предложил Григорий Васильевич, указав ладонью на примостившийся к стене небольшой столик из необструганной древесины и несколько табуреток. — И вы расскажете мне то, что собирались.
— Давайте, — кивнул Ивашутин.
Романов присел у стола. Начальник ГРУ расположился напротив.
— Григорий Васильевич, вы слышали, что мы недавно разоблачили большую группу предателей и вражеских агентов в ГРУ, КГБ и на наших режимных объектах.
— Конечно, наслышан, — царственно кивнул Романов. — Леонид Ильич твое ведомство хвалил. Пельше и Устинов тоже. Юрию Владимировичу сильно по шапке досталось, что за него всю работу ГРУ выполнило. Большое дело сделал, Петр Иванович. Леонид Ильич тебя даже в пример Андропову и Щелокову ставил. Вот, мол, как красиво сработал. И Дмитрия Федоровича похвалил. Сказал, что отличные специалисты у него, ЦРУ до сих пор на ушах стоит.
— Спасибо, — невозмутимо кивнул Ивашутин. — И то, что я вам сейчас покажу, имеет непосредственное отношение к этому делу.
Начальник ГРУ расстегнул кожаную папку, достал стопку листов, скрепленных тоненькой веревочкой, и подвинул к Романову.
— Это выдержки из дела, которое мы сейчас ведем. Специально для вас подготовил краткую выжимку. Прочтите, пожалуйста, Григорий Васильевич.
Романов взял листки, прищурился, пытаясь разглядеть буквы в тусклом свете лампы. Недовольно хмыкнул, отложил листы в сторону. Достал из внутреннего кармана прямоугольный футляр, открыл его, вытащил очки. Неторопливо расправил черные роговые дужки, и водрузил очки на нос.
— Посмотрим, что там у тебя, — пробормотал он, подхватывая ладонью листы. Вчитался, перевернул листок, затем другой. Ивашутин терпеливо ждал, пока Романов закончит читать. Даже в тусклом свете лампы было видно, как лицо первого секретаря Ленинградского обкома КПСС начало медленно багроветь. Сперва нездоровая краснота растеклась по скулам и щекам, потом затронула лоб и поползла к шее. Романов отодвинул листы от себя и ошарашено глянул на Ивашутина.
— Это…, - начал охрипшим голосом Романов и прервался. Глубоко вдохнул, пытаясь прийти в себя, и продолжил:
— Это правда?
— Абсолютная, — бесстрастно подтвердил Ивашутин.
— И он готов подтвердить свои показания лично? — уточнил член Политбюро ЦК КПСС.
— Да.
— Тогда надо собирать Политбюро, — Григорий Васильевич, резко рванул узел галстука в сторону, и дрогнувшими пальцами суетливо расстегнул пуговицу воротника. — Я даже не знаю, как это назвать. Это полный звездец.
— Вы подождите пока собирать Политбюро, — попросил Ивашутин. — Нам нужно ещё некоторое время, чтобы завершить следственные действия и окончательно оформить доказательную базу. Что касается прочтённых вами материалов. Весь допрос зафиксирован на видеокассете. Я вам её передам, когда вернемся в кабинет. Материалы там такие, сами понимаете, что лучше её хранить где-нибудь в надежном месте, недоступном для посторонних. Полагаюсь в этом на ваш опыт.
Ивашутин помолчал, давая Романову осознать всю важность сказанного, и продолжил:
— При необходимости вы в любой момент можете предъявить ей для просмотра другим членом Политбюро. Но лучше не передавать кассету, а собрать их и посмотреть её вместе. Это самый эффективный способ убеждения. Но сейчас я прошу вас с этим повременить. Слишком высока цена ошибки. Можете аккуратно переговорить с товарищами Гришиным и Щербицким. Главное, чтобы в нужный момент вы все могли собраться в Москве посмотреть эту видеокассету и ознакомиться с предоставленными мною материалами.
— Какой у вас план? Чего вы хотите добиться? — уточнил Григорий Васильевич, вглядываясь в лицо генерала.
— Почти три года назад Леонид Ильич Брежнев хотел уйти в отставку. Он уже не очень молод, много проблем со здоровьем и я его прекрасно понимаю. Но Юрию Владимировичу и его единомышленникам было удобно обделывать свои делишки за спиной больного и ничего не соображающего генерального секретаря. Леонида Ильича в отставку не отпустили.
Поэтому мой план такой. Сначала разобраться с заговорщиками. Убрать от власти тех, кто хочет развалить Союз и с помощью ЦРУ и других западных спецслужб провести реставрацию капитализма. Пусть их судьбу решает суд. Затем желание товарища Брежнева уйти на заслуженный отдых надо удовлетворить. Возглавить страну должны вы — как сильный руководитель, опытный хозяйственник, принципиальный и честный человек. И ГРУ в моем лице готово оказать вам всяческое содействие. А председателем совета министров СССР я хотел бы видеть Петра Мироновича Машерова. Он настоящий патриот и великолепный руководитель. Белоруссия под его началом расцвела, стала одной из самых благополучных и процветающих республик Союза. С Вами и Петром Мироновичем мы горы свернем. Проведем необходимые стране реформы, уничтожим дефицит, сделаем Союз передовой страной во всех отношениях. План есть.
— Благодарю за доверие, — уголки губ Романова дрогнули в улыбке. — Но вы же понимаете, Петр Иванович, что это далекая перспектива. Сначала надо взять власть. А Андропов — очень серьезный противник. Я бы не стал его недооценивать.
«На вы начал обращаться», — мысленно отметил начальник ГРУ. — «Это хороший признак».
— Так и я этим не занимаюсь. Поэтому провел несколько операций против изменников, собрал доказательства и обратился к вам, Григорий Васильевич. Прекрасно понимаю, что одному с Андроповым и его окружением не справиться. Слишком мощная фигура. А вместе у нас есть большие шансы на победу.
— Есть, — подтвердил Романов. — Но здесь очень важно все как следует продумать и рассчитать. Любая ошибка может стать роковой.
— Согласен, Григорий Васильевич, — кивнул Ивашутин. — Поэтому я и прошу вас действовать осторожно и пока никуда не торопиться. Мне ещё неделя нужна где-то, чтобы всё подготовить.
— А что там вы о провокации с разбитым сервизом говорили? — неожиданно спросил Григорий Васильевич. — Есть реальная информация или это было использовано как повод для встречи со мной?
— Есть, конечно, — подтвердил Ивашутин. — Вам лучше на эту тему поговорить с нашим сотрудником. Он сейчас здесь. Вместе с моими ребятами на кухне сидит. Я вам даже больше скажу. Именно благодаря ему, мы большинство этих шпионов и предателей переловили и на заговор в верхах вышли. Но вы должны сами с ним пообщаться. Слишком невероятно это будет от меня звучать. А он вам может наглядные доказательства своей правоты предоставить и рассказать то, что для чужих ушей не предназначено. Даже для моих.
— Да? — задумался Романов. — Тогда сделаем так. Сейчас отсюда выйдем и зайдем в дом. Я Игоря за вашим сотрудником отправлю. Как его зовут и звание?
— Алексей, — подсказал начальник ГРУ. — Его легко найти. Он самый молодой среди моих сопровождающих. Парень на вид лет 20-ти, худощавый. В форме младшего лейтенанта.
— Так и сделаем. Игорь его через черный вход выведет, а мы с вами постоим на свежем воздухе. Курите?
— Никак нет, Григорий Васильевич. Веду здоровый образ жизни, — добродушно усмехнулся начальник ГРУ. — До сих пор с гирьками балуюсь.
— Замечательно, — улыбнулся Романов. — Здоровый образ жизни — это правильно. Тогда просто постоим, подышим. Воздух, сегодня просто чудо. Свежий, морозный, бодрящий.
Романов и Ивашутин встретили меня на улице. Когда я увидел Григория Васильевича, невольно напрягся. Романов улыбнулся мне, но глаза остались холодными и изучающими. От фигуры первого секретаря ленинградского обкома КПСС веяло уверенностью и силой человека, облеченного немалой властью.
— Здравствуй, Алексей, — Григорий Васильевич протянул ладонь.
Пожатие у члена Политбюро оказалось крепким и энергичным.
— Пойдем, поговорим, — Романов показал взглядом на приоткрытую дверь большого одноэтажного домика.
Помещение оказалось чем-то средним между складом и рабочей подсобкой. Разбросанные обрезки пластмасс, куски базальтовой ваты, инструменты. В центре, отбрасывая зловещие темные тени, одиноко горела свисающая с провода лампочка.
Первый секретарь обкома уверенным шагом направился к стоящему у стены в углу самодельному столику с табуретками. Пришлось идти за ним. Григорий Васильевич сел у стены. Мы с начальником ГРУ разместились по другую сторону стола.
— Петр Иванович сказал, ты можешь подробно пояснить, откуда пошли слухи о разбитом царском сервизе на свадьбе моей дочери? — холодный взгляд Романова сверлил мое лицо.
— Могу, — подтвердил я. — И во всех подробностях.
— Рассказывай, — глаза первого секретаря обкома напоминали два пистолетных дула направленных на меня.
— Перед тем как я начну, позвольте небольшую демонстрацию, чтобы вы не усомнились в полученной информации, — предложил я.
— Какую демонстрацию?
— Я просто покажу свои способности, чтобы в дальнейшем вопросов не возникло.
— Что за способности? — не понял Романов.
— Необычные, — хладнокровно ответил я. — Я докажу, что говорю правду. О прошлом и будущем, которое может наступить.
Настороженное выражение на лице Романова пропало. Первый секретарь обкома откинулся спиной на стену и заливисто захохотал. Мы с Ивашутиным спокойно ждали, пока он успокоится.
— Так ты что, из этих, из предсказателей, что ли? — осведомился Романов, утирая слезы ладонями. — Господи, а я-то думал, что-то серьезное. Цирк какой-то. Ты кого ко мне привел, Петр Иванович?
— А вы проверьте его способности, Григорий Васильевич, — порекомендовал Ивашутин. — И сразу перемените свое мнение.
— Давайте расскажу о некоторых подробностях вашей жизни, которые никто не знает, — улыбнулся я. — А вы после этого сами решите, стоит ли мне верить или нет.
— Я пойду пока прогуляюсь, — поднялся Ивашутин. — А вы пообщайтесь тут.
Начальник ГРУ резко поднялся, и пошел к выходу. Через пару секунд дверь со скрипом закрылась.
— Ну давай, — саркастическая ухмылка Романова не сулила ничего хорошего. — И на что только не приходится тратить своё время. Поведай мне что-то интересное, о котором никто не знает.
На секунду лицо Григория Васильевича стало размытым, как на стекле, заляпанном каплями дождя. Потом картинка опять стала четкой.
Я торжествующе улыбнулся.
— В начале войны вы познакомились с девушкой Аней. Она потом стала вашей женой.
— Это всем известно и давно не секрет, — буркнул Романов. — Это всё, что ты можешь мне сказать?
— Нет. Во время блокады вы попали в госпиталь с диагнозом «дистрофия». Там вас нашла Аня и принялась вас выхаживать. Рядом с вами лежал раненный красноармеец Александр Возчиков. Когда вы уже выздоравливали и отошли в туалет, к вам пришла невеста. У палаты вы услышали голоса. Её и Возчикова. Глянули в приоткрытую дверь. Красноармеец нагло клеил Аню, и приглашал её на свидание после выздоровления. Именно тогда на вас нахлынул приступ бешенства. Хотелось ворваться в палату и задушить его. Вы даже чувствовали, как пальцы стискивают его горло. Аня отказалась, и вас отпустило. Вам даже немного стыдно стало за свой порыв. Потом вы выждали пару минут и зашли. Но с Возчиковым после этого общаться перестали. Только по необходимости. И это чувство бешенства вы неоднократно со стыдом вспоминали на протяжении своей жизни.
Насмешливый блеск из глаз Романова пропал, лицо утратило жесткость и обмякло.
— Так и было, — вздохнул он. — Мальчишкой я был, дурным. Если бы не совладал с собой, были бы проблемы.
— Могу ещё несколько моментов из вашей жизни рассказать, — предложил я. — Хотите? Как на ваших глазах во время блокады умерла знакомая семилетняя девочка, которая росла у вас на глазах. Слез не было, но вам было так плохо, что прокусили губу на улице, а потом долго сидели на заснеженной скамейке, переживая её смерть. И тогда поклялись мстить фашистам, драться с ними пока эта мерзость не ответит за свои преступления. Могу поведать ещё несколько фактов из различных периодов вашей биографии.
— Не надо, — Романов тяжело вздохнул, отгоняя воспоминания. — Верю. Такого точно знать никто не мог. Так что ты мне можешь сказать о распускании слухов с разбитым сервизом на свадьбе дочери?
— Это было сделано намерено. Операцию спланировал Андропов, которому помог, преследуя свои цели, Черненко. Они оба хотели убрать вас с пути как кандидата на пост генсека ЦК КПСС. Как всё происходило? Незадолго до бракосочетания вашей дочери была свадьба в Таврическом. Там располагалась высшая партийная школа. А столовая была на балансе управления делами обкома партии. Там и проходила свадьба. И использовалась действительно музейная посуда по просьбе отца жениха. А полковник КГБ Савельев с воплем «горько» разбил антикварную рюмку об пол. Парочка пьяных последовала его примеру. После этого в ЦК КПСС полетел донос. И Андропов с Черненко прекрасно поняли, как можно воспользоваться этой ситуацией. Константин Устинович Черненко, руководивший Общим Отделом ЦК КПСС, через подчиненных, донес до руководителей партийных органов Ленинграда своё недовольство: «В Ленинградской организации КПСС есть руководители, которые позволяют себе…». И что самое интересное, без указания личностей. А Юрий Владимирович Андропов развил ситуацию. Его информаторы и сотрудники начали активно распространять слухи о разбитом царском сервизе и о вашем барском поведении. Вы это пропустили, потому что уезжали из города в длительную служебную командировку. А подчиненные, зная ваш резкий нрав, побоялись что-либо рассказывать. И тем более, не захотели оказаться между молотом и наковальней, поясняя вам, откуда идут слухи.
В глазах Романова горело бешенство, костяшки на стиснутых кулаках побелели.
— И вот когда скандал уже разгорелся, Вы после заседания Политбюро, подошли к Юрию Владимировичу Андропову, попросили, чтобы КГБ расследовал этот вопрос и определил, откуда идут порочащие вашу репутацию слухи. А он заявил, что это все провокации западных спецслужб и посоветовал не обращать внимание. Помните?
— Помню, — хрипло подтвердил Григорий Васильевич.
— А на самом деле это была спецоперация КГБ, и курировал её начальник управления «К» генерал-майор Олег Калугин. Именно его люди слили якобы компромат на вас в радио «Свобода» и «Голос Америки», а потом через свои связи способствовали публикации в «Шпигеле». Поэтому никакого расследования от КГБ и быть не могло. Иначе возникал риск выйти на самих себя…