Отшельник Книга 3

Глава 9

Десятник феодорийской дружины Феофилакт Криолит с ненавистью посмотрел в удаляющуюся спину князя Фотия, и сплюнул на каменистую и рыжую землю. Он проклял тот час, когда поддался уговорам молодого владыки княжества и согласился стать негласным командиром посланного в помощь русским войска, с правом отменить любой приказ номинального архонта князя Фотия. Вот только отменять было нечего, так как приказа не было. Да, приказа не было, но и без него ситуация стремительно скатилась в ослиное дерьмо. Всего лишь несколько слов, произнесённых не вовремя, не к месту, и с беспримерной наглостью.

Феофилакт вообще удивился выдержке русского полководца. Сам он, на его месте, приказал бы порубить зарвавшихся и потерявших разум с чувством меры наглецов, а уцелевшим привязал бы камень на шею, да отправил добывать славу и богатство в царстве Посейдона.

Но не приказал.

А вообще, Икар долетался, а феодорийский князь дотребовался… Маментий Бартош согласился на то, что союзники получал долю в добыче, втрое превышающую долю аналогичного по численности русского отряда. Но лучше бы не соглашался, потому что выставил встречные условия — полное подчинение русскому командованию, неисполнение приказа — смерть, трусость — смерть, обсуждение приказа — смерть, любые действия без приказа — смерть. Даже за питие вина или браги во внеурочное время полагалась виселица.

Фотий думал недолго. Скорее всего, он вообще ни о чём не бумагу, подписывая бумагу с договором и прикладывая к ней малую княжескую печать. И тут же получил приказ силами дружины взять продавшийся султану Афонский монастырь и покарать вероотступников огнём и мечом. Так, чтобы даже пепла от нечестивцев не осталось.

Замечательный приказ, и если бы он не касался его лично, десятник первым бы рукоплескал удачному решению, убивающему сразу несколько зайцев. Во-первых, у строптивца Фотия нет шансов взять хорошо укреплённый монастырь, значит приказ не будет выполнен. А если вдруг случится чудо, и Афон захватят, то понесут страшные потери, что тоже неплохо для наказания строптивцев. Во-вторых, грех штурма православного монастыря, пусть даже предавшего веру отцов и переметнувшегося на сторону султана, ляжет не на русское войско, а на княжество Феодоро. Ну и в третьих, после всего этого в любом случае разговор о доли в добыче теряет смысл, так как делиться станет не с кем.

Впрочем, раздумья длились недолго, и уже через полчаса Маментию доложили, что его хочет видеть временный командир феодорийцев десятник Феофилакт Крионид.

— А князь куда делся? — удивился Бартош, вовсе не расположенный о чём-то разговаривать с охамевшими и жадными союзниками.

— Да вроде как удар хватил, — пояснил дежурный.

— Апоплексический?

— Нет, обычный удар топором по голове. Говорят, будто сам на топор восемь раз падал.

— Могучее здоровье у человека… было. Но десятника ихнего к чертям собачьим посылай. То есть, к Владу Дракулу. Прежний приказ о взятии Афона отменяю, а этих сраных союзников пусть Влад в учебную дружину определит. Там и посмотрим, из какого теста колобки испечены. И давай уж сюда огузов!

Но встретиться с огузами сегодня не получилось — прибыло подкрепление, целых три стрелковых полка. Новгородский, Рязанский и Тверской полки, в каждом по девять сотен вооружённых слегка устаревшими ППШ-1 бойцов. Ещё не обстрелянные, совсем не участвовавшие в боях, но подготовленные по методикам Беловодья с прогоном каждого воина через полугодичное вздрючивание в учебной дружине. Таким воинам война за счастье и за отдых, и они готовы совершать чудеса, делая невозможное возможным, а несбыточное вполне обыденным.

А ещё им очень хотелось проявить себя с лучшей стороны, ибо полки были сформированы в последнюю очередь и пока что не имели никакой репутации. Где-то на уровне посошной рати недавнего прошлого — вроде как бы и войско, но в то же время и не вояки вовсе.

Почему так получилось? Вопрос в недоверии к тверичам, новгородцам и рязанцам. Они и к Государству Российскому присоединились как-то не по-людски, тишком и явочным порядком, без подписания каких-либо договоров и официальных клятв. Просто в один прекрасный момент как-то само собой образовалось, что в этих городах вместо собственных князей стали управлять воеводы государя-кесаря, а налоги начали уходить непосредственно в государеву казну, откуда потом и выделялись средства на содержание бывших независимых княжеств.

Но налоги налогами, а право служить в регулярном государевом войске за деньги не купишь. Эту честь ещё заработать нужно.

Каким образом? Вестимо каким — мечом или саблей на службе порубежной где-нибудь в предгорьях Кавказа, али на границе в франками, али ещё где. Мало ли мест на свете, где Скифский Союз Степи и Руси пока остановился в своём безудержном расширении? Через три года беспорочной службы можно подавать прошение о принятии в учебную дружину, и девять из десяти таких прошений обычно удовлетворялось.

И это было всяко лучше, чем бывшим жителям бывшего Великого Княжества Литовского. Поговаривали, конечно, будто государь-кесарь имеет планы на его восстановления в качестве полунезависимого государства, но слухи остаются слухами, и выходцам из тех земель огнестрельное оружие под запретом. Не только винтовальные пищали, но и вообще всякое, использующее порох. Объясняется это исключительным миролюбием Иоанна Васильевича, желающего процветания и покоя спорным когда-то землям.

— Этих тоже себе заберёшь, — тоном, не допускающим возражений, сказал Бартош. — У тебя особых боёв не предвидится, так что пусть немного пообвыкнутся в более-менее спокойных условиях. Под стрелами постоят, в живых людей постреляют, раненых турок порежут да штыками поколют…

Влад Цепеш, к которому Маментий и обращался, с удивлением вскинул брови:

— Это где ты мне такое славное местечко подыскал, друже, чтоб безопасно и спокойно было?

— Я разве не говорил? Пойдёшь османов в Дунае топить, заодно всё-таки Валахию заберёшь в вотчинное владение. Господарем можешь себя не объявлять, настаивать не буду, но как личное поместье… Все доходы с неё в твой карман, за вычетом государевой доли. Найди себе управляющего толкового, да проверяй его почаще да построже. Устраивает такое?

Влад хмыкнул и покачал головой:

— Всё же заставляешь…

— Да никто тебя не заставляет, дурья твоя башка! — вскинулся Маментий. — Подумай сам, на кого ещё может государь-кесарь положиться в важном деле контроля за нижним течением Дуная? Молдаванам отдать, что ли? А ведь это прямой путь в самое сердце сраной Европы, мать её за ногу и два раза нехорошо… Целый жирный кабан, носящий золотые яйца.

— Курица.

— Что курица? Причём здесь курица?

— Это курица несётся золотыми яйцами.

— Она несётся, а кабан носит. Я именно так и сказал. И не придирайся к словам, друже Влад. Это ведь даже не приказ государя кесаря, это его просьба.

— Прямой путь в самое сердце Европы… — с некоторой задумчивостью протянул Дракул.

— Ага, так и есть. Хоть прямо сейчас снаряжай ушкуи, да отправляйся Вену брать приступом.

— Приступом рановато, а вот купцов-разведчиков с соответствующей охраной… — Влад опять не договорил, давая закончить мысль старшему товарищу и командиру.

Тот рассмеялся:

— Так уже. Неужели ты думаешь, что такая шикарная возможность прошла мимо внимания государя-кесаря?

— А кто именно отправился?

— Кто? Да Конь в Пальто! — Маментий именно так и сказал, выделив интонацией. И усмехнулся при этом.

— Этот может, — согласился Влад. — Конь, он ведь у нас такой.

Примерно в тоже время. Где-то на Дунае.

Конев Вениамин Павлович, одна тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения от рождества Христова, в прошлой жизни был не совсем удачливым коммерсантом. На жизнь хватало, причём дела шли достаточно ровно без критических падений, но вот подняться на большие высоты им мешали некоторые черты характера самого Вениамина Павловича. Если смотреть правде в глаза — мешали излишняя хитрожопость означенного персонажа.

Почему-то он с самого детства был уверен, что каждый человек горит желанием его обмануть, и если не пойти на превентивный обман, то весь мир в одночасье рухнет.

Вот и обманывал всех, но по мелочам. Пойманный на обмане, Веня мгновенно раскаивался, причём совершенно искренне, возмещал причинённый ущерб, и почти всегда получал прощение, что нисколько не мешало ему в следующий раз опять пытаться обмануть того же человека. Со временем это стали воспринимать невинным чудачеством, но к большим делам не подпускали. Есть у человека восемь продуктовых магазинчиков в пяти деревнях? Вот и достаточно, вот и хватит ему для прокорма.

Здесь, в средневековье, Вениамин Павлович оказался благодаря коммерческим связям, личному знакомству с Андреем Михайловичем Самариным, но скорее всего из жалости. А дело было так — взял Веня у Михалыча для дальнейшей перепродажи семьдесят тонн мороженой баранины, шесть тысяч выделанных овечьих шкур, да тридцать тонн шерсти. Вот с ним расплатился честь по чести, причём почти всю сумму отдал наличными, а дальше решил провернуть небольшую махинацию. Всего-то и сделал, что окунул каждую баранью тушку в воду и заморозил заново, получив за счёт ледяной глазури дополнительный привес. Немного. Но не сказать, что мало. Как раз достаточно, чтобы серьёзный покупатель просёк фишку и всерьёз обиделся.

Причём серьёзный человек обиделся настолько серьёзно, что господин Конев остался без баранины, без овечьих шкур и овечьей же шерсти, по стечению обстоятельств хранившихся на том же складе. И солидно присел на счётчик.

С поникшей головой пришёл к Самарину жаловаться на злую судьбу, происки недобросовестных конкурентов и на тикающий счётчик. Михалыч знал о мелких шалостях господина Конева и пообещал разобраться в ситуации. Ну и разобрался как умел — признал право потерпевшего на компенсацию, а Вениамину предложил спрятаться от счётчика в таком месте, где никто и никогда не подумает искать. Пообещал работу по профилю, но под контролем и строгой отчётностью. Веня подумал секунд десять для солидности, да и согласился.

Работа по профилю нашлась — должность главного скупщика трофеев турецко-ромейской войны. Любых трофеев, начиная от железных доспехов, их разрозненных частей и обломков пришедшего в негодность оружия, до волчьих, овечьих, сайгачьих воловьих и прочих шкур. Брал и культурные ценности — мраморные статуи по весу, древние рукописи по площади израсходованного пергамента или папируса, книги в зависимости от переплёта и обложки. Но всё равно не более своего веса в медной монете.

Вот тут-то Веня и развернулся, тем более он больше не был связан обещанием не обманывать. То есть, был, но… но обещанием не обманывать своих, а к их числу относились очень и очень немногие. Остальных сам бог велел натянуть на кукан, как когда-нибудь станут выражаться в двадцатом и двадцать первом веках от рождества Христова. Что ему какие-то турки, греки, валахи или евреи? Или вон цесарские немцы из Австрии и ближайших к ней земель, вот как сейчас.

Да, развернулся, пользуясь моментом и общей недостачей наличной монеты. Ту же самую герцогскую или графскую корону не распилишь на мелкие кусочки, чтобы заплатить наёмному отряду, а вот ежели заложить её за достойную цену… Естественно, степень достойности цены определяет сам Вениамин Павлович, исходя из срочности и тяжести положения просителя. Так что шестнадцать корон разной ценности и достоинства ушли в Москву, где заняли почётное место в коллекции Большой Государевой Казны.

Ну и по мелочи работал, не брезгуя скупкой вилл, поместий и замков. Те вообще за бесценок, мотивируя тем, что всё равно всё будет разграблено татарами или русскими. Последние даже страшнее — после них иногда даже фундаментов не остаётся.

А сюда, на Дунай, был отправлен с сугубо меркантильными задачами — обеспокоенные постоянными татарскими набегами аристократы, да и просто богатые люди, перебирались в италийские земли, кажущиеся островком спокойствия в бушующем море Европы. Да, есть ещё Франция и Испания, куда людоловы не добирались, но под крылышком Папы Римского как-то оно спокойнее и увереннее. Всего и нужно, что поделиться праведно нажитыми богатствами. Но в меру поделиться, не слишком напрягая кошелёк. Викарий Христа благостен и не отнимает последнее. А французы вроде как и не совсем католики. То есть, католики, но неправильные, не желающие признавать духовную власть Папы и платить десятину. Вот не6 сволочи ли, а? И как таким людям верить? Так вот, о целях…

Гораздо удобнее путешествовать, когда под рукой звонкая монета, а не собранный с крестьян натуральный налог. Да и поместье продать… да замок фамильный… да пару титулов попроще. Так оно на обеспеченную жизнь и хватит, да ещё внукам останется.

Так-то бы да, так-то бы армия императора с лёгкостью размазала бы мелкие татарские отряды до мокрого места, и не пришлось бы бежать без оглядки, но… Но вы пробовали охотиться на комаров с топором? Вот и это примерно то же самое — соберут несколько графов солидное войско тысяч с пять, побегают за людоловами, ан глядь, а возвращаться уже некуда. Или есть куда, но там встречают обгорелые стены и обезлюдевшие деревни. Нет, лучше уж перебраться в спокойные места.

Дунай в нижнем течении широк, и мореходные ушкуи уверенно шли под вёслами, подгоняемыми попутным ветром, раздувающим паруса на двух мачтах. Восемь грозных по этим временам кораблей, с экипажем и судовой ратью в полторы сотни человек. Огромная сила, способная завоевать любое европейское государство в короткие сроки. Удержать не удержишь, но пограбить всласть времени вполне хватит. Да так пограбить, что мышам на прокорм не останется.

Вообще-то эти страшные хищники рек и морей назывались ушкуями только по привычке, и не имели с теми ничего общего, кроме способности передвигаться по воде. Стальной набор, рулевое перо вместо обычного весла у открыто стоящего на палубе кормчего, повышенная площадь прямых и косых парусов, позволяющих с грехом пополам двигаться против ветра… И мощнейшее артиллерийское вооружение. И арисаки у судовой рати. Их, кстати, взяли из-за малого веса патронов, что позволило сделать хороший запас, достаточный для двух-трёх войн средней интенсивности.

А как иначе без военной силы, если в трюмах двенадцать тонн золота в полновесных и звонких московских рублях, да около пятидесяти тонн серебра мелкой копейкой? Ну, относительно мелкой… так-то копейка по весу равняется талеру, а по чистоте металла намного превосходит его. Потому и берут охотно, иной раз скидывая цены чуть ли не в половину только от вида монет, защищённых от подрезания и истирания. Нет, без военной силы с такими суммами путешествовать просто неприлично.

В охране или молодёжь, или люди в возрасте, и на то есть свои причины. Молодёжь в массе своей стремится к подвигам и славе, и предаёт крайне редко, если только по вбитым с детства убеждением. Но после тщательного отбора таковых в судовой рати не наблюдалось. Наоборот, глаза юнцов горели ожиданием, предвкушением и истинной верой в праведность своего дела.

С тридцатипятилетними и сорокалетними стариками ещё проще, у них семьи дожидаются кормильцев, и для многих из них этот поход будет последним перед выходом на покой или переводом на городовую государеву службу. Нет, не заложники, что вы! Но сытное будущее детей и внуков стоит того, чтобы быть верным слову и преданным государю-кесарю. Вот за такими опытными вояками и наблюдал Вениамин Павлович Конев по прозвищу Конь В Пальто, расположившийся на палубе в плетёном из лозы кресле. Тент от солнца над головой, столик с кувшином вина и фруктами, полузакрытые в лёгкой дрёме глаза, неспешный разговор двух ветеранов убаюкивает… Вечер, несомненно, удался.

— А ты знаешь, Жила Баянович, вот не лежит у меня душа к земле, хоть ты тресни, — седой вояка с короткой по беловодской моде бородкой отложил на приготовленную заранее тряпочку шомпол с промасленной ветошью. — Не лежит, и всё тут.

— Ну, Беркун Евсеич, — отозвался второй боец, — трескаться я не буду. Да и не хочу я трескаться.

— Да это так, шутейно. Я ведь с малых лет с сабли кормлюсь, и на старости как-то не хочется в земле ковыряться. Даже хозяином не хочется. Ну вот представь, найму я людишек, али с немецких земель из полона кого выкуплю, и что дальше? Будут они мне пшеницу выращивать, да рыбу в прудах разводить, да масло коровье сбивать, да сыры варить, да лён ткать… А я сам? Сидеть на жопе да брюхо наедать поперёк себя шире?

— На городовую службу иди, там нашего брата охотно берут. Не меньше чем старостой станешь.

— Нет, Баяныч, — покачал головой Беркун. — Для городовой службы у меня образование не то.

— Как это нет? Читать да писать умеешь, что же ещё надобно?

— А цифирьная грамота, арифметикой именуемая? Без неё вообще никуда, а учиться как бы и поздно уже. Есть ещё какая-то булгахтерия, но там вообще ад кромешный, — Беркун благочестиво перекрестился и трижды сплюнул через левое плечо. Потом подумал немного, и трижды сплюнул через правое.

Жила Баянович последовал его примеру, и посоветовал:

— Торговлей займись.

— Ещё смешнее. Сам хоть понимаешь, что советуешь? Где я, и где та торговля?

— Дело советую, — слегка обиделся на старого друга Жила Баянович. — Не пирогами с зайчатиной вразнос на Москве предлагаю торговать, а товаром благородным и зело державе нужным.

— Это каким же?

— Железо от свеев морем возить. Выгодно и почётно.

— Там от этих возчиков уже не протолкнуться.

— И всё равно их не хватает, особенно таких опытных, как мы с тобой. Вот скажи, Беркун, ты ночью по звёздам ушкуй от Карлскруны до Риги доведёшь?

— А что бы не-то? Не ахти какая задача.

— Вот именно! Про то и говорю! А ежели ещё на паях заводик для свинского железа поставим, так вообще на серебре да золоте трапезничать станем.

— Ага, станем, как же… У меня всех денег рублей триста соберётся, да и то ужаться в расходах придётся. Где деньги взять, Баяныч?

— Так мы же не одни.

— А ты уже со мной?

— Мы уже пятнадцать лет вместе, Беркун. Ближе родни стали.

— Ага, но детей поженили, да…

— Это другое, это родственное, а не боевое. Как говорит Светлейший Князь Андрей Михайлович — нет уз святее товарищества!

— Когда он такое говорил?

— Так в газете прописано было. Или ты газет не читаешь?

— Всё я читаю, — отмахнулся Беркун Евсеевич. — Ты про деньги лучше скажи.

— А что деньги? Не мы одни такие, у кого к земле душа не лежит. Даже на нашем ушкуе десятка три таких наберётся, и у каждого в мошне рублей по двести завалялось. Это сколько будет, ежели твоей нелюбимой арифметикой счесть?

— И без неё скажу, что шесть тысяч ровным счётом.

— Вот видишь? Это уже деньги на пару новых ушкуев, снаряжение, припасы да закупку товара на первое время. А там уже и само пойдёт!

Беркун что-то прикинул в уме, и не согласился:

— Всё равно мало, Жила Баянович. Пусть даже десять тысяч соберём, но и прибыль на пятьдесят душ делить придётся.

Конь В Пальто наконец-то преодолел сонливость с ленивостью, и вмешался в разговор:

— На троих делить будем.

— Это как это? — дружным дуэтом удивились ветераны.

Конев не торопился с ответом. Налил в серебряный стаканчик вина, с удовольствием выпил, долго выбирал самую спелую виноградину на закуску, и лишь потом сказал:

— Пятнадцать тысяч даю на такое полезное дело. В долг, разумеется. С прибылей по пять тысяч отдадите.

— Велика ли лихва?

— Две сотых пока долг висит.

— А потом?

— А что потом? Потом прибыток делить начнём.

— И зачем тогда тебе всё это? Из-за каких-то там всего лишь двух сотых долга ты будешь ждать?

— Чем же тебе не нравится две сотых, жила Баянович? Если хочешь, можешь считать одной пятидесятой. Но это в год, а не за всё время.

— Да оно мне всё нравится, только как-то мало. Подозрительно всё это.

— А зачем жадничать? — удивился Конев. — Мне и без тебя есть на ком наживаться. А то, что мало, так курочка по зёрнышку клюёт… ну, дальше ты и сам знаешь.

— Ага, весь двор в дерьме, — согласился Жила Боянович. — И много у тебя таких товарищей по прибылям?

— Вопрос неприличный, — засмеялся Вениамин Павлович. — Но хватает, да. На безбедную жизнь хватает, да ещё немного сверху остаётся. Ну, так каков ваш положительный ответ?

Ответить ему никто не успел, так как с передового ушкуя кто-то заорал во всю глотку в здоровенный жестяной рупор:

— Супротивник право по борту! К бою!

— Что за бля… — возмутился Конев.

Из-за густо поросшего лесом и кустарником острова наперерез ушкуям выходили турецкие галеры. Именно турецкие, потому что никаких других здесь и быть не могло. Небольшие, всего по десятку вёсел с каждого борта, зато сразу много. Штук двадцать-двадцать пять, если не больше.

— Ну что, други, окропим снежок красненьким? — весело рассмеялся Беркун Евсеевич.

— Так ведь лето и мы на воде? — не понял его Веня.

— Да похер! — мотнул головой ветеран. — Главное не это. Главное, чтобы чужим красненьким окропить. А чего именно, это уже дело третье.