Наташа
Я вытащила на белый свет очередную блузку, которую собиралась взять с собой, несмотря на то, что носить мне ни ее, ни все остальное явно не придется. Покрутила ею в воздухе, рассматривая с разных сторон и прикидывая возможную реакцию отца на узкую полоску прозрачной ткани с двумя тоненькими бретельками.
Обернулась к брату и, продемонстрировав сей предмет туалета современной барышни, получила в ответ задумчивое выражение лица и лихорадочный блеск в черной бездне глаз.
Понятно. На морде – готовность к длительной нотации о скромности, что должна быть присуща незамужней даме. Непонятно только, при чем тут это качество человеческой натуры и колюще-режущие предметы, коими я с раннего детства баловалась вместо игрушек.
Ну а во взгляде… Мужчина, он и в демонском обличье остается мужчиной.
– Только через мой труп. – Мама сидит в своем любимом кресле и исподлобья посматривает на Радмира. Время от времени, вот как теперь, забывающего, что должен поддерживать ощущение серьезности ситуации, которая требует от меня немедленного отбытия к горячо любимому родителю.
Я в первую секунду даже растерялась. Не сразу сообразив, что ее реплика относится отнюдь не к моей одежде.
– Мамуль. – Я отбрасываю кофточку на кровать. В ту кучку, что уже забраковала. И тянусь за следующей. – Мне же уже не восемнадцать.
Это заявление заставляет ее бросить недовольный взгляд уже в мою сторону и твердо заявить:
– Если бы тебе было восемнадцать, с тобой вряд ли могло произойти что-либо страшнее влюбленности. Но чем старше становится женщина, тем извращеннее ее ум в поисках того, во что бы вляпаться.
Мы с братом переглядываемся. И хотя делаем вид, что оба категорически с этим не согласны… Лично я именно так и считаю.
– Мама, отец никогда не просил никого о помощи…
Она едва не задыхается от переизбытка эмоций:
– Наташа, тебе самой не смешно, как это звучит? Повелитель демонов просит тебя о помощи! Расскажи о таком кому-нибудь на Лилее… Смеяться долго будут.
– Ну тетя Рая… – Демоненок едва не сползает на пол в позе полного повиновения. Если бы еще не забыл при этом…
– Я тебе уже тысячу раз говорила, что я тебе не тетя. И таких племянников… – Женщиной здесь больше не пахнет. Мегера. В степени крайнего озверения.
Ну вот. Сели на любимого конька. За то время, пока они будут выяснять степень их родства, я могу успеть без излишней торопливости выпить чаю. С теми замечательными пирожными, что мы прикупили по дороге, надеясь провести тихий семейный вечер и уже с утречка, на свежую голову, отправиться в дальний путь.
Нет… я, конечно, предполагала, что такое может случиться. Но надеялась, что семейная сцена будет несколько менее драматичной, чем та, которую мне пришлось пережить на работе.
Вот только… Как-то странно ошиблась.
Разговор с директором закончился после первого же аргумента – обещания рассказать его жене, кстати совладелице бизнеса, о его романтических отношениях с секретаршей.
И мое заявление об увольнении было немедленно подписано.
Правда, пока я шла к двери, он успел сообразить, что мой уход ударит по его карману не менее серьезно, чем возможный развод с супругой…
Короче, мы договорились, что он ждет меня три месяца. В течение которых мои замы, выдрессированные похлеще цирковых тигров, спокойно управятся и без меня.
Я успела заварить и налить в фарфоровые чашки свежий чай, разложить на блюде те вкусности, о которых начал мечтать мой желудок с той самой минуты, как они перекочевали с подноса на витрине небольшой частной пекарни в красивую коробку.
Расставила это все на маленьком столике. А они…
– Мама, ты сама говорила, что самые лучшие мужчины живут на Лилее.
Она, услышав мой голос, резко оборвала перебранку с Радмиром, уже похожим на взъерошенного воробья. Пытаясь то ли осознать то, что я сказала. То ли… выбрать пирожное, с которого стоит начать приятную часть наших посиделок. Второе ей показалось более значимым, и она, прихватив именно то, на которое я и сама глаз положила, глубокомысленно заметила:
– Ну… Надо подумать.
А я чуть заметно вздохнула: полчаса уговоров с применением аргументов разной степени весомости и…
Воодушевленная таким успехом, я сделала вид, что все уже решено. И сбросила меньшую кучку отобранных вещей в открытый чемодан, лежащий тут же, на темно-шоколадном покрывале.
– Наташа. – Я оглядываюсь и натыкаюсь на странный взгляд мамы. В котором смесь из сомнений, понимания того, что я все равно сделаю по-своему и странного предвкушения. Связанного, по-видимому, именно с моим последним заявлением. – Если с тобой что случится, я ему рога пообломаю. Так и передай.
Я, чтобы не попасть под залп тяжелой артиллерии, осторожно уточняю:
– Мама, но у него нет рогов.
Твердый взгляд в мою сторону и сквозь зубы, впившиеся в эклер:
– Значит… будут.
Победу праздновать еще рано. Мне придется не только выслушать и повторить наставления, но и с искренностью новорожденного младенца пообещать следовать им с первого до…
Но начало положено, и я тороплюсь закрепить достигнутое в неравном сражении с маминой уверенностью, что без ее чуткого руководства и полного контроля мне в моей жизни ничего не достичь.
Чудо чемоданного дизайна закрывается на все замки, замочки, кнопочки и выставляется поближе к двери, сопровождаемое двумя парами глаз. Матушки, которая готова в последний момент произнести свое твердое «нет». И моего братца. Именно ему предстоит тащить его до ближайшего места, где можно будет развернуть портал, не боясь захватить с собой что-нибудь лишнее или кого-нибудь не того.
И я понимаю, что во избежание всевозможных эксцессов нашу вечеринку пора переносить в более тихое место. Где ничто не будет напоминать о моем очень скором отбытии и смущать количеством мелочей, требующихся современной барышне для того, чтобы чувствовать себя уверенно и умиротворенно.
Самое главное, сделать это так, чтобы никто из тех, против кого направлены маневры, сразу не осознал те цели и задачи, которые я перед собой поставила.
Задумчивая улыбка, в которой нет ничего, кроме атлетических фигур в позах, наиболее выигрышно демонстрирующих мускулистые тела, – для одной. Сочетание из подмигивания, кулака и легкого кивка в сторону мамы, мол, веди себя скромнее, пока кое-кто не передумал, – для другого.
Поднос в руки, и решительным шагом за дверь, в сторону гостиной. Надеясь, что шедевры кулинарного искусства – достаточно серьезный стимул для того, чтобы переместить свое тело на пару-тройку метров на восток.
Пульт от телевизора оказывается в моей руке как раз в тот миг, когда идущая на запах парочка, верно определив местонахождение незаконно уведенного из-под их носа, берет точное направление в сторону углового дивана. И не успевают они еще на него приземлиться, как на экране большого телевизора очередная горячая красотка начинает с выражением неземной любви в глазах соблазнять обвитого мускулами мачо.
И ведь даже вздохнуть с облегчением нельзя. Операция все еще не завершена.
Стараясь не загородить происходящее действие, перемещаюсь к бару и возвращаюсь с бутылкой легкого вина – для нас с мамой. И коньяком. Для моего любимого демоненка. Фужеры и рюмку удается поймать в воздухе. Засмотревшись на долгий и влажный поцелуй, которым едва прикрытая парой кусочков ткани особа доказывала глубину своих чувств возлюбленному, Радмир потерял контроль над заклинанием. С помощью которого пытался помочь мне сервировать стол. Хорошо еще, между тем местом, где стояла я и где три хрустальных предмета начали свой неуправляемый полет к пушистому ковру ручной работы, не было ни одного предмета мебели, что могли бы столкнуться со мной, когда я стремительно бросилась на перехват.
Мысленно в который уже раз поблагодарила папочку: первое, чему он научил меня, – правильно падать. Так что теперь я как та кошка: как меня ни брось…
Утро наступило неожиданно быстро. Я разлепила глаза, осознавая, что лежу не на своей любимой постели, а на чем-то упругом, но… не очень мягком. А нечто маленькое и пушистое выписывает узор на моей ноге, пробуждая дикое желание пристукнуть это самое чем-нибудь тяжелым.
С первого раза выбраться из-под лапы Радмира не удалось. Резкий удар в живот воспринимается им как попытка самоубийства мухи: хвост с симпатичной кисточкой звучным щелчком настигает жертву, и я совмещаю визг в ультразвуковом диапазоне с проникновенной речью. Состоящей из коротких фраз на его родном языке, которые должны во всей полноте объяснить ему неправильность его поступка.
Черный зрачок приоткрывшегося напротив глаза смотрит на меня с искренним удивлением.
– Может, ты уберешь с меня свои конечности, извращенец малолетний?
Кивок, от которого я увиливаю с прыткостью ящерицы. Потому что встреча моей головы с квадратным подбородком… Никак не предусмотрена программой начинающегося дня.
– Я старше тебя на сто пятьдесят лет. И я не извращенец.
– А лапы все равно убери.
На его морде виноватое выражение. А в глазах… Все как всегда. Стоит мне выпить больше одного бокала самого слабенького вина, как во мне просыпается жажда покомандовать. Судя по тому, что мы пытались поделить поровну неразложенный диван, ему опять пришлось пресекать мое стремление выстроить его одного в три шеренги.
И пусть только попробует…
Не попробовал. Отдавая себе отчет в том, что не для себя старалась.
Десять минут под душем: холодным, очень холодным и сильно холодным – и я становлюсь похожа на человека.
Джинсы, коротенькая футболка. Волосы в хвост. На шею амулет, контролирующий стихийное проявление магии, и я выхожу в гостиную.
Следы бурного вечера и не менее беспокойной ночи уже полностью ликвидированы. И я с нежностью улыбаюсь братишке, который, несмотря на то что является демонским принцем, приучен к порядку на уровне инстинктов. Но это происходит прежде, чем я успеваю заметить дорожные сумки у его ног.
– А завтракать?! – По утрам у меня действует принцип: самый вкусный тортик – это большой кусок мяса.
И никакого понимания в глазах. Хотя готова заложить весь компромат, который я так тщательно против него собираю, что он сам только об этом и думает.
– Я отправил отцу посланца. Позавтракаем… – он смешно фырчит, вспоминая про разницу во времени, – поужинаем уже у нас.
Спорить бесполезно. Стоит только представить, какая суета поднялась во дворце батюшки, как только он получил весточку от Радмира… Любая, самая незначительная задержка грозит обернуться горами скоропостижно скончавшихся от переизбытка служебного рвения.
Приходится, тяжко вздохнув, кивнуть головой. И направиться к двери, услышав такой же вздох за спиной и легкое дуновение ветра, сопровождающее возвращение иллюзии на свое место.
Кроссовки на ноги. Сумочку на плечо. Быстрый взгляд в зеркало. Легкая улыбка, когда взгляд падает на короткую записку, что, словно живая, пританцовывает и строит смешные рожицы.
Ну не любит мама долгие и не очень прощания, предпочитая отделываться вот такими причудливыми посланиями.
– Говори.
Слово-ключ и то, что было неровным и смятым клочком бумаги, тает, отражаясь в воздухе маминым лицом.
– Веди себя прилично, девочка. И смотри, к мальчикам не приставай.
Привычная с детства фраза вызывает истерический хрип у стоящего за спиной брата. И это несмотря на то, что слышит он ее далеко не в первый раз.
– А ты, – и она строго смотрит именно туда, где он и находится, – присматривай за ней. Не то…
И образ растекается легкой дымкой. Чтобы через секунду, сложившись в изображение пухлых алых губ, коснуться моей щеки.
И я вытягиваю из шкатулки, стоящей на маленькой полочке у двери, заготовку для похожего послания.
– Запоминай. – Касание руки – листок принимает форму уха. – Я люблю тебя. – И чмокаю воздух у своих губ. Возвращая ей поцелуй. Снова прикасаюсь ладонью, и бумага, грустно скукожившись, сворачивается между губной помадой и флакончиком духов. Полностью повторяя мое смятение от предстоящей разлуки.
Приходится немедленно взять себя в руки и решительно открыть дверь. Я всегда была уверена, что самое лучшее лекарство от хандры – перемены.
Мы спускаемся с пятого этажа пешком, игнорируя наличие лифта. Лично мне пешие прогулки весьма полезны. А некоторые…
Я, стараясь застать братца врасплох, резко оглядываюсь. И он, не ожидая от меня такой подлости, не успевает сменить выражение лица: полное равнодушие к весу переносимого предмета, на то, что более соответствовало бы ишаку, делающему свои последние шаги.
Наши взгляды встречаются… Ну стоим мы друг друга. Стоим. Не зря нас связывают родственные узы.
Место для портала находится неподалеку от моего дома. В глубине парка, где разросшиеся кусты сирени хорошо скрыли от посторонних глаз небольшую площадку. По вечерам там предпочитают уединяться влюбленные парочки. А сейчас, ранним утром, единственное, что там можно обнаружить, так это следы их пребывания.
Но, учитывая, что мы с братом люди и нелюди взрослые…
Чтобы не тратить собственных сил, Радмир активирует кристалл перехода, и я привычно шагнув вслед за ним в серую дымку, уже через мгновение наблюдаю именно ту картину, что немногим ранее нарисовало мое больное воображение.
Парочка гвардейцев, едва не приплясывая вокруг круглой возвышенности, по краям которой установлены маяки привязки, изнемогают от нетерпения предъявить нас не терпящему задержек отцу.
– Ваше высочество! – Не успел еще развеяться контур, как один, чуть ли не щелкая от переизбытка эмоций хвостом по собственным сапогам, кинулся к Радмиру.
Тот, оглянувшись на меня с диким блеском в глазах и насмешливой улыбкой на клыкастой морде и весело подмигнув, чуть слышно бросил:
– И это только начало.
Я, кивнув, оперлась на руку второго. Он был хоть и не менее возбужден, но лучше скрывал свои эмоции. Просто потому, что состоял в личной охране моего брата и уже не первый раз участвовал в процедуре моей торжественной встречи.
– Госпожа.
– Здравствуй, Марлах. Ну и как у вас здесь? – Воин кинул быстрый взгляд на моего сводного и, получив едва заметный кивок вместо ответа, повел меня к выходу из огромного зала, который располагался глубоко под землей и связывался с дворцом повелителя системой похожих на запутанный лабиринт коридоров, коротких пространственных переходов и массой ловушек. Это практически исключало попадание в него тех, кто не имел права туда попадать.
– Без вас скучно, госпожа. Ваш меч едва не заржавел от слез, которые мы проливали в ожидании вашего возвращения. А самое страшное, что придумывает ваш отец для тех, кто нерадиво исполняет его приказы, это угрозы сбросить с башни Плача. А вот когда вы здесь…
– Спасибо, Марлах. – Я едва удержалась, чтобы не рассмеяться в голос.
Башней Плача мы обозвали камень размером с человеческий рост, который высится с краю тренировочной площадки у казармы гвардейцев. И где проигравшие в поединке должны изображать скульптуру задумавшегося о своей судьбе демона.
Так с шутками и рассказами о последних новостях из жизни Дакинара, столицы земель моего отца, мы добрались до моих покоев.
Я попросила воина подождать, пока я переоденусь в приличествующий дочери повелителя наряд, в маленькой, но уютной гостиной. Не знаю, из какого принципа я заставила брата тащить сюда кучу земной одежды, если все, в чем я здесь щеголяла, состояло из узких кожаных брюк да рубашки. Преимущественно белого цвета.
Но… Не была бы я женщиной, если бы не была столь вредной.
В гардеробной, за те два года, что я не навещала отца, ничего не изменилось. Все на своих местах. В том же порядке. И в том же невообразимом для моей обычной жизни количестве. В то, что здесь висело, лежало, стояло… Можно было одеть, переодеть, и так очень много раз, парочку дивизий. Только состоящих из представительниц прекрасной половины человечества.
И спорить с моими родственниками, которые искренне считают, что мне даже надеть нечего, совершенно невозможно.
Мне требуется не более пяти минут, чтобы, сбросив привычные джинсы, вползти ужом в местный экземпляр портняжного шедевра. Кожа едва слышно потрескивала, когда я натягивала ее на свои стройные ноги. Плотная короткая рубаха без рукавов. Сверху еще одна, тонкая, украшенная рюшами и кружевами, доходящая до середины бедра. Широкий ремень с петлями для ножен на талию. Стилет за голенище высокого сапога. Ножны с длинными парными кинжалами, подарком моего наставника, папочкиного начальника охраны, на пояс.
И я готова предстать перед взорами с нетерпением ожидающих этого момента отца и старшенького из двух братьев.
Демон с улыбкой, напоминающей оскал взбесившегося тигра, смотрит на оружие, которым я украшена как новогодняя елка, и его взгляд медленно мрачнеет.
– Леди Таши. – Насупленные брови быстро напоминают мне о том, что пропущено. Приходится возвращаться обратно и, замотав волосы в пышный узел, украсить его полудюжиной шпилек. Среди которых – парочка весьма нестандартных.
Больше претензий к моему внешнему виду нет, и теперь уже я – впереди, а он – на шаг сзади и справа, как полагается при сопровождении особы королевской крови, направляемся к комнатам отца, где в милой семейной обстановке и должна состояться наша долгожданная встреча.
Охрана с легким поклоном расходится в стороны, когда мы подходим к дверям в конце широкого длинного коридора. Увешанного картинами великих и не очень предков. И защищенного не только прячущимися в незаметных нишах воинами из числа личной гвардии повелителя, но и множеством весьма неожиданных сюрпризов. Не зря же дворец папеньки считается самым неприступным из тех, что принадлежат сильным мира сего. За исключением, пожалуй, лишь крепости Зари. В которой обосновался властитель драконов.
Но там, как говорится, своя специфика.
Створки высокой двери распахиваются. Отец, реагируя на движение, резко отворачивается от что-то ему говорящего Ролана.
Он знал, но во взгляде его черных глаз неверие в то, что он видит. Он пытается сложить губы в улыбку. Но… Я, уже преодолев разделяющее нас расстояние несколькими быстрыми шагами, кидаюсь ему на шею.
Он крепко, но осторожно, чтобы не задеть своими страшными когтями, прижимает меня к груди.
– Я скучал без тебя, девочка. – Его низкий голос у самого моего уха. А взбудораженные его дыханием кудряшки на висках щекочут кожу, заставляя меня почти истерически подхихикивать.
Получается в промежутках между всхлипами выплеснуть из себя:
– Я обожаю тебя, папа.
– А меня? – Ролан вытягивает меня из рук отца и, приземлившись в ближайшее кресло, усаживает на колени.
– И тебя. – Я едва не млею от удовольствия. Нигде и никогда я не чувствовала себя так спокойно и надежно, как среди опасных для всех других демонов.
– Вот так всегда. – Если бы не видела эту ехидную морду, с торчащими ежиком короткими черными волосами, сгорела бы со стыда от творимой мною несправедливости. – Их обожаешь, а я только и нужен, чтобы тяжести за тобой таскать.
Как говорится: «Добро пожаловать в местный дурдом».
Хорошо еще, ужин проходит в более спокойной обстановке. Спасает количество скопившихся новостей. И с той и с другой стороны.
Когда речь заходит о маме, я бросаю глубокомысленный взгляд в сторону младшенького. Который едва не давится воздухом от предвкушения, когда я начну рассказывать о тех напутственных словах, которые она просила передать своему бывшему возлюбленному.
На мой профессиональный взгляд, есть вещи, на которых не стоит заострять внимания. Во избежание дипломатических недоразумений.
Так что приходится ему сделать вид, что у него проблемы с прохождением глотка вина по пищеварительному тракту, и уткнуться в тарелку. Под многозначительное недоумение на лице старшего из демонов.
Боюсь, что папенька знает мою маму лучше, чем я умею недоговаривать. И придется мне выложить ему даже то, что я еще не успела придумать.
Если не удастся решить проблему другим способом.
Рядом с камином сервирован стол с напитками и легкими закусками, которые просятся на язык даже в состоянии, когда и крошечный кусочек невозможно в себя впихнуть. И не успеваем мы еще перебраться к нему, как я уточняю, в чем же состоит причина моего экстренного появления на Лилее.
Этот поступок был еще более неосмотрительным, чем желание избежать разговора о тех милых угрозах, которые сопровождали мамино решение благословить меня в дальний путь.
Потому что…
Я потянулась в кресле. Чуть не мурлыча от удовольствия. И снова подняла глаза на шумно спорящих между собой родственников.
Обсуждали далеко не первый вариант, как заставить Элизара сделать меня своим телохранителем. Не скажу, что не самый умный…
Если бы он не являлся классическим вариантом, описанным во всех книгах про шпионов. К тому же…
И картинка, как живая, предстает перед моими глазами. Глубокая ночь. Круглая луна, мертвенным светом освещающая все вокруг. Глухой вонючий переулок за какой-нибудь таверной. Ну не в его же собственном замке будут происходить такие события. Боевая пятерка демонов в трансформации. И я… Рост 167. Вес 55. С коротким мечом и кинжалом, кидающаяся на подмогу мужику вертикальной составляющей в 190 и соответствующей комплекции. В придачу вооруженному бастардом.
Не знаю, как у остальных… Но у меня от такой перспективы возникает желание куда-нибудь отлучиться. По весьма естественным нуждам. Потому что шансов ни у него одного, ни у нас вдвоем выстоять против темнокожих воинов… Нет никаких.
Есть, конечно, парочка вариантов. Например, если демоны будут в состоянии глубокого опьянения. Чего добиться с их метаболизмом крайне сложно. Даже имея убойную дозу гномьего самогона.
Или… Уничтожать магией. Да и то…
Короче, план никуда не годился. Но говорить об этом папеньке… В разгар творческого воодушевления…
Я не самоубийца. Нет… Меня, конечно, даже пальцем не тронут. Но… дуться будут долго и изобретательно.
Так что самое лучшее, что я могу сделать, это расслабиться. На все то время, которое потребуется отцу и братьям для того, чтобы понять, что развлекли они меня уже знатно. Не могут же они настолько высоко оценивать мои боевые качества, чтобы рассматривать эту идею всерьез.
И я, сделав вид, что внимательно слушаю, и кивая, в надежде, что попадаю в такт высказываемым мыслям, рассматриваю коллекцию оружия, развешанную по стенам в гостиной.
Хотя я и с закрытыми глазами могу рассказать не только о том, где и что висит. Но и воспроизвести в диалогах и сценах, каким способом оно добыто… Несмотря на мою внешнюю хрупкость и округлость, присущую всем положенным для дамского тела местам (что больше располагает к балам и светским беседам, чем воинским утехам), холодное оружие – это еще одна моя маленькая слабость. Единственное, я так и не смогла определиться, до или после сладостей.
И я чуть заметно вздохнула. Стоило признаться хотя бы самой себе, что иногда и вместо. За возможность почувствовать тяжесть вон того двуручника, что висит слева от камина и который я не смогла бы поднять даже четырьмя руками…
– Ташенька. – Я поднимаю реснички и с улыбкой натуральной блондинки, словно последние минуты только и делала, что усиленно внимала его речам, смотрю на отца. Который при виде меня едва ли не расплывается дрожжевым тестом. Вызывая у моих сводных братишек почти истерический смех. Правдоподобностью того представления, которое мы тут с ним устраиваем. – Тебе не нравится наш план?
– Ты мне лучше скажи, сколько лет вы с магом знакомы?
Что и требовалось доказать. Глазки тут же приняли свое обычное выражение. Безоговорочного права решать, как и чьей жизнью распорядиться. Да и поза хоть и изменилась совсем незначительно, но превратила мирного и домашнего демона, которого он изображал, в грозного повелителя.
– Около двадцати.
Элизару сейчас немногим за сорок. Так что…
– И кто кому чего должен?
Папочка глубокомысленно хмыкает. По-видимому, вспомнив, как сам со мной разбирал кажущиеся на первый взгляд простыми логические задачки.
– Сначала он мне, а потом и я ему.
Ну с этим, похоже, все просто. Папенька магу каким-то образом жизнь спас. А тот ему чем-то таким отплатил, что повелитель продолжает считать себя его должником.
Что ж, в этом мире и с демонами такое случиться может.
– И, несмотря на это, он отказался принять твою помощь. – Не задавая вопроса. А просто констатируя факт. Который при ближайшем рассмотрении кажется весьма примечательным.
В отличие от большинства людей все остальные расы к понятию долга относятся очень серьезно. И если его признали… Можно требовать практически всего. В рамках моральных ограничений и тех законов, что твердо и свято исполняются.
И если тот, кто имеет право требовать, отказался принять помощь… Но с этим я могу разобраться и несколько позже.
– Отец, у вас тут в последнее время никаких пророчеств, никаких предсказаний, чисто случайно, не звучало?
Во взгляде отца – гордость. Радмир смотрит на старшего брата так, словно увел у того всех самых красивых женщин из гарема.
А я… С грустью констатирую факт, что вариант причастности демонского племени к возможному появлению чего-нибудь судьбоносного отпадает сразу и без возможности рассмотрения в следующем чтении.
– И артефакты никакие не всплывали?
Когтистая лапа тянется к изящному фужеру, стоящему на тонконогом столике рядом с его креслом, и от темной жидкости, что наполняла бокал до самой тонкой кромки, остается лишь одинокая капля, которая замирает на его губе, прежде чем последовать за остальным содержимым.
И я сопровождаю все этой действо печальным взглядом. Мой возраст, в глазах отца, ассоциируется с младшим детсадовским. В котором ничего крепче травяного отвара категорически не допускается.
– Ладно. Действовать будем так…