Открыта вакансия телохранителя

Глава 16

Наташа

Ролан как-то тихо и незаметно исчез после завтрака. Создалось впечатление, что он просто вышел за дверь и не вернулся. Очень похоже на то, как повел себя Алраэль, который как выскочил из моей комнаты, так больше никому на глаза и не попадался. Впрочем, ничего удивительного в таком повороте событий я не находила: брат сделал свое дело и мог позволить себе оставить присутствующих на мое растерзание. Но, хотя я и понимала, что переданную в мои руки власть надо брать незамедлительно, пока все остальные еще не очнулись, мое настроение, ставшее меланхоличным и задумчивым после встречи с Закиралем, не очень этому и способствовало.

Поэтому я сделала самое разумное из того, что пришло в мою голову, – отправилась к оружейнику, чтобы все-таки опробовать подаренные женихом клинки. И даже не стала спорить, когда Элизар предложил составить мне компанию; рано или поздно нам пришлось бы с ним обменяться накопившимся на душе, да и возможность устроить себе разминку с опытным воином упускать было глупо.

Радмир, когда мы проходили мимо него, вопросительно приподнял бровь, уточняя: нужна ли мне его поддержка или он может заняться своими делами (ну-ну, судя по тому, какие взгляды он бросал в сторону Карима, – эта загадка явно не давала ему покоя), и когда я качнула головой, заверяя, что уж с этой ситуацией я как-нибудь и сама справлюсь, с улыбкой людоеда направился в сторону наставника графа, о чем-то увлеченно разговаривающего с воинами Алраэля. А я на мгновение пожалела, что нельзя быть в двух местах одновременно, потому что милая беседа, свидетелем которой я не смогу стать, обещает быть интересной. А самое главное, полезной, с точки зрения хищников высокой дипломатии.

Всю дорогу до казарм мы молчали: то ли не находили нужных слов, чтобы разрушить вязкую тишину, то ли пользовались возможностью еще раз взвесить, какие именно из них достойны того, чтобы их произнести, и каких последствий после этого можно ожидать. И лишь когда воин вынес кинжалы, не сводя с них восторженных взглядов, мой клятводержатель немного ожил.

– Такое оружие – редкость в этом мире. Не каждый правитель может похвастаться тем, что держал в руках закаленную даймонами сталь.

Прежде чем ответить, я, успокаивая, провела по гребню тарагора, который тоже проявил интерес к подарку Закираля, пристегнула дополнительные ножны к перевязи и сжала рукояти ладонями, пробуя, как клинки лежат в руках. Ощущение оказалось несколько необычным: с одной стороны, возникло чувство, что это оружие всегда принадлежало лишь мне и я с полной уверенностью могу представить, как оно будет себя вести в схватке. С другой… Было в них что-то, заставляющее меня ощущать тревогу. Да и ледяная струя, скользящая по позвоночнику, очень ясно намекала на то, что многое в этих клинках еще скрыто от меня.

– Мне трудно судить об этом. Могу сказать, что раньше с таким не сталкивалась, но… – И я, словно наконец-то определившись, выпускаю улыбку, которая уже давно просится на лицо. – Мне оно нравится.

– Таши… – Он пользуется тем, что оружейник уже отошел, и делает попытку задать мне вопрос, ответ на который для него, похоже, очень много значит. Но я вынуждена его перебить – иногда стоит рискнуть и произнести слова, которые в ином случае могут звучать как оправдание:

– Я ничего не могу тебе сказать, Элизар. Я не знаю, кто он для нас и что его заставляет делать то, что мы видим. Я не знаю, к чему это все приведет и чем закончится. Но я знаю одно: я не хочу его смерти и я ему доверяю. Как доверяю, не требуя объяснений, своему отцу и братьям. Как доверяю тебе и Кариму. Не потому, что вы все представили мне весомые доказательства того, что вы этого достойны. Просто потому, что моя душа так чувствует.

Нельзя не заметить, что мой ответ его не удовлетворяет, но, по крайней мере, его задумчивый взгляд не пронзает ярость, с которой я уже встречалась у других.

– Не все разделяют твою уверенность, и не все готовы смириться с твоим решением.

– Мой граф, я знаю все, о чем тебе трудно мне сказать. И я готова к тому, что, несмотря на предпринятые Закиралем и моими братьями меры, это может произойти. Я прошу тебя лишь об одном: если появится подозрение, что тебя заманивают в ловушку, помни о том, что я пойду в нее вслед за тобой. И не только клятва будет этому причиной. – А на его лице отражается растерянность. И чтобы помочь ему справиться с ситуацией, я делаю шаг в сторону и встаю в стойку. – Развлечемся?

Возможно, он бы и хотел отказаться, но из казарм уже появились любопытствующие лица свободных от службы эльфов. И ему ничего не остается делать, как обнажить свой кинжал и, бросив вопросительный взгляд на ту пару, что так и осталась в моих ножнах, уточнить:

– Поделишься?

Но я качаю головой:

– Извини, но для тебя они будут легковаты. Да и я не имею ничего против того, чтобы ты воспользовался мечом.

Короткий кивок, и лезвие на высокой ноте, что нисколько не режет слух, выскользнув из кожаного чехла, отблескивает в лучах яркого солнца. А Васька, резкой трелью выказав мне свое неудовольствие от необходимости оставить свое любимое место на моем плече, расправляет крылья, планирует к земле и смешно плюхается на траву, а потом, перекатываясь с боку на бок, улепетывает поближе к стене здания.

Мы замираем. Я – с легкой улыбкой на губах и взглядом, который хоть и кажется рассеянным, но цепко держит все, что попадает в поле зрения. Он – не торопится атаковать (хоть я жестом и предложила начинать именно ему), но всей своей подтянутой, готовой к молниеносному броску фигурой наталкивает на мысль, что в его голове уже выстроился план этого боя, в котором он намерен вырвать у меня победу.

Что ж… Возможно, я ему и позволю это сделать. Хотя бы ради того, чтобы его порадовать.

Его движение хоть и кажется стремительным, но недостаточно для того, чтобы мне не удалось его заметить еще до того, как лезвия оказываются в непосредственной близости от меня. Я вскидываю брови, уточняя, все ли это из того, чем он может меня удивить, и в ответ получаю улыбку, в которой пусть еще и едва, но уже чувствуется насмешливость. Похоже, я нашла верный способ восстановления дружеских отношений между нами.

Следующая атака моя. Но единственная ее цель: уменьшить дистанцию между нами и лишить его возможности в полной мере использовать меч. И вновь обмен улыбками. Мою попытку можно считать неудачной, и мы возвращаемся в стойки, ловя на себе нетерпеливые взгляды зрителей, которые ожидали чего-то подобного тому, что я устроила с участием их лорда и Элизара в прошлый раз.

Кстати, об Алраэле…

– Тебе Дер’Ксант поведал, что в Камарише делали те маги?

Бросок, блок, я ускользаю и немедленно бросаюсь в атаку сама. Снова визг клинков, взгляды: глаза в глаза, обмен любезностями и разочарованные вздохи за спиной.

И куда они торопятся… Будет им развлечение, как только мы немного поговорим.

– Сказал, что это адепты, которые должны были пройти здесь инициацию на Хаос. А у тебя есть иные сведения?

– И да и нет. – Надеюсь, если я слегка его заинтригую, перемешав правду и не совсем правду, это на какое-то время отвлечет его от тех невеселых раздумий, что складками отложились на его лбу. – До некоторых пор они и магами-то не были. Их сделала такими игрушка, подобная той, что ты, возможно, прячешь в своей лаборатории.

Я успеваю отвечать не только словами, несколько опасаясь сбить ритм дыхания, но и кинжалами, что лежат в моих ладонях, словно являясь их частью и продолжением.

– Это тебе поведал Закираль?

– Не думаю, что он был в сговоре с Радмиром, который рассказал мне об этом первым. Или ты продолжаешь не доверять моему отцу?

Но он игнорирует мой вопрос, и только буквально кинувшись ему под ноги, мне удается разминуться с лезвием его меча, которое проносится так близко от меня, что я отчетливо вижу каждую руну, украшающую его.

– Боюсь, что той игрушки, о которой ты говорила, в моей лаборатории уже нет. – И вот теперь в его глазах, улыбке, которая слишком близко от меня, откровенное ехидство, потому что ему удается меня обмануть, и лишь витая гарда спасает меня от неподходящего украшения на лице.

– Я не хотела бы тебя расстраивать, но ты же знаешь младшенького из моих братьев. Если ему что в голову взбредет…

– И в чем теперь заключается моя задача?

То, что происходит между нами, напоминает танец. Но… мне сложно понять, кто же из нас ведет.

– Искать тех, кто связан с Закиралем.

– А не проще ли…

Вот только… зря он ждал моего ответа.

Придя к выводу, что его самолюбие я потешила достаточно, и чувство его собственного достоинства восстановлено настолько, что моя победа уже не будет восприниматься как нечто хоть и неизбежное, но трагическое, я снова кидаюсь вперед. Теперь уже позволяя себе использовать все те уловки, которым меня обильно потчевали мои наставники, а потом отшлифовывали самые дорогие для меня демонята. И это дает мне возможность закончить наше общение значительно быстрее, чем он на это рассчитывал. И совершенно не с тем результатом, на который он был настроен.

Один хитрый прием, уже из тех, что я изучала на курсах самообороны на Земле, а потом оттачивала на братьях, и мой граф, который явно не ожидал от меня такой подлости, уже лежит на площадке лицом вниз, а я, отбросив один из клинков в сторону и захватив волосы в кулак, оттягиваю его голову назад, прижимая лезвие кинжала к горлу.

– Извини, Элизар, но тебе стоит еще потренироваться с Радмиром.

– Договорились, – говорит он хрипло и очень осторожно, ощущая кожей остроту лезвия. – Я потребую это в счет компенсации за то, что он похозяйничал в моем замке в мое отсутствие. Отпусти. Я принимаю поражение.

На лицах эльфов, количество которых значительно увеличилось по сравнению с началом нашей схватки, – удовлетворение. Интересно, а если предложить всем желающим размяться, как много составит мне компанию?

И я едва не задаю этот вопрос вслух, но тянущее ощущение в ладони, что продолжает сжимать кинжал, заставляет меня замереть.

Второй оказывается в моей руке раньше, чем я начинаю осознавать, что та магия, отголоски которой касаются чего-то внутри меня, мне не знакома.

Я оглядываюсь на Элизара, который уже твердо стоит на земле, чуть согнув ноги, словно напружинившись перед порывом ураганного ветра.

– Хаос. – Мы произносим это слово одновременно и также одновременно разворачиваемся в ту сторону, откуда тянется шлейф заклинания, которое отзывается во мне ощущением чего-то мощного и страшного.

Он кидается к воротам первым, и то только потому, что несколько драгоценных секунд я вынуждена потерять, чтобы дать Ваське жесткий приказ не следовать за мной: только его мне в той неразберихе, которую я с уверенностью прогнозирую, не хватало.

Мы оказываемся у ворот ограды, окружающей особняк лорда, чуть раньше спешащих туда же моего брата, Тамираса и Карима. И значительно опережая большинство воинов лорда, вооружение которых совершенно не соответствует предстоящему мероприятию.

– Там. – Дракон показывает на двухэтажное здание, что стоит неподалеку, опутанное, словно кружевом, кованой решеткой.

Впрочем, магия воспринимается настолько сильно, что никто из нас, замерших на выложенной камнем дороге, не сомневается, где именно происходит то, что заставило нас здесь собраться.

Ох, Закираль, надеюсь, это не твои проделки… Я не успеваю еще закончить свою мысль, как прямо на моих глазах, на фоне белоснежной стены появляется черная паутина, которая становится все плотнее, пока не скрывает собой весь угол здания и не обваливается темным провалом, заглушая грохотом крики ужаса и боли, что доносятся даже сюда.

И мы бросаемся вперед. Чувствуя сопротивление воздуха, в котором ощущается не столько напряжение, сколько стремление нас остановить, и уже различая около десятка фигур в черном одеянии, что выбегают из еще целой части дома.

Но в моей голове, несмотря на то, что я вижу, бьется лишь одна мысль: «Только не Закираль…»

Закираль

Я вернулся на базу, когда уже совсем рассвело. С ощущением того, что колесо событий завертелось с такой скоростью, что даже железная выдержка и самообладание начинают меня подводить. Прежде чем позволить схлопнуться матрице перехода, сканирую защитные плетения – ни одно из них не было потревожено. Впрочем, если бы в кабинете побывал посторонний, Агирас нашел бы способ сообщить мне об этом еще до перехода. Не зря же я все-таки провел над ним обряд установления ментальной связи.

Комната встречает меня покоем, который так не вяжется с тем непривычным, одновременно настораживающим и таким желанным состоянием, в котором я нахожусь. Понимаю, что малейшая расслабленность может привести к катастрофическим последствиям, но продолжаю ощущать сладкий вкус ее губ и чувствовать на своих ладонях тепло ее тела. Полностью отдавая себе отчет в том, насколько безумно то, что я сейчас делаю, и четко осознавая, насколько это опасно не только для меня, но и для нее. Но я совершенно уверен в том, что это – единственный шанс, дающий нам возможность быть вместе, упускать который я не намерен даже в том случае, если для этого мне придется сделать практически невозможное.

Короткий посыл, активирующий тонкую нить, что нас связывает, и я получаю ответ от своего тера: все, что я ему приказал, сделано.

Что ж, будем считать, что все идет по плану.

И прежде чем начнут появляться с докладами наблюдатели и мне придется, вернув на лицо и в душу маску бесстрастности, снова стать тем, кем я уже, по сути, не являюсь, я позволяю себе мысленно скользнуть к удивительно трепетным мгновениям нашей встречи с Наташей. Встречи, которая закончилась так, как я не мог даже и мечтать: она не только не оттолкнула меня, отвергнув, как отвергают смертельного врага. Она смогла ощутить то, что я прятал в самом укромном уголке себя, – мою любовь. И отозваться на нее, как откликается на тепло первый росток.

Ее улыбка, то робкая и полная смятения, то насмешливая и взбалмошная, трогала сердце сильнее, чем самые нежные слова. Ее взгляд, в темной бездне которого отражались ее чувства, стоял у меня перед глазами и манил, звал к себе и дарил надежду на то, что все действительно будет хорошо. Для меня и для нее.

И слова, которые неожиданно сорвались с ее губ: «Береги себя для меня», пронзили меня жалом стилета и разрушили последние сомнения, что у меня еще были. Сомнения в том, что я действительно могу быть счастлив.

Я настолько ушел в свои мысли, что не сразу заметил, как на табло защитного контура, настроенного на моих воинов, вспыхнул красный сигнал, и очнулся, лишь когда Агирас с тревогой коснулся выставленного блока.

– Что случилось? – А в ушах тихим шепотом, от которого жаркая волна проносится по телу: «Я сделаю свой выбор, если ты поможешь мне…»

– Мой алтар. – И я напрягаюсь: в голосе, который сохранял самообладание и в самых опасных переделках, звучит беспокойство. – На территорию базы прибыл экселленц[5]. С ним кондер[6] и воины внутреннего круга.

И хотя это не выглядит чем-то уж очень необычным, сердца касается дурное предчувствие, оснований для которого, казалось бы, нет: похоже, это за мной.

Резко подняв тело из мягкого кресла, уже в движении плотно запахивая покрывало, бросаю быстрый взгляд в окно, из которого башенки дома управителя кажутся башнями сказочного замка, в котором меня ждет моя единственная…

И пронзительная боль впивается в сердце: даже если это и так… Я не могу уйти. Я не могу переложить свою вину, какой бы она ни была, на тех, кто мне доверял.

– Агирас, ты должен немедленно покинуть базу. – Мой голос спокоен, несмотря на то, что чувства, многие из которых никогда за мою жизнь не посещали меня с таким накалом, буквально сметают барьеры, выстраиваемые долгими годами тренировок.

– Мой алтар?!

И я рад, что не успел приблизить его настолько, чтобы позволить заглянуть в свои глаза. Потому что даже сейчас, сквозь слегка опущенные щиты я ощущаю его боль и растерянность. И то отчаяние, что захватывает его, как только он понимает, что то, что я только допускал, – случилось.

– Повтори, что ты должен сделать? – Я задаю вопрос жестко, как еще никогда не разрешал себе разговаривать с ним. Но сейчас я делаю это только для него, помогая вернуть четкость мысли и собранность действий.

И по отголоскам тех чувств, что приходят ко мне, – я выбрал правильный тон и больше могу не думать о том, что смятение помешает ему точно сделать то, что ему единственному я могу доверить.

– Да, мой алтар. Я должен покинуть базу и ждать вас в запасном убежище три дня. Если вы не вернетесь, найти ту женщину и передать ей, что вы погибли. После чего остаться с ней, присягнув на верность. Но, мой алтар…

– Немедленно уходи. Это приказ.

Надеюсь, мои опасения все-таки будут напрасны и ему не придется омрачить ее жизнь этим известием. Хотя возможно, для нее такой вариант будет значительно лучше, чем то невнятное будущее, которого я ей даже не могу обещать.

– Я повинуюсь, коммандер[7].

Контакт прерывается, а я перебираю в памяти все возможные следы своих проступков и оцениваю, насколько тщательно их подчистил.

И не нахожу ничего, за что бы варлахи[8] могли зацепиться.

Дверь отворяется без стука (впрочем, эти никогда не отличались излишней вежливостью), и в мой кабинет входят пятеро: мой непосредственный командир – экселленц первого эшелона армии вторжения, кондер, довольно молодой (судя по тонкому контуру зрачков) для этого звания, даймон и трое воинов. Серебряная полоса по краю набиру говорит о том, что это не просто внутренний круг[9] – группа зачистки. И мои опасения в отношении собственной судьбы переходят из разряда предположений в категорию неизбежности: они пришли за мной.

– Экселленц Хайран, господа, чем обязан столь раннему визиту? – Несмотря на то что покрывало скроет мои движения, я даже не делаю попытки активировать рохсаш[10], что прикреплен к моей руке. Скорее всего их одежда прячет под собой не менее хитроумные устройства, для которых перехватить излучение Хаоса не составит труда.

Но отвечает не тот, к кому я обращаюсь: кондер, который имеет право не называть своего имени, делает шаг вперед и, демонстрируя мне перстень с эмблемой их службы, который является одним из подтверждений его полномочий, четко и как-то даже равнодушно бросает:

– Коммандер Закираль, мы бы хотели, чтобы вы проследовали за нами.

Двое становятся за моей спиной, и по моему позвоночнику пробегает колючая волна: у кого-то из них, а может и у обоих, работает блокиратор, лишая меня возможности использовать магию. Впрочем, при таком раскладе она мне вряд ли бы помогла: устраивать поединок, когда личная охрана Дер’Ксанта вместе с той теплой компанией, среди которой обязательно окажется и Наташа, появится здесь спустя всего несколько минут… Так рисковать я не могу.

– Я арестован? – Ни тени возмущения я не позволяю себе, когда произношу эту фразу. Лишь ледяное спокойствие, которое всегда отличало истинного черного воина.

– Скажем так, мы хотели бы получить ответы на некоторые вопросы. И если они нас удовлетворят, мы принесем вам самые искренние извинения.

Ну-ну, знаю я ваши извинения, после того как разберете на отдельные органы, добираясь до души, и заставите признаться даже в том, о чем даже мысли не возникало.

– Я готов следовать за вами. – И я едва склоняю голову, лишь намечая армейское приветствие, словно подчеркивая, что хотя они и черные воины, их служба к нам не имеет никакого отношения.

– Я рад, что нам не приходится проявлять настойчивость. – Не зря тех, кто идет в варлахи, считают толстокожими: на мой эпатаж он не обращает никакого внимания. – Сдайте оружие.

Я небрежно, словно это не мне предстоит отнюдь не увеселительная прогулка в подземелья этих ублюдков, откидываю полу набиру и отстегиваю ножны с мечом и кинжалами. Затем, также не торопясь, сбрасываю с руки браслет рохсаша и передаю все подошедшему ко мне воину.

– Это все? – Похоже, он рассчитывал на более богатый арсенал.

– Вы можете меня обыскать или довериться моему слову. – Надеюсь, он понимает, что для него будет значительно лучше, если ничья рука не прикоснется к моему телу; даже если бы у них были доказательства того, что я готовлю переворот на Дариане, такое унижение моего достоинства, тем более в присутствии экселленца, закончилось бы прогулкой в Хаос одного из нас. Прямо здесь и сейчас.

– Я предпочту второе.

– Тогда я его вам даю. Я безоружен.

– Я надеюсь, коммандер Закираль, что все происходящее окажется недоразумением. – Мой командир хоть и обладает поразительной выдержкой, так же как и я относится к внутреннему кругу с долей здорового цинизма; расценивая их как мародеров, которые пользуются тем, что делается чужими руками. И поэтому в его взгляде я четко вижу сожаление о том, что в этой ситуации он для меня ничего сделать не может.

И все, что я могу ему ответить, – позволить заглянуть в свои глаза и увидеть в них то уважение, которое я к нему испытываю; именно его слова о чести и достоинстве воина заставили меня однажды задуматься: а много ли правды в том, чем мы занимаемся на Лилее? Задуматься и понять, что мои представления о счастье: своем, своих детей, тех немногих, от кого я могу не скрывать испытываемых мною чувств, были неполными. Что можно получать радость не только от того, что поднялся еще на одну ступеньку по военной лестнице, не только от того, что выучка твоих теров выше, чем у твоего соперника, но и от того, что тебя кто-то любит. Не за то, что тебе многое доступно, а просто потому, что ты есть.

И возможно, лишь благодаря ему (несмотря на то, что таких разговоров с ним мы не вели) я смог увидеть в жителях Лилеи не врагов, не тех, кто должен подчиниться порядку, навязываемому правителем Дарианы, а просто живых существ. Со своими устремлениями, желаниями и слабостями.

Правда, до той встречи с Единственной, мои сомнения так и оставались лишь сомнениями. И вполне вероятно, что они бы затмились блеском положения, которого я достиг, и померкли перед возможностями, которые передо мной открылись. Растворились бы в тех хитроумных операциях, каждая из которых давала мне ощущение могущества, и в наслаждении тем, что я могу играть чужими жизнями. Утонули бы в реках крови, в бушующем в жилах адреналине, в страхе, который я бы ощутил, как только черные воины во имя Хаоса и во славу Дарианы уничтожили этот мир.

Но тот случайный взгляд сделал то, что не смогли сделать сотни лет пребывания на Лилее. Ни те беседы о мироустройстве, о добре и зле, о любви и ненависти, о жизни и смерти, которые мне довелось вести с людьми, эльфами, демонами, драконами. Ни те манящие глубиной голубые, искрящиеся гранями изумрудные, смущающие похожестью карие, бросающие в бездну черные глаза красоток, которые искали и находили удовольствие в моей постели. Ни даже страшная смерть двух женщин, что подарили мне детей и чьи крики ужаса, когда их забирала к себе Пустота, повторялись в моих самых страшных ночных кошмарах.

Лишь один случайный взгляд, который смешал все мои мысли и заставил меня понять, чего я хочу от этой жизни. Осознать, что за то, чтобы стать счастливым, мне придется бороться. Измениться самому и изменить все вокруг себя, отказаться от того, что было основой моего существования.

А если придется, то и погибнуть. Или выжить, сделав для этого все немыслимое, потому что даже перспектива рассеяться в Хаосе не была столь страшна, как возможность больше ее не увидеть.

И ради этого я готов был рискнуть.

– Я тоже на это надеюсь, экселленц. – А вот ему – полное приветствие: не просто склонить голову, а замереть, практически касаясь подбородком груди и удерживая согнутую левую руку за спиной.

Он отступает в сторону, когда я выхожу вслед за кондером, и, скорее всего, смотрит мне вслед, пока я иду по длинному коридору, стараясь не замечать взглядов, которыми меня провожают мои воины, и гордясь тем, что в их глазах нет ни тени презрения: лишь досада от того, что они не могут выполнить единственный приказ, который я им не отдам, – освободить меня.

На выходе из здания, в котором мы обосновались, к нам присоединяются еще два мага. И я с трудом удерживаю вздох облегчения: квалификация этой парочки не позволяет им работать с межмировыми порталами, а на Лилее казематы внутреннего круга есть только на единственной в этом мире стационарной базе. А уж ее-то план мне хорошо известен: пришлось довольно долго служить там, пока меня не произвели в коммандеры.

И остается надеяться, что моя удача не окончательно покинула меня, и варлахам не стали известны созданные мною заклинания, которые могут при случае не только увеличить мои шансы на успешный побег, но и, если ничего другого мне не останется, сделать мою смерть менее болезненной.

Мы не успеваем сделать еще нескольких шагов с крыльца, украшенного статуями, изображающими откровенные сцены, как прямо перед нами разворачивается переход. И уже спустя мгновение выходим в том самом портальном зале, дорогу из которого я знаю едва ли не на ощупь.

Еще четверка воинов с той же серебряной окантовкой на верхнем покрывале встает по бокам от меня, как только мы спускаемся с небольшого постамента, на котором закреплены управляющие кристаллы, и мой энтузиазм несколько падает: похоже, мысль о недоразумении – последнее, что приходило в их головы.

Опять длинный коридор, но только не завешенный коврами дивной работы, ощущение падения, когда матрица переноса перебрасывает нас на нижние уровни, и вновь проход, стены которого уже выложены потемневшим от времени и сырости камнем и украшением которого служат расположенные через равные промежутки с обеих сторон камеры. В некоторых открыты двери. Не знаю, на что рассчитывал тот, кто вздумал мне устроить эту экскурсию по подземелью и продемонстрировать внутреннее убранство моих будущих покоев, но если он ожидал, что это заставит меня задуматься о сотрудничестве, – сильно ошибся. Хотя стоит признать, что пыточные столы, которые несколько раз мелькали перед моими глазами, вполне могли произвести впечатление на кого-нибудь пониже меня рангом и помладше возрастом. В мои годы я и не такого насмотрелся: насколько бы лояльно я ни относился к местным, но методы, которыми действуют в своих застенках те же демоны, не сильно отличаются от тех, которые мне, возможно, предстоит испытать на собственной шкуре.

– Прошу. – Кондер останавливается напротив очередной открытой двери и делает приглашающий жест.

Жаль, что наш кодекс не разрешает проявлять эмоции, а то бы я мог увидеть немало ехидства на его лице. Впрочем, под лицевым платком чего только не спрячешь, а проникнуть сквозь его ментальные щиты я сейчас не могу.

Но прежде чем я переступаю порог моих персональных апартаментов, раздается следующий приказ, который лишает меня последнего оптимизма:

– Набиру.

Я позволяю себе замереть и медленно, очень медленно, давая возможность в каждом мгновении моего движения разглядеть ту опасность, что я собой представляю, даже в таком, не самом выгодном для меня положении, оборачиваюсь к тому, кто делает очередную попытку лишить меня достоинства.

– Я еще раз прошу уточнить: мы говорим об аресте или об ответах на некоторые вопросы? – Мой голос не просто спокоен, он холоден и лишен даже проблеска жизни.

– Пока все еще об ответах. – И в его глазах мелькает страх. Хотя из нас двоих – это я не в самом выгодном положении.

– Тогда я считаю ваше требование снять набиру излишним. Или мне расценивать это как намеренное оскорбление? – И я демонстративно касаюсь застежки, продолжая немигающим взглядом требовать от него ответа.

Похоже, моя выдержка снова выручает меня, и кондер вынужден согласиться. Но по тому, как вспыхивает и мгновенно гаснет ярость в его зрачках, я могу сказать: каким бы ни был исход этой истории, у меня появился новый враг, который сделает все, чтобы отомстить мне за эти минуты.

И я прохожу внутрь, слыша, как за моей спиной закрывается толстая дверь, усиленная впитывающими магию нашлепками. Одно лишь радует: в интерьере, который очень далек от моих представлений об удобстве и уюте, отсутствуют те самые предметы, которыми меня пытались запугать по дороге.

Я забираюсь с ногами на небольшое возвышение, которое должно представлять собой кровать, прислоняюсь к стене, что приятно холодит спину, и закрываю глаза в ожидании, когда спадет напряжение и мысль потечет плавно, не бурля, как струи воды на перекатах.

Вдох… Выдох… Чувствуя, как расслабляется тело, как теряется в Пустоте появившаяся у меня под сердцем тревога, как опадает увядшей листвой замешательство, как талым снегом исчезает сомнение, как все вокруг становится прозрачным и понятным.

И лишь одному я не позволяю исчезнуть в небытие: ее мягким губам и обжигающему взгляду.

И ради того, чтобы еще много раз увидеть и почувствовать, я всего-то и должен – выкрутиться. А для этого мне нужно… понять. Где? Что? И как?

Итак, что мы имеем? Я – в самой защищенной части подземелья. И судя по количеству блокираторов, которые украшают собой стены и потолок, мои магические способности оцениваются весьма высоко, а попытка отказаться от их гостеприимства как вполне вероятная. И мне трудно не согласиться с такой оценкой, скорее даже наоборот, у меня сильные подозрения, что им, в отличие от экселленца, который меня знает довольно давно и достаточно хорошо, известны не все мои возможности.

Оружия меня лишили, но довольствовались моим словом. Количество воинов, сопровождавших меня во время этой прогулки, внушало уважение, но ни одной провокации, кроме той, что устроил кондер, не последовало. Но и это, скорее всего, была его личная инициатива: похоже, я ошибся, и он еще недостаточно закален в противостоянии между варлахами и армейцами, потому так остро и отреагировал на степень моего «уважения» к своей персоне и, пользуясь возможностью, попытался отыграться за унижение.

И если исходить из этого – я вроде как где-то серьезно прокололся. Но до конца они в этом не уверены и пока предпочитают обращаться со мной довольно вежливо, не исключая возможности, что придется не только меня отпустить, но и долго извиняться за отнятое у меня, коммандера мобильной группы, драгоценное время. И остается лишь понять, где именно случилось то, что заставило их обратить на меня свое пристальное внимание, и когда и с чьей помощью они удостоверятся в том, что мое место именно там, где я сейчас и нахожусь.

Но, к сожалению, ни одной идеи на этот счет у меня нет. Потому что все то, чем я занимался последнее время… относилось к заправке мощных накопителей. Но здесь у меня просто по определению не могло быть проколов. И к моим личным делам. Но даже если бы всплыли мои контакты с Наташей, мне достаточно было лишь признать ее Единственной (тем более что нити связей между нами окрепли уже настолько, что любой маг мог подтвердить их наличие), как вместо обвинений мне начали бы завидовать: как ни пытались вытравить из жизни дарианцев легенду о женщине, предназначенной мужчине и способной раскрыть его некие сверхвозможности, – она продолжала жить. Оставаясь одним из немногих наследий той давно забытой жизни, что была на Дариане до появления расы даймонов.

Так что с этой стороны мне ничего смертельного не грозит: на какие только безумства ни пойдешь, когда перед тобой открываются такие возможности. При таком повороте событий с мобильной группой, скорее всего, придется расстаться… Но уж с этим-то я как-нибудь смирюсь.

И остается только…

Это слово всплывает само, словно только и ждало момента, когда сможет выскользнуть из той части сознания, где властвуют предчувствия, туда, где смутные подозрения обретают форму и наполняются смыслом.

Эльфы…

Мысль, что приходит в мою голову, заставляет меня затаить дыхание, настолько неожиданной и правдоподобной она является. Тем более что наша незабываемая встреча с внутренним кругом произошла сразу после того, как я передал своей невесте одну из копий приказа на убийство правителя Элильяра.

Думай, Закираль, думай. Где ты мог оставить им зацепку, за которую они потянули. И чего от них можно ждать?

И память, словно верный помощник, подкидывает те мелочи, на которые я не сразу обратил внимание, но которые теперь, при взгляде из казематов, таковыми перестают быть.

Чего стоит то ощущение, от которого я предпочел отмахнуться, что все произошло слишком просто, когда я не взламывал – распутывал защиту коммандера Сарката, как раз и готовящего захват власти у темных эльфов. А то чувство, что за мной потянулась ниточка слежения, когда я покидал его базу, поленившись воспользоваться собственным заклинанием перехода, которое отрубает все, что не относится ко мне самому, и использовал стандартную матрицу.

И единственное, на что я могу рассчитывать, что, если они сунутся в мою лабораторию, где и находятся свидетельства моего несанкционированного появления на чужой базе, одно весьма хитренькое заклинание уничтожит их до того, как подозрения превратятся в уверенность.

Хотя в моем случае это может послужить лишь еще одним доказательством того, что моя щепетильность в отношении секретов Дарианы исчезла: аварийные коды доступа внутренних служб еще никто не отменял. И если я прав, а похоже, что это именно так, то моя следующая встреча с кондером, а возможно и черной жрицей, состоится довольно скоро и будет не столь приятна.

Что ж… И горькая улыбка, которую я не считаю нужным теперь скрывать, касается моих губ. Я столько лет не давал себе возможности расслабиться хотя бы на мгновение, я столько раз пересматривал свой план и проверял его, избегая случайностей, по которым могли сойтись мои ожидания и чужая воля. Я так долго шел, перекраивал, заставлял обстоятельства складываться так, как это было необходимо мне. Я сталкивал умы, знакомил тех, кто должен был сыграть свою роль в моей пьесе. Я создавал ситуации и подбрасывал ключи к разгадкам, и, похоже, сам не заметил, как поддался искушению и забыл об осторожности, которую сам же и возвел в ранг абсолютной, непререкаемой истины. И ошибся там, где не мог, не должен был, не имел права ошибиться.

Не имел права…

И не отчаяние – горечь заполняет меня.

Жаль, бесконечно жаль, до безумия, до глухого стона, до воя, когда от бессилия что-либо изменить хочется биться головой о стену, надеясь собственной кровью залить тоску, что сжимает тисками сердце… Но приходится признать, что я проиграл.

И я сжимаю кулаки, сдерживая невольно выступающие на глаза слезы. Я проиграл. Проиграл тогда, когда до победы оставалось лишь протянуть руку. Когда поцелуй обжег губы, когда ее тело без страха прильнуло к моему, когда из ее души вырвались слова, на которые я даже и рассчитывать не мог: «Береги себя для меня».

Я проиграл.

И не утешением, молитвой, которая никогда еще не вырывалась из моей души. Словами, каждое из которых стоит того мига, когда мы были вместе. Искрой в черной бездне, которой мне предстоит стать, закончив этот путь…

Я люблю тебя.

И чуть тише, лишь для самого себя, не оправдываясь – принимая как данность, от которой уже не убежать.

Прости… Я не смог себя уберечь.

Дернулась, чуть скрипнув, тяжелая дверь. Щель, что отделяла мою жизнь от моей будущей смерти, стала шире, и в ней мелькнул край чужого набиру. Я опустил ноги с возвышения и встал на пол, выпрямив спину и откинув голову.

Я, алтар рода Ночных, проиграл и готов уйти в Хаос. С честью и достоинством истинного черного воина…

Но это не значит, что я готов сдаться.