Отделённые

Глава 2

Пусть флагман немесора Зандреха, корабль-гробница типа «Каирн» под названием «Яма», был далеко не самым крупным и хорошо вооружённым звездолётом в армаде Саутехов, он мог похвастаться роскошнейшими банкетными залами. Престарелый генерал очень гордился тем, что он упорно называл «знаменитым гостеприимством Ямы», и неприлично большая часть внутреннего пространства корабля отводилась под угрюмые кухни и судомойни, где со времён Войны на небесах не появлялось ни кусочка пищи. Эти помещения патрулировались легионами поваров, слуг и дегустаторов — хмурыми созданиями, которые обладали даже меньшим умом, чем воины, и не имели никакой работы уже целую вечность.

На вершине этого бесполезного участка корабля располагался громадный пиршественный зал, представлявший собой вздымающийся склеп из изумруда и серебра. Из его уникальных хрустальных окон открывался панорамный вид на завоёванную планету внизу, а главный кольцеобразный стол украшали мозаичные картины самых громких побед Зандреха; на каждом изображении окуляры некронских войск сверкали драгоценными камнями, захваченными в покорённом мире. Существо, способное оценить такие вещи, сочло бы комнату неописуемо прекрасной, однако, вглядываясь в мрачные лица сидевших за столом, Обирон позволил себе развлечения ради поразмыслить о том, кто из присутствующих меньше всего хотел тут находиться.

Уж точно не Зандрех. Он пребывал в приподнятом расположении духа, держа в руке кубок и рассказывая о своих успехах в кампании. Вскоре после триумфа на равнине главная кузница была разрушена, а затем и имперская столица. Уловка с тяжеловозом и ассасином оказалась последним проявлением человеческой изобретательности, и Зандрех даже разочаровался, не встретив более никаких сюрпризов. Теперь, когда все основные планеты системы принадлежали Саутехам, оставалось только выжечь остатки сопротивления на лунах и астероидах. Зандрех называл эту фазу войны эпилогом и обычно проводил её за пышными обедами и сочинением бездарных стихов, в то время как солдаты зачищали территории. Так что немесор как минимум выглядел довольным.

Тогда может лорд Батрег, сидевший на восемьдесят третьем градусе стола? От его посмертной маски исходила осязаемая ярость, словно жар от звёздной пыли. Очнувшись от сна, широкий и пепельно-чёрный Батрег возмущался тем, что потерял свои привлекательность и обаяние, и очень жалел себя. Однако насколько помнил Обирон, Батрег никогда не выделялся ни тем, ни другим. А вот чувства собственного достоинства он не растерял нисколько: Батрег происходил из более знатного дома, чем даже Зандрех, и ждал того дня, когда немесор покажет себя некомпетентным. Он мечтал о том, чтобы поскорее случилась битва, в которой старый генерал совершит роковую ошибку, что позволит Батрегу занять законное место на троне Гидрима. И всякий раз, когда этого не происходило, он всё больше и больше становился озлобленным. Вдобавок, Батрег командовал тринадцатой декурией — той самой, что так и не смогла отозвать на базу шесть процентов личного состава после крушения на неё вражеского транспорта. Его самого наполовину разорвало во время боя — а повторная сборка редко кому поднимала настроение.

Далее Обирон обратил внимание на лорда Ахеника, сидевшего прямо напротив Зандреха и сжимавшего свой пустой кубок так крепко, что на металле появились вмятины. Тощий дворянин также считал себя истинным властелином Гидрима, но, в отличие от Батрега, не дожидался, пока ему подвернётся возможность сесть на престол, а создавал её сам. Может просто совпало, а может и нет, но в начале кампании, во время битвы за Тобос III, странным образом появились его снайперы-смертоуказатели. В любом случае Обирон, к сожалению, не смог предотвратить случайную перегрузку двигателей их транспорта, прежде чем кто–либо из них нечаянно подстрелил бы Зандреха. Сейчас Ахеник, наверное, был разгневан даже пуще Батрега, поскольку именно его декурию послали сдерживать наступление Механикус прямо перед тем, как батарея Судного дня открыла огонь, в результате чего он понёс ещё более серьёзные потери.

Следующий, кого заприметил варгард, — лорд Кефист, который слыл заядлым дуэлянтом. Он специально вырезал на некродермисе полученные при жизни шрамы и носил их с воинственной гордостью. С недавних пор Кефист даже не пытался скрывать свои замыслы. Обирон заметил, что тот пронёс на пир два плохо спрятанных клинка, но лорд бросил на него взгляд, который показывал, что ему всё равно, знает об этом варгард или нет.

Ещё одним, кто явно не испытывал энтузиазма касательно присутствия здесь, был лорд Арбакет, недавно потерявший целый легион Бессмертных с расколотыми глифами так же таинственно, как и обзавёлся им. Лорд Пентен с его странным пристрастием к бомбам тоже входил в число претендентов. Список можно было продолжать и продолжать.

По правде, все лорды за столом кипели от негодования, ведь очередной пир означал, что Зандрех снова добился почёта и славы, а они так и не смогли убрать его. Немесор, само собой, пребывал в блаженном неведении, искренне считая присутствующих друзьями и приятелями и полагая, будто на пыльном блюде перед ним лежит свежее мясо. Но в реальности симпатии к нему отсутствовали, равно как и яства на тарелках. На этом странном торжестве присутствовали только призраки.

Обирон уже собирался сделать вывод, что самый несчастный в комнате это он, поскольку долг не позволял ему ускорить собственное восприятие времени и пропустить опостылевшие речи, как вдруг тихий, сдавленный звук привлёк его внимание к креслу, за которым он стоял.

«Ах, да, — сказал про себя Обирон. — Всегда есть кто–то, кому хуже». В данном случае этим кто–то был имперский губернатор. Зандрех взял его в плен, когда пал капитолийский шпиль, и, думая, что это некронтир, настоял на том, чтобы с ним обращались как с почётным гостем, пока неприятель не выплатит за него выкуп.

Человек был вне себя от страха. Он никак не мог взять в толк, почему его не убили и зачем его пригласили на голодный пир с громадными железными упырями, говорившими на языке, который он не надеялся понять. И вот теперь, когда один из сновавших в округе скарабеев проявил к нему интерес, щёлкнув жвалами на пустой тарелке, несчастный смертный окончательно свихнулся. Обирон мог бы пожалеть эту тварь, не будь она жалким вредителем.

— С вами всё в порядке, добрый муж? — поинтересовался Зандрех, сделав паузу и повернувшись к губернатору. — Жуки немного переусердствовали, убирая за вами объедки, да? Ха! Не обращайте на них внимания, старый Зандрех не откажет вам в хорошей пище… пусть вы и плохо показали себя на поле брани.

Будучи не в состоянии разобрать слова Зандреха и видя перед собой только сердитый железный труп с горящими глазами, губернатор смертельно побледнел, и обонятельные датчики Обирона сообщили ему, что человек опорожнил кишечник. С такой частотой билось его сердце, что варгард задумался, не умрёт ли это существо прямо тут без всякого стороннего вмешательства. Зандрех между тем продолжал, слишком поглощённый своей речью, чтобы долго размышлять о странном поведении гостя.

Когда риторика Зандреха грозила растянуться уже на третий час, пришло спасение, откуда Обирон не ожидал: в орбукулюме зала возникла проекция. Просмотрев список межузельных получателей, Обирон удивился значимости сообщения — на нём стояли печати Мандрагоры, коронного мира. Послание могло исходить только из одного источника: от самого повелителя бурь Имотеха.

Большинству немесоров и в голову бы не пришло смотреть столь важные обращения на публике, ведь это давало соперникам колоссальное политическое преимущество. «Но большинство немесоров — это не Зандрех», — напомнил себе Обирон. Вдобавок, у него имелся преданный варгард, бравший на себя все заботы. Поэтому генерал приказал активировать орбикулюм в центре стола, и комната погрузилась в кромешную темноту.

В первую очередь проступили глаза Повелителя Бурь: холодные зелёные угольки засверкали в вышине помещения, когда из межузельного шороха сложилась передача. Сигнал усилился, и очертания фаэрона приобрели чёткость. Дрожащий хризопраз нарисовал огромную и страшную фигуру, и некоторое время колосс взирал перед собой в зловещем молчании, пока звук не настроился. Сквозь треск межузельной статики пробивался растущий низкий вой ветра, время от времени сопровождаемый далёкими выстрелами из гаусс-свежевателей. Звуки войны. Если лорд Имотех выходил с ними на связь посреди боя в ходе собственной кампании, значит, дело не терпело отлагательств.

На мгновение взгляд фаэрона метнулся к человеческому губернатору, но не задержался на нём. Имотех прекрасно знал о ментальной болезни Зандреха и часто закрывал глаза на столь несущественные нелепые выходки. Впрочем, терпение монарха испытывать не стоило. Увидев, как немесор поприветствовал своего повелителя, Обирон поморщился. Надо полагать, старый генерал считал себя пьяным от воображаемого вина.

— А, мой царь! — поднявшись, воскликнул Зандрех и взмахнул кубком так, что напиток, будь он там, непременно выплеснулся бы на пол. — Редкое удовольствие. Видишь ли ты, Повелитель Бурь, что я подарил тебе очередной мир?

Даже в седые времена подобная чрезмерная фамильярность несла опасность, и никто, особенно фаэрон, нисколько не стал мягче за целую вечность пребывания в состоянии живой смерти. Но если их фаэрон и прогневался, то ничем этого не показывал. Будучи настоящим прагматиком, он давно смирился с тем, что недуг престарелого генерала не вылечить, и не придавал этому большого значения, пока тот продолжал выигрывать войны.

— Вижу, — промолвил Повелитель Бурь голосом, похожим на гул мёртвого солнца, разрываемого на орбите чёрной дыры. Его слова, казалось, заглушили все прочие звуки, и к Зандреху быстро вернулось самообладание. Он хоть и повредился рассудком, но инстинкты придворного слуги укоренились в нём куда глубже, нежели сбой в энграммах, благодаря чему он знал, что сейчас лучше не валять дурака.

— Мой царь, приношу вам глубочайшие извинения за легкомыслие в моём поведении, — произнёс Зандрех, потупив взгляд и сев на одно колено. — Кампания весьма затянулась, и я, наверное, слишком вольно отпраздновал её завершение. Я лишь хочу…

— Достаточно, — прервал его Повелитель Бурь и слегка повёл когтистой рукой, давая понять, что эта тема закрыта. — Ты хорошо потрудился. Но времени на отдых нет, немесор, тебя ждёт дальнейшая работа. Я требую вернуть… проблемную династию, и для выполнения этого задания твой опыт подойдёт как нельзя лучше.

Нечто в словах фаэрона встревожило Обирона. Зная о проблемах Зандреха, Повелитель Бурь часто описывал проводимые им завоевания как подавления восстаний против собратьев-некронтир, поскольку именно так немесор и воспринимал их. Но слово «проблемная» и то, как фаэрон многозначительно взглянул на него, когда произносил это, заставило Обирона задуматься. Что–то здесь было не так.

— Отправляйся туда, куда я укажу твоему варгарду, и приведи с собой проворное воинство, не только способное немедленно развернуться на поле битвы, но также подготовленное для самого настойчивого сопротивления. Из подчинённых лордов не бери никого. В точке сбора ты встретишься со старым союзником, и вместе вы пойдёте в наступление и принесёте мне победу. Не позволяй иллюзиям затуманить твоё зрение, немесор, и не подведи меня.

Изображение Повелителя Бурь исчезло, и в помещение вернулся свет. Последовала долгая пауза, пока дворяне за столом обменивались взглядами, пытаясь вычислить, чем это обернётся для них. После отъезда Зандреха им предстоит вместе завершать кампанию, что обязательно повлечёт к склокам и жарким спорам.

Первым нарушил тишину немесор.

— Великолепно! — провозгласил он, хлопнув в ладоши с лязгом и дождём искр. — Надеюсь, вы простите меня за то, что я прервал празднество, но, как выяснилось, мне предстоит ещё одна кампания. Однако, прежде чем я уйду, мы должны выпить за великодушие нашего великого царя. Господа?

В гробовом молчании взволнованные аристократы встали на ноги и подняли пустые кубки с выражением нескрываемой ненависти.

— Во славу повелителя бурь Имотеха, — сказал тост Зандрех, — фаэрона из династии Саутехов, обладателя триллиона трофейных рук и повелителя трёхсот тысяч солнц. И за удачную охоту вашего любимого немесора. Пусть наши враги трепещут!

Из всех собравшихся только Зандрех делал вид, будто пьёт, и при этом он издавал низкий гул наслаждения. Испив до дна, он швырнул кубок скарабеям и покинул зал.

После того как немесор ушёл, Обирон некоторое время изучал лордов, а те взирали на него в ответ. Хотя они хорошо знали, что варгард способен подсмотреть и подслушать их разговоры в любой точке на флагмане, они ни за что не хотели доставлять ему такое удовольствие, пока он находился в комнате. Как свора побитых гончих, они могли презирать друг друга, но ещё больше они презирали его. «Неважно, — подумал Обирон, — главное, чтобы они знали, кто держит их на цепи».

Наконец, прежде чем развернуться и проследовать за хозяином, Обирон вспомнил о губернаторе. Нужно было убедиться, что это существо по несчастному стечению обстоятельств подавится едой. Но когда он положил руку на тщедушное тело смертного, голова гостя откинулась назад, посиневшая и безжизненная. Похоже, у этой твари отказало сердце. Замечательно. Труп будет ещё одним поводом для взаимных оскорблений и пререканий дворян.

Пока Обирон шёл по длинному коридору, ведущему к покоям немесора, Зандрех решил пробежаться по беспорядочному списку доступных ему сил, словно молодой дворянин, выбирающий, каких зверей взять на весёлую охоту.

— Манёвренный, но тяжёлый… А ты как считаешь, приятель? В первую очередь я подумываю о лёгких крейсерах и, может, об одной-двух «Косах» для пущей верности. «Каирны», на мой взгляд, чересчур громоздкие для наших нужд, так что взять этого старого грубияна не сможем. — Зандрех любовно похлопал по одной из переборок «Ямы». — А вот «Хорактис» и «Тефнит» отлично подойдут в качестве флагманов, верно?

Обирон не предлагал господину ничего, кроме своей компании, поскольку был слишком занят изучением координат, посланных ему с Мандрагоры после конференции с Повелителем Бурь. Ближайшей планетой к месту встречи являлась голая скала под названием Доахт, одиноко вращающаяся вокруг тусклой красной звезды. Когда–то здесь располагалась некронская гробница, но все записи об основавшей её династии затерялись, и кто знал, что обитает там теперь. Ничего хорошего, подозревал варгард, так как Доахт скрывался в глубинах м'ват — области слабого, умирающего света на дальней восточной окраине, которую люди называли регионом Вурдалачьих звёзд.

Его народ был слишком стар для суеверий — да и вообще, какой смысл мёртвым бояться привидений? Тем не менее м'ват — совсем не то место, куда можно было легко войти. Целые миры тут были опустошены вирусом свежевателя и кое чем похуже: тут происходили вещи настолько странные, что приводили в замешательство даже самых мудрых криптеков. А Зандреха отправили сюда лишь со скудными инструкциями и обещанием найти «старого союзника» для поддержки. Что подразумевал Повелитель Бурь? Обирон знал, что у немесора осталось очень мало настоящих друзей, и уж точно никто из них не обосновался в этом глухом космосе. Единственная династия в районе м'ват, о которой ему было известно, обитала в Костяном Царстве Дразак, вотчине омерзительного лорда Валгуля. И вряд ли там стоило ожидать благожелательного отношения к себе.

Обирон поделился сведениями о пункте назначения с господином, но тот явно не разделил его беспокойства. Зандрех увлечённо рассматривал голограммы своих войск, словно выбирал одеяние для торжества.

— Манёвренные… хм. «Могильные клинки» надо взять обязательно… и «Гибельные косы», естественно, тоже. И, наверное, крыло «Ночных саванов», а то и два? Жаль только, что если в приоритете проворность, то о наших давних спутниках, ковчегах Судного дня, можно забыть, и я уж точно не смогу снова опробовать мегалит. Сплошные разочарования. Хотя ведь есть аннигиляционные барки… они достаточно резвые. А одна-три когорты сераптеков с лихвой восполнят недостаток огневой мощи без необходимости жертвовать скоростью…

Чувствуя, что пришло время внести хотя бы символический вклад в разработку плана Зандреха, Обирон хмыкнул в знак согласия, продолжая анализировать указания Повелителя Бурь. «Проблемная» — это слово постоянно всплывало в памяти. Кого из многочисленных врагов имел в виду Имотех? За долгие годы Обирон разгадал многие значения, используемые фаэроном при общении с Зандрехом. Например, «безрассудная» династия, мятеж которой надлежало подавить, означала зеленокожих варваров, известных как орки, в то время как под «упрямой» понимались элитные солдаты человечества, паралюди, называвшие себя Адептус Астартес. Но никогда прежде Имотех не употреблял слово «проблемная».

На ум приходила лишь одна ассоциация, и Обирон искренне надеялся, что ошибается. Потому как при одной только мысле об этом он испытал чувство настолько незнакомое, что лишь сейчас начал понимать — это не что иное, как страх.