От «Града обреченного» до «Бессильных мира сего»

«ОТЯГОЩЕННЫЕ ЗЛОМ»

Повесть ОЗ задумывалась как произведение коллективного творчества. АБС в общем-то довольно неохотно шли на сотрудничество в плане написания чего-либо совместно с другими авторами. Такие произведения можно легко перечислить. Это «Пепел Бикини» — повесть о последствиях испытания водородной бомбы, написанная АНС совместно с Львом Петровым, и киноповесть «Семейные дела Гаюровых» о строителях в Таджикистане, совместное творчество АНС и Ниязи Фатеха. Это киносценарий «На исходе ночи», написанный К. Лопушанским и В. Рыбаковым при участии БНС. Но такой задумки, чтобы авторами выступали четверо, причем две пары братьев… Такого в литературе еще не было. В «Комментариях» БНС об этом пишет:

Впервые над этим романом мы начали думать еще в октябре 1981-го, когда возникла у нас с братьями Вайнерами странная, нелепая даже, но показавшаяся нам плодотворной идея написать совместный фантастический детектив — так сказать, «в четыре башки». Чтобы состоял этот детектив из двух частей — «Преступление» и, сами понимаете, «Наказание». Чтобы в части «Преступление» (условное название «Ловец душ») описывалась бы совершенно фантастическая и даже мистическая ситуация, как по некоему райцентру российской глубинки бродит никому не знакомый Бледный Человек (БЧ) и скупает живые человеческие души. Причем никто не знает (да и знать не хочет), что это, собственно, означает вообще, и как, в частности, понимать словосочетание «живая человеческая душа» в последней четверти двадцатого века. Писать эту часть должны были АБС, как специалисты по мистике-фантастике, а на долю Вайнеров приходилась при таком раскладе часть «Наказание», где Бледного Человека (в скобках БЧ) отлавливает милиция и соответствующие органы возбуждают против него уголовное дело. Что это будет за уголовное дело, в чем, собственно, можно обвинить «ловца душ» и по какой статье УК РСФСР судить — не было ясно никому из соавторов, и именно поэтому профессионалы Вайнеры очень всеми этими мистико-юридическими проблемами заинтересовались. <…>

Потом мы сосредотачиваемся на «Хромой судьбе» целиком и полностью, начинаем и заканчиваем ее, беремся за «Волны», начав, заканчиваем и «Волны» тоже, потом начинаем и заканчиваем сценарий «Пять ложек эликсира», и только лишь в феврале 1985 года снова возникает в наших рабочих записях Агасфер Кузьмич.

К этому моменту от «Союза четырех» осталось только несколько распечатанных на машинке страничек «Протокола собеседования двух пар чистых», приятные воспоминания о двух-трех встречах (в разное время и в разных составах) да смутные воспоминания о фонтанах идей, бивших в небо во время этих замечательных встреч. АБС с удовольствием листают странички протокола, перечитывают записи в дневнике четырехлетней давности, сюжет с «ловцом душ» симпатичен им по-прежнему, но теперь, когда идея фантастического детектива похерена и окончательно, чудится им в этом замысле нечто большее, чем просто история о толстеньком комичном Мефистофеле конца XX века.

Эти пять машинописных страниц сохранились в архиве:

ПРОТОКОЛ СОБЕСЕДОВАНИЯ

9. XI.81 ДВУХ ПАР ЧИСТЫХ

Райцентр. Действие описывается с 2-х точек зрения: это герой-следователь, естественно связанный с районными властями. С другой стороны — небольшой научный работник, он ведет действие со стороны «жертвы».

Ходит по р-ну некий Бледный Человек (БЧ) и покупает живые человеческие души. Что это значит — никто не знает, и знать не хочет. Равно никто не знает, что в наше время есть живая человеческая душа.

Но душа душе рознь и цена им — тоже различная.

Один, например, продает свою душу за загранкомандировку, другой — за должность в горторге, 3-й — за здоровье и половую мощь, 4-й — за бутылку через час после закрытия магазинов.

В конце берут БЧ, но в чем состав преступления? Необходим минимум вреда для потерпевшего?

Если бы БЧ ПРОДАВАЛ души, его можно окунуть как афериста, мошенника или спекулянта, или частного предпринимателя. Но он ПОКУПАЕТ.

Наверное, он при этом мошенничает, но КАК?

Договор скрепляется кровью. (БЧ должен иметь при себе фельдшерское приспособление для пуска крови.)

Состав преступления? Это должен обсуждать синклит юристов и властей, выдвигая различные идеи. Это — секретари, исполком, главный законник — прокурор, местный адвокат (он всегда у нас — второй прокурор), судья, даже местный юрисконсульт.

Итак, прокурор или следователь получает глупое возмутительное письмо, жалобу продавца раймага на то, что его обмишулили: он продал душу за то, что его назначат зав. горторгом, а ему дали всего лишь завмага. Просит разобраться в этом безобразии (позже выяснится, что с ним торговались).

Следователь вспоминает, что какой-то гул на эту тему уже был: анонимка старухи, подслушавшей, что ее враг продавал душу за бутылку.

И еще: в местной обсерватории ученый — трухлявый, дохлый очкарик, безумно талантливый, вдруг стал чудовищно здоровым верзилой… а потом помрачнел, потускнел и повесился… И, разбирая его архив, нашли неотправленное письмо — продав душу за здоровье, он полностью лишился интеллектуальной потенции. Конечно, иносказание — и бумагу подшили вдело.

Итак, продавец-пьянчуга. Но кто же его назначил? И как? И протокола вроде не было? Но протокол находят; и припоминают смутно, что был такой разговор о его назначении завмагом.

…Всё должно происходить после праздника, 9.XI или 3.V, с элементом флера — то ли похмелье, то ли и верно было…

Странный диапазон: от дремучей деревенской старухи-сплетницы с длинным носом на соседа, с которым не поделила о город, — до астронома.

Следователь начинает разбираться: да, старуха своими ушами слышала, как за бутылку «старорусской» сосед продал душу.

Пытаются втянуть в проблему 2-го секретаря, но он как-то странно жмется, увиливает, пока не приезжает вдруг: ребятки, прощаюсь, меня переводят в Центр.

А тут еще приехал человек с Лубянки, подозрительно приглядывается к Секретарю: ну-ка, ну-ка, расскажи, как было дело; и колет его (или нет).

Наконец, в разгар событий, берут БЧ.

В промежутке — допрос второго научника, друга астронома: он ведет ожесточенную торговлю за свою душу, погряз в это дело.

БЧ. Что он такое? И было ли что-нибудь? Посадили в КПЗ и обсуждают всем синклитом. Так есть ли состав преступления? Давайте его самого спросим.

Что это значит — продавать душу? Приезжий: неважно, что это значит — человека до самоубийства довели?!

Смута, нездоровые настроения, массовое беспокойство; переходящее в массовое волнение — это ли не состав?

Ударная глава — допрос. 1-й спрашивает (а 2-й молчит, он бы давно смылся, да приезжий его держит):

— Что вы потеряли в нашем районе? Из всех весей почему именно наш выбрали?

— А я не только в вашем. Меня сейчас одновременно подвергают допросу в ФБР, неприятности в Токийском Управлении, меня собираются сварить заживо на Баффиновой Земле…

— Что за чушь?! Вы что, присутствуете одновременно в нескольких местах?

— Да. В 23456 местах только на Земле. Да что далеко ходить?.. Раздается телефонный звонок из Москвы, просят капитана, и тот слышит голос БЧ:

— Вот, пожалуйста, вы меня слышите из Москвы. Но понять не пытайтесь, это выше ваших мозгов… — И вешает трубку.

Капитан:

— А кто вы такой?

— В вашей терминологии я ДЬЯВОЛ.

— Чушь, дьяволов не бывает.

— Хорошо, а покупать души — бывает?

— Тогда объясните, в чем заключается ЭТО?

— Представьте троглодита, который видит у вас на руках газету, но не понимает, что это такое. Так же и вы не поймете.

— Хорошо, но что вы делаете с людьми, у которых покупаете души? Что с ними происходит?

— А что происходит с жуком-плавунцом, которого зачерпнули ведром и перелили в другой пруд: он этого даже не заметил. То же самое происходит и с вашим братом, вреда никому не причиняется.

— А самоубийство?!

— Вы и сами прекрасно с этим справляетесь, через водку, например.

Для нас: БЧ — это Агасфер, Вечный Жид — тогда в нем есть посыл, заряд, сфера деятельности. Потому что читатель не любит необъясненного, и персонажи не поймут, а читатель должен получить наши объяснения, тем более что тут для нас открывается уйма возможностей.

Для этой цели полезен 2-й «потерпевший». Он построил теорию «клякс в тропосфере», но последние естественные открытия выяснили вдруг, что всё это — ерунда. И он просит БЧ ПОДПРАВИТЬ природу, чтобы она не опровергала его открытия. Душа его привлекательна для БЧ и тот торгуется, а ученому интересно, сможет ли БЧ изменить природу, и вообще, что он такое? Что хочет?

Тут важно: возможности БЧ не безграничны, и он может дать за каждую душу лишь определенную цену. (Продавцу предлагал магазин, но тот настаивал на торге. БЧ обещал «поговорить в сферах», но без гарантий. Уж больно недорога душа пьянчуги.) Нельзя переплачивать.

ВАЖНО И НОВО — столкновение с фантастическим не обычного человека, а — ВЛАСТИ.

Для синклита: в городке живут и работают три выпускника-одногруппника-университанта-юриста: адвокат, судьиха и прокурор. Живут в дичи, не с кем общаться, окромя друг друга, не могут. И в зависимости от характера вчерашних вечерних общений (выигрыш в шахматы, перепил, добился перевеса в ухажансе) решаются сегодняшние служебные вопросы.

ФИНАЛ. К чему мы выйдем? Наверное, к торжеству правосудия: БЧ должны судить и осудить, как и бывает… а он грустно смотрит вслед уезжающему порожнему «воронку», в котором его же якобы увезли.

НЕОБХОДИМО ОБЪЯСНИТЬ ЦЕЛИ ВИЗИТА БЧ, они не должны быть НЕПОСТИЖИМЫ.

Нужно объяснить ЦЕНУ ДУШИ. Зачем они — и плохие, и хорошие?

ПЛОХИЕ ему — прополка мира от сорняка. Он ведь Инспектор; и если попадаются хорошие души даже в плохой, свинской оболочке, БЧ в разгаре торга отказывается от сделки. Он пропалывает СВОЙ мир, который общий с НАШИМ.

Он не ищет добрых душ; да хороший человек и не отдаст своей души, разве что во имя чьего-то спасения, — что бы это понятие — душа — ни значило.

Наша мать не продала «мицвес» одному верующему еврею, который хотел за крупную сумму купить ее «добрые дела»:

— Зачем они вам?

Мать ответила:

— Вы же хотите купить? Значит, зачем-то надо!

Хотя была совсем не религиозна. «Мицве» — есть о чем пофантазировать.

Но наш БЧ скупает плохие, «мертвые» души.

ВАРИАНТ: Не покончил с собой астроном, а пошел в разгул. БЧ поменял его душу с пьяницей, на бутылку, тот выпил, наутро проснулся с ужасной пустотой, ужасом — пока не понял, что ему впервые в жизни не хочется опохмелиться. Не хотел до обеда, и вечером аппетит к выпивке утратил… Тоска. И он понял, что его жизнь без выпивки лишена всякого содержания и смысла. И повесился. Вне выпивки нет жизни. А астроном?..

Поступило заявление, что два городских хулигана поступили в горбольницу с телесными повреждениями. Их якобы избил астроном, но это вызывает изумление, поскольку сам хиляк, на костылях. Но выясняется, что он уже силач, гигант, и ничем кроме харева и пьянства не интересуется: его место должен занять 2-й потерпевший, а этот понял, что всю жизнь занимался херней, когда бытие так прекрасно! Избил хулиганов, наколол двух телок, раньше жрал дерьмо, теперь добыл парного мяса — отдельный срез — КАК ДОБЫВАЛ МЯСО.

ВСЕ наши продавцы душ должны выступать отчасти аферистами, поскольку точно знают, что попали на мудака, ибо души — нет, они торгуют паром, совершают самую выгодную сделку в жизни. А БЧ от всего этого очень грустит, и тоска его от души к душе нарастает.

ФОРМУЛИРУЕМ, что общая совокупность желаний продавцов душ — это и есть подсознательная мечта современного человека о СЧАСТЬЕ. Все вместе просят то, что должно образовать человеческое счастье. Итак, счастье — это ИДЕАЛ или НУЖДА?

Все продавцы наши — суть люди бездуховные. Нужен их список: выпивка, здоровье, должность, власть, деньги, бабы (а у баб?), одному нужен сталинский режим, где он начальником — и т. д.

Собакевич охотно составляет список душ подчиненных сослуживцев, которые он тщится продать БЧ. Ноздрев хватает то, на что глаза глядят.

А Плюшкин? Собственник, доведенный до остервенения, до потери здравого смысла, всё превращающий в говно.

Современный Манилов симпатичен — никому не желает зла. Хорошо бы поболтать с инопланетянином… и т. д. Бескорыстен.

Нужен ПЕРСОНАЖ-ВРУН. Это широко распространенный тип, главным образом — бескорыстный. Врут, потому что надо о чем-то говорить. Ноздрев может позвать слуг, чтобы выпороть гостя, но БЧ-то точно знает, что слуг вовсе нет. Он тонко намекает, что у него тайные связи с ГБ, и с другой стороны — с уголовниками, если надо кого-то прирезать, например. Он же связан и с дис-сой: может переправить рукопись или достать почитать запретных книжек. Он инженер в РЖУ: вместо своей души предложит БЧ квартиру или что-нибудь еще, и все вранье. Не властен над собой, стихия вранья волочит его за собой.

Или он — директор подгороднего совхоза-миллионера. Разговор о метафизике, бессмертии — перемешан с удобрениями, урожаем и навозом. БЧ предлагает сделать его замминистра сельского хозяйства, но спохватывается, что министра и двух членов коллегии, а также всех начальников главков он уже назначил.

Районный городок должен быть точной проекцией всей держа вы. И есть местный — Тот, Который Всё Знает, это его должность.

Собирается очередь на продажу душ: можно получить «запорожец», ковер без талона, цветной ТВ. Уже есть прецеденты, но никто не знает, что дадут за ЕГО душу, боятся: может, ничего не дадут, даже жести на кровлю? Что самое недефицитное? Душа. Молодежь хочет джинсов и гитар. Начинают оценивать друг друга («За твою даже диска паршивого не дадут!»). Номера очереди пишут чернильным карандашом на ладонях. («Сенька, зараза — полное барахло, а чего достал — задний мост к «жигулю»!»)

Слухи: напрасно стоим, в исполкоме будут давать ордера на право продажи души, но только для ветеранов и активистов. (Разговоры перед Олимпиадой — что будут давать в магазинах.)

Будут давать книги, но при условии сдачи макулатуры, особенно Собрания Сочинений в 30 и более томах.

ВСЁ ЭТО — предфинал. Весь город только об этом думает и говорит, все заняты только этим.

9. XI.81.

ПРИМЕЧАНИЕ: Большой кусок разговора не записался по техническим причинам, каждый пусть допишет, что помнит. В добрый час, в добрый путь, аминь!

Задумка так и осталась задумкой, а тщательно переработанный замысел части «Преступление» воплотился в дневник Сергея Манохина — одну из двух составляющих ОЗ.

Прием «два произведения в одном флаконе» АБС использовали довольно часто, особенно в последний период творчества. И если поначалу это были просто тексты, объединенные общим миром («Извне» или, к примеру, «Улитка на склоне»), то позже это был вариант «произведения в произведении»: отчет Абалкина в ЖВМ, Синяя Папка в ХС и, конечно же, рукопись С. Манохина в дневнике И. Мытарина.

Примеров таких двухслойных произведений в отечественной и зарубежной литературе можно привести довольно много. Ярчайшим из них является «Мастер и Маргарита» М. Булгакова. Но не только традиция повлияла на использование этого приема в творчестве АБС. Возможно, тут преследовалась и цель создать большую объемность произведения в плане восприятия. Или вполне естественное желание издать наработанное, но незавершенное.

Как мне кажется, такие произведения выполняют еще одну роль — они служат развитию навыков чтения и понимания «некомфортных» текстов. Точно так же, как когда-то любители УНС подразделялись на две группы: которым более нравился «Лес» и которым более нравилось «Управление» (вторую составляющую этой повести они считали необязательным дополнением), — читатели ОЗ тоже выбирали для себя более интересную, с их точки зрения, линию повествования. Но в процессе неоднократного прочтения такого произведения читатель постепенно находил особый шарм и в «чуждом» тексте, а порой и вовсе перестраивался на восприятие второй составляющей и начинал считать ее главной.

Повесть ОЗ богата материалами в архиве Авторов. Тут и черновик, и два чистовика (один в общей папке с чистовиками, другой — в отдельной папке, озаглавленной «1 чистовик»), и многочисленные материалы как с первичными задумками, так и по переработке черновика.

Среди отдельных записей по наработке сюжета присутствуют цитаты, выписанные Авторами для использования их в тексте:

Есть и запись двух цитат, откуда следует, что Авторы выбирали, какую из цитат должен будет произнести Г. А.: «Флаг черный, — глухо сказал Айртон» или «Поздно, поздно! — кричал Вольф. Пена и кровь стекали по его подбородку».

Есть пометки, относящиеся к библейской части повествования:

Иоанн Богослов. Любимый ученик Христа, возлежал на груди его во время тайной вечери. Вместе с Петром занимает центральное место среди 12-ти апостолов. В традиции Петр представляет экзотерическую, всенародную сторону христианства (исповедание веры, данное всем). Иоанн же — эзотерическую сторону (мистический опыт, открытый избранным). Отсюда с одной стороны — церковь стремилась дополнить «начало Петра» началом Иоанна, а с другой — еретики, антицерковники (гностики 2-го века, катары 11–13 вв.) противопоставляли Иоанна Петру.

Важно! Иоанну якобы принадлежит евангелие, три послания и апокалипсис, но все они принадлежат разным авторам. Так, раннехристианская иконография (в апокрифе «Деяния Иоанна Богослова») придает ему ученика Прохора, который записывал его евангелие под диктовку (а м. б., излагал его рассказ по-своему). Главное: слова Христа «если я захочу, чтобы он пребыл, пока приду» можно истолковать, что Иоанн, подобно Еноху, Мельхиседеку и Илие, сохранится для грядущего мученического подвига во время антихриста (заранее увиденные им в откровении на Патмосе). Иоанна похоронили его ученики заживо по его требованию, а когда христиане из Эфеса разрыли могилу, она была пуста.

С именем Иоанна связаны мистические мотивы. Византийские авторы прилагают ему слово «мист», церковно-славянское «таинник».

Римляне его взяли и пытались умертвить у Латинских ворот — сначала ядом, потом сварить в кипящем масле. Не получилось. Тогда его сослали на остров Патмос.

Сын галилейского рыбака Заведея, младший брат (или брат-близнец) Иакова Старшего, ученик Иоанна Крестителя. Вместе с братом получил от Христа прозвище Боанергес («Сыны Громовы»).

Апокалипсис — Откровение — написано на Патмосе в 68–69 годах.

Патмос: островок в Эгейском море в 40 км. южнее пролива между о-вами Икария и Самос.

Евангелие написано — изложено? продиктовано? — в 95 году в Эфесе. Вскоре за тем он умер.

Для нас это должен быть Агасфер Кузьмич.

Имя Иоанн (Иоханаан) означает «Яхве милостив».

Откровение это он разослал по семи первобытным христианским церквам — в Эфес, Смирну, Пергам, Фиатир, Сардию, Филадельфию и Лаодикею, все на ничтожном пятачке на крайнем западе современной Турции, в занюханной римской провинции, именуемой пышно Азия, заселенной фригийцами, мисийцами, лидийцами и прочим сбродом, последовательно переходившим от персов к македонцам и затем к римлянам.

[Сбоку рукописно дописано: Важно, что Прохор никогда ничего не слыхал о Назаретянине. Впервые — от Иоанна. Прохор считает Иоанна — «Христом». — С. В.]

Содержание Апокалипсиса.

Прежде всего это христология и только затем — пророчество.

Христос:

1. Творец и Вседержитель, Который есть, и был, и грядет; начало творения и слово Божие, Альфа и Омега, Начало и Конец, Первый и Последний.

2. Спаситель мира, закланный Агнец; Искупивший и Омывший нас кровью своею; Первенец из мертвых, Получивший от Отца власть и ключи от ада и смерти; Жизнедавец.

3.(Важно!) Воссоздатель падшего мира, Повергший ад и смерть в огненное озеро, Творящий новое небо и новую землю.

Пророческая часть:

Система седьмериц: семь печатей, семь трубящих ангелов, семь громов, семь чаш гнева.

Предполагается, что это выражает грядущее в ЧЕТЫРЕХ разных образах (одно и то же грядущее?), и каждый образ дан в семи этапах. Для понимания надлежит наложить образ на образ с совпадением по элементам седьмериц. Считается, что это семь (7) ступеней Божественного долготерпения и церковного делания.

Цитата из моего издания:

«Для правильного понимания Откровения важно иметь в виду, что в нем пророчески совмещены периоды времени — настоящий, прошедший и будущий в едином моменте созерцания. Будущее уже свершилось в спасительном подвиге Христовом и раскрывается в любой момент жизни Церкви».

Антихрист — упоминается только в христианских легендах. В каноне о нем ни слова.

Армагеддон — место битвы, где участвовать будут цари всей земли обитаемой (Апокалипсис 16, 14–16). Транслитерация еврейского хар-м-гиддо(н), «гора у города Мегиддо» на севере Палестины, где сводили счеты ветхозаветные вожди племен. У нек. современных сект — обозначение самой битвы.

Дьявол: греч. диаболос, «клеветник», падший ангел, восставший против бога, за что его и согнали с небес. Где это впервые? Это уже дополнение к манихейству. Неравноправие бога и дьявола. Куда изгнали? Значит, ад имеет начало?

В Ветх. завете дьявол только как Змей и еще в одном или двух местах как Авадон;[14] в Нов. завете — только как соблазнитель Христа.

В христианство проник, видимо, из зороастризма через манихейство. Дьявол — Ариман — у зороастрийцев (10-7 вв. д. н. э.). Оттуда к манихейцам, от них — к христианам.

Хилиазм — 1000-летнее царство божье после страшного суда.

Иудейская война 66–71 г. Апокалипсис калифа в 68–69 гг. Ссылка на Патмос в 55 году.

После разгрома Иерусалима появляется легенда о мессии (греч. христос) — либо он уже был, либо будет и отомстит.

Юст Тивериадский как источник тогдашнего уровня знаний.

Эбиониты и назиры — предатели [или «предтечи»? Неразборчиво — С. Б.] восстания.

Прохор отправляется в Азию и раздает там экземпляры «откровения». Привозит оттуда ошеломляющее известие о Христе. Иоанн помнит, что речь идет об Учителе. Прохор пристает — расскажи. Иоанн рассказывает, что запомнил.

67 г. — распяли Петра в Риме.

Послания — тоже к 95 г., когда и евангелие.

«Деяния св. апостолов» — написано якобы евангелистом (3-м) Лукой в Риме ок. 62–63 г.

Между тем, упоминание о сатане (стр. 281).

Сатана (евр.) — противник в суде, в споре или в войне, препятствующий, противоречащий, обвинитель, наушник, подстрекатель.

В Ортодоксии противник сатаны не бог, а архангел Михаил.

В иранской мифологии — Ангро-Майнью (Ариман) — противник бога (так же и у манихеев-богомилов).

У Матфея: «…но избавь нас от лукавого» (стр. 6, 13, 18); также «…силою веельзевула, князя бесовского» (12, 24), «…Когда нечистый дух выйдет из человека» (12, 43).

Мастема (вражда) — то же, что сатана. «Книга юбилеев», 2 в. д. н. э.

Есть пометки к ближневосточной части истории:

Аль-Ахталь (640–710) христианская часть племени таглиб. «Матерь запутанных созвездий» утрачена.

«Уста твои, страстной неге навстречу отверстые [последнее слово перечеркнуто, заменено на «раскрытые» — С. Б.],

Лоно твое, как нехоженый луг, молодыми сочащийся травами.

Кипящая жизнью нетронутая нежная мякоть груди,

И затуманенный взгляд зовущий твой…»

Используя в биографии Агасфера-Иоанна эпизоды истории становления ислама. Авторы прорабатывают соответствующую литературу. Ярким примером таких наработок является реферат, сохранившийся в архиве ОЗ. Реферат в конце содержит запись: «Законспектировал и осмыслил твой брат и соавтор[15] в феврале 1987 г.»:

Известия Российской Академии Наук. 1925

МУСЕЙЛИМА

В. В. БАРТОЛЬДА

(доложено в заседании Отделения Исторических Наук и Филологии 19 ноября 1924 года).

Среди событий, связанных с так называемым «отпадением» арабов от ислама после смерти Мухаммеда, особое место принадлежит событиям в одной из восточно-арабских областей Йемаме, где мусульманам было оказано упорное сопротивление со стороны племени Бену-Ханифа и их пророка, известного в мусульманском предании под насмешливым прозванием «Мусейлима».

По-грамматическому это уменьшительное, презрительное. Кое-кто считает, что образовано от слова «муслим», то есть Мусейлима, как и Мухаммед, называл свою веру «исламом», т. е. культом преданности единому богу.

Наличествует более правдоподобное мнение (вряд ли мусульмане могли позволить себе образование уменьшительно-презрительного слова от названия своей религии): имя пророка было Маслама, от которого и образовано уменьшительно-презрительное прозвище (Масламчик, Масламенок).

Среди своих приверженцев Мусейлима был известен под прозвищем Абу-Сумама. Один из его приверженцев после его гибели оставил стихи: «Скорблю о тебе, Абу-Сумама: скорблю о своей твердой опоре; сколько чудес совершил ты среди них, как солнце всходит из-за туч».

В одной из арабских легенд имя Абу-Сумама носит некий злой дух, демон.

Ридда, отпадение от ислама после смерти Мухаммеда, не была возвращением к старому языческому культу, везде во главе ридды находился пророк-соперник Мухаммеда. Исламская традиция о главном враге ислама Мусейлиме противоречит сама себе. Авторитет Ибн-Исхак: Мусейлима выступил в качестве пророка лишь в последние годы жизни Мухаммеда, когда в Йемаму вернулось посольство, посланное в Медину, и он же утверждает, будто задолго до своего бегства из Мекки в Медину Мухаммед стал называть Бога рахманом (милостивым) — тут корейшиты сочли, что он говорит о рахмане йемамском, т. е. о Мусейлиме. Корейшиты вообще считали Мусейлиму вдохновителем Мухаммеда.

Мнения о Мусейлиме: грубый фокусник — показывал яйцо в бутылке с узким горлышком; изрекал, отменяя молитвы и разрешая пьянство и прелюбодеяние. И напротив: разрешал своим последователям совокупление лишь в той степени, в какой нужно потомство; если родится сын, то совокупление разрешал лишь в случае, если сын умер. Приписываются слова: «Вы к женщинам не идите, вина не пейте».

Вади Ханифа, проходивший через всю Йемаму, называют либо ал-Ырд, либо по имени главного города области. Полит. центр — селение Джау («место впадины») или Хидрима…

Главные селения Бену-Ханифа — на краю пустыни, отделяющей пограничную Йемаму от приморского Бахрейна (?). Земледельцы, над ними издевались кочевники. «Ваше место в Йемаме, возделывайте ее. Первый и последний из вас — рабы».

Но ханафиты были стратифицированным об-вом. Как во всей Аравии, даже перейдя к сельской и городской жизни, были традиции родового и племенного строя, не позволившие им превратиться в мирных земледельцев. Вели постоянные войны с северными соседями-кочевниками темимитами. Имело место различие между простолюдинами и благородными военными (шериф, мн. ч. ашраф).

Как область восточной Аравии, Йемама входила в систему персидской государственности: в то же время йемамцы, как и другие арабские вассалы персов в Хире (на севере), подчинялись влиянию христианства. Йемама — на пути между христианской Хире и христианским Неджраном. С проповедью христианства был связан идеал аскетизма, с представлением о церкви соединялся не священник, а монах. Слова «монастырь» и «церковь» — синонимы.

Сложность жизни в Йемаме под влиянием трех разнородных факторов: персидская администрация, арабские нравы и христианский аскетизм. Главные города — Хаджр и Йемама, расстояние — суточный переход, а влияние этих факторов очень различно. Классический поэт Йемамы — ал-Аша, сначала близко стоявший к христианским деятелям, а затем сочинивший оду в честь Мухаммеда, изрядный путешественник, побывал и в Иерусалиме, и в Сирии, и в Эфиопии. В ранних стихах прославил тогдашнего главу племени ханифидов (Бену-Ханифа), царя, поэта и оратора Хаузу ибн-Али. Жил Хауза в гор. Хидриме (он же Йемама), первом на пути с востока, из Бахрейна. Хауза в праздник пасхи отпустил пленных темимитов, северных бандюг.

Было так. При Хосрое Ануширване (?-579), царе Ирана с 531 г.: самый расцвет могущества государства Сасанидов, — завоеватель Йемена Вахриз отправил своему царю через Бахрейн караван с золотом и драгоценностями. Караван был разграблен темимитами. По другой версии все произошло позже. Вместо Хосроя Ануширвана и Вахриза называются соответственно Хосрой Первый (?-628), шах Ирана с 581, завоеватель вост. и южн. провинций Византии, и Базам, последний наместник Персии в Йемаме, после смерти своего шаха подчинявшийся Мухаммеду. Эту вторую версию и подсунул Мусейлима-Агасфер поэту ал-Аше.

Глава ханифидов Хауза захватил бандитов по поручению персидского наместника Бахрейна, но, несмотря на смертельную вражду к темимитам, отпустил их, надеясь заслужить милость христианского бога. Темимиты оказались чудовищно неблагодарны, но, впрочем, Хуаза получил от персидского царя благодарность — почетную одежду и венец, за что и был прозван в Аравии «венценосцем».

Далее по мусульманскому преданию:

Мухаммед посылает Хаузе предложение принять его веру.

Хауза в ответном послании поставил условием, чтобы Мухаммед признал его соправителем или преемником.

Мухаммед отказался и воззвал к Аллаху, чтобы тот избавил его от Хаузы.

Хауза умирает.

Сроки:

Март-апрель 628 года (зуль-хиджжа, 6 год хиджры) в Худайбии Мухаммед заключает перемирие с корейшитами.

Апрель — май 628 года Мухаммед отправляет посольство к Хаузе.

Середина года 629 (8 год хиджры) Хауза умирает.

Мусейлима еще при жизни Хаузы получил среди ханифидов известность как политик, был при Хаузе советником. После смерти Хаузы его без всякой революции избрали властителем как самого достойного и популярного человека. Л ишь тогда он стал проявлять себя религиозным реформатором.

Правда, поэт ал-Аш о нем не упоминает, но не упоминает он и о другом лице, соправителе Хаузы, гауляйтере восточной Йемамы, а может быть, и со-царе Сумаме. А история такова.

Мухаммед послал свое предложение о переходе в мусульманство и этому Сумаме. Сумама спросил посланника Хидрами: «Ты — посол Мухаммеда?», получил утвердительный ответ и сообщил: «Я вовеки не присоединюсь к нему». Его дядя Амир его горячо поддержал. Тогда Мухаммед произнес молитву: «Аллах, поставь на истинный путь Амира и дай мне власть над Сумамой». И что же? Еще до 630-го года Амир принял ислам, а Сумаму захватил отряд Мухаммеда в Неджде. Сумаму приволокли в Медину и предложили принять ислам, он сначала отказывался, требуя, чтобы его либо отпустили, либо по обычаю взяли выкуп. Мухаммед велел его отпустить, и он тогда добровольно явился к Мухаммеду и произнес символ веры, причем сказал пророку: «Твое лицо было для меня ненавистнейшим из лиц, теперь оно милее всех лиц». С разрешения Мухаммеда Сумама совершил паломничество в Мекку (все происходило еще до взятия Мухаммедом этого города в 630 году). Сумаму сначала хотели прирезать за принятие ислама, но отпустили, ибо Мекка нуждалась в йемамском хлебе. Сумама, покидая Мекку, предупредил корейшитов, что не пришлет им ни зерна иначе, чем с разрешения пророка. Так и случилось — только после прямого предписания Мухаммеда он стал посылать караваны зерна в голодающий город. Сумама остался верен исламу и после смерти Мухаммеда сражался против своих земляков. Еще до исхода этой борьбы он присоединился к отряду ал-Ала ибн-ал-Хидрими, покорявшему Бахрейн. Там он присвоил плащ одного из убитых бахрейнских вельмож, мстители решили, что это он и убил, и зарезали его.

Мусейлима происходил из селения Хаддар, там он родился, вырос и впервые выступил пророком; там ему принадлежал участок земли с колодцем. О нем услышали ханафиты, пригласили его к себе письмом и поселили его в Хаджре (видимо, западный из пары Хаджр — Йемама).

(М.б., обыграть ситуацию: упомянутые различия между этими двумя столицами на расстоянии суточного перехода одна от другой, причем в Хаджре царит Хауза, а в восточной Сумама?)

Видимо, приглашение Мусейлимы в Хаджр прошло не так гладко. Мало того что впоследствии Мусейлиме пришлось бороться с частью ханафитов, впрочем, не очень значительной, которой предводительствовал Сумама. Есть свидетельство поэта Али ибн-Хаузы, сына Хаузы: он пережил разгром своего племени и защищает перед мусульманами ханафитов от попреков за отпадение от веры. Ссылаясь на то, что такими же «кафирами» показали себя в то время и другие племена (амир, гатафан, асад и др.), он утверждает, будто ханафиты искренне считали правдой ложь, за которую сражались: «Мы были людьми обольщенными, считали свое заблуждение правотой, верили, как верил наш обманщик (Мусейлима), — о, если бы у его родителей не было детей!» Ясно, что самому поэту подчинение Мусейлиме не было делом религиозного убеждения: как и прочие «шерифы» (благородное сословие у ханафитов), он примкнул к Мусейлиме по внешности и воспользовался первым случаем перейти на сторону его врагов, лишь постаравшись выговорить самые лучшие условия для своего племени у победителей.

Продолжительность деятельности Мусейлимы. Суйути (15 в.) утверждает, будто Мусейлима жил полтораста лет. А Сухейли (14 в.) рассказывает, что Мусейлима называл себя рахманом еще до рождения Абдаллаха, отца Мухаммеда. Но нет свидетельств, что деятельность Мусейлимы имела в то время политическое значение хотя бы в пределах одной лишь Йемамы.

Вместе с исламом движение Мусейлимы было одним из последних эпизодов борьбы между язычеством и единобожием (ханифизмом) на арабском полуострове, борьбы не только в области религиозных идей, но гл. обр. в области социальной.

Из религиозных движений, современных исламу, но возникших независимо от него и вступивших с ним в борьбу, выдается деятельность двух проповедников, которые только и называет «рахманами» мусульманское предание: Мусейлимы, рахмана Йемамского, и Асвада, рахмана Йеменского, хотя связи между ними, очевидно, не было. Легенда: Мухаммед увидел однажды во сне, будто на него надели два золотых браслета, он счел было их драгоценными, но они рассыпались, когда он подул на них. Мухаммед якобы отнес этот сон к Мусейлиме и Асваду. Видимо, это отражение того факта, что Мухаммед некоторое время верил в миссию обоих рахманов. Асвад выступил в последний год жизни Мухаммеда (632), о более ранних его выступлениях не известно. Мусейлима был известен корейшитам как рахман еще до бегства Мухаммеда из Мекки в Медину (622).

Слово РАХМАН («милостивый») как эпитет бога устанавливало более резкую грань между единобожием и язычеством, чем слово «Аллах». Слово «РАХМАН» до Мухаммеда в Мекке было не известно, а Аллахом называли бога и в языческой Мекке. Рахманом называли бога евреи талмудического периода; в Йемене РАХМАН встречается в христианских надписях для обозначения бога-отца; возможно, Мухаммед первоначально отличал РАХМАНа от Аллаха, имея в виду Иисуса Христа. Но впоследствии слово РАХМАН было вытеснено словом Аллах.

Но сам Мусейлима рахманом себя не называл и не считал, а считал себя в лучшем случае посланником, пророком. Апокрифический диалог между Мусейлимой и арабом из родственного ханафитам племени:

— Кто приходит к тебе?

— Рахман.

— При свете дня или в темноте?

— В темноте.

— Ты лжешь, я свидетельствую. Мухаммед говорил правду. Но лжец из рабиитов мне милее говорящего правду из мударитов (горожан?)…

И еще: «Рабииты не перестают сердиться на Аллаха, что он послал своего пророка из мударитов».

Видимо, Мусейлима прожил в своей деревне до старости и не делал никаких попыток захватить власть, и лишь в последние годы своей жизни был призван в столицу Хаджр самим народом. Факт же этого призвания указывает на резкую перемену в мировоззрении ханафитов по сравнению с временем Хаузы. А это шло от перемен в исламском центре, от договора Мухаммеда с корейшитами в Худейбии в 628 году и взятии им Мекки в январе 630 г. А это в свою очередь — вот отчего.

29 февраля 628 г. был убит в Персии Хосрой 2-й, и там начался дикий бардак. В этом все (и не только в Аравии) увидели безнадежное крушение сасанидской монархии, носительницы традиций не только в области религии, но и в области культуры и сословного строя. В Мекке увидели, что дело язычества проиграно; Мухаммед победил; но он уже настолько отошел от своих прежних идей, близких к христианству, что соглашение с ним стало вполне возможно для самых ярых его противников из представителей арабской знати, особенно для корейшитов, и даже для персидской аристократии в Йемене. Но и не все мусульмане проделали такую же идейную эволюцию как их предводитель с года хиджры (622), и они с изумлением узнали об уступках, кот. он сделал главным врагам ислама, корейшитам. Впрочем, искусный политик Мухаммед с его огромным и несомненным личным обаянием сумел примирить противоположные интересы. Но в более отдаленных от Мекки и Медины областях должно было активно проявиться стремление охранить чистоту ислама, если нужно, даже против самого основателя ислама.

В этой связи: согласно преданию в свое время Мусейлима, как прежде Хауза, потребовал, чтобы Мухаммед объявил его своим преемником. Якобы Мухаммед согласился, и именно нарушение этого соглашения стало несколько лет спустя, после смерти Мухаммеда, причиной войны между Мединой и Йемамой (при Абу-Бекре). Это не очень правдоподобно согласно общему духу уже сформировавшегося к тому времени Корана.

Наверное, события развивались по-иному.

Был некто Нахар ибн Унвуфа по прозвищу Раджжаль или Раххаль («много ходящий пешком», «много путешествующий», а по нашему — «путешественник» или даже «странник», а то и «бродяга»). По одним данным он был в депутации ханафитов к Мухаммеду в последние годы его жизни; по другим — он задолго до того переселился к пророку в Медину, читал Коран и утверждался в исламе. Мухаммед в конце концов послал его своим миссионером в Йемаму наставлять ханафитов в истинной вере, противодействуя Мусейлиме, а он возьми и перекинься к Мусейлиме, да еще свидетельствуя, будто сам слышал, как Мухаммед называл Мусейлиму своим товарищем по пророчеству.

По другой легенде, рассказанной неким Абу-Хурейрой, между вхождением Раххаля к пророку и уходом к Мусейлиме прошло много времени. Якобы однажды пророк сидел в окружении учеников, среди которых были и Раххаль и Абу-Хурейра, и пророк сказал: «Среди вас есть человек, зубы которого в огне превзойдут гору Оход» (т. е. осужденный за грядущий грех на адские муки). И вот все уже присутствовавшие тогда мирно умерли, остались только Раххаль и Абу-Хурейра. И этот Абу уже начал беспокоиться, не ему ли предстоит гореть в аду, когда узнал о преступлении Раххаля, признавшего пророком Мусейлиму.

Раххаль полностью предался Мусейлиме и даже подчинил его своему влиянию. Он объявил, что йемамцы обязаны каждый защищать Мусейлиму против любого врага, даже и против Мухаммеда (если тот не заключит предложенного Мусейлимой соглашения). По его предложению боевым девизом приверженцы Мусейлимы избрали Вторую суру Корана (позже известную под названием Суры Коровы). Одним словом, Мусейлима и его приверженцы, в первую голову Раххаль, выступили против изменившего своим первоначальным идеалам, близким к христианству, вступившего в соглашение с мерзкими торгашам-корейшитам Мухаммеда.

А пропо: боевым кличем мусульманского войска под командованием корейшитского полководца Халида, разгромившего впоследствии Йемаму, было «О Мухаммед!». В стихах же ханафитов это войско называлось «войском Мухаммеда» или просто «корейшитами».

Если Мусейлима выступил со своей проповедью еще до 622 или скоро после, тогда Мухаммед увидел в проповеднике учения о РАХМАНе своего союзника и послал первоначально Раххаля не для противодействия, а для помощи Мусейлиме, но Раххаль продолжал помогать Мусейлиме тогда, когда это перестало быть желательным для пророка. Если приглашению Мусейлимы в Хаджр предшествовал переворот, то, скорее всего, переворот этот был устроен Раххалем. Сам Мусейлима не обладал качествами политического вождя, в его действиях не отмечено никаких признаков таланта правителя или полководца; предложенный им наивный способ примирить христианский идеал аскетизма со стремлением араба к мужскому потомству тоже не говорит в пользу его, как правителя.

Деятельность Мусейлимы, когда он был пророком и правителем Йемамы в одном лице, известна не очень. Провокационные слухи, будто каждый ребенок, каждый колодец, каждый участок земли, получивший благословение от Мусейлимы, гибли.

А вот:

В марте 630 года некий Амр ибн-ал-Ас, будущий завоеватель Египта, был назначен Мухаммедом (?) наместником Омана и на пути туда посетил Мусейлиму. После смерти Мухаммеда в 632 он вернулся в Медину, где на всем пространстве от Даба в Омане до самой Медины видел якобы приготовления к борьбе против мединцев. На этот раз Амр поехал через Бахрейн, не заглянув в Йемаму. Но вот двое его приближенных, Хабиб ибн-Зейд и Абдаллах ибн Вахб ал-Аслами, были захвачены якобы Мусейлимой. Амр по возвращению в Медину сообщил, что хотели схватить и его (врал, наверное), но ему якобы удалось ускользнуть. Так вот, Мусейлима отпустил Абдаллаха, а Хабибу отрубил руки и ноги. Это либо вранье, либо…

Ежели Хабиб был агентом Мухаммеда и отравлял детей, колодцы и землю, получившие благословение от Мусейлимы, то это возмездие — дело рук Раххаля? Выследил, удостоверился и того… даже без ведома смиренного и не от мира сего Мусейлимы.

А пропо: мамаша Хабиба дала клятву, что не будет мыться, пока не будет убит Мусейлима, и впоследствии сражалась в войске Халида, погубителя Йемамы. В последней битве она потеряла руку и получила 12 ран.

Мусейлима устроил себе обширную резиденцию в месте Убад между Аммарией и Акрабой, это и стало местом его последней битвы, где он погиб сам и множество его приверженцев в битве с Халидом и его корейшитами.

Место это представляло собой обширный сад с пальмами, выше которых нигде не было. Считалось оно для всех «харамом», т. е. запретным местом. Впоследствии этот «харам» стал называться «садом смерти». На территории «харама» имели место деревушки маленького вороватого племени Бену-Усай-ид, неполноправного члена племенной организации йемамцев-ханафитов.

Эпизод:

Эти усайдиты то и дело совершали воровские набеги из «харама» на окрестные пальмовые рощи йемамцев. В случае отпора, они возвращались в «харам» и чувствовали там себя в безопасности. И пришли йемамцы к Мусейлиме с жалобой. Он сказал: «Я подожду того, кто приходит ко мне с неба, пусть он рассудит». Затем откровение: «Клянусь темной ночью, черным волком и горным козлом, не захватили усайдиты запрещенного». Ему сказали: «Но ведь запрещено злоупотреблять харамом и грабить имущество». Когда грабежи возобновились, Мусейлима снова сказал: «Я подожду того, кто приходит ко мне» и снова получил откровение: «Клянусь ночью мрачной и волком смелым, не отрезали усайдиты ни влажного, ни сухого». Ему сказали: «Но они лишили пальмы влажных плодов, а сухие стены разрушили». Он ответил: «Уйдите к себе домой, нет за Вами права». Выходит, собственники были недовольны (естественно!) тем, что Мусейлима покрывал посягательства неимущих.

Откровение в пользу земледельцев (грамматически — женщин, которые исполняли, как видно, все полевые работы и печение хлеба): «Засеивающие пашню, собирающие жатву, молотящие пшеницу, мелющие муку, пекущие хлеб, разрезающие его на куски, съедающие куски с жиром и топленым маслом, — вы лучше людей войлока (кочевников) и не хуже людей глины (горожан); свои пашни обороняйте, ищущему милости давайте убежище, дерзкого прогоняйте». Под людьми войлока и дерзким Мусейлима имел в виду кочевников-темимитов, располагавшихся к северу от Йемамы (они в свое время были облагодетельствованы покойным Хаузой, но, разумеется, снова принялись хулиганить). Однако Мусейлима вместе с тем продолжал упорно стремиться заменить извечную вражду между ханафитами и темимитами тесным союзом. Выдал откровение: «Бену-Темим — племя чистое, благородное, нет им обиды, нет с них подати. Пока мы живы, будем им хорошими соседями, будем защищать их от каждого человека; когда умрем, пусть о них позаботится рахман» (кстати, еще одно доказательство, что Мусейлима себя рахманом не считал).

Итак, вскоре после смерти Мухаммеда (632) первый халиф ислама Абу-Бекр, он же тесть Мухаммеда, приступил к усмирению Йемамы. (Халиф значит преемник, заместитель.)

Мусейлима не готовился к обороне, и Абу-Бекр, по-видимому, рассчитывай на быстрое окончание кампании. Он послал на Йемаму отряд под командой Икримы ибн-Абу-Джахля в расчете на то, что, свернув голову Мусейлиме, этот вояка пойдет дальше на покорение Омана и затем свернет на юго-запад для покорения Хадрамаута и дальше на запад для расправы со вторым рахманом, йеменским Асвадом. Но первые же движения Икримы встретили некоторое противодействие уже на границах Йемамы, и Абу-Бекр послал за ним второй отряд под командой Шурхабиля ибн-Хаса-на. Узнав об этом, Икрима поспешил в решительный бой, но потерпел неудачу, хотя отряд и сохранил.

Тем временем в самой Йемаме разгорелась по-настоящему борьба между сторонниками Мусейлимы и сторонниками Мухаммеда, возглавляемыми уже упоминавшимся Сумамой. Впрочем, Сумама успел только развернуть пропаганду ислама, после чего был выбит в Бахрейн (после стычки чуть ли не под стенами Хаджра), где влился в отряд корейшитов под командой ал-Ала ибн-ал-Хидрими. Очевидно, число ханафитов, сплотившихся вокруг Сумамы, было слишком ничтожно, чтобы его отряд мог действовать самостоятельно.

И вот тут-то появилась Саджах из Джезиры (Месопотамии). Она была пророчица из христиан («крепка в христианстве», которое восприняла от веры племени своей матери — таглибитов). Отец ее был из племени тамим, темимитов.

Возглавив каким-то образом темимитов, она набросилась на Йемаму с севера и дошла до Хаджра, где и встретилась с Мусейлимой. Надо помнить, что в это время Йемаме угрожали: с запада Шурхабиль, с востока, от Бахрейна, ал-Ала ибн-ал-Хидрими с Сумамой, а с юга мог подойти отбитый Икрима. Мусейлима и Саджах договорились о союзе. По этому договору темимиты получали половину урожая будущего года от Йемамы и оставляли для обороны Йемамы несколько отрядов. Оставив эти отряды, Саджах со своими приверженцами вернулась в Месопотамию. Вряд ли Мусейлима путался с Саджах, это противоречило бы его учению. А вот Раххаль-Агасфер, правая рука и всесильный министр Мусейлимы — он мог бы.

И вот тут на смену нерешительным шляпам Шурхабилю, ал-Але и Икриме подошли от Медины главные мусульманские силы под командой лучшего корейшитского полководца Халида ибн-ал-Валида.

Прежде всего он купил вождей независимых темимитов и натравил их на отряды темимитов, оставленные пророчицей Саджах для защиты Йемамы. В помощь предателям он придал, по-видимому, либо отряд ал-Алы, либо свой авангард.

С дисциплиной у арабов было тогда слабовато. Узнав о приближении Халида, честолюбец Шурхабиль возревновал и бросился очертя голову на войска ханафидов и был разбит вдребезги, после чего явился весь в белом к Халиду и был подвергнут выволочке.

Халид встретился с противником в миле от города Йемамы (напомню: одна из двух столиц Йемамы; вторая — Хаджр; город Йемама — бывшая резиденция изгнанного Сумамы).

Если попытаться свести в более или менее стройную картину страшно запутанные и противоречивые показания арабских и иностранных источников, картина войны выглядела примерно так:

Авангард мусульман во главе с самим Халидом вышел на финишную прямую на подступы к гор. Йемаме (эскадрон в 200 всадников), когда вдруг из-за холма навстречу ему выскакал отрядик йемамцев в 23 человека во главе с неким Муджжей ибн-Мурара. Посчитав этот отряд за дозор, имеющий задачей известить своих о приближении мусульман, Халид набросился на него со всею фурией и изрубил всех в куски, оставив в живых только одного Муджжу, первым сдавшегося в плен. Муджжа объявил Халиду, что а) он из «шерифов», т. е. принадлежит к йемамской аристократии и б) он давно в сердце своем почитатель Мухаммеда. На вопрос о том, почему же он, по примеру Сумамы, не отделился от Мусейлимы и не перебежал к Халиду раньше, Муджжа ничего не мог ответить и только просил прощения.

Именно от него изумленный Халид узнал, что ханафиты понятия не имеют о начавшемся наступлении мусульман, а отрядик Муджжи — никакой не дозор, а карательная экспедиция против какого-то микроскопического проворовавшегося племени. Впрочем, Халид не очень-то поверил изменнику и до самого окончания войны держал его в оковах.

Все, видимо, происходит в 634 году.

Через несколько дней после первой стычки произошла первая настоящая битва. Возможно, Халид шел прямо на «харам» Мусейлимы: под селением Акраба его встретили основные силы Мусейлимы под общим командованием единственного его сына (он был верен своим заветам), носившего то же имя, что и незадачливый командир корейшитского отряда Шурхабиль. Войско было разделено на два полка, которыми командовали Раххаль и Мухакким ибн-Туфейль. Перед боем Шурхабиль ибн-Мусейлима (назову его так) обратился к войску с призывом сражаться за своих жен и свою честь, о вере же он даже не упомянул.

Битва была свирепая. Раххаль и сын Мусейлимы погибли в самом ее начале. Йемамцы бились бешено и даже погнали Халида до его лагеря, истребив множество корейшитов, но затем что-то случилось, боевое счастье от йемамцев отвернулось, они побежали.

Халид вступил в Акрабу и спалил ее дотла. Об этой битве рассказывают много легенд, причем часто приводят слова Мухаммеда о Мусейлиме, что-де при Мусейлиме постоянно был дьявол, и Мусейлима ему повиновался и потому преуспевал во зле. (В битве при Акрабе «дьявол» Раххаль погиб, и Мусейлима стал терпеть поражения.)

Командование над йемамцами принял Мухакким, он кое-как организовал отступление и направил всех уцелевших в место Убад, в «харам» Мусейлимы. Он прикрывал отступление и на пути в «харам» был убит стрелой, пущенной сыном Абу-Бекра, халифа, Абд-ар-Рахманом. Шурином покойного Мухаммеда.

Бедняга Мусейлима был убит на пороге своего «харама», отступающие еще не успели закрыть ворота. Да и когда закрыли, все было втуне. Мусульмане были ребята бойкие. Один из их офицеров, Бара ибн-Малик, брат известного слуги пророка и передатчика преданий Анаса ибн-Малика, приказал своим бойцам перебросить его через стену-ограду. Разъяренные ханафиды кинулись к нему но он отбился, открыл ворота и впустил свой отряд, после чего снова запер ворота и перебросил ключ за стену. Взял, так сказать, все на себя. Началась ужасная резня. Мусульмане перебили в «хараме» всех — и йемамцев, и несчастных воришек-усайедитов, которые по-видимому тоже ввязались в драку.

Конец. Ханафиты потеряли 10 тыс. человек и кончились как племя.

Но и мусульманам досталось: список одних только знатных достигает 1200 чел. В их числе — Зейд, старший брат будущего халифа Омара.

Убийцей Мусейлимы признают абиссинца Вахшия ибн-Харба (им. падеж), он же убил при Оходе дядю пророка, Хамзу. Этот Вахшия объявил: «Я убил лучшего из людей и худшего из людей». (Какой пророк? Мухаммед?)

После боя Халид отправился разыскивать среди трупов Мусейлиму. Он ходил в сопровождении предателя Муджжи. Сначала набрели на труп мощного красавца Мухаккима, командира одного из полков. «Этот?» — спросил Халид. «Нет, — ответствовал Муджжа. — Этот, клянусь богом, лучше и благороднее его. А это — Мухакким Йеменский». Потом вошли в ворота и нашли труп человека малорослого, желтого и тупоносого, и Муджжа сказал: «Это и есть ваш враг, и вы избавились от него». Халид: «Неужели этот сделал с вами то, что он сделал?» Муджжа: «Так было, Халид, но, клянусь богом, против вас вышли только передовые застрельщики из людей, а по-настоящему именитые остались в крепостях, и вам с ними не просто будет справиться».

(Мусейлима, как его описывают йемамские шейхи, был низкорослым, очень желтым и тупоносым; м. б., его путали с Раххалем? Даже его муэдзин по имени Худжейр во время призыва к молитве восклицал оскорбительно: «Я свидетельствую, что Мусейлима утверждает, будто он — посланник божий». Отсюда пошли в поговорку слова: «Хорошо сказал Худжейр»!)

Будем считать, что далее события развивались так:

Халид развернулся на Хаджр и другие оставшиеся крепости ханафитов. Слова Муджжи насторожили его, хотя он и не очень доверял показаниям предателя. Впрочем, когда он послал в Хаджр Муджжу с предложением о сдаче, на крепостной стене оказалась огромная масса воинов — это были женщины в воинских доспехах. Халид не знал, что это женщины, и условия капитуляции были смягчены: мусульмане получили только золото и серебро («желтое и белое» по тогдашнему жаргону), кольчуги, коней и четвертую часть сдавшихся (сначала Халид требовал половину сдавшихся). Когда же ворота крепостей открылись и в стенах обнаружились только женщины и дети, Халид в ярости заорал на Муджжу: «Ты обманул меня!», на что тот смиренно ответствовал, что поступил так ради своего народа.

Соглашение (о «самороспуске» йемамцев и полном их подчинении Медине) было заключено, однако кое-кто из «шерифов» ему не подчинился. Началась (мне так ка-аца) партизанская война. Одним (и наиболее видным) ее вожаком был некто Сельма ибн-Умейр, утверждавший, что надо созвать сельских жителей и рабов, запереться в крепостях и отсидеться. Сельма, видимо, был крупной фигурой, в тексте соглашения его имя стоит на втором месте после Муджжи, который, видимо, считался главой представительства поверженных ханафидов. Можно считать, что Муджжа был главарем «шерифов», а Сельма — вождем народной партии. Кончилось тем, что после заключения соглашения Сельма встал на тропу терроризма, несколько раз пытался пробраться в лагерь Халида и убить его. В последний раз стража загнала его в глухой угол, окруженный непреодолимыми стенами, и тогда он перерезал себе жилы и бросился в колодец. Так-то. Борец за демократию до конца. Народоволец.

(Смущает, что эти события отмечаются годом 663-м. Хотя, м. б., это нам и на руку. Тогда получается: борьба мусульман за Йемаму продолжалась целых тридцать лет… В общем, похоже на то… Ни на что это не похоже: мусульмане овладели Аравией полностью к времени воздвижения на трон халифа второго после Абу-Бекра — Омара (634). Впрочем, хрен с ними обоими.)

Вот и сказочка вся.

Вопрос о том, оставило ли движение Мусейлимы какие-нибудь следы в дальнейшей жизни мусульманского мира, пока (на 1925-.1987 гг.) не может быть выяснен.

Сохранились в архиве и наработки сюжетных ходов(как реализованных, так и не) или характеристики основных персонажей:

Эволюция героя (схема):

Непонимание. Понимание и ужас. Попытка к бегству. Возвращение. Предложение выкупить собой.

В один из этих этапов Агасфер приносит астрономический журнал, где все, как герой желал. Но герой отказывается подписать контракт. Сцена.

Агасфер приносит астрономические журналы, подтверждающие правоту Манохина.

— Ну как, заключим договорчик?

— Нет. Мне это больше не надо. Не интересует.

Древнерусский город Кснятин на р. Сула. Ныне Лубны? Лохвица? Ромны? Место выбрал Владимир Красное Солнышко Святославич (?-1015), закончил Ярослав Владимирович.

«Киш мири ин тухес, менш, унд зай гезунд». («Поцелуй меня в задницу, человек, и будь здоров».)

Герой и мученик конформизма. Ужас перед переменами. «Уничтожь меня, но не трогай их…» Они привыкли, им хорошо, хоть и не сознают они этого хорошего, но что ты от них хочешь? Демиург планирует перемены даже самые благородные, но герой в ужасе. Это будет потрясение, которого миллиарды не смогут пережить.

Опять Армагеддон! Генерал со стальными волосами, спокойный и сдержанный, с картой и указкой. Неутоленное честолюбие, не дали по-настоящему отличиться, а время идет, скоро старость. Отчетливо выделяет момент «Ч» в Апокалипсисе. Обосновывает. (Это момент времени 1985 года, через 2 тыс. лет после Апокалипсиса. И развертка от «Ч» в будущее.) В антихристы себя не предлагает. Желает быть только полководцем, все равно на чьей стороне. Желает состояться.

Демиург — материализованная сила человеческого нетерпеливого стремления кратчайшим путем добиться совершенного социально-психологического устройства, наделенная всемогуществом и по необходимости довольно невежественная. Агасфер-Иоанн — мистическая, непознаваемая компонента Универсума.

Исходная идея — текст из «Гиперболоида» (глава 8.6):

«Покуда коммунизм будет волочь на себе все человечество на вершины культуры, я это сделаю в десять лет… К черту! — скорее, чем в десять лет… Для немногих… Но дело не в числе…»

Ощущая свое невежество, Демиург обращается за помощью к человеческим идеологам. Это и есть процесс, описываемый в повести. Почти все он отвергает — слишком громоздко, а главное — основную работу, самую грязную, идеологи норовят взвалить на него, Демиурга.

Он Демиург не потому, что уже создал человеческую Вселенную, а потому, что намерен создать.

Он сомневается (это ему рассчитали) в неизбежности колоссальных жертв и мучений, тем более что уже был неудачный эксперимент с Христом, но ему безразлично, умрут ли сто человек один раз или умрет один человек сто раз. Таков расклад, таков закон игры, социальной природы: сумма мучений в мире преображаемом и сущем есть величина постоянная. И еще: заданное Природой Вещей твердое соотношение между темпами реконструкции и количеством страданий.

Мы должны описывать мир в процессе СТАНОВЛЕНИЯ, описывать момент, когда СТАНОВЛЕНИЕ едва зарождается, ВСЯ ИСТОРИЯ ВПЕРЕДИ, а то, что было, это хаос, бестолковые метания человечества, как слепой кутенок ищет соски у суки-матери.

Люди принимают Демиурга кто за Бога, кто за Дьявола, кто за Антихриста, а в общем людям на это наплевать, им лишь бы всемогущий.

Сцена: Демиург, Бог, Всемогущий, Альфа и Омега, — плачет от сознания своего бессилия. Картина.

Ссора-спор между Демиургом и Агасфером-Иоанном.

— Торопишься, скупаешь, сволочь, страшишься, хочешь ухватить побольше до Светопреставления…

— А ты? Не торопишься? Тоже боишься не успеть, пока они сами себя не прикончат какой-нибудь ядерной зимой?

Агасфер-Иоанн (на манер Махно у А. Толстого): В 67-м у Латинских ворот меня варили живьем в кипящем масле… Так выковываются вожди душ человеческих. Понятно?

По повестке явился однажды культурный атташе заокеанской державы. Разговор с реминисценциями из «Псалма Лейбовицу» Миллера.[16] Принес виски и сигареты.

Следом в сопровождении дворника явился Гражданин в кепочке. Тоже может быть интересный разговор.

Явилась девица и продала, не сходя с места, душу за посвящение в ведьмы. Живет с Манохиным. Ссорятся. Она доносит в милицию. Является милиционер, его доводят до обалдения.

— Он прислужник сатаны! Он меня хотел изнасиловать!

— Кому она нужна? Она же хвостатая, кусается!

Проверка документов.

Демиургу это надоело. Однажды Агасфер утром показывает Манохину барельеф на стене — Ведьма в натуральную величину. Манохин ужасается. Но уже вечером ведьма звонит, просит прощения, просится обратно. Ее не пускают. Она все время ошивается возле дома.

Вот идея: Демиург ищет 7 праведников. Если найдет в мире семь праведников, то спасет мир.

Не стоит село без праведника.

М. б., Демиург ищет праведника?

М. б., Иисус был таким праведником и спас в свое время мир?

А теперь Манохин?

1. Мир, лишенный страха.

2. Рагнарады для властителей — властители делаются гнойными и прокаженными.

По-прежнему продолжается 11-е ноября. По-прежнему на дворе слякоть и дождь вперемешку со снегом. Если я не просчитался, двадцать второй день.

Шестиэтажный дом напротив. Пятый этаж, четвертое окно от левого угла.

Почта.

Ведьма.

Журналы с подтверждением гипотезы Манохина.

Попытка к бегству.

Продолжение биографии Агасфера-Иоанна.

Описание типического дня, с утра до вечера.

В ванной обнаружил говорящего крокодила. Или уж прямо взять спрута Спиридона?

Смотрят «Капитана Клосса» («Ставка больше чем жизнь») и выпивают по рюмке за каждого застреленного. Потом «Ставка» кончается и начинают показывать 3-ю серию «Войны и мира». Бородинскую битву. Очнулись наутро под столом. Экран мерцал бессмысленно.

И еще:

Нет, никаких апокалипсисов он не писал. Он и писать-то тогда не умел, тем более по-гречески. Но не прошло ему даром купание в кипящем масле, да и скудная жизнь на голом островке давала себя знать, диковинные видения посещали его во сне, а иногда и среди бела дня, и он, принужденно похихикивая в нечистую бороду, излагал их верному Прохору, и Прохор благоговейно, страшась упустить хотя бы слово, заносил все на свои пергаменты, на ходу переводя с арамейского на греческий. (Тут нелишне заметить, что бывший ученик писца арамейский знал весьма посредственно, многие тонкости галилейского просторечья, осложненного имперским воровским жаргоном, остались для него непонятны, и неясные места он обильно восполнял недюжинным своим воображением.) В свободное от занятий время они собирали ракушки, коптили рыбу на кострах из колючек и плавника, иногда воровали у фригийцев козий сыр. Они обросли и невероятно обтрепались, и в один ненастный день Иоанн вооружился дубиной и отправился в поселок, и вернулся с тюком невыделанных козьих шкур на плечах. Прохор ни о чем не спросил своего возлюбленного учителя и господина, но Иоанн все же проворчал: «Мужичье вонючее, всяк сам за себя. Одного волтузишь, остальные стоят и смотрят. Одно слово — пастухи. Да еще и азиаты вдобавок». Они облачились в шкуры, препоясались обрывками каната, выброшенными морем, и с тех пор Иоанн зачастил к фригийцам, причем возвращался почти всегда с дарами, как он это называл: то с бурдюком простокваши, то с плоским желтоватым сыром, а то и с добрым ломтем вяленой козлятины. Однажды вечером, ковыряя после ужина в зубах, Иоанн, покосившись на ученика, произнес: «Тебе бабу не привести? Что ты все с козами да с козами, естество испортишь…» Прохор только молча покачал головой.

Нет, ему было не до баб. Плоть его мучила, но когда становилось совсем нетерпеж, он убегал к пастбищам и подстерегал отбившуюся от стада козу, и этого ему вполне хватало. Иоанн посме [Далее отсутствует. — С. Б.]

Сохранилась черновая разбивка порядка чередования в ОЗ дневникам Мытарина и рукописи Манохина:

Черновик ОЗ, сохранившийся в архиве, представляет собой два машинописных текста — рукопись Манохина (113 страниц) и дневник Игоря Мытарина (69 страниц). Практически каждая страница содержит рукописную правку, причем, судя по тому, что правки производились то карандашом, то авторучкой, то шариковой ручкой (цвет пасты при этом тоже варьируется — синий, черный, фиолетовый), правился черновик не единожды и даже не дважды.

Некоторые описания из рукописи Манохина Авторы переносили в другое место. К примеру, описание приемной (мебель, книги, кресла, телевизоры, телефоны) и уборки в ней ранее располагалось не сразу после первого знакомства Манохина с Агасфером Лукичом и перед эпизодом с шофером Гриней, а после приема Демиургом Колпакова. Описание же разговоров с Агасфером Лукичом об истории первоначально находилось в самом конце рукописи — после эпизода с появившемся в квартире Демиурга Иудой. Рассказ об астрономическом журнале, где подтверждалась теория Манохина, и последующий разговор Агасфера Лукича с Манохиным относительно переживаний последнего насчет службы у Демиурга в черновике располагался не между размышлением Манохина о проникающем в него всезнании и появлением Муджжи ибн-Мурары, а после появления Иуды и перед посещением Парасюхиным мира его мечты.

Есть и некоторые интересные эпизоды, отсутствующие в окончательном варианте. К примеру, когда Агасфер Лукич выдвигал «пути излечения моей хвори», как описывал Манохин свое состояние по поводу ошибки в астрономических расчетах, давались еще такие варианты:

Первый и наиболее простой, наиболее естественный путь предполагал трансформацию моей духовной сущности. Не составило бы труда, например, сделать так, чтобы все интересы мои целиком и полностью переключились, скажем, на энтомологию (тем более что степь вокруг полна насекомых, многие из которых никем не описаны); соответствующие публикации, умеренный почет и вообще доброжелательное отношение со стороны профессионалов при этом гарантировалось. Предлагалось и еще более простое решение: крошечная операция на психике, и нынешние мои непереносимые муки совести и гордости просто исчезнут без следа, подобно тому как невозвратимо исчезли и вызывают сейчас лишь снисходительную усмешку все мои ужасы, когда как-то зарыл я от мамы под кустом свой табель с двойкой и двумя тройками.

Этот путь я отклонил почти без размышлений. Я не слишком высокого мнения о своей личности, но и менять ее вот так, за здорово живешь, при первой же серьезной неприятности я не собирался.

Впрочем, второй путь был и того хлеще. Предлагалось ни много, ни мало затормозить весь участок науки, имеющий касательство к теории «звездных кладбищ». Разумеется, не навсегда, а лишь только на время моей жизни. План предусматривал прежде всего создание, внедрение и распространение мнения о том, что работы Манохина совершенны и не требуют более никаких уточнений; буде обнаружатся колеблющиеся или скептики, предусматривалось такое воздействие на наблюдательную их аппаратуру, которое самого скептического скептика приведет к мысли заняться лучше чем-нибудь другим; и, наконец, самые упрямые маловеры, энтузиасты и галилеи нейтрализуются отфутболиванием их вверх, на хорошо оплачиваемые административные посты, далекие от наблюдений.

Этот второй путь был гордостью Агасфера Кузьмича, он мне не излагал его, он его пел, как скальд, как бард, как ашуг или менестрель. Чувствовалось, что это дело он знает особенно туго. И он был очень обескуражен, когда я решительно отказался и от этого пути…

При вынесении приговора Иакову и Иоанну в черновике добавка: «Тут господин следователь ощутил очередной приступ недомогания». Пойло, которое им вливали в рот, сначала описывается как «омерзительное», позже правится на «смертельное». И процедура с кипящим маслом: «это было неописуемо больно» правится на «это было невыносимо больно». Но о стилистической правке позже.

Из рассказе о Саджах («Она была христианка») в черновике еще было: «…и нюансы ислама ее не интересовали…»

Много в черновике фактической правки.

Агасфер Лукич в первом варианте черновика имел другое отчество — Кузьмич. Изменялись фамилии астрономов: Исикава, а не Нисикава; Де-Прагес, а не Де-Спрагис. Рабби в черновике назывался Равви.

В конце «Необходимых пояснений» идет подпись: «Игорь К. Мытарин», в рукописи Мытарин называется Игорем Всеволодовичем, перед «Необходимым заключением» идет примечание «Игоря В. Мытарина». Эта опечатка Авторов («К.» вместо «В.») из черновика проникла в некоторые издания.

Первый диалог Демиурга и Агасфера Лукича отличался большей… жестокостью, что ли, по отношению к человечеству. Если в окончательном варианте в словах Демиурга присутствует некая описательность и размышления:

— Какая тоска! — произнес он словно бы сквозь стиснутые зубы. — Смотришь — и кажется, что все здесь переменилось, а ведь на самом деле — все осталось, как и прежде…

<…>

— Зато как ВЫ изменились, Гончар! — откликнулся он наконец. — Положительно, вас невозможно узнать! Да вас и не узнает никто…

Тот, что стоял у окна, хмыкнул. Дрогнула косичка. Колыхнулись крылья черной хламиды.

— Я говорю не об этом, — сказал он. — Вы не понимаете. <…>

— Вы и не можете понять, — продолжал тот, что стоял у окна, — Все это время вы торчали здесь, и вам здесь все примелькалось… Я же смотрю свежим глазом. И я вижу: какие-то фундаментальные сущности остались неколебимы. Например, им по-прежнему неизвестно, для чего они существуют на свете.

то в первоначальном варианте намечается план действий:

— Какая тоска! — произнес он словно бы сквозь стиснутые зубы. Может быть, махнуть на все рукой и начать сначала?

<…>

— Махнуть рукой? — переспросил он наконец. — Какая странная идея!

Тот, что стоял у окна, хмыкнул. Дрогнула косичка. Колыхнулись крылья черной хламиды.

— Вы правы, — сказал он. — Точнее было бы сказать — плюнуть на всё. С высокой колокольни.

— Блистательная идиома, — рассеянно сказал серый человечек.

— Да-да, Гончар, — продолжал он, отвлекшись от своего занятия. Он заложил блокнот толстым пальцем и стал смотреть в спину стоявшего у окна, в гладкое черное пространство под косицей. — Это очень неплохо у вас получилось — насчет высокой колокольни. Вы на редкость быстро осваиваете язык. Я это и раньше замечал за вами. Что же касается содержательной части вашего заявления…

— Какие-то фундаментальные принципы тут подорваны, — не слушая его, проговорил стоявший у окна— Как будто неизвестно, для чего они существуют на свете.

Далее Демиург упоминает тайну за семнадцатью замками, а Агасфер Лукич поправляет: «За семью печатями…», с чем Демиург соглашается. В черновике последний не только соглашается, но и добавляет: «Уж это-то мне следовало бы помнить».

Когда Демиург спрашивает об оплате Манохину («…что он просит. Цена!»), Агасфер Лукич отвечает: «Я в этом ничего не понимаю». Авторы правят: «Я в этом плохо разбираюсь», ибо далее по тексту можно узнать от Манохина, что Агасфер Лукич «понятлив и догадлив».

«О, мой отец— существо необыкновенное…», — говорит Агасфер Лукич в черновике и переводит разговор на другую тему. Хотевшему казаться простым, Агасферу Лукичу такие загадочные ответы не свойственны, и Авторы изменяют: «О, мои родители — они были так давно…» Но вместе с тем речь его неординарна, поэтому привычное выражение «глазом моргнуть не успеешь» в его речи Авторы правят на «чихнуть со вкусом не успеешь».

Первоначально Демиург, обращаясь к Манохину, называет его Сережей. Авторы правят везде Сережу на Сергея Корнеевича: Демиург вежлив и велеречив.

Правят Авторы и стоимость водки, причем правят «с запасом», в расчете на дальнейший рост цен. Было: «Четыре двенадцать. А повезет, так и три шестьдесят две». Стало: «Семнадцать тридцать пять. А повезет — так десять с маленьким».

Исправлены и фактические ошибки (такое уже было в ЗМЛДКС): прокуратура или следствие, районный судья или следователь (в древней Александрии, о нем же сначала «большой антисемит», затем — «завзятый антисемит»),

«Потому и верю я, что это бессмысленно» — эти слова АБС сначала неверно приписывают Блаженному Августину, потом исправляют на «достославного Квинта Септимия Тертуллиана, епископа Иверийского» (эта ошибка проникла в журнальное издание). Хабар подельники прогуливали на окраине Иерусалима, затем Авторы заменяют на окраину Александрии.

Собак, которыми их пытались травить, Прохор и Иоанн съели: «поджарив на костре» — в черновике, «зажарив на угольях» — позже. Прохор провел в окружении прикахтов: в черновике «почти три десятка лет», исправлено на «четыре десятка лет».

Торговую компанию по закупке и продаже теней Иоанн-Агасфер планирует: «Создание рынков сбыта в Риме, в Александрии, в Дамаске, выход по «шелковому пути» в Индию и дальше, в Китай…» «В Индию» исправляется на «к парфянам».

«Ведь Иоанн не старился, он так и оставался крепким тридцатипятилетним мужиком…» ТРИДЦАТИПЯТИЛЕТНИЙ правится на СОРОКАПЯТИЛЕТНИЙ.

«Библия в издании Московской епархии». ЕПАРХИИ исправляется на более верное ПАТРИАРХИИ.

В описании кабинета Парасюхина упоминается «огромный письменный стол с огромным письменным прибором» и тут же подается недоумение Манохина. Причем в рукописи оно звучит так: «…представления не имею, откуда он это-то припер…», а в изданиях: «…представления не имею, откуда прибор…» То есть в первом случае недоумение по поводу стола и прибора, а во втором — только по поводу прибора. Оторвавшаяся пуговица с манжеты рубашки Манохина в черновике ускользает в унитаз, что несколько странно и маловероятно, а вот правка «в рукомойник» ставит все на свои места: вполне можно расстегивать манжеты, чтобы помыть руки, и уронить оторвавшуюся при этом пуговицу в рукомойник.

Мордехай Мордехаевич (Матвей Матвеевич) в черновике значится как Мордка Мордухаевич.[17] О нем же говорится: «Он из тех знаменитых евреев, которые способны вызвать приступ острого антисемитизма у самого Меира Кахане или даже у теоретика сионизма господина Теодора Герцля». В черновике вместо Кахане и Герцля значатся Шимон Перес и Жаботинский. И названы в черновике фамилии во фразе: «В кухне становится черным-черно, как в известном письме известного писателя известному историку». Это Астафьев и Эйдельман.

Бальдур Длинноносый в черновике назван Бальдуром Одноруким, а река Ташлица — Ташлинкой. Мэр ошибочно называет Мытарина не Васей, а Сашей Козловым.

В классификации неедяк о классе «Отшельников» говорится: «Желающие слиться с природой. Торо и прочее». Авторы правят окончание: «Руссо, Торо, все такое».

Орудие, которым Мытарина били по уху «дикобразы», описывается в черновике так: «Возьми велосипедную цепь. Туго обмотай изолентой в четыре-пять слоев». Авторы правят количество слоев изоленты — «десять-пятнадцать».

Мэр заявляет Носову, что беспорядки после концерта Джихангира оцениваются в общем и целом: первоначальный черновик — «тысяч на двадцать пять», правка черновика — «тысяч на двадцать», публикации — «тысяч на пятнадцать». Итэдэшники первоначально назывались индивидуалами.

Несколько раз в черновике Георгий Анатольевич Носов называется Георгием Антоновичем. А обращается он в черновике к Мытарину не «ваша светлость», а «князь Игорь». Повар Ираклий Самсонович в черновике зовется Самсоном Амазасповичем и приносит он не «белый соус к биточкам», а «соус ткемали».

Костюмчик на хомбре был не «ворсовый», а «варсовый». Может быть, АБС попытались придумать какую-то новую ткань, но «бдительный» корректор это исправил? [18]

Агасфер Лукич, появившийся у Носова, описывается в черновике и в окончательном вариантах по-разному. В черновике:

Собственно, это маленький, кругленький, лысоватый, грязноватый человечек с огромным, нарочито огромным потрепанным портфелем. Манеры — приторные до подхалимства. Физиономия совершенно бесцветная. Одно ухо красное, другое желтое.

Они с Г. А. скрылись в кабинете, а я все никак не мог разобраться. Немыслимый скрученный галстук с узлом под левой зеброй. Пиджачная пуговица на сытом животике висит на последней нитке. И штиблеты. Где он взял такие штиблеты? У одного только Чарли Чаплина были такие штиблеты. И тут меня осенило: человечек этот, весь как есть, вывалился к нам в лицей прямиком из какой-то древней кинокомедии прошлого века. Еще черно-белой. Весь как есть, даже не переодевшись.

В изданиях:

Физиономия совершенно бесцветная. Манеры — приторные до подхалимства. Одно ухо красное, другое желтое. Пиджачная пуговица на сытом животике висит на последней нитке. И штиблеты! Где он взял такие штиблеты? Не туфли, не мокасины, не корневища, а именно штиблеты. У одного только Чарли Чаплина были такие штиблеты. И тут меня осенило: человечек этот, весь как есть, вывалился к нам в лицей прямиком из какой-то древней кинокомедии. Еще черно-белой. Еще немой, с тапером… Весь как есть, даже не переодевшись.

Телефон с запоминающим устройством в квартире Демиурга сначала на двадцать пять номеров, затем — на двести пятьдесят шесть.

Изменены и слова Г. А. после встречи с Агасфером Лукичом. В черновике: «Вообще-то он страховой агент, — сказал Г. А. — Формально! А на самом деле… Ладно, там видно будет». В окончательном варианте идет диалог: «А тебе этот человек никого не напоминает?» — спросил он. Я сказал, что Чарли Чаплина. «Чарли Чаплина? Вот странная идея», — произнес Г. А., и разговор наш на этом закончился».

Как пример, что невозможно было Иоанну объяснить полученное знание будущего, приводится сын «вольноотпущенника и галльской рабыни». Исправляется на «вольноотпущенника от иберийской рабыни».

В офлайн-интервью, ведущемся на сайте «Русская фантастика», где любой желающий может задать вопрос БНу и даже (если вопрос будет интересный) получить на него ответ, немало вопросов звучит от молодых авторов по поводу техники творчества. На вопрос «Много ли времени или усилий Вы уделяете отделке языка ваших произведений?» БН отвечает так: «Много. Половину всего времени работы над текстом». А на вопрос: «Можно ли сказать, что со временем Вы набили руку, и эта отделка стала даваться легче?» ответ такой: «Ни в малейшей степени. Наоборот: чем дальше, тем труднее».

Слово «труднее» в ответе БНа можно объяснить растущей требовательностью к своему тексту маститого автора. Там, где раньше автор прошел бы мимо неточно употребленного слова или избитой частым употреблением фразы, теперь он старается сделать текст не только максимально точным, зримым, но и неординарным, своеобразным.

Ниже перечислены лишь наиболее яркие примеры такой правки.

В самом начале рукописи Манохин описывает дом, в котором ему пришлось обитать, и, рассказывая о подъезде, он, пишет: «…стекла окон были чисты и прозрачны…» Авторы правят ЧИСТЫ на ВЫМЫТЫ. Тринадцатый подъезд, где обитала странная компания, первоначально в рукописи был двадцать третьим, а дверь в вестибюль этого подъезда была с «крашеной» (первоначально— «дубовой») ручкой. Тут же, на четвертом этаже лежал полураскрытый «портфель» («чемоданчик» — правят Авторы) с высовывающимся из него вафельным полотенцем.

В описании внешнего вида Агасфера Лукича «ПОТНЫЕ белесые волосенки прилипли к черепу» правится на «ВЛАЖНЫЕ белесые волосенки прилипли к черепу». Рот у Демиурга искривлен «то ли застарелым инсультом, то ли жестоким страданием». ИНСУЛЬТОМ Авторы правят на ПАРЕЗОМ. Часто по всему тексту там, где Агасфер Лукич называется «человеком», Авторы правят ЧЕЛОВЕК на ЧЕЛОВЕЧЕК, подчеркивая как его рост, так и его стремление быть маленьким, незаметным. Еще об Агасфере Лукиче говорится, что он «больше всего напоминает артиста Леонова (Евгения), играющего закоренелого холостяка». Авторы уточняют: вместо ИГРАЮЩЕГО — В РОЛИ. Он же, по мнению Манохина, «оказался человеком чрезвычайно легким и приятным в общении». Авторы находят более правильное выражение: «…проявил себя как человек чрезвычайно легкий и приятный в общении».

Странности Агасфера Лукича описываются так: «Например, эта поразительная его записная книжка… или тот случай, когда он говорил в отключенный телефон… но это ладно, это потом». Авторы исправляют неудачное «тот случай, когда он говорил» и добавляют странностей, как бы перечисляя их: «Например, эта поразительная его записная книжка… или манера класть на ночь свое искусственное ухо в какой-то алхимический сосуд… или другая манера — бормотать что-то неразборчивое в отключенный телефон… но это ладно, это потом. И я уже не говорю про портфель его!» Предложение Агасфером Лукичом услуг: «рассыпал <…> бисер всех услуг, которые предоставляет…» Авторы добавляют: «роскошный бисер».

«Прямой» вопрос о родителях Агасфера Лукича Манохин задавал, объясняя неудобностью спрашивать у «незнакомого» человека, откуда у него такое странное имя, Авторы уточняют: вместо «прямой»— «облический», вместо «незнакомого» — «малознакомого».

Вид Агасфера Лукича, говорившего в отключенный телефон непонятные слова и фразы, сначала заинтриговал Манохина, затем это действие его смешило. Когда же он увидел это тайком, то впечатление свое он описывает так: «Страшно это было, а не смешно…» Авторы добавляют выразительности: «Страшно это было, до обморока страшно, а вовсе не смешно…»

За дверью в Кабинет видна была «космическая тьма». «Космический мрак» — правят Авторы. Необозримая кровать, описываемая Манохиным в приемной, «на которой лежат двенадцать полумягких стульев, а могло бы лежать двенадцать десантников со своими девками». Авторы убирают повтор и одновременно находят более точное слово: не ЛЕЖАТЬ, а ВАЛЯТЬСЯ.

Один из клиентов Демиурга «пришел просить для нашего рубля статуса свободно конвертируемой валюты». Авторы правят: не ПРОСИТЬ, а ВЫПРАШИВАТЬ, — и уточняют: не просто «нашего рубля», а «нашего советского рубля». Телепередача о том, как восстанавливать и затачивать иголки для примуса, сначала называется «наглядным уроком», затем «практическими уроками».

О содержимом платяного шкафа Манохин пишет: «Можно найти там…» Но НАХОДЯТ обычно тогда, когда ИЩУТ. Авторы находят более точное: «В шкафу можно обнаружить…»

«Решительно не запомнилось мне…» — так описывает Манохин окончание разговора Агасфера Лукича и шофера Грини. Авторы правят: «Решительно не сохранилось в моей памяти…»

«Странно и дико устроен человек», — рассуждает Манохин. Авторы находят более точное слово: «Дико и нелепо устроен человек».

Движения Колпакова описываются как «замедленные»; Авторы уточняют: «плавно-замедленные», и добавляют: «Умеренность — его лозунг». Правят Авторы и разговор Колпакова с Демиургом. Колпаков отзывается «без промедления» (добавлено: «без малейшего промедления»). Демиург отвечает цитатой «бархатным, раскатистым голосом профессионального актера старой школы» (добавлено в начале фразы «нарочито»). Отвечает Колпаков после правки не просто произнося, но произнося «с напором».

В речь Парасюхина Авторы тоже вносят дополнения: «Учитывая угрожающее размножение инородцев… учитывая, что великоросс не составляет уже более абсолютного большинства…», «Право же… мне немножко дышать… неудобно…», «Третья мировая уже идет… сионизм против всего мира…». Но убирают при описании Колпаковым переселения евреев на Таймыр заявление: «Никаких школ, никаких больниц…» И убирают предположение Манохина о пропавшей шляпе Парасюхина: «…улетела в пролет, что ли?» Тут же визг Парасюхина Манохин сравнивает — «как баба». Манохин — интеллигент, поэтому Авторы правят — «как женщина». Когда Парасюхин появляется перед Демиургом, Манохин пишет: «Никаких тезисов на столе перед ним не было…» Вместо «не было» Авторы ставят «не усматривалось».

Демиург замечает с сожалением о посетителях: «Все они заговорщики или сбиры. Никто из них не знает Тайны». И тут же, в рукописи, Авторы правят: «Все они хирурги или костоправы. Нет из них ни одного терапевта». [19]

Иоанн и Иаков в детстве описываются как «хулиганы и гопники»; ГОПНИКИ исправляются на ШКОДНИКИ. И добавляется:

«Срань господня». О Каифе Иоанн вспоминает, что тот «тоже давно подох». Авторы правят ПОДОХ на ОТКИНУЛ КОПЫТА.

Сначала Авторы так и называют последний ужин с Христом «тайной вечерей», затем правят — «той последней трапезы». И об Иоанне пишут сначала «почудилось ему вдруг», затем исправляют на «помстилось ему вдруг».

Спокойствие Смирнова, майора госбезопасности, сравнивалось: «будто в гости пришел в семейный дом чай пить». «Чай пить» Авторы правят на «коньячок пить и лимончиком закусывать».

«Вы — человек?» спрашивает майор Демиурга. Авторы правят на более пространное: «Но вы, я полагаю, человек?» И далее он же говорит: «Мне приходится сделать вывод, что вы все-таки не человек». И опять правка: «Прикажете мне сделать вывод, что вы все-таки не человек?» И в конце Демиург не просто ответил, а «прогрохотал».

«Когда он трупом лежал в луже собственной блевотины» — пишется об Иоанне. ЛЕЖАЛ заменяется на более точное ПЛАВАЛ.

«Он бы только подивился неожиданной мысли» — пишется об Иоанне. «Неожиданному баловству мысли» — находят Авторы более точное выражение. «Лингвистическое удушье» (кстати, великолепно сказано!) ощущается Иоанном СТРАШНО, исправляется на МУЧИТЕЛЬНО. О законах генетики Иоанн пытается рассказать, сплетая и расплетая пальцы, чтобы «показать механизм» — исправляется на «продемонстрировать механизмы». А учится рассказывать о полученном знании Иоанн, чтобы получать от этого ИСТИННОЕ (позже — ИСЧЕРПЫВАЮЩЕЕ) наслаждение. Прохор, записывая рассказы Иоанна, дополнял их своими пояснениями: «с неописуемым простодушием и уверенностью» — в черновике, «с самоуверенностью первого прозелита» — в изданиях. Апокалипсис характеризуется Авторами как «остросовременный политический памфлет», затем добавляется еще и определение «сверхзлободневный». А «первые толкователи» Апокалипсиса описываются как «первые яростные толкователи».

Агасфер Лукич называет принесенную Манохиным картину поначалу просто «картиной». Авторы правят на более изысканное: «Это живописное произведение…»

Во время разговора с проституткой Парасюхин упоминает «желтого» (в изданиях исправлено на «косоглазого») азиата, а шлюха курит длинную «дамскую» (исправлено на «шведскую») сигарету.

Возглас Демиурга, прервавший разговор Агасфера Лукича и Манохина о тяжелой судьбе Демиурга, в черновике звучал так: «На кухне! Из восьмого котла утечка! Опять хвостами трясете?» Авторы правят: вместо ВОСЬМОГО — ЧЕТВЕРТОГО, а вместо фразеологизма «хвостами трясете» — «под хвостами выкусываете».

Появившегося Муджжу ибн-Мурару Манохин сначала называет просто «стариком», Авторы правят на «этого жирного старца». А вот относительно времени в черновике Авторы были более точны. В черновике во время разговора Муджжи и Агасфера Манохин замечает: «Однако к этому моменту я понял, что не пропустит [Муджжу к Демиургу — С. Б.]». Правка: «Однако ДОВОЛЬНО СКОРО я понял…» размывает точность, когда Манохин это понял. А вот в черновике все ясно — после последней фразы Агасфера Лукича.

Имя «Мусейлима» по отношению к первоначальному «Маслама» Авторы переводят на русский как «Масламишка паршивый». Позже правят ПАРШИВЫЙ на ЗАДРИПАННЫЙ.

В надписях на комбинезонах абитуриентов («БАМСТРОЙ, ТАМСТРОЙ, СЯМСТРОЙ») в черновике Авторы используют противопоставление не «там — сям», а «там — тут»: «БАМСТРОЙ, ТАМСТРОЙ, ТУТСТРОЙ». Сами же юнец с юницей взирали на происходящее: в черновике «с ужасом и жадным любопытством», исправлено на «с трепетом и жадным любопытством».

Много стилистической правки и в дневнике Мытарина.

В «Необходимых пояснениях» Мытарин пишет: «…вместо того, чтобы просто рассказать правду…» ПРАВДУ Авторы изменяют на ТО, ЧТО БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ, ибо правда — понятие относительное, у каждого своя. Далее Мытарин оправдывает свое предисловие: «…рукописи, составляющие книгу. Они, на мой взгляд, несомненно требуют некоторых пояснений». Снова идет правка: изменяется НЕСОМНЕННО на БЕЗ ВСЯКОГО СОМНЕНИЯ, НЕКОТОРЫХ на ОПРЕДЕЛЕННЫХ. Первую рукопись Мытарин характеризует так: «Это мои заметки, черновики, наброски, кое-какие цитаты, записки, в том числе и дневникового характера, для отчет-экзамена по теме «Учитель двадцать первого века»». В ТОМ ЧИСЛЕ И правится на ГЛАВНЫМ ОБРАЗОМ. О своем же дневнике в черновике Мытарин замечает: «Я почти не исправлял эти заметки». Вряд ли юный Мытарин писал столь литературно, поэтому Авторы меняют эту фразу на: «Я основательно отредактировал эти записи». Дальше Мытарин пишет: «Все-таки эта книга о нем, а не обо мне». И опять уточняющее: «Все-таки эта книга прежде всего о нем, и только потом уже — обо мне». О названии второй рукописи Мытарин размышляет: буквы это, ОЗ, или все-таки цифры, телефон «Скорой помощи», «и странное название вдруг обретает особый и странный смысл». Вновь Авторы уточняют: не СТРАННЫЙ, а ДАЖЕ ЗЛОВЕЩИЙ. О Манохине Мытарин пишет: «личность вполне реальная». РЕАЛЬНАЯ правится на ИСТОРИЧЕСКАЯ. О самой рукописи Мытарин пишет, что в ней фантастика переплетена с реальностью: в черновике — ТЩАТЕЛЬНО, позже — ЗАТЕЙЛИВО. Но это по смыслу — предисловие Мытарина, написанное много позже.

Дневник же Авторы правят исходя из наибольшей стилизации под молодежную (мало того! молодежную будущего) речь.

«Загнать с глаз долой» — «ПРОПЕРЕТЬ с глаз долой». «Что ты мне про него говоришь?» — «Что ты мне про него БОЛБОЧЕШЬ?». «А я про подонков тебе!» — «А я про НИЩЕДУХОВ тебе!». «Это же совсем другое дело» — «Это же совсем ДРУГОЙ ОБРАТ».

Папку с рукописью Мытарин описывает как «старообразного вида» (Авторы правят — «музейного вида») и предполагает в ней дневник какого-нибудь «кроманьонца» (Авторы правят — «древлянина»).

В описание стойбища Флоры во фразе «А в отдалении, сцепившись рогами, пасется целое стадо мотоциклов» ПАСЕТСЯ правится на ТЕСНИТСЯ.

Сленг Флоры описывается сначала как «адская смесь исковерканных русских, английских, немецких, японских слов…».

АДСКАЯ правится на УЖАСНАЯ, ибо в произведении много религиозных моментов в прямом смысле. А вот в рукописи перечень языков был полнее, там присутствовал еще и польский язык. По той же причине религиозности многих глав ОЗ, вероятно, было заменено восклицание мэра «Дьявол!» на «Йокалэмэне!».

Описание самих фловеров: «Да, некоторые их них были грязноваты. Некоторые были грязны до неприятности». Авторы одновременно убирают повтор и добавляют пожелание, заменив слово ГРЯЗНОВАТЫ словом НЕУМЫТЫ (как будто Мытарину так и хочется их всех умыть — Учитель ведь будущий!).

Об одном из фловеров: «Пришел, уселся, отцепил флягу, полил свои корневища водичкой…» Обычное ВОДИЧКОЙ Авторы правят на изысканное ВОДИЦЕЙ.

Описывается «зеленый шум». Затем: «И видно, что им это очень нравится. На лицах улыбки, и даже глаза блестят». Авторы вставляют предложение после «нравится»: «Всем без исключения», добавляют определение: не просто улыбки, а «блаженные» улыбки.

В статье газеты «Молодежные новости» приводится фраза: «Мы надеемся, что милиция с помощью общественности…» НАДЕЕМСЯ правится на УВЕРЕНЫ.

О Ревекке Самойловне Мытарин пишет: «Она немолодая, но по-моему очень красивая». Авторы делают впечатление Мытарина более эмоциональным, заменяя «по-моему очень» на «сногсшибательно».

Когда Мытарин рассуждает о теории подготовки воспитателей, о том, что она появилась, вероятно, из-за нужды в воспитании, он пишет: «Иначе теория ПВП никогда бы не пробилась через джунгли Академии педагогических наук. И не была бы создана система лицеев. И Г. А. был бы сейчас в лучшем случае заурядным учителем в заурядной 32-й ташлинской средней школе». Авторы добавляют к джунглям определение «реликтовые» и заменяют «заурядного учителя» на «передового».

После ночного инцидента в университетской лаборатории «Серафима Петровна вызывала Михея, кормила меренгами и допрашивала с пристрастием». Авторы дополняют «к себе в кабинет» и меняют КОРМИЛА на УГОЩАЛА.

Мытарин описывает свою работу в больнице, в том числе «вел лечебную физкультуру в третьей, седьмой и двенадцатой палате». Авторы обобщают: «по всем палатам третьего этажа».

Мытарин предполагает о Г. А., что «атлетического хомбре и прочих студентов вывел из-под удара именно он». СТУДЕНТОВ Авторы заменяют на СТУДИОЗУСОВ.

Иришка в споре говорит: «А будешь много спорить…» СПОРИТЬ заменяется на ТЯВКАТЬ.

Впечатление Мытарина от газеты «Молодежные новости» в черновике: «Терпеть не могу эту газету». В публикации Авторы заменяют эту фразу вроде бы полностью противоположной: «Замечательная газета», но на фоне слов до и слов после ясно, что это ироническое замечание.

Когда Г. А. утешает начальника телецентра, он напоминает ему, что «было еще хуже». Авторы правят: «…все закручивалось и похлеще».

А вот размышления Мытарина по поводу реагирования сердечников на изменение погоды (когда он размышляет о жизни на переломе истории) Авторы делают более эмоциональными. В перечислении хорошей погоды («солнце, тепло, благорастворение воздухов») вместо СОЛНЦЕ вписывают СОЛНЫШКО СИЯЕТ, а о воздействии перемены погоды («давление начало меняться, и сердечник реагирует») вместо РЕАГИРУЕТ — ХВАТАЕТСЯ ЗА СЕРДЦЕ.

Правят Авторы и рассказ об инциденте с участием детишек в; демонстрации против Флоры. Рассказывал об этом Ваня Дроздов, записывал потом впечатление Игорь Мытарин — молодые, неравнодушные люди, — поэтому правка идет по пути усиления эмоций: вместо МЕРЗАВЦЫ — ХАМЫ, вместо РЕВЕЛИ — БЕСНОВАЛИСЬ. Точно так же добавляется эмоций в общие описания Мытарина. После эпизода «Объявилась библиотекарша. Сделала мне выговор, что не вернул на место сегодняшние газеты. Нагрубил ей» добавляют: «Хамло я этакое». После фразы «Аскольда видеть не хочу» идет замечание в скобках «что плохо», Авторы правят — «что дурно».

Обращают внимание Авторы и на жаргон фловеров, поэтому фразу «Он обсохнет к дождеванию» они правят на «Он выцветет к дождеванию».

В большинстве случаев при рассмотрении правки других черновиков можно видеть, что Авторы сокращают, убирают лишние с их точки зрения подробности, ненужные слова, фразы, эпизоды. С черновиком же ОЗ происходит наоборот: Авторы вставляют слова, фразы, эпизоды, которые более оттеняют текст или добавляют ему выразительности.

«Не капризничайте», — говорит Агасфер Лукич Демиургу. Авторы добавляют: «Раньше вы не капризничали!»

«Хорошо, хорошо, мы уже говорили об этом… Человек разумный — это не всегда разумный человек…» — замечает Демиург. Авторы усиливают: «Хорошо, хорошо, мы уже говорили об этом… Все это я уже от вас слышал: человек разумный — это не всегда разумный человек…»

Распоряжение Демиурга по телефону вначале звучало так: «Постельное белье опять сырое. Потрудитесь заменить». Фраза звучит странно, можно подумать, что Демиургу нужно постельное белье и что Манохин собственноручно перестилает ему постель. Авторы правят: «Постельное белье в номерах опять сырое. Проследите».

О телефонных приказах и просьбах Демиурга Манохин пишет: «Логики во всем этом я давно уже не ищу». Авторы усиливают: «Смысла или хотя бы простой логики…»

В начале рассказа о шофере Грине Авторы уточняют: «Дело было еще в Ташлинске». А в рассказе о Суслопарине добавляют: «Никаких субстанций, никаких религиозных представлений — ничего этого он признавать не желал» и «с чадами и домочадцами». Рассказывая о директоре обсерватории, Манохин упоминает, что ему присуща «сухая» логика. Авторы правят: «жесткая» логика. И о себе Манохин пишет: «Надоело быть вдумчивым и осторожным ученым». Авторы находят более точное и эмоциональное: «До смерти надоело числиться вдумчивым и осторожным учёным».

Астрономическая теория, по словам Манохина, «могла быть ложной, она могла быть истинной, но она никак не была абсурдной». Даже предположить, что Манохин занимался бы абсурдной теорией, трудно, поэтому Авторы правят «не была абсурдной» на «не могла быть названа невозможной».

Манохин предлагает Агасферу Лукичу: «Редкость. Особое сочетание физических условий. Вот и с моими «кладбищами» пусть будет так же». Авторы во время правки черновика добавляют: «Только пусть они будут (если их нет)», — тем самым показывая, что Манохин до сих пор верит в их существование.

Позже, уже при подготовке к печати, Авторы в речи Агасфера Лукича, обращенной к Колпакову после его разговора с Демиургом, делают вставку: «Ведь пришлось бы руку поднять на отечество свое, на все человечество!»

На пояснение Демиурга «я вовсе не имел в виду вас персонально», майор госбезопасности в черновике отвечает: «Тогда так. Все, чего мы хотим, изложено в Программе Партии». Потом Авторы уточняют и дополняют ответ майора: «Ах, вы имели в виду… Знаете, все, чего мы хотим, изложено в Программе Партии. Прочтите, там все написано». И позже, когда Демиург говорит Манохину: «Ведь ваша эпоха — это эпоха могущественных организаций, а я по старинке все вожусь с отдельными фигурами», то в черновике добавляет: «Надлежит подумать». Позже Авторы исправляют: «Вы навели меня на мысли, благодарю вас».

В справке по поводу странных замечаний майора (о жене и дочери Манохина) первоначально идет: «Не было и нет среди моих знакомых женщин с именем Соня…» И опять Авторы усиливают: «Не было и нет среди моих близких и друзей, а также среди знакомых женщины с именем Соня…»

Позже, когда Манохин описывает телефонный разговор с майором, говорится: «Он был приветлив, но от встречи уклонился…» Авторы уточняют: «Он был приветлив и вполне дружелюбен…»

Разговор между Демиургом и Агасфером Лукичом происходит «на каком-то сугубо экзотическом языке…». Авторы добавляют: «…которого я никак освоить не могу…» А вот визг Агасфера Лукича при дальнейшей ссоре Манохин описывает так: «Визг этот был не животный и не механический». И вновь добавка: «…и не электронный».

В описание Матвея Матвеевича при первом появлении его у Демиурга Авторы также добавляют: «И этот ужасающий местечковый акцент!..» В речи же Матвея Матвеевича, когда он критикует учение Христа, вместо чернового «надлежит любить врага своего и подставлять ему вторую щеку» — «надлежит любить врага своего и подставлять ему все новую и новую щеку». «Око за око, зуб за зуб» сначала называется — КЛИЧ, потом правится на ЛОЗУНГ. Во фразе «Обидчики и нападатели вольготно разгуливают по жизни» ВОЛЬГОТНО заменяется на ПРИВОЛЬНО. И все эти свои измышления Матвей Матвеевич «внушал нам», как пишет Манохин; позже правится на «втолковывал нам».

Самосвал, который обдал грязью Манохина, сначала описывается просто — «промчался»; Авторы добавляют звук: «Грохоча и лязгая, промчался…» И остановившись, самосвал стоял «с распахнутой дверцей»; исправлено на «стоя совершенно наперекосяк». Описывая странную картину, как все прохожие улыбаются и приветствуют друг друга, Манохин предполагает: «Можно было подумать, что нынче утром <…> власть в городе захватили исступленные славянофилы…» СЛАВЯНОФИЛЫ исправлено на ПОЧВЕННИКИ. Кассиршу Аэлиту («Чего вы все лезете со своими десятками? Нет у меня рублей, не видите, что ли?») Авторы тоже правят: вместо обычного «не видите» ставят более грубое «ослепли». А в речи грузчиков: обычное «подбери ноги-та» — на «подбери корпуса». А вот бывшее в рукописи и относящееся к Манохину грубое слово «вырубился» изменяют на более нейтральное «отключился». (Кстати, позже, когда Агасфер Лукич зарезал Муджжу, Авторы в отношении Манохина делают обратную правку — «отключился» на «вырубился».)

При описании острова Патмос вначале в черновике только сообщалось, что его населяло несколько десятков диких фригийцев. Затем Авторы правят черновик и добавляют: «И сотня ссыльных». А позже исправляют и эту фразу: «Кроме фригийцев и коз из крупных млекопитающих обитали там также и ссыльнопоселенцы».

Матвей Матвеевич не просто (как в черновике) в который уже раз перечитывает роман, а перечитывает «с наслаждением». А вот роман Ивана Шевцова, который он перечитывает, в черновике не «Во имя отца и сына», а «Тля». После описания обиталища Матвея Матвеевича и перед описанием его идейных принципов Авторы вставляют: «В этом весь Матвей Матвеевич». И чуть позже, когда описывают его теоретическую беспощадность и мстительность, добавляют: «Как сам Иегова».

Речь Матвея Матвеевича на кухне слушают Парасюхин и Колпаков. Парасюхин взбешен, а вот о Колпакове говорится только, что он «вежливо улыбается и корректнейше кипятит себе молоко в кастрюльке». Позже Авторы добавляют: «Видимо, он глубоко и тщательно обдумывает вопрос, куда ему отнести Матвея Матвеевича. К злакам или к плевелам? К агнцам или к козлищам? Истребить его в запланированном армагеддоне или, наоборот, возвысить?» И после описания ссоры (когда к ней еще подключился Агасфер Лукич) снова в черновике идет только: «Петр Петрович Колпаков неопределенно улыбается», а в изданиях добавлено: «…видимо, размышляя, куда ему отнести Марека Парасюхина».

И далее Авторы продолжают вставлять определения. «Происходит взрыв» — «Происходит ДВОЙНОЙ взрыв», «усматривает в дурацкой частушке Агасфера Лукича выпад» — «усматривает в дурацкой частушке Агасфера Лукича ЗЛОБНЫЙ выпад», «начисто лишен чувства юмора» — «начисто лишен ДАЖЕ САМОГО ЭЛЕМЕНТАРНОГО чувства юмора».

Добавлены определения и в упреках Агасфера Лукича по поводу душевных терзаний Манохина. Демиургу при подвижках пространства грозило не просто небытие, а АБСОЛЮТНОЕ небытие. Астрономическая теория, излившаяся с кончика шкодливого пера не просто избалованного теоретика, но и КАПРИЗНОГО. А сами слова Агасфера Лукича в черновике подаются как «град его упреков и репримандов». РЕПРИМАНДОВ позже заменено на ДИАТРИБ. Себя же Манохин называет УБЕЖДЕННЫМ (позже исправлено на ЗАКОРЕНЕЛЫМ) атеистом. В размышления Манохина добавлено «Я не люблю без гипотез, я не умею без них», и пару раз добавлено вводное «сами понимаете» — для придания разговорности стилю.

Даже в перечисление, довольно обширное, определений, дающихся в черновике по отношению к собранным в квартире Демиурга личностям («всех наиболее омерзительных, безапелляционных, неисправимых носителей разнообразного зла») Авторы добавляют еще и НАСТЫРНЫХ.

Проживающие у Демиурга вываливают в коридор, услышав скандал (разговор Агасфера и Муджжи). В черновике об этом пишется: «Ифриты и джинны были тут как тут». Позже добавлено: «Вся бригада в полном составе». И тоже позже добавлен еще один член этой «бригады»: «…даже Селена Благая».

В рассказ Иуды о Петре («Петр только и делает, что сердится да нудит. Сядет, бывало, утром на задах по большому делу, поставит перед собой и нудит, нудит, нудит…») Авторы повтором усиливают впечатление: «Петр только и делает, что сердится да нудит. Сядет, бывало, утром на задах по большому делу, поставит перед собой и нудит, нудит, нудит… тужится, кряхтит и нудит».

После окончания рукописи Манохина в примечании Мытарина говорится: «Я вполне допускаю, что вся изъятая часть рукописи посвящена главным образом Г. А. Разумеется, возможны и другие объяснения». Позже Авторы добавляют: «Их даже несколько».

В описание дороги на Ташлицу Авторы добавляют: «Пыль за машиной поднимается до самого неба».

Размышлений Г. А. о ненаказуемости преступника в первоначальном черновике нет. Есть лишь рукописная добавка, но и она не полна (выделенное добавлено уже при публикации): «Наказанию подвергается ВСЕГО ЛИШЬ тварь дрожащая — жалкая, перепуганная, раскаивающаяся, НИСКОЛЬКО не похожая на того НАГЛОГО, ЖЕСТОКОГО, БЕЗЖАЛОСТНОГО мерзавца, который ТВОРИЛ НАСИЛИЕ МНОГО ДНЕЙ НАЗАД (и ГОТОВ БУДЕТ ТВОРИТЬ НАСИЛИЕ ВПОСЛЕДСТВИИ, ЕСЛИ ЕМУ ПРИВЕДЕТСЯ УЙТИ ОТ ВОЗМЕЗДИЯ). ЧТО ЖЕ ПОЛУЧАЕТСЯ? ПРЕСТУПНИК КАК БЫ НЕНАКАЗУЕМ. Он либо уже не тот, либо еще не тот, КОГО СЛЕДУЕТ СУДИТЬ И НАКАЗЫВАТЬ… СЛАВА БОГУ, ЧТО ХОТЬ СМЕРТНАЯ КАЗНЬ У НАС ОТМЕНЕНА!»

После описания, как у него схватило живот, в черновике Мытарин замечает: «Нет, наверное, надо мне все-таки этим заняться по-серьезному».

Атмосфера в городе по поводу Флоры удивляет Мытарина. В описание того, как выглядит город, Авторы добавляют: «Такое впечатление, будто никто сегодня не пошел на работу».

В мысленный разговор с Аскольдом Авторы добавляют после «гении тоже ошибаются»: «Ньютон… Толстой… Эйнштейн…», после «мы должны иметь свою голову на плечах»: «…хоть мы и не гении». В слова Мытарина: «Лечить! Всех!»

Приводят Авторы и время действия повести к описываемому будущему. К описанию ревнителей доброй старины, спесивых свидетелей времен очаковских и покоренья Крыма Авторы добавляют еще один синоним: «…старые драбанты Перестройки». А бывшие в черновике лозунги: «Узким брюкам — бой! Широким брюкам — бой! Женщинам в брюках — бой! Длинные волосы — с корнем! Бороды с корнем!» — заменяют на почти современные и придуманные будущие: «Тяжелому року — бой! Не нашей культуре — бой! Цветоволосы — с корнем! Синхролайтинги — с корнем!»

Впервые ОЗ были опубликованы в журнале «Юность» (1988, № б, 7). Практически одновременно с этим изданием появились фрагменты повести в журнале «Советская библиография» (1988, № 3). Фрагменты включали в себя самое начало рукописи Манохина (описание дома и разговора Демиурга с Агасфером Лукичом) и инцидент в подъезде (встреча и последующая драка Парасюхина и Манохина). Затем ОЗ вышли отдельной книгой в серии «Новая фантастика» (М.: Прометей, 1989) и в авторском двухтомнике «Избранное» (М.: Московский рабочий, 1989; М.: Вся Москва, 1989) вместе с произведениями АБС о современности (ЗМЛДКС, ВНМ, ГО). Двухтомник потом переиздавался в 1990 году в двух видах — тот же двухтомник и в виде трехтомника, где ОЗ публиковалось вместе с ГО, причем на обложке этого тома была любопытная опечатка: «Отягощенные Злом, или Град обреченный. Сорок лет спустя». Затем пришел черед публикаций в собраниях сочинений.

И если публикации в «Юности», «Новой фантастике» и «Мирах братьев Стругацких» были взяты из одного источника, то текст ОЗ, вышедший в собрании сочинений издательства «Текст», отличается мелкой, но частой правкой. Дальнейшие издания частично повторяют вариант разночтений «Юности», но чаще — вариант «Текста».

Разночтения эти мелкие. К примеру (первым дается вариант «Текста»), инициал Мытарина («В.» а не «К.»), «человек» или «человечек» (по отношению к Агасферу Лукичу), «никого не удивляет тот ернический тон» — «никто не удивляется тому ерническому тону», «оживились комары» или «объявились комары», «имен своих клиентов Агасфер Лукич старательно бежал» — «имена своих клиентов Агасфер Лукич старательно скрывал», «и ежели где чего прибавится, то тут же соответственно другого и…» «убавится» или «убывает», «отменена» или «упразднена», костюмчик у хомбре «варсовый» или «ворсовый», «верю» или «верую», «Иоанн отдался ему без остатка» — «Иоанн отдался ему всей душой», «говноед» или «дерьмоед», «антисемит» или «юдофоб», «неслышные» или «беззвучные», «заболтали» или «заболботали», «Ибн-Куттабы» или «Ибн-Кутейбы» (или даже «Ибн-Кутабы»), «бутон лямур» или «бутон д'амур», «счастлив, как птичка» — «счастлив, как пчелка». В издательстве «Текст» почему-то изменили количество дочек у рыбака Заведея (десять, а не девять).

А вот название того, что напевал Парасюхин, поднимаясь по лестнице, в изданиях представлено даже тремя вариантами: «Рассвет над Москвой-рекой»— «Рассвет над Москва-рекой» — «Рассвет на Москве-реке».

Жаль, что корректоры «Миров» перестарались и исправили «вьялый» на «вялый» («Юрий Павлович Герман называл таких людей «красивый, но вьялый»»). Также в обращении «Врачу, исцелися сам. Педагоге, воспитай себя…» в «Мирах» не к месту заменили звательный падеж дательным: «Педагоге» на «Педагогу». [20]

В основном же разночтения в изданиях минимальны и практически совпадают с двумя чистовиками — пришло время свободы в издательствах, ушли цензоры, и главной опасностью для авторского текста остались лишь излишне ретивые редакторы да небрежные наборщики.