Остроги. Трилогия (СИ)

Ноздри Стерха затрепетали от ощущения безграничной власти над этим молодым, сильным существом, которое ничего не могло сделать, никак не могло воспрепятствовать насилию над собой. Особая прелесть заключалась в том, что Стерх сделал так, чтобы контроль слизня был не полным, чтобы носитель-человек сознавал, как и что с ним происходит, ведь от этого его унижение, его страдания становились на порядок страшней.

Стерх почувствовал голод. Взял другую вилку. На столе всегда для подобных целей имелся запас.

Зомбосвязь – одно из величайших открытий современности. И это вовсе не преувеличение. В мире, где больше нет Интернета, где мобильными телефонами можно разве что гвозди заколачивать, где радиоволны вязнут в электромагнитных возмущениях атмосферы, нужен новый вид связи на значительном расстоянии. И Стерх такую связь придумал – он сделал прибор, способный закодировать людскую речь в сигнал, воспринимаемый зомбаком, точнее – паразитом, причем любым ближайшим к человеку. Слизень преобразовывает сообщение в набор команд и передает этот набор дальше слизням, те, в свою очередь, тоже – и так, пока сигнал не попадет к конкретному зомбаку рядом с человеком, которому сообщение предназначено.

Зомбосвязь, к сожалению, не мгновенна. Сообщение к адресату может попасть через минуту, а может и через час-другой, как повезет, – Стерх бессилен тут что-либо изменить. Но это все равно лучше, чем ничего.

Где-то далеко-далеко посланник Стерха, его верный человечек, каких предостаточно в армии, атакующей Москву, не вынимая прибора-кодировщика из кармана – прибор не больше спичечного коробка, – произнес послание для своего учителя, своего властелина. Есть люди, которым природой назначено подчиняться, они иначе жить не могут, не чувствуют себя счастливыми. Им нужно быть шестернями в сложном механизме, причем шестернями заменяемыми, а то и вовсе лишними. Они обожают ходить строем, носить одинаковую одежду и петь корпоративные гимны. И они сразу видят в Стерхе силу, перед которой следует преклонить колени. Они – мясо, трупы, по ним Стерх много лет взбирался на вершину власти.

Наконец раздался хриплый, отчетливо проговаривающий слова голос – похоже, у официанта сдавило горло от желания молчать, но он своим голосовым связкам больше не хозяин:

– Острог Москва подвергли обстрелу из тяжелых минометов и самоходных артиллерийских установок. Разрушения ужасны. Острог скоро падет. – Официант замолчал.

Вилка выскользнула из пальцев Стерха – сначала ударилась о столешницу, оттуда, подскочив, свалилась на пол, застеленный восточным ковром ручной выделки. На долгий миг все вокруг замерло. Даже сердце перестало биться.

Стерх медленно повернулся к официанту. Тот выглядел как нормальный человек, молодой, аккуратный, но все же в данный момент он не был полноценной личностью. Он – инструмент в руках Стерха, живой аппарат для воспроизведения сообщений, присланных издалека.

– Повторить, – потребовал Стерх, чувствуя, как закипает в нем животная ярость.

Официант, глядя на хозяина глазами, полными ужаса, послушно открыл рот и выдал только что озвученное сообщение, которое автоматически записалось в его память и останется там до конца его никчемной жизни. То есть не надолго.

Стерх с размаху врезал официанту по роже кулаком. И еще раз. И еще. И опять… Остановился, лишь когда смазливая мордаха превратилась в один сплошной кровоподтек. Перестарался. Точно перестарался. Зато – весело. Стерх расхохотался, запрокинув голову. Вот, значит, как товарищи коммунары решили схитрить… Они что, думали, Стерх не узнает? Ах сволочи…

А самая большая сволочь – министр обороны Адольф Резник. Стерх знал, что с ним надо кончать, пока тот не вошел в силу, но временил всё, откладывал, давая Резнику возможность всласть наиграться в солдатики, а уж потом… И в этом заключалась ошибка Стерха. Резник оказался не таким уж дураком, раз захотел примазаться к славе победителя Москвы.

Все так хорошо шло, а тут – обстрел Москвы! Это совершенно не входило в планы Стерха! Ах, какая неожиданная, крайне неприятная новость. Он шагнул к столу, взял бутылку. Снять, что ли, с официанта слизня, пусть обслужит хозяина как полагается? Стерх посмотрел на бутылку и решил, что справится сам, не хотелось руки марать, зато жажда одолевала все сильнее. И вообще, зачем вино куда-то наливать, если можно заправить в глотку прямо из бутылки?..

Новый министр обороны Ленинградской коммуны имел собственные виды на победоносный завоевательный поход. Именно Адольф Резник – больше некому – отдал приказ использовать военную технику. Боекомплекта хватит всего на одну битву, Стерх наводил справки. И вот эта битва началась. Теперь в случае победы – а она неизбежна – Резник присвоит всю славу себе, об армии зомби умолчат, а от Стерха попытаются избавиться. Расклад – как на ладони. Но от этого не легче… Стерх изрядно отхлебнул. Вино мягко рухнуло в желудок, в котором было уже не просто тепло – там бушевал пожар.

И тут зомбак-связной вновь открыл рот:

– Вслед за армией зомби и техникой движутся боевые части людей. Я… – Зомбак с щелчком закрыл рот. Это означало, что сообщение прервалось – точнее, что посланцу Стерха не дали договорить до конца. Одним меньше.

Что ж, помощничек, ухмыльнулся Стерх, и на том спасибо. Значит, не только зомбаки угрожают острогу Москва. Еще и регулярная армия. А Резник таки не промах.

Стерх быстро подошел к шкафу, за дверцами которого располагался вход в его рабочий кабинет, скрытый от посторонних глаз. Оглянулся на официанта, внимательно следящего за всеми его движениями. Подсматривает сучонок? И пусть, все равно не жилец. Стерх шагнул к передатчику, основные элементы которого располагались в стальном коробе под обычным офисным креслом, провел ладонью по хромированным частям, коснулся проводов, пучков кабелей, уходящих в стену, – при этом он испытал чуть ли не физическое наслаждение, которое не могла дать ему ни одна женщина.

Пора поставить точку в этой войне. В необъявленной войне между узколобыми дебилами из Верховного совета и гениальнейшим ученым современности Афанасием Стерхом.

Он вышел из потайного кабинета, закрыл за собой шкаф. Надо убрать с дороги шавку Резника.

Стерх вызвал секретаря. Незамедлительно явившись, тот опасливо покосился на пришпиленного к столу официанта и тут же опустил глаза в ожидании распоряжений.

– Отправить порученца к министру обороны генералу Адольфу Резнику. Афанасий Стерх приказывает генералу срочно явиться. – Стерх ухмыльнулся, представив, как побагровеет откормленная рожа Резника, когда порученец все это скажет, и добавил: – Форма одежды парадная, штаны с лампасами. Задача ясна?

Секретарь кивнул.

– Выполнять.

Секретарь бесшумно попятился и выскочил из покоев.

Такое оскорбление генерал не оставит без внимания. Примчится, чтобы осадить наглого ученого – утереть нос, поставить на место. Стерх вернулся за стол. Взял бокал, подумал, отставил. Надо немного подождать, а потом уже он выпьет за победу, поставив министру ногу на грудь.

– И шампанское поставь на ледник! – крикнул Стерх вдогонку секретарю. – Распорядись на кухне, чтоб рябчиков зажарили!

Такое дело стоит отметить «Вдовой Клико». Ящик этого шампанского ему прислала вдова Багирова – на радостях, очевидно, что ее не выселили.

Не говорить гоп, пока не перепрыгнул? Ну, это для детей и стариков, Стерх не суеверен ни на миллиграмм… Он и сам не заметил, как в два глотка опустошил бокал.

В голове приятно зашумело. Надо бы армии зомби опять – досрочно! – прокачать мозги, добавить им ярости. Пошатываясь, Стерх отправился к своему гениальному изобретению. Сигнал ушел в эфир. Вернувшись в зал, Стерх потянулся за бутылкой.

Глава 13

Не по плану

Над Питером вертолет обстреляли – открыли огонь из зениток, наделали в корпусе дыр. И Гурбана на сей раз зацепило – оцарапало кожу на бедре. Он выругался и поправил наушники, почти слетевшие с головы, когда дернулся от боли.

Связь в Ми-24 таки была, какая-то особенная связь, просто Самару не сразу, так сказать, приобщили. Но теперь уши его прикрывались точно такими же микрофонами, как и у остальных, включенными в режим конференции, чтобы можно было слышать каждого диверсанта.

Эх, сейчас бы жахнуть по зенитной батарее внизу, на крыше дома! А то не ровен час собьют гостей из Москвы хлебосольные хозяева. Вот только кассеты на пилонах пусты. А сколько их еще будет, батарей этих!..

По вертолету вновь стреляли.

Чертыхнувшись, рядовой Петров спустил вертушку ниже уровня зениток, направив ее между зданиями. Отличный маневр! Вот только одного не учел Петров – в Питере, как и в Москве, хватало на улицах блокпостов из мешков с песком, блокпостов, оснащенных крупнокалиберными пулеметами. Один такой пулемет загрохотал, посылая в вертушку очередь за очередью. Многочисленные прохожие, над которыми пролетал Ми-24, вжимались в стены, забегали в подъезды, падали на асфальт. Были и те, кто стрелял из окон своих квартир, надеясь сбить боевую винтокрылую машину из обрезов и дедовских охотничьих ружей.

Самаре все казалось, что Петров не справится с управлением и вертолет вот-вот врежется в стену.

– Ну надо же, и этот тоже!.. – всплеснул руками Гурбан.

«Варяги» заулыбались, а вот Самара не понял, о чем это командир. К тому же эфир почти полностью забил довольный рев рядового Петрова, напевающего «Полет валькирий» Вагнера. Полковник, конечно, уважает классику, но не настолько же…

Плотность огня по вертолету возросла. Сшибло пилон по левому борту. Ракеты с тепловым наведением устремились к «двадцать четвертому» с земли, только чудом их отвели от винтокрылой машины ловушки-ракеты системы АСО.

– Господа пассажиры! – Петров прекратил свои гнусные песнопения ради сомнительного юмора. – Пристегните ремни, идем на посадку!

Пока вертолет снижался, Ашот долбил по блокпосту из РПК, торчавшего в иллюминаторе. Очень даже прицельно долбил, раз сумел подавить огневую точку. Вертолет сел на проезжую часть. Прихватив автоматы, под рев силовой установки и хлопки винтов, диверсанты высыпались из грузового отделения на поверхность Ленинграда. Ашот и Мариша помогли профессору выбраться наружу. Вокруг было удивительно спокойно, будто все опасности, какие только можно, они уже миновали.

До здания, где предположительно обосновался Стерх, предстояло пробежать примерно полтора квартала, так заранее было оговорено – чтобы по возможности тихо подобраться к врагу. Нахлобучив на черепа каски со скрещенными серпами-молотами, запас которых обнаружился на борту – спасибо Митричу, – диверсанты помчались навстречу судьбе по Невскому проспекту.

И вел их он, полковник Самара.

Ведь он – дома!

*

Каски сыграли свою роль. На вооруженных людей в униформе, быстро передвигающихся по улице, местные практически не обращали внимания. А если и обращали, то что-то возбужденно – радостно даже – выкрикивали и размахивали руками. Некоторые дамочки посылали воздушные поцелуи. Любит тут народ армию, ой как любит.

– Вот мы и дома, – пробормотал Самара, делая знак, что стоп, на месте уже.

На первом этаже здания еще остались старинные вывески «Кофе Хауз» – аж три штуки, а вот большие окна заложили белым силикатным кирпичом. Заглянуть на чашку чая к Стерху, с ходу оценил Дан, можно только через подъезд в углу дома. «Варяги» и им сочувствующие засели через дорогу, в проросшем через асфальт густом кустарнике. Гурбан, Дан и Маркус проползли чуть по проезжей части, скрываясь в высокой траве, что разрослась тут от бордюра и чуть ли не до середины проспекта. Гурбан уткнулся в окуляры бинокля. Дану и Маркусу пришлось довольствоваться лишь природной оптикой. Как бы то ни было, но даже невооруженным взглядом обнаружить охрану вблизи от резиденции Стерха не удалось. Снайперов ни на крыше резиденции, опоясанной литым заборчиком, ни на крышах ближайших домов не было. По крайней мере, Дану хотелось в это верить.

– Тихо, как в морге, – невесело пошутил Ашот, когда они вернулись к остальным так же ползком, как и удалились.

Данила подписался бы под каждым его словом. Слишком тихо, хотя у единственного подъезда стояли сразу три бронированные легковушки и один грузовик, армейский «Урал», брезентовый тент на котором заменили будкой, склепанной из оцинковки. Те, кто на них приехал, небось до сих пор в здании. От урны у двери поднимался дымок от неаккуратно затушенного окурка, еще с десяток окурков валялись рядом. Судя по всему, в здании немало людей. Скорее всего – они при стволах. Вон, на втором этаже, над подъездом, меж прутьев балкона торчит пулемет – РПК, вроде. И на третьем, где окна прямоугольные, тоже, только в правом крыле и «Дягтерев». Стрелков, как и остальное воинство, не видно, но это ни о чем не говорит. Точнее – говорит о профессионализме охраны здания. Высовываться тут не любят. Если бы у Дана спросили, он сказал бы, что с наскока соваться внутрь – себе дороже. Хотя…

Наверное, у Гурбана после рекогносцировки появились аналогичные мысли, раз он спросил у Самары:

– Что там с обратной стороны? Черный ход есть? Или хотя бы вход в подвал?

Полковник пожал плечами:

– Я тут на приемах не бывал, по подвалу не прогуливался. Знаю только, что сюда много всякого оборудования привезли. А подвал в каждом доме есть, так что…

Где-то вдалеке началась перестрелка. «Варяги» замерли, прислушиваясь. Но все быстро стихло.

*

Подвал был заперт, однако Дан быстро справился с простейшим амбарным замком – не забыл еще науку Петровича, своего харьковского соседа. Спустившись по бетонной лестнице, «варяги» оказались в очень даже пристойной прихожей, которая выглядела куда чище и солидней, чем, к примеру, московское обиталище носатого однокашника Данилы.

В прихожей на стене висела вешалка с мужской и женской верхней одеждой, на полу, в самом центре, стоял потертый, но еще крепкий кожаный диван. Подвальная эта комната соединялась с коридором, уводящим в темноту. Выключатель располагался у входа в коридор, вот только стоило ли его трогать? Может, пока что лучше не привлекать внимания?..

– Там кто-то есть, – прошептал Ашот, кивнув в сторону коридора. – И оттуда вкусно пахнет.

– Проголодался, да, бедненький? – Мариша не могла промолчать.

Сташев-старший хмыкнул. Гурбан нахмурился. Рядовой Петров и Маркус ждали, что он скажет, когда перестанет злиться на толстяка и брюнетку. Данила же прислушивался, напрягая ушки и затаив дыхание. Сначала ничего разобрать не мог, а потом услышал вроде всхлипы. Кто-то плакал. И не кто-то даже, а девушка. Дан готов был дать руку на отсечение, что разобрал пару-тройку проклятий в адрес какого-то ублюдка, достойного распятия и кастрации. Ему очень не понравилось, что молодка, прятавшаяся впереди, обладала кровожадным характером и была, судя по всему, серьезным противником – далеко не всякий человек сумеет чайной ложкой откромсать другому гениталии, как божилась сделать она. Мало у кого вообще хватит фантазии придумать такую казнь. Данила представил, как это – ложкой, и его передернуло.

И все-таки надо было топать дальше, «варяги» не могли сидеть тут вечно. Каждая минута промедления – это загубленные жизни москвичей. Но для того чтобы встретиться с опасной девицей лицом к лицу, надо миновать длинный узкий – и главное, темный! – коридор. Свет горел лишь в конце этого туннеля.

Данила знаками показал Гурбану, что желает занять место в авангарде – типа разведка боем, командир, разреши, а? Но Гурбан отрицательно качнул головой. И это при том, что никто более не вызвался в первые ряды. Добровольцы, ау! Нет таких, так почему тогда Дану нельзя? Он что, особенный? Дан так и спросил у Гурбана на пальцах. Но командир оправдываться не стал, лишь ласково улыбнулся и сам юркнул во тьму впереди.

Время потянулось, как резиновый жгут, наложенный выше раны. Время перехватило течение жизни в венах-секундах, застопорило дыхание в легких, заставило трепетать ноздри и сильнее плющить пальцы о цевье «Абакана», которому вряд ли суждено услышать скоро щелчок предохранителя – стрелять доведется много, лишь бы патрон не перекосило или еще какая хрень не случилась…

Грохот и звон в гробовой тишине прозвучали особенно тревожно. Данилу как пружинами подбросило, он сам не понял, как оказался во тьме коридора, где впереди возилось что-то темное, страшное. Тело Дана быстрее разума определило в кошмарном силуэте абрис Гурбана, и потому палец не выбрал свободный ход спуска, а наоборот – соскользнул с него, чтобы случайно не завалить командира. И вообще, тому срочно нужна помощь, Гурбан сейчас – отличная мишень. Услышав шум в коридоре, врагу надо лишь выстрелить во тьму, не целясь даже, чтобы скосить командира, а потом и Дана.

Холодком плеснуло вдоль хребта, от напряжения взвыла икра, только бы мышцу не свело судорогой, только бы не свело… В следующий миг Дан оказался рядом с Гурбаном, который почти уже выбрался из коридора.

– Ах ты!.. – На пороге довольно светлого просторного помещения командир буцнул набор кастрюлек, вставленных одна в другую, как части матрешки. Со звоном весь этот поварской инструментарий покатился по чистому белому кафелю.

От ботинок Дана тоже что-то отскакивало, на чем-то он поскользнулся и едва не растянулся на полу – схватился за стену, точнее – за полку, полка не выдержала, рухнула, что только добавило приятных звуков общей какофонии. Как никто из «варягов», следовавших за Даном, не открыл при этом огонь – загадка. Нервы-то у всех на пределе. Столько без отдыха, столько всего случилось, столько потерь и разочарований. Но не продырявили Даниле спину, и на том спасибо.

Ашот кряхтел чуть ли не в затылок. За ним следовал батя. Потом – Мариша и рядовой Петров. Замыкающий – Маркус. Всех их Данила пропустил вперед, пока сам водил стволом автомата из стороны в сторону, прикрывая колонну коллег.

«Варяги» вмиг рассредоточились по помещению. Судя по выстроившимся в ряд печам и духовкам, а также по свисающим с крюков половникам и прочим неизвестным Дану приспособлениям, это была кухня какого-то престижного заведения, ресторана или чего-то подобного.

Маркус и рядовой Петров, Дан и Самара, не опуская автоматов, занялись осмотром кухни – не хватало еще получить разделочным ножом под ребра или скалкой по черепу от какого-нибудь повара, спрятавшегося под тазиком для квашеной капусты, а потом возомнившего себя героем. Ашот и Мариша прикрывали Павла Сташева – с двух сторон обжали, он без них и шагу не ступит, даже по нужде одного не пустят. Однокашники Дана без тени сомнения отдадут за профессора свои юные жизни. Лучше бы, конечно, без этого, но все-таки.

А где Гурбан? Ага, занялся той самой кровожадной девушкой, что мечтала надругаться над своим врагом. Непонятно только, почему она скулила в углу, вместо того чтобы сразиться с «варягами», нанеся им существенный урон в живой силе и технике, которой у них не было. Данила дамочку эту толком не рассмотрел даже, другая у него задача, некогда ему.

– Ты кто? – спросил Гурбан мягко так, по-отечески. – Зовут тебя как?

Продолжая всхлипывать, девушка все же ответила:

– Официантка я. Светлана зовут. А вы?

– Вопросы здесь задаю я. Понятно?

Девушка кивнула, наверное, ибо ответа Дан не услышал, а Гурбан не повторил вопрос. Слишком быстро согласилась, Дану это не понравилось. Он отворил очередную дверцу, осмотрел содержимое, остался доволен – никого и ничего… Другая на месте официантки в позу стала бы – мол, кто вы такие, чтобы мне указывать?..

Что тут у нас? Шкаф, в нем сковородки разные – и большие, и очень большие, и очень-очень большие, и даже крохотные, в которых разве только яичницу из перепелиного яйца изжаришь. Есть такое, дальше. Шкаф с тарелками всех мастей и размеров. Годится, дальше…

Закончив осматривать шкафы со своего фланга кухни, Данила застыл где был. Ашот нашел второй выход из помещения и обосновался там – вел наблюдение и что-то жевал. Ну-ну, свинья везде грязь найдет, как говорят в родном Харькове. Впрочем, батя тоже двигал челюстями – Ашотик поделился, видать, трофеями. А вот Мариша была багровой – от возмущения, надо понимать. Ее толстяк не угостил местными деликатесами.

Рядовой Петров вернулся к входу в темный коридор. Маркус его сопровождал.

Дан двинул к Гурбану – вдоль длиннющего разделочного стола, ряда холодильников, потом мимо колоды для рубки мяса, чистой, слишком стерильной какой-то, а потом…

– Сколько в здании народу? – Гурбан сидел на корточках возле девушки. Ствол его автомата смотрел ей в грудь, весьма выпуклую, надо сказать, грудь, вполне способную сразиться на конкурсе бюстов с молочными железами Ксю.

Привалившись спиной к разделочной колоде, Самара расположился рядом, прямо на полу. Он внимательно слушал. Конечно, где бабы, там и полковник.

– Много. – Девушка подняла карие восточные очи на Дана. Один глаз превратился в щелку, его дополнял лилового цвета синяк. – Два взвода примерно.

– Понятно. – Гурбан посмотрел на Дана, которому тоже все было понятно.

Два взвода – это шестьдесят примерно человек. А «варягов» – восемь душ. И то включая рядового Петрова, который, может, и умеет водить вертолет, но в бою настоящем не бывал, а также Павла Сташева, у которого черный пояс по лабораторно-пробирочному карате, но стрелять по врагу он не обучен.

– Как-то можно обойти охрану на этажах? – задал Гурбан очень важный вопрос. Конечно, каждый «варяг» круче бойца «Альфы» из прошлого, но ввязываться в бой понапрасну не хотелось. Мало ли какие сюрпризы приготовил для диверсантов лично Стерх?..

Девушка кивнула, и каштановая челка прикрыла безобразную из-за синяка половину лица. Оставшуюся часть Данила оценил на пятерку с плюсом.

– В принципе да, но…

– Что «но»? – перебил Самара. – Конкретней говори.

Голос девушки дрогнул:

– Не надо вам туда.

– Почему это? – вкрадчиво поинтересовался Гурбан. – И куда – «туда»?

– Не надо, и всё, – мотнула каштановой головой официантка.

Гурбан начал раздражаться. Не любил он неточных формулировок и роковой женской загадочности. Есть конкретный вопрос, и нужен на него точный ответ, а не сопли с сахарком в манной каше.

– Толком объяснить можешь, нет?

Она мотнула головой.

– И все-таки? – Самара поднялся. – Странно, колода есть разделочная, а топора не вижу.

Девушка Света посмотрела на него карим глазом, в котором помещался один только страх, больше ни для чего места не осталось.

Даниле захотелось убраться отсюда поскорее. Что-то тут не так. Очень-очень не так.

Чтобы отвлечься, он отправился на поиски топора.

Инструмент нашелся почти сразу – под здоровенной мойкой из нержавейки. Хороший топор, острый – бриться можно. Топорище из дуба, гладенькое, рукоять перевита черной шагренью, шершавой, хваткой. И пахло от топора этого…

– Дай-ка. – Самара забрал у Дана инструмент, поднес к носу, втянул воздух. – Да, это не Финский залив… Спирт, – выдал он результат исследования. – Точно спирт.

– Так ведь дезинфекция. Это ж Эрика топор, он по мясу главный спец. – Светлана всхлипнула. – Всегда мыл инструмент после работы. Это он за меня… перед Стерхом. Не знаю, жив ли… – Она зарыдала в голос.

Стерх. Нужное имя прозвучало. «Варяги» дружно уставились на девушку. Даже рядовой Петров и Ашотик забыли, что им надо высматривать приближение врага, а не любоваться заплаканными красотками. Гурбан помог Светлане встать, усадил ее на колоду. Мариша тут же оценила фигуру аборигенки – и, хмыкнув, демонстративно отвернулась.

Пока Гурбан соображал, как правильно задать вопрос, чтобы не довести Светлану до слез, к разговору подключился Сташев-старший:

– Девонька, скажи, как нам попасть на прием к Стерху. – Подумав чуть, он добавил: – Нам назначено.

Девушка задрожала и побледнела, явно намереваясь грохнуться в обморок.

Положение спас Ашот. Он плюхнулся с ней рядом, благо на колоде места хватало.

– Ай, дорогой, зачем обманываешь? – Он ткнул Павла Сташева тыльной стороной ладони в грудь – мол, отвали, папаша, и не отсвечивай. – Какой назначено, кто сказал? Разве что судьбой назначено. Хватит ему девушек обижать, Стерху этому. Он тебя обидел, да? Мы убьем его. Зарежем. – Ашот покосился на Самару, который все еще держал топор, и добавил: – Зарубим. – А потом, склонившись к уху Светланы, что-то прошептал, после чего та обильно покраснела и захихикала.

Данила от досады аж язык прикусил. Ну что в Ашотике есть такого-эдакого, а? Бабы на него как мухи на то самое ведутся…

Толстяк еще что-то шепнул на ухо Светлане, и та опять прыснула от смеха. Лучше бы она этого не делала, разбитые губы шарму ей не добавляли. Смех ее внезапно оборвался, она ойкнула и схватилась за ключицу – похоже, не только с личиком у нее проблемы, но и кости помяты.

– В общем, заметано, да? – спросил Ашот так, что услышали все. – Завтра в семь у Медного всадника?

Светлана кивнула и указала на шкаф возле гигантской мойки. Пока Данила и прочие соображали, что бы это значило, Маркус подошел к шкафу, открыл его, бесцеремонно сгреб с полок поварскую посуду. За всеми этими пожитками обнаружилась стальная дверь с большим, как рулевое колесо от «КрАЗа», вентилем и крохотным окошком.

– У него, у упыря этого, раньше в другом месте хозяйство было, а потом сюда все перевезли. На грузовиках. Я туда, – она кивнула на дверь с вентилем, – жрать носила. Через другой ход, правда. Это запасной, секретный.

– Упырь? – Павел Сташев нахмурил лоб. – Что еще за упырь?

– Стерх, да? Ты о Стерхе? – задал наводящий вопрос Гурбан.

– Ну да, об упыре этом. Тут не ходила, знала, что дверь есть, но не ходила.

– Так значит, прогуляемся, да? Покажешь дорогу? – Ашот игриво улыбнулся.

Но на сей раз его обаяние не сработало. Девушку буквально откинуло от него, она упала с колоды и, не вставая с пола, заголосила:

– Не пойду, ты что?! Нельзя! Только в обед! И тихо надо, чтоб не будить! И стражи там, хоть не злые, а страшно!

– Ну же, милая, прогуляемся, убьем Стерха, все будут довольны! – Ашот заулыбался во все тридцать два, блеск которых терялся в тени его грандиозного шнобеля.

Девушка неуверенно кивнула.

– Ну и отлично. – Маркус вцепился в вентиль, такой ржавый, будто его целый год продержали в морской воде. Маркус захрипел от напряжения, но вентиль и не подумал сдаваться!

Повесив автомат на плечо, Гурбан пришел к нему на помощь. Данила и остальные с удовольствием присоединились бы к парочке, но в шкафу было не так уж много места.

Дан незаметно наблюдал за Светланой. Та явно хотела улизнуть, но боялась гнева «варягов». Надо держать с ней ухо востро, как бы чего не учудила.

Скрипнув, вентиль поддался немного, потом больше. Всё, провернулся до упора. Маркус навалился на дверь. Толстая стальная плита на мощных петлях – хорошо, кстати, смазанных, в отличие от вентиля – открылась без малейшего скрипа. По инерции Маркус шагнул в темноту за ней, лишь слегка освещенную из кухни. Из-за спин товарищей Данила увидел, что за дверью располагается то ли комната, то ли еще один коридор.

– Фонари приготовьте. – Гурбан вытащил из рюкзака свой и шагнул за Маркусом, следом Мариша и Ашот с Самарой.

Наморщив лоб – пытаясь вспомнить, говорил ли ему кто захватить с собой фонарь, – Дан поспешил за коллегами. Рядовой Петров шел последним. Обернувшись, он толкнул дверь, на которой с обратной стороны вентиля не было, только обычная дверная ручка буквой «С». То есть войти можно, выйти – нет.

Дверь гулко захлопнулась. Теперь свет поступал только из крошечного окошка.

– Это… – прозвучал в темноте голос Петрова, – я не понял, а девка эта, Света, там, что ли, осталась, да?

– Твою мать! – Луч от фонаря Гурбана метнулся к двери, но Ашот оказался проворнее, он уже вцепился в ручку, дергаясь всем телом. Увы – дверь не поддавалась.

В крохотном окошке показалось личико Светланы. Она виновато улыбалась.

– Открой, родная. – Ашот улыбнулся, типа шутку оценил. – Это ж я. Мы ведь завтра у Медного всадника, да?

Она грустно покачала головой. Учитывая, что губы у нее были разбиты, получилось очень-очень грустно.

– Открой! – Ашот мгновенно озверел, от его показной галантности не осталось и следа.

Светлана приставила к разбитым губам указательный палец. Но Ашоту не так-то просто заткнуть рот.

– Открой! – Он сорвал с плеча автомат и врезал прикладом по стеклу – бронированному, как оказалось, ибо оно и не подумало разбиться.

Светлана отпрянула. Дверь шкафа закрылась. «Варяги» погрузились во мглу, единственным источником света в которой теперь был фонарик Гурбана.

И фонарик этот, мигнув, погас.

*

В новой лаборатории Павла Сташева пахло краской и цементом. И еще – Ксю здесь не нравилось.

Во-первых, ей жутко хотелось разобрать усилитель и посмотреть, что там внутри, под стальным коробом с диодом, который должен загореться. А во-вторых, для того чтобы это сделать, не нашлось ни отвертки, ни пассатижей, ни зубила. В конце концов, хотя бы кувалда могла бы быть в недавно отремонтированном помещении, разве нет? Обнаружь Ксю кувалду, она ни секунды не раздумывала бы – аккуратненько грюкнула бы по коробу. Чисто символически. Увы!

Сбрасывать же усилитель со стола, который и так едва справлялся с возложенной на него тяжестью, Ксю не хотела – сомневалась, что сумеет водрузить прибор обратно.

Всю лабораторию обыскала, каждую щель осмотрела, а ничего приличней скальпелей и колб не обнаружила. Десятка три бесполезных уже хирургических ножей валялись тут и там – когда они ломались, Ксю злилась и швыряла их куда глаза глядят. Ну, и просто швыряла, не глядя. Но щель в коробе не увеличилась ни на миллиметр!..

– Это ж просто издевательство какое-то! – Ксю плюхнулась на стул.

Стул под ней протяжно заскрипел. Не худышка ведь, не вобла сушеная типа Петрушевич. Ксю диеты презирала. Диеты – для тех дамочек, которые в острогах родились, в сытости. А если не знаешь, когда в следующий раз обломится кус мяса да сухарь плесневелый, поневоле привыкнешь забивать желудок под завязку. Только в отряде Гурбана Ксю отъелась досыта – повезло, что прибилась к его вольникам. Правда, из всех, кто был с Гурбаном, она последняя осталась…

– Издевательство! – задумчиво повторила Ксю, глядя на ногти на руках. М-да, этими грязными огрызками ничего не подденешь. Это у Петрушевич маникюр лакированный – почище медвежьих когтей. Да тут – она взглянула на короб – и маникюром ничего не сделаешь, раз уж скальпели не оправдали доверия.

И профессор молодец, подколол напоследок: «Не надо, Ксюшенька, вам прибор без надобности трогать, ваша задача в ином заключается. Очень вас прошу». Чуть ли не дурой назвал. Все бабы, типа, дуры, а ты, Ксю, еще и блондинка, так что лапки свои от ценного-хрупкого убери, не мацай. Хам. И главное, пухлик за нее не заступился. Мало ли что он разговора этого не слышал, все равно должен был!..

В общем, после такого наезда Ксю просто не могла не попробовать вникнуть в принцип работы усилителя. Чего там внутри такого, что она не видела? Так Ксю думала поначалу, а потом, когда вскрыть короб не сумела, засомневалась – а может, и правда внутри чудо нанотехнологий, последняя разработка военных-в-халатах накануне Псидемии, прорыв в науке сразу по всем фронтам, включая аграрный сектор и космонавтику?!

Ксю заерзала на высоком, неудобном стуле. Усилитель громоздился перед ней. Питание она включила минут десять назад, и потому неприступный прибор мерно гудел. Ксю посмотрела на часы, оставленные профессором, и немножечко, самую малость, начала нервничать. Да и как тут усидеть спокойно, когда на улицах Москвы идут бои между людьми и зомбаками? Ленинградская армия таки прорвалась в острог. Москвичи – и стар и млад, без разницы, какого пола, расы и вероисповедания – сражались с поганью яростно, бескомпромиссно. Какие договоренности могут быть между ними и бессловесными тварями?

Шамардинцы внизу пока что держались. Грохотали выстрелы, то и дело слышались взрывы. Ксю опять заерзала на стуле. Внизу ведь гибнут товарищи по оружию, а ты не можешь им помочь. И какая разница, что Ксю разуверилась в том, что Москву еще можно спасти. Это Гурбану и прочим, в вертолете упорхнувшим, может казаться, что тут все в порядке. Умчались – и рады. А тут не сахар. Тут армагедец, а то и вообще апокалипсец. Причем всем и сразу. И бедную Ксю оставили на растерзание…

Она улыбнулась. Кокетничать перед собой – не очень-то забавно. Все кавалеры внизу, даже Шамардин куда-то умотал по делам.

Перестрелка стала интенсивнее. Ксю обладала почти что музыкальным слухом. Судя по звукам, бойцов, ведущих огонь, значительно добавилось. Подошло московское подкрепление? Или ведомые командиром зомбаки дружно навалились? Ксю сползла с неудобного стула, которому место в баре Натали, под набитой опилками головой зомбокабанчика, но никак не в лаборатории, где вершится судьба целого острога, если вообще не всего человечества.

И зомбаки, и эсбэошники-шамардинцы были вооружены «калашами», и потому Ксю не могла определить, не покидая боевого поста у прибора, что же внизу происходит, кто кого. А у нее приказ – не удаляться ни на шаг от усилителя. В прямом смысле. Профессор ей даже «утку» принес и оставил воды в пластиковой бутылке да пару жестянок с говяжьей тушенкой. А вот консервного ножа не оставил. Поэтому Ксю забила на приказ. Где она, «варяг», а где «утка»?! Не смешите бедную девушку!

Последний скальпель Ксю приберегла для жестянок, переборов-таки соблазн и его сломать о корпус усилителя. В конце концов, друзья на нее надеются – умереть от голодной смерти нельзя ни в коем случае. Пухлик не перенесет такой потери… Он далеко, и ему ничуть не легче – хотя бы потому, что в дальнюю дорогу никто не удосужился захватить покушать.

Выстрелы внизу стихли. Ксю замерла, затаила дыхание. Что-то тут не так. Ей бы пистолет с единственным патроном – если что, себе в висок. Ксю претила мысль о том, что ей подсадят слизня и она будет маршировать в колонне с управляемыми уродами плечом к плечу.

Ксю взяла скальпель со стола. Хоть и слабенькое, а оружие. Если что – по горлу чиркнуть. Шагнула к окну, хоть и велено не высовываться, не светиться ни при каких обстоятельствах. И все же бабское любопытство победило.

До окна оставалось метра три, когда стекло со звоном ввалилось в лабораторию. Решетку еще не поставили, да и вряд ли когда-нибудь…

Ксю вздрогнула, застыла на месте, обнаружив среди осколков наполовину черный, будто бы шипованный корпус светозвуковой гранаты.

Громкий взрыв и яркая вспышка оглушили бы, ослепили Ксю, не успей она отвернуться, зажать руками уши и хорошенько зажмуриться. И все же жахнуло и сверкнуло так, что в голове зазвенело, а в глазах взметнулись яркие шары, мешающие нормально видеть.

И тут в дверь постучали.

Ксю подняла с пола выроненный скальпель.

Нет, этого не может быть. Какой еще стук в дверь? Всему виной граната, это из-за нее со слухом что-то не то. Никто, кроме «варягов», Шамардина и его бойцов не знает, где она и зачем. Никто, кроме… А ведь списочек знатоков изрядный… Обо всем этом успела подумать Ксю, отползая к столу с усилителем. Почему отползая? Да потому что дверь вышибло мощным ударом, в лабораторию ввалились двое из личной охраны советника Тихонова и принялись полоскать по сторонам из автоматов. С потолка сыпалась побелка, из стен выдирало штукатурку и куски кирпича. Ксю вжималась в пол, впервые жалея о пышности своих форм, вот бы сейчас стать плоской, как Петрушевич или хотя бы как камбала.

Ксю давно разучилась бояться. И сейчас не столько опасалась за себя, сколько терзалась тем, что подведет товарищей. Они там, в Питере, рискуют жизнью, веря, что их дорогая любимая Ксю сделает все как надо, а она…

Она метнула скальпель, не вставая с пола.

Метать заточенные железки ее учил покойный ныне Дрон, которого она недолюбливала, но уважала. У нее обнаружился талант к этому делу. Скальпель вошел стрелку в горло, брызнули рубиновые капли, орошая грудь. Он еще стрелял, не видя сгоряча убийцу и не понимая, что уже покойник. А потом рука его рефлекторно дернулась к горлу, но автомат он не выпустил, палец со спуска не убрал – хотел, наверное, спросить у напарника, что это торчит из-под кадыка и мешает вздохнуть. Иначе чего бы тогда он развернулся к нему и скосил его длинной очередью? Товарищ упал, задергался в агонии. И только потом уже рухнул на колени боец со скальпелем в горле. Автомат его замолчал – закончились патроны в магазине. Боец уронил «калаш» и двумя руками схватился за малюсенькую рукоятку, залитую алым, скользкую. Он выдернул из себя скальпель, кровь плеснула сильнее. Заметив Ксю, он открыл рот – вряд ли для комплимента ее неземной красоте – и забулькал, захлебываясь собственными эритроцитами. Затем он упал и замер – в отличие от своего товарища, который все еще был жив и очень хотел отправить Ксю к праотцам. Этот гаденыш перевернулся на живот, из которого текло, как из лейки, и всадил очередь чуть выше затылка Ксю, опять распластавшейся на полу. Это было последнее, что он сделал в своей жизни. Глаза его закрылись, он уткнулся лицом в алую лужу, натекшую из-под него.

– Вот ведь… вот ведь… – Ксю встала на четвереньки, пытаясь найти достойное слово, характеризующее непрошеных гостей. На ум шли совсем не отражающие действительность выражения вроде «головки мужских половых органов» и «мужчины, подвергшиеся насилию в противоестественной форме». Нормальные парни в зомбаков стреляют, а эти – в прекрасную девушку Ксю, отличницу боевой и прочей подготовки и просто милашку. Да ее на руках носить надо, а они… они…

Появление этих двоих означало одно: усилитель и Ксю больше не охраняют. Что ж, придется взять автомат и забить на запреты командира и профессора. Мертвая она не сможет помочь общему делу, а таковой она вскоре станет, если не раздобудет ствол и патроны.

Согласитесь, у живой Ксю больше шансов врубить усилитель, чем у Ксю с простреленной башкой.

– Эй, вы! – Она подошла к трупам. Один вроде рыжий, худощавый, а второй лысый, небритый. – Оригинально знакомитесь с девушкой. Уверена, вы отличные парни, но сначала надо здороваться и дарить цветы, и только потом стрелять. Это я вам точно говорю.

Ксю присела возле рыжего и, обыскав его, стала обладательницей автомата и двух полных рожков. Неплохо. Второй труп завещал ей лишь один магазин, на цевье и прикладе автомата намертво сцепились пальцы. Ну и не надо, подумаешь. Ксю задумчиво посмотрела на выбитую дверь. Пожалуй, не стоит и пытаться повесить ее обратно – петли вырвало из косяка. В следующий раз профессор пусть прячет Ксю за бронированной плитой, а не за тонкой фанерой. Иначе она не гарантирует выполнение боевой задачи.

Пустой магазин упал на спину мертвецу, полный с щелчком вошел в паз. Ксю прислушалась. Рядом, на улице, стреляли. Не во дворе – и ладно. В подъезде тоже тихо. Жаль, у гостей не оказалось с собой гранат, иначе скатила бы парочку по лестнице – а на всякий случай. Правда, старые дома на ладан дышат, и жалкие сто десять граммов тротила одной лишь РГД-5 могут стать роковыми…

Тихо, да? Ведь тихо? Ксю подошла к дверному проему, выглянула в подъезд. Темно, все окна заколочены, а лампочка на этаже разбита – наверно, зацепило рикошетом. Но света из лаборатории вполне хватило, чтобы заметить: в пределах прямой видимости никого нет. Ну, кроме шамардинца, которому втихую перерезали глотку. Но он труп, да еще и свой, а потому не в счет.

Жаль, что дверь нельзя захлопнуть. С ней как-то спокойней. Ксю попятилась к столу, на котором возвышался усилитель. Так и тянуло оглянуться. Она нервно покусывала губу. Разгоряченного лба коснулась прохлада – окно разбито, а в мае всякая погода случается.

Вот окно-то ее и подвело.

На миг – лишь на миг! – она ослабила внимание, позволив свежему воздуху погладить щеку, и тут же из рук ее вырвало автомат – упав на пол, тот загрохотал. Поддавшись напору неведомой силы, Ксю почувствовала боль в вывернутом запястье. Не перелом, и ладно. Она схватилась за руку и зашипела, как разъяренная кошка. За спиной послышался смех – у входа в лабораторию. Ксю застыла на месте. Она на прицеле, не стоит дергаться – можно схлопотать пулю не в «калаш», а в бок, в живот или колено. Но точно не в голову. Неведомый стрелок не желает ей смерти. По крайней мере – сейчас.

Ксю покосилась на АК. Вроде цел. До него метра три. Если действовать быстро, все может получиться.

– Осторожней, девочка. – Смех прекратился. – Зачем тебе автомат? Еще выстрелит, поранишься.

Она медленно повернула голову. Сначала заметила пистолет с пористым цилиндром глушителя на стволе и только потом обратила взор на лицо стрелка. Очень знакомое, кстати, лицо.

– Хорошо стреляете, господин советник.

– Я хорошо стрелял, когда тебя еще в планах не было. Да что там тебя – твоих родителей…

Ксю его перебила:

– Я так и знала, что вы старый козел.

А еще она знала, что Тихонова не стоит злить. От него зависит ее жизнь. Но Ксю ничего не могла с собой поделать – рот сам открылся.

А советник оказался довольно резвым малым. Он мгновенно сократил расстояние между собой и Ксю – и лицо ее вспыхнуло болью, глаза засыпало искрами, грязный пол уткнулся в локти. Это она схлопотала маленьким, но словно отлитым из стали кулачком советника.

Моргнула. Еще раз. Все плыло, двоилось. Ущипнула себя за руку – не помогло. Она скосила глаза на усилитель. Есть сигнал? Диод загорелся, нет? Не увидела. Попыталась встать, но еще один удар вернул ее в исходное положение. Черт. Мало того что больно, так еще и нос разбит. Сломан, наверное, – течет из него, как из ведра. И все-таки усилитель… Ксю вновь покосилась – осторожно, лицо ей дорого, – и опять безрезультатно. Зато расстановка сил теперь яснее солнышка в полдень: она – на уровне плинтуса, а над ней – советник Тихонов. Хромовые сапоги на дамского размера каблуке испачкались кровью Ксю, утепленный танковый комбез хранил тельце от весенней прохлады, наградные планки больше не впечатляли даже с учетом того, что их – как и советника – стало вдвое больше. Хорошо Ксю получила, глазки вон как балуются. Умеет советник с дамами обращаться, ничего не скажешь.

Тихонов качнулся с пятки на носок:

– Ну, девочка моя, что тут у тебя? Где усилитель? Это он?

«Девочка моя» – надо же, как ласково и даже игриво. Вслух этого Ксю не сказала – пока что дорожила своими зубками. После того как Тихонов поиграл в отоларинголога, осмотрев ее носик, он с удовольствием займется санацией полости рта, к гадалке не ходи. И все же – «девочка моя». Еще немного – и предложит ей руку и сердце. И она бы взяла – да хотя бы для того, чтобы конечность сломать, а клапаны-желудочки сдавить до инфаркта.

– Угу. – Ксю не видела, на что указывает Тихонов, но почла за благо не перечить.

– Усилитель. Отлично. Гурбан таки добыл его.

Ксю обиделась. Старались все, кровь проливали, ночей не спали, а добыл один Гурбан?..

Потирая руки, советник Тихонов подбежал к столу. Он действовал как пятилетний мальчишка, заполучивший желанную игрушку. Ощупывая и разглядывая усилитель, советник, казалось, забыл о существовании Ксю. Грешно было этим не воспользоваться – она медленно, не делая резких движений, двинула на четвереньках к столу. Точнее – к усилителю. Вставать не рисковала, в голове еще сумбур, да и советник может заметить. Заходила ему со спины, по широкой дуге, чтобы не попасть в область периферического зрения.

Она должна выполнить приказ. Должна! Иначе все напрасно. И потому старый козел, обожающий бить девушек, ей не помеха. Ведь не помеха, да?..

– Спасибо, девочка моя, уважила! – Развернувшись на каблуках, Тихонов раскинул руки, будто собираясь обнять Ксю.

Непроизвольно она скривилась от отвращения. Ее гримаса не осталась незамеченной. Как и ее намерения. Тихонов прищурился, мгновенно оценив диспозицию Ксю, траекторию ее движения и возможные последствия для себя.

И тут диод усилителя неуверенно вспыхнул, а потом загорелся в полный накал. Ксю замерла с широко раскрытыми глазами. Так ждала этого, так ждала, а тут растерялась!.. Нервный смешок вырвался из ее горла. Отчаянно не хотелось умирать. Вспомнились жаркие объятия Ашота, его благородная душа, спрятанная в жировых складках, его внутренняя красота и внешняя неистовость… Испуганная этими воспоминаниями и жаждой жить, они рассмеялась громче. Тихонов, нахмурившись, поднял пистолет – бездонный зев глушителя мишенью выбрал лоб Ксю.

И пусть. Огонек диода притягивал взгляд. Ксю знала – профессор объяснил, – что сигнал можно и нужно усилить в течение максимум полуминуты после получения. А лучше – сразу. Ибо промедление подобно смерти десятков, сотен людей. А если опоздать, эффекта вообще не будет. Ксю не моргая смотрела на диод – он зачаровывал, гипнотизировал. Секунда. Вторая. Третья…

Тихонов нахмурился. Похоже, его заинтересовало, куда это смотрит Ксю. Черт! Только не это! Держа пистолет в вытянутой руке, он только начал разворачиваться к усилителю, а Ксю уже вскочила и рванула вперед. Первый шаг получился неуверенный, второй тоже – ее занесло, она упала на одно колено, ушибив его так, что будет синяк.

Это спасло ей жизнь.

Пуля вырвалась из темной бездны и прошила воздух там, где только что была Ксю. Ствол вместе с глушителем тут же сместился, выплюнув еще одну пулю – реакции Тихонова можно позавидовать, в его-то отнюдь не подростковые годы. Ксю завалилась на бок, и на этот раз избежав смертельного кусочка металла, – у нее реакция тоже в порядке. Она опять на ногах.

Путь к усилителю преграждал Тихонов, и он явно не собирался пропускать даму вперед.

Понимая, что шансов нет, Ксю отчаянно кинула свое тело на «баррикаду», рассчитывая подобраться к прибору из последних сил, в агонии даже, если пули пробьют ее плоть. Она навалилась на Тихонова, но тот устоял, не прогнулся. Она попыталась поднырнуть под мышкой, но не тут-то было. Сунулась ему между коленей, отчаянно цепляясь обгрызенными когтями за скользкий паркет в попытке продвинуться дальше. И у нее получилось! Она вскрикнула от радости. Ее пальцы уже готовы были клацнуть один тумблер, второй – и все отлично, цель достигнута, а остальное не важно…

Что-то тяжелое ударило ее в затылок. Палец едва мазнул по тумблеру, не переключив его. И прежде чем мгла беспамятства поглотила Ксю, она увидела, как погас диод – сигнал из Питера так и не был усилен.

Все пошло не по плану.

*

Когда через пару секунд фонарь загорелся вновь, Данила шумно выдохнул.

– Вот и верь после этого людям. Я к ней со всей душой… – Слова Ашота прозвучали как приговор отношениям с взаимностью. Хорошо, что его не слышала Ксю.

Метнувшись на звук, луч высветил лицо толстяка сплошь в каплях пота.

– Контакт отходит, – объяснил Гурбан веерное отключение электроэнергии.

– Тихо, я что-то слышу. – На этот раз поговорить захотелось полковнику Самаре.

Все застыли, вслушиваясь.

– Ничего вообще… – скрипнул Маркус.

– Там что-то есть, – настаивал на своем Самара.

– Так и будем здесь стоять? – Марише не терпелось двигаться дальше. Дан не видел ее, но отчетливо представлял, как она притоптывает на месте. – Поведут нас таки к неизбежной победе добра над злом?

Если это была шутка, то никто не засмеялся.

– Слушай мою команду. – Гурбан принял решение. – Двигаем за мной колонной по одному. Не шуметь. Не стрелять без команды. Задача ясна?

Тишина в ответ. Значит, ясна. Потому как уже не шумят.

Луч фонаря устремился вперед под углом к полу, указывая направление движения. Пол был кафельный, розовато-желтый. Попросить бы Гурбана посветить на стены, чтобы определить ширину коридора, но рот на замке, тс-с.

Луч метнулся обратно, давая возможность выстроиться друг за дружкой, левую руку определив на плечо впереди идущему. Даниле достались ключица Маркуса и ладонь рядового Петрова, за которым, громко сопя, пристроился Ашот.

– Готовы?

Тишина в ответ.

– Вперед помалу.

Авангард колонны – Мариша, Павел Сташев и Маркус – еще могли что-то высмотреть под ногами, а остальные уже топали вслепую. Так «варяги» прошли аж метров шесть, если не больше. А потом вспыхнул яркий свет, больно ударив по глазам.

Колонна мгновенно распалась – в прямом смысле слова. «Варяги» и им сочувствующие рухнули на пол, в падении вскинув автоматы. Доля секунды понадобилась всем, чтобы прийти в полную боевую готовность. В смысле – все приготовились долбить по сторонам, не видя противника, но любуясь цветными шарами в зрачках после вспышки. Даже рядовой Петров, не пробывший с новым для него подразделением еще и дня, не растерялся.

Над головой светила круглая выпуклая лампа. Следующая располагалась метрах в трех от нее и так далее, по всему потолку, не побеленному, как водится, а выкрашенному масляной краской, от времени слегка пожелтевшей.

Даниле остро захотелось вернуться на кухню к Светлане и пойти другим путем, где два взвода. Шесть десятков хорошо вооруженных врагов уже не казались чем-то непреодолимым. Тут же, в этом коридоре, Дану не нравилось до мокрых ладоней и учащенного пульса. Он чувствовал опасность, но не видел ее, не понимал, какова ее природа.

– Ну и вонь… Луч пересекли, лазерный или инфракрасный. Датчик движения сработал. Освещение тут врубается автоматически. – Рядовой Петров продемонстрировал свои глубокие технические познание, позабыв о приказе Гурбана сопеть в две дырки, за что тут же получил подзатыльник от Ашота.

Петров замахнулся в ответ, но не ударил – в тело его ткнулись три ствола сразу: Данилы, Маркуса и, понятно, толстяка. Причем первые два вжались в бок и спину, а вот Ашотик вдавил свой «Абакан» в самую мужественность Петрова. Да так вдавил, что глаза у рядового выпучились и налились кровью, личико тоже побагровело. С новичками «варяги» не церемонились. Вот бы Фаза преподал парочку уроков дедовщины, как только он умел…

– Отставить! – прошипел Гурбан.

Не проблема, троица тут же отставила автоматы и как по команде заинтересовалась парочкой, что стояла посреди коридора шагах в тридцати прямо по курсу.

Казалось, эти двое не дышали даже. Ну, это как раз понятно, ибо смрадно тут было так, что впору противогаз примерить. Пахло испражнениями и гнилью, тухлятиной пахло и трупами. И вся эта смесь, настоявшись в замкнутом помещении, превратилась в особую вонь, от которой не выворачивало, но бросало в дрожь.

– Эй, вы кто? – Гурбан встал на колено, рассматривая странную парочку в прицел.

Ответа он не получил. Парочка даже не шелохнулась. Только округлая лампа над ней вдруг принялась, потрескивая, мерцать.

Откуда эти двое взялись? Ведь не было никого…

Данила вытер липкую ладонь о штанину и прижался щекой к прикладу. Мариша не давала профессору подняться, придавливая его ладонью, упертой в спину, к полу. И правильно, нечего ему делать на линии огня.

Лампа мерцала, мешая сразу охватить всю картинку, но все же Дан в подробностях рассмотрел тех двоих, что встали на пути у «варягов».

Немолодая уже женщина – за полтинник изрядно – стояла, опустив руки и глядя куда-то влево от себя. Казалось, люди в коридоре ее ничуть не интересовали. Ей вообще все по фигу. Раньше она, вероятно, следила за собой: диета особая, маска на ночь, регулярный секс, стишки для тренировки памяти, волосы выбелить перекисью водорода – блондинки всегда в моде, и седину не видно. Но это раньше. А теперь ее волосы торчали во все стороны. Четко обозначились морщины у глаз – из-за света, наверное. На губах ни следа помады. Тональный крем смешался с пылью, скатался на щеках тонкими серыми колбасками. Рот приоткрыт. Из одежды – майка, под которой обвисла давно уже увядшая грудь, мини-юбка и драные чулки на подвязках. Подвязки видны.

Рядом с женщиной, чуть впереди, стоял мальчик лет одиннадцати в поношенном, но вполне аккуратном костюме. Брюки вот только мятые. И пятно на пиджаке. И сандалики на босу ногу, потертые. И ногти давно не стрижены. Не ногти, а когти уже с полосками грязи. Галстук-бабочка стягивает худую шею вместе с воротом рубахи. Но главное – взгляд мальца, в котором проскальзывает искреннее любопытство. Мол, а что будет, если гостям вскрыть животы и вывалить кишки? У кого длиннее? Одинакового цвета или нет? А крови много вытечет?

Дану стало не по себе от этого взгляда. Лучше бы «варяги» нарвались на роту бойцов, баррикады из мешков с песком, колючую проволоку под током и парочку «Утесов», простреливающих коридор, но не на эту странную парочку.

И хоть мальчик и женщина не проявляли агрессии, не скалили зубы и не рычали, опустившись на четвереньки, сразу было понятно, что они – зомбаки. У Северного Дан окончательно убедился, что зомби бывают разные, не стоит доверять их похожести на нормальных людей. Мало ли что одежда целая, разговаривать умеют и делают осмысленные движения – присмотришься, а ведь зомбак. И дело даже не в слизне на затылке, его может и не быть…

Чуть повернув голову, пацан шагнул к «варягам» – будто его спустили с поводка. Он тут же уткнулся в невидимую стену, и сзади и с боков его такими же стенами зафиксировали – ни вправо, ни влево, никак вообще. И похоже, он слизня специально показал. Мол, давайте же, стреляйте в меня, я – страшный зомби.

– Что это с мальцом? – прошептал Ашот, нарушив приказ командира. – Больной совсем? Типа носитель-паралитик?

– Точно. Паноптикум какой-то… – сорвалось с губ Гурбана.

Палец Мариши побелел на спуске. Профессор больше не пытался подняться – наблюдал за происходящим из положения лежа. Самара, стоя на одном колене, задумчиво поигрывал топором, взятым с кухни. Рядовой Петров происходящее не комментировал, уже спасибо.

И тут с места сдвинулась женщина. Все так же глядя на стену, припадая на одну ногу, она вдвое сократила расстояние до «варягов». Каждый ее шаг, сопровождаемый колыханием обвисшей груди, отзывался дрожью в теле Дана. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не открыть огонь. Инстинкт самосохранения у всех тут буквально кричал: «Стреляйте, валите тварей, убейте их!» Но такое понятие, как «голос разума», еще никто не отменял. И хоть «голос» этот едва пробивался сквозь стенания инстинкта, а все ж заставлял к себе прислушаться. Говорил он следующее: неправильные зомби обитают в подвале особняка Стерха, они специально подставляются под пули, только и ждут, чтобы по ним громко жахнули из всех стволов сразу.

Громко…

Женщина застыла посреди коридора, словно муха, угодившая в кедровую смолу. Паразита на ее черепе заметно не было. Пока что не было.

Дан вздрогнул от неожиданности, когда блондинку кинуло вперед, на этот раз на пару шагов всего. При этом она повернула голову так, что «варяги» хорошенько рассмотрели слизня у нее на виске. Да с такого расстояния не то что слизня разглядеть, поры на носу сосчитать можно. Почему Гурбан медлит с приказом?!

Сдвинулся с места мальчик – и не просто сдвинулся, а побежал. Стволы автоматов тут же направились на него, и если бы не категоричное «Не сметь!» командира, мальца бы вмиг изрешетили пулями.

Громко…

Мальчик бежал к Марише, слизень на его виске влажно поблескивал в свете ламп. Когда между ним и Петрушевич осталось всего пара метров, Дан забил на приказ командира и почти уже выбрал свободный ход спуска. Гурбан – авторитет, конечно, но Маришу в обиду Данила не даст.

И все же что-то заставило его убрать палец с крючка.

Выставив перед собой автомат, Мариша ойкнула. Пацан, уткнувшись грудью в кончик ствола, замер. Глаза его жадно смотрели на брюнетку, буквально молили пристрелить его.

– Не смей! – тихо, но внятно прошипел Гурбан. – Мариша, не надо!

Губы у нее побелели, тряслись – не от страха, нет, от напряжения, от той страшной силы, которая удерживала ее от убийства.

Тихо… Громко… Официантка Светлана что-то говорила об этом…

…И тихо надо, чтоб не будить! И стражи там, хоть не злые, а страшно!..

Она еще напоследок приложила палец к губам. Дан подумал тогда: Ашота просит не кричать на нее, не злиться. А она советовала вообще соблюдать тишину. И Гурбан если не мозгами, то интуитивно сообразил: шуметь нельзя – стрелять нельзя, кричать. Если б черепушкой допер, объяснил бы подчиненным расклад. Так что чутье у командира звериное прям, аж завидно.

Подтверждая догадку Дана, Гурбан скомандовал:

– Маркус, убери пацана. Только тихо.

Бывший хозяин Острога-на-колесах понял командира с полуслова. Они вообще удивительно быстро друг друга понимали. Казалось, им даже особый язык жестов не нужен и слова без надобности.

Отобрав топор у полковника Самары, Маркус шагнул к пацану.

Пацан ощерился, сбил в сторону ствол «Абакана» и навалился на Маришу. Зубы его клацнули в миллиметре от кончика ее носа. Она вскрикнула. Павел Сташев сунулся было помочь, но отлетел в сторону от грубого, но эффективного пинка Маркуса. Схватив пацана за волосы на затылке и дернув на себя, человек в капюшоне не позволил зомбаку изуродовать лицо Мариши зубами – лезвие топора врезалась в висок пацана, раскроив не только череп, но и перерубив паразита.

– И бабу убери, – услышал Дан приказ Гурбана.

Маркус молча кивнул. С топора в его руке капала кровь. Он спокойно, будто гуляя по Ильинке, отправился к блондинке, застывшей манекеном в витрине заброшенного бутика. В каждом шаге его чувствовались уверенность и какое-то чрезмерное спокойствие. Маркус остановился, занес топор над женщиной и…

Секунда, две, три. Ничего не происходило. Блондинка стояла, глядя мимо Маркуса. А тот застыл, не решаясь опустить топор. Ему нужен повод, понял Дан. Заклинило, не может так просто снести зомбачке голову. Со всеми бывает. Тебе вдруг кажется, что не тварь перед тобой, а нормальный – живой! – человек. Это быстро проходит. Но как же не вовремя накрыло Маркуса!

– Убей ее… – прошептал Гурбан.

– Убей… – Мариша вытерла со лба кровь пацана.

– Я помогу. – Данила двинул к Маркусу, на ходу вытащив свой любимый «катран».

Человек в капюшоне обернулся к нему, досадливо махнул рукой – мол, не надо, сам справлюсь, – и тут же зубы блондинки сомкнулись у него на деформированном запястье. Брызнула кровь из разорванных вен. Пальцы Маркуса разжались, топор упал. Он дернулся, пытаясь высвободиться, и лишь сделал себе хуже – резцы твари выдрали из его предплечья большой кусок плоти, капюшон слетел с головы. Ногти блондинки, оставляя на лбу жертвы багровые полосы, походя зацепили глаз – выдрав его из-под век, пошматовали щеку в клочья и впились в кадык. Маркус захрипел, ударил даму кулаком в челюсть, еще… и упал, схватившись за горло, из которого плеснуло алым.

В следующий миг Данила оказался рядом. Лезвие «катрана» вошло блондинке под ребра – Дан целил в сердце, но не попал. Тварь шмякнула тыльной стороной ладони ему по лицу. И вроде обычная пощечина, а Дана отбросило к стене. Он ударился затылком, едва не потерял сознание, в глазах потемнело.

Услышав топот – это Ашот кинулся на помощь, – Дан на четвереньках подполз к топору, который выронил Маркус. Но взять оружие не успел – тварь с торчащим из-под ребер ножом навалилась ему на спину. Локти и колени подогнулись – блондинка оказалась неожиданно тяжелой, будто в нее запихали свинца по самую глотку. Пахнуло смрадным дыханием – женщина давно не чистила зубы. Очень давно. И не мылась столько же. По затылку Дана, сдирая кожу, скользнули ее когти. Вторая ее рука впилась в подбородок, который он, защищаясь, прижал к горлу. Мышцы ног едва не порвались, когда, схватив тварь за загривок, Дан приподнялся и бросил ее через себя. Блондинка грохнулась на кафель и ровно секунду лежала без движения, словно собираясь с мыслями. Потом зашевелилась, но уже не встала – подбежавший Ашот размозжил ей череп прикладом автомата.

– Контрольный, – одними губами шепнул он и каблуком перетер слизня в мерзкую кашицу.

Приблизившись к побоищу, Гурбан махнул рукой. «Варяги» двинули за ним, остановились сзади. Данила поднялся, ощупал затылок – шишка уже начала набухать, скоро станет вдвое, а то и втрое больше. Он наклонился над блондинкой, бесстыдно раскинувшей ноги, извлек нож, вытер лезвие о мини-юбку.

– Х-х… х-х… – Маркус цеплялся за жизнь, передавливая себе горло, но его уже ничто не могло спасти. И никто не мог.

*

Очнулась Ксю на большом столе, за которым до этого просидела столько времени, что могла уже отличить его на ощупь. Так и получилось. Сначала она почувствовала деревянную поверхность кожей и только потом увидела на противоположном конце стола короб усилителя. Прибор – обесточенный, бесполезная железяка – уже не гудел. Поздно следовать инструкциям и соблюдать правила эксплуатации. Плохо. Очень плохо. Гарантийного ремонта не будет, если Тихонов сломал усилитель. Или прибор зачем-то ему нужен?..

Ксю едва сдержала слезы. Она ведь не блондинка из острога. Она рождена на воле, на Территориях, где сопли по роже размазывать не принято. Чтобы не всхлипнуть, стиснула зубы и крепко зажмурилась. Отшлепать бы себя по щекам, но пока что никак – руки-ноги связаны. На столе ее так закрепили, чтобы не сползла, не упала. Мышцы не затекли – значит, в отключке пробыла самую малость.

Ветерок из разбитого окна охладил не только щеку, но и скользнул по груди, тронул за самое интимное ниже пупка. Только тогда Ксю сообразила, что не просто связана, но и раздета. То есть вообще!..

Над ней навис Тихонов, совсем у советника крыша поехала.

– Жива? Вот и славно. Поживи пока… Всё дела, дела, тут решаешь, там решаешь, о себе, о своем удовольствии подумать некогда. Понимаешь меня? Вижу, что да. По глазам вижу.

Что в ее зрачках увидел старый козел, Ксю не знала. Должен был – презрение и ненависть, а там мало ли. Может, у него зрение плохое?..

– Мальчиков моих убила… Хорошие мальчики были, исполнительные. Одного я к Шамардину пристроил – думал, свой человек у врага под боком не помешает. – Говоря это, советник пританцовывал. Еще немного – и чечетку отбивать начнет. Не то что крышу – чердак подчистую снесло.

Во попала! Если бы Ксю могла всплеснуть руками, она бы так и сделала.

Движения Тихонова стали резче, он будто не просто выплясывал, а ритуал шаманский исполнял. Мухоморов, что ли, объелся или обкурился? Вольники частенько баловались дарами природы, расширяющими сознание, но чтобы советник Московского острога… Он словно орловский карлик, приносящий в жертву пойманного им человека.

Вот только рост у Тихонова неподходящий, и радиации тут маловато, если с Орлом сравнивать. Да и Ксю на роль жертвы не согласна.

Тихонов выпал из поля ее зрения. Куда подевался, что делает? Ксю приподняла голову насколько это было возможно – на пару миллиметров, – в лоб ее впивалась веревка, мешая маневру. И откуда только взялась веревка эта? Советник с собой притащил? И ноги у Ксю слишком широко раздвинуты. Она попыталась их сдвинуть. Увы, советник знал свое дело, жестко зафиксировал – в молодости мечтал стать гинекологом?

Тихонов склонился над ней. Скальпель в его руке был в крови убитого Ксю бойца. Блондинка задергалась, пытаясь обрести свободу. И похоже, ее возня пришлась по нраву советнику – обнажив бледные десны и крепкие еще зубы, он расхохотался. Скальпель едва не выскользнул из его пальцев. У Ксю перехватило дыхание – представила, как острие вонзается ей в живот…

– Дай боже, девочка моя, чтоб у меня все получилось. Если нет – воспользуюсь этой игрушкой. – Тихонов вновь показал Ксю скальпель, положил его на стол и, кряхтя, занялся пуговицами на паховой латке своего комбеза. Снимать кепи и разуваться он, похоже, не собирался. – Девочка моя, сделай так, чтобы я захотел быть с тобой.

Ксю содрогнулась от омерзения. Потворствовать желаниям Тихонова она не могла и не хотела. Она открыла рот, чтобы высказать ему все, что думает, и советник воткнул ей кляп. Но все же она промычала парочку самых забористых оскорблений.

– Да, девочка моя, да… – Тихонов аж закрыл глаза, так ему понравилось услышанное.

Ксю тут же замолчала, дабы не провоцировать советника.

Меж тем ситуация изменилась.

– Да тише вы! – крикнул кто-то, и тут же послышался топот на лестнице. После этого яростный рык «Тихонов, выходи с поднятыми руками!» Ксю уже не удивил. Похоже, группа захвата явилась в лабораторию вовсе не для того, чтобы освободить заложницу в добром здравии, – иначе визит был бы менее шумным.

– Стоять! Всем оставаться на своих местах! – услышала Ксю знакомые интонации. – В лабораторию никому без приказа не входить!

В дверном проеме показался советник Шамардин. В руке у него был ПМ. Покосившись на трупы и выбитую дверь, Шамардин шагнул в помещение и вскоре занял позицию возле стола.

– Тихонов, ты проиграл, – сказал он. – Сдавайся. Тебя будут судить по законам острога.

Глушитель смотрел в грудь Шамардину, а Тихонов с заметным сожалением разглядывал обнаженное девичье тело.

– Что же ты сделал с острогом, сволочь. – Лицо Шамардина словно отлили из гипса. – Что ж ты, сволочь, наделал, а? Ты едва не угробил население. Ты хотел страхом, руками палачей подмять народ под себя?! Всё. Хватит. Тебя больше нет, Тихонов. Ты закончился.

– Э нет! Это вы закончились: жалкие, слабые, требующие заботы о себе. Куда вы все – и ты, Шамардин, ты тоже – без меня денетесь?! Этот острог – ничто без меня!

– Ты разрушил все, что создавалось годами. – Между «макаром» Шамардина и пушкой Тихонова на столе лежала Ксю и возвышался усилитель. – Ты просто жалкий псих.

Пока, пристально глядя глаза в глаза, мужчины общались, Ксю дотянулась мизинцем до скальпеля, оставленного Тихоновым на столе. С веревкой на запястье она справилась мгновенно. Сложнее было незаметно передать скальпель во вторую руку. Потом Ксю освободила голову и грудную клетку, но перерезанные веревки не убрала – мало ли чем закончится мужской разговор по душам? У Тихонова наверняка есть козыри в рукавах, так что раскрыть свои карты Ксю не спешила. Пусть враг подойдет ближе, вот тогда…

Тихонов и Шамардин замолчали, сверля один другого взглядами. Пистолет с глушителем против обычного ПМ. Кто кого?

Пусть уже выяснят отношения, но где-нибудь в сторонке, подальше от нежного тела Ксю. Пусть даже выстрелят одновременно, пусть погибнут оба, лишь бы оставили ее в покое. В конце концов, она не одета. Ей, приличной девушке, не пристало валяться перед мужиками в таком виде. Что о ней подумает Ашот?..

Последняя мысль заставила Ксю задуматься. Надо что-то предпринять. Гнева пухлика она не переживет, он ведь такой ревнивый.

И тогда она выдала первое, что пришло ей в голову:

– Тихонов помешал усилить питерский сигнал. Зомби продолжат атаки на москвичей, погибнут тысячи людей. Но это еще фигня – этот старый импотент пытался меня трахнуть!

Шамардин иронично взглянул на Ксю. То есть брови его эдак изогнулись, и он взглянул. Ужасные намерения Тихонова не произвели на него должного впечатления. Все мужчины такие черствые…

А вот Тихонов принял ее обвинения близко к сердцу. Рыча, он кинулся к ней, забыв, что пистолет – это не столько холодное, сколько огнестрельное оружие.

– Ах ты дрянь! – Он вознамерился раскроить ее череп рукояткой.

А Ксю потом отмывай роскошные волосы от крови и мозгов! Желания заниматься этим у нее не возникло. И потому она встретила Тихонова ударом скальпеля прямо в сердце.

Даже после мгновенной смерти Тихонов не изменил своих намерений – навалился на Ксю, не постеснявшись присутствия Шамардина. Надо же, как его пробрало от ее прелестей!

– Вот черт! – выругался Шамардин и позаботился о нравственности в отдельно взятой лаборатории – стащил с девушки труп бывшего коллеги.

Нарушив приказ, в обитель науки ввалились шамардинцы, вооруженные до зубов и ниже. Но вместо того чтобы зачистить помещение и перевернуть тут все вверх дном (чтоб было за что извиняться перед хозяевами), они во все глаза уставились на Ксю. Она как раз села на столе, пытаясь развязать узлы на ногах. Челюсти отвисли, а мужские достоинства – наоборот. Даже мешковатая униформа не могла скрыть последнего обстоятельства – то ли приятного, то ли унизительного для Ксю. На всякий случай ей очень-очень захотелось провалиться под землю. Ну, или хотя бы на пару этажей.

– Что встали?! Девок голых не видели?! – вступился за нее Шамардин. – Да все они одинаковые!

Как это – все?! От возмущения Ксю тут же решила вернуться из подземелья, развязать-таки узлы и продемонстрировать этим мужланам то, чем она отличалась от их худосочных подруг. Пусть знают, что такое эталон красоты.

– Да я… да как же я – и все?! – Ксю почувствовала, что краснеет.

Шамардин накрыл ее богоподобные прелести своей камуфляжной курткой. Ксю повела плечом – и куртка упала, заставив эсбэошников дружно застонать от умиления. Советник не поленился, поднял куртку и надел на Ксю полноценно, застегнув на все пуговицы. И с узлами на ее ногах справился в одно движение. Ксю с интересом уставилась на него – а штаны и исподнее он ей тоже свои одолжит?

Увы, ее гардероб обнаружился поблизости – под столом. Не то чтобы Ксю хотелось посмотреть на советника неглиже, но все ж она испытала разочарование, натягивая привычный камуфляж.

Шамардин по-своему истолковал ее взгляд, полный неоправданных ожиданий:

– Всё-всё-всё, порядок, не надо плакать, всё хорошо…

Под прикрытием воинства Ксю усадили в джип советника. Туда же, в багажник, загрузили усилитель, обладающий ныне такой же полезностью, как стопка компакт-дисков двадцатилетней давности, – Ксю ведь не усилила сигнал.

– Зачем он теперь, прибор этот? – поинтересовалась она, усаживаясь поудобней.

Теперь, когда все закончилось, на нее разом навалились усталость и осознание того, что она провалила задание, подвела кучу народу.

– А вдруг понадобится? – Шамардин захлопнул за собой дверцу, и кавалькада крутых тачек сорвалась с места.

Глава 14

Консервы

Самара наблюдал за коридором впереди, Ашот – за тем, из которого они пришли. Остальные печально смотрели на умирающего товарища по оружию. На глазах у Мариши блестели слезы, и Дану показалось даже, что Маркус поблагодарил ее кивком за миг до того, как испустил дух. Прежде чем умереть, он убрал руки с горла и жестом попросил у Ашота сигарету.

– Ты ж вроде не балуешься… – Толстяк вытащил из кармана портсигар и сунул в губы Маркусу подкуренную самокрутку.

«Привыкнуть уже не успеет», – едва не ляпнул Данила.

Затянувшись разок, Маркус собственной кровью не глядя нарисовал на кафеле скрещенные серп и молот, а потом резким движением стер их – и затих, бессмысленно уставившись в потолок.

– Светлая память… – шепнул Гурбан.

Вот и вся отходная. Не так уж мало, если учесть, что Фазе и Митричу и того не досталось.

Подобрав топор, Самара первым двинул вперед. Остальные последовали его примеру. Рядовой Петров вытащил из кармана выкидушку, годящуюся для заточки карандашей, да и только.

Данила уже понял, что странные пацан и дамочка – стражи, как называла их официантка, – были сродни сигнализации. В случае вторжения чужаков, не знающих о режиме и местных особенностях, они принимали огонь на себя. А уже грохот выстрелов разбудил бы… кого? Явно тварей посерьезнее, чем двое уничтоженных зомбаков.

Мальчишка стал агрессивным, лишь наткнувшись на препятствие, блондинка – обнаружив перед собой мужчину, вооруженного топором. Это активировало их агрессию. И все же свою задачу они не выполнили – и сами не уничтожили чужаков, и других не позвали на помощь.

Кого – других?

Дан заозирался, выставив перед собой нож, – и едва не проткнул им Ашота. Толстяк поднес к виску указательный палец и выразительно покрутил им. Это немного охладило пыл Дана, но лишь самую малость. Он на все сто был уверен, что впереди их поджидают опасности куда круче, чем парочка зомбаков, обожающих громкие звуки.

И оказался прав. К сожалению.

«Варяги» быстрым шагом – ритм движения задал Самара – прошли метров двадцать пять еще по коридору. Тут обнаружился эдакий перекресток, два из трех новых проходов заканчивались тупиками с дверями, на которых красовались знаки биологической опасности.

По пути сюда Данила обратил внимание, что лампы в покинутом «варягами» секторе коридора гасли одна за другой через какое-то время. Электроэнергию здесь берегли. Интересно, а почему не сработала сигнализация, когда диверсанты пересекли невидимый луч? Зачем вообще понадобились мальчик-зомби и его престарелая подруга в мини? Видимо, тут частенько бывали люди, о чем свидетельствовала стальная миска с остатками еды, которую Дан едва не зацепил ногой – вот грохоту было бы. Та же официантка бывала здесь, кормила стражей или еще кого… То есть сигналке нужно было четко распознавать чужих, не реагируя на обслуживающий персонал. Хм… Слишком заумно. Наверное, это в стиле Афанасия Стерха. Расспросить бы отца, но… не сейчас.

Сейчас командир, Самара и батя шепотом обсуждали, куда дальше идти. Вариантов, как выяснилось, не очень-то много. Можно вернуться – исключено, не для того сюда забрались. Можно отправиться влево, в новый коридор, аналогичный пройденному, разве что с кафелем бледно-зеленым и салатовым потолком. «Варягов» туда будто заманивали, специально приглашали – мол, безопасно, давайте сюда, чего там думать. На дверях-то в тупиках уж больно понятные знаки, предупреждающие о неприятностях…

В общем, ясно, что Гурбан выбрал неприятности.

Не в правилах командира посылать подчиненных на заклание – он сам подошел к двери, отлитой из молочно-белого пластика. Сначала провел ладонью по скользкому, отозвавшемуся визгом пластику, потом понюхал его. Чуть ли на зуб не попробовал. Держа в одной руке автомат, второй он толкнул дверь, не закрытую даже на засов, не говоря уж о магнитных замках, замках, реагирующих на сетчатку глаза и папиллярные узоры мизинцев, замках, требующих образец ДНК, и прочих ноу-хау. Дверь, скрипнув, распахнулась. С секундным замедлением в открывшемся проеме вспыхнул свет.

Вопреки мрачным ожиданиям Данилы, в лицо Гурбану не пшикнуло смертельным газом, не пыхнуло огнем, автоматический пулемет не расстрелял в нарушителя ленту. Разочаровывало даже столь легкомысленное отношение к лабораторному добру, хранить которое надлежит как зеницу ока – а то еще вырвется на волю, как биочипы-слизни, созданные батей. А может, нет там ничего, за дверью этой? Но зачем тогда «биохазард» намалевали? Для красоты? Ну, это вряд ли.

Немного помедлив у порога, Гурбан вошел в помещение за дверью. Он пробыл там долю секунды – и отпрянул назад. Лицо его побледнело, он поднял к плечу автомат и только потом, пригнувшись, сунулся еще раз. Самара немедля последовал за ним, жестом велев остальным не создавать толкучку с давкой и потому не двигаться с места. Как-то слишком уж по-командирски себя вел питерский полковник…

Что случилось? Гурбан, похоже, увидел нечто страшное, опасное для жизни. Настолько опасное, что кровь отхлынула от лица. Самара, конечно, прирожденный лидер, но все же не он отдает приказы. Дан шагнул через порог. Лучше встретить врага лицом к лицу, чем ждать нападения из-за каждого поворота.

Увиденное его не обрадовало.

Гурбан и Самара стояли посреди большой комнаты, точнее – зала, где можно было разместить с комфортом пару сотен человек, еще и место осталось бы для бара и танцплощадки. Вдоль обшитых пластиком стен располагались стеклянно-стальные цилиндры различной высоты и диаметра, но не ниже двух метров и не тоньше полутора. А вот промежутки между ними были одинаковыми, насколько мог судить Дан. Заполняли их прозрачные и не очень пластиковые трубы, черные силовые кабели, облепленные пучками проводов, скрепленных нейлоновыми хомутами. Сами же цилиндры были заполнены мутной дрянью, похожей на рассол из-под огурцов. Муть эту пронизывали тонкие пластиковые трубки, вроде тех, что от капельниц, только длиннее. Зал освещался неважно – парой продолговатых ламп у потолка и одной у самого входа. Зато к каждому цилиндру придавался отдельный блок ламп, что используются в операционных.

Что-то было в цилиндрах, помимо рассола и трубок. С какой вообще радости Дан решил, что там что-то есть? А если и есть, то что тут такого? Мало ли почему вместо обычных бочек использовали эти емкости – для засолки тех же огурцов? Болотно-зеленая жижа внутри тому подтверждение. От этой мысли Дан улыбнулся – представил Стерха (почему-то маленького толстого старикашку с кривыми ногами), который, кряхтя, толкает перед собой по коридорам тачку, полную огурцов, а потом по приставной лестнице забирается на верхушку цилиндра (огурцы таинственным образом оказываются уже там) и высыпает свой урожай прямо в жижу, довольно хлюпающую и пускающую пузыри. Картинка получилась такая жизнеутверждающая, что Дан на секунду потерял бдительность. Он шагнул к ближайшему цилиндру – высотой метра три – и положил на него ладонь.

Стекло цилиндра было слегка теплым, приятным на ощупь.

– Сташев, ты чего, охренел?! – услышал он яростный шепот Гурбана.

И тут же стекло обожгло кожу Дана. Он отдернул руку от цилиндра за миг до того, как жижа внутри буквально вскипела.

В мутном вареве что-то шевельнулось.

Что-то большое.

Данила, завороженный этим движением, вновь протянул руку к цилиндру.

– Сташев, не смей! – прошипел сзади Самара.

Но он посмел.

Огромная зубастая пасть вынырнула из болотной жижи, которая клокотала и пузырилась все сильнее. Резцы в пасти размером не уступали магазину от «макарова». Не будь стекла, от руки мало что осталось бы.

Данилу отбросило назад. Типа адреналиновый всплеск, тело само отреагировало на опасность. Он шлепнулся на задницу. Самара и Гурбан встали между ним и цилиндром, автоматы взлетели к плечам, пальцы легли на спуски. Чудовище из рассола смотрело на Дана черными глазами-пуговками, пустота которых – ни свирепости, ни жажды смерти, вообще ничего – засасывала, уговаривала встать и подойти ближе…

Командира и полковника растолкал Павел Сташев. За ним тащилась Мариша, не желавшая отпускать подопечного одного. Она вообще была категорически против того, чтобы Сташев-старший входил в помещение, помеченное знаком биоопасности. Но Данила знал: если уж батя поставил цель, его никто не остановит. Бить женщин профессору не позволяли убеждения, вот он и терпел Маришу, которая отчаянно мешала ему проникнуть в запретную зону.

Павел Сташев толкнул в плечо Гурбана, умудрившись сдвинуть того на целых два шага. Автомат командира мгновенно сменил цель – не цилиндр с чудовищем, а профессор теперь подлежал уничтожению. Самару от толчка развернуло на сто восемьдесят градусов.

Что вообще происходит?! Бате что, жить надоело?!

– Помоги. – Павел Сташев кивнул на мисс Петрушевич, которая мертвой хваткой вцепилась в его локоть.

Вмиг оценив ситуацию, Самара врезал по затылку Мариши прикладом – легонько, чтобы не убить, не вырубить даже, но заставить ее отпустить профессора. Надо же ей контратаковать обидчика. Его хитрость удалась – Мариша отпустила подопечного и даже умудрилась поймать приклад «Абакана» полковника.

– Дай, – потребовал Павел Сташев, и Гурбан без малейших колебаний вручил ему свой автомат.

Дан не успел еще оторвать задницу от пола, а отец уже крушил трубы, ведущие к цилиндру, дробил прикладом пластик, в щели и дыры которого под давлением выплескивались разноцветные пахучие жидкости. Пару раз профессора обдало паром, но он даже не заметил этого, хотя кожа на его руках вмиг стала красной, как панцирь вареного рака.

В зал вбежали Ашот и рядовой Петров – и остолбенели, разглядывая открывшийся им простор и чудовище, которое, вновь проявив активность, заметалось по цилиндру. Ткнувшись мордой в стекло, оно продемонстрировало прикус – мечту стоматолога. Петров вскинул автомат, но Ашот не позволил ему совершить глупость – раз даже командир не стреляет, то какому-то рядовому точно нельзя жать на спуск. Петров обиженно потер ушибленный затылок, толстяк подул на ладонь.

Очередная разломанная профессором труба выдала порцию смрадного желтого пара. Монстр в цилиндре затрепыхался с удвоенным рвением – уж очень ему хотелось выяснить, отличается ли по вкусу требуха ученого от ребрышек вольников и окороков доставщиков.

Профессор бросил автомат Гурбану – тот ловко поймал оружие – и отвинтил сначала один вентиль, а потом еще три у самого днища цилиндра. Оттуда хлынула в зал болотная жижа, воняющая так, будто в ней протух центнер речной рыбы.

Маришу, Дана и Ашота едва не вывернуло. А вот рядовой Петров проявил чудеса выдержки вместе с Гурбаном, Самарой и Павлом Сташевым – они продолжали делать свое нелегкое дело как ни в чем не бывало.

– Помоги, – велел профессор, и Гурбан подставил ему свои плечи. Наступив на них, Павел Сташев ловко взобрался на крышу цилиндра. Там он нырнул в сплетение проводов, покрывающих верхушку, как шляпка гриба плодовую ножку.

Муть продолжала выливаться на пол, цилиндр наполовину опустел. И монстру это, похоже, не нравилось. Теперь он просматривался в подробностях – та его часть, что выпирала над оставшейся жижей. Больше всего он походил на акулу, которую Дан видел в растрепанном учебнике по биологии. Только вот откуда тут акуле взяться? И почему у нее вместо плавников то ли руки младенцев, то лапы обезьяны?..

– Страхуй, – скомандовал Сташев-старший.

Хлюпая по жиже, Данила, Ашот и Мариша побежали к цилиндру, возле которого уже встали полковник и Гурбан.

– На три, – пояснил профессор и вновь зарылся в провода. – Раз, – сказал он; на крыше цилиндра затрещало и запахло озоном.

Монстр бесновался в полуметре от Дана, чьи запястья вместе с руками Мариши сплелись в замок. Плечом к плечу Гурбан прижался к Дану, Самара – к Марише. Руки командира и полковника тоже сплелись, готовые принять груз. Ашоту в напарники достался рядовой Петров.

– Два, – послышалось сверху.

Шарахнуло, запахло паленым мясом. Цилиндр наполнился сотнями извивающихся молний. Они пронизывали монстра, заставляя его содрогаться, словно в припадке. Мешаясь с болотной жижей, из пасти чудовища хлынула кровь. Челюсти открывались и тут же захлопывались, зубы крошились. Глаза его лопнули, из дыр полило алое… Зрелище это было таким же отвратительным, как и запах «рассола».

И Дану едва не сломало руки.

Мариша вскрикнула, Ашот чертыхнулся, а полковник и Гурбан крякнули, приняв профессора Сташева, который подобно рок-звезде прошлого прыгнул в объятия не поклонников, но соратников.

– А как же «три»? – прошипел Ашот, потирая ушибленные затылком профессора предплечья.

– Легко. Три, – отрезал Павел Сташев.

Они выбрались из зала.

Немного отдышавшись, Самара и Гурбан собрались вернуться, чтобы уничтожить все цилиндры, но профессор запретил это делать.

– Не надо пороть горячку, – сказал он, опустившись пятой точкой на кафель. – Цилиндры – это следующая линия обороны. Твари внутри охраняют вотчину Стерха.

– Охраняют?.. – Брови Ашота скептически изогнулись.

Данила хмыкнул. Сидя за толстым стеклом, врага не остановишь. Ну, пощелкал личиком монстр, похожий на акулу, и что?..

– Еще как охраняют, – не моргнув, ответил Павел Сташев. – Повезло нам, что не узнали, как именно охраняют. Или кто-то думает иначе?

Иначе, похоже, думал рядовой Петров, открывший было рот, но тут же и захлопнувший его после очередного подзатыльника Ашота.

– Посмотрите вверх. – Профессор поднял глаза к потолку, и все дружно уставились в указанном направлении.

Потолок ничем значительным не отличался от прочих потолков, раньше виденных Даном. Обычный, крашеный. Тонкий фриз из прессованного пенопласта на стыке со стеной. И?..

– И что вверху особенного? – Все подумали, Ашот спросил.

– Везде натыканы микрофоны.

Все опять уставились на потолок. На сей раз первой не выдержала Мариша:

– Какие еще микрофоны?

– Черные штуки видишь? Вроде головок от фосфатированных шурупов?

– Вижу, – кивнула Мариша. – Шляпки шурупов, да.

– Это микрофоны. Сигнал с них подается на консерваторы.

– На что подается сигнал? – вмешался Гурбан.

– На консерваторы, – терпеливо повторил Сташев-старший. – На цилиндры вдоль стен. В каждом из консерваторов хранится некое существо, созданное искусственно. Признаться, Стерх далеко продвинулся в своих исследованиях. Он умеет создавать жизнеспособных монстров, один из которых показался нам во всей красе… – Профессор уже никого не замечал вокруг. Задавай ему вопросы, не задавай – ответов не жди. Он говорил сам с собой. Эта привычка выработалась у него за годы одиночества в арзамасской лаборатории. – В консерваторах искусственные организмы, так сказать, спят до определенного момента… В таком состоянии их метаболизм замедлен. При всем своем внешнем совершенстве, они не идеальны, раз понадобились консерваторы. Тела этих существ нестабильны… – Отец замолчал, уставившись в пустоту.

Если его не расшевелить, это надолго. Данила шагнул к нему, присел рядом, взял его за локоть, заглянул в глаза. Не помогло. Тогда Дан влепил отцу пощечину.

– А?! Что?! – встрепенулся Павел Сташев.

– Извини, пап, но ты ушел в себя.

– Да-да, со мной такое случается. На чем я остановился?

– Консерваторы нужны, чтобы продлить жизнь искусственным тварям, – подал голос Петров и увернулся от подзатыльника.

– Точно так, да… Если шумы, поступающие на микрофоны, превышают определенный уровень, консерваторы включаются в режим расконсервирования. Твари, как вы выразились, выпускаются на волю. Одну из них я почти что расконсервировал вручную, в последний момент подав заряд значительно больший, чем нужно для стимуляции мышц, что пагубно сказалось на общем состоянии организма…

– То есть, открой мы огонь по женщине с пацаном, все твари выбрались бы из консерваторов и набросились на нас? – Рядовой Петров задавал вопрос, содержащий в себе правильный ответ. А еще он ушел от удара и хорошенько вмазал толстяку ладошкой по затылку. Ашот аж рот открыл от удивления, Мариша хмыкнула в кулак, для прочих инцидент остался незамеченным.

– Именно так бы и произошло, – кивнул Павел Сташев.

– Но зачем так сложно? – не унимался Петров. – Зачем все эти искусственные существа? Зачем микрофоны и консерваторы? Куда проще поставить тут заслон из бойцов с автоматами, а то и вовсе замуровать подвал.

Профессор пожал плечами:

– Стерх – законченный мизантроп. Он ненавидит людей, не умеет с ними общаться, для него это настоящая пытка. В коллективе себе подобных он сходит с ума, едва себя контролирует. Ему проще создать искусственных тварей, чем терпеть у себя под боком парней с автоматами. Думаю, в этом все дело.

В коридоре установилась тишина. «Варяги» переваривали услышанное.

– Что ж, – Гурбан вычленил нужную инфу, – мы не шумели. Но оставлять за спиной у себя эти консервы с тварями в собственном соку нельзя. Профессор, нужно вернуться в зал и уничтожить их всех.

«Варяги» дружно закивали. Данила – тоже.

– Если бы так просто… – Сташев-старший закрыл глаза, помассировал их большим и указательным пальцами правой руки. – Один потухший консерватор – это сбой, а два и больше – уже система, диверсия. Консерваторы тут же выпустят свое содержимое на свободу, и тогда я нам не позавидую. Мы видели лишь одного монстра. А на что способна извращенная фантазия Стерха, не знаю даже я. При его новых возможностях, с его технологией он мог создать все что угодно. Да, эти твари недолговечны, но им и не надо много времени, чтобы уничтожить нас.

– Значит… – начал Гурбан.

Закончил за него Петров:

– Значит, надо уходить отсюда. И стрелять нельзя.

На сей раз Ашот воздержался от подзатыльника «духу».

– Оружие на предохранители, живо, – согласился с рядовым командир.

Все загомонили, вмиг позабыв о чувствительных микрофонах. Самаре пришлось чуть ли не каждому прошипеть в лицо «тс-с», чтобы наступила тишина. И в тишине этой отчетливо стал слышен странный звук.

Что-то приближалось к «варягам».

*

Взрывом сорвало асфальт впереди и вместе с осколками швырнуло прямо в машину, которая везла Ксю по горящей, разрушенной артобстрелом Москве. Водила вывернул руль, но тачку все равно накрыло, загрохотало по крыше, промяло сетки, выдавило в салон стекла. В пусто́ты тут же проник едкий дым, отчего Ксю закашлялась.

И все же водитель сумел объехать воронку. Сзади сверкнуло и грохнуло. Впереди, у перекрестка, шел бой. Прячась за остовом сгоревшего «КамАЗа», по зомбакам стреляли двое совсем еще зеленых пацанов. На дороге рядом лежали два трупа – девчонка с автоматом в руках и парень, который, судя по расположению тела, кинулся к ней на помощь… Всем лет по четырнадцать, не больше.

Не доезжая до перекрестка, кавалькада резко свернула в переулок. Шамардинцам, видно, не очень-то хотелось вступать в бой с зомбаками. А ведь те мальчики обречены…

– Важно сохранить прибор. – Шамардин будто бы прочел мысли Ксю и теперь оправдывался перед ней.

«Так важно, – подумала Ксю, – что вы оставили детей умирать? Зачем вам усилитель, советник?»

Зачем, а?

*

Челюсть у Дана отвисла вовсе не фигурально, когда он увидел то, что вышло к «варягам» из-за поворота. Ему не доводилось еще встречаться с подобными существами.

Гурбан дал знак не стрелять. Вроде и обговорили этот момент, а все ж таки Мариша навела на

это

автомат, Ашот тоже, да и рядовой Петров снял свой «Абакан» с предохранителя, хотя первым ратовал за осторожность и тишину. Но их всех оправдывала внешность твари, явившейся из глубин подземелья.

Представьте себе гнедого жеребца, которому ампутировали голову вместе с частью шеи, а вместо нее приладили человеческий череп. Причем от черепа пустили десятки разноцветных проводов и трубок, уткнувшихся в конечности жеребца, в хребет, в сердце, легкие и прочие органы. Данила заметил даже пучок проводов, протянутый к паху.

Голову для этого кадавра отняли у девушки лет двадцати, вряд ли старше; длинные черные волосы спутались с давно не чесанной лошадиной гривой. Карие глаза безучастно пялились вперед, иногда моргая. Казалось, глаза эти ничего не видят перед собой. На лице не отражалось ни единой мысли, ни единой эмоции – окружающий мир не вызывал отклика в душе девицы. И от этого становилось слегка не по себе.

Нет там никакой души, одернул себя Дан. И девушки нет. Есть кость с мозгами внутри, обтянутая кожей с кератиновыми отростками. И всё.

– Стерх – гений, – услышал он шепот отца. – Я знал, что Афоня далеко пойдет. Такой умище, талант…

Данилу аж передернуло. Умище? Вот эту страхолюдину создал талант? Что гениального в попрании природы, самой сущности людской, звериной, вообще всякой?! Как у бати язык повернулся такое ляпнуть?! Неужели все ученые не от мира сего?! Они что, теряют всякую связь с реальностью, когда речь заходит о науке? Но ведь нельзя же быть в какой-то момент только профессором и не быть при этом человеком, любящим мужем, отцом, в конце-то концов! И пусть профессор Сташев в восторге от злодеяний Стерха, но как батя Дана может нести такую чушь?!

Кентавр – Данила читал древнегреческие мифы – остановился. Или остановилась? Если по телу, так мужик вроде, а голова… Длинный черный хвост принялся стегать по бокам, обвитым проводами, – словно кентавру досаждали мухи и комары. Но насекомые тут отсутствовали. Тараканы, может, и есть, вот только попрятались…

Интересно, как существо питается? Если подобно лошадке, то человеческим зубкам надо перетирать уйму травы, а они для этого не очень-то пригодны. Для людской же пищи не приспособлен желудок жеребца – вряд ли переварит жареное мясо и маринованные грибочки…

Да какая разница?! Дан одернул себя. Рассуждая так, он уподобляется отцу, а как раз сейчас не хотелось быть похожим на него. Лучше быть как Гурбан – спокойным, уверенным в себе и в своих подчиненных.

– Командир, можно я? – Рядовой Петров тронул командира за плечо, тот кивнул.

Вот Дан, к примеру, не понял, о чем просил Петров, а Гурбан – запросто.

– Ремень дай, – едва слышно прошептал Петров.

– Зачем это? – Данила расстегнул пряжку, стянул кожаную полосу, обернутую вокруг талии. – У тебя ж свой есть…

Петров не ответил, ремень взял. Ловким движением продел свой точно такой же ремешок в пряжку Дана, который следил за этими манипуляциями с подозрением. Рядовой что, удавиться тут надумал? Самое время и место, ничего не скажешь.

Тварь неспешно приближалась. Копыта стучали по кафелю. Мощную мускулистую грудь украшал – украшал ли? – стальной щит с длинными острыми шипами, способными пронзить человека насквозь – такого человека, как Ашот, а Данов так парочка на шипах поместилась бы.

– Еще один страж? – задала вопрос мисс Петрушевич.

– Очевидно, отказ консерватора активировал эту тварь, – шепнул в ответ профессор. – Стерх подстраховался. Ну Афоня, ну умище…

Пригнувшись, рядовой Петров двинул навстречу кентавру.

Чудовище безучастно переставляло копыта, словно не замечая перед собой помеху. Рядовой Петров тоже не выказывал признаков беспокойства. А вот Дана очень смущали шипы на груди кентавра. Жаль, стрелять нельзя, иначе не пожалел бы на эту тварь целый рожок, нет, лучше три.

Петров остановился, держа перед собой сдвоенный ремень. Неужели надумал ударить им кентавра? Или задушить? Вроде склонности к суициду за парнем пока не наблюдалось…

Когда казалось уже, что шипы проткнут Петрова, тот резко ушел в сторону и, схватившись за гриву, буквально взлетел на спину кентавру.

Если кадавр в принципе мог опешить, то именно это с ним и случилось. Он остановился. В глазах появился интерес или что-то вроде. Дан мог поклясться: какая-то мысль там точно проскользнула. Быть может, кадавру не понравилось то, что к нему выдвинулся еще и Самара, сжимающий в руке топор? Если б у Петрова не получилось задуманное, полковник атаковал бы кентавра.

Мариша с восхищением смотрела на Петрова, и сердце Дана в который раз уже пронзила ревность. Хотя, если честно, рядовой действовал на редкость умело. Сделанную из ремней упряжь он сунул девичьей голове в зубы, опоясал лошадиную шею. Затем хорошенько двинул пятками по ребрам жеребца, заставив его встать на дыбы. Полковник едва не попал под копыта. Тут бы кентавру заржать во всю глотку, да только девичьи голосовые связки для этого не годились – Стерх-создатель брачок допустил, сплоховал.

С минуту примерно продолжалось единоборство Петрова и кентавра, за которым «варяги» следили с безопасного – хотелось верить – расстояния. Пару раз кентавр бился боком о стену, надеясь переломать наезднику ноги, но Петров умудрялся вовремя спрыгивать с жеребца, а потом садился на него.

В конце концов кентавр застыл посреди коридора. Бока его раздувались и опадали. Крохотной девичьей глотки явно не хватало, чтобы удовлетворить потребность жеребца в кислороде.

– Как ты это сделал? – Профессор Сташев выглядел ошеломленным, он шагнул ближе к кентавру, заслонив его собой от Самары с топором.

Возвышаясь над «варягами», рядовой Петров пожал плечами:

– Ничего особенного. Я раньше на ферме работал, у нас и лошади там были. Так я иногда катался. Меня старший брат научил.

– На ферме?.. – У профессора челюсть отвисла. – И программу, заданную слизню, тебя тоже научили на ферме менять?

– Какую еще программу? Если вдарить, показать, кто хозяин, то да, на ферме. Где ж еще?.. – Петров виновато развел руками, отпустив повод из ремней.

Кентавр, почуяв слабину, взвился на дыбы, чтобы сбросить наездника. Профессор отпрянул. Точнее – его выдернули из-под копыт Мариша и Ашот.

Петров просто обязан был сверзиться с кадавра и расхряпать себе череп о кафель, но он каким-то немыслимым образом изогнулся в падении, будучи уже параллельно полу, а в следующий миг вернулся в исходное положение.

– Ах ты!.. – Пятки впились в ребра кентавра.

Тот вновь встал на дыбы, но уже особо не стараясь избавиться от лишнего груза.

– Тише-тише. – Петров провел ладонью по голове кадавра. При этом пальцы рядового скользнули в каких-то миллиметрах от слизня, едва видневшегося среди волос носителя.

Данилу аж передернуло. Он ни за что не прикоснулся бы к девичьему черепу на лошадиной шее. Может, потому, что Дана никогда не тянуло к зверюшкам, он не мечтал стать после армии животноводом, как тот же Петров? С другой стороны, именно рядовой, а не кто-то еще, сумел подчинить кадавра без программного или иного вмешательства… Как бы то ни было, Дан не мог спокойно смотреть на эти противоестественные ласки. Петров бы еще девушке косички заплел, честное слово.

Словно почуяв настрой Дана, рядовой демонстративно почесал кадавра за ухом, там, где из черепа торчал самый толстый пучок проводов.

– После этого ты обязан на ней жениться, – хохотнул Ашот. – Я буду свидетелем, а Гурбан – святым отцом. Отче, благословите брак!

Гурбан удостоил толстяка едва заметной улыбкой.

– Ремень верни, – буркнул «жениху» Дан.

Рядовой Петров сделал вид, что не услышал.

А ведь парень действительно умеет управлять чем угодно – не трепал языком перед Митричем. И автобус вел как бог, и с вертолетом сразу справился, и кентавра под себя подмял… Впору принять Петрова наравне со всеми, но что-то мешало Дану это сделать.

– Рядовой впереди, остальные следом, дистанция пять метров, – скомандовал Гурбан.

Подкованные копыта зацокали по кафелю, когда Петров развернул кентавра. Лампы впереди вспыхивали, освещая путь, а позади гасли, погружая тылы в непроглядную тьму. А ведь в той тьме притаились законсервированные до поры до времени монстры Афанасия Стерха. Зачем безумного ученому столько уродцев? Даниле только сейчас пришло в голову, что для охраны подземелья хватило бы десятка-другого кадавров или акулоподобных тварей. Неужели Стерху мало того, что он подчинил себе армию зомбаков, когда-то бывших людьми? Ему нужна еще и армия монстров?

Словно подтверждая догадки Данилы, стены по обе стороны коридора уступили место многочисленным пластиковым дверям со знаками биологической опасности. Да это же не просто подземелье, но самое настоящее хранилище! А что, если отец неправильно понял назначение консерваторов? Не замедлить метаболизм, чтобы продлить существование тварей, а вообще остановить его до часа икс, пока Стерх не закончит формировать армию монстров, пока не сделает их в нужном количестве?..

В голове Данилы возникла картинка: сотни акулоподобных монстров резвятся на улицах Питера, уничтожая население. Вот монстры прут, резво перебирая короткими лапками-ручками, на баррикады ленинградцев. Пулеметные очереди выкашивают их, но тварей слишком много, они уже карабкаются по мешкам с песком, по грудам кирпича, по древней стиральной машинке и перевернутому на бок троллейбусу… Крики и грохот выстрелов в виде́нии были такими реальными, что Дан вздрогнул и только потом осознал, что кричали и стреляли по-настоящему, здесь и сейчас.

Но ведь нельзя шуметь! Поначалу он растерялся, а уже через долю секунды вскинул автомат и нажал на спуск. Да и как было не открыть огонь по здоровенной полосатой твари, появившейся незнамо откуда?! Мощное мускулистое тело, когтистые лапы, хвост – всё от амурского тигра, одного из самых опасных хищников на планете. Всё, кроме головы. Точнее – кроме дополнительной головы. Опять Стерх постарался, но на сей раз не заменил один череп на другой, а просто добавил к родному полосатому бонус от хомо сапиенса.

Утробно рыча, тварь когтила сбитого с ног жеребца, рвала его клыками. Тигриная часть была задействована в полную силу, человеческая отдыхала. Кентавр лежал на боку и сучил ногами. Тигрочеловек выпустил ему кишки. Рядовой Петров лежал по другую сторону от жеребца, пока что вне зоны досягаемости тигрочеловека. Был Петров без сознания или же прикидывался, с позиции Дана установить не получалось. Зато можно было долбить по полосатому хищнику практически без риска зацепить коллегу-новичка. Чем Дан и занялся, присоединившись к товарищам.

И вот тут случилось то, чего Данила и прочие «варяги» ожидали меньше всего.

Попав под массированный огонь, тигр жалобно заголосил:

– Не надо! Больно! Жить хочу! Не надо!

Клыкастая пасть зверя закрылась, он больше не щерил желтые клыки – управление полосатым телом перешло к человеческой его части. Светлые глаза открылись вместе со ртом, в котором не хватало половины зубов точно. В прошлом голова принадлежала не самому молодому телу, на что намекали седые волосы, висящие, как пакля, и серебристая щетина на щеках. Да и морщин на лице было более чем достаточно.

– Твою… Оно еще и разговаривает! – Ашот, как и все, стрелять прекратил, но автомат опускать не собирался.

– Разумный кадавр? – Мариша прищурилась, разглядывая тигрочеловека через прицел «Абакана». – Типа можно договориться с ним?

Вопросы предназначались Павлу Сташеву, который неопределенно пожал плечами и одновременно кивнул, а потом отрицательно мотнул головой. И понимай, как больше нравится.

Человеческая часть кадавра моргнула и уставилась на «варягов», которым еще не приходилось до этого стрелять в подобных тварей. Впрочем, новизна вряд ли остановила бы бойцов Гурбана. Они на задании, а не на прогулке.

– Не надо! Больно! Жить хочу! Не надо! – почуяв настрой людей, заныла голова. Оно и понятно, звериному телу досталось по самое не хочу – дырок в нем стало больше, чем требовалось для нормального функционирования. Удивительно еще, что ни одно ранение не стало смертельным. Тигриный хвост мерно покачивался из стороны в сторону. Как маятник: туда-сюда, туда-сюда. Зрелище завораживало.

Чары хвоста развеял Ашот:

– Эй, брат, тебя как зовут?

Данила удивленно посмотрел на однокашника. Неужто тот действительно хотел познакомиться с чудовищной помесью человека и хищника, наверняка управляемой паразитом-слизнем? Не видать что-то паразита… Толстяк поднялся в полный рост и, повесив автомат на плечо, шагнул навстречу кадавру, который в свою очередь уже приблизился к «варягам» на несколько метров. И когда только успел?..

Хвост туда-сюда, туда-сюда.

– Зовут тебя как, брат?

Все напряженно следили за беседой. С одной стороны, столь необычный союзник, наверняка знающий все ходы и выходы в этом чертовом подземелье, «варягам» точно не помешал бы, а с другой – можно ли кадавру доверять? Даже если на человеческой голове не окажется слизня, что очень сомнительно, – вряд ли Дан сумеет развернуться к тигрочеловеку спиной. Впрочем, решать командиру, который пока никак не отреагировал на попытку Ашота установить контакт.

А толстяк, похоже, и сам уже не рад, что затеял мир-дружбу-жвачку налаживать. Ладонь его то и дело поглаживала «Абакан» – если что, в любую секунду готов открыть огонь. Короткие завитушки на затылке влажно блестели – потел Ашот очень активно. Точнее – активней, чем обычно. Эх, зря он собой перегородил сектор обстрела. Ему бы чуть правее сместиться, было бы чудненько, а так…

– Имя есть, нет? И стой на месте, не надо приближаться! – Ашот не на шутку разволновался, последнюю фразу буквально выкрикнул.

На что кадавр выдал с той же жалобной интонацией:

– Не надо! Больно! Жить хочу! Не надо! – И зарычал.

Полосатое тело взвилось в воздух.

Ашот откинулся вбок, в падении нажав на спуск – пули ударили в оскаленную пасть, впились в грудь тигрочеловека, пробили людской его череп… Когти мазнули пустоту в сантиметре от кудрявой головы толстяка, а в следующий миг автоматы «варягов» исторгли из себя смертельный металл. На кафель рухнула уже мертвая туша.

Ашот поднялся с пола. На лице его играла одновременно счастливая и немного испуганная улыбка. Он вытер лоб тыльной стороной ладони.

– Нормалёк, уделали гада. Думал, хана мне… Чего кислые такие?! Хуже, братва, уже не будет!

Он ошибся.

Отражаясь от стен, коридор заполнил многоголосый рев.

Монстры Стерха проснулись.

*

Самара взглянул на потолок, на черные шляпки микрофонов, натыканные в прессованный пенопласт. Шуметь-то нельзя было, а тут из-за тигрочеловека предельно допустимый уровень в разы перекрылся грохотом выстрелов. Как раз сейчас консерваторы небось выталкивают из своих утроб тварей, порожденных безумной фантазией Афанасия Стерха. Так чего ж тогда «варяги» стоя́т?! Валить отсюда надо! И поживее!

И они побежали.

Самара и Ашот подхватили рядового Петрова, который пришел в себя, но самостоятельно передвигался пока что не лучше новорожденного. Его потащили по кафелю, ведущему неизвестно куда. Гурбан бежал в авангарде, с автоматом у плеча. Лампы перед ним зажигались одна за другой, освещая коридор, которому, казалось, нет конца и края. Мариша прикрывала Сташева-старшего, а младший пятился за ними. И все они ожидали в любой момент атаки жутких монстров, разбуженных пальбой по тигрочеловеку. Вой, рев, скрежет когтей – все это сливалось в один кошмарный звук, который нарастал, приближался.

Они уже дважды свернули. И там, где бежали сейчас, не было дверей, помеченных знаками биологической опасности. Никаких вообще дверей не было. Голые ровные стены, спрятаться негде.

– Я прикрою! – крикнул Дан, заняв оборону возле очередного поворота.

Умирать не хотелось. Так не хотелось, что хоть плачь. Но когда условия конкретные – либо ты один, либо все погибнут, – вариантов быть не может.

– Сам дотащишь? – спросил Самара у Ашота, тот кивнул и, перехватив Петрова поудобней, остался без помощи полковника. – Дан, мы вместе!

«Варяг» на миг прищурился, будто прикидывая, не шутит ли полковник, потом кивнул.

Гурбан даже не остановился. Рядовой Петров попытался притормозить, но Ашот рявкнул, чтобы двигал дальше, не то ноги ему оторвет по самую задницу. Мариша схватила профессора, который порывался вернуться, и потащила за собой. Тот все же справился с девчонкой и рванул обратно, к сыну.

– Уходи, батя! Я догоню! – пообещал Данила.

Неужели сам верит в это? Или ложь во спасение?

Как же, догонит. Два раза. Самара хмыкнул, проверил автомат.

– Уходи! Прошу!

Профессор медленно кивнул, показывая, что уважает выбор сына. Не принимает душой, отвергает разумом, но уважает.

«Варяги» двинули дальше. Причем рядовой Петров уже сам потопал. Вскоре между Самарой с Данилой и товарищами по оружию образовался существенный промежуток темного пространства, где погасли лампы. И промежуток этот все увеличивался и увеличивался…

Яростный рык заставил Самару вздрогнуть. У мальца тоже личико побледнело. Полковник осторожно выглянул за угол и, увидев самое мерзкое существо в своей жизни, едва не уронил автомат. На него, опередив остальных кадавров, несся здоровенный зубр, чью голову дополняла человечья башка, приспособленная между рогами. Сами же рога были удлинены стальными насадками – метровыми, если не длиннее, ножами. Совладав с дрожью пальцев, Самара и Данила открыли огонь по кадавру. Первые же пули разворотили человеческий череп и пробили лобную кость зубра – тот на всем скаку рухнул, перевернулся дважды и затих, частично перегородив собой коридор. Следующей под прицельный огонь попала лошадь, вроде той, которую оседлал Петров. Эта тварь оказалась более живучей, чем зубр, но все же не вечной. Далее – медведь с головой человека. Целая волчья стая. А потом пошли люди, у которых вместо верхних и нижних конечностей были звериные. И людей этих было много. Они падали под огнем двух автоматов, но сзади напирали следующие…

Самара и Дан стреляли, пока не закончились патроны.

А потом они побежали так быстро, как никогда в жизни не бегали.

Самара слышал топот за собой, совсем рядом, но не оборачивался. Автомат не выбросил – вдруг пригодится. Надеялся, что до рукопашной не дойдет, но все-таки. Впереди ждала непроглядная мгла, но вот вспыхнул свет в конце коридора – там «варяги», там! Самара мчался так, что, если б были крылья, взлетел бы… Данила не отставал. Должно быть, шестое чувство заставило Самару толкнуть пацана в спину, а самому пригнуться. Когти летающей твари лишь оцарапали затылок Самары, когда та атаковала его с воздуха. Развернувшись над чуть не упавшим Данилой, орел, на голове которого устроились два слизня сразу, выставил перед собой растопыренные когти и вновь попытался впиться в полковника. Вот тут-то и пригодился автомат. Размахнувшись им, как дубиной, Самара сшиб орла на пол, пары ударов прикладом хватило, чтобы навечно успокоить птаху. Крохотная победа приободрила не только его, но и Дана. А потом они дружно обернулись – и тут же задали стрекоча. Заминка на пару секунд едва не стала для них роковой. Монстры Стерха подобрались слишком близко.

Сердце выскакивало из груди вместе с хриплым дыханием. Кислорода не хватало. От усилий вот-вот сведет мышцы на ногах, а то и вовсе порвутся сухожилия и Самара рухнет, как тот подстреленный зубр. Он увидел: профессор и «варяги» зашли в большой грузовой лифт, освещенный изнутри, и сразу же погасли все лампы в коридоре у лифта. Вот, значит, каким образом Стерх спускается сюда, в подземелье. Они таки нашли путь к безумному ученому!..

Створки лифта начали медленно съезжаться.

Между лопаток, зацепив ткань, мазнула чья-то когтистая лапа. Самара дернулся, куртка на спине порвалась.

– Сынок, быстрей! – услышал он крик Сташева-старшего.

– Даня, любимый!

– Брат, давай!

Сынок, любимый, брат… Самара знал, что они не успеют, что монстры настигнут их раньше, чем они добегут до лифта. Что ж, пусть мальчишка живет.