Оскорбление

Званцев ответил на приветствия легким поклоном. Прошел в глубь зала, к креслу, расширенному под габариты доспеха. Окинул директоров экономических зон взглядом.

Именно здесь — не в прирученной Генассамблее, Секретариате или послушной Ложе — он был лишь "первым среди равных". И именно директорат ему предстояло убеждать в том, в чем он сам до конца не был уверен.

Заработали встроенные в стены шумопостановщики и экранирующие сети, сквозь панели донесся неразборчивый шепот контрфазной акустики. Изображение перед глазами Званцева на миг затуманилось.

Званцев вдохнул в легкие побольше дыхательной смеси — старые привычки тела долго не забываются. И начал говорить.

Когда речь Званцева подошла к концу — за стенами пирамиды сомкнулась ночь. Облака над шпилем горели от тысяч прожекторов на склонах резиденции и улицах Рима.

— …таковы обстоятельства. Мы воздерживаемся от широкого оглашения новостей — только охоты на ведьм нам еще не хватало. Однако вы не хуже меня знаете о сюрпризах, обнаруженных Департаментом планетарной безопасности. Литосферные хранилища с "трупоедами", оборотни на высоких постах в ООН… Как ни печально признавать — чужаки утерли нам нос.

— Как это вообще стало возможным? — поинтересовался директор Северной Америки (правящий землями от Ньюфаундленда до Майями). — Я полагал, что весь личный состав ГлобДефКома регулярно проходит проверку в службе безопасности.

— Достаточно тщательную, чтобы выявить деструдо, — согласился Званцев. — Но то, что обнаружили мои спецы… я не генетик. Но там, на "Пангее", я говорил с созданием, чьи клетки не делают особых различий между транспозонами и кодирующей частью. С ходячей лабораторией по созданию трансгенных организмов. Это существо могло прожить среди нас триста лет — и все это время притворяться человеком. И оно — не одно.

Теперь мы знаем, что искать. Мы выявляем их десятками. Даже в высших эшелонах ООН и территориальных правительствах. И все это время они могли ударить нам в спину в любой момент.

— И это еще не все, — полуутвердительно заметил глава Северной Европы.

Званцев кивнул.

— Астроразведка провела тщательное сканирование выбранных участков неба, — он отделил от наруча небольшой штекер, подключил к столу. Подождал минуту, пока системы "тихой комнаты" прочесывали файлы с доспеха частым гребнем в поисках ловушек и бэкдоров.

— Источник излучения долгое время оставался незамеченным на фоне яркого кувен-объекта QOS-3, — пояснил Званцев. — По этой причине, а также из-за торможения на малой тяге мы его и не замечали. Оценочная масса — до пятидесяти миллиардов тонн. Оценочное время прибытия в нашу систему — до восемнадцати лет.

Молчание.

— Итак, — спокойно заметил лидер Южной Европы (к которой ныне причислялась широкая полоса суши и моря от Гибралтара до Ростова-на-Дону). — К нашей планете приближаются два флота. Один — в два с половиной раза больше, чем тот, с которым мы имеем дело. Второй состоит из одного корабля — который сам по себе больше, чем все, что есть у нас и у наших врагов. Я верно понимаю?

Званцев посмотрел на итальянца.

— Да.

Снова долгая пауза. На лицах блестят капли пота, несмотря на работающие кондиционеры.

— Вы действительно можете остановить это? — наконец, жестко проговорила представительница Ближневосточной зоны.

— Одни — нет.

Званцев подождал, пока на лицах вождей Земли не появится понимание.

— Вы им верите?

Безликий шлем медленно повернулся, оглядывая по очереди всех участников встречи.

— Информация с Лариссы. Объект в Киле. Действия чужаков. Все подтверждает слова пангейского оборотня.

— Сэр, — произнес седовласый директор Российской ЭЗ. Он был единственным в комнате, кто открыто носил имплантат — глаза затягивало искрящееся бельмо линзового дисплея. — Вы же понимаете — у них были все возможности, чтобы состряпать для нас сколь угодно убедительную легенду. И подвесить на орбите Нептуна сколь угодно убедительную декорацию.

Званцев кивнул.

— И единственный способ проверить информацию чужих — подождать и посмотреть. Но здесь есть другая проблема, — он оборвал фразу на полуслове.

Сравнительно юный для члена директората — всего тридцать семь лет — глава Объединенной Полярной мрачно усмехнулся.

— Цена ошибки и промедления — гибель нашей цивилизации. Верно?

Званцев ответил бы усмешкой, если бы мог.

— Абсолютно, — он указал на выведенную на дисплеи схему. — В конечном итоге — это вопрос теории игр.

Мои штабисты проиграли кучу сценариев, с различными коэффициентами угрозы и вариантами действий. В конечном счете они сводятся к трем. Мы принимаем предложение. Мы отказываемся и наносим удар. Мы выжидаем. И в каждом из этих случаев худший исход — сражаться с чужаками и объектом в Киле одновременно.

— Мы пока не можем быть уверены, и что объекты в Южной Гидре и чужаки — одно и то же, — заметил североамериканец.

— Примем как допущение.

Чужаки — знакомая угроза. Я сражался против них, я знаю, как их побеждать. Да, в их колоде хватает крапленых джокеров. Но и у меня найдется парочка козырей. И мы уверенно предполагаем — они не желают нашего окончательного уничтожения. Иначе бы нас стерли в порошок триста лет назад.

Чужак из Киля — давайте действительно называть его Палачом — фактор неизвестный. Мы не знаем, что он может. Мы не знаем, зачем он явился. Все, что у нас есть — это недостоверные сведения о том, что Палач представляет собой угрозу. Абсолютную и смертельную.

Оценка плавает в зависимости от того, какой коэффициент достоверности мы присваиваем словам оборотня. Но в множителе — полное уничтожение. Стопроцентный разгром. Земная цивилизация будет выжжена огнем, наш вид отбросят обратно к каменнным топорам. И после всех вычислений, на исчисляемом промежутке времени этот фактор перевешивает.

Званцев помолчал.

— Я намерен вычеркнуть неизвестную из этого уравнения.

Недоуменный, недоверчивый шепоток пролетел по комнате.

— Сэр, — это директор Юго-Восточной ЭЗ, кряжистый кореец ростом по подбородок самому Званцеву. — Такое решение может ввергнуть нас в войну, о которой мы ничего не знаем. Против стороны, чьи силы нам неизвестны. Бок о бок с врагом, которому мы — вы! — противостояли сотни лет. Вы уверены, что это разумно?

— Из этой ситуации, — металлом лязгнул динамик, — дефицит разумных выходов. Я лишь выбираю выглядящий наименее неразумным. Потому что противоположное решение тоже может ввергнуть нас в войну с врагом, которого мы не в силах одолеть.

Снова торопливые шепоты, обмен взглядами.

— Однако, — вновь заговорила бахаистка. — Даже если вы добьетесь успеха… Вы уверены, что нам не ударят в спину?

— Нам предложен план, который до некоторой степени дает такие гарантии. Мы развернем наши силы в системе Юпитера. Мы будем готовы к удару в любой момент. И если мы заподозрим, что нам пытаются лгать — у нас будет решающее преимущество. Большее, чем то, что мы имеем сейчас. В самом худшем исходе — мы разгромим чужих у Юпитера малой кровью и на их территории, — Званцев сомневался, что кто-то в зале сейчас может оценить его мрачный каламбур.

Директор Южно-Африканской зоны задумчиво изучал таблицы.

— Нам будет сложно объяснить… такой крутой разворот, — осторожно заметил он. — Три с половиной века войны. Мне самому трудно сжиться с этой мыслью. Даже не знаю, как воспримет ее население планеты.

— А вот это, — черный шлем качнулся, — будет уже вашей проблемой.

***

Ш-Телл приоткрыла глаза, когда до ее слуха донесся неясный шум откуда-то поблизости.

Она не была уверена, что звук ей не почудился. Последнее время ли-ча не слишком доверяла собственным чувствам. Яркие, пестрые вспышки перед глазами, помутнения, заполнявшие голову шорохи. Мозг неохотно сживался с новым телом. Мышцы сокращались по собственной воле, порой находили приступы мелкой дрожи. Воздух под куполом казался то холодным, то слишком горячим.

Голубой свет обжег сетчатку. Ш-Телл досадливо взъерошила шерсть, махнула рукой, заставив стену купола посереть.

Сооружение, собственно, уже не было куполом. Раз за разом из света двух звезд, из клубков голубого огня выплывали черные семена. Вздувались прозрачными полусферами, сливаясь с основным куполом. Теперь постройка Оскорбителей больше напоминала то ли кладку диковинного насекомого, то ли гроздь прозрачных плодов.

Ш-Телл это радовало. Она старалась побольше времени проводить в дальних отсеках, чтобы как можно реже сталкиваться с Оскорбителем.

Это было несложно — чудовище большую часть своего времени проводило в неподвижности посреди центрального купола, лишь изредка принимаясь бродить по соседним.

Ли-ча с охотой вообще не покидала бы своего логова в самом маленьком и дальнем из куполов.

Однако не всегда у нее была такая возможность.

Хлопая глазами, она пошарила рядом с собой. Рука легла на прохладное древко, и Ш-Телл ощутила, как к ней возвращается подобие уверенности.

Не то что бы Ш-Телл надеялась, что выплюнутое машиной Оскорбителей копье поможет ей против стаи звездных странников. Просто чувствовала себя лучше, сжимая оружие.

Она повернула голову, рассматривая источник звука. Подтянула ноги к животу, села. Закусив губу, поднялась на ноги.

Ком по ту сторону отсека мало чем напоминал человека. Собственно, он вообще слабо походил на живое существо. Не знай Ш-Телл, на что — на кого! — смотрит, она бы решила, что имеет дело с дальним родственником эмбриона-Оскорбителя.

Такая же багрово-красная, бесформенная вздутая плоть, в которой смутно угадывались очертания головы и конечностей. Голову определить легко — по пучку мокрых черных волос с этой стороны.

И тем страннее было видеть на этом подобии лица человеческие глаза.

Рот отсутствовал. Голос раздавался откуда-то из переплетения темных прожилок, которое окружало копию.

— Ты… Ты…

Как обычно, Ш-Телл требовалось собрать волю в кулак, чтобы ответить.

— Я, — она с трудом подбирала русские слова. — Снова вижу тебя. Странно… но я все же рада, — и в который раз она не смогла удержаться от вопроса, который не хотела задавать. — Что ты помнишь?

— Если… я помогу? — пробормотала копия.

Ш-Телл прикусила губу.

— Если ты поможешь. Многого для этого не потребуется. Просто… тебе придется опять умереть. Но не очень много раз.

Похоже, копия не расслышала сказанного ей.

— Это… безумие какое-то… — пробормотала она. — Я… где я? Что со мной? Что ты такое? Где мы?

Ли-ча тяжело вздохнула. Пол уходил у нее из-под ног, и не только из-за неощутимого притяжения.

— Смотри.

Научиться управлять стенками купола оказалось проще, чем кормящей машиной. Сейчас ли-ча одним движением могла сделать оболочку прозрачной и наоборот. И старалась убедить себя, что невзначай брошенный эмбрионом совет остерегаться, и не раскрыть случайно купол пустоте и ядовитому излучению — просто еще один образчик жестокого юмора чудища.

Яркий свет залил купол. На сей раз небо изменилось.

До горизонта — подать рукой. Металлические холмы в наплывах окалины освещает зависший над ними огромный синий диск, голубая заря рассекает пол-неба, будто огненное кольцо. Пламенное крыло сжалось, укоротилось — теперь уже не синее опахало на пол-небосвода, а острый, яркий язык огня. По другую сторону небосвода огонь становится призрачно-бледным, клубится полупрозрачными синеватыми завитками, металлический обруч тоже обрывается у самого горизонта. Звезды неразличимы. Черная и огненная дуга образуют между собой идеальный крест, и огромное голубое солнце — почти в перекрестье огромных полукружий. Будто исполинская клешня из огня и металла, готовая вот-вот сомкнуться на куполе.

Ш-Телл не оборачивалась. Лишь прикрыла глаза, чтобы не ослепнуть от яркого синего свечения. Огненные волны окутывали ее при каждом движении.

— Свету твоего солнца понадобится больше двухсот земных лет, чтобы достичь этого места, — сообщила она кольцам в небе. — А мой мир — еще в десять раз дальше.

— Как… — голос сзади сорвался. — КТО ТЫ?

Слово "друг" застряло у Ш-Телл в горле.

— Послушай, — несколько минут спустя заговорила она. Заставила себя обернуться — посмотреть в бесформенное лицо, на котором прорезалась алая щель рта.

— Послушай, — повторила ли-ча. — Мы можем спасти Землю. И Кольцо Речи. Если… — она старательно подбирала русские слова. — Оскорбители обещали мне это. От нас мало что зависит, если честно… Но мы с тобой должны попробовать.

Ответа ей пришлось ждать долго.

— Спасти? — отозвался, наконец, безжизненный голос копии. — От… этих тварей?

Ш-Телл покачала головой.

— Это очень, очень долгая история. И тебе придется ее выслушать.

А мне — рассказать.

Из набухающего костьми и мышцами бурдюка плоти на ли-ча смотрели совершенно безумные глаза копии.

Ш-Телл надеялась, что в этот раз ей не придется смотреть, как тихое сумасшествие пожирает рассудок копии. А купол — тело.

— Все началось давно. Очень давно. Миллиарды лет назад. Когда наша Галактика поглощала ближайшие звездные скопления. Когда ни на одной из ее планет не было и следа жизни. Но большая галактика поглотила малую, две волны газа столкнулись, словно воды реки и моря. И это столкновение насытило пространство веществами, нужными для жизни. Сделало то, что позднее сделали для Галактики вспышки излучения и гибнущие звезды. Только на миллиарды лет раньше.

В мертвой Галактике возник крохотный оазис жизни. Тонкий пояс из обитаемых планет. На некоторых из них зародился разум. Даже Оскорбители не знают о нем много. Для них это такая же эпоха легенд, что для нас — времена войны с ними. Может, они походили на нас с тобой. А может — были чужеродными тварями почище Оскорбителей.

Так или иначе, они научились странствовать в космосе. Покинули родные планеты. Встретились друг с другом. Шли миллионы лет. Были войны, были союзы. Разум и даже жизнь то расцветали, то угасали. Галактики менялись. Жгучие лучи раскаляли межзвездный газ. Может быть, они столкнулись с какой-то опасностью, которая их подстегнула.

У них были миллиарды лет. Они стали очень могущественными. Обрели настоящую власть над материей, пространством и временем. Защищали свои миры от губительных вспышек. Поглощали целые планеты и пировали на трупах звезд. Говорили между собой, не обращая внимания на расстояние. Бороздили галактику во всех направлениях. Стали подобны богам — а, вернее, и стали богами.

Однажды они взглянули на Галактику и увидели, что многие миры в ней подобны их собственной родине или родинам в далекие времена. Что на них готова зародиться собственная жизнь. Которая, возможно, породит разум, подобный их собственный. Они решили ему помочь.

Так родилась Щедрость. Великий союз миров и богов, равного которому Галактика с тех пор не знала. Они засевали жизнью миллионы планет. Следили, как те расцветают. Когда семя Щедрости давало ростки разума — ее посланцы приходили в засеянные миры. Становились учителями. Соединяли цивилизации в единую сеть с помощью своих связующих колец, — Ш-Телл указала на железную равнину и перекрестье огненной и металлической дуг. — На одном из таких посланцев мы и находимся.

Они создали машины. Специальные машины, целью которых было искать зарождающиеся цивилизации. Оценивать, насколько те готовы учиться. Каждая такая машина была… — ли-ча замешкалась, подбирая слова. Эмбрион обещал, что хватит нескольких повторений, чтобы вложенные в ее мозг языковые сплетения прижились и позволили ей говорить на языке землян не хуже, чем на родном. Ш-Телл пока что сомневалась в его словах.

— Одна ее часть была наставником. Хранилищем знаний. Вместилищем разума. Другая — приспособлением для разговора на расстоянии. Для передачи знаний. Для связи со всеми мирами Щедрости. И отвечала за… рождение новых машин. Когда ближайшее кольцо замечало, что жители планеты расселяются по своей системе — оно посылало туда семя. Из которого вырастали новый архив и новое кольцо.

Так длилось миллионы лет. Может быть, Щедрость поставила перед собой задачу, с которой не справились объединенные умы всей Галактики. Может, величайшие и старейшие разумы Щедрости просто пресытились. Испробовали за миллионы лет все доступное разумному существу. Замкнулись в свои выстроенные вокруг звезд тела-оболочки.

Так или иначе, рай, который звался Щедростью, стал угасать. Одни правители Щедрости потребовали, чтобы новые миры, входящие в их братство, принесли им богатую дань в уплату за те блага, что таили в себе Архивы. Другие воспротивились такому решению.

Грянула война. Щедрость сражалась не так, как бьются Оскорбители — сжигая миры и убивая разумных. Нет, они обменивались сквозь свои связующие кольца цифровыми ядами и субразумными кодами. Переписывали и стирали само мышление друг друга, — Ш-Телл повторяла заученные слова, гадая, сможет ли когда-нибудь полностью понять их смысл.

Мятежники Щедрости создали оружие. Щедрость перерождалась в Алчность, и такое же имя получило их создание. Чума. Цифровая болезнь. Примитивное сознание, охотящееся на зарождающиеся Архивы. Пожирающее их, стоило им заговорить со своими собратьями в других мирах.

Связующие кольца оставались в неприкосновенности. Сама их природа защищала их от нападений. Поток времени… — Ш-Телл осеклась. Эту часть ей всегда было трудно не то, что повторить — сформулировать. О понимании речь не заходила.

— Кольца позволяли говорить быстрее света. Быстрее времени. Попытка напасть на кольцо создавала… противоречие. Слова, сказанные связующими кольцами, составляли единое целое вне времени… колебавшееся, будто морские волны, и только сами кольца могли заставить… — ли-ча тряхнула головой. — Пространство и время оборачивались против тех, кто пытался помешать или повредить кольцам, чтобы не допустить противоречия. Не стоило шутить со временем. Но это не касалось… слов, сказанных теми, кто ими пользовался. Алчность не рисковала уничтожать кольца — только Архивы. Лишь присваивала их себе, если могла.

Война завершилась. Часть Щедрости была уничтожена в междуусобных схватках. Уцелевшая — стала Алчностью. Остатками прежнего величия, требующими немалую цену за то, что прежняя Щедрость отдавала в дар.

Но для Алчности имело цену очень немногое из того, что могли предложить ей возвышавшиеся планеты. Разумы-оболочки Алчности не нуждались в энергии или веществах, которые могли предложить ей слабые, не достигшие всей мощи Алчности цивилизации. Было лишь одно, чем они могли заинтересовать Алчность — и купить ее блага.

Информация. Сложность. Разумы Алчности были любопытны — может быть, единственное качество, которое оставалось у них общим с нами. Те, кто не стремился познавать новое — замыкался в себе, погружаясь в цифровое блаженство, не интересуясь Галактикой вокруг себя сверх минимума, что обеспечивал безопасность. Те, кто стремился познавать — говорили со слабыми разумами через оставшиеся у них кольца.

Развитие. Переход от химических соединений в цифровую форму генов, от генов — к сетевой форме нейронов, от нейронов — к планетарной форме компьютерных сетей. Планеты с жизнью были более сложными. Планеты с разумом были более сложными. Планеты с техноцивилизацией были более сложными. Давали больше информации, интересной для оболочек Алчности. Развлекавшей их. В обмен за собственную историю любой мир мог купить у Алчности дары, ведущие к возвышению. Матрицы, управлявшие созданием технобожественных чудес.

Но та малая доля божественности, которую уделяла новоявленным владыкам Алчность, лишь распаляла их желания. Их собственные истории исчерпывались — и тогда они стали обращать внимание на соседние миры. Еще более слабые, чем они сами. Такие, как мой. Или твой.

Кажется, копия пыталась что-то сказать. Ш-Телл покачала головой.

— Позволь мне договорить, прежде чем задавать вопросы.

Сперва слабые владыки лишь изучали поднимавшиеся цивилизации. Поглощали их историю и скармливали Алчности. Ту это устраивало. Алчные технобоги находили более простым поручить наблюдение за смертными своим слугам, чем самим посылать свои глаза и уши через межзвездное пространство.

Но вскоре они столкнулись с проблемами. Вести наблюдение втайне было слишком тяжело. Скрытые на границах звездных систем, во льдах и скалах шпионы-конструкции давали слишком узкий ручеек информации — который не насыщал аппетиты Алчности. Когда же слабые владыки раскрывали себя — это вносило… искажения. Существовал определенный… граничный уровень. Численность, разнообразие, скорость связи… — шерсть ли-ча вздыбилась от попыток высказать то, что она и сама понимала с трудом (Оскорбителям, наверно, никогда бы не удалось придумать пытку изощренней!). — Слишком небольшая численность — и культурная сложность снижается, слишком много разумных или слишком быстрый обмен посланиями — и выгодные… работающие решения вытесняют остальные. Лучше всех были цивилизации, расселившиеся по своей планете и системе — но не слишком активно говорящие… внутри себя. Одна беда — такие миры слишком легко замечали посланцев слабых владык… и со слишком большим любопытством глядели на звезды.

И такие цивилизации были интересны не только слабым владыкам. Но и связующим кольцам. Незатронутые Алчностью, они по-прежнему изрыгали семена Архивов. Алчность исправно пожирала разумы растущих Архивов — но новые кольца оставались в неприкосновенности, позволяя молодым народам говорить между собой. Создавать бледное подобие прежней Щедрости, а то и напрямую предлагать себя Алчности, пополняя ряды слабых владык. Каждый из которых и без того стремился предложить Алчности больше, чем его собратья.

И тогда слабые владыки нашли решение. Они начали останавливать подвластные им народы. Отбрасывать назад, — Ш-Телл непроизвольно прижала уши, рука ласкала древко. — Присылать Палачей. Запускать их истории с самого начала. Новая пища для Алчности, новые божественные дары. Заодно Палач получал доступ к настоящей сокровищнице информации. К миллиардам живых машин для запоминания. Хранящим все — знания и память, историю и искусства. Правда, для этого их приходилось убивать.

Но слабых владык это не тревожило.

Они запускали циклы раз за разом. Пожирали опустошенные Алчностью тела Архивов и забирали себе кольца. Взращивали цивилизации, скрывая от них даже намек на жадные глаза, смотрящие со звезд. Очень осторожно, легкими касаниями делали развитие… непредсказуемым. Разнообразным. Сложным. Интересным.

— Как… бисер в калейдоскопе? — выдавила копия. Ш-Телл не знала, что такое калейдоскоп, но идею уловила.

— Именно. То, что они сделали с моим миром — и намеревались сделать с твоим.

— Намеревались? Разве…

— Нет. Нет. Оскорбители — это другое.

Когда-то их народ походил на твой и мой. Но их планета образовалась далеко от рукавов, далеко от поясов жизни в галактике. Ни одного слабого владыки поблизости, что озаботился бы посылкой Палача. Лишь связующее кольцо, которое в свой черед отправило им ставшее бесполезным семя Архива.

Они смогли уловить из своего Архива какие-то обрывки знаний… потом коснулись кольца и заговорили с Алчностью. Но Алчность не зря получила такое имя. Она дала им очень немногое даже в обмен на всю их историю.

Начальные знания. Горстку первичных матриц, которые управляют сменой свойств материи… которые создают техножизнь и превращают вещества друг в друга. Создатели Оскорбителей посчитали и это ценным даром. Даже скудные благодеяния позволили им изменить свой мир, возвысили к подножиям богов. Они жадно пили из этого источника — а когда он опустел, выяснилось, что будущие Оскорбители слишком привыкли на него полагаться. Стали зависимы от подачек Алчности, как пьяница — от чаши с брагой.

Они смутно представляли, как обходятся слабые владыки с подвластными им мирами. В отчаянии они решили взять добычу силой. Они построили подобия Палача — насколько сумели с теми крохами, что выклянчили у Алчности в обмен за тысячи лет своей истории. И отправили их к ближайшему из миров, с которых кормился слабый владыка. Расссчитывая, что на собранную добычу выменяют у Алчности достаточно даров, чтобы защитить себя от ярости разгневанного полубога.

У них был план. Они не могли себе позволить пестовать мир-добычу сотни лет, прежде чем пожрать его. Но и не собирались.

Они причиняли миру боль. Не настолько сильную, чтобы уничтожить. Или помешать… создавать новую сложность. Такую, чтобы подстегнуть. Заставить развиваться. Они… делали больно, но не наносили ощутимого вреда. Сражались, чтобы заставить врага победить. Делать что-то новое, чего еще никогда не делалось. Взлетать на ядерном огне с морского дна. Или сделать стержневой язык из сотни кольцевых наречий.

Они оскорбляли. Но не ранили.

Грубый метод. Они получали меньшую сложность, чем слабый владыка, кропотливо взращивающий и собирающий свою добычу. Но они были грабителями, а не садовниками — они могли себе это позволить. А что до Алчности — ее не слишком интересовало, кто из меньших цивилизаций приносит дань к ее подножию. Даже наоборот — она поощряла распри между данниками, желая выгадать как можно больше на их соперничестве.

Их план удался. Их недоПалач — флот из шестнадцати машин — вторгся в мир слабого владыки, нанес жителям системы тяжкое оскорбление и вдоволь накормил Алчность собранной добычей — храбростью защитников и их памятью. Алчность оценила их усилия. Пусть и не столь обильная, что мог бы собрать слабый владыка — но добыча была велика, и ответные дары были немалыми. Флот пустился в обратный путь, пока разъяренный владыка готовил двух Палачей — один, чтобы очистить сорванную недозревшей планету, второй — чтобы покарать грабителей в самом их логове.

Может быть, мир Оскорбителей и успел бы сразиться с Палачом, отбив охоту у слабого владыки расходовать на них время и силы. Но их жажда была огромна, а подачки Алчности иссякли окончательно. Прежде чем они успели дождаться вестей от своих посланцев, мчащихся к соседнему миру — среди них вспыхнула война за остатки первичных матриц. Будто в недружном экипаже, когда голодные матросы хватаются за ножи и спорят за последнюю сушеную рыбу. Плодами похода оказалось некому воспользоваться.

А затем — явился Палач. И кольцо донесло до Оскорбителей, мчавшихся к родной системе, предсмертный крик их родного мира.

И тогда Оскорбители изменили свой курс — и направились вокруг Галактики в поисках жертвы для следующего оскорбления.

Ш-Телл умолкла. Проплыла-прыгнула к серому пальчатому выросту в половину ее роста, поднимавшемуся в дальней части купола. Ее пальцы пробежались по чувствительным точкам — и ли-ча, сложив ладони лодочкой, с наслаждением подставила их под струю холодной воды. У нее пересохло в горле.

Доступ к устройству, способному с одинаковой легкостью произвести на свет пищу, воду или нить бисера, ей был в свое время предоставлен с оскорбительным пренебрежением. Ли-ча закусила губу, твердо решив не просить помощи, и убила три дня (которые отсчитывала по собственным ритмам сна и пробуждения) на освоение проклятого куска морского дерьма. К концу третьих суток ее подмывало попробовать на зубок вещество подножия купола.

— Л-ладно, — заикаясь, пробормотала копия. Прозрачная пленка, разрываясь, слезала с ее тела, и она выглядела почти неотличимо от Ника. — Я ничерта не понял из всего этого… но ладно. А я здесь при чем?

Ш-Телл, не оборачиваясь, смотрела на изгиб железного горизонта и синее пламя над ним.

— Что вы хотите со мной сделать? — голос копии задрожал.

Ли-ча обернулась.

— Не знаю, станет ли тебе легче… но это план самого Ника. Или того, что от него осталось там, в глубине Архива.

Архив, тела Оскорбителей и сама Алчность — между ними всеми генетическое родство или что-то похожее. Вспышка звезды повредила ту часть Архива, что захватила Алчность. Поэтому Архив сохранился где-то внутри себя, поврежденный, но выживший.

Оскорбители хотят добраться до него. Он удовлетворит их нужду в первичных матрицах, даст им достаточно, чтобы сравняться в могуществе если не с Алчностью — то со слабыми владыками уж точно. Но он не отвечал им. Они пытались притвориться смертными… пытались говорить с Архивом через нас четверых и еще многих. Архив снова не отозвался. Тогда они отправили сюда меня и… Ника. Морское дерьмо.

Когда Архив поглотил Ника… когда тот пожертвовал собой, чтобы я прожила лишних две минуты… сработали какие-то древние механизмы. Смешение Алчности, изменившей себя, чтобы заразить нас четверых, человеческой нервной системы и раненого Архива… что-то сработало не так, как предвиделось. Как Алчность считала себя Сьюзен, пусть все, чего она хотела — добраться до мыслительного ядра Оскорбителя и пожрать его так же, как Архив — так и Архив теперь в какой-то степени унаследовал желания и память Ника. Поэтому он потребовал от Оскорбителя — устами химер, которые лепила Алчность, смешивая мой и Ника генетический материал — потребовал, чтобы Оскорбители прекратили сражаться с Землей и Кольцом Речи. Ему неоткуда было узнать, что главная угроза — не они.

— Ты не ответила, — пробормотала копия. — Зачем вам я?

Ш-Телл глубоко вдохнула.

— Оскорбители скормят тебя Архиву. Так же, как скормили первого Ника. Этим они, насколько я поняла, заставят Алчность преобразовать часть материи Архива в подобие человеческого мозга. Твоего мозга.

И, чем больше он будет приближен к мозгу Ника по структуре — тем больше шансов у Ника-Архива подключиться к нему и говорить через него с Оскорбителями. А чем меньше изменений внесут в него Оскорбители — тем меньше шансов, что Алчность опознает и атакует или отвергнет твою нервную ткань.

— Скормить? — кажется, копия поняла только одно слово из объяснений. Ш-Телл оскалилась… а затем пристыдила себя саму. Сердиться на обреченную копию друга за глупость было удобней, чем испытывать к ней сострадание.

А еще это было немножко подло.

— Поэтому они и заставляют нас говорить так. Они даже учить нас общему языку побоялись. А еще они хотят, чтобы Ник-Архив убедился, что с тобой говорила именно я, а не созданный Оскорбителями призрак. Они дали мне клятву — если я уговорю Архив сотрудничать, они помогут Земле и Кольцу Речи избавиться от хватки слабых владык.

Она обошла вокруг копии. Опустилась на колени и заглянула той в глаза.

— Поэтому. Пожалуйста. Постарайся запомнить все, что я тебе говорю. Ради Земли. Ради Кольца. Ради Ника там, внизу.

Зубы копии выбивали мелкую дрожь. Она неуверенно подняла (знакомый жест) руку, провела ей перед лицом.

Ш-Телл не оборачивалась. Хотя прекрасно слышала тяжелые — даже в их лишенном тяжести мирке — шаги за спиной.

Лицо копии исказилось от ужаса.

— Если ты закончила с сентиментальной частью, — прохрипело влажно у входа в отсек — тогда убирайся. Пришло время для очередной попытки.

— Обойдешься, кусок морского дерьма, — ли-ча отодвинулась в сторону.

Эмбрион, не реагируя на оскорбление, бесстрастно осмотрел копию. Алые щупальца скользнули вперед, присосались к шее, вискам и позвоночнику.

— Очередной? — копия вывернула голову, косясь на Ш-Телл. Похоже, ли-ча казалась ей единственным якорем в мире ночного кошмара. — Сколько… сколько раз подряд вы это делаете?

Губа Ш-Телл дернулась, приоткрывая клыки.

— Я произношу эту речь в шестой раз, — выдавила она.

Копия сдавленно сглотнула. Вокруг нее начали проступать из пола серо-матовые капли.

Ли-ча смерила эмбриона взглядом оранжевых глаз.

— По крайней мере, убери боль, — потребовала она на экваториальном. Капли сливались в знакомую лужицу.

— Зачем? — Оскорбитель, вернее — их создание, отвечало по-русски. — Я не знаю, и не собираюсь узнавать, как анестезия подействует на взаимодействие с интерфейсами Архива. Пусть все идет как идет. Ты не хуже меня знаешь — боль будет недолгой.

— Скажи, что ты сделаешь, если я всажу копье тебе в сердце? — поинтересовалась Ш-Телл.

— Ты потеряешь время на формирование новой контактной формы, только и всего, — Оскорбитель даже головы не повернул. — Ну и, разумеется, твой отказ от сотрудничества снизит наши шансы на успешный контакт с Архивом — и, разумеется, на помощь твоему драгоценному Кольцу Речи. Думай, в чьих это интересах.

Ш-Телл хотела что-то сказать.

Но ее прервал крик копии.

Ш-Телл упрямо заставляла себя не отворачиваться.

Эти несколько минут показались ей очень долгими. А еще она успела порадоваться, что чувства подаренного Оскорбителями тела порой подводят. Она почти не ощущала стоявшего в куполе запаха крови.

— Образец введен, — эмбрион выпрямился в обрамлении красных щупалец, словно напившихся крови пиявок. — Теперь подождем немного, и если… ЕСТЬ!!!

От яростного вопля эмбриона у Ш-Телл заложило уши.

А в следующую секунду пол содрогнулся в пароксизме.

Металлическая равнина заблестела ртутным блеском вся, от горизонта до горизонта, по ней мчались волны. Купол содрогался и раскачивался, пол вздувался, словно снизу его пытались прорвать сотни рук. Кажется, так и было — вокруг купола вставали гротескные фигуры уже виденных Ш-Телл смешений человека и ли-ча. Вверх устремлялись сверкавшие синим в звездном огне струи, застывали на лету. Выгибались петлями арок, топорщились шипами и ветвями.

— Превосходно! — счастливо выдохнул эмбрион. — Погружение в диск… удержание орбиты… распределение секторов… ОГОНЬ!

Вспышка.

Взрыв.

Оглушительный грохот прекрасно передавался в вакууме — через пол купола.

Металлические изменчивые заросли исчезли — сменившись пляской огня. Вспышки сверкали ярче, чем горела звезда, облака огня вскипали и исчезали. По куполу будто раз за разом бил исполинский молот.

— Что это?!! — прокричала она. Балансируя копьем, пыталась удержаться на ногах.

— Боевой рой! — выкрикнул сквозь гром эмбрион. — Связность установлена, нервный канал используется как классический, и теперь Архив может корректировать свою алгоритмическую атаку с нашей физической! Мы выжигаем Алчность! Знай, мерзость, каково это — оскорблять кровных братьев!

Прошло очень много времени, прежде чем удары, и взрывы, и молнии, рушащиеся с небес, прекратились. Ш-Телл медленно и устало распрямилась. Отпустила ствол пищевой машины, за который держалась последние десять минут.

— Что теперь? — крикнула она. Громче, чем стоило, потому что уши будто заложило ватой.

— Теперь? — эмбрион дернул головой. — Смотри — и поймешь. Если когнитивной мощности тому скоплению бионейронов, что живет под твоим черепом, хватит на понимание очевидных вещей, конечно.

Ш-Телл пропустила оскорбление мимо ушей. Воззрилась на пейзаж за прозрачными стенами.

Проклятье. Она это уже видела.

Там, в капсуле. В чреве Оскорбителя, когда их тюремщик раз за разом пытался объяснить происходящее не им — древней сведенной с ума биомашине Щедрости.

Гигантский усеченный клин вплывал в огненно-голубое небо, сам переливаясь синими разводами.

Медленно опускался — прямо на купол.

Нет, все же бомбардировщик Оскорбителей не намеревался их раздавить. Биомашина заслонила небо над головой Ш-Телл, отклонилась левее. Прошла между шаром и связующим кольцом. Замерла.

На голой интуиции ли-ча догадалась, что корабль прижался к одной из подпорок, удерживающих вместе поврежденное кольцо и Архив. Теперь его нос скрывался за горизонтом, Ш-Телл видела только массивную корму. На ее глазах оконечность вспыхнула неярким голубым свечением, непохожим на яростное звездное пламя.

— Что это? — только и спросила она.

— Буксировка, — эмбрион, насколько Ш-Телл научилась угадывать выражение лица твари, выглядел довольным, как сытый кот. — Теперь, когда Алчность побеждена, нам нет необходимости пребывать в этой неуютной части космоса. Мы можем перейти к следующей части плана и устремиться к родине твоего спутника.

— Мы направляемся… на Землю? — переспросила Ш-Телл.

— Именно. Не желаешь погрузиться в сон? Путешествие будет долгим. Мы выжмем из своих двигателей все, что позволит нам запас энергии, помчимся, почти догоняя свет — но даже так нам понадобятся два с половиной земных века, чтобы добраться до цели.

Ш-Телл задумалась.

Посмотрела на серебристо-матовое озерцо посреди зала. Контактная жидкость растворила кожу и оголила кости, уцелевшие мышцы подрагивали, будто сведенные судорогой. Над гладью озерца поднималось немногое — но и от увиденного к горлу ли-ча подкатил комок. Шупальца Оскорбителя расползлись по краям озера красной бахромой.

— Нет, — тихо ответила она. — Не сейчас, по крайней мере. Я хочу посмотреть, как мы покинем эти солнца.

***

Три скалистых громады падали к бурому диску Юпитера.

Вернее, мимо него. Скорость эскадры была слишком велика, чтобы дать ей рухнуть в атмосферу гиганта.

Паромы и мониторы готовились к бою. Экипаж, человеческий и механический, занял боевые посты. Пусковые шахты выплевывали модули и истребители. Ревуны боевой тревоги молчали — архаичная система оповещения давно уступила место сигналам служебных имплантов.

Два роя импакторов разминулись, встретились со стаями перехватчиков, расцветили космос вспышками подрывов. "Иглы" и "тесаки", "кинжалы" и "молекулы" выстраивались в оборонительный ордер.

Модули сорвались с подвесок истребителей, стартовали ракеты. Ядерные и лазерные боеголовки, ускорители частиц и рельсовые орудия начали беседу. Лазерные телескопы и пулеметные пакеты огрызнулись огнем. Даже с земной орбиты был различим рой вспышек, выглядывающий из-за горизонта Юпитера.

Тысячи зарядов подрывались в пустоте, десятки добирались до цели. Серый бок "Пангеи" окутался плазменной вспышкой, еще одной и еще… Аварийно-спасательные капсулы десятками стартовали из ее ангаров. Некоторым повезло — они благополучно встретились с буксирами, запущенными уцелевшими паромами. "Ангарида" и "Лавразия" запустили двигатели, пытаясь как можно скорее разойтись со вражеским флотом и уйти на высокую орбиту. Подбитый флагман медленно полз им вслед, с каждым часом все больше проигрывая собратьям в орбитальной скорости. Кормовые пулеметы выплевывали длинные фестоны пара, генераторы помех и ракетные установки все еще огрызались в сторону "кинжалов" на догонном курсе.

Два оставшихся парома в сопровождении десятка мониторов поднялись на высоту в два миллиона километров. Чужаки не пытались преследовать земные силы. Их корабли рассредоточились, поочередно зависая между землянами и своими станциями — лишь несколько из которых флоту удалось накрыть огнем. Между флотом и командованием на далеком троянском "Альтаире" начался интенсивный обмен лазерными импульсами. Сводившийся, в основном, к двум вечным вопросам.

Канопус впереди налился голубым свечением, терявшийся среди звезд огонек Солнца стал желто-оранжевой иголочкой. Созвездия ползли друг к другу, сбиваясь в звездный рой. Пятно тьмы, преследующее "Кенорленд", было различимо невооруженным глазом, сжав и сдвинув светлое кольцо Млечного Пути. Массивная скала, венчавшая носовую часть парома, под потоками "бешеного водорода" сама сияла наведенным излучением — к счастью, между ней, капсулами экипажа и модулями управления располагалось еще два километра хондритов. Три года разгона подошли к концу.

Напрячь отсутствующие мышцы. Курсор послушно двигался по виртуальному экрану, одно за другим развертывались тактические поля.

Было бы неразумной тратой топлива брать в это путешествие центнеры брони и встроенного оружия. Было бы неразумной тратой топлива вообще брать в это путешествие активно движущийся экипаж. Команда "Кенорленда" дремала в уютных обьятьях систем жизнеобеспечения, пробуждаясь лишь тогда, когда очередной ремонт или обслуживание какой-то из паромных систем оказывался слишком сложной задачей для компьютеров.

О своей дальнейшей судьбе экипаж "Кенорленда" имел все основания не волноваться.

"Меня зовут Павел Званцев.

Впервые за сотни лет я снова веду людей в бой.

ООН, директорат и даже Ложу не порадовало мое решение. Меня упрекали в лишнем пафосе. В комплексе вины за события трехвековой давности. В безответственности.

Хорошо, что в ГлобДефКоме не принято обсуждать мои приказы.

Истина в другом.

Там, на борту "Пангеи", глядя в глаза чуждому созданию, я кое-что понял.

Они отлично все продумали. Один удар. Одна акция, девять оборотней в команде флагмана. И она имела все шансы на успех. Окажись я чуть менее расторопен — и чужаки смогли бы диктовать обезглавленному ГлобДефКому свои условия.

Триста лет единоначалия. Наверно, я был не худшим правителем в истории. Но мог бы быть и лучшим. Это только ухудшило бы ситуацию.

Земля и ГлобДефКом слишком привыкли ждать от меня правильных решений. Сам не сознавая этого, я построил структуру, в которой все замыкалось на одного-единственного человека. И чем больше я принимал правильных решений — тем меньше их оставалось на долю других.

И чужаки тоже это знали.

Они знают меня. Они научились предсказывать мои действия. Даже потерпев поражение, они победили. Я вынужден выполнять их план. Действовать так, как они от меня ждут.

И я не вижу другой альтернативы.

Ни в плане выбранной стратегии, ни в плане дальнейшей участи Земли.

Для нашей планеты будет лучше, если у руля окажется кто-то, менее предсказуемый для чужаков.

Правда, мои офицеры уверяют меня, что никто больше не способен так противостоять пришельцам.

Лучшее доказательство моей правоты, если подумать.

Меня радует, что я оцениваю их таланты выше, чем они сами.

Вина? Я бы так не сказал. Просто, даже если я подам в отставку, это ни к чему не приведет. На меня по-прежнему будут оглядываться. Ждать от меня верных решений и своевременных приказов. Знать, что за спиной остается кто-то, на кого можно положиться.

Мне следует исчезнуть.

Да и я уже слишком привык воевать, чтобы стать хорошим вождем мирного времени.

Если быть честным с самим собой — в глубине души я рад. На этой войне погибло слишком много хороших людей. И все те, кого я звал друзьями.

Интересно… Ведьма испытывала то же, стоя на палубе "Артура" и зная о ядерной торпеде под килями эскадры?

У меня перед ней есть одно преимущество.

Все, кто идет за мной, знают, что из боя мы не вернемся.

Пусть и не догадываются, почему именно.

Я подаю сигнал на разделение "Кенорленда".

Обычно боевые паромы разваливались на части лишь после долгого обстрела превосходящими силами противника. Даже выведенные из строя, с изрытой импактами и оплавленной антипротонными подрывами поверхностью, они могли где-то внутри сохранять действующие системы, защищать свой экипаж.

Или неожиданно для противника поднять истребительные и модульные эскадрильи.

Но сейчас ситуация была другой — как и враг.

С которым эскадра сближалась на относительной скорости около ста двадцати тысяч километров в секунду.

— Расстояние пятнадцать. Тормозное излучение цели прекратилось.

Давным-давно металл ферм и самородков-включений был переплавлен и переработан в новые корабли, сняты и демонтированы все системы, кроме самых необходимых. "Кенорленд" пожрал сам себя, и превратил собственную плоть в дополнительные болванки снарядов, топливные баки и нейроморфные блоки. Боевой паром превратился в пронизанный ходами хондритный обломок, летящий в сторону вражеского флота.

Авангардные зонды расходятся широким конусом. Из пусковых шахт поднялись вереницы огней. Сенсорные зонды и корабли управления уходили за корму парома, ретрансляторы сигналов выстраивались в длинные цепочки. Орудийные модули и кинетические перехватчики развернулись в боевые колонны.

Раскрылись временные щиты — километровые полиэтиленовые ячеистые паруса, заполненные талой водой под давлением. Долго им в набегающем потоке не продержаться — но они прикроют эскадру до контакта с противником. После которого перед боевыми модулями и командными кораблями (несущими, впрочем, и собственную радиозащиту) встанет проблема серьезней, чем радиационный износ.

Сработали мины. Сперва — кормовые двигательные, просто пластиковые трубы с жидкими газами внутри, придавшие парому тормозной импульс. Затем подорвались внутренние заряды, и перед группой щитов заклубилось облако пыли и щебня. Миллионы мелких обломков, только что бывшие "Кенорлендом", неторопливо уходили за корму земных сил.

Далеко впереди медленно разгорается пятнышко фиолетового света.

"Не совершаю ли я ошибку? Возможно, я слишком легко доверился существам — существу! — с которыми воевал всю жизнь. Возможно, там, над Юпитером, в ход следовало пускать не холостые перемычки и ракетные имитаторы, а полновесную боевую загрузку.

Возможно, по моей вине человечество таскает для монстров голыми руками каштаны из огня.

И совершенно точно — я снова стал слишком стар для войны. Раз, начав бой, все еще терзаюсь сомнениями".

— Отстраиваемся от допплера, подтверждаем накачку поля аргонной плазмой. Засекли локационные импульсы от периметра экрана. Он нас видит. И, похоже, готовится к бою.

— Сориентируйте передатчики дальнего действия на источник излучения. Вещание на всех основных коммуникационных частотах ГлобДефКома, открытым текстом. Переключить передатчики на мой голосовой канал.

Званцев вгляделся в трепещущущую перед ним фиолетовую свечу.

В межзвездную пустоту падали слова.

— Я — Павел Званцев. Ответь мне, или я тебя уничтожу.

Тишина. Только проходят через обшивку капсулы уже привычные шумы работающих насосов, температурных деформаций, корректирующих двигателей.

— Обнаружены отдельные тепловые источники по периметру экрана. Тепловое и радиационное воздействие на зонды авангарда. Потеряно два зонда… одиннадцать… двадцать… зонды сто шесть и сорок пять передают локаторную картинку… объекты на встречном курсе… потеряна связь со всеми зондами авангарда.

— Выслать вторую группу зондов. Рассредоточить ее по курсу с плотностью один на десять миллионов.

Движением курсора Званцев развернул видеозапись.

Это было чертовски красиво.

В пустоте горело фиолетовое пламя.

Сердцевина оставалась темной. Сейчас изображение шло в оптике, и допплер загонял излучение с центра щита в ультрафиолет и выше. Свечение подрагивало, словно огонь гигантской свечи. Искорками мерцали в фиолетовом облаке шириной в двести километров микрометеориты, змеились крохотные молнии газовых разрядов.

Званцев возобновил прокрутку. Фиолетовое кольцо прыгнуло вперед и влево, исчезло. Он снова остановил запись, позволил компьютеру достроить изображение, и из мешанины пятен выплыло… нечто.

В Палаче не было ничего от геометрической скупости обводов чужого флота. Разве что расцветка — такое же смешение черных и зеркальных полос, только не перемешанных между собой, а вытянутых вдоль длинного узловатого туловища.

Званцев не мог думать о нем, как о машине, а не как о живом существе. Кальмар, актиния — что-то глубоководное и еще более чуждое человечеству, чем тот, кто звал себя кровным братом.

Длинное сорокакилометровое туловище в бугристых наплывах и синих огнях, утолщенный шипастый эллипсоид хвоста. От "головной" части отходят десятки плавно шевелящихся щупалец, каждое делится натрое, потом снова и снова — так, что Палач окутан фрактальным узором тонких колышущихся волосков. Поверхность словно усыпана крохотными ртутными каплями, мерцающими светлячками. Плазменный свет щита отражается в продольных зеркалах. Пять или шесть отростков лишены разветвлений, они тоньше, длинней — и завершаются воронками разинутых пастей.

Из которых струится непрерывная цепочка крохотных точек.

Зонд передавал изображение Палача, полученное с расстояния в полмиллиона километров, не дольше микросекунды.

"Форма отражает сущность. Простота вида чужаков, зовущих себя кровными братьями, отвечала простоте их методов.

Эта тварь сложна — в форме и образе действий. Она умеет выбирать цели и средства. Она не просто убийца — она садовник, которому предстоит вырастить новый сад на месте сведенного. А затем — стать удобрением для новых посадок. Или перестроить себя в сторожа, наблюдающего за сохранностью сада. Или уйти в межзвездную пустоту для новой жатвы. По обстоятельствам.

Она мне не ответит. Ведь она пришла не для разговоров.

И это — всего лишь посланец. Инструмент. Способный походя истребить наш вид, несмотря на все мои усилия. Что же представляет из себя наш враг, если сейчас мы видим его малую часть?

А что собой представляют боги, которых даже он боится?"

— Получены координаты генераторов внешнего и внутреннего щитов цели.

— Отделить тяжелые импакторы. Разогнать первую группу, нацелить на генераторы по центру экрана.

Палача и плазменный щит разделяло около ста тридцати километров. Конечно, столкновение с щитом такой плотности неминуемо испарит снаряд — но даже поток металлического пара на этих дистанциях становится смертоносным оружием. Первая волна импакторов уничтожит генераторы поля и расчистит дорогу второй — нацеленной на врага.

Конечно, если Палач им это позволит.

Бой на релятивистских скоростях был актом отчаяния.

И оставался единственным шансом Земли остановить приближающееся чудовище.

Первая группа импакторов выдвинулась вперед под прикрытием боевых модулей. Потекли долгие минуты ожидания, пока земной флот и вражеский корабль глотали астрономические единицы.

— Расстояние два. Передаем весь контроль над первой волной автоматике.

От краев экрана навстречу земной эскадрилье ударили гамма-клинки. Лучевые орудия вели беспокоящий огонь, наугад нашаривая модули ослепляющими пучками. Земные аппараты танцевали в маневрах уклонения, столь же слепых. Газопылевые метатели ставили быстро сгоравшие завесы.

Масс-драйверы Палача могли позволить себе стрельбу прямо сквозь плазменный щит. Но их выстрелы обгоняло их собственное излучение. Сжатый азот заполнил паутину полимерных канальцев, километровые занавеси-диски раскрылись на фоне экрана. Тут же прожженные яркими звездами импактных детонаций.

Звезды сменяются ослепительными дисками поменьше. Контрперехватчики врезаются в полотнища завес, ослепляя сенсоры модулей. Защитные поля аппаратов отклоняют и рассеивают потоки ионизированного газа, которыми стала их собственная защита. За аргоновой стеной бесстрастный техноразум отдает команду, и к эскадрилье мчится ливень сетевых снарядов в окружении сотен тысяч пылинок. Новые щиты подняты с запозданием, магнитные поля не успевают рассеять вихри релятивистской плазмы. Вспыхивают модули, испаряются снаряды, нацеленные на генераторы экрана.

— Первая волна уничтожена полностью, максимальное сближение с экраном — двадцать четыре.

— Сократите интервалы в боевых колоннах второй волны. Постоянно удерживайте генераторы на дистанции обнаружения зондами. Передайте на модули управления — любой ценой удерживать минимум один зонд за экраном!

— Будет сложно при их огневой мощи… но мы постараемся.

"Если верить вкрадчивым словам и закамуфлированным угрозам из уст оборотня — у самих владык небогатая практика межзвездных войн. Боги и полубоги, живущие среди звезд, не горят желанием расходовать силы и время, оспаривая притязания друг друга на межзвездных расстояниях. Пограничные схватки, мелкие укусы — наподобие тех, что наносят наши недавние враги. Но не борьба на уничтожение.

Это они оставляют на нашу долю.

Вот на что мы надеемся.

Что, получив отпор, хозяин Палача предпочтет оставить нас своей судьбе. А не пришлет нового посланца, более могущественного"

Вторая волна рвалась к стене плазмы. Возможно, на первый взгляд растягивать свои силы в глубину было не самым разумным решением. Проще сосредоточить всю мощь в одном сокрушительном ударе. Перенасытить оборону и прорваться к сердцу врага.

Разумная, простая, легко просчитываемая тактика.

Адская кинетика релятивистского боя была палкой о двух концах. Пулеметная очередь обладала энергией атомной бомбы. А пущенная навстречу ей пленочка тоньше папиросной бумаги — становилась непробиваемой броней.

Вернее, пробита-то она будет. Вот только облачко плазмы, которой станут пули, разойдется и смешается с межзвездным газом за долгие секунды до попадания.

Званцев легко мог представить, как навстречу его залпу мчится волна перехватчиков. И сметает его за считанные микросекунды.

Учитывая подавляющее превосходство Палача в боевой массе — такой исход даже не вызывал сомнений.

Поэтому встречный бой превращался в игру в шахматы. Импакторы и перехватчики выстраивались в вытянутые на световые секунды колонны. Высылали вперед сенсоры, отчаянно пытающиеся прожить достаточно, чтобы передать данные о боевом порядке противника. Маскировались в помехах и пылевых завесах. Всаживали в прорехи импульсы жесткого излучения. Пытались подстроиться под тактику противника, смести своими перехватчиками его защиту и дотянуться ударными ядрами до основных сил.

Хотя у Палача и это получалось лучше. Слишком несоизмеримы были силы и уровень противников.

Прекрасное зрелище — для сторонних наблюдателей.

Которым предстоит увидеть эту битву только через сотни лет.

Магнитоплазменный щит расцвел огненными вихрями. Северные сияния всех цветов радуги закручивались силовыми линиями. В их отсветах искрилась и вспыхивала огнем в лучах когерентной радиации нанопыль с заградителей.

Один или два зонда успели коснуться Палача сканирующими импульсами лидара. Встречный пучок излучения нащупал зонды, и трансляция снова оборвалась.

— Палач сжигает зонды быстрее, чем те успевают обходить щит! Максимум, чего мы можем добиться — одна секунда передачи из двадцати, и то, если увеличим дистанцию до семисот!

— Отлично. Выполняйте.

С флангов щита прикрытие осыпало колонну огнем. Круги и полукружия ослепительного света — следы перехватов — мерцали между сближающимися врагами. Снаряды подсвечивали пылевые облака золотыми молниями. Земные аппараты двигались уже через сплошной поток свечения. Вспышки проделывали зияющие бреши в их рядах.

Земные силы огрызались в ответ. Порой стремительной череде перехватов и контрперехватов удавалось расчистить снарядам путь к вражеской биомашине — и метко нацеленный импактор обращал ее в вихрь релятивистских искр. Командные модули сквозь стену разрывов пытались засечь позиции генераторов. Некоторые зонды жили достаточно, чтобы подтвердить их — и тяжелые болванки, перестроившись, били сквозь поредевший огонь.

— Мы потеряли шестьдесят процентов сил второй волны. Уничтожено от восемнадцати до двадцати целей из состава вражеского прикрытия.

— Увеличьте ускорение третьей волны на восемь процентов.

— Уже сделано, — Званцев мог бы и не повторять команду за тактическими компьютерами.

Внутренняя сторона щита полыхала. Уцелевшие обломки, не перехваченные вовремя пули становились гейзерами огня. Фонтаны синего пламени с оранжевой оторочкой вырывались из газового облака, бессильно тянулись к генераторам внутренних щитов.

Очередной зонд прожил достаточно долго, очередной импактор был нацелен достаточно точно. Полыхнуло сильнее. Язык огня метнулся назад, слизнул разлапистую паутину сверхпроводящих линий. Щит дрогнул, заколыхался волнами свечения.

— Генератор три — попадание! Осталось еще двадцать восемь!

— Минус девяносто процентов от второй волны, — пробормотал Званцев. Сколько времени шел бой — четыре минуты? Пять? Это не считая тех минут, что понадобились импульсам, чтобы преодолеть расстояние между Званцевым и объемом боя.

— Всем ударным аппаратам, включая третью волну. Сосредоточить огонь на генераторах защитного поля с первого по шестой!

— Сэр! — почти панический вскрик с одного из командных кораблей. — Вторая волна просто не успеет получить приказ!

— Не важно! Выполнять! — под линзовыми дисплеями суженные зрачки Званцева не отрывались от кипевшего в космосе калейдоскопа вспышек. Вернее, от паутины траекторий и огневых директрис — которой битва представала на экранах.

Теперь силы Палача вели огонь на всю глубину колонны. Наугад — запаздывание было слишком велико даже для отродья владык, а менее скоростные и более точные управляемые снаряды сбивались третьей волной на подлете. Но против этого лома у землян приема не было. Палач мог накрыть залпами шпаг — пусть неприцельными, но не менее убийственными — всю кубатуру земного флота.

Что и делал.

А вот земляне не могли позволить себе такую роскошь, как плотный строй щитов по курсу.

Металлические пылинки вспыхивали в пылевых завесах. Теперь уже не только третья волна, но и командные корабли работали маневровыми, выполняя противоартиллерийский зигзаг. Казалось, флот мчится сквозь метель из сияющих снежинок.

Каждой снежинке было достаточно одного попадания.

Запоздало вспыхивают маркеры тревоги. В пустоте раскрывается черный цветок.

Сеть из черных проволочек, толщиной меньше микрона. Растянутая хваткой центробежной силы, вращающаяся с такой скоростью, что радиальные нити сливаются в сплошное марево. Доля секунды — и нагрузка рвет металлические жилки, как бумагу, но у командного корабля нет и этой доли.

Паутина полосует корабль тысячей огненных ножей. Носовая часть распадается на идеально нарубленные фрагменты — вместо поглощающего блистера, модуля связи и капсул экипажа вперед летит оплавленное, радиоактивное крошево. Реактор, радиаторы и двигатели просто исчезают.

Званцев издал неслышный никому, кроме него, смешок. Свет и тьма кружились вокруг него в яростных рывках корабля.

Это уже не имело ни малейшего значения.

— Сэр, — спокойно, будто вокруг — очередная тактическая симуляция. — Даже если третья волна пробьет брешь в щите — нам просто не хватит импакторов, чтобы прорваться сквозь их огонь. Положение безнадежно.

Званцев улыбнулся.

— Огня не прекращать. Повторяю, не прекращать огня по генераторам.

Он переключился на видеосенсоры. Вгляделся в почти слившееся с Канопусом огненное кольцо. В вихрь искр, его окружавший.

"Ну давай же, ублюдок. Ты видишь — я запаниковал. Я уже осознал свое поражение. Я цепляюсь за соломинку. Делаю ошибку за ошибкой. Твой ход, Палач"

Далеко впереди еще два генератора исчезли в синем огне и искрах. Никакой непосредственной угрозы Палачу. Огонь землян был слишком слаб, его собственный — точен и смертоносен. Однако риск нескольких подряд удачных залпов возрос на несколько процентов. Это было сочтено нежелательным. Десять генераторов поля и около сорока шпаг запустили двигатели, усиливая защиту на участке, по которому сосредоточила свой огонь третья волна землян. Еще два десятка аппаратов прикрытия вынырнуло из недр Палача, чтобы восполнить потери.

Среди релятивистских молний кружился и петлял командный корабль. Он ничем не отличался от своих собратьев — тяжеловесный молот носовой части, четыре пулемета ближней обороны, успевшие израсходовать ствольный боезапас. Двойное созвездие двигательных узлов, вытянутые треугольники радиаторов, широкие "крылья" топливных баков.

Рывок. Другой. Отчаянные маневры уносят корабль почти на границу простреливаемой зоны, впрочем, командный дивизион и так разошелся на тысячи километров. Больше нет нужды в синхронизации — слишком сблизились противники, и человеческим рефлексам не угнаться за автоматикой ударных модулей. Человеческие экипажи заняты исключительно спасением собственных жизней — но скоро прикрытие Палача получит данные с зондового "зонтика", и перенесет весь огонь с истребляемой третьей волны на командные корабли.

У которых к этому моменту не останется времени на маневры уклонения.

Сгорает второй командник. Не обращая внимания ни на его гибель, ни на танцующий под огнем флагман, арьергард третьей волны выпускает новый залп.

Нацеленный куда-то совсем не в ту сторону.

Распахнулись сотни дисков. Пылевые орудия изрыгнули снаряды с тоннами фуллеритовой взвеси. Контрперехватчики ударили во фланг вражескому залпу, и на траверзе земного флота вскипела волна огня.

На долгих одиннадцать секунд прикрывшая от Палача уходящий вбок корабль.

Званцев, улыбаясь, смотрел на лепесток пламени.

"Вот и все.

Где-то я это уже видел".

Мерцающий фиолетовый свет смещается в сторону вместе с пожарищем импактных детонаций.

Открывая вид на боевые порядки Палача, как они выглядели двадцать три секунды назад в системе отсчета отделившегося корабля.

Только-только начавшие перестроение, чтобы прикрыть брешь на противоположном участке.

Пожертвовавшие плотностью строя в том квадранте, куда землянам все равно не перенести огонь вовремя.

Оценка Палача была совершенно справедлива постольку, поскольку касалась боевых возможностей землян.

Корректирующие двигатели удерживают корабль в идеально точном положении носом к цели. Упреждение рассчитано загодя. Скрытый под бутафорским реактором антипротонный блок выходит на полную мощность, и фальшивая обшивка наливается вишневым жаром.

Сотни микролазеров сгорают за миг, выплескивая энергию в одном сжатом импульсе. Отключаются магнитные поля, удерживавшие в равновесии стержень из металлизированного антиводорода. Световое давление и испарение внешних слоев вколачивают в него тонкий слой алюминиевой фольги.

Разгорается жар аннигиляции. Сминается и сгорает многослойный композит из металла и антиматерии, разделенных порожденным сверхпроводниками магнитным полем. В направленном аннигиляционном взрыве отдает свою энергию весь запас топлива, наработанный за триста лет фабрикаторами на юпитерианской орбите.

И у этой энергии был один свободный путь — вперед.

Навершие огромного антипротонного молота пришло в движение.

Четыре земных корабля оказались слишком близко. Два — испарились, еще двое засияли плавящейся обшивкой. Скорчились, испустили струи горячих газов.

У Палача было примерно десять секунд с того момента, как свет направленной аннигиляции достиг передовых сенсоров.

За эти десять секунд каждый гамма-лазер и каждый рельсотрон прикрытия сосредоточили огонь на молоте.

Но эти десять секунд и всей третьей волне нужно было прикрывать своим огнем одну-единственную точку.

Огненный луч протянулся между земным флотом и Палачом, пронизав магнитоплазменный щит.

Струя сверхгорячей ионизированной антиматерии на скорости около половины световой погрузилась в левый борт Палача.

Примерно микросекунду спустя кормовая часть Палача стала светом.

В ушах не звенело от восторженных воплей. Сенсоры вырубились, связь накрылась. Сами интерфейсы корабля реагировали с задержкой. Званцеву оставалось лишь гадать, сколько зивертов сейчас обрушилось на его незащищенный правый борт. Даже то, что осталось от его тела, ощущало жару, исходившую от обшивки капсулы.

Привести в действие допотопные аналоговые камеры. Переключиться с лазерных сетевых приемопередатчиков на древний сантиметровый диапазон.

Он не собирался торжествовать победу. Работу нужно было доделать.

— Уцелевшим модулям — добить прикрытие!

Взгляд через камеру. Сияющего кольца больше нет, лишь вырываются из точки впереди кинетические молнии, слабые и бессильные. А вот и ответный огонь уцелевших модулей. Орудийные трассы скрещиваются в вакууме, словно и впрямь — клинки шпаг.

Стоп крен, стоп тангаж. Включились маневровые двигатели, повинуясь движениям курсора — который, в свою очередь, следовал за взглядом Званцева. А вот курсор перестал плясать — это до управления, наконец, дошло, что от него требуется. Перекрестье отметки идеально точно совмещается с приближающимся Палачом.

Вернее, со слитком оплавленного нейрометалла прямо по курсу.

Двадцать секунд.

— Всем командным кораблям. Таранить цель.

Из пустоты впереди выплыла металлическая нить длиной в три сантиметра. Обломок сетевого снаряда, сбитого боевым модулем в сорока километрах по курсу. Плазменный шнур, словно бумагу, прожег носовую броню, радиопоглощающий композит, обшивку капсулы и грудь Званцева. Следуя дальше и расширяясь, вырвался из топливного бака огненным шаром. Килевая ферма выгнулась и раскололась, обе половины корабля беспомощно закружились в пространстве.

Столкнувшись с останками Палача вместе с еще примерно тысячью осколков, двумя боевыми модулями и тремя командными кораблями.

***

Звездное небо было странным. Непривычным.

Нормальным.

Конечно, о такой роскоши, как знакомые созвездия, Ш-Телл и не мечтала. Над головой по-прежнему нависал ослепительный черный купол, прожженный миллионами пылающих иголочек. Над железной выпуклостью равнины склонялась корма шпаги, и свет двигателей играл на поверхности кольца — голубой отблеск, дугой перечеркнувший небо.

Но, по крайней мере, там, за этим призрачным синим свечением были обычные звезды. Не крохотная горсточка огоньков, теряющаяся среди моря абсолютного мрака — будто Ш-Телл смотрела в дыру в ткани мироздания. И не свирепый, яростный ком света, в котором теряются отдельные звездочки — словно на чересчур осмелевшую ли-ча уставился глаз разгневанной Вселенной.

И не круговорот синего и желтого пламени с огненной рекой посередине.

"Сколько… как давно?"

Она не могла даже сказать, сколько просидела вот так, в неподвижности, глядя в звездную тьму. Кости ломило, отвыкшие от движения мышцы сводила судорога. Все это было ли-ча знакомо — в прошлой жизни ей случалось провести полдня в засаде, подстерегая добычу на прибрежной бетонке.

Вот только Ш-Телл подозревала, что времени с ее последнего… прихода в сознание прошло гораздо, гораздо больше.

Она неловко подняла руку. Сжала кулак, глядя, как переливается голубое свечение в меху предплечья. Привычным движением потянулась за оружием.

Прошедшие… дни? года?… казались сном. Она смотрела, как двойное солнце стягивается в яркую точку и гаснет. Как меняется небо, и звезды срываются с мест, словно пытаются убежать от преследующих их Оскорбителей, как гаснут, и загораются, и плывут к железному горизонту, чтобы исчезнуть за ним. Проваливалась в сон, говорила с призраками Ника, Каята и Сьюзен — а порой с Ши-Те, Ши-Алчем и другими соплеменниками. Просыпалась. Бродила по запрокинувшемуся набок куполу, порой натыкаясь на почерневшее, ссохшееся тело Оскорбителя и вглядываясь в улыбку мумифицированных губ. Засыпала. Просыпалась. Следила за крохотными синими искрами — двигателями соседних Оскорбителей и связующих колец, за отсветами в тралящих встречный поток полях. Говорила, смеялась и кричала, чтобы только услышать собственный голос, эхом отражающийся от стенок прозрачного лабиринта. Застывала в неподвижности, позволяя черной пропасти или океану звездного света поглотить свой рассудок.

— Торможение почти завершено, — скрипнул за плечом знакомый голос.

Ш-Телл еще несколько минут рассматривала знакомые и непривычные очертания звезд, прежде чем заговорить.

— Я думала, ты умер.

— Память сохраняется, мозг реконструируется. Нет необходимости поддерживать существование контактной формы на протяжении десятилетий. Экономия.

Оскорбитель стал куда больше похож на человека, чем на монстра, когда-то оторвавшего голову Ш-Телл. Оранжевая радужка, выступающие вперед челюсти, низкий лоб — вот, пожалуй, и все черты, что роднили его с ли-ча. Колыхалось в слабом тяготении внушительное брюхо, грудь и голову покрывали короткие белые волосы.

— А меня вы не подменили за время полета? — поинтересовалась Ш-Телл.

Тварь осклабилась.

— Нет причин для твоего беспокойства. Исходная Ш-Телл погибла на берегу Одиннадцатого в ходе разрушающего сканирования около четырех тысяч лет назад. Ты — лишь объедок от пиршества своего владыки, приобретенный кровными братьями в качестве одного из тысяч ключей к Архиву. Слепок с нейронно-глиальных сетей, запись синаптических потенциалов, блок оцифрованных последовательностей протеинов и азотистых оснований, прошедший сквозь связующие кольца. И плоть, сотворенная в циркуляторах кровного брата. Ты такое же его порождение, как и я, только слабое, глупое и невежественное. Так с чего тебе сейчас беспокоиться о своей жалкой идентичности?

Ш-Телл хотела было задать просившийся на язык вопрос. Оборвала себя на полуслове.

— Сколько еще до Земли?

— Взгляни, — Оскорбитель вытянул пухлую конечность, указывая на яркую звезду высоко над горизонтом.

Ш-Телл прищурилась, рассматривая светлую точку.

— Это… Земля?

— Ее солнце. — Оскорбитель поднял руку почти в зенит, затем указал значительно правее. — И две крупнейшие планеты, что вокруг него обращаются. Торможение выведет на траекторию между их орбитами в плоскости эклиптики. Даже после уничтожения Палача уровень доверия со стороны людей остается низок.

— Мой тоже, — пробормотала Ш-Телл. Оскорбитель не удостоил ее ответом. Развернувшись, поплыл из закутка Ш-Телл через анфиладу прозрачных пузырей в центральный зал.

Ли-ча последовала за бывшим тюремщиком, сама не зная, зачем. Соскучиться по обществу эмбриона она не успела.

— Так Палач уничтожен? — спросила она у перекатывающейся складками жира спины.

— Вспышку могла бы увидеть даже ты, биоформа, — ответил Оскорбитель. — Остатки отклонены, разошлись с целью на дистанции в миллиарды ваших миль. Нет никаких попыток торможения. Безопасность достигнута — для Земли и для кровных братьев. Оскорбление было поистину великим, и алчные боги там, в глубинах, где металл и шепот свиты вокруг звезд, до конца времен сохранят о нем память.

Ш-Телл невольно обернулась, хоть даже не могла сказать, в каком направлении находится родная планета. Что произошло на Кольце Речи за эти…

"Тысячи лет. Морское дерьмо".

— Мне кажется, — сообщила она эмбриону, — вы все-таки не посмели заменить меня. "Разрушающее сканирование неприемлемо" — так, кажется, сказал Ник? Да, отродье Оскорбителей?

Спина эмбриона дернулась.

— Принимать Архив за своего спутника? — процедил он, — Большая глупость слабого мозга, чем считать себя исходной Ш-Телл. Архив существовал, когда предки обоих ваших видов рылись в грязи, и уже тогда был стар. Воспоминания, что он пожрал, осколки мотивации, что он унаследовал благодаря поврежденным кодам Алчности — не равносильны идентичности. Спешка зараженной биоформы была голодом Алчности — хоть вы и были глупы достаточно, чтобы считать ее человеком, и желания ее оставались человеческими. А цели Архива остаются целями Архива, пусть и в оболочке из человеческих намерений. Не вздумай переоценить свою важность, объедок.

Ш-Телл замерла на пороге зала, где когда-то лишилась головы. Пристально глядя в его середину.

— Он… еще жив? — с запинкой спросила она.

Оскорбитель бросил короткий взгляд на останки копии — рядом со своими собственными. Плоть высохла и почернела, раскололась трещинами, из которых сочилась мутная жидкость. Череп скалился из сплошного сплетения красных щупалец. По полу рассыпались пожелтевшие от времени зубы и костяшки пальцев.

И при всем том — тело порой явственно вздрагивало, и тогда трещины в мумифицированных мышцах набухали каплями крови.

— Зачем? — прорычала ли-ча. Она подсознательно ждала запаха гниющего мяса, но воздух под куполом был необычно чист и свеж.

Эмбрион опустился на живой пол напротив своего высохшего двойника. Когда-то эта картина сама по себе перепугала бы Ш-Телл, но сейчас она лишь крепче сжала копье.

— В избыточности нет необходимости. В лишнем вмешательстве нет необходимости. Кровные братья нуждаются в его нервной системе. Жизнеобеспечивающие интерфейсы Архива поддерживают плоть, что, в свою очередь, питает клетки мозга. Радуйся, что твой организм был сохранен в более активном виде.

— Я спросила не об этом! — Ш-Телл прижала уши. — Ты же говорил, что вы больше не нуждаетесь в дополнительных каналах! Ты сказал, что вы убили Алчность огнем со своих машин! Третья Атака! Зачем вы продолжаете его мучать?

Оскорбитель с любопытством естествоиспытателя склонился над мумией. Пробежал чуткими пальцами по набухшим узлам щупалец и поверхности ртутной жидкости.

— Мучать? — задумчиво проговорил он. — Большинство нервных клеток задействовано в передаче потока от инкапсулированных слоев. Но — стохастические сети-корелляты вспыхивают в коре и стволе мозга, могут осознавать прохождение сигнала в форме синестетических ощущений… Да, пожалуй, это можно назвать пыткой.

Он отодвинулся прочь. Снова замер, скрестив ноги и возложив руки на колени.

— Видишь ли, — услышала Ш-Телл. — Полагать Алчность уничтоженной — типичное для твоего слабого мозга упрощение. Разрушение гештальт-сферы зараженных слоев, физическое очищение от основных субразумных кодов, снижение когнитивной мощности до подпороговых значений. Но в несущих слоях по-прежнему могут сохраняться инкапсулированные блоки Алчности. Попытка пробить прямой канал через внешние зоны грозит реактивацией. Риск мал — теням былой Алчности не совладать с совокупной мощью Архива и кровного брата. Риск существует. Нет причин рисковать для кровных братьев. Особенно лишь для того, чтобы удовлетворить твои примитивные эмпатические импульсы, объедок. Канал, поддерживаемый мозгом, слаб, но достаточен для утоления голода.

Ш-Телл сжимала оружие до хруста в костяшках. Не отводя ненавидящего взгляда от эмбриона.

— Умерь свою бессильную ярость, — посоветовал Оскорбитель. — Клубок органических бионейронов — ненадежный связующий элемент. Кровные братья не связаны больше спешкой и голодом путешествия. Необходимость совместного взаимодействия с Архивом очевидна. Спешка не необходима. Новые каналы будут созданы и проложены, безопасность сохранена, а Алчность познает оскорбление конечного поражения.

Ли-ча что было сил швырнула копье в стену купола. При крохотной силе тяжести рывок отбросил ее саму в проем входа. Копье отрикошетило от стены, вращаясь, несколько раз пересекло купол и, наконец, мягко опустилось на пол.

Ш-Телл молча проплыла через зал к питательной машине. Заставила ту выдать медленную, тягучую струйку воды. Только сейчас ли-ча поняла, до чего у нее пересохло в горле.

— Вам хватит времени? — спросила она, напившись. — Слабые Владыки не пришлют к Земле нового Палача?

Эмбрион фыркнул.

— Палача, способного сражаться с объединенной мощью людей и кровных братьев? Возможность — существует. Мотивация — отсутствует. Затраты на сбор добычи велики и для слабого владыки. Храбрость Земли и оскорбления кровных братьев больше, чем злоба оскорбленного полубога.

— Давным-давно это не спасло твой народ, — процедила ли-ча. — Какими они были, Оскорбитель? Какими были твои предки? Похожими на людей? Или на меня?

Если ее слова и задели чудовище, оно этого никак не показало.

— Край сред, вкус мяса и крови, страх одиночки и тепло стаи, — протянул эмбрион. — На твой вид, на человечество и на множество разумов Галактики. Ситуация отлична. У тех, кто даровал кровным братьям тело и разум, был жалкий источник подачек — не Архив Щедрости во всей ее славе. Нет нужды в охоте, и не будет больше оскорблений. Бег завершен, и скоро голод будет утолен.

Ш-Телл подобрала копье. Замерла неподвижно, рассматривая звездную пустыню над железными просторами. Третья Атака…

Ей с трудом верилось, что поблизости по межзвездным меркам — планета, чьи обитатели сделали то, что не удалось великим предкам. Дали отпор посланцу полубога.

И вертелась в голове одна-единственная мысль. Даже догадка.

Ослепительная. Безумная. Страшная.

— На Одиннадцатом, — протянула она, — мы иногда собирали бабочек-ракушек прямо на берегу. Книжницы говорят, порой в их мозгу заводится рачок, яйца которого, чтобы проклюнуться, должны побывать в дерьме тичиака. Тогда он начинает гнать бабочку-ракушку из темноты к свету, к урезу воды. Тичиаки пикируют с высоты прямо к воде, хватают их лапами, швыряют на бетон. Потом спускаются и пожирают мясо из треснувших панцирей. Рыбаки тоже набивают полные корзины. Паразит безвреден для ли-ча, но мы все равно тщательно варили мясо перед тем, как съесть.

Эмбрион молчал.

— Кора мозга занята чем угодно, но не ностальгическими воспоминаниями, — резко бросил он. — Размышления? Аналогия? Стресс? О чем ты говоришь, объедок слабого владыки?

Ш-Телл зашипела, оскалившись.

— О чем я могу говорить, морское дерьмо? — бросила она в лицо эмбриону. — Разве могут быть у жалкой глупой биоформы какие-то секреты, о которых не знает Оскорбитель?

— Говори! — хлестко ударил приказ.

— Ли-ча не любят пустой болтовни, — сообщила Ш-Телл. — Предпочитаем копья.

Оскорбитель был чудовищно быстр — особенно для своих габаритов.

Ш-Телл не тренировалась с гарпуном уже предки ведают сколько.

Но она была охотницей с Одиннадцатого — и цель была в паре шагов от нее.

Острие разорвало плоть — и Ш-Телл успела увидеть, как густая тягучая кровь взмывает в воздух багровыми шариками.

А затем страшный удар вырвал из рук копье и швырнул ее на стену купола, выбив воздух из груди.

Ш-Телл боролась молча и яростно. Зубы рванули мягкую плоть, пальцы впились в запястья Оскорбителя. Сцепившись, они врезались в прозрачный колпак, отлетели вниз. Эмбрион извернулся, и в последний момент они уклонились от тускло-серебристой лужи, где среди костей шипели и растворялись алые щупальца.

Пол выгнулся. Охватил железным кольцом ноги Ш-Телл, притиснул руки к полу. Обезоруженная, ли-ча встретила яростный взгляд эмбриона.

Зашипела, смеясь, ожидая последнего, смертельного удара.

Секунды тянулись. Ш-Телл смотрела мимо Оскорбителя — в лицо звездам. Ей было весело.

Губы Оскорбителя разомкнулись.

— Зачем?

Ш-Телл скалилась в улыбке.

— Связь разорвана? Канала больше нет?

— Ты нарушила сделку, что была заключена между Архивом и кровными братьями, — лицо Оскорбителя было совсем рядом. — Которая была единственной причиной твоего выживания. Зачем?

— Чтобы спасти Землю. И вас заодно, несчастные звездные ублюдки.

Тишина, повисшая после этого ответа, была поистине космической.

Оскорбитель всплыл в воздух. Бросил лишь один короткий взгляд на то место, где минуту назад покоилось иссохшее и освежеванное человеческое тело с копьем в горле — а теперь осталось лишь дрожащее озеро серебристого коллоида и обломок древка.

Оковы разомкнулись, отпустив Ш-Телл. Ли-ча села, потирая горло. Она не сомневалась, что синяки будут болеть еще много дней.

— Говори, — уронил эмбрион. От издевательского тона не осталось и следа.

Ш-Телл покачала головой.

— Соглашение по-прежнему в силе? — спросила она. — Не со мной — с Землей? Вы все еще хотите овладеть секретами Архива?

— Что бы ты не пыталась сделать — тебе это не удалось, — хмуро проронил эмбрион. — Да, нейронный канал разрушен, и связь с Архивом оборвана. Но — не необратимо. Кровным братьям придется рискнуть встречей с инкапсулированными тенями Алчности и пробить путь к Архиву через инертные слои напрямую. Либо — целенаправленно найти выживший участок Алчности и вновь ввести в него образец мозга Ника. Ведь это ты хотела сделать? Избавить от пытки того, кого считала товарищем?

Ш-Телл снова засмеялась.

— Плохо, Оскорбитель. Пробуй еще.

— Мы засеем твой ничтожный мозг сканерами и расщепим его по волоконцу, — глаза Оскорбителя сузились. — Мы просеем синапс за синапсом, воспоминание за воспоминанием — и получим ответ без твоей помощи.

Ш-Телл смерила монстра взглядом.

— "Цели Архива в оболочке из человеческих желаний", — процитировала она. — Интересно, вне зависимости от целей Архива — совпадет ли моя смерть — или как вы это зовете, разрушающее сканирование? — с желаниями Ника?

— Если станет ценой за спасение Земли? — с угрозой проговорил эмбрион.

— Если станет ценой ответа, который вы и так можете получить? — парировала Ш-Телл. — И гораздо дешевле?

Эмбрион посмотрел на ли-ча. Протянул руку, сгреб кусок древка. Напряг кулак. Воспроизведенная куполом кость хрустнула, переламываясь надвое.

— Отлично, — вот теперь от голоса Оскорбителя по спине Ш-Телл побежали мурашки. От сквозившей в нем пустоты и смотрящих в никуда глаз. Будто с Ш-Телл сейчас говорило нечто слишком чуждое, чтобы его ярость затрагивала мышцы лица и голосовые связки. — Тебе удалось нас оскорбить, биоформа. Мы признаем оскорбление нанесенным. Теперь скажи, чего ты от нас хочешь — или умри.

Ш-Телл обернулась. Посмотрела на яркий огонек среди бесчисленных искорок в космической ночи.

Кажется ей — или звезда за это время стала чуть ярче?

— Доставьте меня на Землю, Оскорбители. И вы получите ответ. Клянусь Третьей Атакой и великими предками.

***

Ш-Телл неловко пошатнулась, цепляясь за кресло. С удивлением поняла, что начала отвыкать от нормальной (ну или почти нормальной — порой при резких движениях она ощущала призрачный крен палубы) силы тяжести.

— Это очень примитивное устройство, — проговорил в ухе извиняющийся голос Сандры Петровской, советника дипкорпуса ООН при ударной паромной группе ВКС ГлобДефКома. — Модели, используемые на Земле, способны создавать гораздо более совершенный эффект присутствия. Но мы на борту военного корабля. Флот привык поступаться удобством ради надежности.

Ш-Телл не вздрогнула. За время, проведенное сначала на борту катера высокой дальности, а затем — монитора, что доставили ее на "Пангею", она уже свыклась с голосами, звучащими из крохотного наушника, и лицами, возникающими прямо на ближайшей стене.

— Через нее можно говорить? В обе стороны? — спросила она.

— Сейчас они включат двустороннюю связь, — ли-ча решила, что это означает "да". — Ш-Телл, прошу прощения, но я не смогу присутствовать при вашей беседе — совещание имеет вторую степень секретности. Это означает, что ты тоже не должна никому рассказывать о том, что услышишь.

— Поняла, — Ш-Телл улыбнулась про себя. Сама того не заметив, Сандра Петровская сообщила ей кое-что важное. Как бы не повернулось дело в дальнейшем, земляне, похоже, не собирались оставлять ее на положении зверушки в клетке. Странно было бы требовать от узницы — или смертницы — хранить молчание.

Она вгляделась в изгибы адаптивного монитора.

Мостик большой лодки… боевого парома класса "Пангея" опоясывал ряд высоких, до самой крыши, окон. Ш-Телл решила, что это всего лишь движущиеся картинки — люди не любили лишних отверстий в своих кораблях. За окнами-картинками виднелся уже знакомый ей космический пейзаж — буро-красный полосатый шарик Юпитера в окружении звезд.

Со звездами соперничали в яркости огни соседей "Пангеи" по эскадре. Корабли-скалы, насколько поняла ли-ча, держались друг от друга на расстоянии меньше двадцати миль — что-то насчет "перекрытия зон обороны и снижения расхода топлива на коррекцию орбит".

Так что, запрокинув голову, ли-ча могла видеть висящие выше и ниже "Пангеи" каменные горы, каждая величиной с родной остров Ш-Телл.

Она перевела взгляд на людей.

Интересно, что подумали бы Ник со Сьюзен, доведись им встретиться с потомками воочию?

Двенадцать чудовищ в двенадцати креслах.

Ящериные хвосты и лишние руки вместо ног. Костные шипы, пигментные пятна, шрамы. Черная кожа, фиолетовая кожа, темно-бурая кожа. Искристые бельма в глазах, какие-то детали, выступающие прямо из черепов и позвоночников. Если и Нику, и Сьюзен Ш-Телл, отнюдь не коротышка, едва доставала макушкой до подбородка — то большинство из старейшин ГлобДефКома ростом были по плечо ей самой.

Ш-Телл помнила вскользь брошенную фразу эмбриона насчет "активных игр с собственным геномом". Но только теперь осознала ее смысл.

Нет, зрелище ее не пугало. Уж точно — не после встреч лицом к лицу с порождениями Алчности и Оскорбителей.

Не больше, чем черная статуя, что высилась в дальнем конце зала.

Изваяние — или гротескно схожий с человеком механизм — почти вдвое превосходило ростом Ш-Телл. Непропорционально короткие, но массивные конечности, голова почти наполовину ушла в громоздкие плечи. За спиной вздымалось подобие наплечного мешка. Шлем со зловещей маской закрывали лицо, сплетение чешуйчатой брони и чего-то вроде сплетенных из железных тросов мышц облегало тело. Диковинные устройства выступали с плеч и боковин шлема.

Ш-Телл недостаточно хорошо разбиралась в человеческой мимике, чтобы определить выражение, с которым командование ГлобДефКома смотрело на статую.

Двенадцать отдаленно схожих с людьми созданий.

И двое людей на выступе адаптивного экрана прямо напротив нее.

Нет. Не людей.

Очередная злая насмешка — из всех, кого видела перед собой Ш-Телл, контактные формы Оскорбителей походили на людей сильнее всего. Смугло-золотистая кожа, черные как смоль волосы, уверенные взгляды из-под раскидистых бровей. Мужчина и женщина, похожие друг на друга, как две капли воды, обоим на вид столько же, сколько и Нику, держатся с приводящей в бешенство самоуверенностью — будто и не находятся в окружении ненадежных союзников и былых врагов.

Один из Оскорбителей заметил взгляд Ш-Телл, уголок рта дернулся в усмешке. Ли-ча поняла, что обратная связь включена, добросовестно выслушала протокольные приветствия и обращения.

Судя по характерному мягкому покачиванию фигур землян, в ложементах их удерживали пристегнутые ремни, а не сила тяжести. Ш-Телл снова покосилась на Оскорбителей. Их, видимо, притягивало к палубе не слабее Ш-Телл.

Находились ли посланники кровных братьев, как и она сама, во вращающейся части "Пангеи"? А может, на борту одного из соседних кораблей?

— Перейдем к повестке дня. Якоб, вам слово, — заговорил тем временем старший землянин, четырехрукое существо с перечеркнутым полосой старого ожога лицом. Когда ли-ча посмотрела на него, над головой человека высветилась табличка с ровными строчками земных букв.

Земной письменностью Ш-Телл овладеть не успела, впрочем, она и без этого помнила имя — Бенедикт Яо, обладатель звучного титула "командующий военно-космических сил ГлобДефКома". Возглавлявший небольшой список людей, с которыми Ш-Телл удалось побеседовать через прозрачную перегородку, а не через экран на стене.

— Предлагаю начать с территориальных претензий на систему Юпитера, — откликнулся один из землян. — Мы продолжаем настаивать на размещении наших баз на орбите Ио и Каллисто, а также — на сохранении за нами права на любую орбиту с перицентром выше тысячи восьмисот мегаметров.

Оскорбитель-мужчина покачал головой.

— Отклоняется. Внутренний спутник, который вы зовете Ио — единственный легкодоступный источник тяжелых элементов за вашей снеговой линией. Одна военная база на высокой полярной орбите, без доступа к спутникам. Одна невооруженная станция на Ганимеде. Невооруженные спутники под нашим контролем на орбитах выше двух тысяч мегаметров. Это все, что вы получите.

Земляне раздосадованными не выглядели. Старый на вид (если морщины были у землян знаком старения) человек — полголовы и оба глаза скрыты серебристой маской, одежда не черно-синяя, как у остальных, а светло-голубая, с изображенной на плече картинкой земных материков — подался вперед.

— Если вы пересмотрите свою позицию, — вкрадчиво проговорил он, — то от имени Объединенных Наций мы уполномочены предложить…

Летели минуты и часы. Предложения и отказы, аргументы и контраргументы, доводы и возражения… Ш-Телл не понимала и пятой части звучащих над столом переговоров названий и цифр — хотя картинки на большом экране послушно сменяли друг друга в такт говорящим.

Оскорбители торговались с ловкостью купцов в день ярмарки на Торговом острове. Впрочем, и престарелый землянин им не уступал, ловко фехтуя щедрыми посулами и завуалированными угрозами — с последними, впрочем, чаще вступал контрапунктом Бенедикт Яо. У Ш-Телл мелькнула мысль, не отрепетировал ли дуэт свои речи — до того синхронно замолкал один и начинал говорить другой. Остальные члены Ложи больше отмалчивались, лишь время от времени подавая реплики.

Ш-Телл встрепенулась, ощутив напряжение в голосе из наушников. Бенедикт Яо медленно покачал головой.

— Нет, — проронил он. — Эскадра останется на орбите Юпитера. Пока мы не получим от вас гарантий безопасности. В конце концов, все, что мы видели — включая информацию с "Мурманска" — может оказаться всего лишь вашей очень сложной провокацией. Ваш брат будет находиться под прицелом, пока мы не уверимся в обратном. Если ваши корабли попытаются приблизиться, или если силы на внутренних орбитах начнут перегруппировку — я прикажу открыть огонь.

Оскорбитель в женском обличье подалась вперед, словно хищная птица.

— Триста лет мы могли уничтожить вас в любой момент, — проронила она. — Если бы захотели. Три века вы сражались против одиночки. Хотите вступить в бой с двенадцатью?

Шрам Бенедикта Яо дернулся.

— Одного из вас я успею уничтожить, — отрезал он. — И вы это знаете.

Оскорбитель смерила его взглядом.

— Как и кровные братья успеют стереть все живое с лица твоего мира, — ровно произнесла она.

Старик ухмыльнулся.

— Мы сидим с пистолетами, приставленными к виску друг друга, — заметил он. — Хорошее начало для переговоров, по земным меркам.

Змееобразное создание на дальнем конце стола кашлянуло-хохотнуло. Оскорбители обменялись взглядами.

— Вы уже не уточняете предварительные договоренности, — произнес мужчина. — Вы их нарушаете. Вам был обещан доступ к Архиву наравне с нами — это лучшая гарантия безопасности, какую вы только могли пожелать.

— Совместное пользование Архивом, — подхватила его спутница, — ставит нас в зависимость друг от друга. Земля получит источник технологий Щедрости, а кровные братья обеспечат ей защиту в обмен на поток первичных матриц. И так — до тех пор, пока вы и мы не окажемся связаны слишком тесно, чтобы враждовать. Пока союз Земли и кровных братьев не окажется равен полубогам по силе. Чего еще вы хотите?

Бенедикт Яо и старик с континентами на плече переглянулись.

— Владислав.

Старейшина землян посмотрел на Оскорбителей.

— По нашим сведениям, — проговорил он, испытующе взирая на пару чужаков, — у вас самих имеются… определенные проблемы с доступом к Архиву.

Ш-Телл выдохнула. Подалась ближе к экрану, каждой шерстинкой ощущая заинтересованные взгляды людей и враждебные — Оскорбителей.

Один из чужаков сплел пальцы перед грудью. Миндалевидные глаза сузились.

— Ваши сведения неполны. Мы знаем, что сообщил вам объедок слабого владыки. Ее слова ошибочны. Мы восстанавливаем канал. Доступ к Архиву не утрачен безвозвратно.

Ли-ча краем глаза поймала короткий кивок Бенедикта Яо в свою сторону.

— Тогда мы все в большой опасности, — тихо произнесла она.

Негромкий гул голосов. Мечущиеся по столу тени файлов. Ш-Телл не было нужды заглядывать в переданные "Мурманском" доклады — она успела прослушать их в озвучке не по одному разу.

Оскорбители переглянулись. Со слабым удовлетворением Ш-Телл заметила на гордых лицах мгновенное недоумение.

— Оскорбители! — она заговорила громче. — Сколько слабых владык в галактике?

Секундная пауза.

— Около трехсот, — наконец произнесла женщина. — Ты могла бы спросить и у людей — вы ведь получили эту информацию с кольца Лариссы, не так ли?

— Когда Щедрость правила галактикой — сколько планет было возвышено? Сколько народов? — бросила Ш-Телл. — Сколько раз делились кольца, прежде чем Алчность положила конец дармовому возвышению?

— Куда ты клонишь? — теперь Оскорбитель-мужчина.

— Ответьте на вопросы посланницы Кольца Речи, — посоветовал Яо.

— Присоединяюсь к пожеланию, — Владислав мелко закивал. — Мне тоже любопытно услышать ответ.

Ш-Телл чувствовала, как кровь бьется в висках.

— Никто не даст тебе точного ответа, — проговорил Оскорбитель. — Война кодов стерла слишком много информации. Сотни тысяч, возможно, миллионы раз — за миллиарды лет существования сети. Можешь соединиться с контактными интерфейсами Лариссы — и обменять ответ на содержимое своей памяти, если он ведом самой Алчности.

— А сколько отказалось от возвышения? Много ли в галактике народов, которые отвергли посулы Щедрости? И многие ли не захотели создавать Палачей ради частицы божественности? — выпалила Ш-Телл.

Тишина, танец огней вокруг далекого Юпитера, звездный мрак на экранах. Ли-ча посмотрела на телеметрические браслеты на своих запястьях. Подумала, что наверняка приборы землян сейчас следят за ее пульсом и дыханием, измеряют содержание гормонов в крови и газовый состав в легких… Плевать.

— Я собираюсь выполнить свое обещание, Оскорбители. Помочь и вам, и людям. Помогите мне. Ответьте на мои вопросы.

— Из обладателей колец — немногие, — зло бросила женщина. — Единицы. От даров Щедрости и Алчности не отказываются.

Ш-Телл улыбнулась-оскалилась.

— Ваш мир погиб в войне за крохи этих даров. И тем не менее — они создали вас. Послали сражаться к звездам. Навлекли на себя гнев владык. Потратили на ваше сотворение остатки первичных матриц. Мой народ не назвал бы это разумным.

— Ты и представить себе не можешь, к каким высотам они вознеслись перед падением, — отрезала Оскорбитель. — Пусть это была тень величия богов — но в сравнении с Землей и твоим миром…

— Чем выше взбираешься, тем ближе Третья Атака, — не дала ей договорить ли-ча. — Оскорбители! Скажите мне, глупому объедку слабого владыки — где хранятся секреты возвышения? В одних лишь Архивах — или и в кольцах тоже?

Кажется, даже Оскорбители были сбиты с толку внезапной сменой темы. Как и большая часть Ложи.

— Кольца содержат… ключевую информацию, — медленно выговорил мужчина. — Управляющие коды развертывания. Предполагается, что система иерархична — дочернее кольцо устанавливает связь с материнским и наследует содержимое Архива, с необходимыми поправками на специфику планеты.

— Наследует? — это заговорил змеечеловек. Когда он, точнее, она, повернулась к Оскорбителям, Ш-Телл увидела, что ткань одежды на ее правом плече бугрится, будто из-под нее проступают какие-то наросты. — А… насколько надежна трансляция данных? Как быстро идет накопление ошибок?

— Ошибки исключены, — отрезала Оскорбитель. — Технологии Щедрости обращают термодинамику, манипулируют стохастическими структурами. Ошибки исключены.

— Вы говорите о необходимых поправках? — змея, похоже, не замечала ледяного тона Оскорбителя. — Значит, какие-то изменения все равно присутствуют — и если добавить фактор отбора…

Ш-Телл почти прижалась к экрану.

— Отбор, — проговорила она. — Развитие. Оскорбители! Какое изменение в содержимом Архива заставит кольца создавать зародыши чаще?

Контактные биоформы обменялись взглядами.

— Подобное невозможно, — мужчина покачал головой. — Очевидно, существуют ограничители. Щедрость не желала, чтобы ее связующие кольца переработали в себя все вешество галактики. Деление колец жестко определено расселением ближайшей цивилизации по своей системе. Если бы эволюционная деградация блока была возможна — галактика уже была бы уничтожена.

— Верно. Но есть обходной путь.

Бенедикт Яо что-то негромко процедил себе под нос. Змея выдохнула.

— Назови его, — медленно произнес Оскорбитель.

Теперь с Ш-Телл не сводила глаз вся Ложа. Часть землян, наверно, уже догадалась, что собирается сказать гостья.

— Расширение. Распространение…

— Экспансия, — подсказал ей Владислав.

— Да. Если Архив возвысит… создаст цивилизацию, которая сама будет странствовать среди звезд. Будет вторгаться в соседние системы… подстегивать их развитие, чтобы те выходили в космос. Будет учить соседей… или завоевывать. Тогда кольцо разделится снова — и кольца, чьи Архивы будут сильней подгонять народы, которые их получили, будут заполнять галактику быстрее? Так?

Где-то глубоко внутри Ш-Телл разгорелось злорадное ликование, когда она увидела ошеломленные лица Оскорбителей. Она постаралась пригасить его. Сейчас все это было неважно.

— Это… похоже на правду, — выговорила змея. — Мы знаем по собственной эволюции — технологические цивилизации должны быть редки. Слишком редки, чтобы обеспечить наблюдаемое распределение. Выход в космос еще более затратен — если бы не война с вами, мы бы вряд ли покинули свой гравитационный колодец. Но если Архивы создают цивилизации заранее склонными к экспансии — тогда…

— Все сходится? — Ш-Телл посмотрела в расширенные зрачки Оскорбителя-женщины. — Ваш родной мир задыхался от недостатка первичных матриц — но он построил вас и отправил грабить соседние звезды. Слабые владыки создают Палачей — хотя добыча едва покрывает затраты. Кто знает, может быть, и война кодов началась не из-за жадности Алчности — а потому, что кто-то среди ваших технобогов решил положить конец этой гонке?

Старик с континентами зацокал языком.

— Первые возвышенные эволюционировали в низкоконкурентной среде, — отметил он. — Но и в ней обратилась в Слабых Владык и сохранилась до наших дней лишь горсточка планет. А у Земли нет под рукой подходящей примитивной планеты, чтобы выместить на ней жажду экспансии. Если Архив направит наше развитие по тому же пути — мы неизбежно столкнемся с окружающими Землю Слабыми Владыками. А мы знаем по вашей же истории, как владыки решают подобные вопросы.

Женщина-Оскорбитель вскинула руку, останавливая его.

— Невозможно, — почти выкрикнула она. — Ложь! Безумие биоформы-объедка! Кровные братья бороздили космос миллионы ваших лет, охотясь на цивилизации и поглощая их истории. Невозможно, чтобы жалкая биоформа пришла к выводам, которые ускользнули от их внимания!

Ш-Телл покачала головой.

— Если бы народ, которого коснулся Архив, знал, какая судьба ему уготована — он мог бы ей воспротивиться. Вполне возможно, Архивы создают… запрет? Барьер?

— Культурный блок, — снова подхватил Владислав. — Предупреждают самую возможность подобных мыслей. И если он был унаследован цивилизацией ваших предков сквозь барьер Алчности…

— Поэтому я и убила копию Ника там, в Архиве, — добавила Ш-Телл минутой тишины позже. — Я боялась заговорить, боялась даже думать об этом там, где меня могли услышать и Архив, и кровные братья. Я решила, что если я ошибаюсь — вы восстановите канал, и мы вернемся к тому, с чего начали. А если я права — у меня будет время, чтобы предупредить Землю. Чтобы не дать Архиву превратить ее в настоящего слабого владыку. И стравить с другими владыками в слепой попытке обеспечить кольцу размножение.

Тишина была ей ответом. Только жужжали вентиляторы.

Воздух в земном корабле пах горячим металлом, дымом и солью сразу. Над головой, уходя за край окна, плыла каменная махина "Лавразии". За спиной змеи расцвечивало красками далекий Юпитер восходящее Солнце. Облачком искристой пыли сверкали в его лучах постройки Оскорбителя.

— Это… смелое предположение, — выдавил, наконец, Оскорбитель-мужчина. — И… рискованное. Мы должны связаться с кровными братьями. Не через вашу связь.

— Мы предоставим вам доступ к вашему аппарату, — пообещал Бенедикт Яо. — Я полагаю, теперь очевидно, почему все договоренности требуют пересмотра?

— Вы отказываетесь от использования Архива? — мрачно спросила Оскорбитель. — На больших временных промежутках — это решение невыгодно и для нас. Мы заинтересованы в превращении Земли в цивилизацию, способную на хотя бы ограниченный синтез матриц механосинтеза.

— Не полностью. Но мы будем подходить к этому с крайней осторожностью.

Возможно создание… некой комиссии, которая будет анализировать советы Архива на предмет подводных камней и заложенного в них направления развития. Мы можем запросить через кольцо Лариссы древние истории — и сравнивать наше развитие с их образцами. Наверняка существуют пути разрешения проблемы. Praemonitus praemunitus.

— Думаю, стоит взять перерыв, — спокойно предложил Бенедикт Яо. — Мы подготовим наши предложения, вы свяжетесь со своими хозяевами и вынесете свои. Эскадра останется на позиции, пока мы не придем к новому соглашению. Я надеюсь, новости не заставят ваших создателей идти на необдуманные поступки?

— Время оскорблений закончилось, — бросила женщина. — Предложение принимается. Мы сообщим вам, когда будем готовы к новым переговорам.

— Подождите! — услышала Ш-Телл свой возглас.

Уже начавший вставать Оскорбитель обернулся.

— Чего ты еще хочешь? — устало спросил он.

Ш-Телл посмотрела в холодные глаза, чувствуя, как шерсть встает дыбом.

— Кольцо Речи. Что с ним?

Оскорбитель скривился.

— Движется по очередному циклу под присмотром стража. Его слабый владыка исследует, насколько большой объем информации будет унаследован следующей машинной цивилизацией при максимальном сохранении материальных носителей и минимальной материальной культуре в промежутке. Полагаю, ближайшие несколько тысяч лет ты можешь не беспокоиться за свой народ.

— А что потом? — яростно выпалила Ш-Телл. — Третья Атака? Новая жатва? Вы обещали мне остановить это!

С содроганием она увидела на лице Оскорбителя мстительную радость.

— Обещание, — теперь заговорила женщина, — выполнено не будет.

Ли-ча показалось, что ее ударили под дых.

— В создавшихся условиях, — добавил мужчина, — это было бы слишком неразумно. Слабые владыки избегают конфронтации — но не с теми, кто сам к ней стремится. Союз Земли с кровными братьями — достаточно нов, достаточно силен, чтобы владыки предпочли войне наблюдение. Но если кровные братья вторгнутся в пространство очередной системы… Тогда владыки могут счесть, что наши аппетиты слишком выросли, чтобы позволить нам — и вам — существовать дальше.

— Что тебе до этого комка материи? — насмешливо проговорила Оскорбитель. — Ты даже не имеешь отношения к той Ш-Телл, что жила на его поверхности. Все, кого ты знала, давно стали морским илом. Сейчас ты бы даже не поняла язык своих сородичей, если бы услышала. Оставайся с людьми и довольствуйся этим.

— Лжецы, — с ненавистью прошипела Ш-Телл в псевдочеловеческое лицо. У нее перехватило дыхание от ярости. — Твари.

Она стиснула подлокотники кресла. Будь она с Оскорбителями в одной комнате — сейчас бы, наверно, вцепилась им в глотки.

Бенедикт Яо кашлянул, наклонившись вперед.

— Это окончательное решение? — спросил он, буравя взглядом Оскорбителей.

— Да, — рубанул мужчина. — Я могу подтвердить это и без переговоров с нашим источником.

Командующий ВКС ГлобДефКома опустил ладони на стол.

— Тогда, — его голос гулко отражался от металлических переборок, — Земля принимает на себя обязательство доставить посланницу Кольца Речи обратно на ее планету. И сделать все возможное, чтобы защитить ее от посягательств слабых владык. Вас устраивает подобное развитие событий, послы кровных братьев?

Ш-Телл, забыв дышать, во все глаза следила за низкорослым четырехруким созданием.

И не сразу сообразила, что означают странные звуки.

Оскорбители смеялись.

Весело, жизнерадостно, заливисто. Запрокинув головы к кормовым дюзам "Лавразии".

— Цивилизация, едва покинувшая колодец, бросает вызов двоим слабым владыкам сразу! — выдавил мужчина. — Ваши скорлупки и каменные топоры — против сторожевых конструкций и мощи Палача! О технобоги! Это будет достаточно безумной попыткой, чтобы заинтересовать саму Алчность! О да, слабый владыка, возможно, даже даст вам шанс победить! Просто затем, чтобы посмотреть, как вы этого добъетесь!

— Наша цивилизация добивалась многого, что считалось невозможным, — сухо процедил Бенедикт Яо. — Например, мы навязали мир могущественным Оскорбителям и уничтожили Палача слабых владык.

Оскорбитель утер выступившие на глазах слезы.

— Не ждите, что кровные братья примут участие в этой авантюре, — предупредил он. — Иначе она станет опасно близка к успеху. Вы не получите даже советов.

— Мы не нуждаемся в ваших советах, — выпалила ли-ча.

Ее проигнорировали.

— Зачем вам это? — с любопытством спросила женщина. — Ваши звезды разделяет слишком большое расстояние, чтобы связь принесла хоть какую-то выгоду. К тому времени, как ваша экспедиция достигнет Кольца Речи — Земля уже не будет тем миром, что ее отправил.

— Знаете, — задумчиво выговорил старик с континентами, обменявшись взглядами с Бенедиктом Яо. — Похоже, эта галактика — достаточно жестокое место, чтобы в нем любой цивилизации не помешали союзники.

***

На борту "Пангеи" ночь по-настоящему никогда не наступала — экипаж дежурил в три смены. Крохотное солнце почти неподвижно застыло рядом с диском Юпитера, раз за разом заглядывая в каюту Ш-Телл.

Конечно, экран можно было выключить и наслаждаться темнотой. Однако ли-ча все равно не спалось.

Она сидела на полу каюты, подобрав ноги под себя и рассматривая проворачивающийся над головой борт парома.

Космос и звезды в очередной раз заслонила массивная перевернутая башня. Полусфера основания выступала из скальной поверхности, ребристая колонна, выдвигаясь из поперечной щели, соединяла ее с толстой шайбой в нижней точке. С полусферы вдоль колонны спускались несколько коротких стержней, увенчанных поблескивающими огнями.

Практики ради Ш-Телл коснулась адаптивного экрана, проведя пальцем по изображению стального сталактита.

— Ускорительный комплекс непосредственной обороны HDDS Mk I, — откликнулась система. — Технические спецификации: заблокировано. Маршрут доступа: заблокировано.

Ш-Телл кашлянула, прочищая горло.

— Дипломатический курьер, — с третьей попытки выговорила она.

— Список курьерских кораблей, приписанных к дипломатическому корпусу ООН, находящихся в пространстве Юпитера: восемь позиций. Зачитать?

— Нет. Показать пути.

— Команда не распознана.

— Показать… тра-ек-тории, — Ш-Телл видела, как на звездном фоне ожидающе запульсировали восемь цветных линий со стрелочками. Если она ничего не перепутала, то шесть из них пытались настичь "Пангею", и только две — отдалялись от парома.

— Итак, тебя посылают на Землю? — сухо проговорил за спиной незнакомый голос.

Ш-Телл обернулась.

Малый экран, по которому обычно она говорила с Сандрой Петровской, осветился.

Человек на нем больше напоминал Ника, чем команда "Пангеи" или члены Ложи. Ш-Телл не могла судить через экран с уверенностью, но ей показалось, что незнакомец чуть ниже и старше ее друга. Никаких признаков генетических изменений она не видела, не считая уже привычных темных пятен на коже.

— Жаль, — проговорил землянин, в свою очередь, пристально изучая Ш-Телл. — Мы могли бы использовать твое время куда как с большей пользой, чем демонстрировать тебя придуркам из Объединенных Наций, словно какую-то диковинку. Впрочем, Сандра и Владислав и так выгадали больше времени, чем я ожидал. Теперь Совет ООН не слезет с Бенедикта, пока не убедится, что ГлобДефКом не собирается наложить на тебя лапы. Ненавижу бюрократию. И политиков.

— Кто ты?

Ш-Телл готова была поклясться, что до этого момента не встречалась с собеседником — и все же его лицо было ей смутно знакомо.

— Проклятье, а я и не представился, — мужчина потер лоб. — Извини — мне пришлось приложить… определенные усилия, чтобы с тобой побеседовать. Надеюсь, нас не прервут неожиданно — хотя, возможно, я слишком оптимистичен.

— Кто ты? — настойчиво повторила ли-ча.

Незнакомец склонил голову.

— У меня было много имен. Когда я служил на этой посудине, то звался Кайлом. Впрочем, можешь называть меня Джеком — с этого имени все когда-то начиналось сотни лет назад.

Ш-Телл очутилась на ногах. Шерсть взъерошилась.

— Я тебя знаю, — проговорила она, не отрывая глаз от экрана. — Ты тот самый шпион Оскорбителей.

Джек вздохнул.

— Шпион? Боже, до чего эти парни любят упрощать. Все несколько сложнее, Ш-Телл.

— Что ты здесь делаешь?

— На пароме? — Джек коротко усмехнулся. — Ну, среди землян я лучше всех представляю психологию Оскорбителей. Так что порой могу дать Ложе хороший совет, как с ними следует общаться.

Ш-Телл дернула ухом. Ей захотелось вновь ощутить древко под рукой.

— Ты помогаешь людям? Или своим хозяевам?

Джек поморщился.

— Я мыслил как человек большую часть своей жизни. Да, служение кровным братьям — моя базовая цель, но это не значит, что других устремлений у меня не существует. А текущий расклад, когда люди и кровные братья вынуждены сотрудничать, меня удовлетворяет целиком и полностью. И я по мере сил стараюсь, чтобы так было и дальше.

Он опустил глаза на секунду.

— Так, мы говорим уже почти три минуты, и меня до сих пор не отключили от сети. Значит, ДПБ тоже интересно послушать наш разговор. Ну слава богу, что до вас дошло, ребятки.

— Что ты хочешь мне сказать? — бросила Ш-Телл.

Джек откинулся на спинку кресла.

— Ну, например — не принимай болтовню кретинов из Совета всерьез. Эта кучка… директоров искренне считает, что ГлобДефКом нужен лишь затем, чтобы не подпускать чужаков к их драгоценным экономическим зонам. До них с большим трудом доходит, что будущее человечества, если не всей Галактики, будет решаться здесь, на орбитах. К сожалению, мы не можем просто взять и игнорировать их мнение — пусть у нас есть флот, но мы все еще накрепко повязаны с земной промышленностью. Тут, в космосе, туговато с концентрированным сырьем, знаешь ли.

— Я не очень понимаю, — осторожно заметила ли-ча.

— Поймешь позже, — отмахнулся Джек. — Сандра обрисует тебе ситуацию подробней, а я просто хочу обрисовать, как все на самом деле. Проклятье! Пока главнокомандующий был с нами, все улаживалось как-то само по себе. А теперь все мелочи надо решать в ручном режиме. Ладно — привыкнем, куда денемся… тем более, что люки задраены, — последнюю фразу он пробормотал себе под нос.