Такт в дерзости — это умение почувствовать, до какого предела можно зайти слишком далеко.
Утро было солнечным, после дождя пахло свежестью и влажной листвой. Меня разбудил запах горячего шоколада и французских булочек. Пахло детством. Я даже подскочила на постели на секунду, надеясь, что все что произошло лишь кошмарный сон и я проснулась. Но как только открыла глаза тут, же вскрикнула и завернулась в одеяло. Николас сидел в кресле и смотрел на меня.
— Что ты здесь делаешь? — закричала я и беспомощно осмотрелась по сторонам в поисках одежды.
— Забыл, как ты выглядишь, когда спишь. Последние годы ты не спала, так же как и я.
— И ты считаешь, что имеешь право вот так заходить и сидеть здесь когда тебе вздумается?
— Я имею на тебя все права, Марианна. В самом примитивном смысле этого слова. И то, что я ими не пользуюсь это вопрос времени и моего терпения.
Он бросил мне халат.
— Сходи в душ. Мы уезжаем.
Я с ненавистью посмотрела ему в глаза.
— Ты наслаждаешься своей властью? Считаешь, что можешь командовать мной и заставлять делать то, что хочешь ты?
Внезапно он оказался рядом со мной, присел на край постели, заставив меня вжаться в спинку кровати.
— Я наслаждаюсь твоим запахом, твоим обнаженным плечиком и солнечными зайчиками в твоих волосах.
Он протянул руку и намотал на палец мой локон. Господи, я слишком доступна сейчас, прикрытая лишь легким одеялом. А что если он…я с такой силой дернула головой, что от боли прикусила губу, Николас выпустил мои волосы и резко встал.
— Одевайся, мы едем на прогулку. Я буду ждать тебя внизу.
Когда он подошел к двери, я еле сдерживала слезы:
— Как долго это будет продолжаться? Как долго ты будешь делать вид, что не замечаешь, как сильно я мечтаю уйти отсюда и стать свободной?
Он даже не обернулся, только мрачно ответил:
— Пока мне это не надоест.
Дверь за ним захлопнулась, и я в ярости смела со стола поднос с шоколадом.
Я намеренно долго одевалась, заставляя его ждать. Представляла как этого властного хищника бесит каждая минута и специально тянула время. Когда спустилась вниз и встретила его гневный взгляд, испытала истинное наслаждение.
— Ты могла собираться хоть до вечера, я бы не изменил своих планов. Я умею ждать, если оно того стоит. Или пока оно того стоит для меня.
Он привез меня снова в конюшни. Я не знала зачем, скорее всего, чтобы напомнить чем в прошлый раз закончилась моя непокорность, мое желание сделать по-своему. Но в тот момент, когда мы вошли в загон, я увидела Люцифера. От неожиданности у меня замерло сердце. Это не мог быть тот же конь. Я видела, как он умер, видела, как застыл его взгляд, чувствовала, как перестало биться сердце. Конь радостно заржал, и через несколько секунд он уже тыкался шершавым носом мне в лицо. Я обняла его за шею и закрыла глаза. Может случилось чудо и его спасли…и…
— Люцифер бессмертен, это особый конь, такой же как и его хозяева, — услышала я голос позади себя и вдруг меня ослепила ярость я повернулась к Нику:
— Тогда почему ты не сказал мне об этом? Тебе доставило удовольствие смотреть как мне больно? Как я плачу о нем? Боже, какое же ты чудовище!
Видимо он ожидал иной реакции, благодарности или радости с моей стороны, потому что выражение триумфа в его глазах тут же пропало.
Я развернулась, намереваясь уйти оттуда, мне больше не хотелось гладить покорное животное, я была разочарована, словно меня обманули. Люцифер больше не казался мне благородным, он такое же жуткое порождение тьмы, как и мой муж. Я обманулась еще раз. Вокруг меня нет нормальных. Даже конь в какой-то мере дьявол.
— Продай коня. Он мне не нужен. Мне вообще ничего от тебя не нужно.
Я подбежала к машине и села на переднее сидение. Меня колотило, я задыхалась от гнева. Николас вернулся спустя четверть часа, он швырнул мне на колени свернутые в трубку бумаги:
— Это дарственная и родословная Люцифера. Продай его сама, если хочешь. Он твой и тебе решать его судьбу, а не мне.
— А мою решаешь ты, верно?
— Да, Марианна, твою решаю я, — рявкнул мне в лицо и на секунду его глаза загорелись красным фосфором, я зажмурилась и втянула голову в плечи.
Я его задела. И втайне радовалась, что мне удалось испортить ему настроение. Потому что он вернул меня домой и целых два дня не приближался ко мне. Он уехал. Я была предоставлена сама себе и мне это чертовски нравилось. Я даже обошла весь дом и познакомилась со слугами-людьми. Я наведалась в комнату Самуила и рассматривала его фотографии. Я была свободной, точнее иллюзия свободы радовала и обнадеживала. Пока я не решила выехать за пределы дома. Меня не выпустили. Сказали «Не велено».
Я вернулась в комнату и заперла дверь. Отказалась от завтрака, обеда и ужина. Не велено? К черту их всех. Я не чья-то игрушка или прихоть, я живая, я свободна. Плевать на брак, плевать на все. Я заставлю его отпустить меня. Заставлю.
Но все повернулось иначе. Как всегда в моей жизни. Ник вернулся и наверное тот каким он был до возвращения оказался все же лучше, чем тот каким он стал. Слуги в доме притихли. Ко мне уже не стучали, чтобы принести поесть, и я сама спустилась на кухню. Невольно подслушала разговор двух служанок:
— Боже, когда она лежала в коме, все было иначе. Хозяин был другим. А сейчас в него дьявол вселился. Что она с ним делает? Она понимает, что это сказывается на нас? Или ей все равно? Вчера Мила пропала. Понесла ему сигары и виски в кабинет и не вернулась. Я весь дом обыскала, а ее нет нигде.
— А что если он…, - в ужасе прошептала другая служанка.
— Такого не может быть!
— Может! Ты забыла, что рассказывают о нашем хозяине? Были времена, когда он развлекался со служанками. Что если эти времена вернулись?
Я решительно вошла на кухню, и они притихли, в ужасе уставились на меня.
— Когда пропала девушка?
— Вчера вечером. Она такая молоденькая…совсем ребенок…Госпожа, попросите его…
Я смотрела на их вытянутые бледные лица и понимала, что меня они тоже боятся. Я для них такой же монстр, как и их хозяин. Тогда зачем они здесь работают? Или их заставили?
Я решительно вышла из кухни и пошла к нему в кабинет. Во мне появилась какая-то странная решимость выплюнуть в лицо все, что я знаю, и будь что будет. В кабинете Николаса не оказалось. Тогда я пошла в спальню, содрогаясь от того, что могу там увидеть. Не постучала, толкнула дверь и дерзко переступила порог. Постель аккуратно застелена, распахнуты окна. В вазах стоят белые розы. Благоухания цветов смешались с запахом его тела, волос, дыхания. За дверью ванной слышался шум льющейся воды. Я стояла посреди комнаты и ждала, пока он выйдет, полная яростной решимости. Наконец-то Николас вышел из ванной, и я задохнулась, непреодолимое желание выскочить из комнаты граничило с благоговейным восхищением, которое приковало меня на месте и я просто не могла сделать ни одного движения. Так бывает когда вы видите хищника, очень опасного, он может вас убить, но настолько прекрасного, что желание лицезреть это чудо заглушает ваш страх. Это как попасть в вольер к тигру и с замиранием сердца гадать: он сыт сейчас или ваше любопытство закончится гибелью?
Если на этом свете есть красота более ослепительная, то я никогда не видела ничего подобного и завораживающего, как это смуглое обнаженное тело, прикрытое лишь полотенцем на узких бедрах. С длинных волос стекала вода и капли перекатываясь, прятались в темных волосах на груди, спускались по сильному животу с рельефными мышцами и исчезали за краем полотенца. Он казалось знал, какое впечатление производит и искренне наслаждался моим немым восхищением. Я заворожено смотрела на его тело и не могла оторвать взгляд. Он совершенен. Идеален как бог или дьявол. Живой соблазн порочный и прекрасный, грех во плоти.
— Все рассмотрела? Или может снять полотенце?
Я вздрогнула и оцепенение пропало.
— Где Мила?
Его брови удивленно поползли вверх.
— Мила?
— Да, девушка служанка. Она пропала. Вчера ее видели возле твоего кабинета и с тех пор она исчезла.
Николас усмехнулся, он прошел через комнату, повернулся ко мне спиной, сбросил полотенце, и я непроизвольно закрыла глаза, но успела рассмотреть сильные ягодицы и красивую рельефную спину, покрытую шрамами.
— Ты считаешь, что я имею отношение к ее исчезновению?
— Да! Именно так я и считаю. Что ты с ней сделал?
Я стояла с закрытыми глазами, пока вдруг не почувствовала, что он рядом. Очень близко. Его дыхание опаляет кожу на моем затылке.
— А как ты думаешь? Что я мог с ней сделать? Давай, расскажи мне в каких страшных смертных грехах ты подозреваешь монстра?
Я молчала и не открывала глаза. Я боялась, что если посмотрю на него вся моя решимость сказать все что я думаю тут же исчезнет.
— Ты думаешь, я попробовал ее крови? Или думаешь, я занимался с ней сексом? Что больше тебя злит? А Марианна? Или то и другое? На что я по-твоему способен?
— На все! — всхлипнула я и распахнула глаза, — ты способен на все! Что ты с ней сделал, Николас? Она жива?
Он расхохотался, громко и оскорбительно, мне захотелось закрыть уши руками и не слышать этого смеха.
— А как ты думаешь? — зловеще спросил Николас и перестал смеяться, он склонился ко мне, его животная энергия парализовывала, — как ты думаешь, она жива?
У меня внутри все похолодело. Над верхней губой выступили капельки пота.
— О боже, — простонала я, — ты…господи, неужели ты убил ее?
Перед глазами возникла жуткая картина, как его призраки в черных плащах выносят из дома мертвую обнаженную девушку. Николас прошел мимо меня, налил виски в бокал и сделал глоток.
— Пока нет. Я еще не решил, как поступлю с ней.
В уголках его губ спряталась улыбка, а мне захотелось закричать от ужаса.
— Отпусти ее. Она очень молоденькая. Зачем ты так? В чем она могла провиниться, она почти ребенок?
Николас прищурился и внимательно посмотрел на меня:
— Ребенок? Ей семнадцать, ты была всего на год старше, когда я познал тебя. О, ты была атнють не ребенком. Очень горячая, податливая…Отпустить? Чего ради?
Мною овладело отчаяние, я должна была что-то сделать. Убедить его, что-то сказать. От одной мысли, что он мог делать с этой девочкой, у меня кровь стыла в жилах.
— Ради…не знаю. Скажи, ради чего ты мог бы сжалиться над ней.
— О, это гораздо интересней. Я люблю ставки. Высокие ставки. Как интересно ты сказала — сжалиться? А тебе не приходил в голову, что возможно ей хорошо? И она кричит от наслаждения, когда я прикасаюсь к ней? Когда пью ее кровь в момент неистового оргазма…об этом ты думала, Марианна?
Он обошел вокруг меня, а я закусила губу и едва сдерживалась, чтобы не броситься прочь из спальни. Вместо дикого ужаса я вдруг резко почувствовала как меня, словно паутиной, опутывает его дьявольское обаяние, сексуальный магнетизм, власть этого голоса.
— Ради чего? Например, ради того чтобы ты заняла ее место. Я голодал долгих четыре месяца без ласки, без женского тела, без секса.
Ник остановился позади меня и убрал волосы с моего затылка.
— Вампиры очень чувственные хищники. Для нас физическая близость значит гораздо больше, чем для людей. Это необходимая разрядка. Как и пить кровь. А я люблю совмещать и то и другое. Ты придешь в мою постель, Марианна? Дашь мне прокусить вот эту тонкую венку на твоем горле и пить тебя, когда ты извиваешься подо мной? Вместо нее…
Его пальцы коснулись моего горла и у меня задрожали колени. К ужасу примешивалось странное, мощное чувство дикого возбуждения. То, как он говорил это…его голос. Он проникал под кожу. Я задрожала от презрения к себе и к нему. Еще никогда я не испытывала такого резкого контраста ненависти и безумного желания, вопреки всем доводам рассудка.
— Ну, так как…ты готова на честный обмен? Стать моей сексуальной рабыней вместо той девушки? Или все же твое презрение ко мне сильнее благородных порывов?
Почему то я хотела представить себе как он связывает несчастную, как бьет ее и насилует и содрогнулась…потому что вместо нее я видела себя со связанными руками и закрытыми глазами, и я вдруг поняла, что возбуждаюсь еще больше, представляя как беспомощно извиваюсь в его жестоких руках. Острое запретное удовольствие, порочное и грязное.
— Ну… я жду. Твой выбор. Твои ставки.
— Я согласна…, - выдохнула, содрогаясь всем телом, — отпусти ее.
Внезапно он исчез, точнее я перестала чувствовать его присутствие у себя за спиной. Распахнула глаза — Николас Мокану смеялся, беззвучно. Им овладело дьявольское веселье, он наполнил бокал до краев и залпом осушил, а потом вдруг сказал:
— Мила попросилась домой. Она полгода работала без выходных, чтобы выплатить кредит за квартиру своих родителей. Я отпустил ее вчера вечером. Она вернется в понедельник.
Он сел в кресло и закурил сигару, все еще продолжая смотреть на меня. Напряжение спало и меня начала бить крупной дрожью. Я не знала, что я чувствую, то ли облегчение, то ли сожаление. Но не угрызения совести. Он позволил мне несколько минут окунуться в леденящий ужас. Ему нравился мой страх. Он питался им несколько долгих, как столетия, минут, ему доставило удовольствие заставить меня выбирать. Только за это я ненавидела его. За то что он манипулирует моими эмоциями. И не только моими.
— Ты разочарована? Признайся, что это так. Ведь считать меня чудовищем гораздо приятнее.
Мне хотелось вцепиться в него когтями и рвать на части. Особенно в его глаза, наглые синие глаза, которые мне хотелось выцарапать.
— Кстати, я не нуждаюсь в сексуальной рабыне, тем более, когда она сама этого не хочет. Женщины приползают ко мне на коленях. Но если ты попросишь, я готов передумать.
— Никогда!
Крикнула я и хотела выбежать из комнаты, но он молниеносно преградил мне дорогу.
— Подожди. Разве мне не полагается вознаграждение? Я сдержал слово и отпустил ее.
— Еще до того как я об этом просила. Ты играл со мной в игру, где изначально ты был победителем при любом раскладе. Это низко.
Я взялась за ручку двери.
— Я всегда победитель. В любви и на войне все способы хороши, — сказал он и придавил дверь рукой. Я обернулась:
— Чего ты хочешь, Николас?
— Не так много как ты думаешь — тебя. Я хочу тебя, Марианна.
Его голос звучал хрипло, и я снова почувствовала, как внизу живота завязывается узел из напряжения. «Я хочу тебя, Марианна» прозвучало сильно, словно он хотел сказать «Ты моя и я рано или поздно получу тебя».
— Для меня это слишком много.
— Давай изменим правила.
— Правила, — я презрительно скривилась, — разве в твоих играх есть правила, Николас?
— Назови меня Ником…Николас слишком официально.
— Николас, — упрямо повторила я.
— Хорошо, давай установим правила. Давай, ты первая. Я дам тебе фору. Скрась свое пребывание в этом доме. Все может быть иначе.
— Первое правило — не прикасайся ко мне пока я не позволила, — выпалила я видя как он намеревается прикоснуться к моим волосам. Ник одернул руку.
— Пожалуйста, я не прикасаюсь к тебе. Теперь мое правило — ты будешь сопровождать меня везде, куда я тебя позову.
— Ты перестанешь появляться в моей комнате без стука.
— Договорились, я буду стучаться. Ты будешь принимать мои подарки.
— Хорошо…пока что этого достаточно. Ты ведь не отпустишь меня верно?
— Нет, не отпущу. Это не обсуждается.
— Никогда? — с надеждой спросила я, ведь сейчас этот хищник явно был расслаблен. Он чувствовал себя победителем.
— Никогда, — с улыбкой ответил он.
Я кивнула и взялась за ручку двери.
— Нас пригласили на премьеру Дианы Вольской. Я хочу, чтобы ты пошла со мной, и никто не усомнился в том, что у нас снова все в прядке. Даже наша семья.
— Ты позволишь мне выезжать из дома. Без тебя, — вкрадчиво попросила я.
— С охраной, — согласился он, и я почувствовала, как от облегчения в теле появилась слабость. Только что я отвоевала немного своей территории и это было слишком просто. Господи, как же переменчиво его настроение. Никогда не знаешь чего ожидать.
Наши взгляды встретились, и я поняла, что переменчив не только он, мое собственное настроение и чувства меняются в зависимости от выражения его глаз. Сейчас, когда зрачки Николаса не сверлили меня, не прожигали насквозь, а радужки снова были светло синими я вдруг подумала, что он умеет быть милым…если захочет. Только узнать бы теперь от чего зависят его желания. И на что еще я должна согласиться, чтобы из зверя он вдруг превратился в аристократа? И что может привести к обратному результату. В этом вся проблема. Я никогда этого не узнаю. Потому что эта грань слишком тонка…а я уже давно за гранью…