Глава 13

Не спрашивай о чем.

Ну что ж, давай туда пойдем.

16 октября 1941 года

Андрей уснул только под утро. Ворочаясь в постели, он не мог избавиться от мыслей, что может быть с Еленой и Настей, воображение рисовало картины одна ужасней другой, и попытки успокоить себя, что, скорее всего, ничего не случится, если только их не понесет на улицу, ни к чему не приводили. Так что когда рано утром прибежала Тамара Михайловна и с порога закричала: «Метро закрыто!» [1], он с тяжелой головой вылез из кровати, на которой высилась груда скомканного постельного белья.

— Что случилось, Тамара Михайловна? — услышал Андрей голос Михаила с кухни.

— Метро закрыто! Говорят, немцы через час-другой в город войдут! Начальство всё вчера сбежало! Что делать-то? — продолжала причитать Тамара Михайловна.

— Маааалчать! — своим самым лучшим командным голосом рявкнул Михаил и добавил потише: — Метро завтра откроют, немцев тут не будет, начальники вернутся. Вопросы есть?

Выходящий из спальни Андрей успел заметить, как немного побледневшая домработница мотает головой из стороны в сторону, сидя на краюшке стула. Очевидно, сотрясающий своим голосом стекла в окнах и посуду в буфете Михаил в ее сознании плохо совпадал с тем интеллигентным и вежливым мужчиной, с которым она до этого каждый день общалась.

— Доброе утро, Тамара Михайловна, — спокойно поздоровался он, входя на кухню. — Завтракать будем?

— Конечно, конечно, сейчас, — вздрогнув, будто очнулась, домработница вскочила и засуетилась у примуса.

— Доброе утро, Андрей, — поздоровался сидящий за столом Михаил. — Ты как?

— Бывало и получше.

— Давай, умывайся, завтракаем, пойдем потом к Никите сходим, узнаем, что там творится.

Успокоившаяся Тамара Михайловна накормила их неимоверных размеров бутербродами с вареным мясом, скворчащей на сковороде яичницей на сале и напоила крепчайшим кофе, который она, как оказалось, замечательно варила.

После завтрака они первым делом, глядя на продолжавший лететь с неба мокрый снег, достали армейские плащ-палатки, купленные Михаилом недавно по случаю у какого-то залетного торговца, который таскал в здоровенном мешке прямо по улицам поселка, скорее всего, ворованное армейское обмундирование.

— Пистолет свой давно проверял? — спросил Андрея Михаил.

— Давно, вчера, — ответил тот.

— Шутить начал? Уже хорошо, киснуть сейчас нельзя. Сколько у тебя запасных магазинов с собой?

— Три штуки, четвертый в пистолете, ты же мне сколько и давал, помнишь?

— Помню, возьми тогда еще пару пачек с собой, запас карман не тянет.

На улице мокрый снег вперемешку с дождем падали на землю, превращая землю в грязь с тонким слоем тающего снега, не хотелось даже выходить.

Борискина они увидели издалека, когда он бежал от одной баррикады к другой. Возле укрепления на Врубеля они его и поймали. Никита покрикивал на дежурных из отряда самообороны. Члены Союза советских художников безропотно слушали и угрюмо соглашались, когда он, явно не в первый раз за утро, ставил им задачи по наблюдению и оповещению.

— О, а вот и вы, хорошо, что пришли, — увидев Андрея и Михаила, он пошел к ним навстречу с протянутой для приветствия рукой.

— Здравствуй, товарищ Борискин, — прожал ему руку Михаил. — Как обстановка на объекте?

— Всё тебе шуточки, товарищ Щукин, — нервно поморщился Никита, не поддержав шутливый тон приветствия. — Слышал, метро не открыли?

— Слышал. Не открыли и ладно. Позже откроют. Не вижу пока повода для паники.

— Это ты не видишь, а другие очень даже видят, — ответил Михаилу Никита, — и не только видят, но и паникуют. Вот и бегаю уже неведомо сколько, грязь мешу, пару раз пришлось и в ухо съездить самым впечатлительным. Ну, я побежал, а вы побудьте пока здесь, на всякий случай, — и Никита побежал к следующей баррикаде.

«Всякий случай» вышел к баррикаде где-то через полчаса в виде шести подвыпивших мужичков, вооруженных парой вил и одной косой-литовкой на всю компанию, одетых в потрепанные ватники и кепки, выглядевшие так, будто достались в наследство.

— Далеко собрались, товарищи-граждане? Да еще и с косой? Косить траву сейчас уже вроде как поздно? — встретил их Михаил, забравшийся на верх баррикады.

— Ты, профессор, пасть прикрой, — сильно шепелявя заявил шедший впереди коллектива один из обладателей вил. — Давайте, разбегайтесь по домам, гниды. Или ты, профессор, думаешь, что меня твоя кучка мешков с песком остановит? Пригрелись тут, крысы городские. Гыыыы. Нынче наша власть, интелихенты очкастые!

Он снял с плеча вилы и махнул ими, очевидно, надеясь распугать этим засевших за баррикадой, но грянувший в утренней тишине выстрел остановил этот широкий жест. Вилы упали под ноги в грязь, а мужичок заголосил внезапно прорезавшимся фальцетом, глядя на свою простреленную кисть, из которой быстро закапала на землю кровь.

Остальные участники группы любителей чужого добра бросились врассыпную, оставив своего предводителя, баюкающего правую руку и продолжающего подвывать, в одиночестве.

— Эй, благородный разбойник! Что стоим? Кого ждем? — спросил Михаил, пряча свой пистолет в кобуру. — Давай, быстрее отсюда. И предупреди там своих, следующие здесь лягут. Беги, беги, а то я ведь и передумать могу!

Мужик развернулся и неловко побежал, прижав простреленную руку к груди, оставляя за собой неровную дорожку из темно-красных капель, расплывающихся на снегу.

Прибежавший на звук выстрелов Никита сдержанно похвалил их за находчивость, затем ушел, прихватив трофейные вилы с собой, предварительно обтерев испачканный в грязи черенок куском ветоши, который очень кстати нашелся у него в кармане.

Кроме этого инцидента, до полудня ничего не произошло. Время от времени с разных сторон раздавались одиночные выстрелы, на которые они скоро перестали обращать внимание. Михаил с Андреем перезнакомились с тремя соратниками по обороне. Всем оказалось далеко за сорок, так что Андрей был среди них самым молодым. Выяснилось, что художник из них только один, нисколько на художника не походивший, и зовут его Егор Степанович, и живет он тоже на Верещагина, через несколько домов, а приехал из города только позавчера, потому что жена его в Лефортово, лежит в больнице, хотел зайти к новым соседям, да постеснялся. Двое остальных оказались инженерами с завода. Роман Семенович и Евгений Антонович жили на Левитана и участки получили после переезда, один из Полтавы, а другой из Уфы. Оба были давно женаты, их жены с детьми сейчас сидели по домам и ждали, чем всё кончится. Разговаривали мало, большей частью о перспективах наступления немцев и взятия ими города, Андрей даже удивился, как люди черпают столь точные сведения о положении на фронте из скупых на конкретику сводок Совинформбюро. Каждый из них думал о своей семье и о том, как спасать своих близких, если случится то, мысли о чем они так старательно гнали от себя.

Они уже договорились сходить по очереди по домам для того, чтобы пообедать и немного обогреться и Андрей как раз начал проводить жеребьевку путем вытаскивания короткой спички, и они не заметили, как к ним подошла запыхавшаяся Надежда Борискина.

— Здравствуйте, — поздоровалась она со всеми, — как вы тут? Ребята, я к вам, — жена председателя обратилась к Андрею с Михаилом, — вы бегите домой сейчас, там пришла женщина из города, ищет вас срочно, говорит, что ее зовут Даша и вы ее знаете. Я её отвела к вам домой, она промокла вся. Обед готовится, вам скоро принесут, хоть согреетесь, — сказала она остальным.

Но Андрей не стал ее дослушивать и изо всех сил побежал к их дому. Дважды он падал, поскользнувшись, поднимался и опять бежал. Михаил, сначала бежавший рядом, быстро отстал и догонял его где-то сзади.

Дарья сидела на кухне, закутанная в одеяло, мокрые волосы свисали с головы, у ног расползалась грязная лужица, а возле нее хлопотала Тамара Михайловна, сунув ей в руки кружку с горячим чаем.

— Сейчас, девонька, потерпи, вода нагреется, помоем тебя, я тебе потом переодеться найду. Что ж ты так, раздетая, даже без платка, чуть не босиком...

Андрей, едва вбежав в дом, бросился к ней и схватил ее за плечи

— Даша, где Лена? Настя? Что с ними? — крикнул он.

Но Дарья не могла ничего сказать: она еще не успела согреться, ее трясло не только от холода, но и от эмоций. Одной рукой она придерживала сползающее одеяло, а другой пыталась удержать кружку с чаем.

— Чай после. Коньяку ей налейте, Тамара Михайловна, — забрал он кружку, из которой на пол выплескивался чай и, взяв у домработницы стакан, в который та щедро налила коньяк, влил его содержимое в рот Дарье.

Глотнув его, она закашлялась, слезы из глаз полились еще сильнее, но дрожать Дарья быстро перестала.

— Даша, скажи мне, где Лена с Настей? С ними всё в порядке?

— Они на Малой Грузинской, там возле собора, недалеко... Они у подруги моей, Ирины. Мы вчера к ней пошли переночевать, у меня Терентьич буянил, — начала рассказывать она.

— Я знаю, давай дальше.

— Ночью к соседям пришли какие-то, не знаю кто, шуметь начали, Ира пошла их успокоить, а они... Они там стреляли... И я не знаю, что с ней..., с ними, — Дарья опять зарыдала.

— Даша, рассказывай же, не тяни! Что дальше случилось?

— Мы заперлись, а эти, они ломиться начали, мы тогда дверь комодом подперли, они открыть не смогли, кричали, угрожали нам, потом сказали, что мы рано или поздно всё равно выйдем... И они там до сих пор, мы слышали как они буянят, ругаются, дерутся между собой, стреляют... Целую ночь мы не спали, боялись, что они ворвутся, они же выпьют, песни поорут, а потом к нам подойдут и спрашивают, когда мы выйдем уже. Утром решили выбираться как-то и идти к вам, связали всё, что можно, пододеяльники, шторы и простыни, чтобы вылезти на улицу, там же четвертый этаж, я первая полезла, очень страшно было, а у самой земли оборвалось всё, я упала, в грязь прямо, а Лена с Настей там и остались, вылезть уже не смогли. — она всхлипнула. — Я побежала в милицию, а там нет уже никого, участок разгромленный весь, окна выбиты, внутри гарь какая-то. Я тогда к вам побежала, мы же у вас были тогда, я дорогу помню. Я к вам долго добиралась, метро ведь закрыто, транспорта нет никакого, все как с ума сошли, — уже в полудреме, шмыгнув носом, сказала Дарья, заваливаясь набок.

Из-за спины Андрея шагнул запыхавшийся Михаил и подхватил Дарью. Оказалось, Андрей не услышал, как тот зашел.

— Даша, не спать! Не время! — встряхнул ее Михаил.

— Я и не сплю, — сонно сказала Дарья.

— Так, быстро, адрес!

— Я не помню номер дома, там после собора во двор и направо.

— Рисуй! На вот тебе, бумагу, карандаш. Смотри, вот Малая Грузинская, вот собор, вот улица Климашкина, или как она сейчас называется?

— Коммунистический переулок, — тихо сказала Дарья.

— Хорошо, Коммунистический. Куда идти?

— Вот сюда, здесь дом пятиэтажный, из красного кирпича, возле него повернуть и во дворе вот так этот дом стоит, тоже пять этажей, возле подъезда ёлка растет, высокая, ее издалека видно, она одна там, — нарисовала Дарья.

— Так, с домом уточнили, теперь квартира.

— Первый подъезд, там, где ёлка, четвертый этаж, прямо, одиннадцатая квартира.

— Хорошо, Даша, молодец. Рисуй теперь, где и что там в квартире.

— Ой, я не помню, — заплакала Дарья.

— Даша, соберись! Представь, что ты зашла в эту квартиру, ты же там не раз бывала, — подсказал Андрей.

— Вот так коридор, налево кладовка какая-то, потом поворот направо, здесь одна комната, потом кухня, потом еще комната, тут еще поворот, там ванная и туалет. А здесь справа четыре комнаты. Вот здесь, в третьей комнате, мы и сидели. А эти в первой, после поворота, но они и на кухне шумели, и в коридоре, и везде. Что теперь будет? — опять заплакала Дарья.

— Подожди реветь. Сколько их? — спросил Михаил.

— Четверо. Или пятеро. Я не знаю, я их не видела.

— А в комнате что?

— Да просто там всё, прямоугольная, как у всех, вот дверь, вот окно, тут щкаф стоит, всё просто, — Дарья нарисовала и план комнаты.

— Хватит уже девку мучить, дайте я ее хоть помою, она ж промерзла вся, — отодвинула мужчин в сторону Тамара Михайловна. — Пойдем, Дашенька, пойдем, я и воды набрала уже, погреешься хоть, я тебе и переодеться приготовила, а то этим иродам всё равно, что ты замерзла вся и заболеть можешь, — и она увела разомлевшую от тепла и коньяка Дарью в ванную.

— Мне срочно надо туда, ты со мной? — спросил Андрей.

— Какой разговор, конечно, с тобой. Девчонок надо спасать. Но сначала надо подумать, как добраться до Малой Грузинской, отсюда это километров десять по Питерской, пешком долго добираться, как хоть Дарья в такую погоду шла. И время работает не на нас, — вздохнул Михаил

— У Никиты же мотоцикл есть, — осенило Андрея, — надо попросить.

— А там на месте посмотрим по обстановке. Скорее всего, это обычное пьяное быдло, где-то ствол раздобыли, или пару, нажрались, стрелять начали. Может, они и ушли куда-нибудь уже, или спят пьяные. Приедем, разберемся.

— Сейчас, подожди, еще один вопрос, — Андрей открыл дверь в ванную и, не обращая внимания на зашипевшую на него Тамару Михайловну, спросил, — Даша, а как его зовут, этого соседа?

— Сёма, все называли его так, Сёма Щепкин.

— Щепа или Щепка, кличка какая?

— Щепа.

Тут же пошли искать Никиту, но Борискин пребывал в своем обычном состоянии «только что видели вон там, здесь пробегал». Зато нашлась Надежда, которая подтвердила и наличие мотоцикла, и его исправное состояние.

— Зачем вам Никита? Я такая же хозяйка этого драндулета, как и он. Я дам вам этот мотоцикл, какой разговор, если надо. Замерзнете только, по дождю сейчас ехать.

— Нам очень надо, Надя, там наши в беде. Мы будем очень обязаны.

— Вот, Андрей, я на тебя обижусь! Что ж ты за человек такой? Обязан он будет. Перестань даже думать такое, а то я с тобой разговаривать перестану. Свои люди же, кто вам еще поможет? Пойдем уже.

До дома Борискиных идти было всего метров триста, которые они прошли, не заметив. По двору бегали два пса уникальной породы русская дворовая, сразу же подбежавших к Надежде в ожидании угощения.

— Вон, проглоты, на вас не напасешься, — отогнала их Борискина. — Андрей, помоги сарай открыть, — сказала она, открыв замок на воротах.

В сарае стояло чудо темно-песочного цвета, от современных Андрею мотоциклов почти не отличавшееся, разве что фара выглядела чуть попроще. На бензобаке гордо красовалась эмблема в виде букв ПМЗ в красной пятиконечной звезде.

— Вот, смотрите. Ключ зажигания, три скорости, в коляске Никита седушку поменял, чтобы ехать удобнее. Целое состояние за него в тридцать девятом отдал [2], но это же... эх... Борискин мой о таком всю жизнь мечтал. Ездить-то можешь на таком? — спросила она Андрея.

— А что тут мочь? Он же простой, как трактор, садись и едь, — ответил Андрей, натягивая очки, лежавшие рядом со шлемом и рукавицами в коляске.

— А мне шлем найдется? — спросил Михаил.

— Да вон, на полке лежит, — показала Надежда.

— Ты в коляске? — спросил его Андрей. — Или сзади?

— Конечно, сзади. Заводи, поехали.

Андрей повернул ключ в замке зажигания, изделие Подольского мотозавода чихнуло, фыркнуло и мотор ровно загудел.

— Красавец, — погладил его по бензобаку Андрей, — спасибо, Надя, мы скоро вернемся!

Ленинградское шоссе двигалось только в сторону центра, из города по нему почти никто не двигался, где-то получалось ехать быстрее, где-то стояли в пробке почти без движения. На обочинах попадались брошенные разграбленные машины. В одном месте, стоя за заглохшим грузовиком, они увидели, как толпа выносит содержимое разгромленного магазина, а стоявший рядом милиционер спокойно курил, будто рядом с ним ничего страшного не происходило.

Дом на Малой Грузинской они нашли сразу, Ёлка стояла на месте. Дарья ничего не напутала, рисуя свои схемы. Во дворе гоготали подростки, сидевшие группкой за столом. На столе стояли бутылки, лежала наваленная кучей колбаса. Очевидно, молодые люди тоже участвовали в набеге на какой-то магазин.

Когда Андрей заглушил мотор, они все, как по команде, повернули головы в их сторону. Андрей стащил с головы шлем и позвал парня, сидевшего с краю:

— Слышь, пойди сюда!

Тот не спеша поднялся и подошел, остановившись в нескольких шагах от мотоцикла.

— Ты кто? Обзовись, — тоном, не предполагающим отказа, сказал Андрей.

— Вовчик я, Попов.

— Что, магазин подломили? — спросил Андрей, кивая на стол.

— Ага, — довольно ухмыльнувшись, кивнул тот,

— Вовчик, подскажи-ка, корешок, Сёма Щепа здесь живет?

— Ага, вон, в первом подъезде.

— Лады. Ты, Вовчик, присмотри пока за аппаратом, нам еще сегодня долго кататься, братву собирать.

Гордый делом, порученным, как ему показалось, настоящими блатными, Вовчик прикипел к мотоциклу.

На четвертый этаж Андрей взбежал намного раньше Михаила, который поднимался чуть медленнее, и успел прислушаться к тому, что творилось за дверью в одиннадцатую квартиру.

— Что там? — шепотом спросил подошедший Михаил.

— Бухают. Вроде четверо или пятеро, слышно плохо. Ну что, я звоню в дверь, кричу, зову Сёму, а как откроет, ты его примешь у двери, а я прямо перед глазком стоять буду, чтобы не напугать.

— Договорились, — сказал Михаил, доставая свой пистолет, — начинай.

Андрей нажал сразу на три звонка, не глядя, к кому они, а другой рукой заколотил в дверь кулаком и закричал самым пьяным голосом, какой только мог изобразить:

— Сёма! Щепа! Открывай!

Через минуту из-за двери мужской голос спросил:

— Кто? Кого хоть принесло?

— Да это же я, Андрюха с Пресни, помнишь? Должок принес вот! Открывай, Сёма, выпить охота, а не с кем! А у меня с собой!

Щелкнул замок и дверь открылась. В сумерках затемненного коридора Андрей увидел среднего роста мужчину лет сорока, с выдающимся чубом, которому позавидовал бы любой казак и шрамом на правой щеке, из-за которого на лице Сёмы постоянно присутствовала половинка улыбки. За этот чуб и схватил его левой рукой Михаил, вытащив на лестничную площадку и приставив к левому глазу пистолет, который он держал в правой руке.

— Сколько человек в квартире? — спокойно и буднично спросил Щепу Михаил, чуть сильнее вжимая ствол в глаз.

— Че... че... тве, — пролопотал он.

— Где они? — продолжил Щербаков.

— В ко... комнате, у меня в комнате все.

— Сколько стволов?

— Два, у меня и у Аркаши.

— Уже один, — сказал Михаил, доставая у Сёмы из-под брючного ремня наган. — Где Аркаша сидит?

— Возле окна, справа, он один, сразу увидите, с усами.

— Что с женщиной?

— Я... я... Мы не хотели, Ирка сама, я ее случайно подстрелил, кто ж знал, что она помрет сразу... А тех Аркаша хотел, это не я...

— Что с теми, что в комнате? — тряхнул его за чуб Михаил.

— Ничего, они там сидят, не высовываются.

— Что ж, Сёма, пойдем, — и Михаил толкнул его вперед стволом пистолета. — Мои слева, твои справа, — тихо сказал он Андрею, хватая Щепу за ворот.

Тот, как загипнотизированный, пошел перед Михаилом и открыл дверь в свою комнату. За столом сидели четверо мужчин, в этот момент поднявшие стаканы с водкой, собираясь чокнуться. Михаил толкнул Сёму вперед, так что тот упал на пол прямо перед столом, шагнул влево, освобождая место Андрею и они начали стрелять почти одновременно, как и договаривались. Аркаша, у которого и вправду за поясом торчал наган, дотянуться до своего ствола не успел и сейчас лежал на столе лицом вниз, под ним расплывалась лужа крови. Еще двое упали на пол и не шевелились, и только тот, по которому Андрей стрелял первым, лежал на полу у окна и хрипел, подергивая левой ногой. В воздухе витал густой запах сгоревшего пороха, крови, разлитой водки и дерьма. Сёма Щепа лежал на полу, куда его толкнул Михаил и испуганно пялился в ствол Андреевой Беретты. Андрей шагнул поближе к нему и выстрелил в лицо.

— Всё, готовы, — сказал Михаил, подойдя к столу и посмотрев на лежавшие на полу тела. — Дверь только закрой, чтобы девчонки не увидели.

Закрыв дверь в первую комнату поплотнее, Андрей подбежал к третьей двери и закричал, застучав в нее кулаками:

— Лена, Настя, я здесь! Это я, Андрей!

__________________________________

[1] 16 октября 1941 года — единственный день в истории московского метрополитена, когда он был закрыт: готовились к подрыву тоннелей.

[2] Мотоцикл ПМЗ-А-750 в конце тридцатых стоил 7760 рублей, примерно 25 средних зарплат рабочего.

Загрузка...