Рей стояла посреди небольшой комнаты, выдолбленной в стене пещерного зала. Помещение было обшито необтесанными деревянными досками, потолок тяжело опирался на сучковатые бревна, а все пространство вокруг освещала одна-единственная люминесцентная лампа без плафона. Лампа светила тускло и постоянно моргала, раздражая глаза Аянами: девушке все еще было больно после разъединения с «Ружьем» — даже спустя пять часов крепкого сна.
Напротив Рей за широким слегка перекошенным столом сидел старик в выцветшей форме генерала Сил Самообороны. За его спиной висел флаг Японии, а стол укрывала слегка растрепанная карта региона с множеством обозначений. Старик задумчиво смотрел на карту, делая какие-то пометки.
— Генерал, — нарушила тишину Аянами, понимая, что так может продолжаться очень долго. Старик перевел глаза на девушку и произнес:
— А, Рей, наконец-то ты вернулась. Докладывай.
— При помощи «Ружья» сбита одна Ева. Пилот взят в плен, но потерян при эскортировании. Передовой северо-западный лагерь и полевой лагерь Икари Юй уничтожены Ангелами. Судя по всему, выжила только я.
— Проклятье, — ругнулся старик, — Юй ведь была почти у цели…
«Цели?» — подумала Аянами, но переспрашивать не стала.
— Но главное, что с тобой все в порядке. Ты единственная из всех, кто способен управлять «Ружьем Лонгиния» и дожил до сегодняшнего дня.
— Генерал?
— NERV недавно уничтожил Ангела, после чего мир впал в хаос, сопоставимый по последствиям с днем «Первого появления».
— Я не понимаю о чем вы, — покачала головой девушка.
— Мы редко говорим о том дне, девочка, — кивнул старик, — наверное, пришло время рассказать и тебе. Все началось, когда над Южным полюсом появились крылья. Спутники хорошо зафиксировали этот момент: льды Антарктики вздыбились, и из их толщи в небо взметнулись два огромных ярких крыла. Как только они расправились, произошла вспышка, которая испарила ледник. Одновременно с этим на всей территории Земли произошли массовые сбои в технике и людских организмах.
— Частицы Ангела?
— Они самые. Но их не было над самой Антарктикой. Беспилотный самолет-разведчик, что был там, — не пострадал, поэтому мы и знаем о произошедшем. А в тот день и следующие за ним дни, когда люди еще ничего не понимали, разбились сотни аппаратов…
Фуюцки пожевал губами и горько усмехнулся:
— Из всего, что было в небе, там остался лишь беспилотник у самого эпицентра катастрофы. Чудовищная ирония, Рей. Так вот и сейчас над Японией ясное небо, а весь мир вновь переживает маленькое «Первое появление». NERV наверняка воспользуется этим и постарается нас прикончить.
— Вы думаете, что они пойдут в зону отчуждения? — с легким недоверием в голосе поинтересовалась Аянами. Ей не верилось, что найдутся безумцы, готовые рисковать своими жизнями ради нескольких тысяч повстанцев.
— Если бы Кацураги был жив, я был бы уверен, что нам ничего не угрожает. Но полковник мертв, а NERV в руках Икари Гендо. Жаль, Кацураги не раскусил его сразу. Хотя… Раскусить Гендо — та еще задача, даже в былые времена. Это ведь не без советов Икари Кацураги и другие военные сдали нашу страну ООН, прикрывшись идеей защиты от Ангелов. Полковник так хотел защитить Японию от одного врага, что сам отдал её другому. Хорошо, что он погиб в бою и не увидел последствий своей ошибки.
«Тяжело, наверное, быть руководителем», — почему-то подумалось Рей.
— Аянами, — произнес Фуюцки на выдохе, — мы ударим первыми. И ты будешь на острие атаки.
— Это безумие, — не задумываясь, ответила девушка.
— Я знаю, но выбора нет. Гендо нападет в течение двух-трех недель: быстрее просто не выйдет собрать группировку. Мы не сможем долго противостоять массированному нападению. Пора прекращать эту агонию. Либо мы нападем и покончим с NERV, пока международные силы заняты своими проблемами, либо погибнем. Тем более теперь, когда ты уничтожила одну из Ев — нам будет проще.
«Я бы предпочла, чтобы все шло по-прежнему».
— Что от меня требуется?
— Ты пойдешь с Майей Ибуки в Токио, где вы свяжетесь с подпольщиками. Они дадут тебе нужную информацию о Евах, и ты должна будешь уничтожить это оружие NERV, чтобы армия ничего не могла противопоставить Ангелам.
— А если появится Ангел? Мы не сможем его уничтожить.
— Враг моего врага — мой друг. Ангелы не уничтожают нас целенаправленно, не забывай.
«Забудут ли это души погибших в течение этой недели?» — Аянами все это чертовски не нравилось. Ей казалось, что она понимает, чем руководствовался полковник Кацураги, «предавая» Японию.
— Еще кое-что, — задумчиво произнес Фуюцки, — перевал, через который вы пойдете — на нем расположилась банда уголовников. Не знаю, откуда они взялись, но уничтожь их — не хочу, чтобы выродки мешали нам, когда я поведу людей в атаку.
— Я поняла, — кивнула Рей, — когда мне выдвигаться?
Старик неожиданно ласково улыбнулся и с грустью в голосе сказал:
— Я знаю, что ты очень устала, но время не ждет. Отправляйся сегодня же, как только подготовишь все для похода.
— Слушаюсь, — Аянами кивнула и, развернувшись на месте, пошла к двери.
— Удачи тебе. И… — старик замолчал на секунду, — что бы не произошло, постарайся хотя бы выжить. Ты еще слишком молода, чтобы умирать за идеалы такого старика, как я.
— Спасибо, генерал, — ответила девушка, и тут же шепотом, так чтобы старик не слышал, добавила, — но своих идеалов у меня нет.
В туннелях, соединяющих весь подземный комплекс, дышалось удивительно легко: не было ни сырости, ни духоты, чего можно было ожидать от пещерных укреплений. Тот, кто строил этот подземный город, все хорошо продумал. Сотни ходов связывали между собой подземные казармы, склады, казематы и многочисленные укрытые на поверхности горы огневые точки. И всему этому была придана великолепная система вентиляции, поддерживающая стабильную комфортную температуру и влажность. Единственной проблемой оставалось тусклое и часто пропадающее освещение — но это уже из-за нехватки топлива для электростанции.
«Сейчас бы „Ружье“», — подумала Аянами, почти на ощупь пробираясь по коридору. Девушке приходилось ориентироваться на свет из далекой двери, ведущей в арсенал, поскольку лампочки на потолке давно уже были вывинчены и использованы где-то в другом месте.
— Койчи? — позвала Рей, оказавшись в арсенале.
В просторной комнате царила тишина. Из-под темного потолка на тонком проводе спускалась стоваттная лампа, нависающая на тонком проводе прямо над столом. Кроме знакомой девушке оружейной смазки, в воздухе кружили запахи припоя, канифоли и почему-то камфоры. Среди пружин и затворов от разнообразного оружия щедро рассыпали электронную начинку, а в углу стола остывал паяльник.
— Койчи? — снова позвала Аянами.
— Ммм…
Пройдя вперед на звук ленивого ворчания, девушка заглянула за стол. Там на низенькой тахте, закутавшись в плащ, спало неопределенного вида тело.
— Койчи, «Ружьё Лонгиния» готово?
— Ммм…
— Мне нужно «Ружьё», — слегка раздраженно повторила девушка. — Оно готово?
— Угууу… — вяло ответил хозяин склада.
— Где оно?
Тело зашевелилось, и из-под плаща вылезла рука, которая указала на угол склада. Посмотрев в направлении, указанном мясистыми пальцами, девушка увидела свое оружие.
— Оно в порядке?
— Ммм?
— Я могу его использовать?
— Угууу….
Кивнув соне, она подошла к углу, взяла «Ружьё» в руки и осмотрела его.
«Вроде все в порядке. Подключу потом».
— Мне нужные еще противопехотные патроны.
— Ммм?
— Патроны для уничтожения живой силы, — терпеливо перефразировала Рей.
— Ооо… Ммм… — рука вновь вылезла из-под плаща и указала на стену рядом с ружьем.
Там среди разнообразных снаряженных разгрузок висел пояс с несколькими подсумками, различающимися между собой маркировками.
— Спасибо, Койчи, — сказала Рей, взяв с собой пояс.
— Угу.
«Надо зайти за сухпайками и индивидуальными пакетами». Уже в дверях Рей обернулась:
— Я принесу чего-нибудь сладкого к чаю, когда вернусь.
— Ммм.
Ходить по темным пещерам с включенным и отлаженным «Ружьём» Аянами нравилось больше. Тем более сейчас, когда она смогла провести нормальную процедуру синхронизации: не было Ангелов, не ходила ходуном земля и никто рядом не умирал. Да и Койчи не подкачал: электроника больше не трещала, а старый поцарапанный дисплей был заменен на новый. Повстанцы вяло суетились вокруг, промокшие и вечно усталые, и Рей не поддавалась их настроению только при активной поддержке «Ружья».
«Надеюсь, оно снова не отсыреет», — подумала девушка, прикидывая свои возможности по полевому ремонту оружия. Возможности стремились к нулю, так что оставалось только вести себя аккуратнее.
Погруженная в свои мысли, она не заметила, как миновала все посты и подошла к месту встречи. Майя уже ждала Рей у выхода из пещеры. Снаружи по-прежнему поливал дождь, так что Аянами захотелось развернуться и нырнуть в теплую постель. Вместо этого она принялась натягивать на оружие влагонепроницаемый чехол и покосилась на спутницу:
— Вы готовы? — спросила девушка, втайне рассчитывая услышать: «нет, я не готова».
— Наверное, — улыбнулась Майя, поправив лямки рюкзака.
Рей еще раз посмотрела на свою спутницу, и ей еще сильнее захотелось пойти куда-нибудь завалиться спать — так, чтобы ее месяц никто не трогал. Перед ней стояло абсолютно невинное и безобидное существо, которое непонятно как оказалось в зоне отчуждения.
— Вы давно были в Токио?
— Да, я сама только недавно вернулась оттуда. Я связная с тамошним подпольем.
— Вы одна переходили через перевал?
— Нет, конечно, — хихикнула Ибуки, — генерал всегда выделяет сопровождение.
«Обуза. Снова обуза».
— Что-то не так? — удивилась Майя, глядя в задумчивые красные глаза Рей, которые не моргали в течение минуты.
— Нет, все в порядке, — качнула головой Аянами. — Просто дождь.
— Да, и притом сильный. Может, переждем?
— Дождь может продолжаться неделю. У нас нет на это времени.
Рей охлопала подсумки с патронами, вытащила из кобуры пистолет и, проверив предохранитель, вернула его на место. Размяв шею, она накинула капюшон поверх синих волос, после чего пошла вперед — прямо в дождь.
— За мной.
Майя недоуменно хлопнула глазами. Через мгновение она сообразила, что может потерять свою провожатую в этом ливне, и побежала вслед за ней.
Каору закрыл за собой дверь камеры в превосходном настроении. Он ждал многого от назначения на должность действительного боевого пилота, но чтобы в придачу к уникальной машине прилагалось такое развлечение — это было совсем здорово.
— Нагиса-сан, все в порядке?
Не оборачиваясь, Каору протянул через плечо купюру, и шустрые пальцы надзирателя утащили добычу. «Все же военная полиция — это скорее полиция, чем военные», — думал капитан, шагая к выходу из гарнизонной тюрьмы. Наследник крупной финансовой империи привык относиться к стражам порядка со всей возможной пренебрежительностью: в мире синих мундиров слишком почитались деньги. Сам Нагиса деньги презирал, что отлично согласовывалось с его баснословным богатством.
— Прошу, господин.
Буквально нырнув в просторную машину, Каору зевнул. Капитан Сорью оказалась интересной — разбитой, слабой и униженной, но все равно интересной. Он задумчиво смотрел в окно, он даже едва понял, что предъявлял удостоверение на КПП, и лимузин теперь нес его к центру столицы. «Армия… Армия прячет это все под мундиры. А мне повезло увидеть вблизи настоящего солдата безо всяких погон и формы».
Аска лежала в кровати и пыталась собрать себя в одно целое. Было больно, тело реагировало на приказы в случайном порядке, осмысленно получалось только смотреть. А еще был этот Нагиса.
«Ублюдок».
Девушка не могла поверить, что машину Синдзи, машину, в которой он погиб, отдают такому уроду. В том, что Нагиса — урод, сомневаться не приходилось: новоявленный капитан NERV заплатил надзирателям, чтобы посмотреть на униженную предшественницу.
«Просто посмотреть? Да куда там».
Он пришел торжествовать — сидеть, смотреть и подбрасывать светские реплики, чтобы было ясно, кто и зачем здесь находится. Нагиса не стеснялся в выражениях: она — ничтожество, поскольку она проиграла, а он от скуки добился ее места. Перед ней снова появилось видение бледного лица, и Аска сцепила зубы, потому что красноглазая замена страшно напоминала одного повстанца из недавнего прошлого. Это было странное ощущение — примешивать к образу одного человека образ другого, но Сорью ничего с собой поделать не могла. Слишком уж уместным было сравнение.
«— Слабым не место в Еве», — сказал Каору, глядя на нее сверху вниз.
Рей ни разу не назвала ее слабой, даже несмотря на то, что смогла сбить красную машину.
«— Жаль, я не дождался своей собственной Евы. Освободилась машина, минус два пилота — это такое странное совпадение, что неохота ждать».
Рей умеет ждать.
Аска заворочалась и легла на правый бок: лежа на левом, она всем телом чувствовала каждый удар сердца. Она познакомилась в своей жизни с двумя альбиносами — и знакомство с обоими стало настоящим испытанием. «Проклятые мутанты», — подумала Аска и только сейчас заметила, что сравнение повстанца Рей и NERV’овца Каору провела не в пользу сослуживца.
«О чем я думаю? Что за мысли?»
Сероватая мгла камеры будто бы выстудила время. Аска снова вернулась в воспоминания о боли, а потом заснула с мыслью о том, что все было не зря, и проснулась только на рассвете. На потолке лежал тусклый алый отсвет восходящего солнца, будто кто-то раскалил обшивку камеры. Глаза у рыжей слипались, она долго терла их слабыми руками, ее слегка мутило, как после тяжелой болезни, а в животе все было словно после вакуумного взрыва. Сорью покосилась на дверь: на лотке под окошком стоял простывший ужин, до которого еще надо добраться.
Спустя пять минут она сидела на кровати — относительно умытая, по-прежнему слабая и разбитая, но зато на коленях стояла миска с кашей и тушенкой. Только дожевав половину остывшей дряни, Аска поняла, что провела всю ночь в камере. Она понимала, что это вряд ли победа, что нет смысла хотя бы мысленно кого-то благодарить за эту передышку.
Но холодная каша стала немного вкуснее, а день за окном — ярче.
Сквозь закрытые жалюзи сочился скупой свет осеннего дня, но Кацураги не выключала настольную лампу. В кабинете образовалось два этажа: нижний — залитый желтым электрическим сиянием, исчерканный тенями спинки стула, настольного набора и вешалки, и верхний — сероватый, призрачно-темный. Перекрытия между этажами не было, они словно бы размывали друг друга на уровне глаз майора.
Чем дольше Мисато изучала личное дело нового пилота Евы, тем меньше хотела видеть капитана Нагису у себя в подчинении. Официальная часть была неприятно сухой и короткой — слишком короткой. А вот у той части, которую составляла контрразведка, был другой недостаток: она оказалась излишне подробной. Мисато перекладывала фотографии богатых дегенератов — в компании и по отдельности, упитых в хлам и опухших после вчерашнего, — изучала полицейские отчеты, которые навсегда легли под сукно, протоколы допросов, и не понимала одного: зачем человек с таким отношением к жизни и людям пошел в армию?
Особо впечатлил майора протокол допроса агентами бывшей девушки капитана. Недоносок завел себе подружку только для того, чтобы каждодневно над ней издеваться. Не физически — он давно прошел этот этап — но утонченно и даже где-то изысканно. Каору неделями не разговаривал с ней, будил пощечиной среди ночи и смотрел в перепуганное лицо жертвы, которая терялась в ожидании худшего. Он заставлял ее завтракать вместе с ним, а сам ласкался со служанкой. Он…
Кацураги с отвращением захлопнула дело.
«Мудак, похоже, считает себя высшим существом и карьеру подобрал под стать — пилот самой мощной боевой машины. Интересно, как он выжил в учебке?» Майор снова открыла дело, держась за страницы так, словно папкой вытирали сортир. Найдя нужные разделы, Кацураги изумленно потерла глаза: здесь явно что-то было не так, и женщина потянулась за трубкой телефона.
До того, как человек попадал в элитную академию «Мардук», он обязан был пройти год КМБ в тренировочном лагере, где из кого угодно выбивали дурь по полной программе, и толщина отцовского кошелька там никому еще не помогала. Богатенькие сынки обычно получали по сотне взысканий, досконально изучали все возможные виды нарядов, мотали ночные кроссы по раскисшему треку и часто отказывались от блеска капитанских нашивок.
Нагиса Каору — и по официальному досье, и по честному, — был почти образцово-показательным курсантом. Срочно требовалось устранить несоответствие между биографиями «золотого мальчика» Нагисы и курсанта Нагисы, поэтому Мисато сверилась со справочным листом и набрала отдел военной контрразведки.
— Майор Кацураги, оперативно-тактический отдел. Исполнителя дела Нагисы Каору ко мне… Нет, «правильного» дела, разумеется. Хорошо, жду.
Откинувшись на спинку кресла, майор выключила настольную лампу. Виски неприятно ныли, хотелось есть, а в глазах кружили разноцветные мушки. Мисато собралась уже было прикорнуть в ожидании контрразведчика, когда телефон с треском ожил.
«Если окажется, что исполнитель неожиданно улетел на курорт, я не удивлюсь».
— Майор Кацураги.
— Здравия желаю, майор, — сказала трубка голосом Кадзи.
— Слушаю, инспектор, — ответила Мисато, не испытывая ни малейшего желания ни слушать, ни, тем более, разговаривать с Редзи.
— Майор, мне понадобились некоторые подробности ваших показаний. За вами заедут через час.
Кацураги послушала гудки и положила трубку на рычаг. Мелькнула мысль о том, что Сорью раскололи, и девушка дала какие-нибудь показания против своего командира. Или против напарника. Мисато поморщилась: она верила, что Сорью — штучка крепкая, но и ведомство инспектора Кадзи не вчера училось выбивать нужные сведения.
Дверь кабинета приоткрылась, и в проеме показалось лицо Маэды — старшего лейтенанта военной контрразведки.
— Разрешите, майор?
Подвинув свое кресло ближе к столу, Мисато снова зажгла лампу: за окном по-прежнему был сырой темный день, и решительно нужно было сосредоточиться на работе. Мысли об Аске — да и сама рыжая девушка — оказались частью прошлого, а Нагиса оставался неприятной странной перспективой. Женщине стало не по себе от собственных мыслей, и она твердо пообещала себе подать еще одно прошение на свидание с Сорью.
«И все. Хватит сантиментов, Мисато».
— Садитесь, старлей. Я по поводу Нагисы.
Маэда улыбнулся уголком рта и кивнул:
— Я так и понял, майор. И даже догадываюсь, что вы думаете.
Мисато контрразведчиков не слишком жаловала, но относилась к ним со сдержанным уважением: дураков туда не брали. «Вот гаденьких в смысле методов — как тот же Маэда — берут. А дураков нет, и старлей в жизни не взял бы денег — очень уж у него непыльная и денежная работа».
— И что скажете, проницательный господин старший лейтенант?
— Скажу, что и сам бы не поверил. Засранец стал образцовым курсантом не только на бумаге. Сержанты его чуть ли не боготворили.
Кацураги приподняла бровь:
— Все-таки деньги?
Маэда так мотнул коротко стриженой головой, что чуть не треснул воротничок:
— Все по-честному, майор. Я дважды проверил, и готов подписаться там еще раз.
— Хорошо. Можете идти.
Он поднял с колен фуражку и встал.
— Майор, вы читали мой votum separatum[1]?
Кацураги недоуменно подняла глаза, и старлей кивнул:
— Так я и думал, в академии изъяли все-таки. Я счел нужным сообщить, что муштра только усилила в Нагисе его главные качества, и чтобы «Мардук» не вздумал выдавать ему летный сертификат.
«Эти не вздумают, как же. Единственная армейская структура с опекунским советом частных инвесторов», — подумала майор.
— И что же это за качества такие?
— Если вкратце, майор… То помешанный на чувстве собственного превосходства мудак.
Когда машина остановилась около одного из центральных ресторанов, Кацураги решила, что им просто надо кого-то забрать, но водитель уже открывал ей дверцу, а от дверей заведения шел Редзи Кадзи, небрежно поигрывая рукоятью открытого зонта.
— Здравствуйте, майор. Прошу.
На языке у Кацураги вертелась острота о пытке несвежими лобстерами, рядом с ней инспектор галантно предлагал ей встать под зонтик, а вокруг бодро трусили под осенним дождем жители столицы, они кутались в истекающие сыростью дождевики, спешили в метро и на парковки. Одетая в свой обыденный камуфляж, Мисато остро ощутила себя на вражеской территории.
— Мисато-сан, уверяю, внутри лучше, — сказал Кадзи со скупой, но вполне отчетливой улыбкой.
— …Это ресторан, который числится особой территорией.
Кацураги вздрогнула и посмотрела на инспектора, наливающего в бокал вина.
«Пару секунд назад он отправил прочь официанта», — вспомнила женщина и заставила себя прекратить осмотр зала. Здесь были благородные оттенки мореного дерева, тяжелые портьеры — все производило впечатление неброского богатства, эдакой парадоксальной скромной роскоши.
— Мисато, вы меня слушаете?
— Так точно, инспектор.
Кадзи откинулся назад, держа свою добычу — высокий бокал с вином.
— Слушаете — хорошо. «Так точно, инспектор» — плохо. Ну да ладно. Так вот. Спецслужбы объявили его «вне интересов». Если кому-то надо пообщаться с агентом или клиентом без лишних ушей, то мы идем сюда.
— Прямо как Швейцария времен Второй мировой? — уточнила Кацураги, слегка обескураженная самой идеей.
— Точно, только еще лучше, — кивнул Кадзи. — Никто никого не слушает, никто ни за кем не присматривает. Конкуренты могут шлепнуть информатора в двух кварталах отсюда, могут изловить и допросить, но поговорить точно дадут.
«Как интересно. И от кого же мы скрываемся?»
— Занятно, — сказала она вслух. — Ресторан? За обед платит контора?
— А как же.
— Трогательная верность идеалам.
Инспектор хохотнул, продолжая играть с бокалом.
— Как я уже говорил, я люблю фронт, Мисато. И за выходки вроде ваших — в том числе. Но почему я должен полностью жертвовать другой стороной?
— Другой стороной?
— Да, Мисато. Вы-то понимаете, на чем балансирует этот мир. Вы живете в одной из чаш весов. Долг, честь, отвага, культура самураев и Спарта. Есть сюзерен — и есть враг.
«Болтун», — подумала Мисато и сама поморщилась от неубедительности этой мысли: Кадзи безо всякого перехода вдруг сделался поэтом. Майор никогда не считала себя знатоком душ, но сейчас с удивлением понимала, что хочет верить этому инспектору, потому что перед ней — настоящий Кадзи.
«Его просто никто не „слушает“», — поняла женщина.
— …А есть Афины, Мисато. Вавилон. Когда Ангелы похоронили прошлый наш мир, многие заскучали прежде всего по роскоши. По острым ощущениям без риска. Можно урезать человека в зарплате, но крайне вредно урезать его в инстинктах. Всю подлость и гадость — в пределах разумного — надо стравливать, чтобы не бродили сублимации в виде «а давайте восстанем». Так и появился наш милый Токио и иже с ним.
— Наивно, Кадзи, — сказала внимательная Кацураги. — Вы изображаете какую-то глупую модель: сильную и преданную армию использует толпа мерзавцев. Гнилая система на надежных танках, так, что ли?
— Нет-нет-нет, Мисато. Танки — это тоже система.
— Да неужели? И что, вы видите будущее для такого общества? Кто при таких искушениях захочет воевать?
— Ну… Вы же захотели?
Кадзи легко улыбался. «А он ведь давно хотел об этом поговорить. Или создает иллюзию, что давно этого хотел. Ведет игру».
— Поймите, — продолжил он. — Без отвратительного гедонизма невозможно ваше спартанство. Ребенок с детства видит рекламы обеих сторон — уж об отсутствии перекосов и дисбаланса Комитет заботится. Да и подростку после триппера порой легче от насмешек сбежать в армию, если вы понимаете метафору. И, конечно, гены тоже многое решают.
Кацураги неожиданно для себя кивнула: она хорошо понимала, что такое голос крови.
— Вот видите?
— Вижу, — тяжело сказала Кацураги. Увлекшись, она только сейчас заметила, что съела полпорции жаркого. — А вы-то сами где, что так бодро все судите?
— Я? Я болтаюсь где-то возле колечка весов. Иначе, наверное, нельзя.
«Логично. Кто-то же должен понимать обе грани этого общества. Должно быть, у них там психологическая проверка какая-то». Кадзи улыбнулся, поднял бокал, и Мисато поддержала его минералкой.
— Мне лично противно, когда подростки пускают слюни на бои, — продолжил инспектор. — Ну, вы понимаете — те, где сначала дерутся, а потом сношают проигравшего. Или когда в прямом эфире человек под гипнозом рассказывает о своих комплексах…
«Я много, похоже, пропустила. И что-то мне так не жаль…»
— Судя по вашему выражению лица, вы тоже находите это отвратительным, не так ли? — сказал Кадзи. — Но проблема в том, что я терпеть не могу и армейскую собачью верность. Ваше вот это «самосохранение — инстинкт животного». Самурайству место в средневековье, а не на войне против почти неуязвимых врагов.
Кацураги раздраженно хмыкнула и осушила стакан. Ничего иного от особиста ждать не приходилось, эдакий «и вашим, и нашим». И снова, на вкус майора, вербовка была странной: так откровенно плевать в глаза человеку, от которого что-то нужно, — по меньшей мере, не умно.
— Собственно, предлагаю к делу, — сказала женщина. — Вам ведь не собеседник нужен?
Кадзи вздохнул и сел ровно, положив локти на стол. Банда на сцене настраивала инструменты к вечернему наплыву посетителей, свет плавно убирали. Инспектор потер переносицу и вытащил из внутреннего кармана конверт.
— И собеседник тоже, тем более что дело связано с самой сутью нашего печального общества.
— Неужели?
— Напрямую связано, Мисато. Вы знаете, почему погиб ваш отец?
Редзи Кадзи выходил из ресторана с легким сердцем. Еще никогда вербовка не была такой простой и приятной. Да, ему пришлось признаться, что капитан Сорью была серьезно обработана. Да, пришлось пообещать закрыть дело против нее и ограничиться только лишь отстранением от полетов. Но основная цель была достигнута: в ближайшем окружении Икари появился «крот» — мотивированный, надежный и упорный. Как бы ни была верна Мисато своему командующему, она, к счастью, оставалась прежде всего дочерью своего первого командира.
Инспектору нравилась вербовка — еще и потому, что ему впервые с этой целью пришлось играть от себя, от своих убеждений и своего видения мира.
«— Вы ненавидите обе крайности и все равно служите этому строю?
— Разумеется, Мисато. Только глупые отщепенцы надеются на две невозможные вещи: помириться с Ангелами и счастливо зажить после развала империи зла.
— И вам совсем не хочется ничего изменить?
— Нет.
— Странно. Почему?
— Я не знаю, как будет лучше. А вы?»
Кадзи с удовольствием вспоминал свои слова. Не для анализа ситуации — просто так.
Выйдя из ресторана, инспектор стер с лица улыбку: у дверей машины маялся его водитель.
Аска закрыла глаза. Он снова пришел — прямо посреди ночи. Он просто смотрел, как она проснулась, как села, вжимаясь спиной в холодный влажный угол камеры. Нагиса улыбался невыносимо приятной улыбкой, от которой стыла кровь, и Сорью было по-настоящему страшно и противно.
— Ты ведь слабая, да?
«Нет».
— Я могу выйти отсюда. Могу сесть в твою машину. Могу занять твое место. Что можешь ты?
— Могу врезать тебе, — хрипло сказала она.
— О, а ты разговариваешь? — еще шире улыбнулся Каору. — Играем? Имей в виду, охранник не придет, он получил достаточно, чтобы заткнуть уши деньгами.
«О черт, мне холодно…»
— Суть игры: ты рассказываешь мне о своей жизни, а я тебе о своей, — продолжал ночной гость. — Факт за факт, история за историю. Мы ведь меняемся, так? Давай поменяемся и прошлым.
Аска криво улыбнулась:
— Нет.
— Какая милая солдатка, — проворковал Каору, подвигаясь к ней ближе. — Просто милашка!
Сорью замутило от пряного одеколона, она почувствовала его руку на своей щеке и собралась для удара. Девушка понимала: вряд ли ее сил хватит, чтобы хоть отбросить Каору, но Аска неожиданно почувствовала кураж.
«Охранник не придет. Значит, все зависит только от меня. Только от меня — впервые за этот кошмар».
Она уперла локоть в стену, готовясь подбить Каору под дых, и тут грохнула дверь камеры. Кацураги замерла в дверном проеме на секунду, оценивая ситуацию, а потом в два шага оказалась у кровати. Каору улетел на пол, а майор коротко лязгнула:
— Встать.
Капитан поднялся и тотчас же получил удар под ложечку. Когда он разогнулся, майор двумя пальцами взяла его за подбородок:
— Добро пожаловать на фронт, капитан. Пошел вон.
Аска оторопело смотрела, как Нагиса выпрямился, пошел к выходу, и уже у самых дверей обернулся, отдал честь и выдохнул:
— Спасибо, это было круто.
[1] Отдельное мнение (лат.)