Осел и морковка

Глава 22

Сознание возвращалось медленно, неохотно. Голова болела просто немилосердно, глаза не открывались. Кажется, была драка с пиратами, а затем кораблекрушение? Тогда он должен быть в море? Удивляло то, что качки не было, Армандо явно находился на твердой земле. Первая связная мысль была: наверное я умер. Вторая: тогда бы не было так больно.

Тут заскрипела дверь и от этого резкого звука мозг как молнией прошило. Он попытался все же открыть глаза, но не преуспел. Сознание снова заволокло темным туманом.

Следующий раз был успешнее. "Пробуждение" прошло легче. Армандо удалось разлепить веки и посмотреть по сторонам. Нельзя сказать, что он много увидел: в помещении было темно, но все же не настолько, чтобы он посчитал себя ослепшим. Вон дверь, напротив под потолком крошечное окошко, дающее свет. Значит сейчас день. Низкие серые своды…

Он пощупал то, на чем лежит. Лавка даже без тюфяка. И он здесь не один. В сумраке видны одна, две, три, четыре фигуры. Двое стоят, двое сидят на полу, тихонько переговариваются. Слов не слышно, но какой‑то шелест заставляет об этом догадываться.

Тюрьма!

Он попытался приподняться и против воли застонал. Тело не слушалось.

— Лежи, лежи, тебе нельзя вставать, — вдруг бросился к нему один из сокамерников, в котором Армандо узнал первого помощника. Как его там… Сентар?

— Почему? — прошелестел губами маг.

Он уже понял, что встать не сможет, но все равно спросил. Для него самого это было подтверждением, что он еще живой.

— Тебя реей по башке съездило, — пояснил Сентар, — черепушка треснула и сотрясение мозга… Чудо, что жив остался.

Армандо открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но бывший первый помощник затараторил:

— Ты молчи, молчи, тебе нельзя разговаривать. А я все и так расскажу. Мы на мысе Танг. В тюрьме. Когда наш корабл на риф наскочил, нас здешние вытащили. Только разбираться, кто пират, а кто честный торговец, не стали, всех сюда законопатили. Я уверен, они нас отлично друг от друга отличают, но почему‑то делают вид… Тебя хотели сразу в море, говорили, ты не жилец, но мы упросили взять с собой. Сказали, что ты маг из Кармеллы, пассажир.

Из всей речи Сентара Армандо ухватил слова "мы упросили".

— Кто "мы"? — выдохнул он.

— Что? — не понял первый помощник.

— Ты сказал… "мы упросили"… Кто "мы"?

— А, это… Я и Ансельмо. Господин Лапунда. Мы тебя и сюда принесли.

Чтобы Лапунда стал его спасать? С ума сойти! Мир перевернулся. На этой мысли Армандо снова съехал в беспамятство.

В третий раз он пришел в себя от того, что кто‑то твердыми, неласковыми пальцами ощупывал его голову. Открыл глаза: рядом на той же лавке сидел сердитый старик в странной домотканой робе. Это его руки Армандо чувствовал у себя на голове. Лекарь?

— Ну вот, пришел в себя ваш контуженный. Жить будет. Сами перевязать сможете?

— Сможем, — радостно подтвердил Сентар, — Перевяжем. Только бинты дайте.

— Держи, парень. Вот бинты, а вот настойка. Будешь ему по десять капель в воду добавлять. Не пират, говоришь? Эх… Ну, там разберутся.

Старик тяжело поднялся и вышел их камеры.

— Ты как? — обратился к Армандо первый помощник, — Нормально?

— Вполне. Только встать не могу.

— И не надо. Ты лежи, лежи. Нас ведь совсем мало осталось. Капитана Плойса убили. Зарубили абордажной саблей. Со мной двое наших матросов, еще в другой камере должно быть трое и все. У всех легкие повреждения, ушибы, царапины. Мне вон ногу гвоздем пропороло, но несильно. Почти не болит. А Ансельмо даже не ранен. Ты у нас самый тяжелый пострадавший. Голова — это не шутки. Так что лежи.

Кто такой Ансельмо? А, Лапунда… Он вроде хорошо рубился… Пить хочется…

— Пить…

— Сейчас, сейчас…

Сентар показал ему в одной руке кривую глиняную кружку с водой, а в другой крошечный пузырек. Накапал из него в воду десять капель, сел рядом с Армандо и приподнял его голову, чтобы можно было пить. Поднес кружку к губам:

— Пей. Лекарь сказал, тебе это поможет.

Как Армандо ни боялся, что его могут отправить на тот свет просто чтобы не возиться, а выпил без разговоров. Вода чуть отдавала знакомым зельем. Он не мог вспомнить, что это такое, но подсознание давало сигнал: безопасное.

Затем Сентар бинтовал его голову. Это было мучительно, потому что Армандо не мог никак поучаствовать. Он чувствовал себя неодушевленным предметом, который трогают, переворачивают, сдвигают, пакуют… Еще он не мог понять, чем обязан такому участию со стороны чужого, малознакомого человека.

Первый помощник возился с ним, как с родным братом. Ласково, осторожно бинтовал, как делают это сестры милосердия. Но тогда, на корабле, он не показался ему чрезмерно мягким, милосердным человеком. Эспозу башку снес и не замялся. Или за время плавания Армандо не заметил, как стал для Сентара своим? Такие за своих готовы стоять до последнего.

На этих мыслях Армандо начал отключаться. В последний момент отметил, что не теряет сознание, а именно засыпает. Это было уже не забытье, а нормальный, глубокий сон, помощник и предвестник выздоровления.

Спал он долго, несколько суток подряд. На минуточку просыпался, чтобы попить или отдать долг природе, и снова засыпал. Его поили, ему подставляли горшок и помогали справиться со штанами, но он не запомнил кто. Не всегда это был Сентар, иногда незнакомый матрос или даже сам Лапунда.

Но однажды Армандо открыл глаза в очередной раз и понял, что здоров. Слаб, как новорожденный, но у него ничего не болит и весь организм пришел в норму. В том числе и голова.

Только находится он не в камере, а на улице. Светит солнце, дует легкий ветерок… И рядом нет никого. Не просто никого знакомого, а вообще никого.

Он поднатужился, сел и огляделся. Куда его занесла нелегкая?

Площадка. Круглая, сложенная из больших желтоватых блоков песчаника, каменная площадка. Такие бывают на башнях, но обычно их сверху перекрывают крышами. А эта была открыта всем ветрам: невысокий парапет и все.

Армандо посмотрел, на чем его здесь устроили. Молодцы! Уложили на кучу соломы у самого парапета. Хотелось сказать "в углу", но углов тут не было. Рядом стоял кувшин, полный воды, в глиняной миске сиротливо лежал кусок черствой ковриги. Позаботились. Неизвестно кто, неизвестно зачем, но умереть ему от голода и жажды не дадут. Уже хлеб.

— Почему он здесь, в этом странном месте? И куда делись его сокамерники?

Про мыс Танг шла слава, что тамошний гарнизон жестоко расправляется с пиратами, но никто не говорил, что с простыми, честными моряками они столь же безжалостны. Так что Сентар и его товарищи должны быть по меньшей мере живы.

Можно предположить, что они остались в камере, а его вынесли наружу. Зачем и почему?

Он постарался подтянуться и высунул голову за парапет. Так и есть, он на башне. Вокруг, куда ни глянь, море. Почти полный штиль. Тихий шорох, который он все время слышал, это не кровь в ушах, это волны мягко набегают на скалистый берег.

Армандо попытался встать на ноги, опираясь на парапет, и чуть не полетел вниз. Тогда он принял гениальное решение. Никто его не видит и ничто не мешает ему передвигаться так, удобно. Сейчас ему легче ползать на карачках и плевать на все! Он должен понять, где очутился.

Если ползти вдоль парапета и регулярно через несколько локтей выглядывать наружу. Можно составить себе представление о месте, куда его занесло. Он так и сделал. Проползал локтя два — три, затем с трудом приподнимался, ложился животом на парапет и смотрел вокруг.

Выбрал, должно быть, не то направление, потому что довольно долго ему попадалось море, море и еще раз море. Одинокая башня мага над морем? Глупости. Такое только в книжках бывает.

Наконец он увидел уходящий к громаде гор узкий мыс, всю оконечность которого занимала цитадель. Форт Танг. По названию он предполагал, что это небольшая крепость, но она оказалась огромной! Только неширокой, но это диктовалось особенностями места.

Армандо поместили на крайнюю от моря башню, самую высокую и лишенную крыши. Кроме нее крепость на мысу состояла их шести других, не круглых, а квадратных, под красными черепичными крышами. Внутри стен было довольно места, чтобы расположить казармы, плац для учений, мастерские, конюшни, несколько зданий, похожих на частные дома, храм, птичий двор и даже небольшой фруктовый сад.

Везде копошились люди, в основном одетые в синие мундиры Элидианского флота. Большинство по жаре скинуло верхнюю часть и щеголяло в рубашках или с голым торсом, но синие форменные штаны говорили о том, что мужчины принадлежат к военной касте. Была и другая группа населения: с бритыми головами и в одних белых полотняных штанах, больше похожих на подштанники. Их было немного, но все они занимались тяжелой или грязной работой.

Попадались и женщины в простых одеяниях из плохо отбеленного полотна, с головами, покрытыми платками из той же ткани… На материке такое на себя не всякая крестьянка наденет, больно убого. Но тут других нарядов он ни на ком не заметил.

Но люди его сейчас не очень интересовали, так как рассмотреть их отсюда и найти знакомые лица, если они тут есть, было невозможно. Зато его внимание привлекли стены и башни. Ему показалось, или они до высоты примерно первого этажа темно — серые, а выше светлые, золотистые?

Если так, то становится понятным, почему он никак не приходил в себя в камере, а здесь, на юру, вдруг почувствовал себя хорошо. Черный камень! Все основание крепости выстроено из породы с включениями черного камня, гасящего магию и вытягивающего силы из мага, и только верх стен и башен состоит из глыб песчаника. Дома и все строения тут тоже золотистые. Еще бы: иначе в них нельзя было бы жить.

Похоже, его вынесли на вольный воздух, чтобы он смог восстановиться. Здесь, на высоте и в отсутствии замкнутого пространства, черный камень был бессилен. Как только резерв наполнился, включилась система регенерации, существующая у каждого мага. Да что там: если ты не умер в первые часы после ранения, то маг медленно, но верно, зарастит все повреждения и восстановит все функции, дай только время. Магия мира сама хлынет в тело и все сделает и без специальных исцеляющих заклятий… Теперь понятно, почему Армандо не чувствует боли: он действительно полностью исцелился. Сейчас ему нужно есть, и побольше.

Он схватил кусок ковриги и, не обращая внимание на то, что тот черствый и невкусный, вцепился в него зубами.

Когда он уже почти догрыз хлеб и допил воду из кувшина, внизу загремели шаги, один из камней отодвинулся, открывая люк, и оттуда выбрался здоровый незнакомый мужик в форме. Похоже, что солдат. Оглядел Армандо недоверчиво, затем удовлетворенно улыбнулся:

— Ну надо же, оклемался. Видно, старик правильно сказал, мага надо на воздухе держать, в камере подохнет. Вставай, доходяга, пошли к начальству. И не вздумай дурить, отсюда далеко не уйдешь.

Армандо попытался подняться но получалось плохо. Солдат подошел, вздернул его за шиворот и поставил на ноги. Чтобы не упасть, пришлось схватиться за верх парапета.

— Э, да ты не дойдешь, — догадался мужчина, — А нести тебя я не собираюсь. Ладно, постой тут, не падай. Позову начальство.

Начальство не пришло. Вместо него мужик привел еще двоих парней в форме и те стащили Армандо с башни за руки, за ноги, как куль с мукой, внесли в просторный кабинет и поставили перед столом, за которым сидел надменный человек средних лет, одетый как интендантский офицер.

Сесть не предложили. Маг тут же начал прикидывать, на какой минуте ноги не выдержат и подогнутся под тяжестью тела. Хотя тут было чем себя занять и без этого.

Офицер внимательно рассматривал Армандо, а Армандо в свою очередь внимательно рассматривал офицера, пытаясь понять, каковы его полномочия. Пришел к выводу, что не слишком значительные. Лапундин коллега. Прыщ на ровном месте, а гонор как у герцога.

Молчание затягивалось, но заговаривать первым смысла не было. Можно было или начать качать права, или жаловаться, или благодарить за то, что спасли. Любым из этих действий маг ставил себя в невыгодное положение, так что стоило помолчать и дождаться первого слова от облеченного властью лица.

Наконец офицеру надоело играть в молчанку. Он открыл толстую тетрадь в клеенчатом переплете и задал первый вопрос:

— Имя?

Можно было попробовать не отвечать, но не хотелось злить этого типа с самого начала. В конце концов, он не скрывает своей личности, если только не находится на родине.

— Армандо Бастиан.

— Возраст?

— Тридцать четыре года.

— Откуда?

— Я гражданин свободного города Кармеллы.

Про свое кортальское происхождение Армандо на всякий случай решил умолчать.

— Профессия?

— Маг. Мастер иллюзий.

Все ответы офицер занёс в тетрадь, где для этого имелись специальные графы. Армандо ждал, гадая, каким будет следующий вопрос, но тут офицер тяжело поднялся, оперся руками на стол и стал буравить собеседника суровым взглядом. Наверное, ему хотелось изобразить проницательность, но получалось плохо.

— Меня уверяют, что ты не пират. А ты что на это скажешь?

— Я не пират.

— А доказательства?

Армандо решил блеснуть знанием законов страны.

— Насколько я знаю, в Элидиане действует принцип презумпции невиновности. Это вы должны доказать, что я пират, а то, что я добропорядочный гражданин, я доказывать не обязан.

Офицер неприятно усмехнулся и произнес как выплюнул:

— Не умничай, может, в Элидиане так, но мы‑то на мысе Танг!

— А мыс Танг более не принадлежит элидианской короне?

— Я тебе сказал — не умничай! Здесь правит начальник гарнизона крепости Танг адмирал граф Дешерн. Закон — это он!

Офицер подняд глаза и посмотрел на портрет, украшавший кабинет. Портретов было два. Один был знаком: его Величество король Дейнем Второй, а другой изображал высокого худого адмирала в парадном мундире. Видимо, тот самый граф Дешерн и есть.

Оторвавшись от созерцания портрета родного начальства, мужчина снова зарычал:

— А ты помалкивай, если не хочешь отправиться на корм рыбам.

Армандо пожал плечами и, чувствуя, что еще минута и он свалится, попросил:

— Дайте мне стул, пожалуйста.

— Ты еще тут рассиживаться станешь!

— Если нет, я упаду и буду разлёживаться.

Лапундин коллега уже собирался снова прикрикнуть на арестованного, но тут ноги у Армандо и впрямь подкосились. Его чудом поймал тот самый солдат, который первым за ним пришел. Подхватил у самого пола.

Офицер заорал уже на него:

— Что вы мне сюда всякую падаль таскаете?! Совсем страх потеряли?! Даю три дня! Или он придет сюда своими ногами, или пойдет на корм рыбам! А ты вместе с ним! За компанию!!! Увести!

Солдат потащил Армандо на выход, тихо ругаясь про себя. Костерил он, к счастью, не больного мага, а свое любезное начальство.

Те два парня, которые занесли не стоящего на ногах мужчину в кабинет интендантского офицера, исчезли, так что по лестнице на верх башни он тащил Армандо на себе. Там сбросил на солому и спросил:

— Есть хочешь? А, глупый вопрос. Хочешь, чего уж там. Сиди, сейчас принесу. Ты и вправду маг?

Армандо кивнул.

— Значит, ничего делать не умеешь. Это плохо. Тут маг, не маг — одна дорога. Или камни дробить, или на галере грести, если, конечно, нет какого‑нибудь нужного ремесла. Магия‑то на мысе Танг не действует.

Это Армандо и сам понял. Все окрестные скалы были черного цвета. Из черного камня был построен фундамент крепости. А значит, о магии тут можно забыть. Люди не умирают только потому, что проклятый камень находится лишь под ногами и не мешает потокам силы проходить над мысом. Но вот трансформировать их в заклинания тут никто не возьмется.

Почему он должен дробить камни или грести на галере он так и не понял. Или так поступают здесь с пленными пиратами?

Солдат ушел, а Армандо сидел и гадал. То ли ему не поверили, что он не пират, то ли… То ли графу Дешерну на это наплевать. Второй вариант нравился еще меньше первого, но что‑то подсказывало, что он верный.

Голова, заживая, стала чесаться просто зверски. Армандо не позволял себе этого простого движения в чужом присутствии, он все‑таки не нищий, невоспитанный и необразованный крестьянин, а дипломированный маг. Но тут поднял руку к волосам… А вот волос‑то и не было.

Теперь понятно, почему голова так странно себя чувствует. Его обрили! И хорошо, если сделали это для того, чтобы вылечить. Но скорее всего из него хотят сделать такого же, как те бритоголовые во дворе крепости. Похоже, догадка верна. Одели в полотняные штаны и рубаху, обрили голову… Армандо не был любителем роскошных длинных волос у мужчин, но свою короткую шевелюру любил и холил. Без нее его неправильное, но симпатичное лицо делалось почти уродливым. И для дела вредно, и просто в зеркало смотреть неприятно. Хотя какие тут зеркала?!

Он еще раз провел по голове рукой. Кожа гладкая, как будто тут никогда ничего не росло. Скорее всего после бритья его намазали зельем Зентиса, очень популярным у женщин. Те пользуются им для ног и других мест, где у дам могут вырасти нежелательные волосы. Смажешь этой гадостью — и пять декад можешь спать спокойно: волосы в этом месте тебе не грозят. А ему лысым придется ходить.

Он ощупал лицо и с ужасом понял, что сбрили не только волосы, бровей тоже не было. Безбровый человек всегда и везде привлечет внимание свои видом, уж больно рожа становится специфическая. Выходит, его пометили таким образом. И думается, не только его.

Пришедший с большой миской чего‑то, пахнущего рыбой, солдат всучил ее Армандо вместе с ложкой, сел рядом, оперся спиной о парапет и сказал:

Да, не повезло тебе, парень. С наши интендантом поцапался, это, считай, себе дорогу сам перекрыл. И захочешь на службу. так не вдруг возьмут. Тебе еще повезло: сейчас кроме него никакого начальства в крепости почитай и нету. А был бы граф Дешерн дома, так дешево ты бы не отделался. Языкастый ты очень, как я погляжу. Тебя что, мамка молчать не научила? А лежал такой тихий, кроткий, просто прелесть. Ты уху‑то ешь, все равно другого ничего нет.

Мага не надо было уговаривать. Сейчас он слопал бы что угодно любого качества, все равно магия переработает любую мало — мальски съедобную дрянь.

Пока он с жадностью хлебал то, что солдат назвал ухой, хотя это скорее была густая овсяная похлебка с рыбой, его страж добродушно вещал:

— Наш граф предлагает каждому: или присягни ему на верность и служи, вон, как я, или иди трудись за миску вот такой баланды. Это еще хорошо: у нас здесь рыбы полно, все же не пустая крупа. Если настоящим пиратам попадешься — они так не кормят.

— То есть, тебя тоже поймали?

— Меня? Можно сказать и так. Я на рыболовном судне боцманом ходил, потом угодил в плен к пиратам, думал, убьюи или в рабство продадут, но они меня в свою компанию приняли. Предложили всем, кто хочет, я согласился. У них как раз боцмана убили, так что я только место службы поменял. А потом нас корабли графа потопили, меня в плен вязли. Грамотным предложили на службу к графу пойти, свободу пообещали. Я и пошел, что теряться‑то? Не сахар, конечно, свободой это не назовешь, только рабом всяко хуже.

Армандо чуть баландой не поперхнулся.

— Рабом? Но в Элидиане нет рабства!

В мгновение ока ему открылась отвратительная правда. Так вот кто такие эти лысые люди в белом! Рабы!

— Это ты графу расскажи, — рассмеялся солдат, — Как раз в самый глубокий забой отправишься. И кончай уже права качать, тут это не работает. Всем наплевать, кем ты был раньше. Здесь два пути: либо в синий мундир, как я, либо в холстину, как вон те, — он показал на людей внизу, — Это я тебе по доброте душевной говорю, не со зла.

Забыл упомянуть третий путь — на корм рыбам. Его озвучил тот противный офицер. Выбирать особо не из чего.

Да, Армандо Бастиан, попал ты так, как и не думал. Этот граф Дешерн получил от короля карт — бланш на борьбу с пиратами, а сам под шумок развел свои порядки.

У него есть копи и есть галеры, чтобы возить с них добытое. Нужна рабочая сила. Так вот же она, по морю плавает. И какая разница, кто купец, а кто пират? Всех, кого поймает, он заставляет на себя работать. А в здешних условиях людей надолго не хватает. Значит, надо ловить следующих.

И никто, никто во внешнем мире и не подозревает, что великий борец с пиратами граф Дешерн — сам хуже любого пирата. Все его восхваляют, король награждает, даже не пытаясь проверить, как на самом деле обстоят дела. И что же делать? Вокруг одни рабы: и те, что в холстине, и те, что в синей форме, пусть они и тешат себя иллюзией, что свободны. И он такой же раб.

Осталось либо принять присягу и надеть синюю форму, либо плюнуть гадам в морду и гордо идти умирать в забой. Черный камень сейчас очень востребован: камеры антимагические из него строят, какую‑то дрянь для антимагических ошейников выделяют… Борются люди с магами по всем фронтам. Да и сами маги не лучше: любят они власть над себе подобными, так что черным камнем тоже интересуются. Так что добыча должна приносить хороший доход. А в забое ему долго не протянуть. Он бы и в той камере, где они были изначально, загнулся, если бы кто‑то умный не решил его наверх, на вольный воздух вынести. Эсли на этом проклятом мысу есть хоть что‑то вольное.

Кроме забоя есть галера. Разница невелика, но на ней есть шанс продержаться подольше. Армандо сразу понял, что отсюда придется бежать, другого выхода нет. Но как? Как бежать безо всего: без магии, денег, здоровья и силы? Тут он понял, зачем их бреют и вообще лишают волос. Не только в целях гигиены, но их так метят. Он назвал правильное слово раньше, чем умом понял цели властителя крепости.

Поставить клеймо было бы незаконно, превышение власти, тут и донести могут. А вот лишение волос… Всегда можно научно объяснить: это чтобы вшей не разводить. Тут никакая проверка не подкопается. Хотя какая проверка на мысе Танг? Сюда только морем и доберешься. А сухопутные чиновники моря не любят, боятся. Вот и вытворяет граф на своей территории что в голову взбредет.

Конечно, когда‑нибудь все это вылезет наружу, но когда? Ждать этого счастливого мига Армандо не хотелось.

Между тем он доел рыбную баланду и со вздохом сожаления протянул солдату миску. Он бы еще такую же осилил, плевать, что на вкус она довольно противная и пересоленная. Соль для магов полезна, рыба тоже, а овес… Он самый полезный. Для лошадей.

Солдат все правильно понял.

— Еще хочешь? Ну и правильно, молодец. Сейчас принесу и сам заодно перекушу. Я уже вижу — ты выживешь и поправишься, так что мне лейтенант ничего не сделает. Сам сказал.

Армандо, который считал, что угрозы офицера — это так, для красного словца, удивился:

— А он мог?

— Мог, — тяжело выдохнул солдат, — Еще как мог.

Встал и ушел. Армандо порадовался, что боги послали такого словоохотливого стража. Сейчас он вернется, еще еды принесет… А у мага уже возникли тысячи вопросов. Вот, например, про женщин…

Солдат вернулся, принес еще миску баланды для Армандо, а еще целую корзину снеди для себя. Хлеб, вяленое мясо, зелень, овощи, сыр и два кувшина. В одном была вода, ее солдат отдал пленнику, в другом явно что‑то получше, вроде кваса или пива.

Самому Армандо было бы неприятно есть хорошую пищу рядом с тем, кто вынужден хлебать помои, но солдат брезгливостью или излишней тактичностью не страдал. Сидел рядом, пил, ел и разглагольствовал.

Вопросов задавать не пришлось, он рассказывал про жизнь в крепости и на землях графа Дешерна в подробностях по собственному почину. Картина вырисовывалась безотрадная.

Все здесь были пленниками, даже те, кто родился на этих землях.

Женщины… Женщины тоже были пленницами. Они принадлежали графу лично, ими он награждал верных людей. Но не насовсем, на определенное время. Потом она возвращалась к графу. В крепости они не жили, на женский организм черный камень действовал еще более губительно, чем на мужской. Так что свой цветник граф Дешерн держал в собственном замке в нескольких милях от форта Танг, а сюда присылал наказанных, тех, кто проявлял строптивость или еще как‑то провинился. В крепости их заставляли заниматься тем, чем женщины обычно и занимаются: стиркой и готовкой на солдат. Но это только в качестве наказания. В графском замке их держали для утех.

Старухи? Старух здесь не было, никто не доживал и до сорока лет.

Армандо предположил, что белые одежды — это тоже вроде наказания и был осмеян. Ничего подобного! Одежда женщин — это как лысая безбровая голова у мужчин. У графа не поднималась рука лишать дам их природного украшения. Зато отнять нормальные платья и одеть в приметное тряпье — пожалуйста. Он‑то ими интересовался в голом виде.

— И ты не думай, — говорил солдат, — там далеко не крестьянки. Крестьянки по морям не плавают. Купчихи и купеческие дочки, дворянки… Крестьянками наш граф брезгует.

— А исконное население тут есть?

— Откуда? Дальше на материке есть пара поселков, и все, но они далеко. Места тут для жизни непригодные. Все, что для жизни надо, сюда или в море ловят, или завозят, кроме воды.

Он говорил еще долго, но Армандо уже уяснил свое положение и не прислушивался. Сейчас его больше интересовало, куда поместили Сентара, матросов с "Филомены" и, как это ни удивительно, Лапунду.