Пока старик Ван разговаривал с ними у ворот школы, в тишину вдруг разорвал какой-то странный гул – глухой, тревожный, будто город застонал.
Старик нахмурился, вышел на улицу и, прикрыв ладонью глаза, всмотрелся в даль:
– Что там за суматоха опять? – буркнул он недовольно.
Но едва успел договорить, как по коже пробежал холодок. В воздухе что-то изменилось – привычная серость неба стала густеть, и вдруг серый туман приобрёл странный, мертвенно-жёлтый оттенок. Порывы ветра усилились, свистели в узких улочках, трепали бельё на верёвках, хлопали ставнями.
Запах пыли и серы резанул нос. Беженцы один за другим начали выбегать из своих трущоб, хватая мешки с пожитками и детей за руки. Кто-то, наоборот, вцепился в перекосившиеся дверные косяки своих хибар и пытался прижать крыши руками, словно это могло спасти дома от шквала. На улице воцарилась паника: крики женщин, плач малышей, лай собак, и всё это смешивалось с воем ветра.
И тут из глубины улиц, запыхавшись, выбежал человек в шахтёрской куртке, вся в пыли, с лицом, перепачканным копотью. Он махал руками и почти кричал:
– Вулкан в уральских горах проснулся! Всё небо там заволокло дымом, гул стоит – как от тысячи пушек!
Городской администратор, сухой и всегда сдержанный человек, нахмурил брови, глядя на него поверх очков:
– Ты чего орёшь? – раздражённо сказал он. – Нам-то какое дело до вулкана в горах? Мы же далеко! Откуда тебя принесло?
Шахтёр сглотнул, пытаясь отдышаться, и сипло ответил:
– Я только что с угольной шахты. Управляющий приказал мне немедленно вернуться и передать в крепость донесение: в горах начинается что-то неладное. Я – офицер по безопасности.
– Ладно, иди и делай, что велено, – отрезал городской администратор. – Остальные – сидите тихо, не суйтесь на улицу. Вернётесь в свои хибары, когда тряска уляжется.
Все кивали, но только Проныра нахмурился. Что-то в этих словах звучало неправильно, тревожно. Он поднял глаза к небу и похолодел: все птицы, даже самые упрямые вороны и стрижи, рванули на юг, каркая и визжа так, будто их кто-то гнал плетью. А по земле, между трещинами камней, уже кишели жуки – мерзкие, блестящие, в панцирях, словно под кожей у них двигалась чёрная жижа. Лёшка сжал кулаки. Неужели вулкан, что вдалеке в горах Урала, и правда способен поднять на ноги саму природу? В груди осело нехорошее предчувствие: впереди будет что-то куда страшнее простого землетрясения.
Через Крепость 334 тянулась мутная, тяжёлая река. Никто никогда особенно не задумывался, где она берёт начало и куда уходит. Считалось – есть и ладно. На ней стояли ржавые железные решётки, поставленные властями: чтоб ни один оборванец, спасаясь от бедствий, не сунулся в крепость вплавь. Когда-то беженцы пытались – да стража не дремала.
Но сейчас всё перевернулось: паника захватила и самих жителей крепости. Гул под ногами, дрожь в стенах – люди выскакивали на улицы, молились, хватали детей на руки. Никто не заметил, что железные решётки на реке глухо скрежетнули и рухнули, сбитые чем-то из глубины. По воде к городу медленно плыла странная, неведомая тварь, и рыба, словно обезумев, шарахалась от неё, металась против течения, выскакивала на берег, билась о камни. Казалось, сам инстинкт велел: беги, пока не поздно.
И тут с окраин, от шахты, стали возвращаться люди – грязные, в рваной спецовке, с глазами, полными ужаса.
– Ты ж вроде на смене был? – удивлённо окликнули одного. – Чего вернулся?
Тот, хватая ртом воздух, закричал:
– Шахту завалило! Вход рухнул! Из-под земли прут полчища тварей – жуки, огромные, с чёрными панцирями, а на спинах у них… рожи человеческие! Они кусают, жрут людей живьём!
Толпа оцепенела. Кто-то прикрыл рот ладонью, кто-то отшатнулся, будто сам почувствовал жуткое жужжание за спиной. Старики переглядывались – они-то ещё помнили страшные рассказы о прошлой эпидемии жуков, когда целые деревни вымирали за ночь. Но молодёжь знала только слухи, полулегенды. И вот теперь кошмар, похоже, собирался повториться.
Лёшка весь похолодел, когда за спиной, в школьном дворе, раздался лёгкий скрип. Будто кто-то прыгнул через забор. Он резко обернулся – и сердце у него ухнуло в пятки. Перед ним стоял Косой. Пыльный, настороженный, с глазами, горящими тревогой.
Ярослав приложил палец к губам, велел молчать и шёпотом, словно ветер, сказал:
– Быстро, собирайте всё, что можно унести!
Лёшка с Лариской даже не стали спрашивать, что случилось. Послушно принялись суетиться, складывать вещи. Лёшка нутром чувствовал: раз Косой вернулся, значит, произошло что-то такое, что грозило всем. Он пришёл не просто так – он пришёл вытащить их отсюда, из обречённой Крепости 334.
Столько лет, прожитых здесь, и вот – похоже, настал конец. Уйдут ли они? Сумеют ли выбраться? Но Лёшка, при всей своей тревоге, ловил себя на мысли: пока рядом Косой – всё равно, где ночевать и что есть. Где он – там и дом.
Но слишком внезапным было это возвращение. Радость смешалась с острой, до боли в груди, тревогой. Лёшка не знал, радоваться ли или бояться.
А старик Ван, вернувшись в школу, застал такую картину: Косой стоял посреди комнаты, и в руке у него был пистолет. Тяжёлый, стальной, и дуло его смотрело прямо в грудь старику.
Ярослав сказал холодно, без привычной усмешки:
– Мы уходим. Сейчас же.
– Старик Ван, стой здесь, пока мы не уйдём… и извини, – тихо сказал Ярослав Косой, крепко сжимая в руках пистолет.
Старик Ван горько усмехнулся, словно кривясь от внутренней боли:
– Вы уходите? Снаружи полно глаз, что не спускают взгляда с этого двора. Может, ты ещё сумеешь проскочить, но Лёшка и Лариска? Как быть с ними?
– Они не смогут меня остановить, – холодно отрезал Ярослав.
Вернувшись в город, он не кинулся сломя голову к школе. Сначала проверил тайник – то самое место, где когда-то закопал оружие. Но, разгрёб землю, ощутил лишь пустоту. Металл исчез. Лёд прошёл по его спине. Тогда он направился к пещере, подготовленной заранее для Лёшки, но и там всё оказалось безжизненно пусто. Это значило только одно – они остались в городе. И выбора у него не было.
Добравшись до окраины, Ярослав заметил людей у школы. Они стояли не как простые побирушки из местной стражи, а иначе – прямая спина, холодные глаза, движения сдержанные, будто натянутые струны. Этот приём он знал слишком хорошо. Боевые войска Консорциума Потанина. С ними не перепутаешь.
Частные отряды из крепости всегда держались нагло и разболтано, словно уличные головорезы с дубинками. Но эти… в их дыхании слышался ритм строя, а в шаге – сухая выучка казармы.
Ярослав напрягся. Раз уж они следят, входить в открытую нельзя. Пришлось искать лазейку. Город гудел, словно улей: где-то рушились стены, где-то дрожали стекла, люди бегали, вопя и ругаясь. На фоне этого хаоса у него появился шанс забрать своих.
– На самом деле, с господином Учителем Консорциум Потанина вряд ли рискнёт с тобой связываться, верно? – осторожно спросил Ван, разглядывая Ярослава исподлобья.
Ярослав замер.
– Господин Учитель?.. – он в первый момент даже не понял, о ком речь. Но тут его словно током ударило. Учителя больше нет. В школе пусто. Слишком пусто. И что именно там произошло – он не знал.
Времени на разговоры не было. Сжимая зубы, он ответил:
– Я ухожу не из-за Консорциума. Дело хуже. Демоны, твари и всякая нечисть из Урала начали срываться вниз, в сторону крепости. И они уже идут сюда.
В памяти тут же всплыл каньон, по которому он возвращался. В темноте ревели и выли дикие звери, гулко топали Подопытные, а из трещин земли вырывались рои жуков с человеческими лицами на спинах. Ощущение было такое, будто сам Урал выдыхал огонь и гнал вниз весь свой кошмар.
– В опасности не только я, – сказал он тяжело. – Весь подол скоро окажется в опасности.
Но объяснять дальше он не успел.
– Ты ведь слышал про этих жуков? – Ярослав схватил Вана за плечо. – Их тысячи, целое море. И, поверь, это только малая часть того ужаса, что идёт сюда.
Старик побледнел. Морщинистое лицо задрожало, он замотал головой:
– Что ты там встретил в горах… Нет, Ярослав, отпусти меня. Я должен вернуться, забрать сына. Мы уйдём вместе с вами!
– Уйдёте с нами? – в голосе Ярослава прозвучало сомнение. – У тебя же здесь всё, твоя лавка, твой дом… Ты и правда готов бросить всё и пойти за мной?
Он никогда не представлял, что Ван решится на такое. Ещё вчера, если бы он попробовал его уговорить, тот бы лишь фыркнул в ответ, посчитал сумасшедшим. Но теперь… теперь реальность сама ломала привычное.
Ван выдохнул, опустил глаза и тихо сказал, будто приговаривая себя:
– Я думал… а зачем мне лавка, если там мой сын останется один? Деньги можно нажить заново. А жизнь… она одна. Мы идём с тобой, Ярослав. И точка."
– Я не знаю многого, – тихо сказал старик Ван, глядя на Ярослава, – но знаю одно: мы сможем выжить, если будем тебя!
Когда Любовь Синявина и Ярослава Журавлёва впервые выбрались из крепости, старик Ван тогда прямо сказал им: лучшего проводника, чем Ярослав Косой, для похода в Урал они не найдут.
Нет, это вовсе не значило, что он считал Ярослава умелым следопытом или искусным охотником. Просто Ван видел в нём другое – ту самую жестокую решимость, которая позволяла идти вперёд, даже когда всё вокруг рушилось.
Мальчишка, который однажды выжил после нападения целой волчьей стаи…. Более того – притащил с собой ещё одного ребёнка, чтобы вместе вырасти и пробиться сквозь голод и холод. Это было нечто, что ни один обычный человек не смог бы провернуть.
И вот сейчас, стоя в дрожащем от тревоги городе, старик Ван ясно понял: только Ярослав по-настоящему знал, что творится в Уральских горах. Только он видел то, что поднималось оттуда, своими глазами. Если не довериться ему – то, кому вообще можно верить?
Выйди сейчас Косой на площадь и крикни во всё горло:
– Волки идут! Подопытные прут! Жуки с лицами наступают! А может, и тот самый тварь из вулкана тоже ползёт сюда! – половина горожан лишь покрутила бы пальцем у виска, как на сумасшедшего, а другая половина скривилась бы скептически, мол, опять этот мальчишка бредит.
Но старик Ван был другим. Он знал цену словам, за которыми стоит пережитое. В его глазах читалось простое: "Если уж не верить тому, кто сам через это прошёл, то кому тогда вообще можно довериться?"
Ярослав всмотрелся в морщинистое лицо старика. Впервые он ясно понял, почему тот сумел так долго протянуть в этом жестоком мире. У Вана не было ни железных кулаков, ни хищной безжалостности, что заставляет других дрожать. Всё, что он умел, – это кланяться тем, кто выше по лестнице, улыбаться нужным людям и держать язык за зубами. Казалось бы, хватит ли этого, чтобы выжить?
Сколько раз он видел, как другие, тоже умевшие подстраиваться, дружившие с влиятельными из крепости, всё равно гибли – то от чьего-то приказа, то просто в мясорубке случайной заварушки. Но старик каким-то чудом всегда находил верную сторону, всегда вовремя уходил от удара. Наверное, это был особый звериный инстинкт – чутьё, когда вонь смерти уже стелется по земле, а когда можно ещё торговать и шутить.
Старик Ван повторил упрямо, даже с лёгкой дрожью в голосе, но в глазах у него горел тот самый инстинкт:
– Может, другие и не поверят тебе, но я верю. Я пойду с тобой.
Честно говоря, Ярослав и сам об этом думал. Большинство людей, попади они с ним в бегство, станут камнем на шее – будут ныть, тащить за собой баулы и ждать защиты. Но Ван был другим. В нём ещё теплился дух торговца – умение видеть выгоду в хаосе и разглядеть дорогу там, где другие видели тупик. Да и не забыть то, что он не раз протягивал руку помощи – и ему, и Лёшке.
Будучи хитрым торговцем до мозга костей, старик Ван, заметив колебания Ярослава Косого, поспешил заявить:
– Я не пойду с тобой налегке, будто дармоед. У меня есть деньги и лекарства. А ещё умею ладить с людьми куда лучше тебя. Так что бременем точно не стану.
Он сказал это твёрдо, даже чуть громче, чем следовало бы. В эти минуты в комнате пахло сыростью и железом – где-то скрипнула ржавая петля, вдалеке хлопнула дверь, от чего слова старика прозвучали особенно веско.
И это было мудро. Ван понимал: в мире, где всё рушится и ценой жизни может стать лишняя банка тушёнки, выживает только тот, кто приносит пользу. Дружба? Теплые воспоминания? Да кому они нужны, когда завтра ты можешь оказаться в канаве с перерезанным горлом. Надо на весах выставлять то, что реально стоит что-то.
Ярослав задумался. В пальцах он машинально крутил нож, а взгляд его был тяжёлым.
– Я не гонюсь за твоими деньгами, – сказал он хрипловато. – Но раз решил – иди. И побыстрее возвращайся".
Он не был ни святым, ни человеком доверчивым. Кого угодно другого он бы не выпустил сейчас за дверь – слишком велик риск, что тот сдаст его Консорциуму Потанина. Но Ван… Ван вёл себя иначе. Вспомнилась и та помощь, и то, как он, в отличие от других, не бросил их в беде. Да и сам Консорциум сейчас был слишком занят, чтобы гоняться за ним. Пара соглядатаев за городскими стенами – жалкая сила, чтобы поймать его.
Прныра и Лариска уже спешно собирали пожитки. Сухие мешки шуршали, посуда бренчала, пахло сушёной капустой и старым хлебом. Лёшка сунул Ярославу в ладонь тёплую от долгого ношения медную монету.
– Учитель говорил, – шёпотом сказал он, – что если нам совсем некуда будет деваться, мы должны отправиться на Северную границу и искать его там. Но он предупредил – жизнь там собачья, и, если есть хоть малейший шанс выжить в другом месте, лучше туда не соваться".
Ярослав повертел монету на свету. Металл потускнел, по краям были вмятины, и пальцы словно липли к этому холодному кругляшу.
– А что вообще случилось тогда? – тихо спросил он.
Лёшка рассказал всё, что помнил о той ночи: как Владимир Ланский повёл себя по отношению к учителю, какие слова сказал сам учитель. Его речь была сбивчива, с паузами – будто он заново проживал пережитое.
В конце он добавил:
– И только дядя Ван тогда за нас вступился. Один-единственный.
– Понял, – отозвался Ярослав, и снова спросил: – А говорил ли учитель, кто он такой на самом деле?
Лёшка только покачал головой.
– Я спрашивал его об этом, но он ушёл от ответа. Одно ясно: человек он важный. В крепости 178 таких немного.
– М-да…, – протянул Ярослав, словно пробуя вкус слов на языке. – Ну что ж. Если совсем прижмёт и не останется дороги, пойдём его искать на Северной границе.
Лариска, поправляя за плечами старый рюкзак, сказала спокойно:
– Мы упаковали вещи. Честно говоря, взяли совсем немного.
Ярослав бросил взгляд на их пожитки: в мешках лежали в основном продукты – сухари, морковь, солёная капуста. Даже ту капусту, что учитель сам выращивал у школы на заднем дворике, они выдрали с корнями и упаковали. Он хмыкнул. Да, они были на него похожи – те же простые, но практичные. Здесь никто не стал брать лишнее – только то, что может накормить и продлить жизнь ещё на один день.
– Берите булочки и кукурузный хлеб, – сказал Ярослав Косой, чуть насупившись. – Но капуста нам ни к чему. В дороге на Урале всегда можно найти дикие травы и съедобные корешки. А что в этой сумке?
– Копчёное мясо, – тихо ответила Лариска, поправляя косынку на голове. – В прошлый раз, когда ты уходил, даже сухпай не взял. Я решила, что нужно что-то долговечное приготовить. Пусть будет запас, если снова придётся бежать.
Ярослав на миг замер, будто не знал, что сказать. Только шумно втянул носом запах дыма и специй, исходящий от пакета, и хрипловато произнёс:
– М-м…. Спасибо тебе, Лариса Петровна. Это и правда пригодится.
Лёха Проныра вскинул голову, глаза его сверкнули тревогой.
– Брат, а всё и правда так плохо? Мы точно должны уходить прямо сейчас?
Ярослав хмуро огляделся, будто слушал гул далёких голосов за стенами, и сказал:
– Люди в крепости могут надеяться на стены, толстые, холодные, с бойницами и караульными. Но за её пределами – обычные жители подола. У них ни укрытия, ни оружия, ни защиты. Сверхъестественные существа их вырежут подчистую. Им даже спрятаться будет негде. По уму – надо бы открыть ворота крепости, пустить всех внутрь, иначе погибнут тысячи. Но кто там, внутри, на это решится? Они скорее глотку перегрызут, чем поделятся безопасным местом.
Лёха нахмурился, упрямо сжал губы и сказал:
– Тогда давайте дождёмся старика Вана, а потом двинем на юго-запад, в сторону Крепости 289. Там хоть какой-то шанс будет."
Ярослав прищурился на него, вдруг усмехнулся и, словно в шутку, сказал:
– Слушай, гляжу я на тебя – прямо красавец. Лицо чистое, ни грязи, ни синяков. Будто сам из крепости вышел.
Лёха смутился, но не удержался, ухмыльнулся:
– Хе-хе….
Обычно оба брата ходили с лицами, покрытыми пылью и разводами грязи. Но в последнее время, пока Лёха болел, Лариска каждый день тёплой водой обтирала его лицо, помогала умыться, словно пыталась отогнать смерть, что уже тянула к нему руки.
И тут по улицам прокатился новый гул. На этот раз это был не простой людской гам, а крик – высокий, пронзительный вопль о помощи. Словно нож прошёлся по горлу города. В одно мгновение всё погрузилось в хаос.
Ярослав вышел за порог школы. У ворот, где торчали двое дежурных солдат, металл оружейных затворов скрипнул, пальцы дёрнулись к кобурам. Их лица исказились, когда они увидели Ярослава – будто выросшего из-под земли. Они отвлеклись на гвалт с улиц и явно не ожидали, что он выйдет прямо сейчас.
Но тот действовал быстрее. Ещё до того, как сталь успела блеснуть, раздался сухой треск выстрелов. Воздух наполнился запахом гари и пороха. Пули били коротко и точно. Никто из тех, кто наблюдал за школой, не успел даже сделать шаг – семь человек рухнули на землю, один за другим, как подкошенные колосья.
В этот миг к школе, задыхаясь, примчался старик Ван, таща за собой своего здоровяка-сына. Ван застыл, глаза его расширились. Он видел Ярослава и раньше – знал, что тот безжалостен. Но сейчас... сейчас это был уже другой человек. После Урала он словно скинул с себя остатки сомнений. В его движениях не было ни тени колебания.
Когда Ярослав медленно обернулся, глядя на них холодным, тяжёлым взглядом, старик Ван ощутил, как по спине пробежал холодок. Но Косой тут же опустил пистолет.
– Пошли. Нам нужно двигаться к Крепости 289.
– Погоди, – вскинулся Даун. – Мы же не можем уйти без Юльки. Надо её взять!
Ярослав нахмурился.
– …Кто такая эта Юлька?"
– Высокая, дочь корейца Ли, – пояснил Лёха. – Ну жердь!
– Нет, её не возьму, – твёрдо ответил Косой и качнул головой.
Даун вспыхнул, лицо у него покраснело:
– Ты же не просто бродяга, ты учитель в школе! Как ты можешь так просто бросить свою ученицу? Будь здесь Учитель, он бы её не оставил, вот зуб даю!
Ага, этот сынишка Вана меня за лоха держит. Ярослав задержал взгляд на старике Ване, тяжело вздохнул и неожиданно сказал:
– Смотрю тут на твоего сына…. И вижу, как он за неё тревожится. Похоже, не зря. Знаешь, они вполне могли бы подойти друг другу.
"Нет, всё-таки ему не зря такое имя дали, Даун" – пришла следом мысль.
Старик Ван был ошарашен. Лицо его побледнело, морщины дрогнули, а глаза наполнились смесью недоумения и злости.
– Почему ты сейчас говоришь такое?! – выдохнул он, голос сорвался. – В такое время?!
Ярослав Косой медленно обернулся, его взгляд задержался на Дауне. В глазах не было ни тени жалости.
– Жаль, но я не Учитель, – коротко сказал он, и слова прозвучали как приговор.
У Дауна сердце сжалось, словно кто-то вонзил в грудь ржавый нож и провернул его. Он не ожидал этого удара. Не думал, что всё закончится именно так – резко, без надежды. Казалось, земля ушла из-под ног, и всё, во что он верил, рассыпалось в прах.