Василий улыбнулся, но в следующий миг закашлялся. Я придержал его за плечи, стараясь, чтобы он лишний раз не двигался с места. Вдруг мне повезет и он окажется крепче, чем я предполагал? Тогда можно было бы попытаться довезти его до больницы.
Но дворецкий, кажется, всерьез проникся идеей добровольной смерти во искупление. Едва я отпустил его плечи, как Василий ухватился за мои ладони и прижал их к своему лбу.
— Действуйте, ваше сиятельство, — слабеющим голосом прохрипел он. — Я начинаю скверно себя чувствовать. Ног не ощущаю… Но я должен успеть передать вам все.
Я кивнул, глядя ему в глаза. Буду считать это его последней волей. Хочет, чтобы все закончилось так — будет.
— Приготовьтесь к боли, — шепнул я и надавил ладонями на его виски, пробиваясь сквозь дебри простолюдинских естественных защит.
Дворецкий дернулся — было странно наблюдать, как тряслась верхняя часть его тела, а нижняя оставалась неподвижной. Значит, все-таки повредил позвоночник. Очень уж характерный симптом. И как его угораздило?
Я впервые пробовал считывать память простолюдинов — нам это должны были давать на втором курсе ментальных практик. Поэтому сейчас приходилось действовать на основании теории, что я штудировал еще дома у Штоффов. Были там интересные книжечки…
Несведущие отчего-то думали, что взять под контроль простолюдина легче легкого. Спорное утверждение — их разум имел ту же природу, что и наш, но структура его отличалась. В крови, что не несла в себе Благодать, не было зацепок, чтобы соединить свою силу с чужой.
Такие символические “крючки” позволяли одаренным воздействовать друг на друга гладко — потому и лечить их было проще, и заклинания совместные творить. Правда, и поединки становились жесткими — если уж тебе прилетело, а ты зазевался и не увернулся, то получай по полной.
Природные защитные механизмы Василия напоминали непролазный лес — сплошные буреломы, ветки, коряги, валежник и трухлявые пни. Защита примитивная, но неприятная. В иных обстоятельствах одаренный просто бы выжег ее к черту, но это причинило бы жертве невыносимые муки. Я же все-таки сочувствовал Василию: прекрасно мог понять мотивы его предательства. Поэтому сейчас старался действовать щадяще.
Мне приходилось продавливаться сквозь буреломы ментального хлама, с усилием раздвигать ветки — почему-то этот процесс и правда визуализировался как проход через лес, а я орудовал мачете, продираясь сквозь заросли.
Василий тихо постанывал, но мужественно держался. Я мог лишь представить, насколько ему сейчас было неприятно — ведь в первый раз, когда ко мне в голову полез Корф, я сам выл и орал.
— Потерпите еще немного, — баюкал я его голосом. — Скоро станет полегче. Чтобы облегчить мне работу, старайтесь вызвать из памяти те воспоминания, которые считаете нужным мне передать.
Наконец я продрался сквозь последний иллюзорный кустарник…
И попал прямиком на улицу Петрополя.
Позади меня высился пятиэтажный доходный дом, где Елизавета снимала квартиру. Не захотела она жить в домике на Выборгской стороне. Все говорила, что в центре Петрополя работы больше. Так-то оно так, но чтоб солидная женщина тридцати годов — и ютилась в квартирке в Коломне, да еще и с детьми… Говорил я ей, что место это гиблое. Да, старый район, с историей. Да только история у него была мрачная.
Я обернулся, бросил прощальный взгляд на окна квартирки Елизаветы — вон они, третье и четвертое слева от угла дома, третий этаж… Внуки таращились на меня из-за тюлевой занавески и, заметив, что я глядел на них, принялись махать тоненькими ручками.
Улыбнувшись, я поднял воротник пальто и взглянул на часы. Пора спешить на Вознесенский. Предстояло многое подготовить к прибытию Матильды Карловны…
Лишь на мгновение я оторвался от воспоминаний Василия. Удивительно, но у простолюдинов они были живее, красочнее. Я даже чувствовал все эмоции и мысли дворецкого, словно действительно влез в его шкуру. Но только действовать сам не мог — лишь был безмолвным участником того, что уже свершилось.
Но не успел я перейти дорогу, чтобы выйти к набережной Пряжки, как позади меня что-то зашумело.
— Василий Пантелеевич, — позвали меня со стороны подворотни. — Соблаговолите отнять пару минут вашего времени?
Я вздрогнул и обернулся. Кто-то курил у кованной калитки подворотни. И в этот момент я ощутил прикосновение к своему плечу.
— Не ссы, дядь, — пробасил кто-то над моим ухом. — Мы погутарить пришли. Есть дельце, за которое надо пару слов сказать. И не голоси, а то заткну. Уразумел?
— Да…
Я нервно сглотнул и попытался взглянуть на этого здоровенного детину. Огромный парень, вроде молодой — вокруг глаз еще не было сеточки морщин. Шапка надвинута почти что на нос, да и шарф закрывал большую часть лица.
— Идем-идем, дядь, — он аккуратно подтолкнул меня к подворотне. — Говорю ж тебе, не ссы. Нам только поговорить.
Тот, что курил, быстро потушил папиросу и бросил ее в решетку канализационного люка. Встретившись со мной взглядом, он открыл калитку и кивком велел вести меня во двор.
— У меня есть тридцать рублей, — нервно затараторил я. — И аппарат мобильной связи… Часы еще. Забирайте все, но жизнь оставьте.
Двое переглянулись поверх моей головы и дружно рассмеялись. Их хихиканье пронеслось зловещим эхом под сводами подворотни.
— Сдались нам твои червонцы, дядь, — пробасил мой конвоир. — Своих хватает.
Курильщик знаком велел нам остановиться. Мы встали в середине подворотни, аккурат под тусклой желтой лампочкой. Я плохо разглядел этого второго — видел, что лицо у него было худое, с резкими чертами. Брови косматые, недельная щетина. Одежда скромная, неприметная — так вся Коломна одевалась.
— У нас к вам, Василий Пантелевич, деловое предложение провокационного характера. Можно сказать, сделка, от которой вы не сможете отказаться… Насколько мне известно, вы служите семье Штофф.
Отпираться смысла не было. Кроме того, раз они поймали меня именно здесь, то знали и о Лизоньке…
— Да, служу. Что вам нужно от Матильды Карловны?
— От нее — ничего, — улыбнулся курильщик. — А нужно мне кое-что от вас, Василий Пантелеевич. Не буду ходить вокруг да около, расклад такой: мы знаем, где живет ваша семья. Знаем график работы вашей дочери и расписание занятий ваших внуков. И если вы желаете для них мирной жизни, то согласитесь на мою скромную просьбу.
У меня внутри все похолодело.
— Что за просьба? — не своим от ужаса голосом спросил я.
— В следующий раз, когда тайный советник Корф решит навестить Лебяжье или особняк на Вознесенском, вы сообщите нам. Сообщите заранее, как только узнаете. И в нужный час обеспечите нам тихое и безопасное проникновение во владения баронессы.
— Так вам нужен Корф?
Вежливый курильщик не ответил. Но я начал догадываться, что они задумали. Решили добраться до Вальтера Макаровича через госпожу, потому что его превосходительство мало кому доверяет. Но госпожа всегда была ему другом, и в ее обществе он не будет ожидать угрозы.
Господи, во что они меня втягивают?!
— Мы договорились? — снова едко улыбнулся курильщик. — Помните, Василий Пантелеевич, вы здесь бываете так редко. Кто знает, что может случиться с Елизаветой Васильевной и детьми в ваше отсутствие? Коломна — такой опасный район…
— Я согласен! — прорычал я, едва не скуля от беспомощности. — Не трогайте их. Я передам сведения. Только скажите, как?
Здоровяк зачем-то пожал мое плечо, словно так выразил одобрение.
— На втором этаже Гостиного двора, что на Невском, есть лавка с австрийскими марципанами. Когда у вас появится для нас информация, запишите все на бумагу и приходите туда. Только следите, чтобы за прилавком стояла невысокая блондинка. Она бывает там не каждый день. Подойдете к ней и скажете, что вы к Сарпедону, и передайте послание. Все запомнили?
Я осторожно кивнул. Гостиный двор, второй этаж, марципановая лавка. Блондинка. Сарпедон… Милостивый Боже, во что они меня вовлекают?
— Да, все запомнил.
— Вот и славно, Василий Пантелеевич, — курильщик похлопал меня по плечу. — Видите, как все просто? Сделаете что должно — и семья ваша будет в добром здравии. Ну и, разумеется, наша сделка отменится, если вы кому-нибудь разболтаете. Мы будем за вами следить. Впрочем, как и раньше.
Я с трудом вынырнул из воспоминаний Василия. Меня все еще колотило от ужаса, что пережил дворецкий при том разговоре. Что ж, есть зацепки.
Только вот зачем этот Сарпедон так подставился? Не скрывал лица, назвал имя, указал место. Неужели был уверен, что настолько запугал Василия, что тот и пикнуть не посмеет? Неужели не предусмотрел, что дворецкому могли вскрыть память?
Или этот Сарпедон был настолько мелкой сошкой, что нитка от него вела в никуда? По воспоминаниям Василия я не понял, был ли Сарпедон одаренным. Увы, дворецкий не мог этого почувствовать. Но они вроде бы не пользовались Благодатью во время разговора, так что тут бабка надвое сказала.
— Ваше… сиятельство, — Василий крепче сжал мою ладонь, — поторопитесь. Я слабею. Мне трудно оставаться в сознании… А я хочу показать вам все…
Я снова нырнул в его воспоминания. На этот раз Василия перехватили в том самом Гостином дворе, сразу после отъезда Матильды.
— Василий Пантелеевич, — окликнули меня, когда я наслаждался кофе на первом этаже буфета.
Я обернулся и едва не подавился напитком. Сарпедон — как он велел себя величать, без спроса отодвинул стул и уселся напротив меня. На его тонких потрескавшихся от мороза губах играла все та же ядовитая улыбочка, не сулившая мне ничего хорошего.
— Добрый день, — выдавил из себя я и поставил чашку на блюдце. — Чем обязан?
— Хотелось бы верить, что вы приехали в это место, чтобы передать ценные сведения.
Конечно! Бежал спотыкаясь! Следовало проконтролировать консервацию ряда комнат после отъезда Матильды Карловны, да позаботиться о новогоднем убранстве. Потому я и оказался в этом проклятом Гостином дворе. И специально же выбрал самое дальнее крыло, чтобы даже не подниматься в ту марципановую лавку.
И они все равно нашли меня.
— А вы, полагаю, пришли напомнить мне о вашей власти надо мной?
— Эх, Василий наш Пантелеевич, — Сарпедон положил локти на стол и уставился на меня узкими глазами. Лишь сейчас, при ярком свете я понял, что в этом молодом человеке текли восточные крови. — Не в вашем положении дерзить, но смелость я оценил. Почему же вы не известили меня об отбытии баронессы в Дакию?
— Потому что для меня самого это стало сюрпризом, — я держал спину прямо, стараясь ни единым жестом не выдать, что затянул с передачей информации намеренно. Пусть я выгадал для госпожи всего пару дней, но теперь они не смогут ее использовать.
— Неужели? — шепнул Сарпедон. — Чтобы дворецкий — и не знал о предстоящей поездке?
— Клянусь, все слуги и даже племянница Матильды Карловны узнали обо всем в последний момент. Баронесса хотела избежать шумихи.
— Да только шумиха все равно поднялась, только уже после ее отъезда.
Сарпедон продолжал буравить меня взглядом. Я взялся за чашку с почти остывшим кофе, стараясь держать лицо.
— Что теперь? — спросил я.
— Теперь вам придется поработать интенсивнее, — снова расплылся в улыбке гость. — Для вас есть новое задание. Мне нужна порочная подноготная о Штоффах. Желательно, чтобы она была связана и с Корфом. В жизни не поверю, что двое сотрудников Тайного отделения за столько лет не замазались в каком-нибудь скандалишке или не совершили что-нибудь противоправное.
— Даже если так, мне это неизвестно.
— Тогда выясните, — Сарпедон поднялся, зачем-то прихватив с моего стола салфетку. — В конце концов вы — дворецкий. Человек, на котором держится весь дом. Добудьте мне тайну — и мы будем в расчете. Обещаю, что оставлю вас в покое.
И в этот момент у него зазвонил мобильный телефон. Сарпедон вытащил из внутреннего кармана куртки серебристую дорогую модель. Значит, не наделен Благодатью…
Он отошел, но недостаточно далеко. Я услышал обрывки разговора.
— Нет! — прошипел шантажист. — Зевс против.
Зевс? Сперва Сарпедон — греческий герой. Теперь Зевс…
— Я работаю над этим! Нет, еще рано. Скажи Зевсу, что до Нового года управимся… Нет, план менять не нужно!
Он вышел в другой зал, и я больше ничего не смог расслышать. Обратно Сарпедон не вернулся. К моему большому облегчению.
Я открыл глаза и снова очутился среди леса и сугробов, рядом со слабеющим дворецким.
— Я пытался выкрутиться. Но когда слишком затянул с поисками секретов, они снова начали угрожать моей дочери…
— Знаю. Видел, — ответил я и снова надавил ладонями на его виски. Оставалось совсем немного. Он почти все мне передал.
Образы пошли быстрее — теперь я просто считывал и запоминал все, что видел и в чем участвовал Василий. Меня подгоняло предчувствие скорого конца — Василий слишком ослаб, лишившись природных защит и энергии, что ушла на инстинктивное сопротивление.
Я увидел третью встречу — в марципановой лавке, где Василий передал толстый конверт белокурой девице. После этого Сарпедон действительно оставил Василия в покое. Но я сомневался, что он не продолжал слежку. И раз так, Сарпедон должен был понимать, что я вышел на его след.
Значит, нужно собирать силы.
Но сперва…
Дворецкий прерывисто вздохнул, когда я отнял руки от его головы.
— Все, Василий, — прошептал я. — Я видел все, что нужно. Вы не представляете, как помогли.
— Это меньшее, чем я могу расплатиться за предательство госпожи. Она всегда была ко мне добра. И она, и Ирина Алексеевна… Пожалуйста, передайте им, что я правда пытался отсрочить. Пытался сделать хоть что-то, но… Слишком боялся за своих.
Я кивнул.
— Непременно.
Василий закрыл глаза и мечтательно улыбнулся.
— Был рад помочь, ваше… сиятельство.
— Они здесь! — крикнули со стороны дороги. — Бегом!
Я резко обернулся. Явились, блин, и не запылились. Безопасники Ланге перепрыгивали через снежный вал на обочине и спускались к нам. Я отошел от Василия, позволяя ему уйти на своих условиях.
— Скорую вызывайте, — велел я, увидев главного безопасника. — Хотя могут и не успеть.
Ланге проглотил интересовавшие его вопросы и задал самый уместный в данной ситуации:
— Вы в порядке, Михаил Николаевич?
Я пожал плечами.
— А мне-то что сделается?
— В таком случае я обязан спросить, что все это значит.
— Ага. Только пусть вам обо всем расскажет Корф, когда сюда заявится. А мне нужно ехать.
Ланге потерял дар речи от моей наглости.
— Прошу прощения, но на чем вы собрались отсюда ехать? На собственности баронессы?
— Думаю, она не обидится, — бросил я.
Безопасник дернулся было за мной, но я выбросил руку вперед и выставил барьер.
— Виктор Зиновьевич, вы не представляете, какая задница здесь творится. Поэтому если всерьез хотите помочь мне разгрести это дерьмо, просто продолжайте выполнять свою работу. А я найду тех сволочей, что сделали это с Ириной и Василием.
Безопасник смерил меня тяжелым взглядом.
— Так вы что-то выяснили?
— Да, но это вопрос уровня Тайного отделения. Простите, я сейчас и правда не могу ничего сказать. Одно замечу — вы проморгали в своих рядах предателя. Внимательнее следите за персоналом.
Наверное, с последней фразой я чутка перегнул — все же слуги имели право на личную жизнь. Но здесь все так переплелось, что Василий действительно стал работать на этого Сарпедона из страха. Но Ланге… Ну должен же он был что-то заметить. Должны быть в таких случаях перемены в поведении, странные отлучки и прочее.
Не заметил. Впрочем, я тоже много всего проморгал.
“Я вытащил информацию из головы Василия”, — обратился я к Корфу, проигнорировав приветствия. — “Там много интересного для ваших глаз и ушей. Куда подъехать?”
“Разъезжая улица, дом сорок четыре”, — коротко ответил тайный советник. — “Алексеев встретит. Когда будешь?”
Эх, Лиговка… Не ездил я еще по центру толком, да еще и без прав… Но ничего, постараюсь козырнуть статусом, случись что.
“Через час”.
“Жду”.
Я сел за руль Македонского и ласково погладил профиль полководца на торпеде.
— Ну что, Александр Филиппыч, поехали на охоту?