Орден надежды

Глава 14

У Денисова отвисла челюсть, и он, приоткрыв рот, ошарашенно пялился на дверцу анализатора.

— Устройство слежения? Но… Откуда?

В отличие от однокурсника, я уже мало чему удивлялся и просто уставился на артефакторшу.

— Разве поле Аудиториума не глушит маячки, Ядь? Ведь даже ментальная связь не пробивается за пределы территории…

Хруцкая улыбнулась.

— Дельное замечание, коллега, — с нотками своего начальника-профессора ответила она. — Это и правда хороший вопрос. Для того, чтобы на него ответить, нужно знать, как работают подобные устройства.

Костя потихоньку отходил от шока и провел руками по лицу. Не ожидал, да? Добро пожаловать в мой мир, братишка.

— Чертовщина какая-то… Зачем ему маячок?

— Об этом позже, — оборвал его я. — Ядь, расскажи, пожалуйста, как все устроено.

— Рассказать-то расскажу… — Хруцкая, ловко орудуя щипцами, перенесла артефакт и уложила его войлочную подстилку на столе. — Но сперва вы поделитесь, где достали такую игрушку. Штуковина не сказать, чтобы совсем сложная, но первокурсники такие вещи точно делать не умеют… Да и назначение у нее весьма специфическое. Утолите-ка мое любопытство, господа.

Мы с Денисовым переглянулись, и он слабо пожал плечами, предоставляя мне решать, что говорить.

— Нашел в вещах погибшего друга. Убирали комнату и случайно обнаружили.

Хруцкая стряхнула пылинку с халата и уселась на стол.

— И правда, тогда хороший вопрос, зачем она ему понадобилась. Ваш товарищ был артефактором?

— Нет, — ответил Денисов. — На менталиста шел.

— Интересно… Значит, кто-то должен был научить его пользоваться таким маячком. Ну да ладно. Сейчас все поймете, — она схватила со стола старую газету и толстый красный карандаш. — Уж извините, нарисую на чем попало…

Ядька принялась чертить очень простую схему. Два кружка, между ними две стрелки, как маршрут из пункта в А в пункт Б и обратно. И пересекла рисунок ровно посередине вертикальной пунктирной линией. Первый кружок она подписала буквой “Альфа”, второй — “Бета”.

— Знаете, как работает радио? — Хруцкая оторвала взгляд от рисунка и уставилась на нас.

Я кивнул.

— В общих чертах. Есть радиопередатчик, в котором формируется сигнал определенной частоты — на него накладывается то, что нужно передать. Сигнал модулируется и излучается антенной в виде радиоволн. — Ядвига кивнула. — А на приемной стороне модулированный сигнал принимается антенной и поступает в радиоприемник. Ну и там еще надо отфильтровать сигнал с нужной частотой, детектор должен восстановить модулирующий сигнал. Еще могут быть всякие помехи…

Хруцкая замахала руками.

— Ладно-ладно, я поняла, что ты в курсе. Не мучай своего спутника лишней информацией. А то у бедняги сейчас голова взорвется.

Денисов, надо сказать, и правда приуныл. Даже удивительно. Мне-то казалось, что каждый школьник должен был знать, как устроен радиоприемник — мы так вообще их на лабораторных собирали, а у меня была обычная общеобразовательная школа… Правда, в моем мире. Здесь программа все же отличалась.

Да и, судя по комплекции Денисова, видать, у него вместо естественных наук явно был бокс или какая другая борьба.

— Артефакты, работающие на прием и передачу, действуют по схожим принципам, — сказала Ядвига. — С той лишь разницей, что принимающей стороной может быть как артефакт, так и одаренный человек. На самом деле вы пользуетесь подобием этого принципа, когда общаетесь ментально. Если разложить процессы Благодати на составляющие, то на то и выйдет.

Ну да. Только вот с точки зрения физики я не мог объяснить, каким образом работала Благодать.

Хруцкая провела карандашом по стрелочке.

— Представим, что радиоволна — это сигнал. То есть то, что передает информацию. Радиоволны делятся на диапазоны: от субмиллиметровых до сверхдлинных, и для каждого диапазона характерны свои особенности распространения. Например, чем больше длина волны и чем меньше частота, тем больше волна способна огибать преграды.

Денисов жадно глядел на лист и рассеянно кивал.

— Значит, сигнал маячка — это как радиоволна.

— Примерно. И если проводить аналогию с радиопередатчиками, я бы сказала, что тот артефакт, который вы притащили, работает на малых расстояниях.

— Пожалуйста, можно без технических подробностей, — взмолился Денисов. — Чуть попроще для тупых боевиков вроде меня.

Самокритично, однако. С другой стороны, вменяемый взгляд на собственные слабые стороны заслуживал уважения.

Ядька снисходительно улыбнулась.

— Ладно, яхонтовый мой. Попроще — так попроще. Короче, парни, не знаю, кто и зачем дал вашему товарищу этот маячок, но работает он на обозначение местоположения. В него заложен только один алгоритм — передавать сигнал на определенной частоте. Он ничего не записывает, не сохраняет. Просто обозначает себя. Причем артефакт достаточно мощный, чтобы его можно было обнаружить на территории Аудиториума, но недостаточно сильный, чтобы его могли засечь за пределами острова.

А вот это уже наводило на кое-какие мысли. Значит, артефакт Грише был нужен для того, чтобы обозначить какое-то конкретное место на острове. Другой вопрос, как именно менталист собирался его использовать.

Первое, что пришло мне в голову — что Гриша хотел передать кому-то барахло, которое у меня стащил. Он же раскусил, что я пользовался книгой для шифрования сообщений. И, видимо, решил передать кому-то эти вещи. Но лично встречаться побоялся или это было невозможно, поэтому спрятал все в мешок и сунул маячок, чтобы наверняка нашли.

Да только вот мы с Денисовым подоспели быстрее…

Хорошая новость: если кто-то дал Афанасьеву маячок, значит, кто-то за ним следит. И, возможно, будет его искать.

— Кстати, раз уж мы выяснили все про эту безделушку, смело заверю вас, что ее можно трогать, — добавила Хруцкая. — Здесь не нужны никакие особые средства защиты.

Денисов все равно с опаской поглядывал на находку.

— Ядь, а как сигнал принимается? Алгоритм настроен на определенный фон, и его можно уловить, если знать, какой?

— Ну да, как с частотой. Ты когда радио слушаешь, настраиваешь же частоту любимой станции. Или когда по рации общаешься, переходишь на определенную. Здесь то же самое.

— А мы можем узнать, на каком потоке работает этот маячок?

— Теоретически — да. Но зачем тебе?

— Если знать “частоту”, можно ведь на нее настроиться и перехватывать сигнал?

Ядвига резко посерьезнела.

— Миш, давай честно. Ты хочешь выяснить, кто на другой стороне?

— Да, — не стал отпираться я. — Но тебя в это вмешивать не хочу.

Ядвига удивленно приподняла брови, но комментировать ничего не стала. Умница. Еще одна причина любить Хруцкую — это то, что она не лезла не в свое дело. Информацией делилась охотно, но была достаточно умна или же просто тактична, чтобы не выпытывать подробности.

— Слепок фона ты и сам сможешь считать, — подумав, ответила артефакторша. — Для этого нужно взять артефакт в руки, проанализировать фон и настроить менталку на него. Но должна предупредить, что это будет отнимать у тебя силы. Тебе ведь придется постоянно сидеть на этом “канале”.

Я кивнул.

— Понял, спасибо.

— Еще вопросы, господа?

Денисов покачал головой.

— Думаю, мы и так выяснили достаточно, — сказал он и кивнул на дверь. — И, боюсь, нам пора на пару.

Ядвига завернула маячок в тряпицу и передала мне.

— Найдешь еще что-нибудь интересное, приноси. Я люблю диковинки. И ты, Миш, понадобишься мне на пару часов в конце недели. Нужно проверить кое-что с алгоритмами для… Ну, для того проекта.

— Конечно, — улыбнулся я. — Для тебя — в любое время.

Хруцкая наградила нас обворожительной улыбкой и настойчиво подтолкнула к двери.

— Все, на сегодня хватит. У меня полно работы. Проваливайте.

Едва мы оказались в коридоре, а перед нашими носами захлопнулась дверь кабинета, Константин тут же потащил меня к выходу — я еле успел сунуть маячок в карман.

— Идем. Нужно поговорить.

Еще как.

Вывалившись на холод, я поежился и, обернув тесьму мешка вокруг запястья, сунул начавшие зябнуть руки в карманы.

— Нужно отдать маячок администрации, — решительно заявил Денисов. — Вся эта история начинает меня пугать. Передадим куратору или еще кому-нибудь…

Насчет куратора я сомневался. Сам по себе этот маячок был малоинформативен. И, что хуже, не давал никакого понимания, за чью команду играл Афанасьев. Он мог быть и засланцем Аудиториума, и рекрутом Аспиды, и еще кем угодно. Но ясно было одно — Афанасьева отправили по наши души. Причем мне отчего-то казалось, что особенно это касалось меня.

Рассказать Денисову всего я не мог — не хотел оглашать историю с книгой. Поэтому отговорить его оказалось трудновато.

— Я бы пошел в Аудиториум позже, когда на руках будет больше сведений и хоть какая-то конкретика, — осторожно начал я. — Да, они могут изучить маячок и попытаться как-нибудь выйти на принимающую сторону. Но мы можем и спугнуть дружков Афанасьева, если сейчас разовьем бурную деятельность.

— С чего ты решил, что спугнем?

— С того, что этот маячок — недальнобойный, ты же слышал Хруцкую, — раздраженно ответил я. — Значит, тот, кто работает с Афанасьевым, должен находиться на территории Аудиториума, чтобы уловить сигнал. Не тупи, Костя!

— Не обязательно, — нахмурился вражина.

— Но этот некто точно должен иметь возможность попасть на территорию Аудиториума, — настаивал я.

— Есть еще один вариант — Афанасьев спрятал маяк, чтобы вы не нашли его в комнате, но собирался использовать его позже. Не факт, что вообще на территории Аудиториума. Может хотел подкинуть кому-нибудь перед поездкой на каникулы. Или хотел, чтобы его нашли…

Да, такая вероятность существовала. Но я знал то, о чем не был в курсе Денисов. Нет, Гриша явно торопился сбагрить мою книжечку. Если бы он не собирался ничего предпринимать, то не стал бы потрошить мой тайник. А раз стащил, значит, хотел передать вещественные доказательства моей работы на Корфа. Потому что это было главной уликой в пользу моего шпионажа. Для всего остального пришлось бы вскрывать мне память, а это сделать стало ой как непросто.

Правда, черта с два бы Афанасьев догадался, что задания мне давал именно Корф — в книге не было упоминаний. Если, конечно, Афанасьева не проинформировал кто-то, кто меня раскрыл. Тогда хреново. Но в это верить не хотелось.

— Короче, пока не будем никуда нести маячок, — сказал я. — Поиграем по их правилам. Вернем мешок на место, я только заберу свои вещи.

Денисов взирал на меня с сомнением.

— Хочешь поймать щуку на живца? А справишься?

— Ага.

— И думаешь, после гибели Афанасьева кто-то придет?

— Ну маяк-то работает. Рано или поздно его могут засечь местные. И тогда начнутся вопросы. Будь я на месте сообщника Григория, я бы подчистил все концы. Я хочу вернуть барахло на место и последить за теми, кто наведается, чтобы его забрать. Так мы сможем вычислить фигуру на той стороне. И вот уже с этим можно идти к руководству. У меня есть выход на помощника ректора, он нас выслушает.

Денисов округлил глаза.

— И когда это ты успел?

— Мало сплю, много бегаю. Так что, план утвержден?

— Ну, может ты и прав. У меня нет опыта в таких делах, — пожал плечами Денисов. — Но порой я начинаю жалеть, что влез в это.

— Вылезать поздновато, но у тебя еще получится. Если хочешь, сотру тебе память…

— Нет, — замотал головой вражина. — Я дал обещание, что все выясню. И я должен его выполнить.

— Devotion turns dangerous when armed with rules of faith, — процитировал я строчку из песни одной панк-рок группы.

Денисов удивленно моргнул.

— Чего? Это по-английски?

— Да. “Преданность становится опасной, вооруженная канонами веры”. Это я к тому, что не стоит тебе разбрасываться клятвами и обещаниями, Константин. Дворянское слово дорогого стоит, но далеко не все ситуации требуют таких жертв. Я тоже думаю, что мы влезли в какое-то очень неприятное дерьмо, но…

— Но ты тогда зачем продолжаешь копать?

Я улыбнулся. Как бы ему сказать…

— Я хочу защитить Ронцова и остальных. Кроме меня, некому. Я их друг, и они мне верят.

Денисов очень странно на меня взглянул. В глазах этого качка с физиономией арийского солдата читалось… уважение?

— Благородно. Знаешь, Соколов, несмотря ни на что, с тобой приятно работать.

Я не удержался и тихонько рассмеялся.

— Скажи, Костя, а если мой род внезапно вернет себе Осколок. Ну, допустим, совершит моя семья какой-нибудь великий подвиг, и сам император нас им одарит. Что тогда? Я все равно буду в твоих глазах второсортным аристократишкой?

— А разве тебя заботит, что я о тебе думаю?

— Мне интересен ход твоих мыслей. Пытаюсь понять, как думают люди вроде тебя. Это полезно.

Денисов пожал плечами.

— Если император решит, что твой род достоин такой чести, то кто я такой, чтобы оспаривать его волю?

Вот как. Значит, Костик у нас был предан императору всей душой. Что ж, похвально. На месте Его величества я бы таких ребят ценил.

— Но ты же в курсе, что в утрате Осколка виноват мой прадед. И я, и мой отец и даже мой дед — все патриархи оказались заложниками ошибки предка. В твоих глазах дети должны отвечать за деяния предков?

— Таков мир, Соколов, — с печалью отозвался Денисов. — Его законы жестоки, но это наш мир. Справедливости и равенства не существует, это все сказки. Люди не равны и не рождаются равными. Хорошим часто не везет, а плохие получают все. Ошибка одного нередко губит сотни. Встречают по одежке, титулу и репутации. И мы с тобой ничего не сможем сделать, чтобы все это изменить. И чем быстрее ты это поймешь, тем больше шансов, что сможешь выплыть и вытащить свой род из затруднительного положения.

Вот что мне все же нравилось в этом парне, так это его непробиваемая честность. Всегда нес именно то, что было на уме. Не стыдился убеждений, не юлил. Рубил правду-матку так, что щепки летели.

— Тогда идем обратно во Флорариум, — улыбнулся я. — Будем делать закладку.

— Что делать?

Я отмахнулся.

— Пролетарский жаргон. Не вникай.

— Странный ты, Соколов, — открывая калитку, сказал Денисов. — Хоть и из обедневшего рода, но явно неплохо образован. В радио соображаешь, по учебе быстро все схватываешь, стихи английские цитируешь…

Я чуть не прыснул. Да-да. Стихи великого канадского “поэта” Билли Тэлента. Хотя песня и правда хороша.

— И что?

— А потом выдаешь какие-то перлы, смысла которых я понять не могу. Словно ты из другого города приехал.

— Можно и так сказать, — отозвался я. — Много общался с простолюдинами, понабрался всяких глупостей… Так, стоять.

Денисов резко затормозил позади меня. Скрипнул снег под ботинками.

— Видишь? — понизив голос, я кивнул в сторону деревьев, где в роковую ночь прятался Малыш, охраняя пути отхода. — Тот мужик с лопатой.

— Да. Вижу. Ну так что, брать его будем?

Я прикинул расстояние. От нас до таинственного незнакомца в рабочей робе было метров тридцать. Все бы хорошо, но бежать придется по глубоким сугробам, а где-то там еще и пряталась низкая оградка с пиками — можно было легко на нее напороться.

— Идем в сторону Флорариума. Пусть плетется за нами, — решил я. — Как выйдем на удобную для бега дорожку, постараемся его перехватить.

— Пару пропустим.

— Хрен с ней.

Денисов тяжко вздохнул, и мы торопливо направились в сторону оранжереи. И в этот момент в мою голову прорвался голос Сперанского.

“Миша, етить твою налево! Где тебя черти носят?”

“Я занят”.

“Ты и должен быть занят! Но здесь, на докладе!”

“Попросись прийти последним. Скажи, я застрял в лазарете”, — взмолился я. — “Я приду, обещаю”.

“А ты и правда в лазарете? Что-то случилось?”

“Нет, конечно. Я по другому делу бегаю. Потом расскажу. Но всем растрепли, пожалуйста, что мне стало нехорошо и голова закружилась”.

“В этот раз ты не отвертишься”, — не сдерживая ярости, предупредил лекарь. — “Быстро все доделывай и пулей в аудиторию!”

Он исчез из моей головы так же внезапно, как и возник. Мы с Денисовым тем временем добрели до мостика, и как раз в том месте, где дорога изгибалась почти под прямым углом, смогли обернуться.

Мужик шел за нами по ровной утоптанной тропинке. Непринужденно курил, закинув лопату на плечо, словно просто прогуливался и выискивал плохо утрамбованные сугробы.

— Пора, — шепнул я Денисову.

Боевик резко развернулся и ринулся на преследователя.