Операция "Берег"

Глава 10

10. Где же, приятель,

Песня твоя

Кёнигсберг. Апрель 1945-го. Противотанковый ров. (район Центрального рынка)

6 апреля. Восточная Пруссия

штаб 8-го гв. стрелкового корпуса

9:32

Суетился штабной народ, офицеры кричали в телефоны, аппараты тут же отвечали очередными зуммерами вызовов, их поддерживало нервное щелканье пишмашинок. И лишь старший лейтенант Земляков сидел за столом и вникал в личные дела камрада Хельмута Хуля.

«… Русские готовятся. Боюсь, в ближайшее время отбросить их за границы Рейха не удастся. Именно поэтому, дорогая Ирма, я считаю, что нам нужно прояснить отношения…» — довольно минорно писал Хельмут, видимо, предчувствуя свою невеселую судьбу.

За окном, заглушая стук штабных пишущих машинок, требовательно засигналил автомобильный клаксон.

— Это что еще за безобразие⁈ — возмутился майор политотдела.

— Это не безобразие, это меня вызывают, — пояснил Земляков, спешно ставя личную переводческую подпись и штамп на немецком письме. — А переписка — пустышка. В 69-й пехотной служил немец, мы про нее знаем, в остальном ничего интересного. Всё, разрешите отбыть, товарищи офицеры.

— Евгений, да тебя волшебно похищают! — ахнул подполковник, выглянувший в окно. — Это кто ж такая шумная и наг… самоуверенная?

За рулем громогласного «доджа», прибывшего за переводчиком, сидела особа действительно яркая: в кожаной летной куртке, на светловолосой голове новенькая кубанка с почему-то светло-синим терским верхом, руки на руле в кожаных перчатках. Разговаривает с каким-то офицером, улыбается…

— Актриса? Обещали привезти концертную бригаду, — предположил проницательный политотделец.

— Это контрразведка, — пояснил Земляков, сдергивая с вешалки свою шинель и ППС. — Между нами говоря, самый жуткий инструктор по физподготовке и тактике боя малых групп. Но чертовски мила и обаятельна. Если не злить. Всё, товарищи, я отбыл.

Офицеры наспех пожали руки, вернулись к телефонам и иным неотложным мероприятиям. Но в сторону окна поглядывали. Вот прямо все как обычно, когда товарищ Мезина присутствует.

Снаружи сразу навалился гул — небо тяжело вздыхало, свистело, вздрагивало. Артподготовка все продолжалась, грохот крупных и средних калибров сливался воедино. Да, снарядов не жалеют.

Старший лейтенант Земляков сунул портфель — по правде говоря, не особо секретный и важный — сидящему в кузове машинки водителю-«сменщику» Мезиной, запрыгнул на «командирское» сиденье. Катерина дала газ, вертя «баранку», поинтересовалась:

— Опять припахали?

— Это я сознательность проявляю и креплю горизонтальные связи с соседями. Собственно, что сложного — после улаживания наших дел пару документов просмотрел. А ты как? Вспомнились навыки вождения?

— В целом, да.

Вела машину товарищ Мезина весьма осторожно, если не сказать, щепетильно — никаких рискованных маневров и обгонов по обочине, хотя здесь лихостью водители слегка злоупотребляли. Ну и права Катерина — серьезно рисковать еще придется, от этого никуда не денешься.

А артиллерия все грохотала и грохотала. Евгений представлял, что там сейчас творится: и на наших огневых, и на немецких позициях, под многометровыми сводами фортов, в казематах и дотах, в полевых блиндажах и траншеях. Возможно, старший лейтенант Земляков представлял это лучше многих, поскольку точно знал ход ближайших событий и результаты нашей артподготовки.

Штурм будет тяжелым, кровопролитным, но в целом быстрым и удачным.

Всё это верно, вот только «знать» и «участвовать» — немного разные вещи. Пока опергруппы ждут в тылу, их черед придет чуть позже. Пока приходится ковыряться с бюрократией и бороться с нервами.

Сотрясаясь на не особо удобном сидении «доджа», Евгений вспомнил, что бездельничать лично ему придется не так уж долго, и начал нервничать. Все же работа с документами, да и оперативная — дело довольно привычное, а ответственные выступления перед серьезной аудиторией — совсем иной уровень ответственности. Земляков покосился на водительшу:

— Слушай, а ты вообще не нервничаешь?

— По поводу дороги? Да, разбили порядком. Все же танки, они… — заворчала Катерина.

— Хорош издеваться, фиг с ними, с танками. Я про совещание. Все же судьбоносное мероприятие, впервые для широкой аудитории и всякое такое.

— А, в смысле — «впервые на арене»…. Это конечно. Сначала казалось, что не надо было такое выступление именно мне поручать. С другой стороны… Я действительно лучше многих знаю и понимаю. Если напортачу, так ты потом в стенограмме поправишь.

— Не-не, стенограмма — это уже не ко мне. Обязан сосредоточиться, не отвлекаться. Откровенно говоря, мандражирую.

— Пройдет. Тему ты знаешь, карта будет висеть, потыкаешь указкой, изложишь лучшим образом. Ты на этом деле собаку съел. Оперативную. И самую крупную, что странно, учитывая твою штатную должность. Нормально пройдет, Женя.

— Ладно. Ты где такой модный головной убор оторвала, а?

— Махнула не глядя.

— Это кубанку-то? Заливаешь.

— Не особенно. Проспорил мне один красавец. Самоуверенность нужно наказывать…

Шумел относительно просторный церковный зал, в котором намечалось мероприятие, шуршал и кряхтел, как муравейник. Попахивало старой гарью, но выбитые окна были забиты досками и фанерой, сухо и даже тепло. Участники уже собирались, теснились у стен, а лавки и стулья еще расставляли, электрики бегали с проводами и лампами. Примчались разведчики с последними «перепроверенными» сведениями, пришлось захватить стол в углу и срочно беседовать. Ждали генерала…

Начальство, как и положено, прибыло в последний момент.

— Товарищи офицеры! — рявкнули от дверей. Загрохотали стулья…

Генерал Попутный был весь полевой и деловитый. Поверх кителя легкая, камуфляжная «в амебах», куртка. Сбросил камуфляж, прикрывающий погоны, повесил куртку на спинку стула, многозначительно взглянул на часы:

— Время точное, фронтовая операция начата. Нам тоже тянуть неприлично. Включаемся, начинаем операцию «Берег». Итак, вводные. Садимся, товарищи, сосредотачиваемся.

Присутствующие загрохотали, рассаживаясь.

Адъютант уже отдергивал шторы на карте. Генерал обернулся, на миг замер, разглядывая очертания главного прусского логова врага и нацеленные на него красные стрелы.

— Перед нами город Кёнигсберг. Он будет взят нашими войсками в ближайшие дни. Есть у нас в этом серьезная, обоснованная уверенность. Ваша задача намного уже и сложнее. Необходимо захватить и изолировать секретный объект фашистов. Подчеркну — важнейший объект. Подчеркну еще раз — еще жирнее и определеннее — объект имеет первоочередную важность. Там — в Берлине — стоят и ждут нашего штурма канцелярия фюрера и рейхстаг — объекты, имеющие важнейшее политическое и стратегическое значение. Наш объект — третий по важности. Возможно — и второй.

По церковному залу прошел шумок.

— Вы, товарищи, выполняете строго секретное задание, — негромко напомнил генерал. — Важность его и наша страна, и мы в полной мере оценим позже — после Победы. Частично суть задания вы поймете в ближайшие минуты, но, повторюсь — в общем и целом — значительно позже. А сейчас убедительно прошу и приказываю — приложить все усилия к достижению цели. Для этого вас собирали и готовили последний месяц, для этого дали лучшее оружие, снаряжение, связь. Обосраться не имеем права. Это всем ясно?

— Так точно! — многоголосо заверил церковный зал.

— Иного ответа мы дать и не можем, — кивнул генерал. — Задача сложная. Как технически, так и с моральной, и даже с научной стороны. Враг прикладывает всю свою звериную хитрость, всю изворотливость, дабы оттянуть неизбежный конец, как свой личный, так и своего важнейшего объекта. С секретным назначением объекта, с общей сложившейся ситуацией в обозначенном направлении вас познакомит старший лейтенант Мезина.

Катерина поднялась на импровизированный помост, зал закономерно отозвался вздохом не очень уставного характера.

Уже севший за стол генерал намекнул:

— А всё лишнее и лирическое мы сейчас отставим. До Победы.

Наступила тишина.

Катерина, была уже без щегольской кубанки, в отглаженной летней пилотке, безукоризненно и чуть наискось сидящей на светлых волосах. Бестрепетно глянула в зал:

— Товарищи! Я не техник и не теоретик. Научной лекции не получится, поскольку я чистый практик. Так что основная вводная коротка: в последнее время фашистам удалось воплотить в жизнь революционное изобретение в области физики пространств и создать устройство, позволяющее проникать в иные миры. Упрощенно говоря, это шлюзовые ворота, дающие возможность переправлять личный состав и снаряжение на другие планеты. Немецкое название сооружения крайне сложно и труднопроизносимо, упрощенно в переводе на русский будет звучать как «Портал». Так вот: основной Портал противника расположен в районе Кёнигсберга. Ликвидация его и станет основной нашей задачей. Точное место расположения объекта неизвестно — секретность у немцев строжайшая. Ликвидировать Портал необходимо в ближайшее время — издыхающие нацисты продолжают спешную эвакуацию. Мощности шлюза невелики, но противник старается изо всех сил. Бегут гады.

В момент этого краткого введения в зале стояла мертвая тишина, лишь снаружи доносилась канонада. Офицеров можно было понять — новости шокирующие и не очень приятные. Но тут кто-то из товарищей не выдержал:

— И что, Гитлер тоже того? Сбежал уже⁈

— Это вряд ли, — заверила Мезина. — В верхушке рейха еще то гадючье гнездо, друг другу там категорически не доверяют. Насколько нам известно, фюрера вообще не ставили в известность о постройке «Портала». Своего бесноватого Адольфа верхушка нацистов уже списала. Первыми бегут самые хитрые и пронырливые. Что задачу нам существенно не облегчает — наш противник шуст и быстр.

— А наши-то что? Ученые, разведка⁈ Прошляпили⁈ — ужаснулся долговязый капитан-связист.

— Обидно предполагаете, — нахмурилась товарищ Мезина. — Я вам про что докладываю? Есть у нас сведения, имеем общие координаты. До конца уточнить и вычислить — и есть наша задача. Способности нашей глубинной разведки и наших ученых все-таки весьма ограничены — штурмовать, взрывать и зачищать они обучены слабовато. И давайте поймем масштаб возможностей и вероятностей: миров и планет бесконечное множество, с ними нам в будущем еще работать и работать. Тут простор открывается воистину необъятный… — Катерина раскинула руки, раскрыла ладони, и на миг замолчала, демонстрируя необъятность задач.

Это было выразительно. Зал — сто тридцать шесть офицеров — это запомнят: молодая женщина в военной форме, с пистолетом на ремне, держащая на ладонях будущие тысячи тысяч миров. Оно так и будет. Пусть и очень нескоро. Через космос, иными путями и техническими средствами, но непременно получится. Если не дрогнем, конечно.

Зал вздохнул. Потом кто-то с печалью сказал:

— Но фрицы-то первые успели?

— Откуда такой вывод? — удивилась Мезина. — Да, пока у немцев есть крупный действующий портал. Но это такое себе преимущество… все равно что толпой в воду нырять в абсолютно неизвестном месте. Кто-то выплывет, а кто-то гарантированно себе головы порасшибает о камни на дне, кто-то акулам в зубы бахнется, да и просто захлебнется. Там — по ту сторону порталов — отнюдь не курортная зона, не Ялта с Кисловодском. Хотя есть и гостеприимные места, как же без этого.

— Значит, и там наши были? — с замиранием спросил сидящий во втором ряду майор Васюк.

— А вы сомневались, Сергей Аркадьевич? — удивилась Катерина. — Вот напрасно. Работаем. Конечно, оглашать практические результаты преждевременно. Дело сложнейшее, это вы и сами понимаете. Безответственно рисковать людьми и ситуацией мы никак не можем. Вниз головой пусть гитлеровцы сигают, им все равно деваться некуда. А у нас задачи масштабные, на долгие годы.

— Вы уж до конца ситуацию проясните, Екатерина Георгиевна, — негромко потребовал генерал.

— Так точно, — Мезина взяла лежащие на столе две книги. — Вот если наглядно, и ближе к нашим ближайшим практическим задачам. Физика пространств чертовски сложна. Кроме дальних миров, существуют близкие нам, так сказать, соседние и родственные. Вот как два этих издания замечательной книги товарища Гайдара «Военная тайна». Все читали? Издано с разницей в год, а уже есть маленькие отличия в тексте, переплет чуть иной, шрифт и прочие мелкие детали. Так и с реальностями наших миров. Во всех наших мирах было отменено крепостное право, случилась Октябрьская революция, построили Днепрогэс и началась Великая Отечественная война. Но есть и некоторая разница в ходе событий, последовательности и датах. Именно поэтому наш переход из одной временной «книги» в другую принципиально возможен, но это не будет та же самая страница и глава, что и в нашей домашней реальности. Буквой, знаком, но будет отличаться. Когда Уэллс писал «Машину времени», он подразумевал прямые линейные переходы. Понятно, мир намного сложнее, гости по временам ходят не строго вперед-назад, а чуть и по диагонали. И, как доказывают нам ученые и практика, это только к лучшему, иначе парадоксов было бы не счесть. А у нас, товарищи, история и так непростая, нам лишние парадоксы и сюрпризы ни к чему.

— Товарищ Мезина, а мы правильно понимаем, что уже получилось? В смысле, по временам уже ходят?

— Товарищи офицеры, вы же опытные и образованные люди. Сами подумайте: если есть возможность, неужели излишне деятельные бойцы и отдельные гражданские, не очень дисциплинированные лица не забредут в эту самую возможность? Конечно, случалось и случается: оказывались люди и в параллельных близких реальностях, и дальше. Принципиальная возможность такая существует. Иное дело, что до осознанного, упорядоченного и планового использования таких возможностей нам еще далеко. Пока короткие дистанции, скромные масштабы.

— Но есть же? Есть, а? Слухи ходят… — начали из зала.

— Какие еще слухи, а, Потапчук? — вкрадчиво уточнил генерал. — Что-то я тебя не узнаю. Серьезный же офицер…

— Виноват! Понятно, слухи отметаем. Пока секретно, это ясно.

— Именно, товарищи. Сами понимаете — всего пока говорить нельзя, — подтвердила Мезина. — Но процесс начат, мы делаем большое общее дело. Наши люди из соседней реальности нам помогают, мы помогаем им. Поскольку мы один народ, одна история, родственники и соотечественники. Так всегда и было. И точное место рождения некоторых наших сослуживцев особого значения не имеет. Да, есть различия, но куда больше у нас сходства. Разбираемся, налаживаем связь, проводим боевое и иное слаживание. Тут время нужно, без этого, конечно, не получится.

Зал согласно выдохнул.

Итоговая формулировка докладчицы казалась упрощенной, можно сказать, нарочито наивной. Но ведь по сути очень верно. И присутствующий подполковник Коваленко со своими людьми это понимал, и все танкисты со штурмовыми саперами.

— Цель операции ясна, со сложными нюансами этой самой физики временных пространств будем разбираться позже, по ходу дела, — объявил генерал. — Сейчас полки уже штурмуют первую линию немецкой обороны, пора и нам подключаться в полную силу. Слово имеет товарищ Земляков. Он у нас и известный переводчик, и в Кёнигсберге успел лично побывать, и логику немецких засекреченных ученых понимает.

Евгений поднялся на помост, Катерина ободряюще пожала руку. М-да, тут бы успокоиться и папку с тезисами не уронить.

Откашлялся, начал говорить — и волнение исчезло, словно его и не было. По сути, в зале сидели свои люди — даже удивительно, когда сверху смотришь — сплошь знакомые физиономии.

В тезисы Евгений заглянул пару раз — исключительно для профилактики. Больше показывал на плане города, отвечал на вопросы. Народ спрашивал по существу, тут все опытные.

Цели, средства, направления…. Опергруппа «Юг», опергруппа «Север», резерв «Центр», схема связи, скоординированные операции отдельных групп и планируемое время выхода к целям…

На скамьях и стульях сидели знающие люди, многократно выполнявшие подобные задачи, профи куда серьезнее, чем штабной переводчик с оперативным уклоном. Просто товарищ Земляков знал общую схему, поскольку его никуда не дергали, работал в Отделе «секретарем», собирал и систематизировал планы и разработки. Нет, конечно, не только сидел, но в общем и целом…. Тьфу, вот что тут мысленно оправдываться? Нормальная штабная работа.

О сенсационном, сказанном до практической части, вроде бы даже все присутствующие и забыли. Оно и верно: боевое дело за нас никто не сделает, а осмысление удивительных фантастических новостей — это потом, оно не уйдет. А вот люди, сидящие в зале, неизбежно уйдут, и не все вернутся. Тяжелые предстоят дни.

Снова ехал пассажиром товарищ Земляков — теперь уже направлялись к исходной позиции северной опергруппы. Есть время расслабиться, перевести дух, готовиться к первой практической задаче. Но не очень получалось. Катерина ведет машину спокойно, разговаривает с сидящим рядом водителем. В кузове рядом со старшим лейтенантом пара радистов и штатная радиостанция «Север». Старший радист — уже в возрасте, с чуть прищуренным глазом и слишком гладкой розовой щекой — наверное, горел где-то. Посматривает на Землякова.

— «Концерт» слушаете, Михайлов? — понимающе кивает Евгений.

— Да как не слушать? Ох и бьют наши.

Тон близкой канонады изменился — уже не ровный гул, а периодически усиливающийся, чуть стихающий и снова нарастающий грохот. Общая артподготовка завершилась, теперь ведут огонь «по требованию». Отсюда — из машины — кажется, что огонь вообще не стих. Много «требований», местами крепко сидят немцы. Бьют по ним густо — с дороги видны работающие батареи, факелы выстрелов…

Тяжелый день. И для фрицев, которых глушат всеми стволами, и для наших бойцов — идти и штурмовать. Авиации с утра нет — погода плохая. Позже взлетят и двинутся к городу наши соколы.

Старший лейтенант Земляков знает, как оно будет.

Там работают люди. Идут вперед, умирают. Чтобы их друзья и товарищи победили.

Штурм должен был начаться вчера — 5-го апреля. Уже успели закончить разминирование переднего края, уже обозначены проходы, выдвинулась пехота в первую траншею. Но погода ненастная, наблюдатели почти слепы, авиация работать не может. Перенесли начало.

Нет, вовсе не наступила вчера волнующая тревожная тишина. По-прежнему работала дальнобойная артиллерия, нащупывала, била и снова била. После полуночи начали разведку боем. Артналет, пошли в атаку стрелки, к 3:00 была взята первая траншея, в районе артиллерийского полигона захвачен бункер № 102, немцы выбиты с опорного пункта Нойфорверк, перерезано окружное шоссе….

Получилось удачно — исходный рубеж для атаки выдвинули на 600–800 метров вперед. Это очень важные сотни метров.

Фрицы мириться с ситуацией не согласились — упорно контратаковали, но были отбиты.

На рассвете проклятый туман вновь плотно осел на окраины города. Передовая вынужденно притихла. Но об очередном переносе действий по штурму уже не могло идти и речи. Как говорится, что ж там «два раза-то вставать»…

9:00. Взревело — пронзили туман росчерки сотен «эрэсов» — гвардейские минометы дали залпы начала артподготовки.

Заработала артиллерия, напряженно, до раскаленных стволов орудий, до падающих с ног, обессилевших заряжающих. Выпустили густо: свыше ста двадцати снарядов на орудие. И дивизионов хватало.

Всего хватало: боекомплектов, техники, орудий и самоходок. И самолетов — пока ждущих на аэродромах — тоже хватало. Не хватало бойцов-стрелков. Той пехоты, что пойдет и возьмет форты, доты, вокзалы, заводы и кварталы. Малочисленны полки и батальоны. Потому и назначены им самые узкие участки атак…

Они пойдут в 12:45. Поддержка танков и самоходок будет обеспечена. Но местность поганая — болотная низменность, маневр бронетехники ограничен. Передний край немцев уже разнесен в кирпичную пыль и мокрую грязь, но вторую траншею сходу взять не удастся…[1]

Катерина обернулась:

— Товарищ старший лейтенант, ты о своих делах думай. Отвлекись от фронтового масштаба.

— Да я вообще не думаю. Я жрать хочу, — сумрачно поведал Евгений. — У нас вообще завтрак был запланирован?

— Был, и прошел в назначенное время. Кто-то пропустил, к докладу готовился. Бойцы, что вы сидите? У нас главный переводчик с голоду помирает. Там же в «сидоре» есть спасительная краюшка хлеба.

Насмешливой водительше тоже передали ломоть хлеба с салом. Катерина откусывала урывками, жевала, ругала дорогу. Действительно, было тесновато: навстречу ошалело неслись пустые грузовики снабжения, спешащие за снарядами и иным неотложным.

А у переднего края все гремело — арта непрерывно подавляла немецкое сопротивление. После полудня наши завяжут бой за Клайн-Понарт. Бункер в полукилометре юго-западнее будет мешать пулеметным огнем, гвардейцы его обойдут, блокируют. Здесь, осознав ситуацию, фрицевский гарнизончик сдастся в плен.

Примерно так оно и будет по всем направлениям штурма. Задача «не задерживаться, обходить и обтекать» будет выполняться. Форты, большие и малые доты, узлы обороны частично останутся в нашем тылу. Конечно, где-то обойти не удастся, мы упремся лбом, потери будут серьезны. Тогда пойдут к дотам саперы, поползут наши танки и самоходы, груженные ящиками с взрывчаткой.

Борьба по всей линии фронта. Борьба за форты, пулеметные гнезда, траншеи и направления — в буквальном смысле этого слова — направления, по которым может пройти тяжелая техника.

Еще на рассвете поползет группа инженерной разведки. Впереди шоссе Кенигсберг — Раушен, здесь, на окраине, оно выпрямляется и стрелой входит в город. Обнаружена группа, бьют по ней пулеметы и снайперы. Ранен один сапер, вжимаясь в землю, ползут товарищи дальше… убит второй боец, ранен третий, кончились пакеты первой помощи. Ползет под огнем старший сержант Булатов. Кювет у шоссе, смотрят на дорогу из амбразур и окон пулеметные стволы, идет обстрел, ползет человек. А асфальт на дороге взломан, заметны трещины между пластов. Фугасы заложены…

Старший сержант Булатов обезвредит двадцать четыре авиабомбы, заложенные фугасами под дорожное покрытие[2]. По шоссе пройдут наши танки

На подступах к городу подбита наша «тридцатьчетверка» — прошита снарядом башня, замер и молчит танк, бегут к нему два десятка радостных фрицев. Из крошечной рощицы — автоматная очередь, длинная, расчетливо-точная. Свалила пятерых немцев, остальные залегли, открыли ответный огонь. А от деревьев к танку ползет наш боец — один, рядовой, автоматчик. Из огневого прикрытия и усиления разве что комсомольский билет в нагрудном кармане.

Он доползет до танка, заберется в нижний люк, осмотрит убитого командира машины, поможет выбраться двум тяжелораненным танкистам. Раненые поползут к роще, а боец будет их прикрывать короткими очередями. Один из обессилевших танкистов не сможет ползти, боец взвалит его на спину, потащит. Обнаглевшие немцы поднимутся в атаку и будут свалены автоматными очередями, опять длинными, но очень расчетливыми. В этой битве «При Битом Танке» одинокий автоматчик[3] и его ППШ завалят 17 немцев.

А у поселка Фридрихсберг наши гвардейцы намертво сцепятся с упорными немцами. Это северная окраина, на ней торчат толстостенные, подготовленные к обороне строения, рядом траншеи, доты, батарея 75-миллиметровых, крепкий господский двор Вальдгарден, да еще мелкая, но зловредная высота «36,0». И жестокие бои до вечера.

Основные силы обойдут, не станут задерживаться. Заниматься гадким местом останется 264-й гвардейский стрелковый полк и 51-й отдельный саперный батальон. Будут делать проходы в минных полях и «колючке», подбираться к доту на вершине «36,0», выковыривать противотанковые мины у канавы со звучным названием Ландграбен, углубленной, превращенной в противотанковый ров, потом примутся строить через нее мост. В темноте начнет атаку штурмовая группа — им предстоит взять дот на высоте «23,5». Да, высоты пониже-пожиже, а доты все такие же упорные…

Штурмовая группа проползет — маршрут намечен, наблюдали днем не зря. Первая и вторая линия траншей, мимо боевого охранения, прозевают мучаемые самыми дурными предчувствиями фрицы, мимо минометных позиций….

Вот она — высота. Помкомвзвода старшина Мельников зашвырнет в амбразуру дота четыре гранаты, немцы в панике ломанутся наружу и полягут под автоматными очередями в упор. 49 трупов…

Начнется общая атака батальона, и группа Мельникова[4] в центре немецкого оборонительного узла окажется еще той занозой. Не устоят гады.

Понятно, Герои вспоминаются первыми. Но мы, хоть и штабные, но практики — знаем, что не всех отметят, не всех наградят. Штурмовая группа — это десятки бойцов, кто-то из них поляжет навсегда, едва поднявшись из траншеи. Иначе не бывает, такая уж у войны арифметика. Родные бойца будут помнить, ну и писарчуки в штабах, иной раз глянув на списки потерь, вздохнут. Писарчуки, они хоть и не особо славны и лично бесстрашны, но иногда про людей понимают.

Идут бои за форты… такие разные, непохожие потерями и судьбами… впрочем, это известные дела…

ИСУ-122 в уличном бою в Кенигсберге. (предположительно САУ 345-го гв. тяжелого самоходно — артиллерийского полка)

— У нас что с графиком? — притормаживая, спросила Катерина.

— Так уже на месте. Вон там, за поворотом, наша силовая поддержка развернулась. Саперы, связь, техника, медики. Собственно, вон «опель» со знаменитой «эл» стоит.

— Так и я о том же, — кивнула Мезина. — Заскочим к медикам? Дельце есть.

— Ну, если надо…

«Додж» свернул. Во дворе, судя по ящикам, еще недавно квартировали минометчики, но те уже съехали ближе к городу. Теперь во дворе стояла медицинская машина, над дверью развевался флажок с гордым санитарным знаком.

Катерина спрыгнула с сидения:

— Товарищи радисты, ноги можно размять, но за машиной следить в оба, не отлучаться! Товарищ старший лейтенант, ты со мной?

— Естественно. А что делаем-то?

— Проводим политико-воспитательную работу, — вполголоса пояснила Мезина, отряхивая видавшую виды, но все еще щегольскую куртку. — Мы же из будущего, пусть и сомнительного. Обязаны нести светлое, чистое и дивное.

Она выбила о колено кубанку и решительно направилась к дверям.

Евгений с некоторой тревогой последовал за бывшей начальницей. Похоже, Катерина была изрядно зла. Нынче это было не столь очевидно, как в былые времена, а может, пооотвык товарищ Земляков от характера напарницы. Чем ей медики-то успели насолить? Или генерал команду дал?

Медпункт был пустоват — далековато от передовой, не дошел еще поток раненых, да и задачи у «обеспечивающих» медиков чуть иные. Но один раненый все же уже имелся — белел свежим бинтом под разрезанным рукавом гимнастерки. Очкастая фельдшер в наброшенном на плечи белом халате, закончив обработку, мыла руки. Санитар бодро заливал в рукомойник воду.

— «Легкое»? — сходу поинтересовалась у раненого Катерина. — Молодец! Заживет мигом. Иди погуляй, товарищ санитар тебя проводит.

— Стоп! А вы кто такие! Я старшая по медпункту, и я, б… не позволю… — матерно взвилась фельдшер, хватая полотенце.

— Вы военфельдшер М. Е. Варлам? — очень кротко уточнила Мезина и резко показала-ткнула в нос медичке красное удостоверение. — «СМЕРШ», управление «К». Разговор есть.

Раненого и санитара сдуло как ветром. Военфельдшер слегка побледнела, но с показным сарказмом уточнила:

— Арестовываете? Как шпионку или как пособницу?

— Пока не арестовываю. Можно расслабиться и повеселиться. Пока профилактическая неофициальная беседа, — успокоила Мезина. — Чисто товарищеский разговор. Дамский.

Евгений догадался, что будет жестко. И что такое фельдшерица успела натворить? Она же вроде недавно командированная, после тщательного отбора, вполне профессионально грамотная…

— Суть претензий? — Варлам попыталась поправить очки, которые и так сидели правильно.

— Ты, дура, зачем нас дискредитируешь? — негромко поинтересовалась Катерина. — Тебе, шмонде, кто такое хамство разрешал? Какого хрена ты всему личному составу Красной Армии сексуально-патологические мысли внушаешь?

Глаза товарища Варлам за стеклами очков стали преогромными:

— Я внушаю⁈

— Какого хрена у тебя через слово про интимные приставания и склонение к сожительству? Да еще с использованием матерной лексики? Тебя кто тут лапал? Кто трахал? Давай: фамилии, звания, места службы? Живо! — в полный голос рявкнула старший лейтенант Мезина.

— Постойте! Я никому не позволяла….

— Не позволяла? Так о чем разговор? А, Варлам? Отчего тебя за психованную дуру принимают? Или ты по жизни головой больная, насквозь паранойная?

— Я никому не позволю меня оскорблять… Ой! — Варлам шарахнулась, но поздновато — была поймана за ремень на животе и притиснута к стене. — Кто вам давал право…

— А мне прав давать не надо. У меня они и так есть, — прорычала Мезина и внезапно хлопнула фельдшершу по верхам филейной части.

Варлам от неожиданности по-девчачьи взвизгнула и заскулила:

— Да вы что⁈

— Проверяю наличие личного оружия. Кобура не пустая, так? Обращаться со стволом умеешь?

— Учили. Пустите, вы мне брюшину проткнете…

Катерина притиснула жертву к стене еще плотнее:

— Договоримся так: если к тебе кто всерьез приставать начнет, заваливать или сгибать в откровенно неуставную позу, можешь стрелять на поражение. Прямо из штатного оружия.

— Вы что⁈ Я не могу, я медик, и…

— Заткнулась! Полезут силой — стрелять. Сошлешься на личный приказ товарища Мезиной из «СМЕРШ». В случаях флирта, шуток и намеков — как глупых, так и наоборот, — с улыбкой говоришь, что «увы, ты не такая, у тебя жених». Логика доступна?

— С какой стати я должна врать… — Варлам вновь пискнула, вмятая в стену.

— Ты русский язык понимать способна? Если от тебя еще раз услышат странные слова и звуки типа «харассмент», «абьюз» и «он мне тонко и прямо намекал», я приеду с представителями трибунала. Мы заведем дело, и в два часа его расследуем. По итогу — или охальник отправится в штрафбат, или ты. За наглую клевету и злостное уклонение от исполнения обязанностей военмедика.

— Нет тут штрафбатов для женщин… — с трудом, но выдохнула упоротая военфельдшер.

— Будут. Мы не можем допустить столь вопиющего неравноправия полов, сформируем. Пойдешь туда первой. Лично отберу у тебя «наган», вручу карабин со штыком, сто патронов и две гранаты. Побежишь в атаку, раз по профессии работать не можешь.

— Ладно. Я поняла, — выдохнула, корчась, очкастая страдалица.

— Ну и ладненько, — Катерина отпустила жертву, слегка отряхнула измятый халат фельдшерицы. — Похоже, ты меня знаешь. И даже отчасти веришь.

— Да, знаю. В Отделе на инструктаже ваше фото видела. В смысле, портрет, — призналась, держась за живот, товарищ Варлам.

— Портрет, да, — проворчала Мезина. — Хороший был художник, жаль, что погиб. Слушай, Варлам, я садистской славы отнюдь не ищу, и трясти тебя мне никакого удовольствия. Но прекращай себя идиотски вести. Стыдно за командировочных, честное слово. По медицинской части на вас никаких претензий, все хвалят, и вдруг тебя срывает на этакую «пургу». Всё, выводы делаем, расходимся. Но про штрафбат я не шутила.

— Я поняла. Вы идите-идите, у вас же секретная операция, — простонала Варлам.

Катерина засмеялась:

— Именно. О службе побольше думаем, не отвлекаемся. Бывай, Варлам. Надеюсь, карабин тебе выдавать все же не придется.

Оперативники вышли во двор. Евгений кратко сказал:

— Узнаю методы воспитания.

— Так нестареющая классика, — так же кратко пояснила бывшая начальница.

Связисты уже полезли в машину — видимо, что-то этакое слышали даже издали, сквозь окна. Санитар с легкораненым выглядывали из-за угла дома. Что делать, голос у товарища Мезиной при желании становился жутко командным, в этом отношении Катерина даже изрядно прибавила.

Через несколько минут «додж» вкатился во временное расположение усиленной опергруппы «Север», а у отдалившегося города все громыхало и гудело. Остатки тумана слились с тучами пыли и дыма — особо солнечной и ясной погода над Кёнигсбергом в ближайшие дни не будет, тут можно даже не надеяться.

Теперь ревело и в воздухе — погодные условия позволили работать нашей авиации. Бомбардировщики, штурмовики, прикрытие из истребителей, разведчики… Постоянно, волна за волной. Еще ведет огонь немецкая зенитная артиллерия, порой подбивает, но наши шестерки и девятки самолетов идут и идут…

Наземные бои уже достигли южного района города — Понарта. Туда переносятся КП и НП, подтягивается артиллерия…

Захвачена и южная часть Праппельна, завязались уличные бои. Нашим мешает речушка Бекк — мелкая, но ведь половодье, разлилась, зараза.

К 19 часам наши штурмовые части усилят натиск. Отлично помогут крупнокалиберные самоходки — их мощные снаряды прошивают здания, сносят стены…

Ландкайм[5]. Опергруппа Север

16:20

Карта товарищу Землякову была до боли знакома, поэтому пора оставить ее на столе и заняться реальным делом.

Молчат бойцы и офицеры — так всегда бывает в последний момент, когда каждый вспоминает — не забыто-то ли что? Нет, все важное учтено, а мелочи будут вспомнены и обматерены уже позже. Знакомые и незнакомые лица кажутся отстраненными, безразличными — это тоже как всегда.

— Пошли, — командует формально старший рейдовой группы капитан Робин.

Поднимается группа прикрытия, собственно рейдовая группа, дружно шуршащая слишком новыми плащ-палатками, встает товарищ Мезина — присутствовавшая почти безмолвно, чисто «на удачу». Это тоже нужно и немаловажно.

Во дворе тянет дымом — пороховым и просто гарью, привычный воздух уличных боев, хотя тут до города не так близко, километров восемь-девять. Но дают там наши.

Ближе тоже идет бой — в большей степени отвлекающий, сковывающий, но близкая батарея «дивизионных», окопанные Су-76, лупят, не особо жалея снарядов. Робин машет чинно сидящему на стуле офицеру-самоходчику, тот на миг отрывается от бинокля, жестом желает удачи. Капитан Робин здесь изучал обстановку трое суток, по сути, уже свой, здешний.

Операцию по переходу линии соприкосновения готовить начали заранее — еще два месяца назад, когда наши полностью блокировали Кёнигсберг, прорвавшись к заливу Фришес-Хафф и перерезав обе дороги на Пиллау. Сил здесь тогда было не так много, ожидался контрудар немцев. Его можно было парировать, но сил и средств это требовало уйму, имелись и иные причины. В общем-то, такие решения не уровень старлеев-переводчиков, командование решило не упорствовать. Отошли наши под крепким ударом противника, отходили более упорядоченно и организованно, чем было в «том» варианте, хотя радости в этом маневре было мало, но война, как и политика — искусство возможного. Но успели здесь поработать оперативники Отдела «К», подготовили технические возможности на случай специальной операции, хотя тогда решения на ее реализацию принято еще не было. Теперь же вот — практическая часть.

Собственно говоря, «технические возможности» — это учет пропускных способностей канав и труб немецкой ирригационной системы. Накопано их тут масса, группа саперов и техников слегка усовершенствовала местную сеть, прокопала и замаскировала дополнительные «норы». Робин весьма ругался на ту командировку: он все-таки не сапер, больше с железом привык дело иметь, а тут грязь, вода, никакой тебе стальной романтики. Хотя и дополнительные железные трубы все же частично закопали, имелось тогда время…

Передовые бойцы цепочки спрыгнули в траншею, ведущий группу капитан обернулся:

— Товарищ Катя, я уж извиняюсь, но…

— Помню, «к передовой не пущать!». Всё, заворачиваю оглобли. Товарищи, вам удачи и скорейшего возвращения! Чтоб все вернулись, без глупостей, я вас всех в лицо запомнила! — театрально предупредила Катерина.

Бойцы засмеялись, скрываясь в добротной траншее. Земляков сказал:

— Взбодрила. Не так, как несчастную Варлам, но все ж. Ладно, до встречи.

— Женя, вы, если что, выпрыгивайте. Сейчас вообще никакой секретности, нормальный тактический ход. И сами уйдете, и бойцов вытянете. Пусть и будут неточности по финишу, переживем.

— Понятно, если прижмет, отработаем вариант. Но хотелось бы с грузом и по плану. Ладно, пошел я.

— Счастливо. И помогут вам боги…

Последнюю негромкую фразу Евгений едва расслышал, спеша по чавкающему и уходящему в жижу дощатому настилу на дне траншеи. Да уж, боги, именно. Вот прямо в этой грязище. Что там Робин говорил о хитрых осушительных мероприятиях?

Совсем рядом строчил «максим» — дежурно, размеренными очередями. Немцы отвечали. Изгиб траншеи был пуст — здешних стрелков сейчас отвели в стороны, теперь группа прикрытия растекалась по позициям «махры» — серьезные мужики из «Линды», в кирасах, обвешанные гранатами и дисками. Их радист устраивался в специальном ровике — тут даже перекрытие предусмотрели из куска бронеплиты, не поленились откуда-то приволочь. Нет, так-то готовились вдумчиво.

— Ну что ж, вот она, наша волшебная нора, правда, Алиса сюда не дошла, — Робин пнул грязным сапогом ящики, сложенные у стены траншеи. — Раскупориваем, и сразу идем. Туннель быстро водой наполнится, с герметичностью тут не очень.

Рейдовая группа со сложным выражением лиц смотрит на довольно грязные, заляпанные ящики — все же не первый месяц здесь стоят.

Группа немногочисленна:

командир и техник капитан Робин,

переводчик и знаток здешних мест старший лейтенант Земляков,

сержант Николай Фер — снайпер широкого профиля из сил ССО МО РФ — эти трое представляют сомнительное будущее и Отдел «К».

Местные проверенные кадры:

старший сержант радист Александр Рихтер, ходил в немецкий тыл неоднократно, немецкий язык — первый родной, сын коминтерновца,

и, конечно, Янис Выру — водитель опять же широкого профиля, эстонец, немецкий знает на соответствующем уровне, но это не страшно — у него документы эстонца-добровольца СС, их, гадов, по ту сторону траншей бегает изрядно.

У остальных немецкие документы, идеально сделанные, лучше подлинных. «Легенды» надежны, но лучше в беседы с кенигсбергскими камрадами-«земляками» не вступать. Это не потому, что распознают, просто времени будет в обрез.

— Что со светом?

Янис раздает электрические фонарики — можно быть уверенными, что батареи проверены, лампочки самые надежные, не подведет осветительный прибор. Конечно, у каждого бойца и свой фонарь имеется, но тут надежность не помешает, момент откровенно стремный, лезть в могильный туннель не очень хочется.

— Вскрываем!

Двое саперов рывками растаскивают тяжелые ящики. Появляется люк — вполне культурный, металлический, похожий на канализационный, только вертикально установленный.

— Цивилизованно! — одобряет Фер.

— А то! — Робин отпирает висячий замок, люк с легким скрежетом распахивается. Командир рейдовой группы светит внутрь: — Все ж немного натекло. Не станция «Маяковская», дизайн не тот, но ничего. Я первый, не отставайте.

Протискиваться в узковатую трубу в плащ-палатке, с оружием и иным снаряжением не очень-то удобно. Евгений бормочет «тут без богов никак», чем слегка удивляет панцирных саперов, и четвертым лезет в сырую дыру.

… «Рейдовая ДРГ» звучит очень героически, но движение на пузе и на четвереньках в этих подвигах — в порядке вещей. Готовились, конечно. Перчатки, наколенники из литой резины — форму портить нельзя, воин Рейха в продранных на коленях портках вызывает намного большее подозрение даже в последние недели войны.

Трубная часть туннеля быстро заканчивается, дальше ползти приходится натуральной земляной норой, слегка укрепленной в отдельных местах досками, внизу обильно хлюпает и течет. Ну так весна, таяние, природе на войну и рейдовую группу глубоко накласть. Судя по запаху, и в натуральном смысле этого слова. Наверху сортир какой стоял, что ли?

Идут минуты, шуршит впереди радист Саша, ему еще тяжелее — рация новая, компактный «Полюс»-1[6], но она все равно увесистая. Подтягивается по уровню отечественная радиоаппаратура, сходу берет новые технические высоты, ныне есть у разработчиков свежие консультанты и замечательные идеи, но до совершенства еще далече. Интересно, как вообще должна выглядеть радиостанция для кротовых разведгрупп?

Мысли отвлекают, фонарик Евгений не включает — нет смысла — свернуть некуда, шуршание впереди подсказывает (хотя и неубедительно) — не один вы, товарищ Земляков, есть еще жизнь в канавах, не доползли до ада. Собственно, замыкающий Янис тоже пыхтит, иной сзади раз доносятся непереводимые на немецкий язык словечки — ситуация действительно глубоко русскоязычная…

Блин, а говорили, всего двести восемьдесят с гаком метров. Оно же еще и вниз идет, судя по уровню воды.

Впереди коротко вспыхнул фонарик. Есть свет в конце туннеля! Щас велит капитан Робин разворачиваться и отходить «по причине необратимо сложившихся технических обстоятельств».

Нет, сидели в крошечном, обшитом досками колодце. Имелось что-то вроде лавок-топчанов, но они буквально плавали в воде.

— Вот выход, — Робин посветил над головой. — Такой себе будет момент… и нарваться рискуем, и не открыться запросто может.

— Не томите, товарищ командир! — взмолился Фер. — Яйца от холода уж звякают. Давайте глянем.

— Ты сначала от плащ-палатки и прочего избавься, а то тебе встречно так «глянут», — зашипел на вражеском языке Земляков. — И болтать только на немецком! И звенящими яйцами, и ртом, ушами и всем организмом — мы природные немцы. Ну, Ян только частично.

Сняли лишнее, сложили в воду. Осмотрели люк над головой — следов минирования не обнаружилось, хотя, конечно, могли и строго сверху сюрприз заложить.

— Ну, проверим, — Робин отодвинул железную полосу засова, уперся в мокрые доски. — Главное, чтоб люк пробкой не взлетел, там сверху земли всего сантиметров пять.

Нет, не взлетел. Даже не шевельнулся. Попробовали вдвоем — результат тот же.

— Танк, что ли, сверху поставили? — прошипел Робин. — Не должны, место продуманное, учитывали любые возможности.

— Тут головой нужно работать, — предложил Евгений. — Они же — головы — все-таки у нас умные и бронированные.

Уперлись тремя головами в немецких касках, потом подключился Янис. Крышка поддалась, и за шиворот и на плечи разведчикам немедля потекли струйки ледяной воды.

— Хоть не соленая? Без пены? А то сейчас янтарь начнем собирать.

Шутка была так себе — до берега моря еще длинные километры, тут шагать и шагать.

Окончательно сдвинув крышку люка, наружу выбрались Фер и командир, оценили обстановку. Немецкое пулеметное гнездо располагалось левее, постреливали в сторону наших позиций, но без напора. Не заметили, и мин нет. Безусловно, и боги, и опыт диверсионно-разведывательных действий нам помогают.

Робин посматривал на часы, остальные ставили на место упрямую крышку люка. Насчет «испачкаться» можно было уже не волноваться — по уши успели уделаться.

Артналет начался секунда в секунду. Снаряды ложились левее и правее, даже чуть дальше, чем нужно. Разведчики ползком двинулись по чуть заметной ложбине. Маршрут был знаком командиру, но следовало соблюдать осторожность, мины по-прежнему вполне возможны — Фер и Янис ползли впереди с щупами в руках.

Вот… дорога, вернее, колея. Когда-то немцы проложили для подвоза стройматериалов и боеприпасов, позже наши ездили, потом вернувшиеся немцы ничего нового выдумывать не стали. Стабильность — залог успеха.

Артналет благополучно завершился, разведчики — вернее, группа связи обер-лейтенанта Вальтера Робина — шла по дороге, в голос ругаясь и пытаясь очиститься. Навстречу двигались двое немцев, — тоже ругались и чистились.

— Иваны снарядов не жалеют.

— Да, не лучшие дни…

Это действительно были не лучшие дни Земланда — того полуострова, что скоро поменяет название.

[1] Все же и знающий товарищ Земляков, и автор, не претендуют на подробное освещение действий по всем участкам штурма Кёнигсберга. Об этом написано много подробных и замечательных книг. Здесь размышляем об общем ходе действий, беря для примера разные направления.

[2] Булатов Михаил Алексеевич, командир отделения 369-го отдельного сапёрного батальона 235-й стрелковой дивизии, будет удостоен звания Героя Советского Союза указом от 19.04.1945. Останется жив, доживет до 95 лет.

[3] Александр Александрович Людвиченко, 1924 года рождения, разведчик 993-го стрелкового полка 263-й стрелковой дивизии. Он продолжит удачные личные стрелковые действия во все дни штурма, будет удостоен звания Героя Советского Союза.

[4] Семён Алексеевич Мельников, 1915 года рождения, уроженец Ахтырки. Помощник командира взвода 264-го гвардейского стрелкового полка 87-й гвардейской стрелковой дивизии. Герой Советского Союза.

[5] Поместье. В настоящее время не существует.

[6] Здесь очевидна линия влияния «кальки» и последствия скромной, но значимой деятельности команды генерала Попутного. В нашей истории семейство армейских радиостанций «Полюс» появилось значительно позже — в 50-х годах, и явно имели иные ТТХ.