Операция «Возмездие».

Глава I. Дипломатические кружева.

У едущего в посольском лимузине Андрея Януарьевича, было скверное предчувствие относительно предстоящей встречи с американским спец посланником Энтони Майлзом. Нельзя было сказать, что главной причиной предчувствия советского дипломата была некая робость перед американцем, который оказался неудобным для Вышинского переговорщиком. На первых встречах, несмотря на непростую внутреннюю обстановку в Штатах, он так и не сумел дожать американца и заставить согласиться на предлагаемый советской стороной вариант мирного соглашения по Европе.

Проявив такт и понимание горя обрушившегося на американский народ, Вышинский согласился на отсрочку принятия решения о чем теперь сильно жалел. Получив время для передышки, англосаксы с присущим им умением, стали энергично затягивать переговоры, придумывая для этого все новые и новые причины и обстоятельства.

Все это могло продолжаться неизвестно сколько времени, но Кремль внимательно следил за процессом переговоров. И как т только время, положенное для согласования и рассмотрения предложений вышло, Москва потребовала от своего посланника получения четкого и ясного ответа, за которым Андрей Януарьевич и отправился, утром 27 августа 1945 года.

Направляясь к посольскому автомобилю, он прошел мимо стаи голубей, беззаботно сидевших на стокгольмской мостовой. Мировые воины и политические катаклизмы ничуть не отразились на пернатых обитателей шведской столицы. Все они были хорошо упитаны и сошли бы за деликатес для голодающих жителей Германии, Италии или Франции.

Полностью погруженный мыслями в предстоящую беседу, Вышинский холодно кивнул шоферу, рывком распахнувшего перед ним дверцу лимузина. Андрей Януарьевич чуть нагнул голову, чтобы сесть в авто, но в этот момент послышался шум крыльев и что-то мягко толкнуло его в плечо.

Столкновение с птицей не нанесло серьезного ущерба костюму дипломата, но вот настроение испортило основательно. Несмотря на то, что он являлся членом партии большевиков, занимал высокое положение в правительстве и согласно идеологической доктрине должен был исповедовать атеизм, Андрей Януарьевич свято верил в приметы. А согласно им, столкновение с птицей или животным накануне любой поездки, ничего хорошего не сулило.

Прекрасно помня все наставления и рекомендации полученной из Москвы телеграммы, Вышинский сразу приступил к делу, едва обменялся с американцем этикетным рукопожатием.

— Господин Майлз. Советское правительство желает знать, когда наконец будут даны ответы на поставленные нами ранее вопросы, по поводу конфликта в Германии. Чем дольше будет сохранятся вся эта неопределенность между нашими двумя странами, тем труднее будет установить мир, так необходимый для измученных войной народов. Всех без исключения. Ибо люди не должны расплачиваться за неразумные действия своих правителей — напористо начал Вышинский, отчего желчное, скуластое лицо американского дипломата скривилось и вся видимость симпатии, с трудом натянутое на него, моментально улетучилась.

— Господин Вышинский. Правительство Соединенных Штатов полностью согласно со словами господина Сталина о необходимости скорейшего наступления мира в Европе, но его требование возложить всю ответственность за военный конфликт в Европе на Англию, в частности на премьер министра Черчилля, совершенно неприемлемо. Согласно тем сведениям, что располагает госдеп, ответственность за возникновение конфликта, в равной мере лежит как британской, так и на советской стороне. Обе стороны конфликта не проявили должной выдержки, поддались на провокацию немцев и не разобравшись вступили в вооруженное противостояние между собой — отчеканил американец твердым голосом, удобно расположившись в широком кожаном кресле. Сегодня он разительным образом отличался от того каким был на прежних переговорах. Вместо усталого человека, которому нужно было время для решения свалившихся на его голову проблем, перед Вышинским сидел полностью уверенный в себе человек. И главным катализатором подобной метаморфозы были недавние ядерные бомбардировки Японии.

Свой первый атомный удар Америка смогла нанести только 21 августа. К этому времени американцы смогли перебросить из Англии на Окинаву эскадрилью «В-29», с ядерной начинкой на борту. Охваченный чувством справедливого отмщения, президент Трумэн желал в первую очередь подвергнуть атомной бомбардировке Токио, но советники убедили его не делать это. Уничтожение императорского дворца и всех его обитателей, по их мнению только откладывало бы победу над Японией. Мученическая смерть микадо от рук врага не только сплачивала японцев, но и отдавала всю власть над страной в руки военных, которые не признавали никаких переговоров и были готовы идти до конца.

По настоятельной рекомендации Оппенгеймера, первый ядерный удар был нанесен по городу Хиросиме, не имевшего никаких важных военных объектов. Главным фактором привлекшим внимание ученого было то, что большинство построек города были деревянными. Это по мнению Оппенгеймера должно было привести к массовому разрушению инфраструктуры города от взрыва. Кроме этого, Хиросима находилась в окружении холмов, чьи высокие склоны усиливали разрушительную силу ударной волны.

В этот день, город был укрыт плотной завесой облаков, но американским летчикам отправившимся вершить своё возмездие повезло. Они нашли небольшой просвет в облаках, смогли точно сориентироваться и сбросили бомбу. Летевший на парашюте «Толстяк» плавно достиг выверенной учеными высотной отметки и был взорван специальным устройством.

Огромный золотой цветок расцвел на несколько секунд в небе над Японией, обрушив всю свою чудовищную мощь на мирный городок. Огромная огненная волна пронеслась по улицам Хиросимы, разрушая и испепеляя все на своем пути. В одно мгновение рушились каменные здания, загорались легкие деревянные постройки, гибли люди. Часть из них погибла под завалами, другие сгорели или задохнулись от дыма и огня, а те кто был ближе к эпицентру взрыва просто испарились, оставив на тротуаре белые контуру тел.

В мертвой зоне взрыва уцелело выставочное здание, переоборудованное под склад и лазарет. Взрывная волна лишь только потрепала его купол, выбив на нем все стекла, но уничтожив огнем и радиацией всех его обитателей.

Как и обещал Оппенгеймер, Хиросима понесла колоссальный ущерб. Свыше девяносто процентов городских построек было уничтожено. От ударной волны, теплового воздействия и радиации погибло свыше девяносто тысяч человек одновременно и примерно столько же были обречены на скорую смерть в страшных мучениях.

Городские руины несчастной Хиросимы раскинулись на многие километры, но всего этого не дано было увидеть генералу Макартуру руководившего этой операцией. Из-за плохой видимости, экипаж бомбардировщика не смог заснять момент взрыва и разрушительные последствия своих действий. Что привело многозвездного генерала в сильнейшее негодование и возмущение.

— Как я буду докладывать президенту о результатах бомбардировки не имея вещественных доказательств?! Сейчас эти снимки важнее ничуть не меньше самого взрыва! Их должен обязательно увидеть весь американский народ! Промедление в этом вопросе смерти подобно. Немедленно пошлите к Хиросиме самолет разведчик и без снимков пусть не возвращается! — негодовал генерал, зло брызжа слюной в сторону провинившихся авиаторов. Не желая портить торжественность момента, он сообщил Трумэну, что снимки сделаны, отданы на проявку и в ближайшее время будут отправлены в Америку.

Слово было произнесено, но японцы поставили под угрозу его исполнение, заставив американцев считаться с собой. Отправленный на задание разведчик так не вернулся, будучи сбит японскими истребителями вместе со своим прикрытием. Не желая лишний раз подвергаться генеральскому гневу, полковник Монтроз не стал докладывать Макартуру о неудаче и отправил к Хиросиме целую эскадрилью истребителей. Чтобы исключить любую неудач, он приказал каждому летчику эскадрильи вести фотосъемку.

В итоге, было получено множество снимков пылающих развалин Хиросимы, подтверждавших удачное выполнение боевого задания. Однако на этом злоключение белолицых дьяволов не закончились. Летевший в Штаты самолет со снимками попал в районе Гавайев в сильнейший шторм и пропал с экранов радаров.

— Это дело рук проклятых желтолицых макак, сумевших своими завываниями создать шторм из ничего. Другого объяснения случившемуся я не могу дать — разразился негодованиями Макартур. Провоевав четыре года с самураями, он верил в колдовские возможности противника. Офицеры штаба согласно кивали головами, но от этого дело не менялось. Америка ждала подтверждений слов тихоокеанского командующего о сатисфакции со своим заклятым врагом, а их не было. Назревал грандиозный скандал, но к огромной радости летчиков, он был благополучно разрешен. Оказалось, что в штабе осталось несколько забракованных цензором фотопленок, которые и были отправлены в заждавшуюся своего триумфа Америку.

Только утром 23 августа, президент Трумэн смог представить американскому народу наглядные подтверждения заявления о свершении справедливого возмездия над коварным врагом. Громкие газетные заголовки с аршинными буквами, подкрепленные огромными в пол листа фотографиями уничтоженной Хиросимы, в значительной степени смогло разрядить внутреннее напряжение в стране.

Стремясь закрепить успех в глазах рядовым американцев, Трумэн приказал произвести повторную ядерную бомбардировку, не дожидаясь от микадо предложения о начале мирных переговоров. Теперь главной целью атаки стал город Нагасаки. После удачного испытания своего ядерного арсенала на простом городке, Трумэн решил ударить по крупному военно-морскому порту и центру судостроения. Мщение должно было быть равноценным, иначе этого не поймут простые избиратели.

Погода вновь преподнесла неприятный сюрприз звездно полосатым мстителям, поставив под угрозу выполнение нового секретного задания. Несмотря на то, что в этот день над Нагасаки не было ни единого облака, американский бомбардировщик попал в сильную болтанку. Отчаянно поскрипывая своими «доспехами», непрерывно ныряя то вниз то вверх, «В-26» все же донес до цели «Малыша» и распахнув свои бомболюки, сбросил его.

Атомное солнце вновь взошло над просторами Японии, собирая кровавую жатву ненасытному Молоху войны. На этот раз она оказалась не столь внушительна и обильна как в первый раз. От ядерного взрыва Нагасаки был разрушен на треть, потеряв в общей сложности убитыми и ранеными 75 тысяч человек.

Посланный полковником Монтроз с разрывом в полчаса самолет-разведчик, скрупулезно зафиксировал на пленку все достижения американского оружия. Однако генерал Макартур остался недоволен панорамой городских руин, что предстала его взору с фотоснимков, веером разложенных на столе полковником.

— Здесь слишком плохо видны разрушения, их гораздо меньше, чем было в Хиросиме! Ваши летчики разучились фотографировать, полковник? — недовольно бросил командующий. — Разве вы не понимаете, что подобными снимками дискредитируете силу нашего нового оружия? Что в сердцах наших врагов появиться надежда на счастливый исход войны, а в душах американских налогоплательщиков возникнет сомнение в скорой победе.

— Простите, сэр, но мы изначально предполагали, что разрушения в Нагасаки будут меньше, чем разрушения в Хиросиме. Это все отражено в записке, которую вам подали… — стал оправдываться Монтроз, но генерал прервал его.

— Засуньте эту записку себе в зад, полковник! Америке нужны фотографии основательно разрушенного Нагасаки! Это сейчас самое главное! У вас есть два часа, на то чтобы представить мне фотографии нужного качества. Если их не будет, я вам не завидую.

Слова генерала Макартура оказали магическое воздействие на военных фотографов и к указанному сроку, нужные фото были представлены грозному генеральскому оку. Правда в некоторых местах они были слегка размыты, но зона разрушений, занимала гораздо большую площадь чем в первичном варианте.

Известие о второй удачной бомбардировке, всколыхнуло и сплотило Америку. Все только и говорили, что коварному врагу был нанесен быстрый и могучий ответный удар, и осознание этого вселяло в американцев уверенность, что не все так плохо.

Одни газеты сравнивали атомную бомбардировку японских городов с первой бомбардировкой Японии в 1942 году, проведенную в отместку за Перл-Харбор. Другие восторженно говорили про «второй победоносный Мидуэй», третьи воинственно требовали сделать счет по атомных ударов 3:3.

Логика и желания третьих, полностью совпадали с намерениями президента Трумэна и в качестве третьей жертвы, им был выбран город Киото. Бывшая столица Японии, являвшаяся крупным промышленным, культурным и религиозным центром страны, по мнению президента была достойным выбором для возмездия. Проведение операции было назначено на 27 августа. Как спец посланник президента, господин Майлз был извещен о готовящейся акции и знание этого секрета, придавало ему силы и смелость в переговорах с Вышинским.

— Делая подобные заявление, американская сторона берет на себя функции третейского судьи, на что её никто не уполномочивал. По-крайней мере советская сторона, это точно. Что касается вопроса определения виновника возникновения военного конфликта в Германии, то с этим все ясно и понятно. Ранее, мы уже предоставляли американской стороне неопровержимые доказательства того, что главным вдохновителем и организатором этого конфликта является господин Черчилль. И по прошествии времени наша обвинительная база только окрепла. Если господин Бирнс хочет, мы можем снова предоставить ему наши доказательства, но боюсь, что ознакомления с ними займет много времени, а это в нынешних условиях совершенно недопустима.

— Недопустимо, господин Вышинский, предлагать отказаться от поисков истины, в тот момент когда твой партнер находится в трудное положение. Вы совершенно напрасно полагаете, что Америка откажется от этого права, ради сиюминутной выгоды от сомнительного раздела. Право первородства не продается за чечевичную похлебку. Не знаю как для вас русских, а для цивилизованных стран подобные вещи просто неприемлемы.

— По-моему нынешнее положение Соединенных Штатов не предрасполагает к длительным поискам истины, господин Майлз. Вам нужна скорейшая победа в Азии, нам прочный мир в Европе. Давайте определимся на каких условиях, мы сможем облегчить друг другу решение этих задач.

— Не стоит принижать нынешнее положение нашей страны из-за тех потерь, что мы понесли. Они только укрепили нашу страну в решимости довести дело до конца. Сегодня Соединенные Штаты сильны как никогда! Мы уже дважды соразмерно ответили ударом на нанесенный нам удар. И в самое ближайшее время полностью сравняем этот счет.

— Рад слышать, что сила, мощь и решимость нашего боевого союзника ничуть не уменьшилась в результате коварных происков наших общих врагов. Однако даже появление столь грозного оружия как атомная бомба, мало что меняет в общем раскладе дел в Азии. Во взаимных ударах вы и японцы полностью растратили весь свой боевой потенциал и будите иметь возможность продолжить применение ядерного оружия никак не ранее ноября этого года. Ни о какой скорой победе, в этом случаи не может идти и речи, и только вступление в войну Красной Армии в Маньчжурии поможет существенно приблизить её окончание — Вышинский добросовестно озвучивал текст телеграммы Сталина и каждое произнесенное им слово основательно коробило душу американского переговорщика.

— Напрасно вы так недооцениваете мощь американской армии, господин Вышинский. Наш флот может полностью изолировать Японию от её армий находящихся на континенте. Наша авиация способна стереть с лица землю любой японский города, а нашей морской пехоте по плечу любая десантная операция по захвату вражеской территории. Не стоит сомневаться в силе американской армии, а уж тем более пытаться попробовать её на себе. Не рекомендую, никому. Особенно после появления у нас атомной бомбы — наставительно произнес Майлз.

— Советская сторона всегда уважительно относилось к силе армии, авиации и флота своего боевого союзника. И если президент Трумэн хочет в одиночку победить японцев, так тому и быть. Никто не собирается покушаться на его лавры победителя самурайских фанатиков, полный и окончательный разгром которых, по оценки наших военных обойдется Америки минимум в четверть миллиона человек убитыми и ранеными. С детства воспитанные на кодексе бусидо, японцы способны оказать яростно сопротивляются даже оказавшись прижатыми к стене. Нашим и вашим военных это хорошо известно по Холкин-Голу и Окинаве, господин Майлз. Что же касается желания проверить силу американского оружия, то в свою очередь хочу напомнить, что у нас очень сильная система ПВО. Господа Гитлер и Геринг пытались прощупать её в небе над Москвой, Ленинградом, Баку и получили такое острое и не забываемое ощущение, что запомнили на всю жизнь. И никому не рекомендовали попробовать — Вышинский вежливо вернул мяч на поле американца.

Обмен любезностями достиг критической точки. Козыри были выложены на стол и теперь оставалось их грамотно и правильно разыграть. Для полного осмысления требовалась небольшая пауза и оба дипломата усердно принялись распивать, уже порядком остывший чай. Неторопливо поднимая на первый взгляд массивные, но совершенно невесомые чашки с божественным напитком, переговорщики обменивались фразами, имеющих мало общего с традиционными разговорами о погоде, дерби или псовой охоте.

— Я слышал, что маршал Василевский привел в полную боевую готовность войска Приморского округа. Они в любой момент готовы выступить против Квантунской армии японцев, но хватит ли у маршала сил сокрушить это многомиллионное соединение?

— По мнению Ставки Верховного Главнокомандования, это им вполне под силу. Однако дела пошли бы гораздо быстрее, если бы мы смогли бы перебросить из Германии, часть наших бронетанковых войск.

— Что же вам мешает выполнить свои союзнические обязательства в полной мере? Генерал Эйзенхауэр уже отвел американские войска за линию разграничения советской оккупационной зоны. Войска фельдмаршала Монтгомери приведены к молчанию и не ведут огонь по вашим солдатам, находясь в своей оккупационной зоне. Соединения Шернера и Венка не представляют какую-либо военную силу, полностью разоружены и отправлены в лагеря для военнопленных. Сейчас ничто не препятствует господин Вышинский, переброске ваших войск на Дальний Восток.

— Советская сторона добивается не простого прекращения огня в Европе, а наступление мира, а это невозможно без проведения мирной конференции. Мы совершенно не против участия в ней английской стороны, но не как полноправного партнера, а только как бывшего союзника по антигитлеровской коалиции, без права решающего голоса. Возможно, это право английской стороне будет возвращено, но только в ходе переговоров.

Делая вид, что наслаждается вкусом чайного букета порожденного на далеких плантациях Асама, Майлз лихорадочно думал над предложением Вышинского. В нем был свой смысл и логика, а также хорошее пространство для маневра, но посланник был связан жесткими инструкциями госдепа, не позволявших проявлять самостоятельность.

— Звучит очень заманчиво, господин Вышинский, — сказал американец поставив пустую чашку на блюдце. — Однако лишение права решающего голоса своего давнего партнера по коалиции, без убедительных доказательств его вины — это для правительства Соединенных Штатов совершенно неприемлемо. Мирные переговоры могут начаться только с участием трех сторон как это было запланировано в Ялте и при полном выводе советских войск из английской зоны.

Майлз говорил твердым, хорошо поставленным голосом, но проницательный взгляд Андрея Януарьевича заметил, что его предложения произвели впечатление на американца.

— Мне очень жаль, господин Майлз, что сделав шаг мы пошли по кругу и вернулись к тому с чего начали. Хотя имели неплохие шансы продвинуться вперед. Единственное, что радует в этой ситуации, это то, что как вы верно заметили в Европе прекратили стрелять. Очень надеюсь, что этот факт станет твердой основой в наших дальнейших переговорах.

— Можете не сомневаться, господин Вышинский. Генерал Эйзенхауэр получил приказ из Вашингтона не открывать огонь первым. Только в случаи нападения.

— Могу вас заверить, что советские войска имеющие соприкосновение с вашими войсками получили точно такой же приказ. И значит боевые действия между нашими странами полностью исключены.

— А в отношении британских войск, армии маршала Рокоссовского получил такой же приказ?

— Нет. В отношении английских частей такого приказа нет. Есть только приказ о прекращении огня, но он может быть отменен в любой момент, так как британский премьер министр всячески саботирует начало мирных переговоров между нашими странами.

— Возможно, что это из-за невыполнимых условий, что выдвигает советская сторона.

— Вполне возможно, но это тема совершенно иных переговоров, господин Майлз, — отрезал Вышинский, — если у американской стороны возникнет потребность обсудить план и условия совместных действий против японцев, советская сторона готова к этим действиям в любое время суток. Всего доброго — Вышинский с достоинством наклонил голову и вежливо раскланялся.

Куда более напряженный и нелицеприятный разговор, состоялся примерно в это же время в Мюнхене, между генералами Эйзенхауэром и де Голлем. Француз настаивал на скорейшем возвращение танков генерала Леклерка во Францию, но американцы не спешили выполнить требование главы временного французского правительства. Вернее сказать они были не против перемещения французских танкистов, но категорически отказывались предоставить им горючее для столь продолжительного марш броска домой.

— Кто нам заплатит за бензин господин генерал? Пока шла война мы были союзниками и бескорыстно помогали вам ради общей победы. Теперь, когда наступил мир, пришла пора деловых отношений и мы в праве требовать от вас расчета за горючее для ваших танков — противно жужжал бригадный генерал Эмберс, ответственный за материальное снабжение французских частей.

— Пришлите счет и французское правительство оплатит его. Даю вам свое честное слово солдата — властно произнес де Голль, но его слова вызвали только улыбку у американца.

— Извините генерал, но моя должность не позволяет верить на слово кому-либо. Будет лучше, если вы дадите расписку как временный командующий французской армией — предложил Эмберс, чем вызвал негодование у генерала.

— В первую очередь, я глава временного французского правительства господин Эмберс и только во вторую, командующий французской армии. Готовьте документы, я их подпишу немедленно — на скулах генерала заиграли гневные желваки.

— Я прошу у вас извинение за генерала Эмберса. Мне самому крайне неприятен этот разговор, но что делать. Во время войны любой командующий армии царь и бог, но в годы мира, все мы заложники чиновных бюрократов и финансовых проверяющих. Вы не поверить, но порой я и сам боюсь Эмберса и его проверяющих — попытался пошутить Эйзенхауэр, но француз не принял его тон.

— Как быстро меняются люди. Ещё три месяца назад нам предоставляли все, лишь бы мы как можно скорее разбили и уничтожили нашего общего врага, а теперь унизительно заставляют подписывать бумажки — негодующе фыркнул де Голль.

— В честь нашего боевого содружества, я прикажу обеспечить ваши танки до границы бесплатно. Но вот дальше, им придется рассчитывать только на себя — сокрушительно развел руками командующий.

— Благодарю вас, генерал, за столь щедрый дар. Я был бы рад, если бы в память о нашем боевом содружестве вы также отдали приказ о передаче Франции немецкого оружия находящегося сейчас под контролем американской стороны. Оно нам крайне необходимо для вооружения своих солдат — попросил француз.

— Но мы полностью обеспечили ваших солдат всем необходимым! Начиная от винтовок и пулеметов, до сапог и шинелей. К чему вам столько много оружия? — удивился Айк.

— Оружия никогда не бывает слишком много, генерал. Что касается нас, то сейчас мы заняты воссозданием французской армии. В самое ближайшее время мы хотим вооружить две дивизии, а до конца года поставить под ружье ещё четыре. На очень нужно оружие. Генералиссимус Сталин вошел в наше положение. Он передал нам вооружение для целой дивизии и пообещал передать до конца года ещё для одной.

— Я прекрасно понимаю, что у каждого государственного деятеля, на первом месте стоят всегда собственные интересы. Но стоит ли в столь непростой момент водить дружбу со Сталиным, так бессердечно и бессовестно обошелся с нашим товарищем по оружию Черчиллем? — многозначительно спросил Эйзенхауэр, но де Голль не понял или не захотел понимать собеседника.

— Если сравнивать действия Сталина, с тем как гнусно обошелся Черчилль с нашим флотом в Алжире и войсками в Сирии, то можно сказать: — Бог, шельму метит! — выдал француз, чем сильно озадачил Эйзенхауэра.

— Вы явно не справедливы к Черчиллю господин генерал! Я прекрасно понимаю вашу злость на него, но как можно сравнивать ваши местечковые обиды с той катастрофой, что обрушилась на него з последнее время.

— Не думаю, что если бы у Америки отобрали бы Филиппины или Кубу, это можно будет назвать местечковым интересом. Вопреки всем договоренностям, Черчилль силой оружия отобрал у нас, своих боевых союзников подмандатную сирийскую территорию! По какому я вас спрашиваю праву!? Праву победителя!? А наши колонии в Западной Африке, Марокко и Алжире? Едва только солдаты альянса высадились в Дакаре, Касабланки и Рабате он стал требовать передать их под контроль Лондона, по причине того, что на время войны мы утратили возможность эффективно управлять ими. И этого боевого союзника вы предлагаете мне пожалеть?! — гневно спросил Айка француз.

— Все ваши упреки относительно колонии и подмандатной территории звучат не по адресу, господин генерал. Решайте их с господином Черчиллем протокольным путем. Я говорю о том, что сейчас ваши контакты со Сталиным выглядят не совсем уместными.

— Не беспокойтесь, господин генерал. Вступать в глубокий альянс с этим идейным антиподом свободного мира я не намерен. Но сделать все возможное и невозможное для скорейшего воссоздания боеспособности французской армии, я обязан как глава правительства.

— Временного правительства — уточнил Айк.

— Простите? Я не совсем понял ваши последние слова — опавшие было генеральские желваки вновь напряглись.

— Видите ли в чем дело, генерал де Голль. На период военных действий мое правительство было согласно иметь дело с вашим временным правительством, но с наступлением мира, оно желает сотрудничать с законно избранной властью. Исходя из этого, я смогу передать немецкое вооружение лишь по просьбе выборного представителя власти.

— По-моему вы несколько путаете понятия, генерал Эйзенхауэр. Я был бы с вами полностью согласен, если бы речь шла о правительственном займе, но никак не о помощи своему боевому союзнику трофейным оружием, которое вам совершенно ни к чему. Передавая его нам, вы сделаете благое дело укрепляя нашу армию в это непростое время.

— Зачем вам иметь столько много дивизий? Нынешнее экономическое положение Франции не позволяет ей иметь большую армию. Двух дивизий вместе с армией генерала Леклерка вполне достаточно, чтобы прикрыть Париж от возможного наступления русских с севера. Все остальные французские приграничные территорию надежно прикроют союзные дивизии, смею вас заверить.

— Благодарю вас, генерал, но как глава пусть даже временного правительства, я намерен самостоятельно решать, что необходимо нашей стране на данный момент. Поэтому я убедительно прошу вас, передать нам часть немецкого оружия находящегося в вашем распоряжении. В противном случае я буду вынужден обратиться к Сталину за дополнительной помощью. И ещё один вопрос, который я хотел бы обсудить с вами — голос де Голля стал набирать обертоны.

— Я выражаю вам, верховному представителю союзных сил во Франции, самый решительный протест по поводу действий генерала Кротона. Исполняя обязанность временного военного коменданта Марселя, он подчинил себе не только административное управление городом, но и всем Провансом. Правительство Франции прекрасно понимает все ваши трудности со снабжением, но подобные действия ведут к грубейшему нарушению суверенитета и территориальной целостности Франции, что совершенно недопустимо для союзников.

— Действия генерала Кротона вызваны крайней необходимостью, господин де Голль из-за боевых действий развязанных Сталиным. В свое время вы были поставлены в известность и насколько мне помниться, дали согласие на временный переход Марселя под контроль союзных сил. Чему же вы сейчас удивляетесь — попытался осадить француза Айк, но де Голль продолжал наседать.

— Мною было дано согласие на переход под союзный контроль только порта Марселя, но никак не всего города, а уж тем более Прованса.

— Для переброски военных грузов и войск нам необходим не только порт, но и железнодорожные пути и автомобильные дороги. Именно этими потребностями и обусловлены действия генерала Кротона и все они согласованы с вашим правительством. Внимательно ознакомьтесь с подписанным вами соглашением.

— Я хорошо его знаю и со всей ответственностью заявляю, что у вас нет никаких оснований к подобным действиям. Вы слишком вольно трактуете пятый пункт соглашения, позволяющего вам действовать по своему усмотрению в случае крайних обстоятельств!

— Все верно! Крайние обстоятельства наступили — обозлился Эйзенхауэр, отчаянно пытаясь взять вверх над несговорчивым французом.

— Под крайними мерами подразумевается война. Об этом четко и ясно сказано во шестом параграфе этого пункта, однако сейчас ни Соединенные Штаты, ни Объединенное Королевство, ни Французская Республика не находятся в состоянии объявленной войны с Россией. Или я, что-то путаю и чего-то не знаю?

— Вы прекрасно знаете, что мы в шаге войны с Россией и все действия генерала Кротона имеют исключительно превентивный характер — выдавил из себя американец, но де Голль был неумолим.

— Официально войны нет и значит ваши действия абсолютно незаконны в условиях мирного времени — Эйзенхауэра очень подмывало двумя словами поставить галльского забияку на место, но он не мог себе этого позволить.

— Не понимаю, к чему все эти протесты, генерал? Ведь все то, что происходит на юге Франции носит исключительно временный характер и все возникшие неудобства будут полностью компенсированы. Стоит ли нам ссориться из-за этого?

— В первую очередь, я пытаюсь не допустить принижения величия Франции. Наши солдаты и летчики вместе с другими воевали против Гитлера. Наша страна вместе с другими великими державами приняла капитуляцию Германии. Мы независимая страна и требуем к себе соответственного уважения. Я очень прошу вас, генерал Эйзенхауэр, как можно быстрее довести до сведения вашего правительства мой протест и незамедлительно передать мне ответ президента Трумэна. А также добавить мою просьбу относительно трофейного немецкого оружия.

— Можете не сомневаться, господин де Голль, — заверил француза главнокомандующий союзных сил в Европе, — я сегодня же отправлю в Вашингтон телеграмму с вашими требованиями и просьбой.

— Огромное спасибо. Честь имею — козырнул де Голль.

— Всего доброго — Айк вежливо пожал собеседнику руку, хотя в душе, был готов свернуть тому шею.

Когда дверь за упрямцем генералом закрылась, Эйзенхауэр сокрушенно покачал головой и сказал обращаясь к присутствовавшему на беседе адъютанту Грегори Маршу. — Чувствую, что этот господин ещё изрядно попортит нам кровь и нервы. С огромным бы удовольствием заменил его на Леклерка.

— Увы. Этот господин не только военный. Он политический деятель, что во стократ хуже — высказал свое мнение Марш и Айк с тяжелым вздохом согласился с ним.

— Это единственное, что удерживает меня от его ареста. Хотя вполне возможно я сейчас совершаю ошибку — генерал тоже примерял на себя роль политика и не спешил портить себе репутацию необдуманными шагами.