Тридцать восемь песен. Именно столько выдержали крысы. Конечно, Птицын столько песен не знал — его репертуар ограничивался всего восемью полностью, и ещё штук двадцать — частями. Сначала пение пытались игнорировать, потом — просили заткнуться. Вежливо, грубо, с оскорблениями — ничего не помогло. Птицын ждал, что крысодлаки перейдут к физическим методам и даже готовился к драке, но обошлось — видно, без команды местные служащие бить заключённых права не имеют. А может, просто побоялись — Валерка, даже закованный, рассчитывал справиться с двумя-тремя, очень уж они мелкие.
Поняв, что угрозами ничего не добиться, знакомый конвоир попытался узнать, чего хочет арестованный, но Птицын упорно стоял на своём: ему нравится петь, и он будет петь пока не надоест. Очень удачно вспомнилась подходящая песня, и Валерка затянул сразу припев:
— Песню дружбы запевает молодёжь, молодёжь,
Эту песню не задушишь не убьёшь, не убьёшь, не убьёшь…
Крысодлак со стоном схватился за уши, и убежал. Валерка продолжал петь ещё минут двадцать, для надёжности. И когда замолчал, тоже действовать стал не сразу. Однако его вокальные эксперименты, очевидно, действительно заставили выйти всех надсмотрщиков за пределы зоны действия аккустического оружия, так что узнать о том, что заключённый прекратил петь, крысодлаки пока не успели.
— Ну что, пришло время испытать подарочек, — пробормотал Птицын. Было немного волнительно, потому что раньше Валерка им не пользовался. Собственно, вообще про него забыл после того, как получил. Ищущий тогда торжественно сообщил, что они поняли главную черту проводника — он не терпит ограничений. Поэтому дивьи хотят подарить проводнику свободу.
— Мы хотим подарить вам возможность самому решать, где находиться, уважаемый проводник, — объяснял дивий. — И если когда-нибудь ваши враги попытаются вас пленить, вы сможете уйти из плена, даже если вас поместят в такое место, из которого вы не сможете сбежать, воспользовавшись личным умением переходить из мира в мир.
Ключ от всех замков представлял собой две крохотные татуировки на подушечках больших пальцев рук. Если не приглядываться, похоже на симметричные родинки. А приглядеться и не получалось — внимание соскальзывало будто само собой, даже у вроде бы имунного к таким воздействиям Валерки. Парень почти не вспоминал об этих волшебных рисунках, хотя изначально руки чесались попробовать. Однако когда понадобился, парень об этом ключе вспомнил мгновенно, и больше не забывал.
— Что там надо, чтобы его активировать? Нужен пароль.
В качестве ключевой фразы Птицын использовал прочитанное когда-то в приключенческой книге про пиратов двустишие:
— Железные решётки мне не клетка, и каменные стены — не тюрьма!
На пальцах появилось странное ощущение — то ли лёгкая вибрация, то ли холод. Птицын прикоснулся подушечками пальцев к наручникам и те послушно щёлкнули, открываясь. Причём щелчок был едва слышный, Валерка его скорее почувствовал кончиками пальцев, чем услышал. Гораздо тише, чем когда браслеты защёлкивали! Парень повторил ту же процедуру с кандалами на ногах, и освободился полностью.
В последний момент, перед тем, как заняться дверью, вспомнил совсем недавно виденную картинку, как большая крыса идёт по коридору и чутко нюхает воздух. «Блин. У них обоняние прекрасное, а я собираюсь там разгуливать». Пришлось возвращаться и мыться под струйкой ледяной воды, бьющей из стены. Было жутко холодно и неудобно, но Птицын не халтурил, отмывался до красноты. И этого парню показалось мало, так что он, с тяжким вздохом принялся натираться соломой из лежанки. Обоняние у Валерки никогда не было острым, но тут, кажется, даже полностью лишённому этого чувства существу стало бы плохо. «Да уж, судя по всему, меняют её не слишком часто», — думал Валерка. — «Ладно, ничего. Мы потерпим. Зато моего запаха за этим амбре ни одна ищейка не почувствует, будь она хоть крысой, хоть собакой. Остаётся только надеяться, что их не заинтересует, отчего в коридорах так несёт прелой, давно не меняной подстилкой для заключённых».
Человек привыкает ко всему, вот и Валерка уже через несколько минут притерпелся. Пора было заняться дверью. Подарок дивьих сработал на ней так же быстро, как и на наручниках. Дверь открылась легко, даже засов — достаточно было приставить пальцы к доскам напротив него, и сдвинуть. «Ну я прямо Гудвин какой-то», — с гордостью подумал парень.
— Вот и чудненько, — прошептал проводник. — А теперь сходим посмотрим, что здесь есть интересного. Эх, и чего они мне ещё для невидимости какую-нибудь татуировку не придумали?
Оказавшись в коридоре, парень с большим трудом сдержался, чтобы не рвануть сразу же наверх. Кажется, свобода так близко — беги! Вот только Птицын не был уверен, что ему удастся вытащить друзей. Да и рано ещё, как ни крути — нужно же выяснить, чего от него хотят те, кто его сюда посадил. «Нет, бежать рано. Но друзей навестить необходимо — особенно Алису. Она всю дорогу была в депрессии, как будто у нас кто-то умер. Нужно её поддержать и поговорить. Надеюсь, их всех тоже по одиночкам рассадили, — рассуждал Валерка. — Нужно дождаться ночи. А пока надо найти себе что-нибудь потеплее, а то я тут от холода околею. И ещё, желательно, поесть».
Соседние камеры оказались пусты, что парня только порадовало. Он понимал, что петь придётся ещё не раз, было бы неприятно портить жизнь соседям. «Хотя вряд ли тем, кто здесь долго сидит, такая ерунда, как мои завывания может сильно навредить», — прагматично подумал Птицын. «Вообще сомневаюсь, что здесь можно выдержать дольше недели! Одна надежда, что наших там так сильно не прессуют».
Первым делом Валерка собрал из соседних камер остатки сена. «За неимением лучшего сойдёт в качестве утепления», — рассудил парень. Глупо было пренебрегать самым доступным в этих местах материалом, тем более, Птицын не был уверен, что у него хватит времени на что-то большее. В любой момент кто-нибудь из крысодлаков мог заявиться, чтобы проверить, как там пленник, и тогда пришлось бы в срочном порядке возвращаться в камеру.
Крысы, однако, никак себя не проявляли, так что постепенно Валерка осмелел. Сначала прошёлся дальше по коридору и обнаружил, что он разветвляется. Причём не один раз! Получается, его «заселили» прямо возле лестницы, а дальше есть целый лабиринт с ходами. Ещё через несколько секунд Птицын обнаружил, что камер после разветвления больше нет. «Ну, в принципе, логично. Тут явно что-то вроде карцера. А в карцере обычно большую кучу народа не держат. Значит, в основном эти подземелья для чего-то другого используются».
Очень скоро стало понятно, для чего. Сначала Птицын почувствовал характерный крысиный запах. Вопреки привычным представлениям, крысы не пахнут неприятно. Наоборот, их запах скорее напоминает медовый — довольно привлекательно. Вот и Валерка сначала ощутил этот медовый запах, а потом увидел жилые пещерки. «Да они здесь живут! — сообразил парень. — А темница только вначале! Типа преддверия!»
Воровать — нехорошо. Однако в первой же пещерке, в которую Валерка заглянул, нашлось столько хлама, что он просто не смог удержаться. Там была тёплая одежда. Среди откровенного мусора, обломков какой-то старой мебели, сломанного оружия, нашёлся тёплый полушубок. Слегка дырявый на груди и с застиранными не до конца следами крови вокруг отверстия, но при этом явно тёплый. Вот Птицын и не побрезговал — успел уже замёрзнуть за последние несколько часов, несмотря на то, что старался активно двигаться. Тем более, от полушубка пахло крысами — парень решил, что это послужит хорошей маскировкой его собственного запаха. От соломы, напиханной под тюремную рубашку, он избавился без сожалений. Вытряхнул из рубахи и запихал поглубже, под кучу хлама — чтобы в глаза не бросалось. Только почувствовав приятную тяжесть полушубка на плечах, осмотрелся внимательнее и окончательно решил, что оказался в кладовке. «Видно, за отсутствием балкона или дачи хранят здесь то, что выкинуть жалко, — решил Птицын. — Ну, им это явно не особо нужно, а мне — пригодится. Вот хотя бы заточка…»
Заточкой парень обозвал крестовину меча с обломком лезвия. Клинок был покрыт ржавчиной, а кожа на рукояти давно рассохлась. Да и вообще меч был явно очень старым. Здесь, на тёмной стороне, от клинкового оружия ещё не отказались, но давно пользуются шпагами, ну, или саблями. Мечи уже не в моде, тем более, сломанные. «Ну, а мне должно пригодиться. Тем более — железный. Если я правильно понял принцип, то против крысодлаков он не поможет, они должны серебра бояться, но всё равно лучше, чем пустые руки». С кем именно он собрался воевать, парень сам не знал, но с увесистым пырялом в руке чувствовал себя немного увереннее.
Идти дальше в крысиные владения парень побоялся. Наверняка здесь сейчас так пусто, потому что он всех достал своими музыкальными упражнениями, а вот дальше будут местные обитатели, и они его обязательно раскроют. «Значит, лучше убраться обратно в тюремный сектор, и уже там думать, что делать дальше». На самом деле Валерка знал, что ему делать — он собирался дождаться ночи и пробраться наверх, в надземную часть тюрьмы, чтобы попытаться навестить друзей. Если получится — будет очень хорошо. Да и раздобыть поесть не помешало бы. По дороге в Москву их кормили, и даже довольно вкусно, а вот сейчас, похоже, настало время поголодать, что Птицыну очень не нравилось. В последнее время, после того, как в организме начались эти странные изменения, есть ему хотелось чаще и больше. В обычное время это не слишком напрягало, но не сейчас. Парень надеялся найти что-нибудь в надземной части тюрьмы — должны же служащие что-то есть? Никаких предубеждений против воровства у тюремщиков парень не испытывал.
«Остаётся только проблема с „дождаться ночи“, — подумал Валерка. — Кто бы мог подумать, что обычных часов может так не хватать?»
Впрочем, отсутствие часов, как оказалось, не единственная проблема.
Валерка крадучись вышел из кладовки, и тихонько направился обратно в свою камеру. Сейчас, когда мысли не были сосредоточены только на том, чтобы согреться, стало немного страшно. Очень уж обстановка располагала.
Тёмный пустой коридор. Кое-где по стенам стекают капли воды. Тишина такая, что даже собственное дыхание и сердцебиение можно услышать. Мозг, уставший от отсутствия впечатлений, начинает дорисовывать всякое, чего нет на самом деле. Иногда вдруг слышатся звуки, иногда появляются какие-то неясные тени. Хотя казалось бы — ну откуда здесь, в и без того полной темноте тени?
— Дядя, а что ты здесь делаешь?
Голосок тоненький, но очень реальный. Птицын подскочил от неожиданности и в полёте развернулся. У него за спиной стоял ребёнок — худой, мелкий, с чёрненькими глазками, и маленьким вздёрнутым носиком. Серые волосы торчали во все стороны. Ребёнок был одет в какую-то дерюжку, вроде и чистую, но со следами неумелой починки.
— Я это… гуляю, — ляпнул Валерка. Сердце колотилось где-то возле горла и пока не собиралось возвращаться на положенное место. Слишком неожиданно появился этот ребёнок. — А… это, ты живой?
— Конечно, живая! — возмутился ребёнок. Видимо, девочка. — Когда это с тобой мёртвые разговаривали?
— Кхм, ну, было такое, — слегка смутился Валерка. — Пару раз разговаривали.
Девочка заинтересованно склонила голову к плечу.
— Правда?
— Истинная, — ответил Птицын. — А ты что здесь делаешь? И как тебя зовут?
— Рыська, — представилась девочка. — Гуляю. Наши все наверх ушли, а меня не взяли. Я от них сбежала, и немного заблудилась. А теперь нашлась. Ты — с поверхности, да? Преступник, которого наши старшие должны сторожить. Тоже сбежал, да?
— Ничего я не сбежал, — открестился Валерка. — Я просто так, погулять вышел. Сейчас уже вернусь обратно.
— Это правильно. А то старших накажут, — важно кивнула Рыська. — Но вообще — молодец. Наши хвастались, что у них никогда никто не сбегал. Ты, значит, первый. Круто!
— Я же говорю, не сбежал. Просто холодно тут, и не кормит никто. Вот я и вышел прогуляться. Хотя бы ноги размять.
— Это да, у нас тут тесно, — снова кивнула девчонка. — Даже для нас, а ты — вон какой здоровенный. А меня тоже сегодня не покормили. Вечно они меня покормить забывают! Ну, я сама скрала. Хлебушка хочешь?
— Да не, ты, наверное, сама ешь, — отказался Птицын. Не хотелось объедать ребёнка. — Я, наверное, пойду. А то мало ли, заметят меня щас твои старшие.
— Ага, — кивнула девчонка. Она достала откуда-то кусок хлеба и теперь сосредоточенно его грызла.
Валерка развернулся и деревянной походкой направился обратно в коридор с тюремными камерами, в любую минуту ожидая, что девчонка сейчас побежит всем рассказывать, как нашла сбежавшего преступника. Тем удивительнее было через несколько шагов заметить её рядом — шла себе, откусывая от хлеба крохотные кусочки.
— Я с тобой пройдусь, — пояснил ребёнок, — а то скучно. А как это ты с мёртвыми разговаривал? А они тебе отвечали?
— С одной мёртвой, — пояснил Валерка. — Она навья.
Он коротко пересказал историю знакомства с Эльвирой, потом уточнил:
— А тебя искать не будут? Не испугаются, что ты пропала?
— Неа, — покачала головой Рыська. — Они про меня и не вспоминают обычно. Это потому что у всех свои выводки, а мои все поумирали. Забрались слишком глубоко, и там померли. Ну и всё. У нас и так-то всего бывает мало, на всех не хватает, а тут меня ещё кормить, учить, заботиться. Трудно! Вот они и забывают. И вообще, сейчас большая часть наверху, на промысле. Раньше-то всё больше ночью ходили, но потом царь повелел ночью нашему клану на промысел не ходить, только днём. Вот они теперь днём и ходят, кроме тех, которые преступников охраняют. Возвращаться станут нескоро ещё, когда там, наверху, закат будет.
— А это через сколько примерно? — спросил Птицын.
— Ты что, глупый? — удивилась девочка. — Сейчас солнце только перевалило за полдень! Ещё долго!
— Понятно, — вздохнул Валерка. Рыську стало жалко, но чем ей помочь парень не представлял, особенно, сам сидя за решёткой. С другой стороны, радовало, что он, наконец, определился со временем. Причём оказалось, что сидит за решёткой в темнице сырой парень всего чуть больше шести часов, хотя казалось — гораздо дольше. — А меня вот поймали и посадили. И друзей — тоже. И даже не объясняют, за что.
— Бывает, — согласилась Рыська.
— Это вот здесь тебя заперли? — уточнила девочка, когда они дошли до Валеркиной камеры. — Как у меня комната, хорошая. Только у меня постелька лучше. Я туда шкурок натаскала и всякого мягкого. Там хорошо. Я из той кладовки, которую ты нашёл, ещё чего-нибудь возьму. Совсем хорошо будет. Это, наверное, кто-то из старших себе заначку делает на всякий случай. Может, забыл уже.
Валерка думал с Рыськой прощаться, но девчонка по-хозяйски зашла в камеру, начала ворошить сено.
— Сено плохое, пахнет. Ты сейчас спать будешь?
— Ну вообще да, до вечера собирался поспать, — растерянно ответил Птицын.
— Я тогда с тобой посплю, — заявила девчонка. — А то одной спать грустно. И вообще, мне днём больше спать нравится, а ночью я люблю гулять. Только ночью наверх не пускают, поэтому все теперь ночью спят.
«Странный ребёнок, — думал Птицын, укладываясь на лежанку. — Я, конечно, не сильно в детях разбираюсь, но Рыська — точно странный. Вот так вот спокойно устраиваться спать рядом с незнакомцем, который ещё и преступник… Дивная непосредственность». Он даже пытался от такого удовольствия откреститься — всё-таки если Рыську обнаружат у него в камере, вряд ли это понравится конвоирам. Достанется и Рыське, да и за Валеркой могут начать следить тщательнее, а ему это совершенно не нужно. Но мелкая только рукой махнула. Сказала, что прекрасно услышит, когда «сторожа» появится, и успеет скрыться.
— Я знаешь, как хорошо прятаться умею, ух! Меня же всё время покормить забывают, или наказывают. Приходится самой добывать. Они тут думают, что хорошо умеют сторожить, а на самом деле ничего не умеют, — важно рассказала девчонка. — Всё, спать давай. Ты, наверное, ночью пойдёшь друзей искать, тебе надо сейчас спать, а не болтать. И я тоже спать стану. Только я перекинусь, а то надоело человеком ходить.
Рыська превратилась в совсем небольшую крыску. Лишь чуть больше, чем обычная помоечная. Выскользнула из своей дерюги, деловито устроилась у Валерки за пазухой, свернулась калачиком, и довольно закрыла глаза-бусинки. Птицын удивлённо покачал головой и тоже решил отдохнуть. Заснуть парень даже не надеялся, но неожиданно пригрелся и закемарил.
Разбудила Валерку та же Рыська — потрясла за плечо, и, когда парень вскинулся, приложила палец к губам.
— Там дядька Шорох обход делает, — едва слышно прошептала девчонка. — Так что я пошла. Только он после обхода далеко не уйдёт, будет тут же сторожить всю ночь. Как же ты тогда гулять пойдёшь?
— Я думаю, я смогу сделать так, чтобы он ушёл, — прошептал в ответ Валерка. — Спасибо тебе, Рыська!