Глава 19

Три дня перед отъездом я денно и нощно писал всякие инструкции для всех своих людей.

Главные наставления, естественно в устной форме и те-а-тет, получила моя супруга в интимной обстановке и шепотом на ушко. Меньше всего я наставлял Анну, а вот Матвею не просто написал, так еще и почти четыре часа мучил его в устной форме, устроив ему допрос с пристрастием.

Содержимое бутылочек тетки Анфисы прошло апробацию с блестящим сто процентным результатом. Матвею удалось даже вытащить такой статус обосратус, что чуть ли со всего Петербурга приезжали доктора смотреть на это чудо.

В Арзиновку с просьбой-поручением готовить как можно больше этого эликсира полетел мой самый доверенный камердинер Петр. Из-за его поездки я даже отложил свой отъезд.

Долго задерживаться в Европах я не собирался, месяц с дорогой в Лондоне и еще столько же в Италию.

Накануне отъезда у нас с Соней произошла первая серьезная размолвка, когда пришло очередное письмо от графа Ростова. Он в свое время сдержал свое слово и прислал мне письмо из Варшавы. К сожалению ничего про публику, преследующую нас почти до Пскова, он не узнал и честно написал об этом.

Из действующей армии граф дважды присылал короткие записки, что у него все отлично, воюет, геройствует и уже даже отмечен Государем.

Но здесь он прислал подробное и очень содержательное послание.

Совместно пролитая кровь иногда меняет многое в отношениях людей. В отряде графа Ростова был эскадрон польских уланов. И вот однажды во время небольшой стычки с турками, взвод под командованием нашего графа отбил у турок взятого в плен раненого польского уланского офицера.

До этого они несколько раз встречались и просто знали о существовании друг друга. С турками наши справились не без труда. Если бы не пленные, то граф спокойно дал бы им уйти. Но оставлять в руках врага своих он не стал и приказал атаковать.

Лошади у турок были так себе, поэтому погоня была короткой, а вот численное превосходство было на их стороне. Схватка была короткой, но жестокой. Граф потерял троих, оставшиеся почти все получили ранения, но бусурман порубили всех.

Пленных было двое, офицер и простой улан. Оба были ранены, но живые. Офицера с схватке с двумя турками граф отбил лично, получив очередное ранение.

В лазарете с раненым поляком лежали рядом. Когда Войцех немного поправился он рассказал, что был среди тех преследователей. Цели преследования он не знал, командиром был другой. Но перед самым отправлением на фронт, этот человек опять нашел его и сказал, что ни графа, ни меня ни в коем случае не трогать если вдруг он с нами встретится.

Про этого человека Войцех ничего толком не знал, только то, что он офицер школы подхорунжих. Ни в каких тайных обществах Войцех участвовать больше не желает, в это дело его втравил товарищ, который уже погиб, как и все те, кто был тогда среди преследователей. Чтобы не сталкиваться больше с заговорщиками, он решил остаться на фронте добровольцем и перевестись на Кавказ.

Вот такое письмо я получил от графа Ростова. Ни каких тревожных ассоциаций оно у меня не вызвало, а вот Соня на него отреагировала неадекватно, по-моему конечно мнению.

С собой я собрался взять Ивана Васильевича, своих камердинеров и дополнительно месье Ланжерона. Вон это и оказалось поводом к ссоре.

Моя супруга в ультимативной форме потребовала взять с собой еще человек пять. Это на мой взгляд было перебором, мы немного поперетыкивались, а потом она нанесла удар ниже пояса и привлекла на свою сторону Ивана Васильевича и Анну Андреевну.

Мне пришлось согласиться и в итоге остановились еще на четырех. Я дулся на жену до самой ночи, но в постели сломался и перестал обижаться. Правда я взял с жены честное пионерское никогда так больше не поступать.

Честным пионерским у нас называлось самое-самое серьезное обещание, которое мы давали друг другу. Почему пионерское я объяснять не стал, да Соня и не спрашивала, а поверила мне на слово, что это самое серьёзное обещание.

В Лондоне я был десятого декабря. Никакого вмешательства в лондонские дела не требовалось, все было просто замечательно. Гениальная идея в жизнь была воплощена еще более гениально и детище Сергея Петровича исправно приносило свой доход, став одной из достопримечательностью Лондона.

Это я понял, когда нанес визит Ротшильдам. Сам Натан естественно в нашем клубе не был, но собрал о нем много информации и похвалил меня за блестящую идеи и такое же её воплощение.

А вот его сын в нашем клубе бывал неоднократно, он по случайности был в Лондоне и мы с ним пообщались, в том числе и в клубе. Лайонел сказал, что любит бывать у нас, очень ценит зал для «избранного народа», но часто бывает и в других залах, ему нравится даже общий. А места для каких-нибудь щекотливых встреч или конфиденциальных переговоров в Лондоне лучше и безопаснее не найти.

Я конечно не стал ему рассказывать всей нашей кухни, но наши товарищи знали его как облупленного и прикладывали иногда даже героические усилия для обеспечения его безопасности и анонимности.

Пообщавшись с тетушкой, ей я привез специально написанный портрет Сони и нашего мальчика, конечно с Джоном Смитом-третьим и Брюнелями. Сделав два десятка визитов, я вполне мог бы и уезжать в Италию, вернее уплывать. Но надо было дождаться приезда месье Анри Ланжерона.

Месье Анри поехал с двумя моими людьми, своими учениками, в Париж. Ему надо было встретится со своими братьями, пообщаться после нескольких лет разлуки, рассказать про своё житье-бытье и узнать про то, как они живут без него. А после этого приехать ко мне в Лондон.

Ожидая его, я распорядился всех наших курсантов у Джона Смита отправить домой. Договорился с ним самим, что в течении пяти лет к нему на учебу ежегодно будет приезжать по десять человек. Федор в течении месяца должен всех отправить в Россию, кроме начинающего химика, которого решили оставить еще на год. Мне кстати не удалось с ним даже встретиться, он на целый месяц уехал по своим учебным делам в Шотландию. Наша тетушка за годы проведенные в Англии совершенно утратила способность и желание показывать дворянской спесью перед простолюдинами, вот показать себя перед тем же герцогом Велингтоном, это круто, а вот надувать щеки даже перед какой-нибудь крепостной девкой, она уже давно считала ниже своего достоинства.

В нашем химике тетушка просто души не чаяла. Услышав от Федора рассказ об этом юноше, она потребовала его пред свои очи и потом заявила что такому умному и способному молодому человеку надо создать все условия для учебы и распорядилась поселить его в своем особняке.

Не составило труда договориться о командировках русских инженеров для стажировок, в первую очередь на железных дорогах и строительстве пароходов. Всего я решил посылать ежегодно по десять человек на годичные стажировки, у Брюнелей еще дополнительно по два человека на другие сроки. Это я специально договорился для братьев Петровых, они первыми приедут летом на три месяца.

Больше всего времени я провел с адмиралом. Он дважды был в Генуе и не сомневался что заказ будет выполнен в срок и согласно договору. Крестному, который уже уплыл в Италию, адмирал помог быстро найти нужных людей. За каждого из них он ручался, чуть ли не своей головой.

Сам адмирал был готов отплыть в Геную в любую секунду, если бы не мой визит он бы давно был там.

Месье Анри приехал через две недели, на католическое и протестантское Рождество. О своей встречи с родственниками и друзьями он рассказывал буквально захлебываясь и в превосходных тонах. Я очень за него порадовался и набравшись терпения ждал рассказа, интересующего меня, целых полчаса.

О наших делах месье Анри начал рассказывать после того, как передал мне привет от Шарля. Братья Ланжерон были очень рады видеть месье Анри, но расстроились, что не приехали мы с Иваном Васильевичем, хотя по их мнению это было совершенно правильно.

Какими-то неведомыми путями поляки, осевшие в Париже, узнали о судьбе своих соплеменников и предьявили претензии Ланжеронам. Выяснение отношений длилось несколько дней, но обошлось без крови. В итоге поляки признали нашу правоту и согласились что все было честно. Источник своей информации они не выдали. Но сказали, что предательства с нашей стороны не было. За убитых товарищей они получили компенсацию, какую Шарль не сказал.

Самым главным было то, что они поклялись не мстить ни мне, ни Ланжеронам. Уже расставаясь, главный переговорщик, старый поляк, представившийся полковником Виткевичем, конфиденциально сказал, что ему очень жалко погибших поляков, но он рад, что такой страшный человек как граф Белинский убит. С его слов это было чуть ли не абсолютное зло и более страшного человека он в своей жизни не встречал.

После рассказа месье Анри я сразу вспомнил, что сказал о графе Белинском генерал Бенкендорф и у меня появилось жуткое желание узнать, кем же он был на самом деле.

Больше откладывать поездку в Геную поводов не было и мы на следующий день отправились в Италию. Конечно могло случиться чудо и вдруг пришли бы известия из Техаса, но вероятность этого была по-моему минус сто процентов. Весточки от Стивена Остина я ждал не раньше весны, а скорее всего ближе к лету.

Морской переход в Италию занял целых десять дней. Я рассчитывал быть там еще в 1828-ом году, но пришвартовались в порту мы только вечером четвертого января. Конечно в России еще конец декабря, но сейчас мы находимся в Европе и здесь уже 1829-ый год.

Проболтавшись несколько дней в открытом море я понял все прелести парусного флота и то, что только глупый человек может назначать какие-то сроки прибытия куда-нибудь в век паруса.

В Генуе меня уже ждали. Строительство нашего парохода шло с опережением графика, его уже спустили на воду и продолжали достройку, сейчас шел один из важнейших этапов: монтаж паровых машин.

Я не большой специалист в судостроении, но у меня мелькнуло подозрение, что некоторые работы можно было выполнять и на стапелях. Крестный, когда я это сказал, добродушно рассмеялся.

— Это, Алексей Андреевич, маленькая хитрость наших господ корабелов. Им жизненно важно получить ваш следующий заказ. Освободившийся стапель через пару дней будет готов к началу нового строительства.

Первым делом я попросил показать мне проект нового судна, предназначенного для плавания в северных широтах. Синьор Антонио был уверен, что это я попрошу в первую очередь и в конторе все было готово для демонстрации.

Его дед за последние погода сильно сдал и месяц назад его увезли в какую-то деревню километрах в двадцати от Генуи, где у семьи Марино была родовая усадьба. Несколько поколений Марино заканчивали там свои дни и старик Паоло не желал нарушать эту печальную семейную традицию.

Антонио был необычайно грустным, но очень собранным. Специально для меня был сделаны два макета нового парохода, один из них состоял из двух частей и хорошо демонстрировал внутренности парохода. Это была замечательная идея, ничего не надо объяснять на пальцах, достаточно раздвинуть половинки макета и пожалуйста, смотрите, ваша светлость.

Проект значительно отличался от первоначального варианта. Металлом обшили не только его подводную часть, но и треть надводной. В некоторых местах корпус был усилен и его основой стал металлический армированный каркас, все каюты были утеплены и предусматривалось увеличение численности экипажа. Все эти изменения Антонио внес после бесед с моим крестным.

Закончив демонстрацию синьор Марино отложил указку которую он использовал во время демонстрации, внимательно осмотрел свои чертежи, которыми была завешена одна из стен его кабинета и зачем-то потрогал макеты своего творения.

Это, ваша светлость, второй вариант заказанного вами парохода для плавания в северных широтах. Я его сделал после бесед с синьором капитаном, — Антонио сделал легкий поклон в сторону крестного. — У меня были большие сомнения в их целесообразности только по одной причине, всё это очень повышает стоимость работ. Но синьор капитан сказал, что этот вопрос будет стоять на последнем месте.

Крестный знал, что говорить синьорам корабелам. Мы постарались с ним обговорить всё возможно возникшие вопросы и финансовый в том числе. Поэтому я выслушал синьора Марино и спокойно взял протянутую им предполагаемую смету. Быстро пробежав глазами по цифрам, я остановился на итоговой, шестьдесят фунтов стерлингов и год работы.

Я рассчитывал на большую сумму, крестный подробно мне все докладывал в своих письмах. А в Лондоне был его подробнейший отчет об уже проделанной работе. И сроке работы я ожидал немного другие.

— Синьор Антонио, распорядитесь принести шампанское.

Положительную оценку проекта капитаном Берсеньевым я знал, адмирал чуть ли не бегом первым сошел на берег и на рысях умчался на верфь, опередив меня чуть ли не на час. Он успел подробно разобраться в новом проекте и по сияющей физиономии и одобрительным улыбкам по время демонстрации была без слов была понятна его оценка.

— Реальные затраты конечно будут немного выше, да и в сроки вы вряд ли уложитесь, но это меня устраивает. Когда вы можете начать работы?

— Через неделю на этом стапеле и через две на другом. Я решил восстановить и второй стапель.

Несколько лет назад на верфи можно было строить два больших корабля, но эти времена прошли и второй стапель стоял в запустении и потихоньку ветшал.

— Мудрое решение, но спешить не надо. Давайте поступим так. До какого-то этапа оба парохода идентичны. Поэтому закладывайте второй пароход по любому. Каким он будет решим немного позднее, когда закончим с первым. А со вторым стапелем не спешите, еще раз все проверьте и основательнейшим образом отремонтируйте.

Шампанское синьор Антонио специально привез по заказу Сергея Федоровича. В его бытность на Аляске он несколько раз учавствовал в совещаниях когда решали строить новое судно на тамошних верфях. И когда было шампанское всё шло как по маслу и кораблики получались удачными с очень счастливой и удачной мореходной судьбой.

От такой предложенной новой традиции естественно никто не отказался и все в удовольствием выпили по большому бокалу шампанского.

— Господа, у меня общий вопрос, как мы назовем наш пароход? — этот вопрос почему-то к моему удивлению не обсуждался. У меня например не было никаких предложений.

Первым к моему удивлению высказался Иван Васильевич, хотя я был уверен что первенство будет у создателя парохода.

— Геркулес, я думаю самое подходящее название.

— А что, на мой взгляд подходяще, — адмирал первым поддержал предложение и как советский школьник поднял руку, возможно в английских школах такие же порядки.

Других предложений не поступило и наш новорожденный пароход получил гордое имя «Геркулес».

На всех его палубах кипела работа. Естественно в процессе строительства появились изменения конструкции, самыми значительными были усовершенствования внесенные в машинном отделении.

По совету английских инженеров привлеченных адмиралом в машинном не было ни одной деревянной детали — один металл и стены снаружи были отделаны специально обработанным деревом. Это для меня было большое откровение, всякие огнезащитные вещества и пропитки в моем представлении должны появиться немного попозже когда вперед шагнет химия.

Другим существенным изменением было появление элементов несущего металлического каркаса, а на следующих кораблях этой серии и в северном варианте предусматривался полноценный каркас из металлической арматуры.

Длина нашего «Геркулеса» была шестьдесят восемь метров, ширина без гребных колес десять с половиной метров, с колесами четырнадцать, общее водоизмещение тысяча семьсот тонн, тут синьор Марино прыгнул выше головы, изначально эта цифра была полторы тысячи.

Я не очень пока разбираюсь во всякой морской терминологии, но есть еще один показатель, его я назвал для себя грузоподъемностью или даже правильнее тоннажем. Это вместимость судна, вычисляемая на основе данных обмера внутренних помещений судна, трюмов, палубных надстроек, используемых для перевозки груза и пассажиров.

Адмирал объяснил мне, что в Англии появилось предложение ввести обозначение для ста кубических фунтов термин регистровая тонна и в них измерять эту самую вместимость. Но это только предложение, которое еще мало кто поддерживает.

Я помнил, примерно правда, характеристики первого парохода Брюнеля. А вот регистровый тоннаж помнил совершенно точно 1340-ок брутто-регистровых тонн. Надо полагать это и этот самый тоннаж.

Так вот этот самый тоннаж в будущих регистрационных тоннах будет составлять чуть больше тысячи.

Экипаж «Геркулеса» должен будет составить от сорока до пятидесяти человек и десяток обслуживающего персонала. Пассажиров наш пароход должен будет брать на борт человек сто пятьдесят. А ответ на самый главный вопрос даст первый испытательный переход через Атлантику.

Загрузка...