На следующее утро, наблюдая за приближением Велисария по тренировочному полю, Ситтас решил, что его друг провел слишком много времени под сирийским солнцем. Очевидно, его мозги испеклись.
Вызов на поединок был натуральным идиотизмом. На своих двоих, сражаясь мечом, как подозревал Ситтас, его друг еще смог бы порезать его на куски. Но на лошадях, в доспехах, копьями — м-да! У него нет ни одного шанса.
Ситтас не тыкал пальцем в небо. Факты есть факты. У Ситтаса не было ловкости и быстрой реакции Велисария, но они мало значат при сражении копьями. При поединке копьеносцев, одетых в броню, да еще сидящих на лошадях, тоже частично прикрытых броней, играют роль только мощь и сила.
Ситтас самодовольно похлопал себя по огромному пузу. В прошлом он несколько раз дрался с Велисарием, и все схватки заканчивались одинаково: Велисарий оказывался на земле, погруженный в размышления о бессмысленности сражения с лучшим копьеносцем Византии.
И вот! Идиот даже копье держит неправильно! Велисарий держал его под мышкой, вместо того чтобы поднять справа над головой. Смех и грех! Как он думает отправлять копье в цель? Ведь даже любой новичок знает: для того чтобы воткнуть копье в мишень, да еще сидя на лошади, нужно вложить в удар всю силу. Начинают работать мышцы спины, потом плечо и — удар!
С краю тренировочного поля, наверху каменной стены Ситтас заметил небольшую группу мальчишек, наблюдавших за схваткой. Судя по их возбужденным голосам, было очевидно: даже босоногие пацанята с презрением относятся к невероятным методам Велисария.
Увидев, что Велисарий тронулся с места, Ситтас пустил галопом своего коня. По мере приближения Ситтас увидел, что странный способ держания копья имеет одно преимущество в плане точности: тупой конец используемого в тренировочных боях копья направлен аккурат в пузо Ситтаса.
Он с трудом сдержал смех. Да черт с ней, с точностью! В таком ударе нет силы. Ситтас с легкостью отклонит копье щитом.
И вот момент настал. Ситтас понял, что Велисарий ударит первым, прикрылся щитом и поднял собственное копье высоко над головой.
Немного времени спустя, в полубессознательном состоянии Ситтас чувствовал себя так, как будто врезался в стену. Как еще объяснить его положение? Лежит на земле, и такое ощущение, что все тело превратилось в один большой синяк.
Он поднял голову и затуманенным взором огляделся вокруг. Велисарий смотрел на него сверху вниз, сидя в седле.
— Ты жив?
— Что случилось? — рявкнул Ситтас.
— Я свалил тебя на землю — вот что случилось.
— Чушь! Я врезался в какую-то стену.
Велисарий расхохотался. Ситтас взревел от ярости и вскочил на ноги, но пошатнулся.
— Где мой конь?
— За твоей спиной, как любое хорошее, правильно выдрессированное животное.
И правда Ситтас увидел, что его копье лежит на земле рядом. Он схватил его и отправился к коню. Грек был в такой ярости, что попытался без чьей-либо помощи забраться в седло. Конечно, у него ничего не получилось. Через несколько секунд бессмысленных трат времени Ситтас прекратил попытки и повел коня к специальной платформе на краю поля, с которой обычно и садились на лошадей.
Однако один из мальчишек спрыгнул со стены, схватил специальную табуретку и принес к месту, где стоял Ситтас. Забираясь в седло, Ситтас поблагодарил мальчика, но настроение у него нисколько не улучшилось.
— Вам просто немного не повезло, господин, — попытался утешить его мальчишка. А затем с абсолютной уверенностью, свойственной восьмилетним пацанам, добавил. — Ваш противник совершенно ничего не знает о том, как пользоваться копьем!
— Ты абсолютно прав! — рявкнул Ситтас. Потом посмотрел на Велисария и заорал — Повторим! Тебе просто повезло!
На этот раз по мере приближения к противнику Ситтас полностью сконцентрировался на защите и крепко держал щит. Он решил, что в первый раз проиграл из-за излишней самоуверенности. Слишком долго планировал собственный удар, поэтому и не отклонил удар Велисария как следовало.
Но теперь-то он все сделает правильно О, да! Щит он держит, как надо, прикрывая грудь. Ха-ха! Удача сейчас отвернется от Фракии!
Какое-то время спустя, после того как подобие сознания вернулось, Ситтас решил, что врезался в собор. Как еще объяснить его положение? На земле, на спине, чувствует себя трупом.
Мутным взглядом он посмотрел на склонившегося над ним Велисария.
— Что случилось? — прохрипел Ситтас.
Велисарий хитро улыбнулся.
— Ты столкнулся со стременами. Правильнее будет сказать: тебя победили стремена.
— Не понял? — спросил оглушенный Ситтас, все еще думающий о столкновении с собором. — И какой идиот принес эти стремена на тренировочное поле?
Позднее, когда они уже ехали назад в дом Ситтаса по оживленной торговой улице, грек не переставал бранить Велисария.
— Ты обманул меня! Ты сжульничал, вонючий ублюдок! — орал он в сотый раз. И в сотый раз смотрел на стремена и не мог отвести взгляд. Ни один лесной кабан никогда не смотрел на что-то так яростно и такими красными глазами.
— Великолепная штука, не правда ли? — светился от радости Велисарий. Он встал в седле, поворачиваясь туда и сюда и весело подмигивая различным торговцам, наблюдавшим за ними из своих мелких лавочек. — Также улучшает обзор. Ты только подумай, Ситтас! Можно оглядеться вокруг и не беспокоиться о сохранении равновесия. Даже можно достать лук и стрелять в тех, кто находится позади, когда отступаешь.
— Ты мухлевал, собачье отродье!
— И ты, конечно, понял, как увеличивается эффективность поединка — если сражаешься копьем. Больше никаких падений. А то раньше, нанес удар — и валишься с лошади, потеряв равновесие. Теперь нет. Со стременами ты можешь правильно использовать копье, вложив в удар всю свою силу и не боясь свалиться. Раньше-то обычно всю силу в удар не вкладывали…
— Ты мухлевал, ты…
— Знаешь, ты в любой момент можешь заказать себе парочку стремян.
Ситтас снова гневно посмотрел вниз, на стремена.
— Думаю, так и сделаю, — пробормотал он. И снова гневно посмотрел на Велисария. — И тогда мы снова сразимся на дуэли!
Велисарий улыбнулся.
— О, не вижу в этом смысла. Мы же стареем, Ситтас. Мы теперь серьезные полководцы и отвечаем за других людей. Пора перестать вести себя, как глупые мальчишки.
— Ты обманщик!
Когда они заехали во двор особняка Ситтаса, там стояли Антонина с Ирина. Обе ждали своих мужчин и выглядели обеспокоенными.
— Он сжульничал! — заорал Ситтас.
— Он никогда не отличался многословностью, — спешиваясь, весело заметил Велисарий.
Ситтас снова взревел, но его успокоила Ирина:
— Да помолчи ты! Мы давно ждем вас, двух идиотов. А тебя, Велисарий, ждет Феодора, и ты уже опоздал!
Антонина гневно покачала головой.
— Только взгляни на них! Отказываются признать, что стареют. Теперь вы — взрослые люди, полководцы, а не клоуны! Пора прекращать уподобляться мальчишкам!
Ситтас сжал огромные челюсти.
— Ты уже договорилась об аудиенции у Феодоры? — удивленно спросил Велисарий.
Ирина улыбнулась.
— Хотелось бы мне приписать это своим качествам интриганки, но тут ключевую роль сыграла Антонина. Я слышала, что Феодора считает Антонину своей лучшей подругой, но на самом деле не верила в это до сегодняшнего дня.
Улыбка исчезла, Ирина нахмурилась.
— Мы должны отправляться немедленно, но…
— Он не может ехать в доспехах! — запротестовала Антонина.
— Я переоденусь за минуту, — сказал Велисарий и вошел в дом.
— Можешь завернуться в ковер! — прокричал Ситтас ему вдогонку.
— Пожалуйста! Забирай эту гадость. Хоть все ковры в доме, — Ирина сладко улыбнулась Ситтасу. — А с тобой что случилось?
— Да, Ситтас, нам любопытно, — добавила Антонина, улыбаясь также сладко. — Ты врезался в стену?
— Скорее, похоже, что он врезался в целый собор, — задумчиво произнесла Ирина. — Видишь вот этот огромный синяк? И… о…
— Говорю вам, он жульничал!
— Прекрати волноваться, Антонина. Конечно, я поддержу его в этом вашем хитром плане.
Императрица посмотрела в окно залы для приема посетителей. Из него открывался великолепный вид, и еще более великолепным его делало отличное стекло, самое лучшее из существовавших в природе. Императрица могла его себе позволить. Стекло в ее окнах не давало никаких искажений и было без каких-либо вкраплений, которые обычно встречаются в стеклах.
Феодора никогда не уставала от вида из гинекея 25 Большого Дворца. Дело было не только в том, что открывалось взору, — хотя вид огромного города и великолепен. И вид, и стекло постоянно напоминали о ее собственной власти. В женской части дворца правила императрица. Эта византийская традиция возникла задолго до того, как Феодора оказалась на троне, но Феодора вложила в нее всю силу своей личности.
Здесь никто не смел возразить Феодоре. Она была единственной госпожой и начальницей не только над слугами, но и над многими службами и производствами, также располагавшимися на женской половине. Именно в гинекее ткали шелка, на которые у императорского дома имелась монополия. И эти шелка были одним из главных источников императорского богатства.
Без разрешения Феодоры даже император не мог войти в гинекей. И Феодора никогда не давала ему такого разрешения. Ей было что скрывать. Конечно, не любовников. Феодора знала: если бы она завела любовника, это рано или поздно дошло бы до Юстиниана. Но в любом случае у нее даже не появлялось искушения. Феодору не интересовали другие мужчины, кроме Юстиниана.
Нет, прятала она не любовников, а совсем других людей. В основном религиозных лидеров. Еретики-монофизиты искали, где укрыться от вновь начавшихся преследований. Они могли найти убежище в дальних тайных комнатах гинекея.
Феодора нахмурилась. Сам по себе Юстиниан был терпимым к другим религиям и течениям и знал, что его собственная императрица благосклонно относится к монофизитам, но Юстиниан все равно пытался наладить более тесные контакты с Папой в Риме. Юстиниан надеялся повторно покорить Западную Европу. Для получения одобрения Папы требовалось заплатить определенную цену — уничтожить ересь.
Исходя из государственных соображений, причем даже более чем личных предпочтений, Феодора считала эту цену слишком высокой — если учитывать перспективные приобретения. Реальная сила империи лежала на Востоке, в странах, где очень много монофизитов, — Сирии, Палестине, и особенно в Египте. Зачем ослаблять власть империи над этими великими провинциями, чтобы получить одобрение далекого Папы, сидящего в Италии и окруженного полуварварами готами? Которые, кстати, сами еретики. Нет, это…
Она покачала головой, отгоняя мысли. Позже. Сейчас следует заняться другим.
Феодора отвернулась от окна и улыбнулась Антонине. Затем улыбнулась Велисарию. Первая улыбка была от сердца. Вторая… нет. По крайней мере, не совсем.
Императрица быстро оценила свои чувства холодным и лишенным эмоций сознанием, что являлось одной из ее сильных сторон. На самом деле ей нравился Велисарий. Просто она не могла доверять ни одному мужчине. Она считала эго невозможным. Феодора не доверяла даже Юстиниану. Несмотря на то что искренне любила его. Но… что касается мужчин, Велисарий не был таким уж плохим. Он хорошо относится к Антонине. И, одобрительно подумала Феодора, полководец у нее под каблуком. Независимо от того, можно ли доверять Велисарию, она доверяла Антонине.
Императрица снова села на трон, стоявший в углу. Трон смотрелся странно в небольшой комнатке для приема личных посетителей. Да, конечно, на комнату не пожалели средств. Полы покрывали богатые армянские ковры, стены — экзотическая мозаика и гобелены. Но все-таки это была слишком маленькая комната, чтобы трон смотрелся должным образом.
Тем не менее даже здесь, в своих собственных покоях, Феодора настаивала на троне. Относительно скромном троне, конечно, ничего подобного тому грандиозному ужасу, который стоял в главном зале дворца. Но все равно это был трон.
Она понимала: это одна из ее слабостей. Трон не так удобен для сидения, как кресло, но… Феодора вспоминала годы бедности и безвестности. Годы, когда она подчинялась мужчинам, а не наоборот. И теперь везде, где ей требовалось разместить свою весьма аппетитную императорскую попку, она настаивала на троне.
— Я просто не люблю, когда мой ум недооценивают, — сказала она недовольно.
Императрица распрямила плечи. Она была высокой женщиной, а тут еще сидела высоко на троне, поэтому просто нависала над теми, кого принимала. Именно такой эффект она и планировала.
— Совершенно очевидно, что у тебя достаточно оснований удрать из-под завистливого ока Юстиниана, Велисарий.
Увидев легкое удивление на лице полководца, Феодора рассмеялась.
— Ты поражен, что я понимаю некоторые… своеобразные черты своего мужа?
Велисарий внимательно посмотрел на императрицу. Красивая женщина, с хорошей фигурой, скорее худая. По происхождению Феодора была египтянкой, как и Антонина, и отличалась смуглым цветом лица. Но если на смуглом лице Антонины удивляли зеленые глаза, глаза императрицы были темно-карими, почти черными. Лицо обрамляли черные волосы, правда, большую их часть скрывали украшения из драгоценных камней.
Полководец решил, что при сложившихся обстоятельствах лучше всего говорить честно. Он плохо знал Феодору, но не мог не заметить расчетливого ума, отражающегося в ее темных глазах.
— Я не удивлен, что ты понимаешь… черты характера императора. Я просто поражен, что ты так хорошо его знаешь и… — он сделал паузу, решив: возможно, он зашел слишком далеко.
Фразу за него закончила Феодора:
— И все равно люблю его?
Велисарий кивнул:
— Да.
Он сделал глубокий вдох. Черт с ним. Как полководец знал по опыту, неразумно менять стратегию в середине битвы.
— И сильно привязана к нему. Даже такой человек, как я, обычно находящийся далеко от императорского двора, это заметил.
Императрица рассмеялась.
— Предлагаю тебе даже не пытаться это понять. Я сама не понимаю, по крайней мере, полностью, хотя и подозреваю, что лучше тебя способна понимать такие вещи. Но факт есть факт. Я люблю Юстиниана и привязана к нему. Не сомневайся в этом. — Она посмотрела на Велисария холодным, властным, императорским взглядом. Но только на мгновение. Велисария, как она поняла, не запугаешь. Да и нет оснований.
Феодора снова улыбнулась.
— Один из фактов, которые есть и к сожалению остаются, — это склонность моего мужа ревновать к чужой славе. Императорская ревность, если быть точными, а это худший вариант из возможных.
Она вздохнула.
— Было бы гораздо лучше, если бы он переживал из-за моей неверности, как большинство мужчин. Тут оснований для ревности нет, и я бы провела немало приятных часов, убеждая его в его мужской состоятельности. Но это не для Юстиниана. Боюсь, его расстраивают только императорские дела. А больше всего — возможность быть свергнутым соперником. В особенности успешным полководцем. На самом деле угроза достаточно реальна. Мне только хочется, чтобы это перестало быть навязчивой идеей Юстиниана.
Феодора задумалась.
— В настоящий момент двумя самыми успешными и уважаемыми полководцами в империи являетесь вы с Ситтасом. — Она слегка усмехнулась. — Но Ситтас не беспокоит даже Юстиниана. Если дело идет не о войне, Ситтас — самый ленивый человек в мире. Более того, он терпеть не может выполнять обязанности полководца в Константинополе, участвуя в парадах и выходя на тренировочное поле, — и все это знают. Он уже несколько месяцев надоедает Юстиниану, умоляя отправить его куда-нибудь, где идут активные действия, позволить командовать настоящей с его точки зрения армией. Амбициозного же полководца выгнать из столицы невозможно, метлой не выметешь.
Она холодно улыбнулась Велисарию.
— Остаешься ты. Ты один. На тебе фокусируется беспокойство Юстиниана.
Велисарий хотел что-то сказать, но Феодора оборвала его:
— Уволь меня, Велисарий. Ты можешь приводить сколько угодно разумные аргументы, но в них нет смысла. Мне они не требуются, а Юстиниан им не поверит.
Она махнула рукой.
— Нет, вы как раз предложили правильный курс. — Феодора снова усмехнулась. — Даже в моих самых смелых мечтах я не могла бы отправить тебя в Аксумское царство и в Индию! Боже, Юстиниан будет прыгать от радости!
Императрица молчала какое-то время, погрузившись в раздумья.
— И в любом случае это неплохая идея, даже если отбросить ревность Юстиниана.
Она встала и медленно прошлась к окну. Велисария поразила царственная грациозность ее движений, несмотря на тяжесть парадных одежд, надетых на Феодоре. (Которые, как ему сказала Антонина, Феодора носит постоянно.) Она смотрелась настоящей императрицей до мозга костей.
На мгновение Велисарий словно увидел внутренних демонов женщины: неистовство, упорство, амбиции, которые вознесли ее и ее мужа на трон с самого низа. Ведь Юстиниан — полуграмотный крестьянин из Фракии, который, конечно, уже давно стал образованным человеком, не менее грамотным, чем кто-либо в империи. А Феодора — проститутка из Александрии.
И ведь Феодора не была утонченной куртизанкой, как Антонина, весело выбиравшая себе нескольких покровителей, чьей интеллектуальной компанией она потом наслаждалась. Велисарий знал историю Феодоры от Антонины. Нынешнюю императрицу продал в проститутки ее собственный отец, когда ей исполнилось двенадцать лет. Сутенер в свою очередь продавал ее разным проходимцам, болтавшимся рядом с ипподромом.
Велисарий наблюдал за спокойным, красивым лицом, смотрящим в окно. Гордая осанка, некоторая отчужденность и холодность. Велисарий думал, что понимает Феодору. Понимает и ее саму, и ее непоколебимую преданность Юстиниану.
«Я дал клятву Юстиниану, и я всегда буду ему верен. Но я хотел бы дать клятву ей. Из нее получился бы гораздо лучший император».
— Я не верю этому Венандакатре, — тихо сказала Феодора. — Даже до того, как Антонина рассказала мне о подозрениях Ирины, у меня появились свои собственные. — Она посмотрела на Велисария. — Ты с ним встречался лично?
Полководец покачал головой.
— Я представлю тебя завтра. Юстиниан устраивает для Венандакатры прием.
Она снова посмотрела в окно.
— Торговый представитель! — хмыкнула Феодора. — В нем столько надменности, что ее хватило бы и для первого человека во Вселенной. Мерзкое существо! И, подозреваю, самый подлый человек из всех, кто когда-либо жил на земле.
Велисарий сдержал удивление. Антонина, как он знал, просто передала известную им о Венандакатре информацию, которая вполне могла быть доставлена шпионами Ирины. О видении полководца не упоминалось.
Венандакатра Подлый. Очевидно, эту кличку придумал не Рагунат Рао.
Феодора покачала головой.
— Нет, мне этот Венандакатра не нравится. Малва затеяли какую-то тайную и темную игру. А мы о них почти ничего не знаем. Да, лучше, если мы узнаем о них побольше и как можно быстрее.
Она повернулась назад к посетителям.
— Но есть кое-что более важное. У тебя будет достаточно времени, чтобы получше узнать этого Венандакатру. Гораздо больше, уверяю тебя, чем тебе захочется. Однако пока тебе следует незамедлительно познакомиться кое с кем еще. На прием также приглашены послы Аксумского царства. Теперь, поразмыслив, я решила: прием для Венандакатры — одновременно и прощальный прием для послов. На следующий день они возвращаются к себе домой.
Феодора снова села на трон.
— Думаю, предложенный тобой визит в Аксумское царство даже более важен, чем путешествие в Индию. С одной стороны, я не уверена, сколько полезной информации тебе удастся раздобыть в Индии. Каким бы негодяем ни был Венандакатра, он не дурак, и у него насчет тебя обязательно зародятся подозрения.
— А он согласится? В смысле разрешит Велисарию сопровождать его по пути в Индию? — спросила Антонина.
Феодора отмахнулась. Об этом, по ее мнению, беспокоиться не следовало.
— А он разве может отказаться? Ведь он, по легенде, — просто торговый представитель. Как он может отказать в просьбе императору взять с собой домой торгового представителя Рима? — Она покачала головой. — Нет, он согласится, хотя и будет недоволен. Что меня больше беспокоит в настоящий момент, так это согласятся ли аксумиты на эту часть твоего предложения.
— Я считал, что они в хороших отношениях с Римом, — заметил Велисарий.
Императрица поджала губы.
— Да, они были в хороших отношениях с Римом. Сохранились ли эти хорошие отношения после того позорного приема, который им тут оказали, сказать не могу.
— Их оскорбили? — поразилась Антонина.
— Не напрямую. Но безразличие к ним Юстиниана вскоре заметили приближенные, которые… — она презрительно фыркнула. — Первая заповедь приближенного: если император обгадился, ты должен наложить гору дерьма.
Велисарий рассмеялся. Феодора покачала головой.
— На самом деле это не смешно. Юстиниан так занят… ну, неважно. Давайте скажем: он просто забыл первое правило императора — не надо переступать через старых друзей, чтобы обзавестись новыми.
— А какое у тебя сложилось впечатление об аксумитах? — спросила Антонина.
Феодора нахмурилась.
— Советник, Гармат, кажется мне умным человеком. Не думаю, что с ним возникнут проблемы. Меня гораздо больше беспокоит принц.
Она медленно произнесла имя принца, наслаждаясь звучанием слов:
— Эон Бизи Дакуэн. Вы знаете, что означает это имя?
Велисарий с Антониной покачали головами.
— Аксумиты — воины. Мы об этом здесь постоянно забываем, поскольку встречаем их только как торговцев и мореплавателей. Но они военные люди, и у страны есть военная история, которой можно гордиться. Традиционное отношение к военным внушается их правящему классу с детства. И военная выправка сразу видна. Да и такой перечень различных местностей может быть только в имени правителя военного народа.
Она закрыла глаза, вспоминая.
— Официально царя аксумитов зовут Калеб Элла Атсбеха, сын Тазены, Визи Лазен, царь Аксумского царства, Химряра, Дху Райдана, Сабы, Салхема, Горной Страны и Яманата, Прибрежной Равнины, Хадрамавта и всех арабов, беджи, нобы, казу и сиямо, слуга Христа.
— Ничего себе, — заметила Антонина.
Феодора открыла глаза и улыбнулась.
— Вот именно. И не следует от этого отмахиваться как просто от монаршего размаха. Все точно, кроме «Элла Атсбеха». Полностью соответствует действительному положению вещей.
— А что означает «Элла Атсбеха»? — спросил Велисарий.
— «Тот, кто правит восходом», — Феодора пожала плечами. — Эту часть имени мы можем проигнорировать. Но остальное — вот где самое интересное. Длинный список территорий, находящихся под его управлением, абсолютно точен. И аксумиты очень придирчиво к нему относятся. Например, Химряр, как и Хадрамавт, были присоединены к империи недавно. Если так можно выразиться, то аксумиты прибавляют и убавляют названия территорий к имени правителя в точном соответствии с фактами.
Феодора внимательно посмотрела на Велисария.
— О чем тебе это говорит, полководец?
— Они ценят точную информацию, даже формально, — Велисарий хитро улыбнулся. — Редкая черта в правителях.
— Правда? Да, очень строго и скрупулезно подходят к ней. Я велела своим историкам проверить данные. «Элла» прибавляется только к именам правящих монархов, — продолжала объяснения Феодора. — Которых, кстати, правильно называть «негуса нагаст», что означает «царь царей». Мои историки не уверены, но думают, что это тоже довольно точно. Судя по архивам, оставленным первыми посланниками, Аксумское царство возникло в результате завоеваний и царь правит над многими подчиненными монархами в регионе. Кажется, даже над Мешхедом и Нубией.
— А «Бизи»? — спросил Велисарий — Это должно что-то означать. Я обратил внимание, что сам правящий монарх — негуса нагаст — и его сын имеют это слово в имени. Наверное, какой-то титул.
— Да. И это самое интересное. Старший сын царя Калеба Вазеб именуется Вазеб Бизи Хадефан, сын Элла Атсбеха. Ему дается отчество, потому что он — наследник. Младший сын, представитель Аксумского царства здесь, Эон, имеет короткое имя, включающее только самое необходимое — Эон Бизи Дакуэн. Одно это имя, поскольку только его аксумиты считают по-настоящему важным.
— Что-то военное, — догадался Велисарий.
Феодора одобрительно кивнула.
— Абсолютно точно. Аксумская армия состоит из постоянных полков. Называют они их «саравиты». Думаю, единственное число этого слова: «сарв». «Бизи» означает «воин из». Поэтому принц Эон идентифицируется только как воин из сарва Дакуэн. Точно так же как его отец, прежде всего — воин из сарва Лазен, а старший брат Эона, Вазеб, наследник, прежде всего — воин из сарва Хадефан.
Антонина переводила взгляд с императрицы на полководца.
— Кажется, я что-то опустила, — призналась она.
Велисарий поджал губы.
— Боже праведный, даже спартанцы так этим не злоупотребляли, — заметил он и повернулся к жене. — Это означает, Антонина, что аксумиты смотрят на мир холодным взором воинов. Гордых воинов. Достаточно гордых, что называют своих царей и принцев по названиям полков. И еще более гордых, поскольку отказываются претендовать на территории, которыми на самом деле не управляют.
Феодора кивнула.
— И к этим людям отнеслись, как к нежелательным гостям, с самого момента их появления. Надменные приближенные императора отмахивались от них. И эти приближенные не в состоянии отличить один конец копья от другого. Бюрократы, не желавшие иметь с ними дела, даже не знают, как выглядит копье!
— О, Боже! — воскликнула Антонина.
Велисарий посмотрел на Феодору.
— Но ты не думаешь, что с советником — Гармат, так его кажется? — возникнут проблемы?
Императрица покачала головой.
— В конце концов, он советник. Вероятно, сам воин, в прошлом, но молодость давно прошла. Нет, проблема в юноше. Эоне Бизи Дакуэне. Он горд, как может быть горд только молодой воин — а этот-то еще и принц! — и его смертельно обидели.
Феодора с удивлением увидела, что Велисарий смеется.
— О, я так не думаю, императрица! По крайней мере, если он настоящий воин. А с таким именем, подозреваю — настоящий. — На мгновение на лице полководца появилось такое же ледяное выражение, как у императрицы. — Воинов не так легко смертельно обидеть, Феодора. Они видели слишком много настоящих смертей. Если они выживают… ну, конечно, и если у них есть гордость. Но их также отличает практичность.
Он встал.
— Думаю, я использую эту практичность. Поговорю, как один воин с другим.
Антонина поднялась вместе с ним. Было ясно: аудиенция окончена, только…
— Ты устроишь встречу с Юстинианом?
Феодора покачала головой.
— В личной встрече нет необходимости. Юстиниан с вашим планом согласится. В этом у меня нет сомнений. — Императрица помолчала, размышляя. — Думаю, следует публично объявить о предстоящей миссии Велисария на завтрашнем приеме. Это будет хорошим ударом для Венандакатры и поможет смягчить аксумитов.
— Ты сможешь все так быстро организовать?
Феодора холодно улыбнулась.
— Не беспокойся, полководец. Все будет сделано. Ты сам только проследи, чтобы у тебя все получилось с молодым принцем — о чем ты тут хвастался.