Пленных оказалось трое. Все – тяжело раненые, двое с сильными ушибами после падения с коней, третьему, из пешей группы, пуля разбила ногу. Николай наложил жгут выше раны, так что совсем истечь кровью южанин не успел, но вот саму ногу, похоже, не спасти. Если бы тогда, в полдень, нашелся какой-нибудь грамотный хирург… А тут уже, считай, полдня прошло, нога успела распухнуть и посинеть. Теперь даже жгут снимать нельзя – умрет. Отравится трупным ядом, что скопился в разбитой ноге и даже ничего сказать не успеет.
Южане, казалось, совсем не переживают по поводу своего пленения. Сидят себе спокойно на голой земле, молчат и лишь изредка отгоняют мух связанными руками. Хоть бы словом между собой перемолвились, все равно их языка никто не понимает. Но нет. Лишь один из них, тот, который с разбитой ногой, иногда мурлыкает под нос какую-то песенку. Или, может быть, стихи декламирует, так сразу и не поймешь.
Боярин приехал примерно через два часа после отступления южан. К этому времени охотники успели вырыть две могилы недалеко от вала и похоронить павших стрельцов-картонок. Пахом прочитал короткую молитву, поставили немудреные, грубо сколоченные кресты на могилах. Собрали трофеи – сабли, пистоли, одну фитильную аркебузу с шестигранным стволом, огнеприпасы. Не побрезговали даже одеждой, в хозяйстве все сгодится. Двенадцать погибших и трое пленных – такие потери нападавших. А у самих защитников форта – двое убитых. И еще одному стрельцу пуля угодила в руку. Боярин лично провел операцию и извлек пулю. Руку перебило, стрельцу теперь месяц в лубке ходить. По меркам Николая – достаточно большие потери. Учитывая, что южане атаковали полевые укрепления в чистом поле. Во время войны с Кокандом отряды генерала Черняева наносили кочевникам значительно больший урон практически без потерь. Один к ста в те времена считались обычным разменом. Правда, оружие и выучка солдат Туркестанского отряда была куда как выше, чем у стрельцов Ужа. Кто знает, если бы Пахом не ударился в панику – может быть, получилось бы еще лучше? Хотя Николай его понимал. Все-таки егерь, разведчик и застрельщик. Нет у него ни привычки, ни навыка сидеть в форте в жесткой обороне. Да и какой это форт без пушек? Нормально воевать без поддержки артиллерии очень тяжело, против превосходящего в огневой мощи противника никакая выучка не спасет. А если нет артиллерии – так хотя бы несколько ружей бы картечью зарядить для стрельбы с близкого расстояния. Вот еще одна пометочка в блокнотик… а сколько их еще будет, таких пометок, прежде чем все организуется как надо?
Убитых южан стрельцы отвезли телегой к тому туману, что клубился в секторе монстра Подвоха. Туда же отвезли пленных.
— А разве хоронить их не будем, Андрей Тимофеевич? — спросил Николай. — Как-то нехорошо выходит. Они хоть и басурмане, а все одно – люди… Вроде по их мусульманским традициям надо бы их до заката погребению придать…
— А с чего это ты взял, любезный приятель, что они магометанского вероисповедания? — хитро прищурившись, спросил боярин.
— Ну так это… видно же. Смуглые вон, да в халатах!
Андрей Тимофеевич сверкнул белозубой улыбкой в лучах закатного солнца.
— И что, раз смуглые да в халатах – значит, обязательно последователи пророка? По-другому разве не бывает?
Николай развел руками и покосился на Пахома. Тот тоже отрицательно пожал плечами.
— Ну что ж вы так! — укоризненно покачал головой боярин. — Рассказывали, что много с южанами воевали там, в той жизни. А все одно в них не разбираетесь, чешете всех под одну гребенку!
— Это вы верно заметили! — поморщился Пахом. — И вроде бы столько лет граничим с турками да персами, а все равно даже переводчиков своих нет, приходится брать из местных армян или черкесов.
— Ладно уж, расскажу вам кое-что про наших супостатов. Так вот, братцы. Эти люди – бессмертные, — Андрей Тимофеевич посмотрел на изумленные лица охотников и улыбнулся: – Нет, не в том смысле, что они не умирают. Это у них вроде названия гвардейского. Бессмертными их именовали в старые времена, еще до Рождества Христова. Легендарные воины персидского царя Дария – вот кого вызвал из небытия их владетель. Я понимаю, вам странно видеть персидских бессмертных с современными ружьями, все-таки в историях и легендах царь Дарий еще до Римской империи жил. И воевал в основном с греками. К примеру, спартанцы царя Леонида – слышали о таком? Ну вот, они как раз против них и бились. Бессмертные у персов – это такие… как бы точнее сказать… воители навроде нашенских монахов-воинов Пересвета и Осляби. Религиозные, немногословные, не боящиеся смерти… В общем, рыцари персидских преданий.
Пахом заинтересованно посмотрел на пленных.
— Ну не знаю. Одеты вроде обыкновенно. На границе с Персией и в мое время так ходили…
— А на востоке, братец, очень сильны традиции. Там, знаешь ли, тысячи лет ничего не меняется. Царь Дарий со своими бессмертными жил задолго до появления пророка Магомета. Потому вероисповедание у бессмертных более древнее – зороастрийское. А зороастрийцев, братцы, в земле хоронить нельзя. По тамошним традициям погребение происходит или в склепах, или в так называемых ’башнях молчания’. Сжигать или предавать земле – значит осквернить либо огонь, либо землю. Никак нельзя, знаете ли.
Пахом стащил с головы пыльную измятую шапку и размашисто перекрестился.
— Вот же, елки зеленые, как люди живут!
Боярин усмехнулся.
— Еще и не так живут, братец! Эти еще простые и нам вполне понятные. Так что давайте уважим согласно их традициям. А раз ’башню молчания’ у нас сделать негде, и никаких хищных птиц я еще создать не успел – то отдадим тела твоему, Коленька, Подвоху. Заодно и эксперимент проведем.
— Так что, прямо сейчас их в туман кидать? — спросил Николай
Андрей Тимофеевич приложил ладонь к треуголке и посмотрел на закатное солнце.
— Чуть погодя, братец. Через четверть часа солнце сядет – тогда и приступим.
— А с пленными что делать будем?
Боярин повернул голову и посмотрел на Николая колючим взглядом.
— Думается мне, любезный приятель, что перевоспитать этих былинных героев мы уже никак не в состоянии. Они ведь под присягой. Да не такой, какую вы мне каждую неделю даете, а куда как более строгой. Какие приняты у них там, в восточных сатрапиях. Но попробовать – попробуем. Вот этого, с ногой, доставим до алтаря. Проверю, можно ли ему ногу починить. Заодно узнаем, как алтарь отреагирует на того, кто другим владетелем призван и под присягой находится.
— Не нравится мне эта идея, — нахмурился Николай. — Врага, да в самую нашу святая святых…
— Так или иначе мне надо узнать возможно ли это в принципе и если да – то как оно делается. А уж безопасность эксперимента обеспечим, будь уверен. Михайлу кликну, к примеру.
— А я?
— Если задуманный эксперимент удастся – то для тебя назавтра другая задача будет.
Николай кивнул, соглашаясь.
Пахом зябко поежился и отошел подальше от сидящих на земле пленных. Николай же свежим взглядом осмотрел южан, силясь найти в одежде какие-нибудь радикальные отличия от известных ему туркмен, текинцев и каджар. А потом спросил у боярина:
— А как вы думаете, у них там все – былинные герои? Или простые люди тоже есть?
— Простых людей и у нас нет, знаешь ли, — пожал плечами Андрей Тимофеевич. — Правила такие. Ни я, ни какой-либо другой владетель не боги. Мы не можем взять и по своему разумению душу воплотить в тело. Мы можем только призвать кого-то. А души призываются алтарем таким образом. Владетель обращается к эгрегору – не спрашивай меня что это, так сразу и не объясню. И там, в этом самом эгрегоре, ищет уже человека по людским обращениям. Как бы так попроще сказать… Если, к примеру, человека не вспоминает никто, не рассказывает про него историй – то и душу его найти никак не получится. Никаких путеводных ниточек к ней нету. А когда хоть кто-то в памяти своей обратится к душе когда-либо живущего – считай, тем самым ниточку вплетает в этот эгрегор. И чем больше про человека говорят всякого – тем толще путеводная ниточка к его душе. А уж ежели про человека напишут… ну не книгу, положим, а хотя бы письмо какое – то вот уже тебе путеводная нить, по которой ты в Великом Ничто человеческую душу найти сможешь, и по этой же самой ниточке его вытащить. Как-то вот так, братец.
Пахом встрепенулся:
— Так это что же получается, Андрей Тимофеевич? Выходит, помнят меня там?
Боярин кивнул, соглашаясь.
— Помнят, Пашенька. И дети, и внуки. И молятся за тебя в день поминовения. Да и сослуживцы твои нет-нет, да и расскажут про тебя истории. Уже сколько времени прошло, в полку, считай, никого не осталось из тех кто с тобой войну прошел, а истории про тебя рассказывают. И не только про тебя, а вообще про всех вас. Каждый ведь хоть чем-то, да отметился. Про каждого были какие-то предания. Истории рассказывали, потомкам своим помнить завещали. Так вот вы и оказались вплетены в память народную, причем совсем не маленькой ниточкой, знаете ли. А вот те, кого не запомнили, про кого не рассказывали преданий да историй, кому не писали писем – у тех судьба совсем незавидная. Такие в этой игре за монстров играют. Я вот, к примеру, именно так с Ледяным Владетелем знакомство свел в былое время – по лицу боярина промелькнула тень.
А Пахом вдруг растроганно заулыбался и, будто застеснявшись своей улыбки, стащил с головы шапку, сделал вид будто ее чистит. Тихо пробормотав про себя:
— Помнят, ишь ты!
— Чудно как-то, — пожал плечами Николай. — А почему бы не призвать сразу какого-нибудь Геракла или вообще, скажем, Перуна? Вы пробовали?
— А как же! Первым делом!
— И что?
— И ничего! Пока я чухался, всех мифических героев уже разобрали! — рассмеялся боярин.
— Вот жеж! Илья Муромец нам, знаете ли, страсть как пригодился бы!
— Муромец? Это чтобы махнул правой рукой – улица, махнул левой – переулочек?
— Он самый! — кивнул Николай с улыбкой.
Андрей Тимофеевич поправил треуголку, пригладил волосы и бросил взгляд на багровый диск заходящего солнца.
— А если серьезно – что-то меня отводило от совсем уж знаменитых героев. Уж очень они прожорливые. Помнишь, какую мощь себе Ледяной Владетель создал? Прямо как мифический йотун! А кристаллов прокормить эту мощь у него не хватило. И знаешь, что мне подумалось там, в той башне? А что если все эти былинные богатыри и всякий там Зевс, Перун, Геракл, Ярило, Один, Вотан, Осирис, Ра и прочие, о ком в сказках для детей пишут – они тоже когда-то были игроками? В те времена, когда подобным образом творили ваш мир, игроки точно так же сошли на полигон. Собирали камни, разбрасывали… А их деяния наложили какой-то отпечаток на эгрегор – сиречь, память народную. Так вот все и получилось. Какой-нибудь игрок с помощью алтаря научился молнии метать – а после завершения игры его образ в памяти людей отложился как Зевс-громовержец. Скатерть-самобранка, сапоги-скороходы, гусли-самогуды, или вот этот давешний ковер-самолет – все оттуда же. Да и сказочные молодильные яблоки – не наши ли кристаллы будут, а?
— И куда же потом все это делось? Почему в сказках скатерть-самобранка есть, а в жизни я такого не встречал? — удивился Пахом
— Ну с этим как раз все просто, — улыбнулся боярин. — Игроки начали создавать фундаментальные законы бытия. Чтобы не тратить кристаллы на яства со скатерти-самобранки – давайте придумаем чтобы зерна можно было выращивать и хлеб собирать. Корову чтобы не заново создавать каждый раз, а чтобы они сами плодились и размножались. Или вот какой-нибудь Зевс, понимаешь ли, молнии мечет, а ему в ответ создается электричество и законы, по которым это самое электричество живет. И все, нельзя уже молнии из рук пускать. Будь любезен, братец, прибор создай. Зато кристаллов тратить не надо, ибо электричество более не волшебство с алтаря, а закон природы. А потом кто-нибудь придумает, чтобы ветер мог лопасти мельницы крутить да закон про это пропишет. И вот нате вам пожалуйста: мельница работает, ветер лопасти крутит, красота! Только вот ведь незадача – по этим же самым законам теперь нельзя по небу на колеснице раскатывать. Так вот, шаг за шагом, на смену чудесам приходит прагматика. А потом однажды наступил момент, когда игроки смогли обходиться и вовсе без кристаллов. И тогда все – игра окончена, мир сотворен, может жить самостоятельно.
Николай задумался.
— Так получается, что нам и воевать совсем необязательно? Можно же объединиться со всеми и вместе мир сотворить. Почему нет-то?
Боярин пожал плечами.
— А вот не получается. Противоречим мы друг другу. И эгрегоры у нас разные, и мир, каким он должен быть – тоже по-разному видим. И законы бытия, нами созданные – они ж могут и в конфликт вступить. И тогда в мире останется лишь те законы, чей алтарь остался целым. А остальные отправляются коротать вечность в Великом Ничто.
— Вот, значит, как! — Николай задумчиво почесал подбородок с небольшой колючей щетиной. — Только я все равно не понял. Бессмертные-то тут при чем?
— Ну как это – при чем? — воскликнул боярин. — Так же проще, Коленька! Чем каждую душу человеческую выискивать в паутине слов и пересудов – можно же взять какой-нибудь легендарный полк да прямо по списку этот самый полк полным составом воплотить. И вся недолга. А вы почему так не стали делать? Взяли бы, к примеру, потешные полки Петра Великого, Семеновский да Преображенский. Там ведь что ни человек – то герой! И было бы вам войско, укомплектованное по всем правилам, со всеми штатами и обозом, да с людьми толковыми!
Боярин сверкнул глазами и притворно насупил брови:
— Коленька, любезный! Нешто ты меня учить вздумал?
— Никак нет, ваше высокоблагородие! — так же, будто бы в шутку вытянулся в струнку Николай.
— То-то же! — рассмеялся боярин. Потом взглянул на горизонт и сказал: – Так, братцы, довольно лясы точить. Солнце село. Начинаем!
То, что «бессмертные» – фанатики, Николай прочувствовал как раз на церемонии похорон. Андрей Тимофеевич что-то им сказал, повел рукой, затянутой в черную перчатку перед лицом, щелкнул пальцами – и они взялись хоронить своих товарищей по своим зороастрийским традициям. Брали вдвоем тело, враскачку закидывали в туман, зачитывая какой-то речитатив на фарси. А потом, когда все погибшие скрылись в полыхающей багровыми отсветами пелене – вошли туда сами. Вдвоем, раненые, без оружия. Вошли и сгинули.
— Твою ж мать! — в сердцах выругался Николай и принялся отдавать команды.
Стрельцы подсыпали пороха на полки ружей, взвели рычагами колесцы пистолей и выстроились в линию. Пахом разлегся в невысокой пожухлой траве и разложил перед собой огнеприпасы. Новичок Зиновий – да полно, какой он уже новичок? Уже и новее него есть! Но все равно, как-то так само получилось, что всеми животными стал заниматься именно он. И собакой, и ее щенками, а сейчас вот лошадей увел подальше в сторонку. Разве что Алмаз фыркнул на самозваного коневода и остался стоять рядом с боярином.
Полыхнуло багровое зарево.
— Как думаешь, Викторыч? Выйдет сейчас? — севшим голосом спросил Пахом.
Николай пожал плечами. Что гадать? Сейчас увидим.
Боярин, приговаривая что-то про себя, довольно потирал ладони. Третий южанин, тот, который с разбитой ногой, продолжал читать монотонный речитатив.
Стрельцы слитным движением вскинули ружья и направили на ту часть туманного полога, что начала странным образом бурлить.
— Не стрелять без команды! — раздался окрик Андрея Тимофеевича. — Ждем!
Из тумана медленно проявился гигант с бычьей головой, с горящими красными глазами на мохнатой голове. То, что было передними ногами у принесенного когда-то в жертву вола теперь окончательно превратилось в мощные лапы с острыми когтями и плотной серо-стального цвета шерстью.
По бокам от него так же медленно шагали два давешних призрачных южанина в рваных одеждах.
— Ничего себе, какой громадный! Как же мы его убивать-то будем?
— А зачем? — пожал плечами Андрей Тимофеевич. — Жалко ведь зверюшку. Тем более Николай ему имя дал. А раз дал имя, да еще и своей жизненной силой поделился – так зачем теперь губить почем зря?
Николай дернул щекой и поплотнее прижал приклад к плечу.
— Не стрелять без команды! — снова напомнил боярин и легкой походкой двинулся навстречу огромному монстру. Один, с пустыми руками.
У Николая вспотели ладони, по спине пробежал мороз. Вне тумана монстр, конечно, не такой подвижный, но все же… А еще боярин перекрывает своей спиной сектор обстрела. Хоть бы предупредил, что ли!
Андрей Тимофеевич неспешно приблизился к монстру и остановился шагах в пяти.
— Ну здравствуй! А я ведь тебя знаю!
Монстр слегка развел в стороны свои мощные лапы и угрожающе зашипел. Призрачные воины медленно, словно брели по пояс в воде, начали расходиться в стороны.
— Да, это ведь ты! Ну, помнишь? Я еще тогда пожелал тебе скорее вернуться из Великого Ничто! — боярин приблизился еще на шажок. — Вот так встреча! Все-таки свезло тебе, мелкий?
Монстр остановился, слегка опустил лапы и слегка присел, будто готовясь к прыжку. Раздалось тихое шипение, блеснули в сумерках острые иглы зубов, которые чужеродно смотрелась в пасти головы, бывшей когда-то бычьей.
— Ты ведь очень смелый! Помнишь? Сапоги мне прокусить пытался, боролся до последнего, как и подобает воину!
Черт, да что он творит? Николай приставным шагом быстро сместился в сторону, пытаясь зайти сбоку монстра. А боярин тем временем продолжал:
— А я ж к тебе не с пустыми руками! Вот, гостинец небольшой принес. Прими, не побрезгуй! На память, так сказать, о былых временах! — боярин щелкнул пальцами и из-за спин стрельцов к нему потрусил Алмаз, своим боком закрывая сектор обстрела сместившемуся Николаю.
Монстр шкрябнул копытом по камню и попятился назад, ближе к границе тумана. Андрей Тимофеевич снял с коня объемный сверток и, взвалив его на плечо, неспешно приблизился к монстру.
— Приготовились! — команда Николая прозвучала неожиданно сиплым голосом. Нервы, будь оно неладно!
Два призрачных «южанина» подняли свои костлявые руки и сместились немножко назад. Это они своими телами закрывают монстра от выстрела? Отважные ребята, ничего не скажешь!
Боярин стоял уже совсем впритык к монстру. Тому оставалось лишь чуть-чуть разогнуть лапы и огромные клыки неестественной звериной пасти вмиг сомкнутся на щуплом теле боярина. Но нет, ничего такого не происходило. Расслабленная поза Андрея Тимофеевича, напряженные, полусогнутые лапы большого монстра – между ними идет беседа. Боярин что-то рассудительно втолковывает гиганту с бычьей головой, тот в ответ что-то шипит и клацает игольчатыми зубами. Вот сброшен с плеча сверток, распущены завязки… и багровые всполохи стены тумана бросают отблески на синее лезвие боевого топора, что был взят трофеем у Ледяного Владетеля.
Боярин повернулся к Николю – спиной к монстру! — и призывно махнул рукой.
— Коленька, любезный, подойди-ка сюда!
Вот же… Николай отнял приклад от плеча и, держа ружье наперевес, стелющимся шагом заскользил к боярину, готовый в любой момент спустить курок. Один из призрачных южан зашипел и двинулся было наперерез, выставив вперед костлявые руки. Но гигантский монстр выбил зубами частую дробь, пару раз шикнул – и бывший южанин остановился, опустив руки.
— Будьте знакомы! Николай Викторович. Прошу любить и жаловать. Его отряд будет охранять тебя днем. И знаешь еще что? Он назвал тебя Подвохом. Но как по мне, для такого героя это совсем неподходящее имя. Давай-ка мы твое прозвище на греческий лад переделаем? Ты ж у нас получился вроде родственником их греческому Минотавру, верно? Так что будешь зваться именем Пагида. Ну как? Звучит?
Монстр клацнул пару раз зубами и перевел взгляд своих светящихся в ночи багровых глазам прямо на Николая. Ух ты! А ведь Уж в тебя попал тогда! Вон, на панцире слева от шеи виднеется затянувшийся уже след пролома в хитиновой броне. Николай довольно усмехнулся. Что бы ни задумал боярин – рядом стоит шеренга стрелков. Значит, можно и познакомиться.
Николай выпрямился и поставил ружье к ноге. А поименованный монстр Пагида вдруг присел, слегка склонил голову – будто поклонился – и попятился назад, скрываясь в багрово-серых всполохах стены тумана. А в когтистых лапах он сжимал топор. Для его габаритов – не такой уж и большой, топор-то. В самый раз. За ним в туман медленно вошли оба призрака, а еще чуть погодя багровое мерцание утихло с яростного до естественных редких всполохов.
— Вот и славно. Вот и договорились! — воскликнул Андрей Тимофеевич и радостно хлопнул в ладоши.
Николай шумно выдохнул. Пахом скомандовал отбой и так же шумно выдохнули все стрельцы, опуская свои ружья. Из травы подняла свою лохматую голову Льдинка и с каким-то недоумением посмотрела на Алмаза. Черный конь боярина фыркнул и помотал головой. Волкодавиха гулко чихнула, поднялась во весь рост и неспешно потрусила к Зиновию, искоса поглядывая на шеренгу стрелков.
— Гляди-ка! Недовольна псина охотниками-то! — засмеялся Пахом.
А Уж совершенно серьезным тоном сказал проходившей мимо собаке:
— Извини.
— Ну что, братцы! — потер ладони Андрей Тимофеевич. — Значит, слушайте, как будем воевать дальше!
Боярин быстро раздал приказы. Пахом, Николай и часть стрельцов, базируясь на Змеиный форт, должны обеспечить прикрытие продвигающегося на юг Пагиды. Монстр будет по ночам с помощью своих призраков захватывать сектора тумана и перемещаться в них сам. Скорость, конечно, не шибко большая выходит – около двухсот метров в час, но вода камень точит. Те охотники, которым уже в тумане приходится биться с сильными монстрами будут присоединяться к воюющей группе. Новички же продолжат добывать кристаллы и открывать территории в условно-безопасной зоне на севере и востоке. Исключение – Зиновий. Он, конечно, начинающий охотник, но добывать кристаллы у него времени пока не будет, так как на нем лежит обязанность исполнять договор между боярином и Льдинкой. То есть кормить и охранять ее щенков, которые тоже будут проживать в Змеином Форте. Так же для обеспечения личного состава своевременным горячим питанием и иным хозяйственным вспоможением завтра в форт из поселка при Михайловой горе будет переведена кухарка Матрена. Все понятно? Ну и славно. Тогда уже с самого рассвета можно высылать разведку и прикинуть возможности преследования остатков разбитого отряда южан. А сам боярин с третьим, раненым пленным возвращается в острог. Да, и повозку тоже заберет. И одного из стрельцов. Вот, например, этого. Как тебя звать? Бер? Странное имя. Ну пойдем, братец. Поможешь и пленного караулить, да в остроге будет тебе работа – обучать новых стрельцов. Справишься? Конечно же справишься. Пахом говорит, что вы уже смышленные стали, не такие дубы как раньше. Не подведи его, Бер.
В утренних сумерках боярин верхом и груженая трофеями деревянная телега, запряженная конем-картонкой отправились на север. А Николай и пеший Пахом с парой стрельцов и большой лохматой собакой двинулись на юг.
— Слушай, Викторыч, со вчера хочу спросить, да как-то все недосуг. А почему Льдинка-то? Она же черная как смоль!
— А, ты ж не знаешь про наши приключения! Ну, слушай… Да хватит лыбиться уже, Евграфыч! Ты историю слушать будешь или все о своей Матрене думаешь, похабник?